Клеймо в виде солнца (джен)

Едва я открыла глаза, как тут же зажмурилась и сморщилась от боли. Затылок пульсировал, словно после сильного удара. Ох... Кажется, я лежу на полу. Может, я и правда ушиблась? Неудачно упала. С моим везением и ловкостью это было бы неудивительно. Получила новую шишку, а ведь на лбу ещё не прошла прошлая от смартфона, который я на себя уронила, неудачно выключая поутру будильник. Хотя, не спорю, резкая боль будит эффективнее приятной мелодии.

Не разжимая веки, я оперлась руками на отчего-то влажный пол и аккуратно села. Центр пульсации переместился ближе ко лбу, и я не удержалась от жалобного поскуливания. Положив на лоб так удачно ставшую мокрой и холодной руку как раз на место не до конца сошедшей шишки, я... не нашла её. Зато нащупала какие-то неровности. Что за фигня приклеилась к моему лицу? Я попыталась ногтями сцарапнуть с кожи неизвестную штуку, но лишь поранила себя. Пришлось всё-таки открыть глаза и сквозь плавающие перед ними черные круги посмотреть на пальцы: под ногтем виднелась капля свежей крови. Другой рукой я потрогала затылок — он был влажный и липкий. Подозревая худшее, я поднесла ладонь к глазам. Кровь смешалась с водой и стекала к запястью, оставляя розовые дорожки. Почему-то к горлу подкатила тошнота. Странно, ведь вида крови я раньше не боялась. А ещё я раньше голову не разбивала, и, пожалуй, с радостью отказалась бы от такого нового опыта.

Наконец я осмотрелась и замерла в полнейшем недоумении. Я сидела на мокром каменном полу, а неподалёку валялись опрокинутое ведро и тряпка. О, теперь понятно, откуда взялась вода. Попытка встать, опираясь на стоящий рядом деревянный ящик, оказалась не слишком удачной. К головной боли присоединилось головокружение. Ладно, пока посижу, авось скоро станет полегче.

Чтобы не тратить время попусту, я завертела головой в поиске подсказок о том, где же я оказалась. Не похоже ни на одно знакомое мне помещение. Вокруг полно ящиков, мешков, бочек и сундуков, выглядящих так, словно их притащили сюда из музея. Это похоже на какой-то склад или хранилище. Ну, с окружением более-менее определилась. Теперь бы определиться, как я тут оказалась. Попытка напрячь память отозвалась усиленным пульсированием теперь где-то в районе темечка, и я зашипела. Ох, ясно, предпочту не повторять в ближайшее время.

Хорошо, что простые мысли не вызывают такой реакции. Хорошо, что у меня вообще реакция на стресс часто бывает заторможенной и отложенной, было бы неприятно сейчас ещё и в истерике биться. Плохо, что у меня нет ни единой догадки, где я и поможет ли мне кто-нибудь. Травмы головы — штука опасная и непредсказуемая, не хочется помереть так глупо.

Внезапно меня озарило. Я не могу встать, не могу найти смартфон, по крайней мере, рядом я его не увидела. Но я же могу банально позвать на помощь! Если такая очевидная мысль пришла мне в голову только сейчас, вряд ли я обойдусь просто ушибом и рассеченной кожей. Ох, лишь бы не сотрясение! Слышала, от них иногда не восстанавливаются до конца, навсегда оставаясь человеком со странностями. А я уже странненькая, куда мне ещё. О чём же я думала до этого... Ах да, позвать на помощь!

Едва я набрала воздуха в грудь, чтобы заорать самое банальное «Помогите», как услышала приближающиеся шаги, и из-за стены появился человек. Гладко выбритый мужчина средних лет был одет в странное коричневое платье до пят, а на его лбу красовался багровый круглый шрам. В слабом освещении тяжело рассмотреть подробности, но его лицо было каким-то излишне спокойным и умиротворённым. Ох, мамочки. Он похож на типичного сектанта из ужастиков.

— Атиша, почему ты сидишь на полу? — сказал мужчина. — Что случилось, Атиша?

Тихий голос звучал ровно и совершенно безэмоционально, что, несомненно, сочеталось с блаженным обликом, но совершенно контрастировало со словами. Пока я молча сидела и недоуменно хлопала глазами из-за незнакомого слова, мужчина еще пару раз повторил вопрос и подошёл ближе.

— Ты ранена? — спросил он, бросая быстрый взгляд на мою окровавленную руку.

— Я упала. Не знаю почему. Не помню.

До меня наконец дошло, что «Атиша» — это, скорее всего, обращение ко мне, имя или звание. Или это вообще ругательство такое? Странная сектантская замена мата. Может, если буду вести себя так же спокойно и безэмоционально, сойду за местную и... И что? Ох, с ушибленной головой действительно очень тяжело думать.

— Овэйн, и долго мне ещё ждать эту проклятую чашу? — недовольно пробасил мужской голос из-за той стены, откуда ранее показался сектант. — О, Дыханье Создателя, ты её там дотащить, что ли, не можешь? Я сам заберу.

И раздались шаги. Нет, не так. Шажищи! Настоящий грохот, лязг и бум-бум-бум. Словно кто-то громыхал кастрюлей, полной ложек, по другой кастрюле, полной вилок. Это было слишком громко для моей больной головушки, и я, зашипев, зажмурилась.

— Чего с ней? — недовольство в голосе властелина кастрюль сменилось подозрением.

— Атиша упала и ударилась головой, ей больно.

— Она же усмирённая, усмирённые ничего не чувствуют.

— Мы свободны от эмоций, но боль — это чувство тела, а не разума. Мы чувствуем боль. Храмовник Бевал, пожалуйста, помогите мне поднять её.

Я всё ещё зажмуривалась, но теперь просто пытаясь переварить новую информацию, которая складывалась в знакомую, хоть и совершенно неправдоподобную картину. Создатель, усмирённые, храмовник. И имя этого сектанта, Овэйн, тоже ложилось деталькой пазла в общую мозаику под названием Dragon Age. Я не фанатка, но когда-то играла во все игры серии. А вот они, кажется, фанаты. Спятившие сектанты-фанаты, раз похитили меня и разыгрывают весь этот спектакль. Ох, может мне тяжело что-то вспомнить, потому что меня чем-то опоили? Как же хорошо, что я не успела позвать на помощь, они бы тогда сразу догадались, что я пришла в себя.

Пока все эти невесёлые мысли проносились в голове, тот, кого назвали храмовником, громыхая, подошёл ко мне и дёрнул за плечо, чуть не вырвав его. Я не смогла сдержать болезненный стон, но взлетела с земли, словно пушинка. Да, как-то уж подозрительно легко и быстро взлетела. Даже если представить, что мужик этот сильный и здоровенный, то всё равно...

— Атиша и так ранена, пожалуйста, воздержитесь от нанесения ей новых травм.

Железная хватка лапищи на моей руке разжалась, и я, распахнув глаза от неожиданности, едва не упала снова. Голова закружилась, мир покачнулся, а я судорожно вцепилась в... доспех. Самый настоящий металлический доспех стоящего рядом храмовника. Да я буквально повисла на нём, как сопля, потому что ноги дрожали и совершенно отказывались выпрямляться и держать меня.

— Ох, Создатель, когда же я так разгневал тебя... — бормотал храмовник, но мою тушку от себя отодрать не пытался.

— Прошу вас, помогите отвести Атишу к Старшей Чародейке Винн...

— Да понял я, понял, — Храмовник отмахнулся от Овэйна одной рукой, а другой придержал меня, спросив: — Атиша, да? Ты идти-то сама можешь?

— Не знаю, — честно ответила я, на что мужчина лишь горестно вздохнул.

— Овэйн, когда я вернусь, чаша должна быть тут.

— Разумеется.

К моменту, когда Овэйн и Бевал закончили договариваться насчёт таинственной чаши, руки у меня совсем ослабли, и я поняла, что медленно сползаю по доспехам, оседая человекообразной кучкой на пол. Но храмовник окончил мою неравную борьбу за вертикальное положение тела, ловко подхватив это самое тело на руки. Сделал он это быстро и неожиданно, отчего моя и так пострадавшая голова резко дернулась назад. Пульсирующая боль вернулась с новой силой, а громыхания доспехов при каждом шаге несшего меня мужчины пинали её, как футбольный мяч, из одной части головы в другую. Скоро от равномерных покачиваний к боли снова присоединилась тошнота. Единственным пришедшим на ум способом облегчить состояние было закрыть глаза и тщательно контролировать дыхание. Полностью сконцентрироваться на глубоком вдохе, затем долгом выдохе. Повторить. Попытка открыть глаза окончилась лишь резью в них от яркого света и радостно увеличившейся болью.

Я решила больше не экспериментировать и снова сосредоточилась на дыхании. Раздававшееся над головой пыхтенье храмовника оказалось на удивление ритмичным, и я подстроилась под него. Не сбиваясь с шага, мужчина по пути иногда перекидывался с кем-то фразами «Ага» и «Ну, как видишь». Наверное, он отвечал кому-то, но самих задаваемых вопросов я не слышала. А может, слышала, но не понимала. Я уже не была уверена, что могу мыслить хоть сколько-то здраво. Что я вообще могу мыслить.

Не знаю, сколько времени заняла дорога, но значительной её частью оказался подъем по длинной лестнице. И тут в четкий ритм дыхания храмовника вклинилось фырчание и тихие охи. Бедный мужик, ты хоть сектант и фанатик, но мне тебя искренне жаль. Страшно представить, сколько могут весить все те железки, что ты на себя нацепил, а тут ещё и меня по ступенькам таскать вынужден.

Неожиданно храмовник замер, а следом раздался стук, наверное, в дверь. Ногой, что ли, постучал? Это не слишком вежливо. Ой, а руки же мной заняты. Тогда нормально. Через пару минут дверь со скрипом распахнулась, и в лицо ударил теплый воздух с сильным ароматом трав. Я принюхалась, но не заметила ни намека на привычный для медпункта, куда меня, очевидно, приволокли, запах лекарств и антисептиков. Прекрасно, они мне разбитую голову будут лечить отваром ромашки. Я, конечно, люблю ромашковый чай, но предпочитаю потреблять его внутрь в качестве еды, а не в качестве волшебного зелья, которым пытаются оттянуть момент отхода меня в иной мир.

— Ох, что случилось? — спросил взволнованный женский голос.

— Овэйн говорит, упала и ушиблась. Принёс вот к вам, Винн, пока вы в Остагар не отбыли.

Остагар. Ещё одно знакомое слово, отлично вписывающееся в теорию о сумасшедших фанатах-похитителях, помешанных на фэнтези-игре. Ещё и женщин к себе заманили.

— Положите её вот на эту кровать.

— Ну, я пойду, у меня ещё много поручений.

— Конечно. Я ею займусь.

Избавившись от ноши в виде меня, храмовник прогромыхал из комнаты и захлопнул за собой дверь, отчего я снова смогла лишь жалостно слегка поскулить. Нельзя забывать, что нужно играть роль безэмоциональной усмирённой, иначе эти психи опять опоят меня какой-нибудь дрянью, и буду сидеть, пуская слюнки.

— Атиша, дитя, ты слышишь меня?

— Да, слышу, — прошептала я, потихоньку открывая глаза.

Рядом со мной стояла женщина в летах, но не растерявшая былой красоты. Пшеничные волосы с блестевшими в них серебряными дорожками седины были убраны в аккуратный пучок. Лицо имело правильные мягкие черты, а скромный макияж выгодно оттенял губы и глаза, заставляя забыть о многочисленных морщинках. Длинное красное платье облегало стройную фигуру, подчеркивая пышную грудь. Весь образ женщины словно был иллюстрацией выражения «стареть красиво».

— Расскажи мне, что случилось и где у тебя болит.

Винн присела на край кровати и положила руку мне на лоб. Ладонь приятно холодила кожу и словно утихомиривала злобного пульсирующего зверя в мозгу. Мало удовольствий в жизни могло сравниться с этим обезболивающим блаженством. Я не сдержала долгий тихий выдох.

— Атиша?

— Это моё имя, — я постаралась сделать голос максимально ровным и бесцветным.

— Конечно, твоё. Дитя, я жду ответа.

Отлично, хотя бы с этим определились, всё-таки имя, а не ругательство. Ну ладно, звучит приемлемо, можно и поиграть в Атишу, тем более вариантов у меня немного.

— Я упала и ударилась головой. Была кровь. Не знаю, как упала. Не помню. И ещё болит рука, храмовник сильно за неё дёрнул, когда поднимал меня.

М-да, отсутствие эмоций в голосе мне еще тренировать и тренировать, но, надеюсь, эта «Винн» не обратит внимания. А ведь я даже ни в чём не соврала.

— Понятно, — женщина вздохнула и убрала руку со лба. — Посмотрим, что я смогу сделать.

Винн встала с кровати и пошла в дальний угол, а я наконец смогла оглядеться. Помещение оказалось небольшим, аккуратным и полупустым. Из мебели имелся лишь шкаф у стены да несколько застеленных кроватей. Зато высоту потолков страшно даже представить. У меня всегда была проблема с определением расстояний и размеров на глаз, но балки перекрытия, если они тут вообще были, скрывались в тени, хотя несколько настенных канделябров давали довольно яркий свет. На одной из стен располагалось стрельчатое окно. Оно начиналось высоко от пола и устремлялось ввысь узкой лентой, заканчивающейся чем-то вроде витража. Жаль, что сейчас ночь, и узор не разглядеть. Наверное, днём солнечные лучи красиво расцвечивают стены, оставляя разноцветные блики. Очень аутентичное место, эдакая средневековая готика. Сектанты побеспокоились не только о костюмах, но еще и локацию подходящую нашли.

От мыслей об архитектуре меня отвлекла Винн, которая взяла в руки здоровенную палку и направилась ко мне. На середине длины палки-посоха начинался металлический узор в виде двух змеев, сначала крепко оплетающих древесину, но чем выше, тем более размашистой становилась спираль их тел. На самой вершине оба змея уставились друг на друга, угрожающе раскрыв пасти. Красивая и явно очень дорогая вещица. Подходящим реквизитом, выходит, эти фанатики тоже озаботились. Надеюсь, эта женщина не заподозрила, что я пришла в себя, и не огреет меня этой штукой. Один удар по моей и так пострадавшей голове — и я точно помру.

Когда Винн вновь подошла ко мне, она поудобнее перехватила посох одной рукой, а другую вытянула над моей головой. Я замерла. Не столько от ужаса, хотя я совершенно точно испугалась, сколько от неожиданности. Ладонь Винн окутывал плотный туман, мягко излучающий зеленоватый свет. Навершие посоха тоже светилось, но без тумана. И без источника света. Ни лампочек, ни светодиодов, да даже никакой светящейся краски видно не было, лишь сияние само по себе. Замерев, я не отводила взгляда от этого свечения. Меня накрыло ощущение ненастоящести происходящего. В жизни же палки и руки у людей не светятся. Выходит, это такой реалистичный сон? Действительно, учитывая подобные спецэффекты, версия со сном выглядит перспективнее версии про секту сумасшедших фанатиков-похитителей. Но с чего тогда это сон про Dragon Age? Я даже не помню, сколько лет назад в неё играла.

Тем временем Винн, заметив, что я неотрывно слежу за её рукой, поспешила успокоить:

— Всё хорошо. Сейчас я применю заклинание лечения, и твоя голова пройдёт.

Мне стало интересно, по каким правилам работает это странное сновидение, и я, не удержавшись, спросила:

— Зачем для лечения нужен посох?

Женщина удивлённо приподняла брови, но спустя мгновение её лицо смягчилось, и она ответила:

— Ох, Атиша, я забыла, что ты прошла ритуал усмирения ребенком, и поэтому не обучалась базовым основам магии. Посох помогает чародею черпать силу из Тени, накапливать и концентрировать энергию, чтобы творить мощные заклинания. Если бы у тебя оказалась простая царапина, я бы залечила её сразу же, не прибегая к помощи катализатора. Но когда я положила руку тебе на голову и проверила состояние, стало ясно, что травма достаточно серьезна.

Голос Винн звучал мягко и успокаивающе, и я прослушала маленькую лекцию, словно зачарованная. Потом женщина улыбнулась и добавила:

— Но я приятно удивлена, что ты заинтересовалась этим.

Ого, сколько новой информации! Что же натворила эта бедная Атиша, раз её усмирили, даже не посмотрев на нежный детский возраст. И с посохами всё выглядит так логично. Никогда особо не задумывалась, зачем магам могут понадобиться посохи, если только они не стреляют волшебными стрелами.

