Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
Шингван очнулся на перинах перед чёрной полупрозрачной ширмой и пытался понять, где находится, но не получалось. Руки и ноги не шевелились, голова болела, в глазах двоилось.
— Где я? — простонал Ким.
— Ничего страшного с тобой не случится, — добродушно сказал неизвестный человек в чёрном ханбоке. — Действие яда скоро закончится.
— Зачем вы меня похитили?
— Мне нужно кое-что от тебя узнать и кое-что сообщить. Убивать тебя не собираюсь. Ты лучше отдохни. Когда придёшь в себя, прими ванну и перекуси. Вижу, что устал с дороги.
«Хон Чунгэ не обманул. Всё-таки он выполнил обещание и не прикончил меня. Неужели я скоро встречу нуну?», — пронеслось в голове у Шингвана.
Юноша быстро уснул от усталости и действия яда имогая. На следующий день Ким встал, чувствуя небольшое головокружение, и отправился в купальню; приняв ванну Шингван переоделся в новый чёрный ханбок с тёмно-синим топхо, которые выдала служанка Чжисон, заплёл высокий хвост и повязал голову синей лентой. Женщина лет тридцати с раскосыми глазами и пухлыми губами, похожими на лепестки роз, подала на завтрак токпокки и другие закуски хве. Когда Ким позавтракал, Чжисон спросила:
— Ким Шингван, вы готовы к встрече с господином Чхве? Я имею в виду, как вы себя чувствуете? Голова не болит? Вас не тошнит?
— Я чувствую себя хорошо после ваших токпокки, ачжумма. Они у вас очень острые, но вкусные и сытные. Я готов к разговору с господином Чхве. Проводите меня, пожалуйста.
Таинственный похититель ждал гостя и служанку в своей большой комнате. Убрав ширму, господин посмотрел на севшего перед ним Шингвана; юноша рассматривал человека, приютившего его у себя; служанка ушла на кухню мыть посуду.
— Знаешь, для чего я тебя похитил? — задал вопрос господин Чхве и, глядя на удивлённого Кима, не знавшего, что сказать, заявил: — Мне нужно узнать кое-что. Какие у вас отношения с Пак Мичжу? Расскажи всё без утайки. Я не буду осуждать, если вас связывают какие-то чувства.
— Она моя госпожа, а я её телохранитель. Я защищал её от наёмников, которые нападали на неё. Да, у нас есть чувства, но я отпустил её к принцу Ли Сукчжону, чтобы она раскрыла его планы. Раньше она была влюблена в него, но теперь хочет узнать, что он задумал. Извините, можно у вас спросить? Хон Чунгэ с вами заодно?
— Да. Его раздражало, что этот мерзкий принц ни во что не ставит служанку, и та один раз чуть руки на себя не наложила. Хон Чунгэ спас её от смерти. Я его похитил, поговорил с ним, и он решил примкнуть ко мне. Понял, что его пустят на расход, если вдруг станет бесполезным для принца. Когда Сукчжон назначит свадьбу, Чунгэ приведёт её ко мне, чтобы предотвратить беду. Она одна не справится с ним, поэтому мы должны все вместе остановить принца. Я более чем уверен, что Мичжу ему нужна не просто так.
— Господин Чхве, извините за бестактный вопрос. Что вас связывает с ней? — удивился Шингван, не понимая, почему незнакомец так интересовался его любимой.
— Для начала. Извини, Ким Шингван, я не представился. Меня зовут Чхве Киндэ. Я создатель и глава организации «Ёнккори» (1). Мы тайно боремся с преступностью чиновников, почувствовавших безнаказанность и превышающих свои должностные полномочия. Мы никому не служим, ни от кого не зависим. Беспристрастность — наш главный принцип.
Шингван вспомнил, что уже слышал это имя. Чхве Киндэ... Юн Минбок рассказывал о нём. Поэт и певец, игравший на каягыме и составлявший стихи о свободе и переменах, требуемых народом Ачимтэяна. Бывший офицер в бюро расследований. У этого человека беременная жена была зверски убита при загадочных обстоятельствах, а ребёнок был вырезан из чрева и бесследно исчез. После гибели жены Чхве Киндэ так горевал по покойной супруге и потерянному ребёнку, что вскоре после случившегося утонул в водах Хвагикана, и его тело не нашли.
