Ся (джен)

Жон отступил под натиском, отводя клинок подальше от себя, в то же время парируя ее удары ногами. Лента продолжала развеваться, и он не спускал с нее глаз — уверенный, что это было нечто большее, чем просто украшение. Его ладонь поймала ее локоть, прежде чем она успела снова замахнуться на него мечом, но она улыбнулась и вывернула запястье под странным углом, отстраняясь. Лента пересекла его шею, и он почувствовал, как его аура уходит из того места, где она его коснулась.

— Эта лента перерезала бы мне горло. Она действительно пытается убить меня!

Он воспользовался моментом ее злорадства, чтобы обойти ее защиту и ударить коленом в живот. Девушка хэкнула от боли, но была не настолько ошеломлена этим, как ему хотелось бы. Тем не менее, у него появился шанс, и он подсунул руку ей под плечо, поворачиваясь и упираясь бедром в ее таз, чтобы использовать его как точку опоры, чтобы перебросить ее через спину.

Ее колено врезалось в его затылок, когда он это делал, она адаптировалась в середине броска, и это вынудило его отпустить и отбросить ее, а не повергнуть на землю перед ним, где он мог бы принудить ее к сдаче. Фавн кувыркнулась в воздухе, ударилась о землю, а затем поднялись два фавна. Глаза Жона расширились при виде двух одинаковых фавнов, которые медленно отошли друг от друга, готовые атаковать его.

Это была какая-то техника? Но мастер Рен сказал, что подобные техники — чепуха.

— Нет, — понял он, когда уловил слабейшие отблески ауры, исходящие от них. Как и он, она использовала ауру только при крайней необходимости, и все же сейчас она была пропитана ею. — Это должно быть Проявление. Не только ее боевые навыки, но и Проявление. Я по уши увяз в дерьме.

— Я думаю, произошло недоразумение, — сказал он. — Мой Мастер был стариком на пороге смерти. Он уже был бы старым, когда мы с тобой родились. Какие бы проблемы у тебя ни были, они не могут быть связаны с ним.

Обе девушки подняли пистолеты и выстрелили.

Жон изогнулся, но не смог увернуться от пуль, независимо от того, насколько улучшились его рефлексы. Одна попала ему в живот, другая в плечо, но они были предназначены только для отвлечения внимания. Пока он уворачивался, оба фавна рванулись вперед, размахивая мечами за спиной, а затем впереди, описывая танцующие дуги, что было бы самоубийством, окажись она на расстоянии удара. Но далеко за пределами такого диапазона она заставила ленту, прикрепленную к оружию, имитировать дуги позади нее, так что теперь она атаковала мечом впереди, а лента развевалась за ней, ожидая своего момента. За исключением того, что их было двое, и он не мог сказать, которая из них настоящая, а какая нет, так что число атак было ближе к четырем.

Стоять спокойно и позволять ей диктовать ход боя было бы чудовищной глупостью, поэтому он сделал единственное, что мог, и атаковал одну из противниц, стремясь сломать одну клешню прежде, чем сомкнется другая. Он нацелил ладонь на плоскую поверхность ее клинка, чтобы отразить его, только для того, чтобы поморщиться, когда ее сила пронзила его плечо и вырвала кусок из его ауры. Это не имело значения, потому что теперь он был достаточно близко, чтобы ударить ладонью в ее солнечное сплетение, а затем ногой в колено.

Когда она споткнулась, он схватил ее за воротник и потянул, сам прыгнув вперед, чтобы сместить их, чтобы он мог бросить ошеломленную девушку на пути другой и заставить ее действовать как живой щит, чтобы заставить вторую колебаться. Вместо этого вторая пронеслась сквозь первую, которая рассыпалась в пыль, когда Проявление исчерпало себя. Это приблизило ее так близко, что Жон мог видеть победный блеск в ее глазах сквозь прорези в маске.

— Черт!

Меч ударил его в живот с силой метеорита, удар был похож скорее на удар дубинки, чем на удар лезвия из-за его ауры, но от того не стал менее болезненным. Он почувствовал, как хрустнули его ребра, когда она врезалась в него, и даже когда инерция ее удара иссякла, и он подумал, что может прийти в себя, она извернулась и нанесла удар ногой в его изувеченный живот, отбросив его назад, так что он не мог надеяться провести контратаку. Слюна и желчь брызнули изо рта Жона.