Пока я размышляла, Винн продолжила водить рукой у меня над головой. Ранее просто притупившаяся, но всё равно дающая о себе знать боль наконец отступила полностью. Но женщина не убрала руку, она лишь хмурилась тем больше, чем ярче становилось свечение. Вдруг она встала, отошла к двери и, резко распахнув её, сказала кому-то:

— Срочно позовите сюда Первого чародея Ирвинга. Скажите ему, что дело не терпит отлагательств.

Я старалась сохранить спокойное выражение на лице, хоть меня и напугало поведение магички. Что она такое почувствовала, что аж начальство вызвала? Неужели поняла, что я не Атиша? А если поняла, то они меня повторно усмирят? Так вообще можно? Хотя, это же сон, тут всё может случиться. Ну, хоть на ритуал погляжу, интересно, что моё воображение напридумывает.

Винн вернулась и снова села ко мне на кровать. Несколько минут она сидела молча, но напряжённое выражение лица выдавало сильное беспокойство. Наконец она не выдержала и нарушила тишину:

— Дитя, скажи, что именно ты помнишь о произошедшем?

Я помолчала несколько секунд, выбирая, соврать или сказать правду. В этом выборе оба варианта были хуже. Мысленно пометавшись, вспоминая, как же я не люблю недоговорки, тайны и умолчания, чаша весов правды всё-таки слегка перевесила. Мне же не обязательно говорить абсолютно всё, выворачивая душу наизнанку.

— Ничего, — тихо, но решительно сказала я.

— Совсем? А что...

Но Винн не успела договорить, её прервал стук распахнувшейся двери, и мы обе обернулись на звук. В комнату довольно бодрой походкой вошёл пожилой мужчина с окладистой седой бородой. Он был одет в тёмно-зелёное платье. Ой, раз в этом сне есть волшебство и маги, то это не платья, а робы или мантии. Пусть будут мантии, это звучит солидней. Хм... Я бросила быстрый взгляд вниз — моя мантия была коричневой, как у Овэйна.

— Винн, ты что, передумала? Помни, ты не обязана ехать в Остагар, я поддержу любое твоё решение. Ты... О, дитя, что ты здесь делаешь? — маг прервался на полуслове, наконец заметив меня.

— Ирвинг, это Атиша, та усмирённая девочка.

— Да, я узнал её, хоть и не вспомнил сразу имя. Что могло случиться такого, что ты вызвала меня?

— Храмовник принёс её, сказал, что она упала и ударилась. Я...

Винн начала говорить, но, скосив на меня глаза, встала с кровати и отошла в сторону с Ирвингом. Всё это время я усиленно изображала пассивность и покорность, пялясь практически в одну сторону и усиленно напрягая слух. Винн приблизилась к уху Первого Чародея и зашептала, но мне, хоть и с трудом, было слышно почти каждое слово:

— Ирвинг, на её разум воздействовала магия крови. Ты был прав, у нас завёлся малефикар.

— С чего ты взяла?! — воскликнул маг, не удержавшись, затем охнул и тревожным шёпотом продолжил: — У тебя есть доказательства?

— Когда я с помощью заклинания её диагностировала, то заметила отклонения в энергии. Я не придала этому значения. Поначалу. Списала на реакцию организма из-за сильной травмы. У девочки было сотрясение и небольшое кровоизлияние в мозг...

Я не удержалась и, продолжая всё так же смотреть перед собой, выпучила глаза. У меня кровоизлияние? Это инсульт, что ли? Это из-за него у меня так мысли путаются и думать сложно? Ох... А что, если всё происходящее — просто галлюцинации, и сейчас я лежу где-нибудь под капельницей в больнице. И рядом не персонажи компьютерной игры разговаривают, а настоящие люди, врачи. Но мой несчастный больной разум превратил их во что-то другое...

Пока я пугалась и жалела себя, какую-то часть разговора я упустила и не сразу поняла, о чём говорит Винн:

— ...направляя энергию, всё больше убеждалась. Как клубок переплетённых змей. Такой эффект может давать только воздействие малефикара на разум, причем не с целью подчинить, а с целью уничтожить личность. Этот маг крови очень опасен. Атиша усмирённая, а ты сам знаешь, что многие их и за живых людей не считают, но она всё-таки ребёнок. И если он походя такое сотворил с ребенком, то мне страшно предположить, что он готов сделать с теми, кто встанет на его пути.

— Ты права. Мне нужно будет обсудить это с Грегором. Всё-таки ловить малефикаров — это долг храмовников. Сейчас ты что-нибудь можешь для неё сделать?

— Я хочу попробовать заклинание очищения для удаления остатков магии крови, потом заклинание восстановления для выравнивания энергетических потоков. Знаю, у девочки оборвана связь с Тенью, и колдовать она не сможет, но мне кажется неправильным оставлять её в таком состоянии. И потом я снова применю лечение. Надеюсь, это исцелит её разум хоть немного. Атиша ничего не помнит, и это неудивительно при подобных травмах физического и магического характера. Может быть, так мне удастся вернуть ей часть воспоминаний.

— Да, звучит очень перспективно. Если не возражаешь, я останусь и понаблюдаю. А потом сразу отправлюсь к Рыцарю-командору. Думаю, он пришлёт несколько храмовников для наблюдения, так что будь готова. И никому больше не говори об этой... ситуации.

— Ирвинг, я понимаю. Да и кому я могу успеть рассказать до утра? А потом даже не знаю, вернусь ли с битвы...

— Ну-ну, Винн, не нужно упаднических мыслей. Армия порождений тьмы под Остагаром собралась большая, но и король Кайлан собрал немало народу. Верь в успех.

— Ирвинг, я, конечно, стара, но размышления о смерти мне не близки! Я говорила о том, что после битвы королю может понадобиться помощь духовного целителя при зачистке земель от остатков порождений. Да и раненых после сражения будет много. Но вот теперь, когда ты сказал об этом... Там же будет Архидемон, он будет вести на нас целую орду порождений тьмы. Теперь мне стало страшно.

— Дорогая подруга, прости, я не хотел пугать.

— Я понимаю, понимаю. Да и я вызвалась добровольно и решения не изменю. Магия должна служить человеку, а не человек магии. Зачем нужны все мои знания и умения, если я не применю их в минуту нужды.

— Ты и находясь в Круге их замечательно применяешь! Чтобы помогать, не обязательно лезть к порождениям, рискуя подхватить скверну.

— Знаю, просто... Видит Создатель, моё сердце будет не на месте, если я останусь. Я не смогу спокойно смотреть на себя в зеркало, зная, что могла бы спасти множество людей, но смалодушничала.

— И в этом вся ты. Не жалеешь себя ради помощи другим, — сказал Ирвинг, а потом, словно извиняясь, добавил: — Время позднее, пожалуй, лучше не тянуть с лечением девочки.

— Ох, прости, ты прав. Но подожди. Есть ещё один нюанс. Когда храмовник принёс Атишу, я клянусь, она с интересом разглядывала меня. И потом спросила у меня про посохи. Сама. Словно... Словно ей было интересно.

— Винн, ты же знаешь, у усмирённых нет интересов, нет эмоций. Наверное, тебе показалось, потому что ты до сих пор чувствуешь себя виноватой, хоть это и не так. А про посохи... Может, ей Овэйн давал поручение, с ними связанное, вот и спросила.

— Я знаю, просто... Мне так больно видеть её не смеющейся от первого призванного огонька, а... такой. Словно живая кукла. Когда взрослые маги идут на добровольное усмирение, это как-то легче принять.

— Другого пути не было, ты же сама испробовала все способы. Усмирение было единственным выходом. Либо так, либо смерть. Рыцарь-командор Грегор не оставил бы в Круге потенциально опасного мага.

— Ты прав, — Винн горестно вздохнула. — И ты прав в том, что я вижу, что хочу видеть, а не то, что есть на самом деле. Скорее всего, необычное поведение — всего лишь последствия травмы. Наверное, тебе стоит упомянуть об этом Грегору, чтобы к девочке не было предвзятого отношения. Будь уверен, я проверила её на одержимость. Она чиста. Обязательно скажи это Рыцарю-командору!

— Непременно. Кстати, ты помнишь имя храмовника, что принёс её? Грегор наверняка захочет его допросить.

— Ох, память иногда подводит меня... Бовел или Бивел, что-то такое.

— Бевал?

— Да, похоже.

— Хорошо. Пожалуй, более тянуть не стоит, давай приступим к лечению.

Наконец маги повернулись ко мне. Рука Винн снова засветилась, но теперь тумана не было, а свет оказался не такой яркий и оранжевого цвета. Она вернулась на прежнее место около меня, а Ирвинг встал в паре метров за её спиной. Женщина вытянула руку и положила её мне на голову, словно мягко поглаживая. Но, несмотря на осторожные движения, мозг пронзила острая боль, я не сдержалась и застонала. Зажмурилась, прижала ладони к вискам, но неприятные ощущения лишь усиливались. Перед закрытыми глазами поплыли цветные пятна и полосы, в ушах появился шум, быстро переросший в громкий противный звон. Кажется, я даже заплакала. А потом просто вырубилась.

Я вспомнила. Винн оказалась права, я действительно вспомнила. Не всё, но ведь это нормально — не помнить каждый момент своей жизни. Если только у тебя не абсолютная память, которой у меня точно никогда не было. Но разве это моя жизнь? Я помню и другую свою жизнь. Как такое может быть?

Я вспомнила, как мы с мамой жили вдвоём в крошечной лачуге в эльфинаже Киркволла — местном аналоге гетто, только для эльфов. Я вспомнила её милое, нежное лицо, покрытое татуировкой — знаком совершеннолетия у долийских эльфов. Я вспомнила, как спрашивала, почему на её лице есть рисунки, а у других эльфов эльфинажа — нет. Но она только грустно улыбалась и переводила тему каждый раз, кроме одного. Тогда она рассказала, что эти татуировки зовутся «валласлин» и обозначают покровительство того или иного эльфийского божества. Я, Атиша, помню, как восхищалась тем рассказом и мечтала получить валласлин себе, когда вырасту. Но ведь я, не-Атиша, знаю, что валласлин — не символ благосклонности, а рабское клеймо, которым древние эльфы метили своих слуг, свою собственность. Так странно одновременно иметь два совершенно разных мнения об одной и той же вещи. Отвращение — моё, но и восторг Атиши — это мой восторг. Наверное, я просто сошла с ума.

Я вспомнила, как мама, заплетая в косу свои золотые волосы, рассказывала о наших именах. Её звали Нерия, как героиню, отдавшую жизнь ради спасения мира во времена Второго Мора несколько сот лет назад. И маме тоже хотелось сделать что-то хорошее и важное. Поэтому, когда я родилась, она назвала меня Атиша, что с эльфийского означает «мир». Она хотела верить, что привнесла в мирозданье частичку мира и стала достойной своего имени. Но я, не-Атиша, знаю, что другая мама часто говорила, что назвала меня так, потому что я была её светлым лучиком, её светлячком в сумерках. Я и Атиша, и не она. У меня раздвоение личности?

Я вспомнила, что мама никогда не рассказывала мне про отца. Она никогда не рассказывала о своём прошлом. Я, Атиша, даже не задумывалась, почему долийка живёт в городе, а не со своим кланом. Я, не-Атиша, понимаю, что даже не знаю, к какому из многочисленных кланов принадлежала Нерия, почему она ушла оттуда. Или её за что-то изгнали? Я ничего о ней не знаю.

Я вспомнила, как испугалась мама, когда у меня первый раз проявилась магия. Мне было семь лет. Она заперла меня дома, запретив даже выходить на улицу. Она отсутствовала целыми днями, а я должна была постоянно пить горький отвар, от которого всё время хотелось спать. Через какое-то время она сказала, что мы уезжаем. Я почти не помню поездку, потому что на смену отвару пришли зелья, от которых я просыпалась лишь для того, чтобы поесть или выпить очередную порцию снотворного.

Я вспомнила, как пришла в себя в порту. Я, Атиша, даже не знаю, что это был за город и зачем мы там, мама ничего не объясняла. Я, не-Атиша, понимаю, что она скрывала меня от храмовников. Может быть, она хотела вернуться со мной в родной клан. Может быть, она просто хотела спрятать меня от всех в глухой деревушке. Но я, не-Атиша, понимаю, что мы прибыли в Ферелден, ведь, когда в порту у меня случился очередной неконтролируемый всплеск магии, храмовники забрали меня в Цитадель Кинлох, ферелденскую Башню Круга Магов, где я сейчас и нахожусь. Я помню, как мама рыдала и умоляла не забирать меня. Тогда я видела её последний раз.

Я вспомнила, как у меня начались кошмары. Они приходили ко мне, показывали мои самые большие страхи, смеялись надо мной, обещали прекратить, если я соглашусь на их условия. Я не соглашалась. Первое, чему учат всех новоприбывших в Круг учеников — демонам верить нельзя. Во сне маг путешествует по Тени, и, если дух его будет слаб, он приведет демонов в реальный мир. И тогда его убьют храмовники, потому что одержимые несут только зло. И они правы.

Я вспомнила, как сначала я просто просыпалась несколько раз за ночь. Потом я стала бояться ложиться спать. Иногда я бодрствовала несколько дней кряду. Сейчас я не понимаю, как мой детский организм мог выдержать это, ведь я помню, что просто испытывала слабость и небольшое головокружение, не больше. Потом на моё состояние обратили внимание и отправили к лекарю. Я не помню, кто именно это был, я вообще мало помню из того периода. Но я помню, что мне ничего не помогало. Состояние ухудшалось, и к моему лечению приступила Старшая Чародейка Винн. Но ни её искусные чары, ни зелья не облегчали моего состояния. Демоны стали чудиться мне и наяву. Мне казалось, что они тянут свои лапы из самых тёмных углов, шепчут: «Соглашайся, Атиша, и тогда всё закончится».

Я вспомнила, как меня усмирили. Мне едва исполнилось одиннадцать. Я сама просила об этом, умоляла избавить меня от страданий. Но я не помню обряда. Меня словно окатило ледяной водой, и все страхи ушли. Наверное, я была бы счастлива, если бы не забыла тогда, что такое счастье. Радость, горе, страх — все эмоции исчезли из моей жизни. Я ощущала лишь покой, а разум мой был ясен и светел. Я помнила, как это было хорошо. И сейчас это пугает меня. В той, другой жизни, которую я тоже помню, жизни не-Атиши, я часто плакала и чувствовала себя несчастной. Я пила много лекарств, которые заглушали всё. Я искренне верила, что безэмоциональность — благословение. Когда никто не может тебя обидеть, даже ты сам. Когда тебе всё равно, что происходит вокруг. Когда боль потери не накрывает тебя каждый день, вымывая из жизни все краски. Но сейчас я поняла, что тогда путала отсутствие лишь плохих эмоций с их полным отсутствием. И сейчас я не согласна с собой прежней. Сейчас мне стало страшно от того, какой была Атиша после усмирения. Я больше не хочу такой быть.

Я вспомнила, как мне было всё равно, что мне говорят или что велят делать. Я могла не делать, но не видела смысла ни с кем спорить, ведь согласиться было проще. Я вспомнила, как ко мне стали относиться. Сейчас я понимаю их чувства. Кто-то жалел меня, кто-то отворачивался в отвращении, а кто-то откровенно издевался. Одна ученица, которая до усмирения таскала с кухни печенья и делилась со мной, разрыдалась прямо посреди коридора и убежала. Я стала замечать, как она, едва меня завидев, сворачивает с пути и прячется за ближайшей дверью. Но для меня, Атиши, это ничего не значило.

Я вспомнила, что были и те, кто стал позволять себе недопустимое, особенно в отношении ребёнка. Но я не говорила «нет», было проще и быстрее подождать несколько минут, пока они удовлетворят свою похоть или любопытство, а потом я смогу продолжить заниматься назначенной мне работой. Они ограничивались лишь взглядами и прикосновениями, не заходя дальше. Наверно, останься Атиша прежней, через пару лет, когда из тощего несуразного подростка она станет девушкой, они бы сделали следующий шаг в эту омерзительную пропасть. И, останься Атиша прежней, ей было бы всё равно. Но я не осталась прежней.