— Значит, вы не погибли, господин Чхве? Вы живы? — задал вопрос Ким, рассматривая главу «Ёнккори». — Но зачем вы притворяетесь мёртвым?
— Да, Ким Шингван, я жив. У меня были свои причины, чтобы подстроить свою гибель.
— Для чего вы это сделали? — не понимал юноша. — Скажите мне.
— Мне нужно узнать правду о смерти Мин Чжунхи, моей жены. Кто её убил и зачем. И узнать, жив ли наш с ней ребёнок. Кому он понадобился? Возможно, вернуть его, если получится. У меня уже есть предположение, кто это может быть, но я сомневаюсь, так ли это. Хочется верить, что я не ошибаюсь.
Шингван задумался над услышанным; ему самому стало интересно, что же произошло с Мин Чжунхи, где этот вырезанный из чрева ребёнок и жив ли он вообще?
— Ваша жена была ёчжон? — неожиданно для себя задал вопрос Ким. — Возможно, из-за этого её убили и похитили вашего ребёнка, который, вероятно, обладает силой.
— Ты встречал их? — спросил в ответ Чхве Киндэ. — Они крайне редко показывают свою силу. Не говори — вижу, что встречал, раз задал этот вопрос.
Телохранитель молчал, слушая уклончивый ответ собеседника. Он пытался понять происходящее и собрать всё воедино, но получавшаяся картина его не радовала, точнее, вызывала непонимание. Неужели кто-то убил ёчжон и похитил её младенца, чтобы обладать человеком, имеющим весьма большую силу. Если незнакомец так заинтересовался его любимой, то...
— Хорошо, — заговорил глава «Ёнккори», словно читая мысли Кима. — Мне нужно знать всё о Пак Мичжу. Когда её день рождения? Сколько ей лет?
— Двадцать первое мая. Ей шестнадцать лет.
— Совпадение? Как раз шестнадцать лет назад именно в двадцать первое мая погибла моя жена, и пропал наш ребёнок.
— Вы можете вспомнить, с кем общалась ваша жена? Может, кто-то из её окружения прознал о её силе и, убив её, забрал ребёнка, — предположил Шингван, понимая, что заходит слишком далеко.
— Пак Мичжу обладает какой-либо силой? — внезапно спросил глава «Ёнккори».
Ким на этом вопросе замешкался и не знал, стоит ли говорить правду. Если жена Чхве Киндэ обладала сверхъестественными способностями, то он должен был скрывать это, ибо было опасно раскрывать секрет.
— Ким Шингван, ты правильно догадался, — подтвердил его слова глава организации, видя сомнения юноши. — Мин Чжунхи была ёчжон. Она могла передвигать предметы, не касаясь их; могла перемещаться с места на место на весьма большие расстояния; могла видеть воспоминания человека, лишь прикасаясь к нему.
— Кем ещё была Мин Чжунхи? — задал вопрос юноша.
— Она была служанкой в доме министра обороны Шим Гунхима. Чжунхи прислуживала его избалованной дочурке Чоныль, которая вышла замуж за ещё молодого учёного Пак Тхарана. Он женился на ней, чтобы стать министром финансов.
Шим Чоныль... Шингван вспомнил. Это мать Мичжу, покончившая с собой в день рождения своей дочери.
— Это не может быть совпадением, — изрёк Ким.
— Ты прав. Я понимал, что, возможно, Пак Мичжу моя дочь, но не мог в это поверить.
— Возможно, госпожа Шим причастна к убийству и похищению, — продолжал мысль юноша. — Не знаю, что произошло в тот день, когда госпожа Шим покончила с собой.
— Возможно, кто-то ещё знал об этом и шантажировал её, требуя деньги за молчание, — предположил Чхве Киндэ.
— И ещё. Мичжу рассказывала, что каждый месяц по ночам с двадцатого по двадцать первое ей во сне является какая-то незнакомая госпожа. Она поёт ей колыбельные, разговаривает с ней, поддерживает её, когда ей плохо. Мы с ней думали, что это просто сон, но после того, что вы сказали, начинаю понимать, что это не совсем сон. Госпожа Мин стала хранительницей для неё.
