Клеймо в виде солнца (джен)

Ритуал Истязаний начался на закате. Как я и предполагала, проходить его предстояло Дайлену Амелл. В сопровождении трёх вооружённых храмовников парнишка ушёл на самый верхний этаж, в Зал испытаний, где его уже должны были ждать Ирвинг и Грегор. Солона молча следовала за процессией, иногда смахивая слезу из уголка глаза. Неужели не верит в брата? Он же умный. Я в нём почти не сомневалась. Почти. Крохотный червячок неуверенности шевелился где-то глубоко в душе, но я предпочла его игнорировать.

Чародеям нельзя рассказывать ученикам, что представляет из себя испытание, но соблюдала ли это правило Солона? Надеюсь, что нет. Дайлену предстоит встретиться с демоном в Тени и не поддаться его уговорам. Даже в игре можно было засомневаться, слушая ладные речи демона, а уж в реальности, наверняка, всё гораздо сложнее.

Беспокойство не отпускало меня весь вечер. Из-за Дайлена, из-за готовности к осуществлению плана, из-за утекающего сквозь пальцы времени. Я ворочалась всю ночь, не в силах уснуть. Наконец, плюнув на порядки, встала и попыталась отвлечь себя. Почти все жители Башни ещё спали, и на курьерские поручения мне рассчитывать не приходилось. Поэтому я взялась за немного подзабытое ведро с тряпкой и отправилась намывать коридоры. Физический труд отлично выматывает, и на мысли сил уже не остаётся.

Под утро началась гроза, и я с грустью подумала, что скоро сменится стража у причала и входа, и уставшие храмовники заляпают весь пол. За сожалениями о недолговечности чистоты первого этажа меня и застали Ирвинг и Грегор:

— О, Атиша, ты-то мне и нужна. Идём.

Я поздоровалась с уставшим чародеем, но он не отреагировал, лишь махнул рукой, поманив за собой. Грегор же и вовсе предпочёл не обращать на меня внимания. Очень хотелось спросить, как прошли Истязания, справился ли Дайлен, но я никак не могла решиться. Усмирённую не должны интересовать такие вещи. Даже если речь о жизни того, кто когда-то был другом.

Мы подошли ко входу в подвал и Рыцарь-командор с Первым чародеем спустились вниз, оставив меня у двери снаружи. Я боялась предположить, зачем мы здесь. Боялась радоваться зря. Но тревога всё-равно потихоньку уходила. В подвале находится хранилище филактерий учеников — зачарованных сосудов с кровью, по которым можно отследить сбежавших магов. Когда ученик проходит Истязания и становится полноправным Чародеем, филактерию с его кровью передают на хранение в столицу, Денерим. Но если ученик проваливает испытание и становится одержим, его убивают, а филактерию уничтожают. Это были знания предыдущей меня, Атиша даже о существовании таких вещей не подозревала. В памяти сохранились смутные картинки, как у меня брали кровь после прибытия в Башню, но я была слишком мала и напугана. Да и храмовники тогда говорили, что это простое обследование здоровья. А я верила, как верит любой уставший и напуганный ребёнок сильному взрослому, который разговаривает ласково и угощает сладостями.

Так зачем же отправились в подвал Ирвинг и Грегор? Неизвестность мучительна, но, всё же, я не рискну спросить напрямую. Не сейчас, когда свобода так близка.

Не знаю, сколько времени прошло. Из-за закрытой двери не доносилось ни звука, и моё ожидание скрашивалось лишь раскатами грома да отблеском молний в узком окошке. Наконец, маг и храмовник вернулись. Рыцарь-командор держал в руках деревянную шкатулку, украшенную рунами. Ирвинг забрал её и, немного помедлив, передал мне.

— Отдай Рыцарю-капралу Бертрану на берегу, как всегда. Обращайся аккуратно, внутри важная вещь.