Я вспомнила, как осталась одна. Был поздний вечер, все уже разбрелись по комнатам, даже Овэйн куда-то отошёл. Мне нужно было помыть пол в кладовой и протереть пыль с дальних ящиков, и после этого можно было идти отдыхать. Когда я несла ведро с водой, я встретила Йована. Просто один ученик из десятков таких же для Атиши. Но я знаю, что он задумал. Изучает запретное знание, думает, что никто не узнает. Хочет сбежать. Наверное, увидел одну меня и решил, что достаточно спрятался ото всех. Хотел попрактиковаться в недозволенных для мага заклинаниях, ведь в его руках я заметила кинжал и исписанные мелким почерком разрозненные листы. Он зашёл за угол решётки, огораживающей часть кладовой, и спрятался в темноте. Как преступник. Хотя, почему как? В Ферелдене, как и во множестве других стран, магия крови и практикующие её маги, которых называют малефикарами, вне закона.

Я вспомнила, как усердно натирала каменный пол, окуная тряпку в ледяную воду, от которой сводило судорогой пальцы. Я очень старалась, ведь усмирённые всё делают тщательно. И я помню, как потемнело в глазах, когда я сделала шаг к стене, перенося ведро на новое место. А потом я очнулась на полу в луже. Новая я. Ох, Йован, как я надеюсь, что у тебя просто что-то пошло не так, ведь ты только ученик, а магию крови постигаешь вообще самостоятельно, без наставника. Хоть ты и считаешь, что участь усмирённых — это хуже смерти, мне не хочется верить, что ты намеренно сделал что-то с усмирённой девочкой. Я помню тебя из той, другой жизни, жизни не-Атиши. Там ты казался мне нормальным парнем, жаждущим обрести свободу и быть вместе с возлюбленной несмотря на запреты Церкви. Я не скажу им. Без моих показаний у них будут лишь догадки, а у тебя появится время.

Я всё вспомнила.

Я открыла глаза. Тут и правда есть потолочные балки, и сейчас я отлично их вижу. На стене, как я и предполагала, играют, переливаясь, разноцветные солнечные зайчики, рождённые витражом и утренним солнцем. Раз наступило утро, значит, Винн уже уехала к королевским войскам под Остагар. Она всегда была добра ко мне, к Атише. Надеюсь, порождения тьмы не ранят её, и она вернётся.

И тут я вспомнила кое-что ещё. Дыхание, до этого ровное и глубокое, сбилось, сменившись короткими частыми вдохами. Я старалась сохранить прежнее благостно-умиротворённое выражение лица, приклеить к себе эту маску безразличия и спокойствия, сжиться с ней. Но так тяжело это сделать, когда понимаешь, что скоро ты умрёшь.

Битва под Остагаром — лишь первое в череде событий во время Пятого Мора. Потом будет то, что позднее назовут «Разорванный Круг». Демоны прорвут Завесу и хлынут потоком из Тени, убивая и извращая на своём пути и магов, и храмовников: всех обитателей Башни Кинлох. Башни, в которой я сейчас живу. Лишь усмирённым удастся избежать их внимания, ведь они полностью отрезаны от Тени и для тварей с той стороны невидимы. Словно усмирённый — не человек, а просто предмет мебели. Но я-то больше не усмирённая! По крайней мере, не такая, как все.

Мне нельзя здесь оставаться.

Я скосила глаза в сторону и увидела, что недалеко от кровати стоит храмовник в полном облачении, включая шлем. И даже при оружии. Но криво как-то стоит: плечи опущены, голова чуть наклонена набок, пошатывается. Задремал, что ли? Бедняга, устал сторожить спящую девчонку. Хотя, почему я недовольна? Мне же лучше — он вряд ли заметил мою чуть не начавшуюся панику.

Я, выдохнув, резко села на кровати. Спину ломило и мерзко холодило. Ох, я же вчера как была в мокрой одежде, так и отключилась. Какая гадость.

Храмовник вздрогнул и покачнулся, чуть не завалившись в бок. Подъём, солдат! Спать на посту — опрометчиво, вдруг я и правда какая одержимая? Сожрала бы тебя вместе с доспехом, как консерву, пока ты смотрел свои храмовничьи сны о благочестивой Андрасте.

— Проснулась? В порядок себя приведи и пойдём. Вон чистое платье на тумбе, — хриплым со сна голосом сказал мужчина и кивнул на комод около кровати. — Рыцарь-командор Грегор велел привести тебя, как очнёшься.

Я повернула голову и увидела аккуратно сложенную кучку одежды рядом. Такого же коричневого цвета, как та, что на мне. И выглядит, наверное, так же — примитивная грубая роба. Действительно, зачем изыски, если усмирённым всё равно. Они... Мы... Усмирённые бы и голышом ходили, если бы замерзание не приносило телу дискомфорт.

Я спрыгнула с кровати и, схватив в охапку сменную одежду, отправилась в ванную комнату. Когда-то Атиша провела в этом лазарете много времени, и я прекрасно помнила, что здесь и как. Сзади за мной загромыхали шаги.

Сама ванная была просто частью основной комнаты, огороженной высокими, выше человеческого роста, деревянными панелями. Панели-то высокие, но даже до середины общей высоты помещения не достают. Хорошо, что хотя бы хлипкая дверь есть и в этом закутке можно огородиться, пока справляешь естественные потребности или моешься. Внутри, как и снаружи, изобилия мебели и предметов интерьера не наблюдалось: небольшое мутное зеркало над потрёпанным комодом, уставленным баночками и коробочками, трёхногая табуретка рядом, какое-то подобие унитаза за ширмой, несколько кадок и вёдер в углу да большая деревянная бочка вдоль одной из стен. А ещё мне было очень приятно вспомнить, что Цитадель Кинлох имела собственный водопровод. Уж не знаю, на магии он работал или на силе инженерной мысли, но вода исправно поставлялась по трубам на все этажи Башни, кроме самого верхнего. Но наверху он был и не нужен: там находился единственный огромный зал, предназначенный для испытаний магов.

Я шагнула в ванную, привычно прикрывая за собой дверь, но вздрогнула, когда ручка вырвалась из ладони и вслед за мной ввалился храмовник. Отступив от него на шаг, я прижала к себе свёрток с платьем, словно закрываясь щитом, и, стараясь сохранять бесстрастный голос, сказала:

— У меня волосы в крови. Мне нужно помыть голову и переодеться.

— Угу.

Что значит «Угу»?! Мужик, ты ещё не проснулся, что ли? Ладно, бывает. Если не понимаешь явных намёков — скажу прямо.

— Выйдите.

Судя по издаваемым звукам и движениям, если бы на храмовнике не было шлема, я бы сейчас любовалась вытаращенными в шоке глазами и почти беззвучно, словно у рыбы, открываемым ртом. Ага, смирная усмирённая попросила что-то сделать, ну надо же. Знаю, что усмирённые так не поступают, но Винн же говорила, что я могу себя вести странно из-за травмы. Буду упирать на это. Переодеваться перед неизвестным мужиком я точно не хочу.

— Я... должен следить. Неотрывно, — наконец мужчина нашёл хоть какие-то слова, а потом подобрался и уже увереннее добавил: — У меня приказ сопровождать тебя и следить.

— Но мне нужно переодеться.

— Это приказ! — рявкнул он. — Переодевайся давай!

Я закрыла глаза и глубоко выдохнула. Нельзя поддаваться на провокацию. Странное поведение для меня Винн обосновала, но оно всё еще должно быть лишь немного странным для усмирённой.

— Это нарушает нормы приличий.

— Чего...

Храмовник попятился, словно я действительно одержимая и сейчас на него накинусь, но оружие не достал. И на том спасибо.

— Это нарушает нормы приличий, — монотонно повторила я. — Вы посторонний мужчина, не отец мне и не брат, вообще не родственник. Это неприлично.

Храмовник сделал какой-то жест рукой, пространство вокруг него вспыхнуло, а я почувствовала... что-то. Голова закружилась, перед глазами поплыли цветные пятна, ноги задрожали. Я попыталась схватиться за край комода, но промахнулась и шлёпнулась на пол. Наверное, задница и голова и правда волшебным образом связаны, ведь неожиданная боль в пятой точке прояснила сознание. Я аккуратно поднялась на ноги и тут же села на стоящий рядом табурет. Кажется, меня шарахнули каким-то храмовничьим умением. Неприятно, но вроде не смертельно. Хотя, очевидно, мой надзиратель ожидал другого, потому что он снова издавал смешные звуки вроде недоумённого кряхтенья.

— Какого нага... Ты... — зло прошипел, но фразу не продолжил.

— Я не наг, я эльф, — покладисто сказала я, хлопая глазами и всё ещё пытаясь прогнать из поля зрения движущиеся разноцветные круги, но тут же повторно напомнила: — Я не могу переодеваться при вас. Это нарушает нормы приличий.

Я морально подготовилась к новому удару, но его не последовало. Неужели победила моя настойчивость, поддерживаемая уже скорее дурацким чувством противоречия, чем действительным страхом оголиться перед неизвестным мужиком? В конце концов, если ему в голову придут неподобающие мысли, пока он будет скидывать свои железки, я десять раз успею убежать. Или хотя бы попытаюсь.

Тем временем храмовник, не поворачиваясь ко мне спиной, нащупал дверную ручку и, всё так же пятясь от меня, вышел из ванной.

— Иди за мной, эльф. Это приличиям соответствует? — язвительно спросил мужчина, но голос его дрожал.

Я послушно встала и молча последовала за ним. Храмовник двигался к двери, всё так же не сводя с меня взгляда. Наверное. Под шлемом не было видно глаз, но голову от меня не отворачивал, словно змея, завороженная дудочкой заклинателя. Когда я дошла до середины комнаты, он рявкнул: «Стой!», а сам продолжил свой медленный путь. Добравшись до цели, всё так же не отворачивая головы, он открыл дверь в коридор и тихонько, чтобы я не услышала, позвал: «Энн, ты тут?». Но я услышала.

— Чего тебе? Опять похабный анекдот рассказать хочешь? Прибереги его до конца смены, — сказал из-за двери женский голос.

— Да нет. Слушай, подмени меня чуток, а? Последи за девчонкой, пока она себя в порядок приведёт.

Голос храмовника звучал жалобно, почти умоляюще.

— Ха-ха, Фэррис, и когда ты стал таким стеснительным?

— Я... Энн, слушай, просто сделай, ладно? Сочтёмся. Но будь начеку, она странная. Я её Святой Карой приложил, а ей хоть бы что.

— Фэррис, ты сдурел? — наконец в двери показалась голова обладательницы голоса. — Если силы девать некуда, так попроси Рыцаря-командора найти тебе занятие повеселее. Девчонку-то травмировать зачем? Она и так Создателем уже наказана, раз магом родилась.

— Да ведёт себя подозрительно: при мне переодеваться отказалась, про нормы приличия чего-то повторяет. Ну я и подумал, что она того, одержимая.

— Ага, раз сиськи тебе не показала, то сразу одержимая. Демоном скромности, что ли? — насмешливо спросила Энн и зашла в лазарет. — Она же усмирённая, они одержимыми не бывают. Слушай, а ты уверен, что случайно и себя Карой не приложил?

Женщина оказалась крупной, ничуть не уступавшей Фэррису ни в росте, ни в ширине плеч. На нагруднике точно такого же, как у товарища по ордену, храмовничьего доспеха блестел символ пылающего меча. Надень Энн шлем — и их легко можно было бы перепутать. Но шлема не было, и то на меня, то на Фэрриса с любопытством поглядывали синие глаза на конопатом лице в обрамлении довольно коротко стриженых соломенных волос.

— Уверен! — рявкнул Фэррис и тут же жалобно добавил, сменив тон: — Так подменишь?

— Так и быть, но должен будешь. Вали на мой пост пока.

Энн дождалась, пока Фэррис уйдет и закроет за собой дверь, потом повернулась и размашисто зашагала мимо меня в сторону ванной комнаты. Удивительно, что, несмотря на одинаковый доспех, женщина ступала почти бесшумно, в отличие от коллеги-храмовника, который громыхал, наверное, на весь этаж.

— Чего застыла? Чем скорее ты на человека станешь похожа, тем лучше. То есть на эльфа. Да без разницы, лишь бы не на чучело.

Я послушно последовала за храмовницей. В отличие от Фэрриса, она не побоялась повернуться ко мне спиной, да и относилась гораздо... добрее, что ли. Наверное, хорошая женщина. Смешливая, сильная, голос глубокий и приятный. Атиша её не помнила. Атиша вообще мало кого помнила даже из тех магов, с кем часто общалась, а уж на храмовников и подавно не обращала внимания. Да и не до того ей... мне, мне до усмирения было не до общения со своими надзирателями. А потом всё уже не имело значения, как и прочий мир вокруг.

Я зашла в ванную вслед за Энн и, всё ещё испытывая небольшое стеснение от присутствия незнакомого человека, начала раздеваться. Сняв башмаки и робу и оставшись в незатейливом нижнем белье, я подхватила одну из кадок и поднесла её к крану. Увы, моим мечтам о горячей воде не суждено было сбыться. Но и обжигающе-холодной, как в окружающем башню озере, вода не была. Значит, всё-таки греют её, но почему же не до приятной теплоты? Я не сдержала горестный вздох от мыслей, какое бодрящее купание мне предстоит. К счастью, он был полностью заглушен звуком бьющейся о дно кадушки прохладной воды.

Поливать себя из ковшика, стоя в деревянном тазике, оказалось не так уж плохо. Точнее, не так ужасно и неудобно, как я представляла сначала. От мытья в ванной при отключенной горячей воде ничем и не отличалось. А вот голову мыть было неприятно. Да ещё и вместо нормального шампуня в этом магическом средневековье пользовались каким-то густым травяным отваром, который совершенно не пенился. Я долго не понимала, промылись ли уже мои удивительно длинные волосы или нужно поливать их этой жижей ещё. Когда с гигиеническими процедурами было покончено, я обмотала голову чистым полотенцем и нацепила на себя свежее нижнее бельё. Всё время Энн молча стояла в углу комнаты, ничем не выдавая своё присутствие, но, прикрыв наконец срамные места, я испытала облегчение.

Теперь мне предстоял самый трудный этап приведения себя в божеский вид — расчесать мокрые волосы деревянным гребнем. Ах, милые массажные расчёсочки, нежно распутывающие мои непослушные волосы! Я буду по вам очень скучать. Я уже скучаю и горюю по вам больше, чем по горячей воде и отсутствию храмовников, готовых меня прирезать при малейшем признаке одержимости!

Тщательно промокнув волосы, я села перед зеркалом и замерла, пялясь в чужое отражение. На меня смотрела незнакомая девочка с огромными голубыми глазищами, характерными эльфийскими чертами лица и длинными спутанными рыжими волосами. Но всё моё внимание привлекло огромное круглое клеймо в виде солнца со множеством лучей, которым Церковь метит всех усмирённых магов. Вроде бы его наносят с использованием лириума, магической руды, но выглядит оно просто как выжженный шрам. Отвратительно. Личико Атиши и так красивым назвать было сложно: максимум, прищурив глаза, можно было сказать, что оно по-детски миленькое. Но эта церковная метка и вовсе изуродовала его. Грустно видеть себя такой, но мне нужно привыкнуть, ведь теперь это я. Не знаю, навсегда ли я тут застряла, или когда-нибудь получится вернуться в родной мир — к благам цивилизации, отсутствию магов и демонов и относительному равенству всех людей.

Наконец я потянулась к редкому деревянному гребню и принялась расчёсываться. Процесс шёл медленно, волосы не поддавались. Вдруг я заметила краем глаза, что Энн приближается ко мне, держа что-то в руке. Я обернулась, тут же вскочила с табуретки и попятилась от неё: женщина шла ко мне с обнажённым кинжалом.

— Тише, тише. Я просто хочу отрезать волосы. Толку-то от них тебе всё равно нет, — вкрадчиво сказала Энн и сделала ко мне ещё несколько шагов.

Я скрутила волосы в пучок и зажала его в руках. Отступив почти в самый угол ванной, я тихо произнесла:

— Не надо.

— А?

Энн замерла, её брови удивлённо поползли вверх, а взгляд был потерянным. Кажется, её тоже настиг экзистенциальный кризис от моего отказа, как ранее это случилось с Фэррисом. Чего их всех так плющит-то? Неужели я и правда первая усмирённая, кто с ними не согласна?

— Но ты же... тебе удобнее будет.

— Нет. Не надо отрезать мне волосы.

— Но ведь... ты...