— Я понимал это, но не мог поверить, что Мичжу — моя дочь. Помнил ещё кое-что. Когда Чжунхи сообщила мне о своей беременности, и потом все об этом узнали, Шим Чоныль тогда нас удивила. Они с Пак Тхараном не могли зачать дитя, но потом Чоныль сказала, что случилось чудо, и она забеременела. Теперь точно стал что-то понимать. Она не была беременна. Она солгала для отвода глаз. Видимо, она изначально планировала похищение нашего ребёнка, только я это не понял.
Шингван не знал, что ответить. Он не мог признать жуткую правду, открывшуюся перед ним. Чхве Киндэ жив, а Мичжу его дочь. Её мать была зверски убита Шим Чоныль, а новорождённый ребёнок похищен. И этим ребёнком оказалась его любимая.
— Шингван, никому не говори об этом нашем разговоре, — сказал глава «Ёнккори». — Даже Мичжу. Я скажу ей, когда мы с ней встретимся. Об этом пока должны знать только я и ты.
Ким поклонился и вышел с мрачными мыслями, с трудом веря в услышанное и увиденное. Телохранитель помнил, как Пак Тхаран заботился о своей дочери, что даже нанял его для её защиты. Помнил последние его слова, сказанные перед смертью. Возможно, он не знал, что она не его ребёнок. Или знал, но воспитывал, как свою родную дочь.
— Хён-ним, — словно разбудил его маленький мальчик, сын служанки, которого звали Хочжун, — к вам пришли гости.
Сукчжон и Мичжу на коне прибыли к дворцу, принадлежавшему королям династии Квон. Пак рассматривала постройки в старинном стиле, восхищаясь их красотой. Зайдя в дом, девушка удивлялась красоте и убранству резиденции.
— Понравилось? — с улыбкой спросил принц. — Это будет наш дом. Когда у нас всё наладится, мы сможем жить, ни в чём себе не отказывая. Ты будешь носить самые красивые ханбоки из дорогого шёлка. Не то, что вот это тряпьё, которое купил тебе этот идиот.
Мичжу направилась в купальню и, раздевшись, достала охотничий нож и золотые заколки, подаренные Шингваном. Сидя в тёплой воде и смывая всю грязь, девушка смотрела на подарки любимого и думала:
«Я так и не успела с тобой попрощаться... Как ты без меня, оппа? Скучаешь? Знаю, что ты по мне скучаешь. Оппа, уже сейчас мне плохо без тебя...»
Приняв как следует ванну, Мичжу оделась в шёлковую синюю чогори и большую красную чхиму, принесённую Хёнсук; сделав длинную косу и украсив причёску заколками, госпожа в сопровождении служанки направилась в столовую, где стояли разные блюда. Пак привлекло таккальби, жареная курица с бэчу, морковью, бататом и рисовыми клёцками с острым соусом. Принц сидел за столом и не начинал трапезу, пока его невеста не придёт.
— Мичжу, ты устала? — задал вопрос Сукчжон. — Все эти двадцать четыре дня я скучал по тебе. Места себе не находил. Боялся, что что-то с тобой случится. Переживал, что этот урод тебя трогал.
«Сам ты урод!» — подумала девушка и сказала: — Я тоже скучала по тебе, оппа. Не думала, что ты за мной приедешь. Неожиданно, что ты меня встретил. Нет, он меня не лапал. Я ему не позволяла.
Слово «оппа» с трудом далось Мичжу, ибо она не считала этого принца своим любимым человеком. Делая вид, что ничего не изменилось, Пак ела таккальби и разговаривала с Ли.
— Оппа, я хочу встретиться с Ма Аксан. Мы с ней в детстве дружили, поэтому хочу увидеть её.
— С этой дрянью, которая связалась с простолюдином? — усмехнулся Сукчжон. — Даже не думай. Эта дура могла бы выйти замуж за сына министра образования в Ханманчжу, но вместо него выбрала какого-то потного плотника и сбежала с ним. Какая же тварь! Не смей с ней дружить!
Двадцать четыре дня назад Пак, наверняка, тоже возмутилась бы выбором своей давней подруги, но теперь понимает, что каждый человек имеет право любить того, кого хочет, и неважно, кем является этот избранник — сыном министра или простым плотником. Может, этот умелец намного лучше богатенького сына министра? Дело не в родстве и богатстве, а в отношении. Если человек стремится зарабатывать на жизнь, то, возможно, своим трудом он добьётся больших успехов, чем сын чиновника, живущий в основном на всём готовом за счёт денег отца.
