Одна в хаосе жизни (гет)

Эрик сжал зубы и полез в карман за сигаретой. Меня поразила холодная злоба в его глазах.

— Что скажешь? — коротко спросила я.

— Знаешь, чей это голос? Завхоза Эрудиции, Доэрти. Это жучара, который занимается всем имуществом Умников. Распределяет по фракциям лекарства, электронику — всё, что Эрудиты производят, — он чиркнул зажигалкой.

— И что, по-твоему, он продал Эвелин?

— Хочешь поржать? — спросил он в ответ без малейшего веселья в голосе. — Всё оружие для нас делается в Эрудиции. Гранаты, пули, броники, винтовки — всё.

— Но ведь это же очень… ну, неудобно! Как же вы с Максом на это пошли?

— «Как мы на это пошли»! — передразнил Эрик. — Ты же слышала, как Макс относится к Умникам, — не задавай дурацких вопросов! И это не при нас началось, а с самого основания фракций! Станки с ЧПУ — в Эрудиции, химики и технологи — тоже. Формально это рациональное распределение обязанностей, обычный договор между фракциями. На деле — Умники держат нас за яйца. Хотя им без нас тоже не обойтись.

— Думаешь, он продал Эвелин что-то из оружия? — спросила я с замиранием сердца.

Эрик стряхнул пепел в консервную банку.

— Запись разговора сделана двадцать четвёртого, так? А в конце мая — не помню точно — Эрудиты изготовили для нас партию боеприпасов, но так и не доставили. Официальная версия — пожар на складе. А потом — бац! — и теракт в Искренности, вы тогда разбирали завалы, помнишь? И Дружелюбие стали цеплять гораздо чаще, и Итона пытались подорвать на самодельной мине! Афракционеры и раньше борзые были, а после того «пожара на складе» совсем с цепи сорвались!

Меня передёрнуло. С каждым новым днём мне открывались новые уровни человеческой подлости.

— Но даже если — ну допустим! — Доэрти продал Эвелин не боеприпасы, а кровезаменители, или антибиотики, или обезболивающие — хрен редьки не слаще! Это значит, он обделил лекарствами моих бойцов!

— Почему же мама и папа не пошли с этой записью в Искренность? — спросила я не столько Эрика, сколько саму себя.

— Загибай пальцы, — велел Эрик. Я приготовилась считать.

— Первый вариант — Доэрти был одним из их дружков, они хотели сперва поговорить с ним по-хорошему: не применять насилия и прочая Убогая хрень.

Я загнула мизинец.

— А может, собирались в Искренность, но не успели: их ведь убили двадцать пятого, верно?

Я кивнула и загнула ещё один палец.

— И последняя версия — они хотели шантажировать Доэрти, но прокололись как лохи: не обеспечили свою безопасность.

— Эрик, ну зачем ты так! Я понимаю, ты не знал нашу семью, постороннему может прийти в голову и шантаж, но это просто невозможно!

— Даже не сомневался, что ты начнёшь пищать по этому поводу. По-любому спасибо твоей матери за эту запись, хотя она и поздно попала в мои руки. Скоро мы узнаем, какие мотивы были у твоих предков. Как только раздобуду сыворотку правды — в этот же день допрошу эту мразь.

— Ты ведь возьмёшь меня с собой, правда?

Ледяная жестокость в его взгляде сменилась мягкой насмешкой.

— Хочешь лично выпустить ему кишки?

— Нет, что ты! И ты тоже не должен его бить и всякое такое! Я просто… чтобы своими ушами!.. Мне надо!

— Да ладно, шучу. Вы все НИТАКИЕ, будто я не помню. Конечно, я дам тебе возможность посмотреть, а то весь мозг вынесешь.

И, не успела я обидеться, мой невыносимый прекрасный командир добавил:

— Заслужила.

* * *

Но всё оказалось не так просто. Когда Эрик появился в следующий раз, он просто кипел от злости, только что огнём не плевался. Искренние посмели без его ведома истратить все запасы сыворотки правды на тренировки своих новичков! Кан заявил, что Эрику не стоит переживать: для внутренних дел Бесстрашия сыворотку скоро сделают, а остальное нас не касается! Я, с одной стороны, понимала Эрика, но с другой — он, кажется, всерьёз думал, что весь город должен жить по его указке! Так забавно было наблюдать за тем, как он возмущается!

