Росток Клевера (джен)

Начался новый этап моей жизни в Мире Спокойной Воды — я стал учеником главного гарнизонного мага Ландара, мастера Гимеона Труваля. Для того, кто был насильно заброшен в чуждый для себя мир, живущий по другим правилам, я обустроился как нельзя лучше. Будучи новеньким и подозрительным для половины обитателей города, я оказался под покровительством весьма могущественного зверя.

Для меня стало большим удивлением, когда я узнал, что «Гимеон» оказалось именем моего наставника, а не фамилией. Как я успел усвоить за время пребывания в новой реальности, обращение по имени употреблялось лишь в отношении молодых зверей, тогда как обращение к более статусному или облеченному властью зверю обязательно требовало фамилии. Когда же я задал этот вопрос наставнику, он объяснил, что такое обращение он попросил намеренно, не видя особого смысла в подчеркивании статуса и недолюбливая звучание своей фамилии. Видимо, этот факт был общеизвестен в городе, так как ни разу за все это время я не слышал и не видел, чтобы кто-либо в разговорах с моим учителем или в письмах (даже от очень высокопоставленных зверей) обращался к нему «Мастер Труваль».

В течение нескольких недель я пытался постепенно выяснить местную иерархию власти, задавая вопросу своему наставнику напрямую или внимательно слушая его разговоры, если кто-то посещал наш дом для рабочих переговоров с вараном.

Из того, что я узнал, стало понятно, что в подчинении главного гарнизонного мага находились все волшебники, состоящие на королевской службе в Ландаре, включая магов из патрульных отрядов, вроде Лассы, и даже королевских алхимиков, живущих при дворе. При этом было не очень понятно, почему столь высокий чин жил в одиночестве в небольшом доме на краю города, а не находился где-нибудь во дворце или в более богатом строении — но на мой вопрос по этому поводу Гимеон лишь улыбался и говорил, что так ему гораздо удобнее.

Тем не менее, я ежедневно видел, как Гимеон не только работает с огромным числом свитков, лежащих на его столе в совершенно немыслимом орнаменте, но и проводит множество «переговоров». Это слово я взял в «кавычки», потому что все они — кроме случаев, когда кто-то лично посещал дом мастера — проходили совершенно беззвучно при помощи голограмм, очень похожих на ту, что мастер научил меня вызывать еще на первом занятии. Разница была лишь в том, что моя голограмма была красной, тогда как у остальных она была белой, голубой или зеленой. Порой Гимеон мог по несколько часов подряд смотреть на голограмму на своей протянутой лапе, не произнося ни слова, и мне оставалось лишь догадываться, какие «переговоры» с адресатами ведет наставник.

Разумеется, и у мастера Гимеона было свое руководство, но им были высшие чины королевской армии, подчиняющиеся непосредственно королю Граальстана Авару Восьмому⁽¹⁾, и они особо не трогали учителя и давали ему очень большую степень свободы в действиях и поведении.

Как Гимеон и обещал ранее, он оказался весьма терпеливым наставником, который не третировал меня за каждую ошибку, не орал и не наказывал, а пояснял, разъяснял и показывал, если у меня что-то не получалось с первого раза — а не получалось у меня очень и очень часто.

Однажды Гимеон объяснил причины такого отношения ко мне:

— Не знать чего-то — не порок. Желание чему-то научиться — добродетель. В тебе я вижу себя, когда мне было всего двосем два⁽²⁾ года — мой учитель, мастер Дживерс, помогал постигать тайны магического искусства, терпя мою тупость. Да, тебе кажется это невероятным, но я был ужасным учеником, одним из худших, что были под его началом. Но несмотря на все свои неудачи, я безмерно уважал учителя, и желание как можно меньше его огорчать было для меня мощнейшим стимулом учиться лучше и лучше, лишь бы мной были довольны.

* * *

На втором занятии после того, как я официально стал учеником, Гимеон заявил:

— В твоем спектре магии три сектора. Пока будем разрабатывать красный. Сейчас я покажу, что тебе надо сделать.

