Душа (джен)

Примечания:

Большая глава, поделенная на две части.

Ториэль и Азриэль: https://vk.com/wall-206327178_555

Лавочница: https://vk.com/wall-206327178_556

Комикс к главе, это момент, который не вошёл в текст, но упоминается: https://vk.com/wall-206327178_557

---

— И в правду человек! — тихо добавляет женщина. — Азриэль, она, наверно, брошенный ребёнок, — обращается к мужчине, что подошёл ближе.

У меня совершенно нет слов, да и что можно сказать, как оправдаться? Единственное здравое решение, которое быстро посетило мою голову, — это молчать. Ни единого слова про моё длительное проживание тут, про Санса и Папируса, про Кида и Андайн, про Чару в том числе.

— Да, я вижу, — подмечает он. — Отдадим страже?

Женщина смотрит на него с осуждением. Мне бы стоило бежать, пока они говорят, но лучше принять такой исход событий, нежели нажить новых неприятностей.

— Прости, — выдавливает он и чешет подбородок. — Эх…

— Пойдём, моё дитя, — женщина протягивает мне руку, — я отведу тебя в безопасное место.

* * *

Выбора у Фриск нет, как и возможности посоветоваться с Чарой. Чудаковатые рогатые монстры не казались опасными. Женщина мило улыбалась и мягко вела за собой, мужчина помладше держал дистанцию и выражал безразличие, однако оба молчали. Такими темпами они прошли Заснежье и продвинулись к тропе, которую окружали знакомые Фриск высокие голые деревья. Раньше лес казался бесконечным и враждебным, сейчас же не было такого давления.

Когда лес закончился, Фриск увидела впереди высокие каменные стены и дверь с неким символом или гербом: два крыла, меж которых круг, два треугольника, направленных вверх, и один вниз. Фиолетовый окрас очень сильно бросался в глаза. Женщина прикладывает свободную руку к массивной двери, она поддаётся её магии и отворяется. Фриск не верит своим глазами: обычная по телосложению женщина открыла столь большую и тяжёлую дверь одной рукой.

Внутри темновато, девочка невольно спотыкается о какие-то камушки, однако рука монстра ни на секунду не отпускает её. Вскоре пещера сменяется на освещённый причудливыми светильниками коридор, состоящий из кирпичных старых стен, обросших тёмными лозами. Фриск любопытно осматривается и задаёт вопрос:

— Где мы? — тихо произносит, думая, что её никто не услышит.

— В РУИНАХ, моё дитя, — со смешком отвечает монстриха.

РУИНЫ? Девочке кажется, будто она слышала название этого места ранее. Чара говорила, что они направлялись туда, да и Санс с Папирусом что-то тоже…

Когда Фриск задумалась, милые монстры быстро провели её в светлый и опрятный дом. Она не сразу поняла, как тут очутилась, а потом заметила лестницу, ведущую в подвал.

— Что ж, дитя, чувствуй себя, как дома, — женщина улыбается, отчего отчётливо прорисовываются её морщинки. — Пойдём, я покажу твою комнату.

Она берёт ладонь Фриск и мягко тянет за собой. Они выходят в коридор с множеством, на первый взгляд, дверьми. Остановившись у первой, монстр садится на колени и сжимает пальцы на плечах Фриск, чтобы смотреть точно ей в лицо.

— Моё дитя, ты, наверняка, очень напугана и растеряна, всё такое новое и непонятно — тебя можно понять, — она улыбается как настоящая любящая мать, однако Фриск не покидает чувство, будто она просит прощения за что-то. — Пожалуйста, располагайся и ни о чём не беспокойся. Я обязательно сделаю всё возможное, чтобы ты могла тут спокойно жить. Как только у тебя появятся вопросы, обязательно задай их мне или моему сыну, АЗРИЭЛЮ. Пусть он и выглядит холодно, поверь, он неплохой монстр и не будет тебя обижать, как и остальные жители РУИН. Кстати, меня зовут ТОРИЭЛЬ, я являюсь ХРАНИТЕЛЬНИЦЕЙ этого места, а как тебя зовут?