Тут Эрик рассказал, что в лаборатории Эрудиции починили дистиллятор, и мне стало не до смеха. Нас неумолимо поджимало время: прошло всего несколько дней, а Эрудиты уже начали восстанавливать оборудование! Над городом снова нависла угроза переворота руками Бесстрашных! Конечно, у Эрика был запасной план. С моральной точки зрения этот план хромал на обе ноги. Я грустно представила, что бы на это сказала мама, и решительно согласилась, выставив всего одно условие.

* * *

Через пару дней Эрику удалось выкроить окошко в плотном Лидерском графике. Он высадил меня из машины в паре сотен метров от Эрудиции, как раз за пределами патрулируемой территории. На этот раз Эрик не стал приказывать «не отсвечивай»: я и сама понимала — патрульным попадаться нельзя, а контакты с изгоями непредсказуемы и сейчас ни к чему. Дождь лил стеной — я выпросила у Лидера кожаную кепку и спрятала под неё волосы. Трущобы вокруг были жилыми. Чтобы спрятаться от дождя, я выбрала странную пустую одноэтажную развалюшку, площадью не больше, чем душевая новичков. Все окна были выбиты, и света внутри хватало, да и мусора было совсем немного для гетто. Теперь оставалось только ждать. Сверху капало и стучало, сбоку и спереди задувал ветер. Чтобы согреться, я размялась и решила поделать приседания. Эрик собирался упросить завхоза поехать в гараж Бесстрашия под предлогом ремонта автокрана. Насколько я поняла, Доэрти единственный в Чикаго по-настоящему разбирался в таких вещах.

После трёх подходов по пятьдесят раз я более-менее согрелась и перешла к растяжкам. Видно, Доэрти оказался крепким орешком! Эрик предупреждал, что будет сложно, собирался умасливать его как только можно… подумать только, Лидер вынужден ползать на брюхе перед преступником! Да ещё надо провернуть всё втайне от Джанин! Если она замешана в убийстве родителей и, как Эрик выражается, «крышует» аферы подчинённых, то мало ли что она выкинет! А вдруг натравит Макса на Эрика или ещё что-нибудь такое?..

Когда я уже места себе не находила, а мышцы болели от упражнений, в конце улицы показался чёрный джип. Неспешно приближаясь, он трижды мигнул дальним светом. Я выскочила из укрытия под холодные струи дождя и махнула рукой. Эрик подъехал ближе, и я торопливо запрыгнула в тёплое нутро джипа.

— Вы ещё и патрульных будете подбирать на каждом углу? — недовольно протянул пассажир с переднего сиденья. Он растягивал гласные, как и тот голос, который мама записала, но вот звучание заметно отличалось. То ли запись исказила голос… то ли это был попросту не он.

Эрик раздражённо посмотрел на меня в зеркало заднего вида, сдвинул светлые брови, будто пытался взглядом заставить меня действовать. Я снова рассердила командира, потом придётся извиняться, и тем не менее я не торопилась доставать пистолет. По плану я должна была, как только сяду в машину, пригрозить Доэрти пистолетом, чтобы Эрик мог связать его и отобрать коммуникатор. Дальше Эрик планировал допросить завхоза в каком-то «надёжном месте» (сколько же у него разных «надёжных мест» разбросано по городу!) — по старинке, без всякой сыворотки правды. Честно говоря, Эрик мог бы справиться и в одиночку, но со мной было бы удобнее. Заодно я бы проследила за тем, чтобы он выполнил обещание: не применял к Доэрти «жёсткие методы», прессовал бы его только морально.

Но раз уж Эрик снова втянул меня в очередную незаконную авантюру, я считала себя вправе не кидаться действовать сломя голову, а понаблюдать и самой принять решение. Точно ли голос с маминой записи принадлежал Доэрти? А вдруг мы ошиблись, я же со стыда сгорю!

— Нет-нет, больше ни одной задержки, — пообещал Эрик непривычно мягко. — К обеду доставлю вас обратно.