— Она моя подруга, поэтому всё равно хочу знать, как она живёт, хочу встретить её и поговорить с ней, — заявила Мичжу.
— Этот Шингван плохо на тебя повлиял. Хорошо, что Чунгэ от него избавился, и теперь ты будешь слушаться только меня. Тебе не о чем с ней разговаривать, поэтому она тебе не подруга. Зачем тебе вообще нужны подруги? Вспомни Хэналь, которая тебя заказала. Ты не ожидала, что она тебя предаст. У тебя есть я. Зачем тебе кто-то ещё?
Пак слушала это и уже в который раз понимала, что её отец был прав. Он лишает её всякого окружения, чтобы не было у неё человека, готового прийти ей на помощь; скоро принц будет подавлять её волю и заточит в золотую клетку, из которой не будет выхода.
«Надо что-то делать! Как теперь мне раскрыть его? Как я доложу королю о его планах? Я смогу телепортироваться, только как мне попасть во дворец? Шингван... Я это Чунгэ не прощу! Он за это дорого заплатит!»
После трапезы девушка отправилась в свои покои, осознавая, что любимого уже нет в живых. По дороге Мичжу столкнулась с главарём наёмников. Тот остановил её, взяв за локоть, и прошептал ей на ухо:
— Ким Шингван жив. Я солгал Сукчжону, чтобы обезопасить его. Нет, пока я вас к нему не провожу — не хочу рисковать вашими жизнями. Поэтому подождите немного и не слушайте этого негодяя, что бы он вам ни говорил. Не подчиняйтесь ему.
Пак дотронулась до его руки и увидела, как Чунгэ положил руку на плечо Шингвану и надавил пальцем на шею, из-за чего тот потерял сознание; девушка прочитала его воспоминание, где Хон переносил Кима куда-то.
— Что ты с ним сделал? — задала вопрос Мичжу.
— Я его усыпил ядом имогая. Он жив, просто уснул. Он проснётся. — Чунгэ отвечал так, словно понял, что девушка увидела его воспоминания.
— Куда ты его потащил?
— Я не могу сказать. Это будет опасно для вас обоих. Тем более, я вижу, что вы его любите, раз спросили, что я с ним сделал. Пока нельзя — этот урод может его убить.
Выслушав Чунгэ, Пак зашла в свои покои и готовилась ко сну, ибо чувствовала усталость с дороги. Переодевшись в спальную одежду, Мичжу легла на татами, но понимала, что здесь ей неуютно. Это не совсем то ощущение, о котором говорил Шингван, вспомнивший, как ему было некомфортно, когда после нескольких ночёвок в лесу он спал в постели; она понимала, что в этом большом дворце находится как в маленькой клетке. Она состоит из золота, но клеткой быть не перестаёт — это неволя, из которой нужно выбираться. Чем раньше, тем лучше. Только что задумал этот принц? Какие у него планы на неё? Это всё, что хотела узнать Мичжу.
Вечером Хон зашёл к Хёнсук, расчёсывавшей свои длинные волосы, заплетённые в низкий хвост. Служанка не понимала, что произошло с Мичжу: госпожа не зашла на кухню и не унизила в очередной раз, что было непохоже на неё.
— Оппа, как ты думаешь, почему Мичжу меня сегодня не обругала? — Девушка не могла понять произошедшее с Пак изменение.
— Ей не до этого, Хёнсук. Видимо, она не хочет это делать, потому что Шингван на неё повлиял, и она пересмотрела свои взгляды на жизнь.
— Уверен? Она его так терпеть не может. Думаешь, он на неё повлиял?
— Хёнсук, в жизни бывает всякое, поэтому не стоит отрицать. Завтра мы пойдём к Шингвану. Знаю, что он хочет видеть тебя.
— К Шингвану? С радостью. Я тоже хочу его видеть. Оппа, ты знаешь, что он мне как младший брат, поэтому скучаю по нему, как по родному для меня человеку.
— Я не ревную, потому что понимаю, насколько он тебе близок. Завтра мы встретимся с ним, но только ненадолго, ибо принц может что-то заподозрить и приставить к нам шпиона. Мы даже не заметим, как нас сдадут.