Фриск молчит и опускает голову.

— Не хочешь говорить? — у Ториэль дёрнулись уголки губ. — Я не заставляю открываться мне, если так будет лучше для тебя.

Она опускает руки и медленно подносит ладонь к макушке человека. Фриск невольно жмурится, пока не чувствует, как её нежно гладят по голове.

«Хватит…» — девочка поджимает губы и сжимает край кофты. — «Прекратите!»

Ториэль поднимается и оставляет её одну. Не в силах сдерживать слёзы Фриск распахивает дверь в первую комнату и запирается там. Только она свыкнулась с мыслью, что, возможно, до скончания времён будет жить с теми братьями, как тут её ловит какая-то женщина, которая ни с того ни с чего такая добрая и любящая, и приводит в свой дом. Фриск никогда не хотела быть для кого-то обузой, не хотела мешаться. Усевшись прям посреди тёмной комнаты, она обхватывает колени руками и желает, чтобы всё это поскорее закончилось.

— Приветствую, — появляется Чара, скрещивая руки за спиной и всё также натянуто улыбаясь. Фриск только подняла на неё свои заплаканные глаза. — Что такое, мой друг? Уже сдаёшься?

— Что именно ты имеешь ввиду под «сдаёшься»? — тихо произносит девочка.

— Ну-у-у-у, — Чара подставляет к щеке указательный палец, — неужели ты больше не хочешь покинуть ПОДЗЕМЕЛЬЕ? — вот, что я имею ввиду.

— Хочу, — Фриск встаёт на ноги и подходит к стене в надежде, что найдёт переключатель.

— Тогда в чём дело? — глаза Чары хорошо светились в темноте, пока не включился свет.

— Дело в этих монстрах, как будто я уже не могу просто так их бросить.

— Ты очень сильно к ним привязалась.

— Это плохо?

— Зависит от тебя.

Разговоры с Чарой всегда приводят или к тупикам, или к развилкам.

Комната, которая досталась Фриск, показалась ей милой: персиковые стены, узорчатый ковёр, светлый паркет, на вид удобная кровать, игрушки, шкаф, тумбочка, сундук, напольная лампа в одном углу и небольшая в другом. Видно, что тут раньше жил ребёнок. Даже прибрано, ни одной пылинки.

Фриск стягивает свитер и лосины и выдыхает. Подходит к кровати и падает вниз лицом.

— Спать собралась? — крутится Чара, подставив к подбородку кулак. — Недавно же проснулись.

— Отстань, — фыркает Фриск.

— Не дуйся, Фриски, это лишь начало нашего приключения.

Как бы Чара не пыталась воодушевить Фриск, та уже спала и ничего не слышала.

— Вечно ты засыпаешь под мои речи, — улыбка тянется по лицу Чары. — Ты мне кого-то напоминаешь, но я не помню кого.

Дух делает сальто назад, приняв задумчивый вид.

— Ну и ладно, осмотрюсь! — заявляет она и уходит в дверь.

* * *

Санс сладенько тянет руки вверх и тут же осознаёт, что никто не прервал его обеденный сон в выходной. Никто не позвал на ужин, никто не дёрнул по какой-то глупой причине. В доме было непривычно тихо. Парень не придал этому особого значения: «Папирус, наверняка, работает, а мелкая гуляет с тем мальчишкой». Даже успокоив себя этой мыслью, он зашёл в комнату брата, дверь которой была распахнута.

Младшего, очевидно, не оказалось. Настольная лампа горит, тетради да учебники раскрыты, карандаши разбросаны. Санс подходит ближе и заглядывает в записи Папируса. В примерах он замечает пару ошибок и ругает брата про себя. Под тетрадями лежит рисунок: на нём изображены Фриск, Папирус, Санс и Кид, поле с цветами и облака с солнцем на фоне.

— Точно, хех, — хохочет Санс, — это же мелкая нарисовала! Я даже позировал. Она, вроде, сказала, что хотела нарисовать всех своих друзей. Все вышли такими забавными. Когда-то и Папс так рисовал.