— Так и быть, до обеда и ни минуточкой позже, — пропел Эрудит и чем-то захрустел. — А ещё вашим дуболомам придётся напрячь извилины и самим разобрать автокран. Я буду только консультировать и направлять их. Я не собираюсь пачкаться, — Доэрти снова прервался на хруст и чавканье. Я вытянулась на заднем сиденье, пытаясь рассмотреть возможного убийцу родителей. Но с моего места было видно только жирное круглое плечо, обтянутое плотной голубой тканью, красное ухо и рыжие волосы, остриженные «ёжиком».

— Хорошо-хорошо, — подобострастно согласился Эрик, бросая в зеркало — на меня — очередной яростный взгляд. Если он ещё раз так посмотрит, то зеркало, пожалуй, треснет! И от дороги отвлекаться не стоило: вон как машину тряхнуло на ухабе, так и колесо пробить недолго, это же гетто! — Нам бы только понять, в чём причина поломки!

— Это я бы и без осмотра сказал, — манерно протянул Доэрти и зашуршал пакетом. — С оборудованьицем нужно уметь обращаться, это вам не кулаками размахивать! Просто признайтесь, что никто не читал инструкцию по эксплуатации! А подъёмнички, особенно с электроприводом, требуют подхода! Нежно, но твёрдо!

Все мои сомнения пропали. Та же ядовито-сладкая речь, то же высокомерие под маской вежливости! Кажется, Доэрти ласково говорил только о приборах и прочих железяках, а до людей ему дела не было! Я в два счёта справилась с тугой кнопкой кобуры, выхватила пистолет и с силой ткнула завхоза дулом между ухом и воротником.

— Не двигаться! Руки на… — блин, как называется полочка над ящиком, где Эрик хранит спирт?! — Руки вперёд!

Эрик нажал на тормоз. Для пущей убедительности я ещё сильнее вдавила дуло в жирную шею Доэрти. Ну кто так угрожает, я, наверное, всё испортила! Из меня никудышный боевик, Эрик будет потешаться надо мной всю оставшуюся жизнь — если не выгонит, как только мы закончим! Но нет, Доэрти почему-то послушался и даже не пытался сопротивляться. Он покорно вытянул толстые руки вперёд, Эрик щелкнул наручниками, порылся в его карманах и небрежно сунул мне отобранный коммуникатор, потом плавно тронул машину с места.

— Это не сойдёт вам с рук, — протянул Доэрти. — Мисс Мэтьюз этого так не оставит!

— Мисс Мэтьюз первая тебя сольёт, если мы не договоримся, — равнодушно ответил Эрик.

— Но что вы от меня хотите?

— Болтать будешь, когда доедем. С удовольствием послушаю.

По виску завхоза скатилась капля пота, и я скривилась.

Переезд через Калумет по старому мосту, несколько поворотов — и мы оказались на одном из тренировочных полигонов Бесстрашия. Я узнала место: именно здесь мы играли в захват флага. Надеюсь, нам никто не помешает! Эрик за шиворот втащил Доэрти в небольшую кирпичную постройку, я шла рядом, продолжая держать его на прицеле. Тот пыхтел и краснел от злости, но возмущаться больше не решался. Эрик щёлкнул выключателем у входа. Пыльная голая лампочка, свисающая на шнуре с потолка, осветила пластиковые макеты машин в одном углу, деревьев — в другом, ещё какой-то хлам. Эрик толкнул Доэрти к стене, потянув за цепь наручников, заставил того поднять руки и зафиксировал цепь на крюке, торчащем из стены. Завхозу пришлось подняться на носочки — его круглое брюхо заколыхалось, голубое пальто нелепо задралось, правая пройма треснула под мышкой. Ему, должно быть, было страшно неудобно, скоро у него затекут руки, а ведь Эрик мне обещал! Но ведь нам нужно, как говорится, «расколоть» его, а вдруг не испугается?.. На всякий случай я подошла ближе и попыталась смотреть на Доэрти как можно злее.

Калеб когда-то рассказывал нам — семье — про технику допроса под названием «добрый и злой полицейский», вычитанную в довоенных книгах о преступлениях. В тот день Эрику пришлось выполнять обе функции попеременно, моя роль сводилась к подстраховке с помощью пистолета. Эрик рассказал Доэрти о его майской сделке с Эвелин с таким видом, будто знал о ней всё и даже больше. И вежливо предложил рассказать об остальных спекуляциях с афракционерами.