— Нужно ли передать сообщение или письмо? — спросила я, почтительно склонив голову.

— Нет, только шкатулку, — устало вздохнув, ответил Первый чародей. — Снаружи дождь, накинь плащ. Всё, иди.

Начальство Башни удалилось в сторону лестницы, тихонько переговариваясь, а я всеми силами старалась справиться с охватившей меня радостью. Уверена, в шкатулке филактерия Дайлена, а значит, парень справился! И меня отправляют за пределы башни, в ливень, причем большая часть храмовников сейчас будет отдыхать после бессонной ночи. Идеально! Пора.

Я выбрала на складе непромокаемую тёплую накидку поприметней, ярко-красного цвета. Роба усмирённых достаточно свободная, плюс объёмный плащ. Это позволит мне незаметно пронести мимо стражи у выхода мешок с припасами. Хотя… Я помялась, раздумывая о погоде снаружи, и решилась достать из дальнего ящика, до которого никогда не доходят руки при поверхностной сверке запасов, ещё одну накидку. В отличие от первой, эта была тонкой и лёгкой, поэтому на тепло в ней рассчитывать не стоит. Зато не промокну.

Тонкий плащик удалось аккуратно запихнуть в подготовленную сумку-мешок, которую я забрала из тайника. Я довольно легко спрятала сумку под тёплым плащом и со шкатулкой в руках посеменила к выходу. Уже знакомый мне говорливый Бран стоял на страже один, без напарника. Завидев шкатулку в моих руках, он тут же, даже не спрашивая никаких бумаг, поспешил пропустить меня. На днях в столовой я слышала слухи, что его наказали постоянным дежурством на воротах. Жаль, что слух был без подробностей. В любом случае, это наказание может спасти парню жизнь.

* * *

Я передала шкатулку недовольному столь ранним подъёмом Рыцарю-капралу Бертрану и покинула таверну. Может, стоит сбежать сейчас? Свобода так близко… Не тратить больше усилий, просто не возвращаться на остров… Соблазн велик. Мне пришлось несколько раз глубоко вздохнуть, чтобы успокоиться и отогнать навязчивые мысли. Нужно думать рационально! Если я в ближайшее время не вернусь, тот храмовник на вёслах первым же побежит меня ловить. И поймает! Потому что он — здоровенный тренированный шкаф, а я — мелкое хилое недоразумение. Нет. Вспомнился мем про «у меня был какой-то план, и я его придерживался». Вот и я буду придерживаться плана. Решившись, я вернулась к лодке.

* * *

«Дурища! Идиотка! Бестолочь! — я мысленно ругала себя на все лады, пытаясь не утонуть и не нахлебаться холодной воды. — План у меня, ага! Да в жопу порождениям такой план! Лучше бы, и правда, дождалась Дункана, напросилась в Серые стражи. Он же умный и понимающий мужик. Ну, подумаешь, жить после посвящения в Стражи останется лет двадцать. Но это же целых два десятка лет! А теперь помру прямо сейчас, и моё тельце сожрут каленхадские сомы-гиганты.»

План был прост, наивен и очень глуп. Я утащила со складов комплект сменной одежды, чтобы «на свободе» избавиться от робы усмирённых. Помимо одежды, мне удалось найти отличную зачарованную сумку. В записке, приложенной к ней, было указано, что она «зачарована для помощи в путешествии», без подробностей. Мне удалось выяснить, что она непромокаема и, кажется, внутри больше, чем снаружи. По крайней мере, в неё легко вошли все вещи, украденная с кухни еда, зелья, а места оставалось ещё много. Уже несколько дней под подушкой на кровати в спальне усмирённых лежал «мой дневник». Я исписала несколько листов псевдопереживаниями, что чувствую себя странно, что хочу всё вернуть как было, и нет мне больше места в этом жестоком мире.