Вдруг с громким ударом открывается входная дверь. Санс от удивления аж подскакивает.

«Снова Андайн штурмует мой дом?!» — его левый глаз дёргается.

Санс выходит из комнаты и с перил смотрит вниз. Папирус стоит на четвереньках и, пытаясь отдышаться, кашляет. Его шарф падает с плеча вместе с комочками снега.

— Хэй, бро, что случилось? — Санс подходит к лестнице. Папирус резко реагирует на голос брата. По красным щекам, особо выделяющихся на фоне белой кожи и волос, текут редкие слёзы. — Эй, — меняется в лице старший.

— Фриск… — выдыхает младший, пытается подняться, падает и вновь кашляет. — Она… дома? Кха-кха!

— Нет, Папс, — Санс подбегает к Папирусу и придерживает его за плечи. — Я думал, она с Кидом гуляет, — он пальцами смахивает слёзы брата, его кожа совершенно ледяная, он дрожит то ли от усталости, то ли от обморожения.

— Я-я… везде… Везде-везде искал! Она будто испарилась… — слёзы нахлынули новой волной. — Как-к такое вообще случилось? — Папирус обхватывает себя. — Мы же совсем как семья были! Фриск, она же может пораниться или заблудиться, или ещё что-то, Я НЕ ЗНАЮ! Санс, мне страшно!

Санс обнимает младшего брата и гладит по голове. Тот хватается за кофту старшего, плачет и кашляет пуще прежнего. Санс стискивает зубы, пальцы сами по себе сжимаются, как и душа.

«От человека слишком много проблем,» — повторяет в своей голове Санс, хоть и смирился с этим.

Папирус не долго плакал. Оставшись без сил, он заснул на плече брата, продолжая подрагивать из-за истерики. Санс уложил его на диван, схватил свою куртку с вешалки и вышел за порог дома.

Единственный вариант, который пришёл в голову, это видеокамеры Альфис. В столь поздний час он быстро добирается до её лаборатории.

— Альфис! — зовёт учёного Санс и осматривается.

Свет горит, экраны выключены, в мусорке валяется пустая, но свежая упаковка лапши быстрого приготовления, но никого из живых не было. Санс заострил своё внимание на двери с табличкой ящерицы, будто вход в туалет, подозревая, что она может быть там.

— Ладно, — медленно переводит взгляд на главный компьютер, — думаю, она не будет злиться.

Санс включает монитор, перед глазами всплывает окно с аниме про девочек-кошек.

«Хоть что-то в этом мире неизменно,» — с каким-то облегчением думает монстр и открывает папку под названием «не открывать!!!»

Записей с камер оказалось так много, что Санс просто перекинул всё на флешку, переживая, что в любую секунду может вернуться Альфис, и быстро покинул лабораторию.

Дабы не терять возможности, Санс решил дойти до Снежнеграда пешком через Водопадье. Атмосфера этого места всегда успокаивала: светящиеся кристаллы, запах сырости, едва слышимый звук дождя, приятный климат — здесь можно гулять вечно.

«Этой ночью будет явно не до сна,» — Санс уже зевал. — «Если Фриск ушла, то точно в сторону Водопадья. Я на это надеюсь».

* * *

— Святой Дримурр, зачем Альфис поставила камеру в подсобку Гриллби? — глаза сами по себе в разные стороны смотрят. Я протираю их и откидываюсь на спинку стула. — Время, — гляжу в нижний правый угол монитора, — шесть утра, может, кофе меня взбодрит.

Гуляя по Водопадью, я не нашёл Фриск, да и видеозаписи с камер не дали ничего полезного. Только время в пустую убил. И сон, конечно же.

По утрам весь Снежнеград окутывает туман. Я выдыхаю горячий пар, осматриваюсь по сторонам и поправляю куртку. Меня вдруг накатывает чувство дежавю: помнится, на второй день проживания у нас Фриск тоже удалось улизнуть под нашими носами, только тогда её удалось быстро найти. С одной стороны, я рад, что мелкая набралась смелости и решимости, с другой — печалит тот факт, что ей хватило и того, и другого, чтобы уйти и не попрощаться.