Хёнсук гладила лицо Чунгэ и коснулась губами его щеки. Хон взял служанку на руки, уложил на постель, страстно целовал и, раздев донага, с жадностью, словно голодный младенец, ласкал её груди, щекотал кончиками пальцев самую нежную часть её тела, пробуждая желание; получая удовольствие от его ловких движений, девушка обвила его шею руками, сняла ленточку с его высокого хвоста и вцепилась в длинные волосы. Когда она чуть-чуть потянула его за волосы, Чунгэ не чувствовал боли от её рук — он и не такое испытывал за всю жизнь. Хёнсук развязала его чогори и медленно сняла, обнажая его торс, на котором словно играл каждый мускул.
Открыв друг другу свои разгорячённые души и тела, влюблённые отдавались страсти, затянувшей их с головой. Девушка обнимала Чунгэ, царапая его спину, испещрённую шрамами от мечей, и крепко прижималась к его телу, извиваясь змеёй, получая блаженство от его медленных движений; Хон плавно двигался, стараясь растянуть удовольствие, словно был в её власти, и целовал её щёку. Тихий стон вырывался из её уст, словно девушка хотела сказать, как ей хорошо с ним. Хёнсук не хотела отпускать Чунгэ, а он скорее бы умер, чем покинул её тело, но финал всё равно наступил — девушка ощутила временное помутнение разума и чуть не потеряла сознание, а молодой человек освободился от её плена, чувствуя лёгкость во всём теле.
— Оппа... — простонала Хёнсук и расслабилась после пика удовольствия.
Чунгэ обнял любимую и легонько щекотал её вспотевший лоб; девушка обхватила его талию рукой и, прижимаясь к нему, нежно гладила его неровную от рубцов кожу. Он помнил, как несколько дней назад впервые сблизился с ней, и ей было стыдно оголять своё тело перед мужчиной, от более тесного сближения ей было больно, словно её пытали, но теперь Хёнсук ощущала блаженство от его умелых ласк и поцелуев.
— Спи, родная. Ты знаешь, как мне дорога. Ты лучшая из всех, что встречались на моём пути.
Девушка спала на его руках, не думая ни о чём; укрыв себя и возлюбленную одеялом, Чунгэ тоже уснул, прижимая Хёнсук к себе. Ему было хорошо здесь и сейчас, и его ничто не могло потревожить.
Наступил новый день. Сукчжон и Мичжу завтракали в столовой. Пак вспоминала телохранителя. С ним ей было приятно есть даже осточертевшее несолёное мясо рябчика или кролика с грибами, зато он всегда что-то интересное из своей жизни вспоминал. Что мог вспомнить Сукчжон? Девушка не хотела дотрагиваться до него не только из-за того, что её могут расстроить очередные плохие воспоминания — после слов о её подруге этот человек стал ещё противнее, чем раньше.
«Почему я это раньше не замечала? Почему я была такой дурой, раз влюбилась в это чудовище! Ненавижу тебя!»
— Мичжу, ты почему молчишь? — задал вопрос Сукчжон.
«Лицемерная мразь!» — промелькнуло в голове у Пак и она, фальшиво улыбнувшись, ответила: — Просто очень вкусно приготовлено, что слов нет.
— Да, эта уродина вкусно готовит. Хоть какая-то польза от неё, — зло ухмылялся принц.
«А от тебя какая польза, идиот?» — продолжала мысленно с ним бороться Мичжу.
После трапезы Сукчжон решил «поразвлечься» и зашёл в столовую для прислуги, где Хёнсук и Чунгэ ели токпокки. Принц с гадкой ухмылкой заявил:
— Что, Хёнсук, пришла твоя госпожа? Наверное, тебе охота сказать, какая она плохая, тебя оскорбляет. Ты просто ей завидуешь, потому что Мичжу красивая, а ты страшная как ёгбён. Такая страшная, что даже Чунгэ один раз напился от этого.
Пак слушала это, стоя за стеной, и сжимала руки в кулаки от гнева. Раньше её бы это развеселило, но в тот день она понимала, что так нельзя, но сказать ему что-то не могла — боялась, что он заподозрит неладное.
«Интересно, Чунгэ знает что-то о его планах? Всё ли Сукчжон ему рассказывает?» — размышляла девушка.