Я закрыла глаза и задержала дыхание, готовясь, что сейчас и эта женщина шарахнет по мне каким-нибудь умением против одержимости и демонов. И ничего не произошло. Я вновь взглянула на храмовницу — она стояла всё в той же позе, но теперь задумчиво смотрела на кинжал в руке. О нет! А вдруг она решит сейчас меня просто прирезать? Я вжалась в стену ванной, панически пытаясь просчитать в уме, как сбежать от верной гибели. Но вдруг, словно решив что-то про себя, Энн убрала кинжал в ножны, отступила на прежнее место и принялась разглядывать меня.

— Ладно... Как хочешь.

— Спасибо, — поблагодарила я и тихонько вернулась к зеркалу.

Руки подрагивали, ведь я правда думала, что мне сейчас придёт конец.

Спустя минут десять я смогла причесаться и заплести себе две длинные мокрые рыжие косички. Я не придумала ничего лучше, ведь фен, чтобы просушить мои космы, тут ещё не изобрели, а оставить волосы распущенными — всё равно что на спину плеснуть ковш воды. Мокро и противно.

Натянув на себя чистую, пахнущую какой-то травой робу, я почувствовала себя человеком. То есть эльфом. Надо привыкать и переучиваться.

— Я готова.

Энн лишь прошептала что-то вроде «Ну наконец-то» и зашагала к выходу из лазарета.

— Фэррис, забирай свою стесняшку! Чистенькую и свеженькую, — сказала она, распахнув дверь. — И не расстраивайся, сисек там нет, ты ничего не потерял.

— Да при чём тут... Ладно, спасибо!

Храмовник поманил меня за собой. Я вышла из лазарета и остановилась посреди коридора в ожидании Фэрриса. Энн наклонилась к нему и прошептала на ухо:

— Ты прав, она жуткая. Хотела ей волосы обрезать, а она как кинется от меня! И смотрит волком. Я себя почти детоубийцей почувствовала.

— А я говорил! И мне за ней весь день следить теперь. Прям мороз по коже.

Я заметила удивительную вещь — у меня чрезвычайно острый слух. Раньше у меня, у той меня, что не-Атиша, такого слуха точно не было. Я бы даже могла назвать себя глуховатой на одно ухо из-за постоянного ношения наушников. Но теперь... Теперь я слышу очень хорошо: вчерашний разговор Винн и Ирвинга, этот разговор Энн и Фэрриса. И я понимаю, что они действительно говорят очень тихо, но я могу разобрать каждое слово.

Пока я размышляла об эволюционных преимуществах строения эльфийской ушной раковины перед человеческой, храмовники закончили шептаться. Фэррис подошёл сзади и легонько толкнул меня в спину.

— Чего застыла? Рыцарь-командор тебя и так слишком долго ждёт. Давай, двигай в кабинет Первого Чародея.

— Если мы идём на встречу с Рыцарем-командором Грегором, то почему мы идём в кабинет Первого Чародея, а не в кабинет Рыцаря-командора? — решилась задать мучивший меня вопрос.

— Куда велел привести — туда и веду, а остальное — не моего ума дело. И не твоего. Иди, давай, не думай.

Всплывшая в памяти банальность сама сорвалась с языка:

— Если я думаю, значит, я существую.

— Чего?

Коря себя на все лады и вспоминая поговорку «Язык мой — враг мой», я коряво попыталась придумать какое-то обоснование своей фразе:

— Усмирённым доступно не так много радостей жизни. Осознавать своё существование — одна из них.

— И к чему это... — начал было говорить Фэррис, но тут же прервался и рявкнул: — Так! Хочешь думать — думай, но делай это молча и не сбавляя хода.

Мысленно поблагодарила храмовника, что своим окриком закрыл столь скользкую тему. За спиной, среди грохота и лязга шагов, слышалось недовольное сопение. Разозлился. Ну, могло быть хуже. Легко отделалась. Нужно научиться лучше контролировать себя, иначе точно нарвусь на неприятности.

Мы спускались по лестницам, шли по округлым коридорам, снова спускались и снова шли по коридорам. В мыслях было лишь недоумение: разве в игре в этой Башне было столько этажей? Сколько их вообще? Я пыталась порыться в памяти, но ничего не смогла припомнить. Кажется, Атиша никогда не интересовалась подобными вопросами. Когда мы проходили мимо одной открытой двери, я мельком успела заглянуть в неё и заметила высокую статую женщины, возле которой молились несколько человек. Наверное, храмовник тоже обратил на них внимание, потому что я услышала его приглушённое бормотание. Не удалось разобрать все слова, но, кажется, это были строки Песни Света — местного Священного Писания. Логично. Орден храмовников — часть Церкви, а это значит, что они все там истово верующие.

Когда мы дошли до цели, Фэррис схватил меня за руку и легко отодвинул с дороги. Он постучался в дверь и сразу, не дожидаясь ответа, вошёл в кабинет Первого Чародея, потянув меня следом.

— Рыцарь-командор Грегор, первый чародей Ирвинг, — поприветствовал храмовник кивком головы, — я привёл усмирённую.

Фэррис слегка подтолкнул меня в спину, вынуждая сделать несколько шагов к заваленному книгами письменному столу. Затем он захлопнул дверь и встал у неё, предусмотрительно закрывая собой путь к отступлению. Не могут же они всерьёз думать, что я способна сбежать от самого искусного мага Круга и двух храмовников?

Протянув вежливое «Здравствуйте» и почтительно склонив голову, я постаралась незаметно осмотреться. Атиша никогда не была здесь раньше. Помещение оказалось довольно просторным, со всё теми же высоченными потолками. Целых два узких стрельчатых окна давали достаточно света, но в центре всё равно горели свечи в большом напольном канделябре. Вдоль стен слева и справа от двери располагалось множество книжных шкафов разной высоты, а у третьей стены, под окнами, стоял длинный стол. Зелёная скатерть его была заставлена баночками, бутылочками, листами бумаги и раскрытыми книгами. Кажется, я даже заметила человеческий череп на подставке.

Грегор и Ирвинг стояли в стороне, и, судя по всему, наше появление прервало их оживлённую беседу. После моего приветствия Ирвинг перекинулся с собеседником ещё парой фраз и подошёл ко мне.

— Атиша, дитя, как ты себя чувствуешь? Увы, Винн не смогла дождаться твоего пробуждения.

— Спасибо, всё хорошо. У меня ничего не болит.

— А память? Она вернулась к тебе?

— Да, я всё вспомнила.

— Прекрасно, — задумчиво протянул чародей и сделал странный жест Рыцарю-командору.

— Фэррис, выйди. Закрой за собой дверь и никого не пускай, — тут же скомандовал Грегор.

— Но как же... — попытался было возразить храмовник растерянно.

— Это приказ! Выйди.

Судя по грохоту за спиной и хлопку двери, Фэррис действительно ушёл. Ирвинг же, аккуратно взяв меня под локоть, сопроводил к окну, обогнув угол стола. Туда же подошёл и Грегор. Мужчины обступили меня, но личных границ не нарушили.

— Дитя, поведай же, что именно случилось? — вкрадчивым голосом спросил Первый Чародей.

Я закрыла глаза, припоминая последовательность событий прошлого вечера, и начала говорить. Рассказала обо всём, что видела и делала, кроме Йована. Понимаю, что его всё равно вычислят, но мне не хотелось быть к этому причастной. Если в случившемся с Атишей и в моём появлении здесь есть его вина, то зла я не держу. Злопамятность мне вообще не свойственна.

— И больше ничего ты не заметила? Никакого подозрительного поведения? Странных вещей или знаков?

Грегор явно ожидал большего от моего рассказа и сейчас выглядел слегка разочарованным.

— Нет. Если что-то и было, то я не обратила на это внимания или не помню этого. Я описала всё, что вспомнила.

— Хорошо. Постой пока здесь. Ирвинг, можно тебя?

Рыцарь-командор увёл Первого Чародея в другой конец помещения, и они тихо принялись переговариваться, иногда поглядывая в мою сторону. Потом Грегор вызвал в кабинет Фэрриса резким окриком, и, судя по всему, спрашивал обо мне. И чем больше ему Фэррис отвечал, тем мрачнее становилось лицо Грегора. Ясно. Храмовник не упустил случая нажаловаться на пугающую девчонку. Как только Фэррис закончил свой рассказ, Грегор снова отослал его. Как я ни напрягала слух, не смогла ничего услышать. Очень жаль. Хотелось быть в курсе, ведь решается моя судьба.

Ирвинг резко подошёл к длинному столу и взял с него одну из раскрытых книг. Он сунул её шедшему следом Грегору под нос, а я наконец смогла хоть что-то разобрать:

— Сам посмотри, подобное уже было описано!

— Хватит пихать мне в лицо свои пыльные книжки! Я прошу от тебя чёткого ответа. Готов ли поручиться, что она безопасна? Готов ли взять ответственность за все последствия, которые могут быть?

— Винн её обследовала, я её осмотрел, чего тебе ещё нужно? Признаков одержимости нет, как и нет связи с Тенью. Она ничем не отличается от других усмирённых.

— Поведение изменилось, ты же сам слышал отчёт.

— И Винн предупреждала об этом! В книге, — Ирвинг снова потряс фолиантом перед носом Грегора, — такое описано! Тут сказано, что поведение полностью пришло в норму через три месяца, как только мозг восстановился. Я не вижу причин для крайних мер.

— Я и сам бы этого не хотел, ты же знаешь...

— Знаю, и потому уверяю — девочка не представляет опасности. Давай лучше обсудим, как нам выяснить, кто виноват в случившемся!

Весь их разговор я старалась послушно стоять там, где меня оставили, и проявлять максимальную незаинтересованность. Я рассмотрела узор трещинок на ближайшей каменной кладке, и маленького паучка, и его сеть, раскинувшуюся между рамой окна и стеной. Я бы с удовольствием всё это время смотрела в окно, да только оно слишком высоко. Наконец обратили внимание и на меня:

— Атиша! Подойди сюда, — Ирвинг поманил меня к себе. — Дитя, я освобождаю тебя от работы на неделю. Тебе следует отдохнуть.

— Я приставлю к тебе храмовников, несколько дней они понаблюдают за тобой, — подал голос Грегор.

Я покорно склонила голову со словами «Хорошо, как скажете».

— А теперь иди, нам с Рыцарем-командором ещё многое нужно обсудить.

— До свидания, Первый Чародей Ирвинг. До свидания, Рыцарь-командор Грегор.

Я вежливо поклонилась мужчинам и собралась уйти, но Грегор окликнул:

— Постой. Пригласи сюда Фэрриса, а сама дождись его в коридоре.

Кивнув, я выполнила просьбу и осталась в коридоре дожидаться своего надзирателя. Пробыл он в кабинете недолго, а когда вышел, просто молча встал у меня за спиной. Я помялась ещё какое-то время в растерянности, но затем направилась в библиотеку. Если я могу делать что угодно, в рамках разумного и приемлемого для усмирённой, конечно, то узнать больше обо всём — самый лучший выбор. Атиша не была особо любопытной даже до усмирения, так что я не могла сравнить свои знания с её воспоминаниями.

В библиотеке оказалось неожиданно пусто, некому было удивляться странным посетителям в лице усмирённой и следующего за ней по пятам храмовника. Я медленно пошла вдоль полок, читая названия книг. Удивителен сам факт того, что я понимаю местный язык и умею на нём читать. Потому что если в устной речи я не замечала разницу, если не вдумывалась в звучание каждого конкретного слова, то вот в письменной я точно понимала, что на привычный мне алфавит это не похоже. И тем не менее незнакомые символы легко складывались в слоги и слова.

Я перебирала книги и никак не могла выбрать, с чего начать. Мне нужны самые базовые знания. География? Зоология? История? Ботаника? Всё такое важное. Наконец взгляд зацепился за смутно знакомое имя: Фердинанд Дженитиви, «В поисках знания: путешествия учёного Церкви». Я достала книгу с полки и пролистала оглавление. То что надо! Обзорные статьи по самым разным областям — от традиций и обычаев разных народов до кратких очерков по истории и описания природы с уточнением, что за твари там водятся.

Надеюсь, чтение поможет отвлечься, потому что всё чаще проскальзывают мысли о том, что я попала в жестокое средневековье, где человеческая жизнь ничего не стоит, а эльфийская ценится и того меньше. И теперь я совершенно одна, без семьи и друзей. Ну и что, что общалась я с роднёй нечасто, а друзей была лишь пара человек. Но это всё у меня было, а теперь этого нет. И я даже не могу завести новых. По крайней мере, пока не сбегу из Круга. Но сейчас у меня нет предположений, как это сделать. Я точно знаю, что побег возможен, ведь из Цитадели Кинлох маг Андерс сбегал аж семь раз! И Йован скоро сбежит. Может, попробовать прицепиться к нему? Надавить на совесть, ведь я не выдала его. Да только лучше даже не подходить к нему, пока за мной храмовничий хвостик ходит. Пока я под наблюдением, полезнее вести себя смирно и посвятить время самообразованию.

Я присела за стол и открыла книгу. Ужасно. Света из окон оказалось совершенно недостаточно для чтения, в сумраке я не разбирала букв. Стоит зажечь свечи, но как? Была бы у меня магия, этот вопрос даже не возник бы. Я обернулась к храмовнику и спросила:

— Фэррис, у вас есть что-то, чем можно развести огонь?

Мужчина оказался застигнут врасплох моим вопросом и даже потянулся рукой куда-то под доспех, но тут же одёрнул её.

— Зачем? — сказал он с подозрением.

— Зажечь свечи.

— Зачем? — повторил он.

— Что именно «зачем»? Здесь слишком темно для чтения.

— Читать зачем?

Я растерялась. Пришлось отвернуться, чтобы храмовник не заметил, как я закатываю глаза. Что тут можно ответить? Потому что чтение — это весело? Потому что быть умным — это хорошо? Храмовники же тоже должны читать ещё что-нибудь, кроме Песни Света! Хотя, может, это просто мне такой сопровождающий достался, которому книги не интересны? Но как ответить так, чтобы не выдать себя? Нормальные усмирённые же ничем не интересуются.

— Меня освободили от работы. Разумно посвятить это время приобретению новых знаний.

Логичное объяснение, на мой взгляд. Я тихонько выдохнула и замерла в ожидании очередного странного вопроса. Справа от меня раздалось щёлканье, и я увидела, что Фэррис с помощью какого-то инструмента высекает искры. Наконец от одной из искр затлел кусочек не то бумаги, не то тряпочки. Храмовник подул на него, и тут же на тлеющем обрывке вспыхнул маленький огонёк, от которого Фэррис зажёг свечи в большом ажурном подсвечнике. И всё это в полнейшей тишине. Это выглядело как какое-то волшебное таинство. Ой, нет, здесь же не было волшебства, только физика. Да, таинство физики, которое ничуть не менее захватывающе, чем магическое!

— Благодарю. Присаживайтесь, в ногах правды нет. Я здесь надолго.

— Скоро обед. Пропустишь? — пробурчал Фэррис, оставаясь на прежнем месте.

Ох, пока этот храмовник не заговорил про еду, я и не понимала, насколько же хочется есть! Я молча сглотнула выделившуюся слюну.

— Конечно, нет. Полноценное питание необходимо мне для восстановления после травмы, а вам для поддержания хорошей физической формы. Знания знаниями, а обед — по расписанию.

Фэррис довольно хмыкнул. Наверное, сейчас моё поведение вписывается в его представления об усмирённых, вот он и рад. Постараюсь поддерживать эту манеру общения, потому что не хочу снова Святой Карой по голове получить.

Книга читалась легко и непринуждённо. За пару часов я освоила почти половину страниц. Пока что вся информация в моих воспоминаниях сходилась с написанным. Это оказалось очень странным чувством: после каждой главы делать в мозгу пометочки, что ранее считавшееся сказкой и выдумкой, теперь стало моей суровой реальностью. Разные виды разумных существ, магия, чудовища, демоны и Тень. Теперь это мой мир, по крайней мере, до тех пор, пока я не узнаю, смогу ли я вернуться. Но надежды на это мало, и дело тут не в моём вечном пессимизме. Чтобы обратить что-то вспять, нужно понимание, как это что-то произошло. А этого понимания нет, и вряд ли оно появится.

Когда подошло время обеда, Фэррис напомнил об этом, вернув фразу про расписание и снова хмыкнув. Понравилось, значит. Ну, мне не жалко — пользуйся на здоровье, храмовник.