Зубы Блейк оскалились, когда она усмехнулась над ним, готовясь к новой атаке. Это могло закончиться только одним способом — смертью, ее или его. Жон вытащил свой Цзянь и выставил его перед собой, направив острие в ее сторону. Несмотря на то, что он был в худших условиях, все, что ему нужно было сделать, это нанести один точный удар после деактивации ее ауры.

Он использует меч с верным намерением.

Но у пламени были другие идеи. С оглушительным треском одно из многочисленных деревьев, росших вплотную к деревне, сломалось и упало, ударившись о крышу ближайшего дома. Сделанная из дерева, крыша прогнулась внутрь, а стены взорвались наружу от силы давления. Жон и Блейк вздрогнули, их внимание на мгновение отвлеклось. А затем, задетое первым, рухнуло другое. Огонь распространился и начал поглощать самые толстые и высокие стволы, деревня была на грани разрушения.

— Забирайте всех и уходите, — крикнула она своим людям. Они отсалютовали и убежали. — Я приду, когда разберусь с ним.

— Даже сейчас? — спросил Жон. — Деревня вот-вот будет уничтожена.

— Твое наследие лучше истребить, — ответила она. — Для всеобщего блага.

Жон выругался, дернул плечом и побежал. Возможно, это было не совсем традиционно смело, но мастер Рен предупредил его о глупости «славной последней битвы». Он не смог бы прожить хорошую жизнь, если бы умер здесь. Взбежав по ступенькам горящего дома, он нырнул в дверной проем и обернулся как раз вовремя, чтобы ударить вошедшую Блейк.

Внезапный переход от отступления к атаке застал ее врасплох, и он нанес несколько быстрых ударов по ее ауре, прежде чем она восстановилась. Правда, только своим клинком. Она знала о его технике запечатывания ауры и предпочитала его клинок пустой ладони, жертвуя своей стойкой и аурой, чтобы избежать этого, и даже фокусировала свои атаки на его конечности всякий раз, когда она тянулась к ней.

Но он не собирался с ней драться. В ту секунду, когда выдался удачный момент, он снова побежал, глубже в дом, а затем через задний двор, где они снова столкнулись и прорвались сквозь ослабленную плетеную стену, которая уже горела, языки пламени цеплялись за их одежды, когда они танцевали среди пламени и дыма.

Густой смог действовал против них обоих, делая каждое движение опасным и заполняя их легкие, но свет пламени, отражавшийся от их мечей, давал возможность предвидеть приближение атаки. Оранжевые клинки наносили удары, парировали, отклонялись, избегали или встречали друг друга, если это означало создание лазейки, через которую они могли нанести ответный удар.

Но по мере распространения огня и разрушения домов борьба становилась все более опасной. Огромная балка упала между ними обоими, взметнув пепел и дым им в лица и разделив их. Еще немного, и они будут раздавлены падающей крышей, а аура и тренировки не будут иметь большого значения, когда они окажутся в ловушке и умрут, задохнувшись в дыму. Упала еще одна балка, за ней последовала значительная часть крыши между ними, отрезав их друг от друга. Это был шанс, о котором он молился, и Жон, зажав свой Цзянь подмышкой, побежал, выбежав через рухнувшую заднюю стену и помчавшись на север, в лес.

— Трус! — закричала она. — Ты не можешь вечно убегать от своих преступлений!

— Но я, во всяком случая, могу попробовать, — подумал Жон, используя свою ауру в качестве топлива, чтобы продвигаться все дальше и дальше, прежде чем повернуть обратно на запад, а затем снова на юг, к побережью и своему лагерю. — Следовать за мной означало бы бросить своих союзников на произвол судьбы. Будем надеяться, что она предпочтет их защиту, охоте на меня.

Его надежды оправдались. Через тридцать минут он замедлил шаг, остановился и присел на корточки, прислушиваясь к окружающему миру с закрытыми глазами. Быстрый медитативный транс облегчил его дыхание и замедлил сердцебиение, так что у него перестало стучать в ушах, позволив ему лучше слышать. Его окружали звуки природы, пение птиц и животных, отдаленный шум разбивающихся о берег волн. Звуков преследования не было, потому что, независимо от ее мастерства, она бы подняла шум, преследуя его с необходимой скоростью. Он сбежал от нее.

— Но что все это значило? Она вела себя так, как будто знала Мастера Рена, но она не могла быть старше меня. Другие члены Секты совершали ужасные вещи …? Должно быть, до меня были другие, даже до мастера Рена.