— Или вы оба пьяны, или приняли меня за другого! — поначалу гордо заявил Доэрти. Но я уже знала, как Эрик умеет подавлять людей, и не сомневалась в результате. Эрик ответил, что ему страшно некогда. Или Доэрти рассказывает всё про свою противоправную деятельность, или он лишится всех по очереди пальцев, потом ушей, а потом и более важных органов. Завхоз побледнел так, что на носу и щеках проступили коричневые веснушки. Эрик достал из ножен на поясе нож с изогнутым лезвием, неторопливо поднял на уровень лица Доэрти, задумчиво повертел в руке туда-сюда. Лезвие эффектно сверкнуло в резком свете лампы.

— Нет! Не смейте! Меня будут искать! — голос завхоза сорвался на визг.

— Будут, будут, — успокоил его Эрик. — Мои бойцы займутся. Найдут вас недели через две потрошёного.

Мне одновременно хотелось то ли сбежать с полигона как можно дальше, то ли отодвинуть Эрика и как следует врезать по толстой роже Эрудита. Доэрти продолжал потеть от страха, его бегающий взгляд метался от нас к выходу — и всё равно он не спешил откровенничать! Как далеко я позволю Эрику зайти? Он ведь не будет на самом деле пытать пленника, нет? Сколько человек в Чикаго погибли по вине Доэрти? Это он убил маму и папу, больше некому: ни у кого не было причин, — и я хочу наконец получить доказательства!

Лезвие было в какой-то паре сантиметров от лица Доэрти, он зажмурился… но ничего не произошло. Эрик опустил руку с ножом и мягко, почти ласково повторил: если Доэрти расскажет об остальных сделках, а главное — сдаст всех соучастников, то это поможет смягчить приговор. Возможно даже, он останется при должности — отделается лишь крупным штрафом…

И Доэрти сдался. На наше счастье, он очень любил себя и берёг. Эрик дал мне свой коммуникатор, я включила диктофон: пора было сделать гораздо более полную запись, чем мамина. Слова лились из Доэрти сплошным потоком: похоже, теперь он боялся, что Эрик передумает. Он пламенно настаивал на том, что ни разу не продавал афракционерам сложное в изготовлении оружие и боеприпасы, а «всего лишь порох и один раз селитру». Рассказал о причинах предательства — считал афракционеров серьёзной организацией, был уверен, что они скоро придут к власти, и хотел оказаться «на коне» в случае отмены системы фракций — Эвелин обещала его «не трогать» и даже «пристроить на хорошее место». Припомнил более мелкие спекуляции на чёрном рынке: в основном это были лекарства, изредка электроприборы. Попытался спихнуть вину на двоих водителей из Эрудиции — они, мол, организовывали большую часть сделок, они и с Эвелин его свели! Между признаниями умудрился предложить Эрику крупную взятку. Надо было радоваться: допрос удался, вон сколько информации…

А я чем дальше слушала, тем больше чувствовала усталость и разочарование. Эрик с деланно скучающим видом подбадривал: «Дальше», «Это не всё, сами знаете», — и Доэрти признавался во всё более мелких аферах — какой-то мухлёж с поставками из Дружелюбия, какой-то поддельный тест у его двоюродного племянника… Всё не то.

Наконец Доэрти выдохся и замолчал.

— А теперь о главном, — поторопил его Эрик. — Убийство свидетеля одной из ваших сделок. То, которое произошло на территории Отречения. Вы, конечно, знаете, кто из вашей шайки его совершил?

Доэрти искренне вытаращил белесые глаза.

— Кто?.. Как?.. Не знаю! Это не я, честное слово! — голос пропал на полуслове: видимо, у него пересохло в горле.

— Где вы были двадцать пятого мая этого года?

— Не помню… — прошептал Эрудит в отчаянии и весь поник, даже, кажется, щёки обвисли.

— Подождите! Вспомнил! — вдруг затрепыхался он. — Я же в больнице лежал в конце мая! У меня слабое здоровье, желчнокаменная болезнь! Не верите? У меня на животе вот такой рубец, можете взглянуть! Операция была двадцать четвертого, да-да-да! У врачей записано, если мне не верите! И у дежурных на ресепшене! Я не покидал фракцию!

