Война Драконов: секреты Дурмстранга (гет)

* * *

— Тинниро!

— Протего!

Заклинание ударилось о щит и растворилось в воздухе. Они перемещались, следя за движениями друг друга, готовые в любой момент послать в соперника новое заклинание.

— Тинниро!

— Ступефай!

Красный луч столкнулся на полпути с бледно-сиреневым, оба заклятия срикошетили, и молчаливые зрители рассыпались в разные стороны, но заклинания все равно кого-то задели: на пол упал одни из мальчиков, зажимая уши руками от невыносимого визга. К студенту бросился профессор Яновских, стараясь не мешать поединку.

— Акселито!

Кажется, Алекс разозлился, раз даже до удушья добрался.

Гай бы усмехнулся, если бы не был так сосредоточен:

— Инволио Магикус!— крикнул он, отскакивая: испытать на себе нехватку кислорода он как-то не спешил, был уже опыт, когда они проходили данное заклятие. Луч заклинания белой змеей врезался в невидимую стену и исчез.

— Стоп, закончили!— крикнул профессор Яновских, и соперники опустили палочки. Рядом с преподавателем по Практике Темных искусств стояла профессор Тедус — пожилая, но очень бодрая женщина, которая преподавала им Защиту от того, чему их учили Сцилла и Яновских. Сегодня у седьмого курса «драконов» была практика у Тедус, которую совместили с занятием «драконов» шестого года по Темным искусствам. Это было нормально для Дурмстранга, и Гай считал, что вполне логично, потому что более старшие ученики смогут защититься от заклятий шестигодок.

— Палочки убрать!— приказал Яновских, который всегда был очень суров, когда дело касалось дуэлей. Наверное, только благодаря строгим правилам поведения на подобных занятиях еще никого серьезно не ранило. Да и мистер Павлов, затаившийся в углу класса, всегда был готов прийти на помощь.

Гай кивнул Алексу, дернув уголком губ, и, убирая волшебную палочку в карман брюк, подошел к Элен, чтобы забрать у нее свою мантию. И только тут заметил, как неровно дышит, нужно успокоиться.

— А мальчик-то тебя явно задеть хотел, а не заклинания потренировать,— прошептала девушка, глядя, как вздернувшего подбородок Алекса отчитывают преподаватели.

— Этот бойцовый петух явно нарывается на неприятности,— усмехнулся Гай, одеваясь, потом склонился к самому уху подруги:— Есть разговор, после занятия собери мне ребят.

Элен вопросительно посмотрела на него, но ничего не сказала, коротко кивнув.

Гай надел берет и обрадовался, когда по школе пронесся гонг, возвещавший об окончании утренних занятий.

— Через пятнадцать минут,— кинул парень, поправляя мантию и спеша перехватить лекаря, который уже покидал класс.— Мистер Павлов!

— Да, мистер Ларсен? Вы пострадали, вам нужна помощь?

— Нет, я хотел узнать, как дела у Феликса Цюрри, скоро ли он пойдет на поправку?

Лекарь задумался, почесав подбородок:

— Он уже идет на поправку и довольно быстро… Физически,— добавил Павлов, внимательно глядя на старосту школы.— Его кости довольно хорошо срослись, он в хорошем физическом состоянии…— лекарь замолчал, потом потрепал Гая по плечу:— Не тревожьтесь, поставим на ноги нашего Чемпиона…

Гай кивнул, провожая взглядом лекаря. Его не очень-то пока беспокоил Турнир, просто не хотелось, чтобы Эйидль погрузилась в отчаяние из-за поступков сводного брата и забыла о более важных вещах. А кое о чем она явно забыла, и это нужно обсудить с товарищами…

Староста успел забежать в Зал Святовита, чтобы сверить расписание Эйидль на завтра, и даже довольно улыбнулся, им почти повезло. На глаза попался Лука — восточный Дракон ему вполне приветливо кивнул, и Гай ответил тем же: ну, не воевать же действительно. Никто не виноват, что школьная судьба развела их по разные стороны баррикад.