Было ли это какой-то древней обидой между его сектой и последователями ее, нанесенной несколько поколений назад и сохраняющейся по сей день? Он не знал и не собирался узнавать. Мастер Рен был скуп на подробности обо всех делах секты, и у него всегда было ощущение, что старик устал и давно покончил с этим. Что он хотел уйти на покой, чтобы спокойно провести свои последние годы и не беспокоиться о подобных вещах.

— Мне лучше вернуться к своим свиткам и уйти. Оставаться здесь — значит навлекать на себя беду.

Ему потребовалось время, чтобы найти дорогу обратно в свой лагерь, но путешествие упростилось из-за шума, который там происходил. Несколько долгих минут он боялся, что это Белый Клык и Блейк, воображая, что они нашли его свитки, но оказалось, что это была небольшая группа выживших из самой деревни. Всего восемь человек рылись в его сумках, в то время как один стоял поблизости с луком в руке и наложенной на тетиву стрелой. Его свитки были разбросаны по траве, отброшенные этими потенциальными ворами как нечто несущественное.

Жон прочистил горло и вышел из-за деревьев.

— Простите ме—

Вьип.

Стрела врезалась ему в грудь и отскочила, и только тогда он поймал древко. Похоже, ему нужно было больше тренироваться, чтобы поймать ее в полете. Не то чтобы это имело большое значение, когда луки и стрелы были таким устаревшим оружием. И он сомневался, что даже мастер Рен мог поймать пулю в воздухе. Может быть, остановить ее аурой на ладони и сделать вид, что он ее поймал, но получить удар по руке — это не то же самое, что поймать что-то рукой.

— Отвали! — прорычал мужчина, накладывая на тетиву еще одну стрелу. — Это наш лагерь.

— Этот лагерь принадлежит мне, — сказал Жон так спокойно, как только мог. Усталость навалилась на него и сделала угрюмым. — Я с удовольствием поделюсь с вами едой, если вы голодны, но я не могу питаться одним воздухом. Кроме того, вы разбросали мои вещи.

Рядом с первым человеком встал еще один, сжимая копье.

— Пойми намек и уходи.

Такая враждебность не была неожиданностью, учитывая их соприкосновение со смертью, и все же это ничем не отличалось от их приветствия, когда он впервые приблизился к их деревне. У Жона возникло ощущение, что это было вызвано не только потерей их дома.

— Спокойней, — сказал он. — Я только что сразился с Белым Клыком, чтобы выиграть вашим людям время для побега. Разве это не делает нас союзниками?

— Ты, наверняка, и заманил их к нам!

Ярость захлестнула его. Он устал, проголодался и был напряжен после драки и последующего побега, и то, что теперь люди, ради спасения которых он рисковал жизнью, обвиняют его в своих бедах — после того, как он проявил к ним доброту, ни больше ни меньше — было невыносимым оскорблением. Он перевел дыхание, чтобы успокоиться, но не смог полностью совладать со своим гневом.

— Насколько я слышал, это нападение было вызвано вашими собственными действиями по причинению вреда паре моряков-фавнов.

— Шпионы, — произнес первый. — Они получили по заслугам.

— Значит, это правда. Вы убили их.

— Что с того? Мы воюем. Все королевство воюет. Люди гибнут на войне. Таков порядок вещей.

Жон был бы первым, кто признал бы, что мало знал о войне и о том, каково это — жить в ее условиях, но это не имело значения. Здесь не было ни войны, ни вражеского вторжения, просто небольшое количество людей разграбили его лагерь и угрожали его жизни.

— Скажите мне, — сказал он. — Есть ли с вами другие выжившие, о которых вы должны заботиться? Женщины и дети?

— Нет, — сказал человек с копьем, прищурив глаза. — К чему этот вопрос?

— Потому, что положительный ответ на него убедил бы меня в необходимости проявить к вам некоторое милосердие.

Жон двинулся прежде, чем они смогли переварить сказанное, взмахнув мечом, чтобы отразить неуклюже выпущенную стрелу и одним взмахом перерезать тетиву лука. Он двинулся вперед, ударив мужчину плечом в грудь, прежде чем схватиться за древко копья свободной рукой. Его Цзянь опустился, раскалывая дерево, он отвел руку примерно на фут назад, врезав локтем в лицо мужчины.