Через несколько часов моего отсутствия храмовники должны спохватиться и начать поиски. Наверняка проверят все места, где я бывала, в том числе моё спальное место, где и найдут дневник. На остров я приехала, храмовник-лодочник это подтвердит, поэтому начнут обследовать территорию и найдут брошенный алый плащ на берегу. С тропинки к причалу его должно быть хорошо видно, я проверяла. Ну, а дальше должно же сложиться у них в голове, они же не тупые. Озеро Каленхад питают горные реки, поэтому даже в самое жаркое лето вода в нём остаётся очень холодной. Плавать в нём нельзя, об этом даже в книгах написано. А вечером, если всё пойдёт по канону, Йован устроит переполох, и им вовсе какое-то время не до «самоубийства» усмирённой будет. Да и не такое уж и редкое это событие в Круге, увы. Если Йован обещание исполнит, им даже филактерии от меня не останется.

На первый взгляд, план должен был быть рабочим. Вот только не учла я, что плыть до берега очень долго, а я — слабая нетренированная дохлячка, которую тошнит от выпитых зелий. Это же надо было перепутать последовательность! Хотела потрясающим мятным бальзамом проворства запить мерзкий вкус ледяного бальзама, но перепутала и сделала наоборот. И теперь приходится тратить силы не только на плаванье, но и на удержание всей этой алхимии внутри.

Ливень зарядил ещё сильнее, что, с одной стороны, мешало мне, ведь воды на озере стали ещё беспокойней, а с другой стороны, это играло на руку. В такую погоду смоет все следы, мне надо будет лишь подальше от берега и Имперского тракта уйти.

Мокрая одежда тянула ко дну, дождь заливал глаза, а озёрная вода норовила плеснуть в рот и нос при каждом вдохе, но я упорно гребла, пока не почувствовала под ногами столь желанную твёрдую землю. Пробравшись сквозь заросли камыша и рогоза, я наконец-то вышла из воды и без сил упала на каменистый берег. Смогла, я смогла! От осознания, что я жива и уже полноценно на свободе, я начала счастливо хихикать. Постепенно это переросло в неудержимый смех, но теперь можно. Шум дождя и раскаты грома заглушают мою истерику, которую я всеми силами старалась сдерживать до этого момента. Сейчас же я хохотала, рыдала, размазывая слёзы и сопли по лицу, потом снова ржала как сумасшедшая, и снова заходилась в плаче.

* * *

Не знаю, сколько прошло времени, когда я пришла в себя. Без часов и солнца понятно было лишь то, что ещё очень светло, а до вечера далеко. Обессиленная и морально опустошённая, я запустила руку в чудо-сумку и достала пузырёк с настойкой выносливости. Зелья осталось лишь на пару глотков, но этого должно хватить. Залпом я опустошила бутылочку и едва не выкинула её в озеро. Ох, нет, зачем это делать? Пустая тара для пресной воды никогда не будет лишней, да и места в сумке достаточно. Через пару минут настойка начала действовать, и мне даже дышать стало как-то легче: из ног ушла ломота, а руки снова стали лёгкими и подвижными. Приободрённая, я вскочила на ноги, наполнила пустые склянки озёрной водой, а потом бодро зашагала в сторону от берега.

Пробираться по грязи бездорожья оказалось нелегко. Я много раз падала и спотыкалась, но неизменно шла вперёд. Кусты цеплялись к одежде и рвали её, а нижние ветки деревьев так и норовили ткнуть в глаз. Когда начало темнеть и дождь понемногу стих, стало ясно, что пора отдохнуть. Действие настойки выносливости кончилось давным-давно, и, кажется, скоро закончится действие ледяного бальзама, потому что на место постоянной уютной теплоты потихоньку пробирается холод. Не дожидаясь, когда тепло уйдёт совсем, я нашла пригорок посуше и скинула с плеч сумку. Всё, привал.