Гай направился к песчаному коридору, а мысли крутились вокруг одноклассника. Они познакомились еще на «Касатке», в самое первое свое путешествие в школу. Лука рассказывал интересные истории из своего детства среди восьми братьев, половина из которых, по странному стечению обстоятельств, оказалась сквибами. Гай тогда был уверен, что они с Лукой станут друзьями на всю жизнь, но не сложилось…

И с Марией не сложилось того, чего всегда хотелось. Какая-то насмешка судьбы, не иначе. Кто бы сказал ему, что двое эти двое примкнут к Драконам Востока — и между ними тремя встанет словно невидимая стена из взглядов и убеждений. Тайны, клятвы, вера — у каждого свои, только вот у Луки и Марии они оказались общими…

Гай тихо шел по песку, уже хорошо ориентируясь в темноте. Все они что-то теряли и приобретали, от чего-то отказывались — но как-то так получилось, что хорошие отношения между бывшими друзьями все-таки сохранились. Хотя Гай часто ловил себя на мысли, что Лука раздражает его. Даже не потому, что имеет то, чего нет у Ларсена, нет, у Гая было все, чего он желал, пусть не так, как этого хотелось бы … Просто бывший друг оказался не таким, каким всегда его считал староста школы, а поверить в это было сложно и болезненно…

Все было до предела просто и при этом страшно запутано. Но скоро школьная жизнь закончится, они покинут Дурмстранг, война будет позади — тогда можно будет все наладить, забыть тайны и шпионские игры, которые и в сотой мере не приносили Гаю того счастья, которого он желал и, наверное, все-таки заслуживал.

Его товарищи уже собрались в комнате, Элен ходила вдоль стен, зажигая факелы. Обеспокоенные лица тут же повернулись к Главе, когда он вошел, плотно прикрывая двери.

— Простите, что опять сорвал вас, но этот год какой-то просто странный,— вздохнул Гай, обводя взглядом комнату.

— Да уж, одно начало Турнира чего стоит,— согласился Яшек, и его черные ястребиные глаза метнулись в сторону понурого, какого-то сникшего Димитрия. Ладно, с этим потом разберемся…

— Я говорил с Павловым, Феликс поправляется быстро, так что не грустите: будет вам скоро Турнир.

— Ну, раньше первого декабря вряд ли,— пожала плечами Марианна, проводя рукой по коротким рыжим волосам.

Так, прелюдия закончена, пора приступать к тому, ради чего он собрал ребят. Ларсен вздохнул — в последнее время он чувствовал себя очень уставшим, а ведь год только начался. Надо расслабиться…

— Эйидль, кажется, не приняла всерьез наших предостережений о том, что стоит держать язык за зубами,— проговорил Гай.— Она начала болтать…

Яшек привычным жестом негодования рассек воздух кулаком, словно бил по кому-то, и Ларсен надеялся, что он представляет что-то абстрактное, а не голову миниатюрной исландки. Остальные хранили молчание, ожидая, когда Глава закончит излагать свои мысли.

— Она пожаловалась преподавателям на то, что Драконы посмели ее похитить и вытащить на поверхность,— Гаю очень не нравилось такое положение вещей, не стоит бередить профессоров, они не должны думать об играх своих лучших учеников как о чем-то нехорошем, это всего лишь развлечение или сказки прошлого.— Будем принимать меры…

— Через Феликса?— Юлиана сузила глаза, глядя на Ларсена, и тот медленно поднял на нее тяжелый взгляд, в груди заклокотало от гнева, но Гай сумел его сдержать.

Глава некоторое время молчал, пытаясь подобрать слова, товарищи явно почувствовали его состояние.

— Юлиана, а тебе не кажется, что Феликсу и без нас уже хорошо?— прошипел Ларсен, глядя на девушку.— Что он уже доведен до состояния, когда жить не хочется? Так что, давайте ему еще поможем? Ну, или дадим нож — пусть уже добьет себя?

Юлиана чуть подрагивала, она явно не ожидала подобного отпора. Уголком глаза Гай видел, как зло смотрит на девушку Элен, а Димитрий еще сильнее поник. Правильно, Полонский, пусть тебя съест твоя совесть, по крайней мере, нельзя не порадоваться, что она у тебя еще есть…

— Ты сам говорил Эйидль, что, если она не будет слушаться, мы будем действовать через Феликса,— тихо напомнила Юлиана, еще пытаясь защититься.