Третий, который рылся в его сумках, бросился на него с ножом, но Жон поймал его запястье, сжал и вывернул его вверх, заставляя его выронить оружие. Он продолжил давить, заставив мужчину опуститься на одно колено, когда он смог заехать ногой ему под дых сбив его на землю.

Четвертый замахнулся поднятым с земли камнем, целясь в голову Жона, намереваясь раскроить его череп, как спелую дыню. Жон нырнул под удар, поймав руку мужчины, а затем ударил его кулаком, все еще сжимающим Цзянь, в лицо. Хрустнул сломанный нос, и мужчина рухнул на землю.

Услышав шаги позади, Жон вовремя обернулся, чтобы увернуться от замаха лучника, затем скользнул рукой над вытянутой конечностью и зажал ее между своим локтем и боком. Другой рукой он ударил мужчину один, два, три раза, закончив ударом в подбородок и одновременно высвободив зажатую руку, чтобы отбросить противника на спину. Копейщик, все еще лежавший на земле, схватил Жона за голень одной рукой, а другой попытался всадить охотничий нож ему в икру. Быстрый удар ноги остановил попытку и раздробил мужчине запястье.

Жон высвободился из хватки стонущего мужчины, взял свою сумку, наклонился и собрал важные свитки, которые они так небрежно разбросали по земле. Он тщательно упаковал их, затем собрал свои вещи и еду, прежде чем сделать паузу. Со вздохом он расстегнул молнию на своей сумке и достал небольшую стопку еды, разложив ее среди поверженных мужчин.

— Это больше, чем вы заслуживаете, — сказал он. — Останьтесь здесь, если вам так удобно, но я бы на вашем месте двигался дальше. Гримм будут привлечены негативом от падения вашей деревни. Это нападение Белого Клыка не останется незамеченным.

— Ты охотник, — прошипел один из них. — Это твой долг — помогать нам.

Долг охотника. Когда-то он, возможно, считал это правильным, раз у него была сила, он должен был нести ответственность. Однако мастер Рен научил его лучшему. Он действительно хотел посвятить себя подобному кодексу? Рисковать своей жизнью, защищая людей, которые не только напали на него, но и похитили двух незнакомцев и убили их. Ответ был очевиден.

— Я не Охотник, — сказал Жон. — И не мой долг присматривать за вами.

Он зашагал.

— Удачи.

/-/

За день или около того путешествия вглубь материка, подальше от побережья и его опасностей, он не видел никаких признаков присутствия других выживших. Белый Клык был остановлен им, поэтому он предположил, что многие сбежали в дикие земли. Ему хотелось надеяться, что они найдут убежище, но у него не было ни времени, ни припасов, чтобы выследить их всех, и поэтому ему пришлось оставить их. Он двинулся дальше, отдыхая, когда мог, и наконец достиг Покоя

Люди узнали его.

— Тебе здесь не совсем рады, парень, — сказал Барон, которого выбрали прийти и поговорить с ним, когда он вошел в деревню.

— Неужели меня настолько ненавидят?

— Ненавидят? Нет. Нет, парень. Многие из нас прямо-таки в восторге от того, что ты сделал с теми дезертирами — это сделало наш день лучше. Мы скорее осторожничаем. — Его улыбка была полной надежды, он пытался убедить Жона, что между ними нет вражды. — Мы не хотим, чтобы нас считали приютившими вас, если они вернутся. Понимаешь, мы должны заботиться о себе.

Жон вздохнул.

— Я больше вас не побеспокою, Барон. На храм напали, и мастер Рен был убит. Я уйду после того, как похороню его тело.

По толпе пробежал ропот, и некоторые ахнули. Хотя немногие знали его по-настоящему, многие знали о мастере Рене. Не о его репутации и не о мастерстве или чем-то в этом роде, они знали его как старого, эксцентричного отшельника, который, казалось, жил вечно. Того, кто, по слухам, бессмертен. Слез не было, но были опущенные головы и тихое уважение.

Это чуть не вызвало слезы у него на глазах.

— Мне очень жаль, — сказал Барон, и он не шутил. — Позволь нам собрать тебе свежие припасы. Мы не можем позволить тебе остаться, но и не отпустим тебя с пустыми руками.

— Спасибо. Это было бы большим подспорьем…

Они пошли еще дальше, накормив его теплой едой и позволив ему помыться в деревянной ванне, даже починив для него одежду, прежде чем наполнить его сумку свежими фруктами и мясом в упаковке, а также закусками для костра и теми походными принадлежностями, которые они смогли раздобыть. Барон завершил все, вручив ему лопату, и ему не надо было объяснять ее назначение. Аптекарь также вручила ему букет цветов.