Мы с Эриком переглянулись, думая об одном и том же. Что на это возразишь? Если бы родителей убили именно из-за той записи, Доэрти было бы легче проделать это самому. Завхозу Эрудиции было бы несложно найти предлог для посещения члена Правительства: пообещать что-то из оборудования, предложить техобслуживание, да мало ли… Если бы он попросил помощи у Эвелин, маму скорее застрелили бы, возможно, прямо там, в гетто. Конечно, надо было проверить и водителей, которые помогали Доэрти в хищениях из Эрудиции. Но интуиция подсказывала: насчёт убийства родителей Доэрти можно было верить.

Вот и всё.

След оказался ложным, и я понятия не имела, куда двигаться дальше. Без разрешения командира я выключила диктофон, молча сунула его Эрику и спрятала пистолет в кобуру.

— Я подожду снаружи, — пробормотала я и медленно пошла к выходу.

— Повиси здесь немного и никуда не уходи, — раздался сзади голос Эрика, потом послышались шаги. Я, не оборачиваясь, распахнула дверь и вышла на улицу, даром что снаружи по-прежнему шёл дождь: в любом случае не стоило разговаривать при Доэрти. Холод тут же забрался под куртку, капли защёлкали по козырьку кепки, а одна скатилась за шиворот.

Эрик вышел вслед за мной, не обращая внимания на дождь.

— Эй, ты чего?

— Он не знал, что мама подслушивала, — тихо ответила я. — Он ни при чём.

— Не уверен. Подожди, пока детективы проверят документы в Эрудиции, допросят водил, о которых он рассказывал... Ты что, реветь собралась?

Эрик подошёл ближе, взял меня за подбородок и посмотрел в глаза. Я не сопротивлялась, благо скрывать было нечего. Плакать не хотелось, а поводов для радости не было.

— Трис, ты молодец. Благодаря тебе раскрыли самое масштабное мошенничество за последние лет двадцать! А насчёт твоих предков — выше нос, мы же только начали!

Я удивлённо вытаращилась на Эрика.

— Как это, ведь перспектив больше нет?..

— Ещё как есть. Во-первых, детективы опросили почти всех Бесстрашных, кто мог видеть покушение на тебя. Результатов пока нет, поэтому я тебе не говорил. Неопрошенным остался только Дасти: после ранения Док прописал ему медикаментозный сон. Скоро у него черепушка заживёт, Док приведёт его в сознание, найдём тех, кто пытался тебя убить, и раскрутим по полной.

Да уж, после сегодняшнего сомневаться не приходилось!

— И это не всё. Помнишь, мы обсуждали, как хорошо просматривается ваше крыльцо с разных сторон?

— Помню.

— И из гетто тоже. Теперь я буду искать свидетелей среди изгоев.

— Ничего не выйдет, — возразила я. Надежда, не успев расцвести, съёжилась обратно. — Никого мы не найдём: столько времени прошло…

— Погоди расстраиваться. Если ввести в вену смесь из трёх ноотропов, они активизируют долговременную память. Дальше подключаем свидетеля к компьютеру: есть специальная программа, которая выводит воспоминания на монитор, как в симуляции страха. Единственная проблема — препараты слишком дорогие, для особого случая, у меня их всего ничего. То есть весь город опросить не получится — надо стрелять наверняка. Причём одну порцию придётся придержать для Дасти. С покушения на тебя прошло только четыре дня, но он был пьян в тот момент, да ещё ранение перенёс, может сам и не вспомнить.

Дождь моментально превратился из холодного в приятно-прохладный.

— Эрик, скажи честно, ты врёшь? Ты просто хочешь меня утешить, да?

— Я?! — возмутился Эрик. — Я никогда никого не утешаю!

Я улыбнулась: Эрику и в голову не пришло говорить «я никогда не вру!» Ещё бы, мой дорогой начальник врёт так ловко и красиво… так же, как он всё остальное делает… Кажется, мы одновременно осознали, что за разговором Эрик положил руку мне на плечо, а я доверчиво глазею на него снизу вверх — примерно так, как малыши смотрят на фокусников из Дружелюбия, и стоим мы недопустимо близко друг к другу… Эрик отстранился и сказал холодно-официально:

— Продолжим завтра. Помоги погрузить эту падлу в машину.