В Лавке горит свет. Я открываю дверь, тем самым пугая хозяйку, протирающую пыль с полок.

— Здрасте! Я сплю, что ли?! — женщина протирает рукой глаза. — Какие монстры! — расставляет она руки. — И в какой час!

— Ага, я тоже рад тебя видеть, — я не в силах отшучиваться сажусь на табуретку, стоящую рядом с прилавком, и взъерошиваю волосы. — У тебя кофе есть?

— Не, вчера не было поставок, — продавщица заходит за прилавок и ставит на него локти.

— Обидно, — выдыхаю я. — А Гриллби только к обеду открывается…

— Если надо взбодриться, могу какао без молока сделать. Не знаю, конечно, поможет или нет.

— Не откажусь, пожалуй, — поднимаю взгляд на монстриху.

— Ну и мешки у тебя! — ахает она.

— Они болят.

— Я поняла, — женщина замолкла на пару секунд и тут же спохватилась: — Иду ставить чайник.

Лавочница оставила меня одного на пять минут. За это время я пару раз чуть не отрубился, пока моргал. Уже не так молод, чтобы не спать три дня подряд и жить на одном лишь кофе. Прошёл тот период.

— Воу, ты не спи тут! — её громкий голос прорезается в моей голове. Я и не заметил, как умудрился лечь на прилавок.

Женщина ставит рядом со мной керамическую белую кружку. Горячий пар мигом охватывает мои щёки, а запах будоражит голод. Действительно, я же не ел с прошлого утра. Что-то тёплое немного оживило меня.

— Так всё же, Санс, что случилось? — лавочница внимательно смотрит, как я дую на какао и отпиваю. — Молчишь? Нет, я понимаю, ты не обязан, но без слёз на вас обоих не взглянуть.

— О чём ты? — не сдержался я.

— Вчера по всему Снежнеграду бегал Папирус, выискивал что-то или кого-то, без криков и расспросов. Только у меня он спросил, не видела ли я Фриск. Я и ответила, что нет. Тогда он был таким бледным и испуганным, я стала переживать за вас троих: за Папируса, Фриск и тебя, конечно же.

Пока она говорила, я медленно тёр пальцами виски и веки. Нужно было привести себя в чувство.

— Санс, — голос монстрихи стал мягким, — я знаю вас с тех пор, как вы переехали сюда, а это уже как десять лет. Вы мне словно сыновья. И когда у вас что-то происходит, это не проходит мимо моего внимания. Вчера ко мне заявился Папирус, сегодня — ты. Не мне учить жизни взрослого монстра, однако, если тебя искренне что-то тревожит, ты знаешь, что я умею держать язык за зубами, — она подмигивает и улыбается.

— Никому-никому не расскажешь?

— Никому-никому! — серьёзно отвечает мне, положив руку на сердце.

— Обещаешь?

— Обещаю.

Я не сразу стал говорить, внутри всё ещё таились сомнения вперемешку с переживаниями. Наверно, нет ничего плохого в том, чтобы разделить тяжёлый груз на троих, ну или на четверых. Не думаю, что Альфис переживает за человека так же, как и Папс. Мне хотелось перестать держать всё в себе, поэтому я допил содержимое кружки и отставил её в сторону.

* * *

Рассказывая, Санс постоянно улавливал себя на мысли, что дни, проведённые с Фриск, были забавными и интересными. Да, были неприятные моменты, о которых лучше забыть, и даже с ними типичная рутина сменилась на ожидание чего-то нового, будто приключение. От воспоминаний у него не сходила с лица улыбка, хотя сил ни на что не хватало. Лавочница слушала в оба уха, прикрыв глаза и иногда кивая. Всё звучало, как подробный пересказ какой-то человеческой книжки, а не реальная история. Несмотря на то, что Фриск оказалась человеком, женщина не чувствовала себя обманутой, наоборот было какое-то облегчение, что это не монстры её бросили, а люди.