— Спасибо, — повторил Жон, его глаза покраснели. — Как только я похороню его, я уйду. Пожалуйста, берегите себя. Я пришел с побережья, Белый Клык напал на деревню. Она была сожжена дотла. В ближайшие дни вы можете столкнуться с беженцами.

— Мы будем начеку. Впрочем, мы мало что сможем сделать, если Белый Клык все-таки появится. Здесь нет ни охотников, ни солдат. Они слишком заняты защитой центральных территорий. — Барон хлопнул его по спине. — Мы выстоим, как всегда, или, если на то будет воля судьбы, нет. Нет особого смысла жить в страхе.

—Тогда я со всеми вами прощаюсь.

/-/

Храм был сожжен дотла.

Внешние стены сохранились, но само здание вместе с пристройками было превращено нападавшими в обгоревшее дерево и кучи пепла. Это привело его в ярость, заставив крепко сжать кулаки и впиться ногтями в кожу ладоней. Разве они не сотворили достаточно мерзости? Не только убили мастера Рена, но и разрушили дом, который он построил. В этом не было необходимости.

Поставив сумку, Жон осторожно вошел на территорию. Поскольку храм превратился в руины, шансов, что Синдер и ее союзники остались здесь, было немного. Им было негде спрятаться, если бы они это сделали, и они бы сохранили здания для укрытия, если бы намеревались устроить засаду. Кроме того, если бы они заподозрили, что где-то здесь могут быть спрятаны еще свитки, то сожжение этого места дотла уничтожило бы их.

Или, может быть, они просто хотели наказать мастера Рена за неповиновение им.

Жон нашел тело, распростертое в центре двора.

— О, мастер Рен, — выдохнул он, наконец-то разрыдавшись. Все горе, которое никак не проявлялось, выплеснулось наружу, и он рухнул на колени, обхватив руками уже разлагающееся тело.

— Мне так жаль, — рыдал он. — Бросили вас здесь в таком состоянии. Как они посмели…

Он слышал, что в смерти все выглядело мирно, и, возможно, так оно и было вскоре после смерти. Однако падальщики уже начала терзать тело Мастера. Он был почти неузнаваем. Только мантия выдавала его личность.

— Я похороню вас у пагоды, где вы любили пить чай, — сказал ему Жон, вставая и беря лопату. — Вам всегда нравилось стоять там на коленях с чашкой чая и книгой, пока я вкалывал над своей подготовкой. У вас будет прекрасный вид на восход и закат.

Он разговаривал с мастером Реном в течение двух часов, которые потребовались, чтобы выкопать для него глубокую яму, рассказывая своему мастеру о своем коротком путешествии и о том, что он видел, о том, как ему пришлось открыть свиток, чтобы вывести яд. Он заверил мастера Рена, что найдет другие свитки, что его не поглотит жажда мести, что он заживет хорошей жизнью после получения свитков и однажды найдет собственного ученика, которому сможет передать их учение.

Он рассказал о своих страхах и надеждах, своих планах, своих мечтах, а затем о том, чего ему будет не хватать, о времени, которое они провели вместе, о своей благодарности старику, который спас маленького мальчика и приютил его. Но в конце концов ему не о чем было говорить — и ему не хватало оправданий, чтобы не отправить человека в место его последнего упокоения.

Он осторожно положил его на землю, положив то, что осталось от его рук, ему на грудь, а затем положил на них маленькую треснувшую чайную чашку. Мелочь, уцелевшую в эпицентре разрушения. Жон встал в яме с телом своего учителя и, закрыв глаза, быстро произнес несколько слов. Ему пришло в голову, что он не смог похоронить свою семью таким образом. Их кремировали в доме, который они вместе построили и в котором он рос.

И теперь он потерял вторую семью всего за семнадцать коротких лет.

Это казалось несправедливым.

— Жизнь никогда не бывает справедливой, — процитировал он. — Но те, у кого есть сила, могут определять свое будущее, в то время как те, у кого ее нет, могут только взывать к тем, кто имеет силу, о своей защите. Я найду свой путь и буду жить хорошо, мастер Рен. Я заставлю вас гордиться мной, даже если вы сказали мне не искать вашей гордости. Я сделаю это в любом случае. Следите за моими действиями, Мастер. Я уверен, вам будет за что покритиковать меня в следующей жизни.