Гимеон сложил ладони так, как будто обхватывал что невидимое, большое и круглое. Пустое пространство между лапами засветилось, и там появился шар пламени, достаточно большой, как шар от боулинга, и распространяющий вокруг себя приятное тепло. Через несколько секунд Гимеон встряхнул ладонями, и шар бесследно исчез. Варан поднял взгляд:

— Настолько большой шар ты пока создать не сможешь, для этого требуются долгие тренировки. Какого размера он будет — я заранее предугадать не могу. Может, он вообще не получится.

Гимеон закатал рукав моей рубахи и показал мне пальцем на предплечье, где у меня находился канал Шен’ман:

— Смотри и запоминай. Разверни левую ладонь вверх, установи свое предплечье параллельно полу и напряги его так, словно ты пытаешься удержать невидимый груз. Каждый палец у тебя должен быть согнут так, чтобы ни одна фаланга не представляла собой единую прямую со своей соседкой. После этого попытайся как будто бы сжать ладонь в кулак, но при этом сопротивляйся этому, чтобы твои пальцы сильнее напряглись, но практически не сдвинулись с места.

Я неумело пытался повторить описанное учителем движение, и неожиданно вырвавшийся из левой ладони столп огня опалил мне морду жаром. Я с воем схватился за нос и зашипел от боли. Как всегда невозмутимый Гимеон высунул раздвоенный черный язык и убрал его обратно:

— Попробуй еще раз.

Внутренне побаиваясь того, что ждало меня дальше, я попробовал снова — и опять у меня с лап вырвалось пламя, которое полетело мне в морду, что заставило меня второй раз шипеть от боли, считая себя наитупейшим учеником, который когда-либо был у мастера Гимеона. Вместо слов учитель твердо схватил мою левую лапу и принудительно выставил ее в правильную позицию, расположив мое предплечье параллельно полу, после чего, попросив меня расслабить пальцы, согнул каждый из них в нужную позицию. Закончив, Гимеон скомандовал:

— Начинай.

На этот раз, стоило мне напрячь пальцы, у меня над ладонью в воздухе возник крохотный огненный шарик. Небольшой, диаметром всего с мелкую монетку, он даже не грел лапу и очень быстро исчез. Но даже такой скромный результат вызвал у меня бурю эмоций:

— Мастер, вы видели? У меня что-то получилось!

Гимеон лишь слегка улыбнулся, однако скомандовал:

— Попробуй еще раз.

Вторая попытка получилось более удачной — шар стал больше, размером примерно шарик для игры в настольный теннис, однако моя радость быстро сменилась удивлением и недоумением, когда снаряд он вырвался из меня из лапы и заехал мне по лбу, заставив упасть. К моему удивлению, шар ударил меня как твердый предмет и даже не обжег, словно это был обычный камень. Пока я поднимался с пола, потирая ушибленное шаром место, Гимеон прокомментировал произошедшее:

— Маг, создающий огненный шар, неуязвим для него, и в случае столкновения с ним почувствует только удар, как будто получил камнем. Ты слишком рано расслабил пальцы. Магия не заканчивается, когда ты вызвал шар — ты должен контролировать его до тех пор, пока не запустишь в цель или не применишь по иному назначению. Еще.

* * *

В новых попытках прошел еще час — и за это время я смог дойти до того, что мой шар стал размером со снаряд для игры в бильярд. Сделать его больше, как я ни старался, я сделать так и не смог. Гимеон, с огромным терпением и даже интересом наблюдавший за моими упражнениями и указывавший на мои ошибки, которых я совершал несметное количество, отметил мои успехи:

— Неплохой размер для первого раза. Пока в целях безопасности не пытайся запускать этот шар в препятствия или других зверей — результат может быть совершенно непредсказуем. Лучше дай ему исчезнуть самому, если вдруг надумаешь тренироваться вне наших занятий. Также я хочу предупредить тебя, чтобы ты не пытался создавать этот шар для того, чтобы впечатлить кого или запугать. Если ты, сам того не желая, сожжешь половину таверны или целый дом в переулке, проблем ты не оберешься. А теперь научимся защищаться от такого шара. Но прежде надень вот это.