Она верила каждому слову, но про себя понимала, что данный выбор дался Сансу нелегко. Это у Папируса всё просто: до Фриск он никогда не видел людей, даже страшные сказки про них его не пугали. Мальчик всегда был уверен, что делает всё правильно: будь то стать членом королевской стражи или оказать помощь нуждающемуся.

— А теперь Фриск убежала, поэтому и я, и Папирус в полной растерянности, — заканчивает Санс и проверяет кружку. Она пустая — он совсем про это забыл.

— Ну, — мнётся на месте лавочница, — думаю, у неё были на то причины. Она так хорошо подружилась с тем мальчиком и вами, просто убежать, мне кажется, это не про неё.

— И я так думА-А-Аю, — Санс зевает и упирается руками в челюсть. — Сейчас вернусь домой и продолжу смотреть записи из Снежнеграда, если это они и есть. Кто ж знал, что Альфис файлы не подписывает, ночью просматривал видеозаписи из Водопадья и Жаркоземья, которые были перемешаны между собой. Одни числа — и только гадай, что они значат.

— Удачи тебе в этом, — отстранённо отвечает лавочница, так как не может с этим помочь.

После этих слов Санс сползает с табуретки, прогибается в спине назад, устало выдыхает и отходит к выходу.

— Эй, Санс.

— Что? — оборачивается он.

— Ты повзрослел, — с улыбкой произносит женщина, оперевшись на прилавок. — Ещё бы ростом вышел, сразу бы себе хорошего партнёра нашёл.

— Сватать меня решила? — вскидывает парень бровями.

— Я рада, что ты изменился, даже взгляд подобрел. Раньше для тебя был важен только Папирус, но сейчас в вашей жизни появилась Фриск. Люди способны на сюрпризы. Честно, месяц назад ты бы и не подумал рассказать мне о своих проблемах, а сегодня выдал всё на одном духу и преспокойно выдохнул. Если найдёшь Фриск, пусть она зайдёт ко мне, хочу с ней поговорить, хорошо?

— Эм, ладно…? — неуверенно пожимает Санс плечами и покидает лавку.

«Я разве изменился?», — закидывает капюшон на голову. — «Даже не вырос толком».

* * *

Чара продолжительное время будит меня, крича моё имя. Как бы я ни крутилась, ни затыкала уши, её голос всё равно было отчётливо слышно.

— Фриски, встава-а-а-ай!

И со вчерашнего дня она начала очень странно коверкать моё имя.

— ВставА-А-А-А-Ай! ДавА-А-А-А-Ай! ФрискИ-И-И-И-И!!!

Это действовало на нервы, поэтому пришлось сползти с кровати. Я недовольно посмотрела на Чару, а она лишь состроила дурочку, округлив глазки, словно не понимает.

В доме было достаточно тепло, и я не стала надевать зимнюю одежду, которую для меня купил Папирус. На тумбочке с лампой стоит тарелка с кусочком пирога, а из-под неё торчит бумажка. Пахнет корицей и какой-то карамелью — во рту сами собираются слюни, и журчит живот. Я приподнимаю тарелку и читаю содержимое записки: «Это ирисково-коричный пирог. Надеюсь, тебе понравится. Ториэль.» Её забота напоминает о Папирусе. Может, правда, стоило сообщить об своём уходе или так же оставить записку? Нет, поздно, уже ничего не изменишь, лучше придумать, как выбраться отсюда.

Я съедаю пирог за три укуса и с трудом проглатываю его. Чара вновь куда-то делась, наверно, разведывает обстановку. Мне хочется пить и отнести тарелку. Тихо, без скрипа покидаю комнату и тут же натыкаюсь на Чару.

— Ты долго! — ворчит дух.

Её переменчивое настроение запутывает: то она серьёзная, то игривая, то загадочная. Вчера Чара сказала, что у неё нет души, возможно, это связано с её поведением.

Мы прогулялись до кухни. Чара указывала на каждый предмет, называя его, будто ребёнок, выучивший новые слова. Неужели это место было важным для неё?