Я стянула с себя робу усмирённых, ставшую за недолгое время моего путешествия похожей на рваные обноски, и закинула её подальше в кустарник. Мокрое нижнее бельё выкидывать не стала, а просто развесила сушиться. Из зачарованной сумки достала сменную одежду и с наслаждением облачилась в чистые сухие штаны и рубаху. Повязанный на голову платок дополнил образ остроухой нищей замарашки и удачно скрыл клеймо на лбу. Переобуваться не стала — сапожки усмирённых ничем не отличались от обычной гражданской обуви.

Расстелив непромокаемую накидку у дерева, я села на неё и блаженно выдохнула. С веток иногда срывались капли, попадая то на голову, то на ногу, но я слишком устала, чтобы обращать на это внимание. Стоило закрыть глаза, как я тут же уснула.

* * *

Я проснулась посреди ночи. Вокруг слышались шорохи, скрипы. Сердце замерло от страха, но звуки не приближались, а словно обтекали меня со всех сторон. Стараясь не шуметь, я подняла и надела накидку, защитившую меня от влажной земли. Нижнее бельё уже подсохло, но, когда я стягивала его с ветки, она хрустнула и обломилась. Где-то сбоку раздалось удивлённое «Фыр?», а я мгновенно взобралась на дерево. От страха я даже не поняла, как это сделала, просто осознала вдруг, что сижу на толстой широкой ветке и испуганно вглядываюсь в темноту.

Запихивая сухие трусы в сумку, я нащупала в ней моток верёвки. Не помню, чтобы я складывала её в сумку, но как же она мне сейчас поможет! Я привязала себя к ветвям, чтобы не свалиться вниз, и снова закрыла глаза.

* * *

Днём я пробиралась по редкому лесочку на север, ночью спала на деревьях. Дождя больше не было. По дороге старалась собирать ягоды, чтобы сэкономить запасы вяленого мяса. Один раз наткнулась на яблоню и нарвала зелёных кислых яблок. Вкусно, но много их не съешь. Несколько раз мне встречались ручьи, где можно было напиться, умыться и набрать чистой воды. Дважды я пересекала узкие грунтовые дороги.

На третий день я подвернула ногу, и скорость передвижения снизилась в несколько раз. Лодыжка болела и слегка опухла, но с длинной прямой палкой в качестве посоха удавалось потихоньку ковылять. Ну а боль… Неприятно, но бывало и хуже.

К исходу пятого дня моей свободной жизни я набрела на ещё одну яблоню. Плоды на ней оказались более зрелыми и сладкими, поэтому я без сожалений выкинула старые и набрала новых яблок. Заночевать решила тут же, рядом как раз было дерево с удобными ветвями.

Взбираться наверх с больной ногой было очень неудобно, и я провозилась до самой темноты, пытаясь устроиться поудобнее. Наконец мне это удалось, но я оказалась совершенно вымотана. Несколько раз обвернувшись верёвкой, я кое-как завязала какое-то подобие узла и обессиленно провалилась в сон.

Меня разбудили мужские голоса. За дни путешествия я совсем отвыкла от звучания речи. Когда через несколько минут до меня дошло, что это, я испуганно заёрзала, оглядываясь. Видно ли меня снизу? Далеко ли эти люди? Кто это вообще, враги или друзья?

От моих движений ветка подозрительно затрещала. Я замерла. Треск не повторился. Но стоило мне медленно начать развязывать верёвку, чтобы перелезть на более надёжную опору, подлый сук надломился, и я полетела вниз.

* * *

Что-то тыкалось мне в лицо — то в щёку, то в лоб, то в нос. Голова болела, в ушах звенело, и я с трудом разлепила глаза. Сначала никак не удавалось сфокусировать взгляд, но когда это удалось, я увидела, что надо мной нависает светловолосый лопоухий парень. И это он тыкает в меня пальцем! Едва наши глаза встретились, он тут же убрал руку, сделал грустное лицо и спросил:

— Колдовство?