В столовую пришлось идти на другой этаж. Сначала я не обращала внимания на окружающих, потому что была занята упорядочиванием свежеполученных знаний о мире Тедаса, но, когда дело дошло до подъёма по крутой лестнице, у меня не осталось сил ни на что. На последние ступени я почти заползала. Невольно вспомнился вчерашний храмовник, который не только сам бодро вышагивал по лестнице в своём тяжеленном доспехе, так ещё и меня тащил легко и непринуждённо. Вот это у него силища, наверное! Фэррис, конечно, тоже молодец, с темпа не сбивался, остановки делал, лишь когда останавливалась я, но всё же Бевал впечатлил меня больше. А ещё он не применял ко мне свои храмовничьи умения.

Обед оказался весьма скромен и бесхитростен: каша, рыбный суп и булочка с травяным чаем на десерт. Просто, но вкусно и сытно. Особенно для такой голодной меня. От приятного чувства теплой тяжести в желудке поднялось настроение. Если бы мне не нужно было постоянно носить на лице маску бесстрастности, я бы с удовольствием сидела и лыбилась в пустоту — настолько мне стало хорошо.

Пока я обедала вместе со всеми, Фэррис всё так же тихо стоял позади меня. Но потом поймал какого-то храмовника и, наверное, попросил приглядеть за мной, пока он сам перекусит. Он сходил на кухню и вернулся с подносом, заставленным гораздо большим количеством еды, чем было у меня. А потом случилось невероятное. Храмовник сел напротив и снял шлем! Ну, то есть, конечно, ему было необходимо снять его, чтобы поесть. Но я настолько за сегодняшний день привыкла видеть железку с узкой щелью для глаз вместо головы, что оказалась удивлена наличием у Фэрриса обычного человеческого лица. Хотя кого я обманываю! Не такого уж обычного — парень был красив.

Фэррис оказался очень молод, ему едва ли стукнуло больше двадцати, но на смуглой скуле уже виднелась белёсая полоска шрама. Тёмные карие глаза обрамляли такие густые чёрные ресницы, что мне невольно вспомнилась старая песенка с глупым текстом, где девушку призывали похлопать ресницами и улететь.

Мужчина активно поглощал еду, а я поняла, что не могу оторвать от него взгляда. Есть что-то эротическое в наблюдении за тем, как красавец с аппетитом ест. Интересно, это я о себе не знала подобных увлечений, или это пристрастия Атиши так проявляются? Эх, наверное, надо мне прекращать разделять эти две личности, иначе я точно умом тронусь.

— Чего смотришь? — проглотив один ломтик мяса, спросил Фэррис и тут же положил в рот новый.

— Ты красивый.

Храмовник поперхнулся, и, я клянусь, у него покраснели уши! Может, щёки тоже покраснели, но на его смуглой коже это было малозаметно. Какая прелесть! Я смутила его. Он ничего не ответил, но прекратил жевать и уставился в тарелку. Через несколько секунд, не поднимая на меня глаз, пробурчал:

— Отвернись, а то кусок в горло не лезет, когда ты на меня пялишься.

Я послушно развернулась в другую сторону, с трудом сдерживая улыбку. Казался таким грозным и сердитым, а сам такой стесняшка! Но я не успела насладиться приятными мыслями, потому что вспомнила. Скоро он умрёт. Скоро этот стеснительный милашка будет убит, как и почти все обитатели башни. И смешливая Энн скоро умрёт. И тот храмовник, что сейчас подменяет Фэрриса, тихо стоя за моей спиной. И множество тех людей и эльфов, что только что обедали в этом большом зале. И самое страшное в этом то, что у меня нет ни единого шанса как-то это предотвратить. Не могу же я прийти к Ирвингу и просто сказать, что скоро тут прорвёт Завесу, и Башню наводнят сотни демонов и одержимых? Кто поверит девчонке, которую саму подозревают в связях с малефикарами? Не зря же ко мне приставили храмовника. Да и толку от такой информации, если никакой конкретики я не помню.

От прежнего хорошего настроения не осталось и следа. Я почувствовала, как на глаза набегают слёзы, и часто заморгала в попытке их прогнать. Будет глупо выдать себя именно в этот момент. У меня задрожали руки, поэтому я сцепила их в замок и прижала к животу. Слёзы не проходили, да ещё и в носу защекотало. И вдруг я чихнула. Я заметила, как Фэррис вздрогнул и выронил ложку, а подменяющий его храмовник потянулся к мечу. Ребята, спокойнее, я сама не ожидала! Но внезапный чих помог мне собраться и прийти в себя. Плюс послужил удобным оправданием увлажнившимся глазам.

Спустя несколько минут я заметила, что Фэррис встал из-за стола и потянулся рукой к шлему.

— А ты мог бы не надевать шлем?

— Это ещё почему? — ответил он вопросом на вопрос.

— На тебя приятно смотреть.

Ох, Создатель! Его уши опять покраснели! Я бы запищала от восторга, если бы могла! Фэррис же лишь быстрее нацепил свою дурацкую железяку. Очень жаль. Но настроение снова слегка поползло вверх. Безнаказанно смущать парня оказалось очень весёлым делом.

Мы вернулись в библиотеку и расположились на прежнем месте. Народу теперь было больше, и у всех горели свои собственные свечи, поэтому мне не пришлось просить у Фэрриса огоньку. К сожалению, ведь я бы хотела ещё раз, уже внимательнее, посмотреть, что он там делал.

Я освоила книгу Дженитиви до конца и пошла выбирать следующую. На полке обнаружился второй том, и я тут же схватила его. Страниц было куда меньше, но, судя по оглавлению, эта часть посвящена не столько известному Тедасу, сколько тому, что лежит за его пределами. Сам факт наличия в моём новом мире настоящей Terra Incognita будоражил воображение. В детстве и юношестве я читала много приключенческой литературы про конкистадоров, но даже не могла представить, что и у меня однажды появится шанс исследовать неизведанные территории. Наша старушка-Земля уже изучена вдоль и поперёк, и первопроходцем можно стать лишь на других планетах. Когда-нибудь, когда всё-таки начнутся полёты человека к этим планетам. А здесь же всё доступно — садись на корабль или лошадь и отправляйся туда, где ещё не ступала нога человека или эльфа. Разумеется, это не так просто, как представляется. Сначала мне нужно выжить, но то, что такая возможность, хоть и крохотная, вообще есть — удивительно.

Не хотелось расставаться с красочными описаниями таинственных островов, диких земель и океанов, где никогда не прекращаются шторма. Но второй том закончился быстрее первого, и я с некоторым разочарованием захлопнула последнюю страницу. Я оглянулась на Фэрриса — парень гордо отказался присесть рядом и провёл весь день на ногах. Но сейчас он, как и утром, стоял, пошатываясь, со склонённой набок головой. Задремал, бедняга. Я оглянулась и поняла, что в библиотеке не осталось посетителей. Ой. Кажется, уже поздний вечер. Не понимаю пока, как местные определяют время без часов, но темень за окном и отсутствие других людей наверняка свидетельствуют о том, что давно пора спать.

Я вернула книгу на полку и подошла к шатающемуся храмовнику. Немного страшно его будить, а ну как сейчас опять меня Карой огреет или свой двуручник из-за спины достанет? Но и оставлять его так тоже нельзя. Я собралась с духом и легонько тронула его за плечо — никакого результата. Ткнула посильнее — и опять ничего. Тогда я схватила его за руку и потрясла, заодно позвав парня по имени:

— Фэррис, проснись.

Он, конечно, проснулся, но случилось именно то, чего я и опасалась — жест рукой, сияние, цветные круги и чувствительный шлепок моей задницы на пол. Ладно, не всё так плохо, от меча мне было бы больнее и смертельнее. Пока я трясла головой и моргала, пытаясь хоть немного прийти в себя, Фэррис понял, что натворил, и, ойкнув, протянул мне руку, чтобы помочь подняться. Наверное. Или две руки. Или четыре. Я не могла точно сосчитать их количество, зато почти была уверена, что это всё-таки рука, а не нога. Когда картинка перед глазами перестала плыть и крутиться, словно калейдоскоп, я попыталась подняться, но сил хватило лишь на то, чтобы заползти на стул.

Никаких извинений я, конечно, не дождалась. Но произошедшее вселило в меня маленькую надежду, что с такой реакцией у парня есть шанс пережить грядущую бойню.

Мы молчали минут десять. Наконец ноги перестали дрожать, и я аккуратно поднялась. Задув свечи, я погрузила библиотеку во мрак, лишь едва разгоняемый призрачным мерцанием лунного света из окон. И зачем я это сделала? Сейчас навернусь где-нибудь и повторно голову расшибу, да только Винн уже рядом нет, чтобы мои глупые мозги подлечить.

— Ты куда сейчас? — тихонько спросил Фэррис и аккуратно схватил меня за руку.

— В спальню усмирённых, пора спать.

— Нет, Рыцарь-командор отдал приказ временно переселить тебя в одну из гостевых комнат. За мной.

Храмовник потащил меня к выходу из библиотеки, стараясь ступать тихонько, но каждый его шаг раздавался громом посреди тишины и мрака. К счастью, далеко идти нам не пришлось — комната, куда меня перевели, была совсем рядом.

Я зашла в свою новую спальню и в тусклом свете постаралась рассмотреть, что и где тут находится. Мне достаточно было найти кровать, а остальное не так уж и важно сейчас. А вот то, что вслед за мной прошёл и Фэррис, оказалось неожиданностью.

— Ты будешь следить за мной, пока я сплю?

— У меня приказ, — ответил он спокойно.

Спать в присутствии мужика в доспехах и при оружии не слишком комфортно, но, кажется, выбора у меня нет. Надеюсь, храпеть и пукать во сне я не буду, либо это будет неслышно, а то парень явно и сам не рад. А ещё больше я надеюсь, что он сам не будет храпеть и пукать.

Благодаря темноте я без стыда и неловкости разделась до нижнего белья и юркнула под теплое одеяло. День сегодня был насыщенный на новые впечатления, поэтому я уснула, едва прикрыв глаза.

Громкий хлопок двери вырвал меня из забытья. Снов не было. Совсем. Закрыла глаза в темноте, открыла — уже светло. Это очень странное ощущение. Я лежала, не шевелясь, и пыталась осознать, как такое вообще возможно, ведь мои сновидения всегда были яркими, красочными, с умопомрачительными сюжетами и приключениями. И вдруг услышала тихий разговор. Кажется, эльфийские уши и правда лучше улавливают звуки. Я старательно притворилась мирно спящей. Жаль, в текущем положении даже глаз не скосить, чтобы посмотреть, кто там пришёл, ведь лежу я спиной к двери.

— Эй, парень, подъем, смена пришла. Что за сонную обитель ты тут устроил. Ладно девочка отсыпается, её от работы освободили, но ты-то на посту! — насмешливо сказал незнакомый мужской голос.

— Я не сплю, не сплю, — хрипло пробурчал Фэррис.

Постоянство — признак мастерства, да, Фэррис? Жаль, мне приходится всё время делать безразличную морду кирпичом. От желания прокомментировать очередной сон этого бравого стражника-сони у меня аж всё зудит. Но нельзя. Ну почему меня не всосало в какого-нибудь обычного мага или храмовника! Как же тяжело всё держать в себе. Я зажмурилась, стиснула зубы и медленно выдохнула через нос. Бесит, что нужно молчать, бесит, что нужно скрывать эмоции. Вся ситуация бесит. Вчера это ощущалось не так сильно. Наверное, сказывались нахлынувшие воспоминания бедняжки-Атиши, вот и ходила в состоянии офигевания весь день.

— Что там было на утреннем инструктаже?

— Ночью опять всю башню обыскивали, но не нашли ни следа магии крови. Рыцарь-командор Грегор недоволен. А ребята судачат, будто он надеется, что малефикар не упустит случая завершить начатое, потому и организовал слежку. Думаю, они ошибаются.

— Да лучше бы и правда завершил... — голос Фэрриса был едва слышен.

Мерзкий храмовник! Ваш орден же защищать магов должен, а ты... От возмущения я даже дышать перестала. Может, наплевать на всю маскировку да и высказать этому гаду всё что я о нём думаю? Нет! Пришлось закусить губу, чтобы сдержать порыв. Если ходят подобные слухи, значит, мне нужно быть ещё осторожнее. Нельзя давать повода для подозрений.

— Эй, ты чего, не её вина, что малефикар её жертвой выбрал. Любой на этом месте оказаться мог.

— Если мага крови не поймают, то и окажется.

— Фэррис, ты слишком пессимистично настроен.

— Я реально смотрю на вещи. Я видел, что могут натворить маги. Это ты тут весь такой благородный с мечтами о защите бедненьких магов...

— Эй, парень, не перегибай палку, я прекрасно знаю, какую опасность несёт магия.

— Вот именно, ты «знаешь», а я видел своими глазами, что магия крови может с человеком сделать. Если малефикара скоро не поймают, то лишь вопрос времени, когда вот эта его новая марионетка натворит дел.

— Да ну брось, её же проверяли. Даже если ты вдруг прав, то как мелкая слабая эльфийка без магии сможет навредить целому Кругу, полному опытных магов и храмовников?

— Её поведение уже изменилось.

— Старшая Чародейка предупреждала Рыцаря-командора об этом.

— Маги просто выгораживают своих. Как всегда.

Я услышала обречённый вздох. О да, я совершенно согласна с тобой, мой новый неведомый надзиратель. Этого параноика вряд ли в чём-то можно убедить.

— Ладно, не о чем тут спорить. Рыцарю-командору лучше нас с тобой знать, чем это грозит Кругу и как нужно действовать. Не пора ли девочку разбудить? Утро-то уже не раннее.

— Нет, не надо. Чем больше спит, тем меньше от неё проблем. Сам скоро поймешь.

Кажется, голос Фэрриса дрожал уже не ото сна. Чёртов параноик, вообразивший меня кровожадным монстром.

— Ха, говоришь, словно ты весь такой опытный храмовник, а сам-то в Круге меньше моего, — собеседник Фэрриса не сдержал тихий смешок.

— Мне ещё ни с кем рядом не было так жутко. Я уже видел одержимых, но это совсем другое. Она просто смотрит на тебя так долго и печально, словно... словно ты для неё давно мёртв, и она тебя уже оплакала.

— Ну ты и сказал... Думаю, ты просто устал. Тебе нужно поесть, потом хорошенько поспать, и...

— А ещё она не слушается! Отказывается делать, что велено, или вообще сама командует! — прервал Фэррис. — Да вон хоть Энн спроси, она с этой усмирённой едва ли час провела, а впечатлений на весь день осталось.

— Я понял, понял, ты только не нервничай. Иди уже отдыхать.

Фэррис что-то ещё пробурчал неразборчиво и, судя по громыханию доспехов и хлопку двери, действительно ушёл. От двери донёсся тихий вздох. Глупо было ожидать, что меня оставят одну. Надеюсь, этот новый храмовник поадекватнее предыдущего будет.

Я лежала и рассуждала о своём будущем. Точнее, о том, как мне обеспечить его наличие в принципе. Если Винн уехала вчера, то, учитывая, что ей нужно хотя бы пару дней на дорогу туда и обратно, плюс время на саму битву под Остагаром, у меня есть минимум неделя до беспорядков, которые начнутся в Круге. За это время нужно получить актуальную информацию об окружающем мире, придумать способ побега и осуществить его. Звучит сложно, но всё-таки осуществимо. Сегодня нужно поискать в библиотеке книги о Церкви и мировой истории, а то в памяти Атиши об этом ничего толком и нет. Не до того было девочке. Сначала в нищете с мамой жила, потом кошмары мучили, а уж после усмирения и вовсе никаких интересов не осталось. Печальная судьба, на самом деле. Она ж и не пожила толком, получается. И не поживёт, потому что нет её больше, только я осталась. В носу предательски защипало, и к глазам подступили слёзы. Ужасное чувство! Вот вроде ничего я плохого не сделала, но ощущаю себя виноватой перед Атишей. А может, есть способ её вернуть сюда, а меня туда, обратно? И... Ой.