Гимеон кинул мне нелепую амуницию из войлока, которая еще с утра ждала своего часа, сваленная в одном из кресел. Я с трудом натянул ее и почувствовал себя полным идиотом — все мои движения были скованны, и каждое движение давалось мне так, словно я пытался пошевелиться в вате. Гимеон медленно развел лапы в каком-то жесте, и перед ним замерцала красноватая полупрозрачная пелена:

— Это Стена Защиты, помогает защититься от многих боевых заклятий. Чтобы ее вызвать, сделай вот такой жест, — учитель снова показал движение, которое было больше похоже на жест имитации фотокадра — соединение указательного и большого пальцев двух лап с последующим разведением ладоней в сторону.

Повторив показанное, я смог создать нечто, похожее на мерцающую полупрозрачную пленку красного цвета. Без предупреждения варан выпустил свой огненный шар. Тот с легкостью сломил мою защиту и врезался мне в грудь, опрокинув на пол. Вероятно, учитель каким-то образом ослабил магию своего заряда, чтобы меня не сожгло, а лишь опрокинуло, я с трудом встал, потирая ушибленную грудь. Варан кивком показал создать защиту снова — но вторая попытка снова оказалась неудачной.

* * *

Этим упражнением меня мучили еще дольше. Несколько часов я только и делал, что вставал и падал, вставал и падал. Снова и снова Гимеон, не показывая и тени раздражения, показывал мне, в чем заключается очередная ошибка при создании стены — и каждый раз его огненный шар с легкостью проламывал мою защиту, заставляя меня падать. Лишь тогда я понял, зачем моя защитная амуниция была пусть и дурацкой, но толстой — ни один нормальный ученик не выдержал бы многократного падения в течение нескольких часов с высоты своего роста, будь он защищен менее серьезно.

Когда я после очередного падения уже был готов сдаться, Гимеон, ни разу не высказавший свое недовольство тем, что у меня ни разу не получилось создать правильную стену, опустил лапы:

— Перерыв, и можно поесть. Потом мы попробуем еще раз.

Я с облегчением стащил с себя амуницию и бросил ее в сторону, устало рухнув в кресло. Варан щелкнул пальцами, и на стене ожила какая-то птичка, похожая на ворона, на которую я раньше не обращал внимания. Гимеон коротко приказал:

— Обед.

Птица что-то каркнула и исчезла в дырке под потолком над дверью в боковой части дома, которая всегда была запертой и никогда не открывалась. Я удивленно спросил:

— И этот ворон будет готовить обед?

— Это не ворон, это мой фамилиар и слуга по совместительству.

Гимеон одним движением смахнул со своего стола абсолютно все бумаги, не заботясь о них, и сел за него, жестом приглашая меня взять кресло и сесть с другой стороны.

Несколько минут за закрытой дверью раздавались звуки жарки, а из круглой дыры под потолком вылетал еле заметный дымок, несущий запах чего-то вкусного и распространявшийся по всему дому. После некоторого ожидания появился фамилиар, тащивший в лапах сверток, обернутый тканью. Аккуратно приземлившись на стол, фамилиар поставил свою ношу и улетел обратно в дыру под потолком.

Рептилия медленно развернула сверток, внутри которого лежал кусок мяса, кишащий белыми личинками. Увиденное зрелище для меня было тошнотворным, и меня начало выворачивать наизнанку от одного только взгляда на трапезу учителя. Маг с усмешкой посмотрел на меня:

— Очень вкусно, между прочим. Двойная порция мяса, если считать и червяков!

Я с нескрываемым отвращением смотрел, как варан с аппетитом поглощает мясо, собирая языком червей. При этом я обратил внимание, что само мясо не было гнилым и не издавало характерный запах испорченной плоти. Возможно, червяки были действительно лишь необычной добавкой специально для Гимеона и не означало, что варан питался тухлятиной. Тем не менее, в тот момент я был невероятно рад, что у меня был пустой желудок, и дальше тошноты дело не пошло.

Вскоре вернулся фамилиар со вторым свертком. С некоторой опаской я развернул его. Внутри лежал еще один кусок мяса, оказавшегося жареным и без червей. Учитывая, что приборов не принесли, я имел полное право есть лапами. Хотя для начала мне пришлось заставлять себя есть предложенное — я подсознательно ожидал, что внутри мяса тоже могли быть червяки. На мое счастье, для меня фамилиар решил сделать совершенно обычную трапезу.

Мясо оказалось очень даже недурственным, напоминая по вкусу свинину, но не такую жирную. Кусок попался немаленький и по окончании трапезы я чувствовал приятную сытость. Заметив, что я доел, маг взял два куска ткани, сжал их в кулаках и сделал жест заправского иллюзиониста — и ткань исчезла без следа.