Гай сжал кулаки, обводя взглядом ребят почти недоуменно:

— То есть, мы тут для того, чтобы калечить и мучить людей, так получается? Все именно так понимают нашу миссию? Черт подери, мы не звери! Неужели вы забыли о том, чему мы служим?! И ради чего все это делаем?

— Именно поэтому…— открыла рот Юлиана, но шипение Элен ее остановило.

— У нас есть цель, но кто вам сказал, что она оправдывает любые средства?! Мы люди, а не звери, как бы мы себя ни называли!— Гай холодно посмотрел на Юлиану.— Я мог сказать Эйидль, что угодно, вплоть до угроз ее родителям и котенку, если у нее таковой есть! Но мы никогда не опустимся до того, чтобы причинить непоправимый ущерб кому-то! Понятно, Димитрий?

Полонский вздрогнул, поднимая глаза на Гая, и тот опять удовлетворенно отметил, что случившееся позавчера с Феликсом не прошло мимо его бывшего друга.

— Я посылал тебя помириться с Цюрри, а не толкнуть его к самоубийству,— холодно проговорил Гай. Он заметил, как чуть расслабилась Элен, как свободнее сел Джованни — они видели, что буря миновала.

У Димитрия хватило мозгов не открывать рот, чтобы оправдываться, и Гай приписал парню еще один жидкий плюсик.

— Ладно, приступим к делу, хватит лирики,— Ларсен посмотрел на Йозефа, необычайно молчаливого сегодня.— Мне нужно, чтобы завтра утром кто-то из младших «драконов» устроил небольшую ссору на глазах у Сциллы, конечно же, с участием Эйидль.

Джованни усмехнулся:

— «Ночь в зверинце»?

— Да, именно она, и постарайтесь, чтобы на этот раз у девочки была мантия. Яшек, головой отвечаешь,— с легкой угрозой кинул товарищу Гай.

— Обижаешь, шеф, у меня срывов не было, буду бдеть всю ночь, глаз не сомкну.

— Хорошо,— Ларсен почти расслабился, он всегда мог положиться на своего «армейца».— К Феликсу не соваться… У вас есть что-то новое?

Он пристально посмотрел в первую очередь на Йозефа и Марианну, которые должны были следить за Айзеком, но те покачали головами.

— Свободны,— махнул рукой Глава, он привалился к стене и потер руками лицо. Следовало отдохнуть, но с первогодками, Турниром и прочими обязанностями он не успевал делать домашнее задание, поэтому половина ночи уходила на учебу… Он не имел права вылететь из класса…

— Гай.

Парень встрепенулся, открывая глаза — перед ним, переминаясь с ноги на ногу, стоял Йозеф, на губах его была кривая усмешка.

— Что у тебя?

— Есть кое-что о Драконах Востока,— пожал плечами Гайн, делая вид, что все это ничего не значит, просто мелочи. Староста тут же насторожился.

— Ну и?

— Лука и Мария явно перешли границы просто дружбы, так что, думаю, Мария скоро войдет в состав Четырех, раз уж добралась до сердечка сурового Вождя…

Гай медленно кивнул, никак не комментируя слова Йозефа. Тот опять пожал плечами и вышел, явно разочарованный реакцией начальства на информацию.

Ларсен откинул голову на стену, снова закрывая глаза: сердце медленно и глухо стучало о грудную клетку.

* * *

Его жизнь все больше напоминала какую-то злую шутку. Он даже умереть не может. Не позволено ему этого, видимо.

Феликс злился, он был полон гнева — на себя, на боль, на Башню, на смерть, которая никак не хотела забирать его к себе, подарить уже, наконец, такой желанный и нужный ему покой. Гнев душил, не давал дышать, двигаться, думать, разрывая грудную клетку…

Хотя нет, это был не гнев, это были адские зелья Павлова, которые заживляли сломанные ребра и ключицу, и Феликс терпел, сцепив зубы, лишь иногда открывая глаза и тихо прося напиться.