В отличие от дома братьев этот значительно больше: просторная гостиная, милая кухня, несколько комнат, даже подвал. Закрытый, конечно же. И никого, полная пустота. В холодильнике лежат остатки пирога, прочие продукты и пару контейнеров с улитками. Не привычно было не видеть красные баночки с кетчупом. Вдруг из крыши во внутрь холодильника высунулась голова Чары.

— Здесь нет шоколада, закрывай! — хмурится.

— Тебе шоколад нравится? — прикрываю дверцу.

— Конечно! — вылетает она из холодильника. — Кому может не нравится шоколад?

— Ну, моей маме нравится только горький шоколад.

— Фу-у-у, это же такая гадость, — Чара высовывает язык. — Молочный лучше.

— У каждого свои вкусы, — я нахожу чистый стакан, наливаю в него воды и выпиваю.

Мы ещё раз прошлись по дому. Большинство комнат были заперты, не считая ванную. Чаре не терпелось выйти наружу. Будь у неё настоящее тело, то она бы постоянно дёргала меня из стороны в сторону.

Подойдя к главной двери, в прихожей на комоде я нашла ещё одну записку. «Если пойдёшь гулять, не уходи далеко. Ториэль,» — она будто видит меня насквозь. Протягиваю ладонь к дверной ручке и останавливаюсь. Вновь пугает неизвестность.

«Стоит дождаться Ториэль или её сына», — опускаю руку и делаю шаг назад.

— Идём? — проходит через дверь голова Чары. Она смотрит на меня пару секунд и шире улыбается. — Тебе определённо понравится то, что я хочу показать.

Чара высовывает руку и тянет ко мне. Какое-то время я таращилась на полупрозрачные пальцы. Если она уверена, то, наверно, стоит ей довериться.

Выйдя на крыльцо, я спускаюсь по лестнице и осматриваюсь. РУИНЫ сильно отличаются от СНЕЖНЕГРАДА: фиолетовые кирпичи, из которых состоят высокие стены, красные опавшие листья, аккуратно собранные в кучки, большое «голое» дерево посреди площади. И тут тепло — всё ещё не привыкла к этому. Чара выходит вперёд и показывает, куда идти.

Коридоры и комнаты Руин одинаковые, их разбавляют зелёные лозы, белые потрескавшиеся колонны и отключенные головоломки. Работают они или нет — это ещё надо было проверить, но Чара сразу попросила меня, ничего не трогать. А мне хотелось.

Мы проходим колонны с рычагами. И кто-то, кто прятался за одной из них, выпрыгивает на меня. Всё вокруг темнеет, моя душа сама по себе проявляется передо мной. Это меня пугает. Я пытаюсь спрятать её в себе, не глядя на того, кто стоит напротив, и намереваюсь убежать. Только мне это не удаётся: неведомая сила выстраивает невидимые стены, через которые нельзя пройти. От этого паника сильнее охватывает меня. Я оглядываюсь и тут же нагибаюсь. Странные большие белые мухи атакуют меня, мне остаётся только уворачиваться, что получается хорошо.

Теперь я уставшая и нервная. Решаю посмотреть на своего противника. Это два монстра, похожих на детей около моего возраста. Один из них с почти белой кожей и волосами до плеч, у него большие чёрные глаза и ярко выраженные подушечки пальцев. На нём надет светло-зелёный балахон со специальными прорезями для рук. На ткани вышит герб, который я видела на воротах, ведущих в Руины. Этот монстр хмурится, будто не рад мне, а второй лишь прячется за ним. Он полная противоположность того, первого: чёрные волосы, такие же большие, но обеспокоенные зелёные глаза, чёрный балахон с уже светлой вышивкой герба.

Пусть они такие же дети, как я, мне всё равно страшно. Это же они атаковали меня, да? Значит, они продолжат это делать.

— Тише, Фриски, — слышу голос Чары, но не вижу её. — Это же просто Фроггит со своим братом — Рофггитом. Вспомни, что я говорила.

Это ввело меня в ещё больший тупик. Вспомнить то, что говорила? — да она много чего говорила! Настолько много, что я и не вспомню всего. Я делаю вдох и выдох. Почему-то те монстры не атакуют меня сейчас, будто ждут чего-то. Думаю, мне это на руку, хотя бы успокоюсь.