Меня сильно разморило и никуда не хотелось вставать из-за стола. Гимеон снова впал в подобие анабиоза, закрыв глаза полупрозрачными веками прямо на стуле. Тем не менее, я встал из-за стола и начал собирать все его бумаги обратно.

* * *

Неожиданно мне на глаза попался странный свиток с указанием на языке, очень похожим на тот, которым был написан текст в моем свитке. В нем было написано следующее:

Внимательно следить за обстановкой в Ландаре и его окрестностях, задерживая всех знающих священный язык или язык Проклятых, но не имеющих законных оснований на владение ими. Обо всех подозрительных зверях докладывать хисэну городской стражи или служителям Священного Ордена.

Верховный Иерарх Ландарского отдела Священного Ордена, Главный Магистр Джезри Бойдул.

Я не знал, как звучал «язык Проклятых», но факт того, что я владел священным языком, подтвердил еще во время нашей первой встречи мой учитель, и в связи с этим информация в свитке очень сильно меня напрягла. Ведь если верить словам моего наставника, я не имел законных оснований для того, чтобы знать священный язык — им владели только монахи Священного Ордена и простых зверей ему не обучали. Почему же до сих по мою душу не пришли из Ордена или королевской стражи? Гимеон нарушил предписание магистра Бойдула и не сообщил обо мне куда следует? Почему? Понимая, что ответов на свои вопросы я пока не найду, я собрал все бумаги и разложил их на столе, больше не пытаясь в них вчитываться.

К тому моменту, как я собрал все бумаги, проснулся Гимеон. Он оглядел кипу свитков на столе и встал:

— Спасибо. Вернемся к нашим занятиям.

* * *

После того занятия прошло несколько недель, и в один из вечеров я спросил своего учителя, когда он разрешил закончить очередное занятие за день:

— Мастер, я могу этим вечером пойти в таверну «Синий Конь»?

Гимеон медленно прикрыл глаза полупрозрачными веками и уточнил:

— А почему именно туда?

— Я менестрель, и мне хотелось играть там. Может быть, я смогу выступать в таверне за деньги, чтобы я как-то отбивал то, что живу здесь и ем с вами за одним столом?

Гимеон многозначительно хмыкнул, задумчиво осмотрев меня с лап до головы:

— Можешь попробовать. Что-то мне подсказывает, что владелец не откажется — тавернье с лапами отрывают менестрелей, ведь это увеличивает их доход. А ты еще и волк, что дополнительно повысит твою ценность. Вот только…

Гимеон сбился, и я уточнил у него:

— Только?

— Я не знаю, как он отнесется к тому, что ты Росток Клевера. Видишь ли, быть Ростком в нашем мире — не нарушение. Многие понимают, что вы попали к нам случайно, и немало зверей будет рады помочь вам адаптироваться и стать «своими». Но существуют отдельные звери, которые боятся пятипалых и считают их посланцами Легизмунда. Ты на всякий случай старайся не светить перед тавернье тем, сколько пальцев у тебя на ладонях. Пусть его сначала заинтересует твое предложение — а дальше он может переживать сколько ему захочется.

Захватив чехол с гитарой, я искренне поблагодарил учителя за совет и уточнил:

— Могу ли я попросить у вас пару барра, чтобы было там на что поесть, если мой поход будет неудачным?

Гимеон молча подошел к ящику стола, открыл его и выдал мне две квадратные монеты со скругленными углами:

— Постарайся быть дома не в ночи. Я редко ложусь спать поздно, и в такой момент мне хотелось бы понимать, что ты уже в безопасности возле меня, а не шляешься неизвестно где.

* * *

К моему удивлению, когда я пришел в таверну, то понял, что был не первым менестрелем, который собирался выступать перед посетителями. На открытом пространстве, где обычно не было ни стойки хозяина, ни стульев, ни столов, стоял одинокий высокий табурет, на котором сидела незнакомая мне волчица с небольшим барабаном, зажатым между лап.