Я распахнула глаза и уставилась в каменную стену ошалелым взглядом. А где это моё «обратно»? Что было перед тем, как я на полу кладовой оказалась? Я напрягала память, пытаясь выхватить хоть какие-то воспоминания, но цельная картинка не складывалась. В голове всплывали лишь обрывки. Иду на работу. Давлю из себя милую улыбку для очередного недовольного клиента, от которого слышны одни ругательства. Перерыв. Девочка из соседнего отдела хвастается, что её парень купил серёжки, о которых она давно мечтала. Серёжки эти отчётливо помню. Действительно красивые, и камушки прямо под цвет её глаз. Вот я снова нацепила маску и повторяю, как нам важно обеспечивать сервис на высшем уровне для каждого посетителя. Потом домой собираюсь. Дошла я домой или нет? А как выглядит мой дом? Не знаю. Не помню! Почему вообще при мыслях о доме я вспоминаю наш маленький дом в эльфинаже, а не квартиру в нормальном городе? Я же помню, что там, откуда я, другие города, другое жилье, люди другие. Там вообще только люди есть, но при мыслях о подруге детства вспоминаю острое ухо чумазой девчушки перед собой и как я переплетаю ей около этого уха растрепавшуюся косичку.

Как такое вообще может быть? Словно из моей памяти вырвали куски, заменив их на другие. Я же помню про эту чёртову игру, сюжет всех частей серии тоже немного помню. А дом свой, настоящий, не помню.

Закрыв глаза, я глубоко вздохнула. Нельзя давать волю эмоциям, не сейчас. Спустя какое-то время у меня всё затекло из-за неподвижности. Наверное, нет больше смысла лежать, нужно вставать и снова притворяться бесчувственным куском человека. То есть эльфа. Так не хочется. Залезть бы под одеяло с головой и от души поплакать, а не вот это всё...

Я глубоко вздохнула последний раз и села на кровати. Не сдержавшись, поморщилась — спину неприятно потянуло, а голова слегка закружилась из-за резкого подъёма. Позволила себе потянуться. Какое болезненное наслаждение! Может, именно это ощущение мазохисты любят? Опять в голову лезут глупости.

— Доброе утро! — сказал тот самый новый храмовник, о котором я уже успела забыть, пока лежала и жалела себя.

У двери стоял молодой парень, вряд ли старше Фэрриса, но совершенно на него не похожий. Он спрятал лёгкую улыбку в короткой, едва начавшей расти светлой бородке. Пока я молча бесстыдно рассматривала его очень даже симпатичное лицо, он смутился, отвёл взгляд, поднял руку, потёр шею, а потом почесал золотистые кудряшки на голове. Я медленно моргнула. Не может же это быть...

— Меня зовут Каллен, я сменил Фэрриса. Буду сегодня следить за тобой.

— Привет, кудряшка, — неожиданно ляпнула я.

Лицо храмовника удивлённо вытянулось, а до меня дошло, что и кому я сказала. Сердце пропустило удар.

— А меня зовут Атиша. У тебя забавные кудряшки.

Как-то криво я постаралась исправить ситуацию. Хотя... Парень-то покраснел. Может, обойдется? Стоит, мнётся на месте, опять шею трёт. Очаровательно, на самом деле. А на меня так и не смотрит. Ну, оно и к лучшему.

— Отвернись, пожалуйста, мне нужно одеться.

Я не особо рассчитывала, что Каллен послушается, но он, промямлив нечто нечленораздельное, быстро отвернулся. Неожиданно, после Фэрриса-то. Не теряя времени, я вскочила с кровати и поспешила натянуть вчерашнюю робу. Проверила волосы — заплетённые вчера косички почти не растрепались, даже переплетать смысла нет. Неожиданно желудок тихим ворчанием напомнил, что я спала слишком долго, и теперь пора поесть.

— Спасибо, можешь повернуться. А когда будет завтрак?

— Уже был пару часов назад, — ответил Каллен, поворачиваясь.

— А скоро ли обед? — я постаралась скрыть жалобные нотки в голосе.

— Тоже через пару часов. Но можно пойти на кухню, там наверняка найдётся, чем подкрепиться.

Какой понимающий храмовник! Если бы могла, так бы и расцеловала тебя в милые розовые щёчки. Чтобы скрыть предательски полезшую на лицо улыбку, пришлось быстро развернуться к кровати и начать заправлять её. Этого бы парнишку, да потискать в уголке...

Стоп. О чём я вообще думаю? Какие тисканья, какие парнишки? Откуда такие несвойственные мне желания повылезали? Это же не могут быть мысли и желания Атиши? Или могут, раз уж у меня часть воспоминаний заменилась на её? Слишком сложно, слишком страшно. Слишком не время сейчас думать о таком, не под надзором храмовника. Сначала — на свободу, и только потом можно будет погрузиться в самокопание или начать пускать слюни на местных мужиков!

* * *

Поход на кухню оказался отличной идеей. Мне удалось стащить парочку свежеиспечённых к обеду булочек и большое сочное яблоко. Каллен не отставал и утащил кусок колбасы прямо из-под носа повара. Спрятавшись в одной из ниш коридора, мы по-братски поделили добычу. Перекус придал сил не только мне, Каллен тоже заметно повеселел. Всё так сильно отличалось от вчерашнего дня! С Фэррисом я боялась лишний раз вздохнуть, чтобы не получить очередной удар Святой Кары, а с этим парнем чувствовала себя так легко и свободно, словно мы знакомы много лет. Пару раз я забылась и улыбнулась, но он, кажется, не заметил этих моментов. Наверное, учитывая всю ситуацию, лучше бы вместо него и сегодня был Фэррис. Нельзя так расслабляться, от этого слишком многое зависит.

Идти в библиотеку на час-полтора, которые оставались до обеда, не было смысла. Я едва успею найти книгу по интересной мне теме. Стоит потратить это время с большей пользой.

— Каллен, а я могу погулять на улице?

— Ох, во внутренний сад нельзя, там сейчас проходит тренировка храмовников. Вход на крышу после того случая с Вив тоже запрещён.

В памяти всплыли подробности. Вив — совсем молодая девушка, прибывшая в башню несколько месяцев назад. Атиша слышала разговоры, что та сама сдалась храмовникам после того, как из-за неконтролируемой вспышки магии подожгла свой дом. В том пожаре погибла вся её семья. Винн опаивала Вив успокаивающими отварами, для которых Атиша носила ей травы из кладовых лаборатории. Но это не особо помогало, Вив всегда плакала. И через полтора месяца после прибытия она проникла на крышу и прервала свою жизнь каким-то ритуалом магии крови. Было очень грязно и кроваво. К счастью, Атиша не была одной из тех усмирённых, кому пришлось убирать последствия и приводить крышу в порядок, но она видела, как искалеченное тело уносили в подвал. И эта картина сейчас же всплыла в памяти. Я нервно выдохнула и сглотнула. Меня, настоящую меня, не пугали слишком «мясные» виды, спасибо интернету и фильмам, поэтому не испугало и воспоминание о Вив. Но мне стало невероятно жалко эту бедную девочку, которая не смогла справиться с тем, что она натворила, пусть и ненамеренно. Почувствовав, что в носу защекотало, а уголки глаз увлажнились, я поспешно отвернулась от Каллена и медленно пошла по коридору.

— Я не собираюсь повторять то, что сделала Вив. Может быть, мы можем выйти на балкон? Мне нужен свежий воздух.

Я попыталась вспомнить карту Ферелдена. Башня Магов находится на острове посреди озера Каленхад. И, кажется, остров этот ближе к восточному берегу. Значит, мне нужен балкон на восточной стороне. Но храмовник шёл за мной молча.

— Каллен?

— А? Я... я просто задумался. Да, конечно, на балкон можно. Идём.

Вряд ли случившееся с Вив оставило Каллена равнодушным. Наверное, сейчас тоже вспоминает и грустит. Или размышляет, как он мог бы это предотвратить. Такой хороший парень. Он ведь и в храмовники пошёл, потому что искренне хотел защищать всех — и простых людей, и магов. В груди предательски заныло. Я прекрасно помню, что ждёт Каллена впереди: длительные пытки демонами и мучительная смерть товарищей на его глазах. Это сломает его на много лет. И даже если он сможет в итоге преодолеть это, кошмары всё равно будут мучить его всю оставшуюся жизнь. И я ничего не могу сделать, чтобы это предотвратить. Совсем ничего.

* * *

После длительного подъёма мы наконец вышли на балкон. Каллен подошёл и схватил меня за плечо. Аккуратно, даже почти нежно, но крепко. Я бы не смогла вырваться, даже если бы хотела. Но зачем мне вырываться? Я прыгать не собираюсь. Мы приблизились к перилам, и у меня закружилась голова от взгляда вниз. Кажется, теперь я боюсь высоты. Определённо, «такой» способ побега не для меня. Я отшатнулась от края и прижалась к храмовнику. Спасибо, что держишь меня, парень, ты, главное, не отпускай. Здесь, наверху, такой сильный ветер, что кажется, будто стоит только Каллену разжать пальцы, как меня в теле тощей эльфийки просто сдует с балкона.

Окружающий вид был величественным и тоскливым. Не знаю, как эти эпитеты способны совмещаться друг с другом, но именно они сразу пришли на ум, стоило только бросить взгляд на горизонт. Тяжелое серое небо в любую минуту грозило пролиться обильным летним дождём, поверхность озера рябила от волн, а деревья на берегу, оказавшемся не таким уж далёким, гнулись от ветра.

От острова, к скалам которого гигантским каменным пауком цеплялась Цитадель Кинлох, к берегу шёл длинный каменный мост. Некоторые пролёты были частично разрушены, а центральная часть его совсем отсутствовала. От руин на противоположном берегу на юг и на север вдоль берега тянулись остатки Имперского тракта.

— Каллен, а почему мост не восстановят?

— Я... не знаю. Наверное, это сложно.

— Но ведь можно сделать это с помощью магии.

— Наверное. А может и нет. А может, безопаснее оставить его в таком виде. Я не думал об этом. И ты не думай.

«А может, так просто меньше возможностей для побега из этой тюрьмы», — подумала я, но вслух сказала только: «Ладно».

Около начала моста с нашей стороны виднелся маленький деревянный причал и одинокая лодка. Получится ли у меня её украсть? Хотя лучше подумать над тем, получится ли у меня догрести на ней до той стороны, ведь моторов в этом мире ещё не изобрели, а гребля — это очень тяжелый физический труд. Я мельком взглянула на свои тощие слабые ручонки. Сплошное разочарование. Не догребу. И по своей воле никто меня, конечно, на тот берег не отвезёт. В голове мелькнула шальная мысль притвориться страшным магом крови и взять заложника, но я быстро от неё отмахалась. Паранойя Фэрриса плохо влияет на мои представления о собственной персоне. Если уж выбора совсем не будет, то я знаю более быстрые и менее болезненные способы самоубиться.

— Красиво тут, — протянула я, оглядывая покрытые деревьями каменистые холмы, тянущиеся до самого горизонта. — Суровая северная красота.

— Южная, — поправил Каллен и странно посмотрел на меня. — Еще южнее лежат леса и торфяные болота диких земель Коркари, в которых живут варвары, а за ними только пустынная тундра и льды.

— Да, конечно, я имела в виду южная. Оговорилась. На юге холодно, на севере тепло, это каждый знает, — поспешно согласилась я и постаралась сразу перевести тему: — А сам ты откуда?

— Из маленького городка к югу отсюда. Хотя, честнее будет Хоннлит назвать большой деревней. Там здорово. Люди добрые, жизнь тихая. Скоро, наверное, начнут готовиться к празднику урожая, дома и заборы будут украшены цветами... Эх.

— Хорошо там, наверное. Поля, огороды, сады... А я из эльфинажа. У нас из зелени только Венадаль был.

— Вена... что?

— Венадаль. Я не знаю, как это с эльфийского переводится. Это здоровенный такой дуб, растет в центре эльфинажа. В любом городе есть. В эльфинаже, конечно. Считается, что он помогает нам не забывать свою историю. Венадаль красивый. К празднику его тоже украшают: ленточки на ветви повязывают, свечи вечером вокруг зажигают, а хагрен, старейшина то есть, кору расписывает разными узорами. Я правда не знаю, что именно он рисует, я ещё маленькая была, мне про историю и традиции мало рассказывали.

— Скучаешь по дому? По родным?

Этот вопрос застал меня врасплох. Скучаю ли я? Не знаю. Скучала ли Атиша? Тем более не знаю. Странное ощущение от переплетения своих и чужих воспоминаний. Я сейчас и правда вспоминала Венадаль. Вспоминала, как играла с другими детьми у его корней, как мы каждый день поливали его, принося воду от колодца в маленьких игрушечных ведерках. И как мама вечером загоняла меня домой. Нету больше того дома, и мамы там больше нет. Вот и ответ.

— Мне не по чему скучать. У меня там никого не осталось. Когда меня забрали храмовники, мы с мамой путешествовали. И я без понятия, куда мы направлялись. Даже не знаю, в каком городе меня забрали. Мне тогда было не очень хорошо, — ответила я, затем помолчала немного и вернула вопрос: — А ты скучаешь по своему дому?

— По самому дому — нет, а вот по семье скучаю. Иногда пишу им письма. Так странно, когда мама пишет, как за малышкой Розали ухажёры вьются. Я-то её совсем крошкой помню, а теперь она уже девица на выданье. А Брансон даже жениться надумал! А он ведь младше меня.

— Каллен... Я слышала, как говорили о порождениях тьмы, что на юге их всё больше и больше. Твари лезут из диких земель. Грядёт новый мор.

Рука на моём плече дрогнула и сжалась сильнее. Стало больно, но терпимо, а синяки я переживу. Я понимала чувства храмовника. Он мне тут про братишек-сестрёнок рассказывает, душу изливает, а я ему намекаю, что всех его родных скоро порождения тьмы поубивать могут.

— Ты тоже думаешь, что будет мор? Но ведь архидемона никто не видел.

— Винн говорила, что он будет при Остагаре. Это мор, Каллен. Напиши семье, пусть бегут подальше от диких земель, пока ещё есть время.

— Я... да, ты права, я напишу. Завтра же. Попрошу Рыцаря-командора отправить с почтовым вороном.

— Почтовый ворон? Не голубь? — спросила я, не удержавшись.

— Голубь? Как можно доверить вести этой глупой птице? Они только на пироги годятся. А вороны умные и хитрые, и от хищника уйдут, и от человека, всегда доставят письмо кому нужно. Да, давно я Мие не писал. Нехорошо.

— Нехорошо, — согласилась я, — почаще им весточку посылай, не забывай о них. Семья всегда поддержит в трудную минуту, и всегда примет тебя любого. На то они и родня.

Мы постояли молча ещё какое-то время. Каллен, нахмурившись, размышлял о чём-то своём, а я обдумывала свои слова. Семья и правда очень важна. Вот только семьи у меня больше нет. Я даже не знаю, жива ли ещё Нерия, мама Атиши, помнит ли о своей непутёвой дочери, так неудачно оказавшейся магом. Сложно свыкнуться с мыслью, что я теперь совершенно одна. Я передёрнула плечами, то ли от страха, то ли от холода.

— Я замёрзла, пойдём на обед, а то и его пропустим.

Послеобеденное время я провела в библиотеке. Попытка осилить многотомник «Истории падения Тедаса» за авторством уже известного брата Дженитиви оказалась безуспешной. Я переоценила и свои силы, и писательские таланты служителя церкви: никак не получалось продраться сквозь длинные витиеватые предложения. Осознав бесполезность и ненужность этой борьбы с печатным словом, я сдалась и вернула несчастную книгу на место.

В последний раз окинув усталым взглядом шкафы раздела истории и географии, я развернулась и потопала в противоположный конец библиотеки. Сзади послышалось пыхтенье Каллена. Пока я пыталась приобщиться к истории, он листал какую-то книжку с картинками. Удивительно, но он не попросил подождать его, а, убрав книгу на полку, догонял, ловко лавируя между столами и лавками. Ну, Фэррис меня тоже не стал бы просить, конечно. Он бы просто счёл, что я решила сбежать, поэтому у него есть все законные основания опять огреть меня Святой Карой — мне наука, а ему дополнительная тренировка. От уверенности, что именно так всё и было бы, я поёжилась. Неприятный он тип, хоть и красивый, конечно. И ресницы такие, что даже прошлая я, в отличие от Атиши, нужной женщине волосатостью на голове и глазах не обделённая, и то вся обзавидовалась. Я задумчиво потеребила кончик жалкой жиденькой рыжей косички. Может, поискать что-то о травах для укрепления волос? Есть же тут какая-то косметика и средства ухода кроме мыла и шампуня, женщины в любом мире хотят выглядеть привлекательно.