«Успокоюсь?» — моя душа дрожит, левитируя перед мной. Я беру её в руки и прижимаю к груди. — «Ладно…»

Наконец я замечаю странные панели и кнопки, половина из которых серые: «АТАКА», «ДЕЙСТВИЕ», «ВЕЩИ», «ПОЩАДА». Они кажутся знакомыми.

«Действие… Пощада… Точно!» — стукаю кулаком о ладонь, чем удивляю своих противников. — «Чара что-то говорила об этом! Но что…».

Прикасаюсь ладонью к «действию», и перед мной появляется список: проверить, комплимент, угроза. Получается, это то, как я могу взаимодействовать с противником? Тяжело, когда нельзя с кем-то посоветоваться.

— Эм, — решаю сказать что-то приятное, — вы оба очень милые, — выдавливаю из себя улыбку.

Фроггит хлопает глазами, будто и слова не понял, но щёки слегка покраснели, как и у его брата.

— Что тебе надо, чужак? — смущённо восклицает Фроггит и вытягивает руку вперёд.

Прямо из воздуха создаются те самые белые мухи. «Это магия!» — восклицаю про себя, сжимая кулаки. Они не быстрые, и мне удаётся избежать их налётов. Теперь имя Фроггита горит жёлтым, как и кнопка пощады. Без задней мысли я нажимаю на неё, и всё вокруг светлеет.

Моя душа пропала, и я почувствовала облегчение.

— Ты! — говорит Фроггит. Я его не заметила. — Ты кто, чужак?

— А ты кто? — я делаю шаг назад, в случае, если придётся бежать.

— Я первым вопрос задал! — громко восклицает он.

— А также вы напали на меня, хотя я ничего плохого не сделала, — хмурюсь и скрещиваю руки на груди.

— И что делать будем? — шепчет Рофггит и выходит из-за спины брата.

— Не придумал ещё… — морщит Фроггит носом. — Эй, ты, чужак! — вдруг обращается ко мне. — Пойдёшь с нами, пусть Лютик сам разбирается.

— А если я не хочу, — косо поглядываю за спину. Пока что вижу только один путь для отступления.

— Будет лучше, если мы тебя просто приведём. Пошли.

Фроггит подходит ко мне и хватает за руку. Его ладонь неприятно склизкая, как будто намыленная. Рофггит выходит вперёд, и мне не остаётся ничего, кроме как идти за ними.

Мы покидаем комнату с колоннами и входим в просторный холл со странными проходами в стенах. Это какая-то головоломка? Интересно, интересно.

— А кто такой Лютик? — спрашиваю и попутно осматриваюсь.

— Он, вроде как, главный у нас, — отвечает Фроггит.

— Ага. Он нам как старший брат, — дополняет Рофггит, посматривая на нас через плечо.

«Старший брат? Старшие братья не могут же быть плохими, не так ли?» — задавая этот вопрос самой себе, я невольно вспоминаю про Санса, который первое время не был рад чужаку в его доме. — «Нет, ОН — это исключение!» — мотаю головой.

Пока я боролась со своими мыслями, монстры вывели меня в следующий коридор. Я приглядываюсь и замечаю, что часть стены прикрыта какой-то тканью, раскрашенной в стиль самих Руин. Рофггит подбегает к ней, одёргивает и уходит в чёрное пространство.

— Беги, Фриск, — звучит вновь в голове голос Чары.

Моя рука ловко выскальзывает из хватки Фроггита. Я оббегаю монстра, теряю от скорости равновесие и поворачиваю налево. Перед глазами мелькает зелёная кофта Чары, и я следую за ней.

Я бегу так далеко и быстро, как только могу, и ничего не замечаю. Вдруг земля под ногами пропадает. Я машу руками, вроде, за что-то хватаюсь, но всё равно падаю. Мои глаза настолько раскрылись, что проявились слёзы. Мне не верится в происходящее, и я отчаянно хватаюсь за воздух, пока не плюхаюсь в кучу листьев на высокой скорости.