Стоило отметить, что с каждой новой неделей в этом мире, мое сознание начинало меняться, видимо, адаптируясь под существование среди разумных зверей. Одним из побочных эффектов этой стало то, что местные жители, бывшие когда-то для меня страшными, непонятными и чуждыми, с каждым новым днем становились мне все ближе, понятнее и даже… роднее, что ли? На момент моего прихода в таверну я уже прошел ту точку, когда морды зверей самых разных видов казались мне сами собой разумеющимся, словно я родился и вырос в такой среде.

Адаптация коснулась и моего восприятия внешнего облика самок разных видов. Будем честны — первое знакомство с Растой и Аскольдиной на берегу Дорраг-Кра стало для меня шоком. Я не мог воспринимать их сколь угодно красивыми и привлекательными. Мое сознание человека протестовало против того, что головы животных были приклеены к телу с явно человеческими пропорциями. Однако шло время, я привыкал к этому и перестал их бояться, начав искать какие-то привлекательные черты в их внешности или даже пытаться выстроить свои стандарты красоты среди самок.

Та волчица в белой рубахе, сером приталенном камзоле и черных штанах, если следовать моему мутировавшему восприятию местных жителей, была мне симпатична: пепельная шерсть с переливами серого, пепельные же волосы до лопаток, отдельные прядки которых были покрашены в синий цвет, и большое белое пятно на шерсти, которое начиналось на шее и тянулось вниз до груди. Черты ее морды были весьма близки к дикому зверю, что мне очень нравилось эстетически: угловатые скулы, скругленный лоб и редкие усы, которые не отвлекали на себя внимания.

Но стоило ей поднять глаза и посмотреть на зал, как я почувствовал, что начинаю в них пропадать. Невероятный, пронзительный оттенок голубого в ее волчьих очах, который, казалось, можно было создать только искусственно, заставил меня забыть, кто я такой и как меня зовут. Ничего подобного я не видел никогда в своей жизни. Я оказался прикован к ним настолько, что даже не заметил, как волчица начала играть и петь.

Наигрывая на барабане легкую дробь, больше подходящую под неспешную балладу, волчица запела:

О Арханис, какая встреча!

О счастье, какая удача!

Я ожидал тебя несколько лет

И множество суток впридачу!

Какой прекрасный и нежный у нее был голос! Я почувствовал, как против воли моя шерсть стала дыбом, и каждый новый звук ее голоса заставлял мои лапы дрожать от восторга. Моя давняя мечта услышать волка-менестреля в Мире Спокойной Воды осуществилась, и я наконец-то понял, почему всем нравится именно их манера игры. Мое измененное сознание слышало больше не вой дикого волка, который неизвестно зачем вплетался в общую песню, а идеальный ансамбль, который подчеркивал дополнял красоту голоса. Общее сочетание привлекательной для меня внешности и голоса наверняка заставили меня выглядеть со стороны дурачком: дрожащие лапы, вздыбленная шерсть и приоткрытая пасть. Впрочем, в тот момент меня наверняка меньше всего заботило, как я выгляжу в глазах окружающих.

И дочь короля меня обнимала

Готовая выйти со мной под венец

Но только лишь ты мою жизнь покорила

О как безутешен родной мой отец!

* * *

Внезапно я словно очнулся от транса и понял, что в этой балладе не хватает гитары. Мелодия маленького барабана увлекла меня, я полностью проникся ей, и каким-то шестом чуством я, никогда не слыша этой песни раньше, со всей ясностью осознал, как именно мне нужно было играть. Меня против воли тянуло к волчице, которая исполняла уже следующий куплет под ритмичные удары барабана, и я сделал несколько неуверенных шагов в ее стороны, достав из чехла готовую к игре гитару. Не прекращая игру и пение, певица подняла на меня свои голубые очи, светившиеся недоумением, заметив, как я иду к ней с инструментом наперевес. Какое-то неведомое чувство подсказало мне, когда было бы правильно присоединиться к волчице, и вот на очередном аккорде мои когтистые пальцы коснулись струн — и гитара присоединилась к барабану, создавая с ней идеальный ансамбль. Певица, делая вид, что ничего странного не произошло, продолжила петь:

И плотника ты позабудь

Со мной побежали подальше в моря

И будем мы вместе с тобой, Лироден

Мы будем, как ты пожелала тогда.