Яду мне, яду, пожалуйста…

Ему все время снился полет — то ощущение счастья и свободы, что на доли секунды он почувствовал, сделав шаг с Башни Айсберг. Он надеялся, что последний шаг, и что этот полет будет последним его ощущением в жизни.

Но нет, эта проклятая чешуя не только покалечила его полную и такую прекрасную жизнь, но и не давала с этой жизнью покончить!

После полета была боль — резкая, сильная, невыносимая, и пятна перед глазами, и красный снег, тающий под ним, и беспомощность.

Феликс скрипнул зубами, злясь на этот несправедливый мир, на себя, а мысли работали в одну сторону: что теперь?

Нет, еще он пытался вспомнить, что-то беспокоило его, что-то тревожило, но он никак не мог понять что. Голоса ли, что он смутно помнил, когда его положили на носилки, вкус зелий ли, что в него вливали, боль ли в ногах, которые бинтовали, холод ли, от которого его пытались спасти одеялами? Он не мог понять, что там, в смутных воспоминаниях вечера его несостоявшейся смерти, было таким тревожащим. Казалось, что он вот-вот ухватит эту мысль, это ощущение, которое легким током проходило по телу, от кончиков покрытой чешуей руки, но она, эта мысль, все время ускользала, стоило ему сосредоточиться…

Когда боль в теле окончательно стихла и он смог спокойно, без новых страданий, двигаться, в искусственное окно уже заглядывало солнце еще одного дня, кажется, второго после того, как он прыгнул. Феликс не считал.

Он чувствовал прилив сил, и это его беспокоило. В бессилии было проще прятаться от мира, в котором у него ничего не осталось: лучшего друга, любимой девушки, семьи… Не осталось теплых рук, которые пригреют, приласкают, успокоят, примут его таким, каким он стал…

Феликс вздрогнул — ему удалось, наконец, ухватить это странное, бередящее душу ощущение неправильности и чуждости. Он помнил теплое дыхание на щеке, мягкие ладони, что прикасались к нему, ток, что шел по телу от прикосновений — таких нежных, невесомых — к его чешуе, словно это была обычная кожа, а не панцирь монстра…

Кто? Как? Зачем?

Павлов? Вот это вряд ли.

Кто?

На ум приходило лишь одно имя, и от этого в душе опять поднимался гнев, который едва удавалось сдержать.

— Феликс!

Он резко открыл глаза и понял, что опять задремал, потому что занавески были задернуты, чтобы солнце не било в глаза, а перед его кроватью стояли профессор Яновских, лекарь Павлов и незнакомая Феликсу женщина с всемирным состраданием на лице. Какой-нибудь мозгоправ, как у магглов? Для поднятия настроения?

— Добрый день, мистер Цюрри,— директор школы смотрел на парня с отеческой заботой, но ведь мимика Яновских — та же самая иллюзия, обман.

Все вокруг — обман…

— Мистер Павлов сказал, что завтра утром вас выпишет, можете радоваться, наконец-то вас выпустят на волю,— продолжил директор, не спуская глаз с ученика.— Поэтому нам с вами стоит обсудить кое-какие интересные и новые для вас моменты… Во-первых, вам пришло письмо от мамы,— и профессор Яновских положил на укрытые колени Феликса свиток.— Она также очень хотела приехать, но мы решили, что пока это лишнее, мы надеемся, что вскоре вы сами напишете своей любящей маме, что волноваться не о чем и случившееся — лишь помутнение вашего юношеского рассудка и несчастный случай…

Феликс почти равнодушно слушал директора, он даже не взглянул на свиток.

— Итак, если с данным вопросом все, приступим к главному,— и директор бросил взгляд на незнакомую Феликсу волшебницу.— Вы пропустили все самое интересное и официальное, поэтому мы повторим вам все в кратком содержании и менее торжественно, но тут уж ничего не поделаешь, во времени мы путешествовать, увы, много лет уже не можем, значит, вернуть вас назад не в силах, чтобы вы все узнали, так сказать, своевременно…

Феликс зевнул: его утомили речи Яновских, как вообще утомляло все в последнее время, было однообразным и неинтересным. Хотелось тишины…

— Итак, представляю вам сотрудника Восточной Конфедерации Волшебников, миссис Элишку Маркету,— директор указал на волшебницу, и она довольно приветливо улыбнулась парню. Феликс равнодушно кивнул, желая, чтобы этот странный спектакль уже закончился.— Как вы должны знать, мистер Цюрри, в школе в этом году проводится Турнир Трех Волшебников…

— Откуда я это должен знать?— хмуро спросил парень, чтобы хоть как-то поучаствовать в разговоре, раз уж Яновских развел тут демагогию.