Хон слушал гадости о Хёнсук, звучавшие из уст принца; не выдержав это, он схватил кинжал, фурией налетел на «повелителя» и приставил оружие к его шее.
— Моё терпение лопнуло! Если ещё хоть раз скажешь что-то мерзкое про Хёнсук, я с тебя шкуру спущу! — зло пригрозил глава наёмников, отбросив все формальности.
— Хён, из-за этой дуры и уродины ты с ума сошёл? Протрезвей, дубина! — потребовал Сукчжон дрожащим голосом.
— Ты трус, — отрезал Чунгэ. — Боишься, когда на тебя нападают? Зато когда ты слабых обижаешь, ты герой!
— Да что ты себе позволяешь, хён?
— То же самое спрошу у тебя! Что ты себе позволяешь?
Перепуганный Сукчжон покорно опустил голову и, когда Хон отпустил его, понуро вышел из столовой, проклиная главу наёмников со служанкой. Повеселевшая Хёнсук с гордостью смотрела на любимого и улыбалась.
— Так приятно смотреть, когда ты весёлая, — прокомментировал Чунгэ, садясь за стол.
Принц в гневе бежал по коридору и даже не заметил Мичжу, которая зашла в столовую к прислуге. Служанка приготовилась услышать очередную порцию оскорблений, но случилось нечто неожиданное для неё.
— Хон Чунгэ, — сказала Пак, сев за стол, — ты молодец. Не думала, что ты способен защитить девушку. Считала тебя убийцей, не знающим жалости к людям. Видимо, это не так...
— Так оно и есть, госпожа, — ответил Чунгэ.
— Мичжу, ты заболела? — усмехнулась Хёнсук. — Думала, ты сейчас меня обругаешь.
— Теперь не хочу никого обижать. Это раньше я была глупой, а теперь понимаю, как это обидно и неприятно, когда тебя ненавидят как личного врага. Просто из-за того, что ты не знатного происхождения и не обладаешь талантами. — Мичжу не обращала внимание на фамильярное общение, начатое служанкой.
— Шингван на тебя повлиял? — задала вопрос Хёнсук.
— Да, благодаря ему я это поняла. Хочу снова его увидеть, но нельзя. Иначе рискую попасться и подвергнуть его жизнь опасности. Прости меня, Хёнсук, за все гадости, что я тебе наговорила. Я была дурой, но благодаря Шингван-оппе всё поняла.
— Взрослеешь ты, оказывается, — улыбнулась служанка. — Хорошо, что ты сбежала с Шингваном, а не с Сукчжоном, иначе осталась бы такой же, как он, если не хуже.
— Мне было стыдно перед ним. Шингван-оппа столько для меня сделал. Он защищал от нападения, кормил, чем мог, успокаивал, когда мне было плохо, но что сделала я для него?
— Я прощаю тебя, — отрезала Хёнсук. — Не ради тебя, а ради Шингвана. Ему будет неприятно узнавать, что мы ссоримся.
— Хёнсук, мы пойдём к Шингвану, — вставил Чунгэ. — Подготовься к встрече с ним. Подумай, что хочешь сказать ему.
Поев, Хёнсук отправилась с любимым, чтобы встретиться человеком, за несколько лет ставшим родным. Им есть что сказать, но на долгое общение у них нет времени — был риск, что Сукчжон заподозрит неладное и приставит шпиона. Мичжу смотрела из окна и думала, что сама хочет с ними пойти, но не может из-за того, кто стоит между ними.
— Ты что, общалась с ними? — послышался голос принца.
— Если это так, то что? — задала вопрос Пак.
— Мичжу, ты не должна общаться с чернью. Они плохо на тебя влияют.
— С кем я должна общаться?
— Зачем тебе кто-то ещё, когда у тебя есть я?
Если бы девушка услышала от принца такое ещё месяц назад, то, возможно, решила бы, что он заботится о ней, ограждая её от плохих людей, но теперь она всё понимает — ему нужна послушная игрушка, из которой можно лепить всё что угодно. Главное, чтобы никто не мешал.
Через полчаса Чунгэ и Хёнсук оказались в лесу, где пришли к большому дому, во дворе которого играл в мяч мальчик лет девяти, одетый в серый детский ханбок. Когда молодые люди подошли, он задал вопрос:
— Вы к Ким Шингвану?
— Мы к нему, да, — кивнула служанка.