Мое появление не прошло незамеченным среди зрителей, и оно сопровождалось одобрительными аплодисментами. Дальше я играл рядом с волчицей так, словно мы уже давно играли вместе — я идеально чувствовал, когда мне нужно вступить в игру, а когда — замолкнуть, позволив ей продолжить играть на барабане. Полностью погрузившись в исполнение, я даже не запомнил остальные слова баллады.

* * *

Выслушав очередные аплодисменты, как только мы закончили игру, волчица обратилась ко мне, протянув лапу в типичном приветствии местных жителей:

— Я Вейлин. Спасибо, что присоединился к моей игре — с тобой было очень приятно петь. Ты здесь впервые? Я раньше тебя не видела.

Я ответил ей, прислонив свою ладонь к ее и переплетя пальцы:

— Мирпуд. Нет, я здесь уже бывал. Рассчитывал, что смогу предложить свои услуги владельцу таверны, чтобы была возможность подзаработать по вечерам, но ты меня опередила, как я вижу.

Вейлин заразительно рассмеялась, обнажив белоснежные клыки и прикрыв глаза:

— Нет, я сюда пришла не ради денег — мне это просто нравится. Так что если хочешь добыть себе несколько барра — ты все еще первый в очереди.

Я отвернулся было, чтобы подойти к владельцу таверны, как вдруг сзади меня раздался голос Вейлин:

— А ты ученик мага?

Я обернулся:

— Да. А как ты это поняла?

Вейлин прыснула было со смеху, словно я сказал какую-то глупость, но ее мимолетный взгляд на мои ладони заставил ее перестать смеяться:

— А, ты Росток Клевера. Твое одеяние говорит об этом. А символ склоненного льва у тебя на ладони и на плаще — это символ взятого в обучение магом.

Наш разговор прервал владелец таверны, тигр, с первого взгляда вызвавший у меня стойкую антипатию: седая шерсть на голове, сжатые губы, словно их обладатель был чем-то недоволен и деревянная лапа на месте правой, от чего каждый его шаг сопровождался гулким ударом протеза в пол, а сам его обладатель переваливался с боку на бок. Голос у тавернье был под стать внешности — старый, скрипучий и недовольный:

— Какая сладкая парочка в моей таверне! Волки-менестрели! Я Фархад, владелец таверны «Синий конь». Пришли подзаработать?

Я на всякий случай сжал кулаки, чтобы сварливый тигр не заметил количество пальцев у меня на ладонях:

— Я Мирпуд, и я пришел спросить вашего разрешения выступать у вас по вечерам в таверне.

Тавернье задумчиво посмотрел на меня колючим взглядом, после чего перевел свой взор на Вейлин, и наконец соизволил дать ответ:

— Мирпуд, значит? Что же, я готов тебя сюда пустить, но на моих условиях. Я тебе не заплачу ни тельмана. Я готов поставить тебе бесплатный ужин в разумных пределах и готов разрешить тебе собирать пожертвования от моих гостей, если они согласятся дать тебе пару монет. Будешь играть плохо — я тебя выгоню взашей отсюда. Что касается певички — она может выступать с тобой, если ты пожелаешь, но условия те же — никакой платы с моей стороны и ужин на двоих. Я однажды доверился одному менестрелю, но играл он настолько ужасно, что я его выгнал после первого же вечера. Вы пока звучите лучше, чем он, но это еще ничего не значит. Покажете свою ценность — возможно, поговорим о более серьезной оплате.

С одной стороны, сварливый тигр не оскорблял ни меня, ни Вейлин, да и не выдвигал каких-то унизительных условий, однако что-то внутри меня вскипело, и я уже собрался ткнуть ему под нос кулак с символом ученика… но в последний момент сдержался, представив, как мне было бы стыдно перед учителем за это. Опустив кулаки, по-прежнему пряча пальца, я кивнул:

— Согласен. Когда я могу приступать к работе?

— Завтра. Сегодня, увы, я не могу дать вам больше времени и места.

Решив про себя, что я видел достаточно, и мне уже пора к учителю, я развернулся на месте и пошел к выходу. На удивление, Вейлин не осталась играть следующую песню и вышла следом.

Оставшись на улице перед таверной, я спросил ее:

— А кто ты, Вейлин?