— Хм,— миссис Маркета решила включиться в беседу, странно взглянув на Феликса,— это вполне логично, раз вы бросили свое имя в Кубок Огня.

— В какой Кубок?

Волшебница выглядела не то, чтобы озадаченной, а немного растерянной, она повернулась к директору Дурмстранга, явно ища объяснения. А Яновских улыбался, словно именно этого и ожидал.

— Простите его, миссис Маркета, после удара о землю у него могли наступить провалы в памяти, правда, лекарь Павлов?

— Да, конечно, профессор,— как-то чересчур быстро откликнулся школьный целитель.

— Думаю, нам стоит еще позволить мистеру Цюрри подлечиться,— Яновских повернулся к волшебнице и пригласил ее жестом покинуть госпиталь.— Я сейчас вас догоню, и мы оговорим сроки…

Миссис Маркета кивнула, бросила еще один взгляд на Феликса, и вышла, прикрыв за собой двери.

Улыбка сразу же слиняла с лица директора Дурмстранга, он сделал пару шагов и склонился над своим студентом, глядя в разные глаза:

— Феликс Цюрри, я не знаю, что такое вокруг тебя творится и что тебе ударило в голову, что ты решил покончить с собой, находясь в школе на моей ответственности, но я советую тебе принять некоторые мои слова и хорошо их запомнить. Первое: если надоело жить, терпи до Рождественских каникул, как только ты покинешь школу, делай, что тебе угодно,— темные глаза профессора Яновских недобро сверкнули.— Второе: я понятия не имею, каким образом твое имя попало в Кубок Огня,— профессор достал из кармана чуть обгоревший кусок пергамента и помахал им перед носом Феликса,— но ставлю тебя перед фактом: ты Чемпион Дурмстранга, так что запомни: ты отстаиваешь честь школы на крупнейшем магическом турнире, и я не позволю тебе опозорить нас…

Феликс недоуменно смотрел на директора, пытаясь усвоить все то, что профессор Яновских пытался до него донести, но пока получалось у него с трудом. Чемпион? Турнира? С какого перепугу?

— Возражений нет, это хорошо,— Яновских убрал свиток и даже чуть улыбнулся, доставая из другого кармана небольшую книгу в яркой обложке.— Вот тебе литература, чтобы ты зря не терял время, пока лежишь тут без дела. Это история Турнира с разбором всех состязаний, начинай готовиться,— книга легла на колени Феликса поверх письма.— И вот еще, самое главное: завтра после ужина ты и двое других Чемпионов должны собраться в Зале Достижений, где получите первые инструкции. И учти — я прослежу, чтобы ты туда пришел, даже если придется приставить к тебе няньку покрупнее, чем твоя фея…

— Профессор Яновских,— дверь за спиной директора отворилась, и в нее заглянула миссис Маркета,— вы идете? Я вас жду.

— Да, конечно,— на лице мужчины тут же нарисовалась яркая улыбка, от которой Феликса начало тошнить,— мы уже прощаемся. Хорошего дня, и до завтра, мистер Цюрри, поправляйтесь.

Госпиталь погрузился в тишину, Феликс не заметил, в какой момент исчез из поля зрения Павлов. Парень только в каком-то ступоре таращился на яркую обложку книги, на которой голубым зовущим пламенем пылал Кубок Огня.

* * *

Айзек присел на большой камень, который только что оттащил в сторону, вытер пыльной рукой пот со лба и вздохнул, глядя, как его товарищи по работам прыгают вокруг еще одного такого же огромного куска стены, явно не зная, с какой стороны к нему подступиться. Они работали без палочек, потому что малейшее неловкое или слишком резкое движение — и огромная груда камней, что завалила коридор много веков назад, обрушится на работающих студентов.