За следующие пару часов я пролистала несколько книг по ботанике. Мои знания пополнились способами выведения садовых сорняков, рецептами легких лечебных припарок при ушибах и растяжениях, а также особенностями применения свежих и сушеных трав в готовке. Из действительно полезного был лишь список съедобных ягод и грибов Ферелдена, но совершенно ничего об использовании растений для заботы о волосах или коже! Я недовольно захлопнула потрёпанную книжку «Эльфийский корень и ваши мозги», которая и вовсе не несла полезной информации, а оказалась чем-то вроде сборника страшилок для самых маленьких.

На полках шкафа, помеченного как «Продвинутое травоведение» нашлись только скучные справочники, сборники очень сложных алхимических рецептов, исследования почвы да пособия по выращиванию редких растений. Совсем не то.

А вот и книги по магии школы Духа. Кажется, именно эта школа отвечает за целительство, значит, тут может быть что-то интересное. Сборники упражнений, исследования о способах использования различных заклинаний… О, «Дух, высшая школа магии. Учебник для начинающих». Как раз для меня! Я достала потёртую книгу и устроилась за ближайшим столом. На титульном листе кто-то коряво написал «Энтропия круче!». Отвратительно, никогда не понимала тех, кто портит книги. Но дальше меня ждало ещё больше разочарований: на заляпанных разноцветными чернилами страницах практически невозможно было разобрать текст, часть листов обожжена, часть слиплась между собой. А ещё книга странно и неприятно пахла. Я аккуратно вернула её на место и брезгливо вытерла руки. Глаз зацепился за очередной учебник — «Духовные целители сквозь века и время». Интересно. Если судить по названию, там не должно быть очень сложной и специфической информации, значит, мне подходит.

Я подцепила книгу за корешок, чтобы достать с верхней полки, но она неожиданно легко поддалась и, пролетев мимо моих неловких рук, шлёпнулась на пол. Сбоку послышался металлический звяк — это развернувшийся ко мне Каллен схватил меч. Как же этих храмовников запугивают, если они на любой звук за оружие хватаются? Хочется верить, что это поможет им выжить, когда нападут демоны…

Осознав, что опасности нет, Каллен расслабился и убрал меч в ножны. Я подняла книгу и устроилась за столом, а Каллен отошёл на несколько шагов и встал за моей спиной. Внутри «Духовных целителей» оказалось вложено несколько листов — одни были исписаны какими-то формулами, а на других изображён то ли гигантский полосатый кот, то ли неказистый тигр, пожирающий храмовников. Некоторые рисунки были подписаны фразами вроде «Сэр Ланселап сожрёт их всех» и «Сэр Ланселап защитит магов». Очень знакомое имя, оно связано с кем-то важным, но никак не получается вспомнить, откуда и кому именно это имя знакомо — мне или Атише. Я напрягала память, пока не заболела голова. Больше всего раздражала не сама невозможность вспомнить, а невозможность разделить мои и «мои» воспоминания. Вчера это ещё легко удавалось. Не сказать, что подобные перемены сильно пугают, ведь каждый день мы меняемся под воздействием новых знаний и опыта. Эти перемены раздражают, потому что в голове каша из своих и чужих мыслей, образов, обрывков воспоминаний. Потому что появляются странные и не свойственные мне желания. Потому что перемены происходят слишком быстро, я не успеваю к ним приспособиться. Устало и обречённо закрыв глаза рукой, я облокотилась на стол. Вникать в содержимое книги уже не осталось ни сил, ни желания.

Кто-то прошёл рядом и остановился прямо у меня за спиной.

— Привет, Каллен. Нечасто храмовников можно увидеть в библиотеке, — раздался сзади звонкий женский голос.

— А… Э… Здравствуйте, монна Амелл. Добрый день. Всегда рад вас видеть. То есть… я здесь по делу.

— Ой, ты занят, не буду тебя отвлекать.

— Да вы не отвлекаете. То есть, отвлекаете, но… не отвлекаете. Я хочу сказать, я всегда рад поговорить с вами. Э… ну да.

Это что сейчас происходит? Сзади меня кандидат в Серые стражи собственной персоной? Я всегда думала, что канонный будущий герой Ферелдена должен быть мужчиной из благородного рода, а оно вон как оказалось — женщина-маг. Каллен так мило смущённо лепечет. У меня даже голова меньше болеть стала. Как бы извернуться, не привлекая подозрений, и посмотреть на неё…

— Ну если ты не слишком занят, то, может, нам с тобой пообщаться в другом месте?

— Ч-что? Другое место? Вы имеете в виду…

— Да, я имею в виду более уединённое место, где будем только ты и я. И никто нам не помешает.

— Но… но… Это совершенно недопустимо! Вы маг, я храмовник, я… я не могу! — голос дрожал, Каллен буквально задыхался то ли от растерянности, то ли от возмущения.

— Брось, Каллен, — женский голос снизился до сексуального шёпота, — я же вижу, как ты на меня смотришь…

Я сидела, открыв от удивления рот и вытаращив глаза, опасаясь вздохнуть лишний раз, полностью поглощённая невероятным аудиоспектаклем, разыгрывающимся за спиной. Как хорошо, что рядом нет других магов, потому что по моему лицу сейчас совершенно очевидно — усмирённостью тут и не пахнет! Я постаралась взять себя в руки и уткнулась в книгу. Оглянуться я сейчас всё равно не осмелюсь

— Чего ты там возишься, Солона! Нас Йован с этой книгой ждёт.

Из-за книжного шкафа вышел высокий темноволосый человек в ученической мантии. Увидев происходящее за моей спиной, он скривился и едва слышно даже для моего эльфийского слуха прошептал:

— И послал же мне Создатель похотливую сестру…

— Дайлен, ну подождёт твой Йован, никуда не денется!

— Хватит приставать к храмовникам, бери книгу и пойдём, — раздражённо сказал Дайлен, а потом заинтересованно добавил: — Кстати, а что храмовник делает в библиотеке? Нечасто тут вашего брата увидеть можно.

— Ответа именно на этот вопрос я и добиваюсь от милашки Каллена, — промурлыкала Солона.

— Доброго дня, мессир Амелл. Я на службе, присматриваю тут за усмирённой.

Тем временем Дайлен подошёл к сестре и, судя по звукам, попытался оттянуть Солону от Каллена силой. Нет, я так больше не выдержу! Сделав максимально бесстрастное лицо, я повернулась. Милая молодая девушка усиленно одной рукой отпихивала брата, а другой умудрялась приобнимать храмовника. Лицо бедного Каллена могло посоревноваться цветом со спелым помидором, но он стойко держался, ошалело глядя прямо перед собой и окаменев, словно статуя.

— Да с чего вдруг за усмирёнными присмотр нужен? Ну не хочешь сейчас, давай вечером встретимся? Вечера в Башне такие холодные и одинокие, а мы можем согреть и развлечь друг друга. Ты же даже не знаешь, от чего отказываешься, храмовник… — последнюю фразу Солона прошептала на ухо Каллена.

— Клянусь исподним Андрасте, я изобрету зелье, которое поумерит твой пыл, и ты его у меня всю жизнь вёдрами пить будешь!

Наконец Дайлен смог оторвать девушку от Каллена. Она начала было поворачиваться к брату, но взглядом зацепилась за меня, и улыбка тотчас же сползла с её побледневшего лица.

— Атиша… — еле слышно прошептала Солона.

Да ведь я её знаю. Это та самая девчушка, которая когда-то таскала для меня печенье с кухни. То есть, для Атиши. А после усмирения она лишь плакала и пряталась, не желая общаться. Но мне это и не нужно было больше. В голове всплыло воспоминание, как мы вдвоем сплетничаем, спрятавшись в нашем любимом месте — в нише за статуей около учебных аудиторий. Солона старше на несколько лет, но это не мешало нам обсуждать всё на свете: от сбившейся причёски и подозрительного пятна на мантии одной из Старших Чародеев до симпатий к мальчикам, юношам, а у Солоны — и к уже вполне себе мужчинам. У неё всегда была слабость к храмовникам. Солона говорила, что просто млеет от мужчин в доспехах. Эти тайные разговоры ненадолго отвлекали от кошмаров и страхов. Тогда Солона ещё носила ученическую мантию, а сейчас на ней одежды чародея, полноправного члена круга. Значит, за эти пару лет она успешно прошла Истязания. Но почему её старший брат ещё ученик? Он же не был глупым. Он был любознательным парнем, который отказывался подчиняться учителям и десятки раз повторять одни и те же простые заклинания, спеша каждый раз изучать всё более сложные. Он мне даже нравился когда-то… Как странно сейчас вспоминать эти детские симпатии, как часто билось сердце и краснели щёки, когда Дайлен был рядом. И ещё страннее вспоминать, как быстро всё исчезло без следа после усмирения… Погодите… Брат и сестра? В игре же это был один персонаж, пол которого менялся от выбора пола для главного героя! Как они могут быть здесь сразу оба? Так не должно быть.

— Знакома с этой усмирённой? Эй, Каллен, а это не та, которую малефикар чуть не убил? — спросил Дайлен моего надзирателя, на что тот лишь молча кивнул.

— Мы дружили. Раньше. Ещё до того как она… как её… — Солона запнулась и отвела глаза. Потом она схватила с ближайшей полки книгу, и резко потащила брата прочь со словами: — Пойдем, Дайлен, твой драгоценный Йован уже заждался.

Когда маги ушли, Каллен напряжённо выдохнул и часто заморгал. Захотелось неуместно пошутить, что, мол, он только что прошёл своё личное Истязание с демоном желания, но удалось сдержаться. Он не оценит. Наверное, лучше сделать вид, что ничего не произошло, поэтому я встала и вновь пошла вдоль книжных шкафов, краем глаза замечая, что храмовника постепенно отпускает.

* * *

После ужина в библиотеку возвращаться не хотелось. От запаха старых книг и пыли, дыма свечей, едва слышного шелеста страниц уже начало подташнивать, поэтому я попросилась снова на балкон. Каллен не отказал, настояв лишь на том, что мне нужно надеть тёплый плащ. Ох, заботушка, и чего тебя в храмовники потянуло? Жил бы в своём Хоннлите, потом женился на деревенской девчушке, нарожали бы кучу детишек. Отличным отцом и мужем ведь мог быть…

Балкон встретил меня промозглым порывистым ветром, и я мысленно поблагодарила Каллена за предусмотрительность. Как и ранее, он сразу же крепко ухватил меня за плечо. Может, он и не думает, что я могу спрыгнуть, а просто беспокоится, как бы меня этим ветром не унесло? Атиша, кажется, даже для эльфийки слишком тощая, болезненная какая-то. Хотя, я не так много эльфов-подростков в Круге видела, чтобы сравнивать, а на память, особенно чужую и дырявую, полагаться не стоит.

Уже давно стемнело. Высоко в небе сияла Сатина, а на востоке над горизонтом медленно поднимался маленький красноватый Фунус. Вспомнились мамины слова: «Красная луна — к беде». И ведь подтверждается примета, Пятый Мор уже начался, а он то ещё бедствие. Ох… Разум обожгло осознание — я только что как должное приняла, что сейчас в небе, вот прямо перед моими глазами, светят сразу две луны! И Фунус красный всегда, даже когда поднимается к зениту. Значит, про беду — это фраза из прежней жизни?

Несмотря на яркую Сатину, небо было полно звёзд. Совершенно чужих мне звёзд и созвездий. Звёздная река тоже выглядела иначе. Нет, не река. Как же это называлось? Дорога, звёздная дорога? Тоже не то. Там что-то было про молоко… Ах, точно — Млечный путь! Он тоже отличался. В прошлой жизни Млечный путь можно было разглядеть лишь далеко за городом как едва заметную туманную полосу. Здесь же он проходил сквозь всё небо светлым мерцающим поясом. Одновременно и невероятно красиво, и пугающе непривычно.

Благодаря окружающей темноте и тому, что Каллен стоит чуть позади меня, появилась возможность размять затёкшие за день мышцы лица. Я беззвучно корчила такие рожи, что, взгляни на меня кто в этот момент, он точно решил бы, что это одержимость.

Я устала. Устала притворяться, устала следить за мимикой, движениями, языком. А ведь прошло всего два дня. Сколько осталось до битвы при Остагаре? А сколько до возвращения магов? За эти два дня я так и не увидела даже малейшей возможности сбежать отсюда. Из Башни лишь один выход, и он круглосуточно охраняется несколькими храмовниками. Мне не удастся ни пройти мимо них скрытно, ни прорваться силой. Напроситься в Серые стражи, когда приедет Дункан? Бред. Я бесполезна ему — не владею магией, слабая, мелкая. Да и приедет ли он вообще? Кажется, мне стоит подумать о способах выжить, когда нападут демоны. Для этого стоит держаться ближе к выходу из Башни. Но всё окажется бесполезно, если храмовники применят Право Уничтожения. Тогда не пощадят никого, и плевать им будет, что я усмирённая и почти ребёнок.

Как же хочется жить. Выжить.

Я перебирала в уме варианты, и все они были плохи. Крыша, балконы и окна не подходят — летать я не умею, по веревкам лазить тоже. Все выходы из пещер, в которых устроены кладовые и склады, завалены и запечатаны заклинаниями. Главный вход тоже можно вычеркнуть — даже если оттуда удастся отвлечь храмовников, мне просто не хватит физических сил сдвинуть с места тяжеленную окованную металлом дверь. Увязаться за Йованом? Скорее он меня вырубит магией крови. Попросить помощи у Солоны? Да она на меня даже смотреть не может. Или просто пойти и признаться Первому Чародею, и пусть делают что хотят? Ну не убьют же они меня, в самом деле. Сердце хотело верить что не убьют, но разум упорно твердил, что всех потенциально опасных магов храмовники уничтожают. И не усмирённая усмирённая очень подходит под этот критерий.

Всё плохо. Шансов нет. И время уходит.

Утро наступило так же внезапно, как и вчера. Наверное, это немного похоже на краткий дневной сон, когда кажется, что только-только закрыл глаза, а уже пора вставать. Разве что тело чувствуется отдохнувшим, да желания помереть нет. Но, всё равно, это непривычно и неприятно. И очень печально, если теперь так будет всегда.

Я проснулась до смены моего караула, и теперь сидела перед зеркалом, медитативно расчесывая волосы, размышляя и, чего уж стесняться, украдкой разглядывая уставшего Каллена у двери. Почему окружающий мир воспринимается так спокойно? Я, конечно, удивляюсь, но реакции как-то… маловато. Где моя истерика? То есть, я не хочу истерики, и не призываю её, но должны же быть в моей ситуации эмоции острее удивления и отчаяния? Должны. Но их нет. Может, так влияет клеймо? Может, я полуусмирённая? Полуусмирённый полумаг, получеловек-полуэльф. Нет, скорее уж полудурок, если такие глупости в голову лезут.

Внезапно дверь отворилась, и в комнату, громыхая доспехами, зашёл храмовник в шлеме. Неужто опять Фэррис? Почти никто в круге не носит шлем, кроме этого параноика. Я навострила свои острые ушки. Сейчас что-то будет.

— Ну, как смена прошла? Как впечатления? — прозвучавший голос подтвердил догадку о личности новоприбывшего.

— Хорошо всё было.

— Что, совсем никаких проблем? Ничего не смутило?

— То, что смутило, было уж точно не из-за девочки. А с ней нормально общались. Тихая, спокойная. Зря ты себя накручиваешь.

— А вот ответь мне, Каллен… — Фэррис сделал долгую паузу, а потом продолжил: — Нормально — это так же нормально, как с другими усмирёнными?

— Нормально — это как… хм, — Каллен осёкся и, хмурясь, посмотрел в мою сторону.

Да чтоб ты в Бездну провалился, Фэррис! Ты только что лишил меня потенциального союзника. И даже немножечко друга.

* * *

Меня сторожили ещё два дня. Каллен больше не был таким доброжелательным и спокойным, да и я себе расслабляться не позволяла. Ну а Фэррис оставался просто Фэррисом. За это время он ещё несколько раз огрел меня Святой карой: когда рядом проходящий маг неожиданно чихнул, когда в библиотеке уронили большой канделябр, и когда в коридоре на него натолкнулся ребенок, внезапно выскочивший из учебной аудитории. В последнем случае даже хорошо, что прилетело мне, а не виновнику. Кажется, из-за отрыва от тени я легче ощущаю и переношу подобного рода воздействия. По крайней мере, в одной из прочитанных за эти дни книг были описаны гораздо более тяжёлые последствия для магов. Меня всего лишь оглушает на несколько минут, голова кружится, тошнит да в глазах двоится, а нормального чародея на половину дня вырубить может. Храмовнику, кстати, в последний раз тоже влетело. Когда я пришла в себя, Фэрриса отчитывал Рыцарь-командор Грегор, и выглядел тот очень недовольным.