— Я монахиня Священного Ордена. Очень люблю петь, поэтому вечерами прихожу в разные таверны и играю. В этой я была первый раз — и первый раз тавернье упомянул, что может разрешить мне выступать и дальше.

Монахиня? Вейлин ни своей одеждой, ни своим поведением не напоминала типичную монахиню. Напротив, она выглядела как среднестатистическая горожанка. Мое недоумение не осталось незамеченным со стороны волчицы:

— Тебя что-то удивило?

Я попытался объяснить, подбирая правильные слова:

— В моем мире тоже существуют монахини, и ты нисколько на них не похожа. У нас это обычно довольно скромные существа, одетые в черно-белые одежды, на жизнь которых накладывается очень много ограничений. Они живут в монастырях, и посвящают свое время молитвам и служению. Редко когда монахиню у нас можно увидеть поющей, танцующей или иным способом ведущую себя как обычная мирянка. Извини, если обидел, я по-прежнему продолжаю оценивать этот мир на основании опыта из своей реальности.

— Я понимаю, что тебе пока сложно понимать местные реалии и вести себя в соответствии с ними. Я уверена, что однажды у тебя получится! А ты давно у нас?

Мне было сложно ответить, потому что я на тот момент еще не особо разбирался в календаре и летосчислении в Мире Спокойной Воды, поэтому я ответил примерно:

— Наверное, несколько недель. Извини, точнее сказать не могу — я еще не привык к тому, как здесь измеряют время.

— А, так ты еще новичок, считай! Но должна сказать, играл ты здорово — у тебя несомненно есть талант. Так может, мы продолжим выступать здесь вместе и дальше, раз у нас такой хороший коллектив?

Я улыбнулся во всю пасть, наверняка обнажив даже клыки:

— Конечно, я буду очень рад! Только… — я снова замялся. — Я совсем не знаю местного творчества, и если я и буду что-то играть, то музыку своего мира. Как мы сможем что-то исполнять вместе?

Вейлин загадочно улыбнулась:

— У меня очень хорошая память и музыкальный слух, я очень быстро запоминаю новые мелодии и тексты. Поверь, как раз это — вообще не проблема. Увидимся!

Снова переплетя со мной пальцы, Вейлин развернулась на месте и ушла в противоположную сторону. Мне же не оставалось ничего другого, как поправить чехол с гитарой на плечах и отправиться к дом наставника. В итоге в тот вечер я сыграл только одну песню, незнакомую мне, и не съел ни крошки в таверне.

* * *

Гимеон еще не спал, когда я вернулся обратно, и он занимался тем же, чем и обычно — читал очередной свиток из десятков, разложенных у него по столу, и вел конспекты. Подняв взгляд на меня в дверном проеме, варан произнес своим обычным спокойным, размеренным голосом:

— Как все прошло?

— Хозяин таверны разрешил нам завтра выступать у него. Платить он не будет, но поставит бесплатный ужин и позволит собирать пожертвования посетителей.

— Ты сказал «нам». О ком ты говоришь?

Я, по правде говоря, не собирался рассказывать Гимеону о Вейлин, но меня никто не тянул за язык, и мне пришлось ему признаться:

— Там была еще одна волчица, которая пела до меня какую-то песню про плотника. Тавернье сказал, что она тоже может выступать со мной. Ее зовут Вейлин, и она монахиня Священного Ордена, которая в свободное время любит петь и играть.

Мне показалось, что взгляд варана с поволокой блеснул каким-то хитрым огнем:

— И она тебе очень понравилась?

Я замер, удивленным тем, что учитель задал этот вопрос:

— Эээ… да? Она очень красивая и весьма красиво поет. А почему вы спрашиваете, мастер?

Варан издал какой-то неопределенный шипящий звук, опять склонив голову над свитком:

— Да так, просто интересно. Можешь идти спать, Мирпуд. Завтра, как только мы встанем и позавтракаем, мы продолжим наши упражнения. Я рад, что ты сможешь теперь заниматься тем, что тебе нравится. Доброй ночи.

Пожелав учителю в ответ приятных снов, я удалился в маленькую комнату — сам варан предпочитал спать в кресле за рабочим столом, не используя кровать — и довольно быстро заснул.

1) Десятому, ибо нумерация королей/королев здесь тоже по восьмеричной системе

Вернуться к тексту

2) 18

Вернуться к тексту