Это однажды уже случилось, и Айзек помнил тот поздний вечер. Алекс, как обычно, был беспечен или ему, как всегда, просто не повезло. Но его крик боли «гном» вряд ли когда-нибудь забудет. И самым страшным было то, что им пришлось срочно уходить, оставляя друга с раздавленными ногами, потому что их не должны были видеть рядом с этим коридором, не должны были связать древнюю библиотеку с Поиском.

Сегодня они трудились под присмотром профессора Волонского, старичка, который чаще дремал в уголке, чем следил за тем, чтобы «гномы» работали, поэтому большинство студентов просто слонялись, коротая время.

Но Айзек-то знал, что скрывается за оставшимися метрами завалов, нет, конечно, не знал точно, эти сведения были доступны только Марии, но догадывался, насколько важно войти в библиотеку. Причем войти тайно и раньше всех остальных…

— Ай, помоги, тяжелый, зараза,— один из ребят пытался сдвинуть в сторону булыжник, чтобы подступиться к правому краю завала. Пальцы у обоих парней были изодраны в кровь, впрочем, лекарю не привыкать латать мелкие порезы и ссадины, с которыми в конце дня приходили к нему работящие «гномы».

— Осторожнее, а то все обвалишь,— Айзек поднялся и посмотрел на камень почти ласково.— Лучше давай на него вставать и снимать камни сверху…

Работа двигалась, но Айзек не спешил — нельзя было, чтобы завал разобрали полностью, план был таков, чтобы прийти сюда, когда останется совсем немного, под покровом ночи закончить с очисткой коридора и войти в библиотеку. И это время явно близилось…

— Эй, а чего мы отдыхаем?— профессор Волонский в очередной раз проснулся, потирая мутно-голубые глаза и глядя в упор на группу студентов, что болтали, устроившись на сложенных по краям коридора камнях.— А ну-ка начали выносить отсюда камешки, каждый взял палочку и вперед…

«Гномы» покорно поднялись, но все-таки с большим энтузиазмом, чем для работы руками. Левитировать камни в старую штольню было веселее, чем обдирать пальцы и надрываться…

— Ай, смотри…— его дернули за рукав, и парень оставил верхний камень, оборачиваясь. Товарищ указывал ему на стену, от которой только что убрал осколок — на освободившемся для взора пространстве оказался угол мраморной плиты, были видны несколько странных надписей, похожих на те, что были найдены в начале этого, казавшегося бесконечным, коридора.

Айзек оглянулся — на них никто не смотрел, тогда он принялся осторожно разбирать эту часть стены, освобождая надпись. Мария потом переведет, и, возможно, это даст им какую-то ниточку, хотя парень до сих пор не понимал, о чем им поведала фраза о пустой стене. Может, эта надпись будет более информативной?

Рука наткнулась на что-то железное, оцарапавшее кожу еще сильнее. Айзек нахмурился, пытаясь заглянуть в образовавшийся просвет среди камней, но впереди царила мгла. Он оглянулся, но профессор Волонский опять впал в дрему, а «гномы» занимались своими делами. Тогда парень достал из кармана палочку, зажег ее и просунул руку в отверстие, пытаясь осветить пространство. Сначала он не мог понять, на что смотрит, но вот из мрака проступило основание вбитого в стену факела. Айзек просунул руку еще дальше, выгибая шею, которую рисковал себе сломать, если что-то в каменной кладке сдвинется и обрушится на голову, но ему было все равно — дело прежде всего.

Он замер, когда понял, что рука прошла каменную кладку насквозь, парень чуть не уронил палочку в пустоту, что царила за завалом, толщина которого опасно уменьшилась — полметра-метр максимум. Айзек тяжело дышал, вглядываясь в освещенное палочкой пространство, и едва сдержал испуганный вздох, заметив край деревянной двери, закованной в железные прутья. Он мог поклясться, что видит засов.

Все, время пришло.

— Сворачиваемся!— к облегчению Айзека, возвестил Волонский, и парень спешно высунулся из отверстия, спрятал палочку и нашел камень, чтобы заткнуть дыру. Он взволнованно дышал и думал теперь только о том, чтобы быстрее передать весть Марии.