Его голос застрял в горле, когда он бросил первую кучу земли на тело мужчины.

— Прощайте, Мастер Рен. Я никогда вас не забуду.

Как только его ужасная работа была закончена, Жон сел, ел, пил и плакал, он лег на спину, позволяя горю захлестнуть себя. Он скорбел о потере этого человека, но не оплакивал его смерть, потому что мастер Рен этого бы не хотел. Вместо этого он вспоминал хорошие времена, даже если это означало признать, что они больше никогда не вернутся.

Вскоре он выплакался, и это заставило его действовать. Хотя храм был разрушен, он заставил себя отодвинуть холодные обломки в сторону, разбирая руины по частям в поисках того, что осталось. Тайно спрятанных свитков не было, но он смог найти меч мастера Рена, шелковый пояс, обвязанный вокруг него, местами обуглился и обгорел до коричневого цвета. Проглотив комок, он аккуратно привязал его к своему рюкзаку. Мастер Рен попросил бы его взять его как дополнительный инструмент, но он оставил бы его и по сентиментальным причинам.

Другие уцелевшие вещи были менее пригодны для использования. Разбитая керамика и столовые приборы, подсвечники и маленькие бронзовые статуэтки. Вся их одежда сгорела дотла, а еда почти исчезла, остатки растащили падальщики. Жон собрал то немногое, что нашел, и взял то немногое, что можно было использовать — немного кремня, несколько острых ножей для свежевания шкур, несколько игл, для починки одежды или сшивания кожи.

Шу Рен вел скромную жизнь, несмотря на большой храм.

Восстанавливать было особо нечего.

— Все равно стоило похоронить Мастера, — сказал Жон. — Я не смог бы двигаться дальше, если бы знал, что он остался здесь совсем один. Но что теперь? У меня нет пункта назначения, нет направления. Мне нужно найти свитки, но с чего бы мне вообще начать …?

Он знал имена. Синдер, Тириан, Хейзел, Меркьюри, Эмеральд. Пять человек, которых нужно было выследить, и пять человек, которые обладали некоторыми выделяющимися навыками, но которые также были явно обучены как охотники. Это подразумевало военных, хотя у него не было ощущения, что они пришли из какой-либо армии. Не было формы, слишком мало людей, и армия попыталась бы оказать влияние или призвать его в армию.

Тем не менее, весь путь обучения охотников проходил в академиях, по крайней мере, так сказал мастер Рен. Централизация, когда все образование и влияние концентрируются в четырех крупных городах, а различные деревни и секты в результате вымирают. Они, очевидно, были слишком взрослыми, чтобы быть студентами Бикона, но всегда оставался шанс, что они когда-то там учились. Возможно, там был старый список имен или, в противном случае, какой-то способ разыскать их.

— Полагаю, это означает, что Вейл — мой первый пункт назначения. — Он достал карту, которую ему дали в лагере лесозаготовителей. — Я должен остановиться в маленьких деревнях по дороге туда и спросить, видели ли они их. Эти люди не прилетели по воздуху, так что они, должно быть, останавливались в поселениях для отдыха, и Тириан был фавном. Они бы не рискнули добираться водой из-за действий Белого Клыка на южном побережье.

Путешествие вглубь страны, на север, также уведет его подальше от самого Белого Клыка, и он не был заинтересован в том, чтобы снова испытывать гнев Блейк Белладонны и ее союзников. Они не испытывали угрызений совести, нападая на людей и убивая их, несмотря на то, что двое из них погибли из-за провокации, и она была кровно заинтересована в его убийстве из-за какого-то предполагаемого оскорбления со стороны Секты Лотоса. Он выбрался живым из той конфронтации, но в Белом Клыке, возможно, было больше похожих на нее. Было мало шансов, что он смог бы спастись, если бы сражался с двумя воинами ее навыков.

— Значит Вейл. И если мне не повезет там, я отправлюсь в Мистраль, а затем в Атлас. Они должны будут где-то появиться. Никто не стремится к власти, как это делали они, если у них нет для нее применения, и они специально упомянули войну.

Это могло быть ложью или оправданием, но это была единственная зацепка, которая у него была. Развернувшись, Жон бросил последний взгляд на храм, который долгие годы был его домом, столкнул кулак с ладонью и поклонился, затем повернулся и пошел.

Свитки не вернулись бы сами по себе.