* * *

Завтрак, библиотека, обед, библиотека, ужин, библиотека, сон. Ни на балкон, ни во внутренний сад меня больше не пускали. Каллен на просьбу подышать воздухом ответил каким-то нечленораздельным мычанием, а Фэррис просто проигнорировал.

После снятия слежки, меня перевели из гостевой спальни обратно ко всем усмирённым. Попытка уснуть в огромной спальне, в которой из двадцати человек и эльфов почти половина является взрослыми храпящими мужиками — это то ещё испытание! Мне удалось отключиться лишь под утро, когда кусочек видневшегося в узком окне неба уже посветлел. Да только поспать в тишине всё равно не дали — Овэйн упорно будил меня монотонным голосом, пока я не открыла глаза.

— Первый Чародей освободил меня от работы на неделю.

— Я и не даю тебе работу. Вставай, Атиша.

— Если нет работы, я могу спать.

— Не можешь. Ты освобождена от работы, а не от режима.

Железная логика усмирённого, против которой бессильны любые аргументы, вынудила сдаться и покориться. Так что в первый день без храмовника-надзирателя настроение у меня было гораздо хуже, чем в день знакомства с Фэррисом.

Позавтракав едва ли не позже всех, я собиралась отправиться по привычному уже маршруту, но в коридоре меня окликнул один из усмирённых:

— Атиша, тебя вызывает Первый чародей Ирвинг. Он у себя.

Внутри всё похолодело. Раз стражу сняли значит какие-то выводы о моей опасности-безопасности сделали. Но если теперь вызывают для беседы… Неужели что-то заподозрили? Путь до кабинета Первого чародея прошёл как в тумане. Сердце бешено колотилось, а сама я, могу поспорить, была белее простыни. И идти страшно, и не идти нельзя. Перед дверью я остановилась и сделала несколько глубоких вдохов в попытке вернуть спокойствие, да куда там! Помявшись у порога еще пару минут и осознав, что перед смертью всё равно не надышишься, я решительно шагнула в кабинет.

— Первый чародей Ирвинг, доброе утро. Вы звали меня?

Маг сидел за длинным столом у окна и аккуратно рассыпал в маленькие баночки разноцветные порошки, иногда прерываясь и записывая что-то в большую книгу. От звука моего голоса он вздрогнул и выронил одну баночку. Она прокатилась по столу, оставляя за собой мерцающую зелёную дорожку, а потом упала на пол и разбилась. Разлетевшееся облачко порошка несколько раз вспыхнуло разными цветами, а после завершения реакции почерневшими хлопьями с шипением медленно осело на пол. Печально наблюдавший за светопредставлением Ирвинг тихо бубнил под нос, каким именно противоестественным образом должны сексуально взаимодействовать демоны, порождения и — о, ужас! — Андрасте, допустившие это безобразие. Когда шипение прекратилось, почтенный чародей горестно вздохнул и поднял на меня глаза.

— И тебе утра, девочка. Да, звал, верно.

— Мне убрать это или позвать кого-нибудь?

— Оставь, — Ирвинг обречённо махнул рукой, — на моём столе лежит пакет, перевязанный синей лентой. Возьми его и, будь добра, зайди к Грегору. Забери у него такой же пакет и разрешение на выход. На берегу в таверне найди Рыцаря-капрала Бертрана и отдай ему оба пакета. Если он тебе передаст другие — заберешь и разнесёшь по получателям. Они должны быть подписаны. Всё понятно?

— Да, всё понятно, — я послушно кивнула головой, подошла к столу и забрала аккуратно упакованный в вощёную бумагу пакет.

Это что, последняя проверка? Меня сейчас из Башни выпустят и будут наблюдать, не сбегу ли? Или я все проверки уже прошла, и мне доверяют? Ничего не понятно. Постараюсь вести себя максимально усмирённообразно, послушно и спокойно. Если это испытание, то я его не провалю! А если нет — просто воспользуюсь шансом осмотреться, может, идея какая-нибудь появится.

Пакет Рыцаря-командора Грегора оказался небольшой, но неожиданно тяжёлой шкатулкой из тусклого серого металла. Прежде чем я смогла взять её в руки, мне пришлось трижды выслушать инструкции, что я не должна ронять, открывать, трясти или позволять кому-либо касаться её. Внутри что-то пугающе позвякивало при малейшем движении, подтверждая требования Рыцаря-командора о бережном обращении. Зато теперь ясно, почему отправили меня, а не какого-нибудь храмовника. Если оно рванёт — усмирённую вроде как не жалко.

Получив на руки бумагу с разрешением и дополнительное пухлое письмо лично для Рыцаря-капрала Бертрана, я наконец смогла покинуть кабинет Грегора.

Храмовник Бран, охраняющий входную дверь, недоверчиво косился на меня, пока читал разрешающие бумаги. Потом передал листок напарнику, а сам потянул ручищи к шкатулке.

— Нет! Нельзя, — я слишком резко отпрянула от храмовника, из-за чего внутри металлического ящичка опасно звякнуло, а его стенки слегка нагрелись. — Рыцарь-командор Грегор запретил прикасаться всем, кроме меня.

Молчаливый коллега Брана пихнул того локтем в бок и сунул ему под нос лист с разрешением, явно указывая на какие-то строки. И чего я не догадалась сама посмотреть, что там написано? Совсем соображалка отказала от радости, что сейчас воздухом свободы подышу чуток. Бран меж тем перечитал бумагу, ойкнул и опасливо отодвинулся от меня. О, Создатель, я что, и правда какую-то бомбу несу?

* * *

И вот, наконец, я вне пределов Башни. От самого входа к разрушенному мосту вела прямая каменная мощёная дорога. Примерно на середине пути от неё вниз отходила прижимающаяся к скале тонкая извилистая тропка с грубо вырубленными на особо крутых местах ступеньками. Спуск предстоял не слишком опасный, но весьма напряжённый. Никаких перил не предусматривалось, а густой кустарник то там, то тут перекрывал путь. Мне нужно было не просто пройти, не навернувшись и не сломав шею, но и всё время максимально бережно нести опасный груз. Когда удалось спуститься к воде, несмотря на физическую и моральную усталость, настроение поднялось. Отчаяние и безысходность последних дней отступили перед почти сформировавшимся планом побега. Воздух свободы и правда творит чудеса!

Я прошла вдоль берега, завернув за край скалы, и вышла прямо к пристани. Сидевший на небольшом валуне и явно скучавший храмовник при моём появлении резко вскочил на ноги, но, разглядев, что это не начальство на проверку явилось, тут же снова расслабился.

Храмовник прочитал сопроводительное письмо, потом с сомнением осмотрел меня, хмыкнул и что-то пробурчал под нос. Попытка сесть в лодку оказалась целым приключением. Слава Создателю, я догадалась поставить шкатулку на доски причала, прежде чем спускаться! Потому что, из-за покачивания лодки на воде, я не удержалась на ногах и плюхнулась на дно, больно ударившись спиной о сиденье. Страшно представлять, что могло случиться, будь шкатулка у меня в руках в тот момент.

До большой земли мы добирались не менее получаса. Храмовник, имени которого я так и не узнала, угрюмо налегал на вёсла, пока я отрешённо смотрела на водную гладь. За это время я прикинула, что и где мне нужно будет стащить в Башне для подготовки к побегу. Это не должно быть сложно, но мне нужен доступ в кладовые.

Таверной было самое большое целое здание. Остальные постройки оказались либо древними развалинами, либо не очень древними развалинами, либо крохотными лачугами. Внутри обстановка поддерживала общее настроение разрухи и безнадёжности. Несмотря на довольно раннее время, несколько не слишком трезвых мужчин в обносках сидели за кривыми столами и пили. Немолодая женщина с потухшим взглядом медленно оттирала с пола тёмное пятно. За барной стойкой стоял мужчина средних лет в более опрятной, чем у других людей, одежде.

Всё прошло как-то очень обыденно и скучно. Хозяин таверны сходил на второй этаж и позвал Рыцаря-капрала Бертрана. Я передала ему пакет от Ирвинга, личное письмо Грегора и злополучную шкатулку. Никаких ответных посылок не было. Я помялась полминуты, но не придумала приличного повода, чтобы задержаться на берегу и осмотреться. Пришлось возвращаться на пристань к ожидающему меня храмовнику. Даже странно, что он не сопровождал меня, а остался охранять лодку. Но не думаю, что сейчас у меня был бы хоть один шанс сбежать.

Путь обратно занял чуть больше времени из-за встречного ветра и поднятых им волн. На всё путешествие ушло едва ли два часа. Прибыв в Башню, я сходила к Ирвингу на отчёт. Маг сидел на том же месте, но количество бутылочек и мешочков около него стало гораздо больше. Выслушав меня, он рассеянно кивнул и спровадил «заниматься своими делами». А какие у меня дела? Я всё ещё освобождена от работы. До обеда времени много, поэтому мне прямой путь снова в библиотеку. Нужно получать знания, пока есть возможность.

В библиотеке я направилась к шкафам с книгами по природе Тени. Едва завернув в знакомый закуток, я замерла, не решаясь идти дальше: обложившись книгами и свитками, спиной ко мне за столом сидел Йован. Рядом больше никого, лишь пара учениц шушукается в дальнем конце помещения. Я встретила его именно сегодня, именно сейчас, когда у меня появился вполне выполнимый план. Это судьба?

Я аккуратно подошла к юноше, положила руки ему на плечи, от чего он съёжился, потом слегка наклонилась к его уху и тихонько сказала:

— Здравствуй, Йован. Я никому не рассказала о твоей маленькой тайне.

Он повернул ко мне голову, побледнел, вскочил с лавки и метнулся в сторону, прижавшись спиной к книжному шкафу. Получается, он и сам понимал, что причастен к случившемуся с Атишей. Иначе с чего такая реакция?

— Не бойся, — я улыбнулась, — я сохраню твой секрет.

Наверное, улыбка получилась уж слишком зловещей, потому что Йован вдруг закатил глаза и начал медленно оседать на пол. Я попыталась поддержать его, но куда там, он же почти взрослый здоровенный мужик. Ну хоть сполз по стеночке, а не упал. Я аккуратно похлопала его по щекам, пытаясь привести в чувство.

— Йован, ну же, парень, очнись! Что ты как нежная барышня сознание теряешь.

— Ты же… ты… — едва приоткрыв глаза, Йован попытался отползти от меня.

— Ага, я. Да не бойся, не съем тебя, и даже не покусаю.

— Ты одержимая!

— Дурак что ли? Чего орёшь? Услышать же могут, — я бесцеремонно закрыла ладошкой ему рот.

Йован, и до этого смотревший на меня испуганно, теперь же и вовсе выпучил глаза в ужасе. Не такой реакции я ожидала…

— Не одержимая я. Да у меня до сих пор связи с Тенью нет! — я постучала себя пальцем по клейму на лбу, — Так что никаких демонов. Выдохни уже, Йован, я просто поговорить хочу.

Я отошла от чародея, присела на ближайшую скамью и похлопала ладошкой по сиденью, призывая сесть рядом. Поднявшийся за это время на ноги Йован скривился, потоптался на месте, но всё же принял приглашение и опустился на скамью рядом со мной. Мы молча посматривали друг на друга, но начать разговор никто не решался. В тишине прошло несколько минут. Что же, придётся брать инициативу в свои руки.

— Не знаю, что именно за ритуал магии крови ты проводил, но он каким-то образом задел меня. Я…

— Я не хотел, прости! — торопливо перебил Йован и отвернулся.

— Да-да, конечно, не перебивай уже, — раздражённо отмахнулась я. — Твой ритуал меня задел, и что-то в моём усмирении сломалось. Магии всё так же нет, связи с Тенью и снов тоже, а вот чувства и эмоции вернулись. Так что я даже благодарна тебе.

— Эээ… ну… пожалуйста, рад помочь.

— Ага. Первый чародей и Рыцарь-командор допрашивали меня, — при этих словах юноша снова съёжился, — но я сказала, что ничего не видела и не знаю.

— Спасибо… — робко поблагодарил Йован.

— Но я знаю, что ты хочешь сбежать.

Я повернулась к юному чародею, ожидая увидеть хоть какую-то реакцию, но он, окаменев, тупо уставился перед собой, едва дыша.

— Йован?

— Шантаж? Неожиданно. И что же ты хочешь от меня? — Йован отмер, повернулся ко мне и нахмурился.

— Не нужно драматизировать! Я всего лишь хочу попросить услугу за услугу, — я беспечно пожала плечами.

— А именно? Я не возьму тебя с собой.

— Так я и не прошу. Тебя будут искать, а я не хочу, чтобы искали и меня.

— Тогда что же?

— Сущий пустяк! Ты же собираешься уничтожить свою филактерию? Разбей и мою, только пусть это выглядит случайностью, — Я прижала ладошки к щекам, похлопала глазами, сделала испуганное лицо и попыталась спародировать интонации ученицы Витории, известной сплетницы: — Ах, неловкий Йован нечаянно разбил несколько чужих филактерий, какая досада!

— Но если ты тоже планируешь побег, почему не просишься со мной?

— Я же сказала уже. Не хочу, чтобы меня искали.

— Тебя всё равно будут искать.

— Посмотрим… Ну так что? Сделаешь? И никто от меня не узнает о твоих тайнах.

Йован раздумывал пару минут, потом вздохнул и кивнул:

— Хорошо, я попробую.

— Поклянись, что сделаешь это, что бы про меня не говорили.

— Ну… ладно. Клянусь, если я попаду в подвал в зал с филактериями, я попытаюсь разбить твою филактерию. Что бы про тебя не говорили.

— Вот и ладушки. Можешь же быть пусечкой иногда, — я улыбнулась, а Йован опять скривился. — Раз мы договорились, то бонусом дам тебе пару советов. Лили боится магии крови гораздо больше, чем ей нравишься ты.

— Откуда ты…

— Когда перед ней встанет выбор, а он точно встанет, она не будет сомневаться. И выберет не тебя. Так что не втягивай девушку в безнадёжное дело, если она тебе и правда нравится.

— Но…

— Да не перебивай ты, — я раздражённо цокнула языком и пихнула Йована в бок. — Когда окажешься на свободе, не доверяй тем, кто пообещает тебе заступничество перед Церковью и храмовниками в обмен на некие не слишком законные услуги. Тебя обманут, и это, скорее всего, будет стоить тебе жизни.

— Какие услуги?

— Отравить одного аристократа.

— Что? Я бы никогда… И как бы я к нему вообще подобраться смог?

— Да брось, способ всегда найдётся. Просто помни, от Церкви тебя только Серые Стражи защитить смогут, больше никто. Если кто-то другой пообещает помощь — они тебя во все места поимеют, и даже в щёчку потом не поцелуют. Ох, да не красней так, ведь ты взрослый мужик уже.

— Где ты вообще таких слов понабралась? И откуда обо всём этом знаешь?

— А это уже мой секрет, и я тебе его не открою. Можешь не верить, конечно. Это просто совет. Тебе бы свалить из Ферелдена подальше, куда-нибудь в Андерфелс, где тебя не будут искать. Или отсидеться где-то в тихом месте лет… — я попыталась прикинуть, через сколько лет после Мора по сюжету игры началась война магов и храмовников, но не смогла вспомнить точных цифр. — Десять. Да, думаю, десяти лет должно быть достаточно.

— Достаточно для чего?

— Чтобы миру вдруг стало не до поисков одного мага-отступника.

— И что тогда будет? — спросил Йован встревоженно.

— Кто знает? Я же не предсказательница. В общем, мы с тобой договорились. Я пойду, а ты подумай над этим. Надеюсь, ты сделаешь правильный выбор, и мы с тобой не увидимся больше не потому, что тебе кишки выпустят в каком-нибудь тёмном подвале.

От последних слов Йован вздрогнул и поёжился. Я легко похлопала его по плечу, встала со скамьи и, вернув лицу отрешённо-бесстрастное выражение, ушла из библиотеки. Лучше, чтобы нас с Йованом больше никогда не видели вместе.