Мальчик побежал в дом и, встретив Шингвана в коридоре, заметил, что тот о чём-то глубоко задумался, и эти мысли тяготили его. Делая вид, что не обращает внимание на его состояние, мальчик громко заявил:
— Хён-ним, к вам пришли гости.
Ким словно проснулся от звонкого мальчишеского голоса и, пытаясь не размышлять о том разговоре с Чхве Киндэ, задал вопрос:
— Хочжун, кто ко мне пришёл?
— Тот жуткий дяденька и какая-то служанка с ним.
— Пойдём к ним.
Телохранитель и сын служанки отправились во двор, где их ждали Чунгэ и Хёнсук. Хочжун убежал играть в дом. Увидев телохранителя, девушка от радости воскликнула:
— Шингван, это ты!? Как ты похудел за всё время путешествия!
— Здравствуй, нуна. Я тоже рад тебя видеть, — улыбнулся юноша и обнял плачущую от радости служанку.
— Как ты терпел эту Мичжу? Смотрю, что ты её перевоспитал. Она стала добрее ко мне.
— Нужно просто побеждать ненависть любовью. Кроме меня у неё никого не было. Поначалу она меня оскорбляла, но позже привыкла ко мне. Видимо, так сильно привыкла ко мне, из-за чего сама стала обо мне заботиться. Не злись на неё, нуна. Она была глупой девочкой, но теперь исправилась и стала лучше.
— Жаль, что я так не повлиял на Сукчжона, — вмешался в разговор Чунгэ. — Я ненавидел крестьян, но теперь понимаю, какое чудовище спас. Понимаю, каким чудовищем был сам. Я это осознал, когда увидел, как из-за него плачет Хёнсук. Когда увидел тебя, Шингван, понял, что ты хороший человек, и мне стало жаль тебя. Нужно спасти Мичжу, пока он не подавил её волю. Мы должны предотвратить их свадьбу, иначе она будет страдать в неволе.
— Нуна, зачем ты с ним связалась? — не понимал Шингван, косясь на Хона.
— Шингван, сегодня он заступился за меня, когда Сукчжон говорил мне гадости. Он чуть ему глотку не перерезал. Ты бы видел, как этот принц испугался. Чунгэ-оппа был со мной и утешал меня, когда я плакала из-за Сукчжона.
— Мичжу знает, что ты жив. Я ей об этом сказал, — добавил глава наёмников. — У неё есть надежда на спасение. Я понял, что она любит тебя, потому что задала вопрос, мол, что я с тобой сделал.
— Зачем я разрешил ей пойти к нему? Почему я не настоял, чтобы она была со мной? — сокрушался Шингван, ощущая полное бессилие.
— Если бы ты настоял, он бы тебя сам убил и глазом не моргнул, — ответил Чунгэ. — А так пока тебе нужно залечь на дно, чтобы обезопасить себя и Мичжу.
— Шингван, ты только не переживай, — добавила Хёнсук. — Мы не позволим этому уроду сломать Мичжу. Я это сделаю ради тебя, а не ради неё.
— Всё равно берегите её, — заявил Ким. — Постарайтесь её поддерживать, когда ей плохо.
— Я исправлю то, что сам натворил. Я сам по глупости создал это чудовище, теперь нужно предотвратить катастрофу, — изрёк Хон.
— Готовься к битве, Шингван, — улыбнулась служанка. — Ты должен быть сильным, чтобы сражаться. Наверняка, это неизбежно.
— Если этот трус в свои дорогие пачжи не наложит от страха, — отозвался Чунгэ.
Шингван рассмеялся, вспомнив, как Сукчжон испугался сурикома, блеснувшего в его руке, и рассказал об этом Хону:
— Хён-ним, я вспомнил, как один раз по приказу господина Пака следил за ним и Мичжу. Она меня раскрыла, и Сукчжон вызвал меня на дуэль. Мы взяли мечи. Я почти одним ударом повалил его и просто достал суриком. Он так испугался, хотя я не собирался его убивать...
— Не знал, что он совсем трус, что даже сурикомов боится, — усмехнулся глава наёмников.
— Всё хорошо, — сказала Хёнсук, обнимая его. — Нам нужно уходить, иначе Сукчжон что-то заподозрит и приставит шпиона.
— Не тоскуй, Шингван. Мичжу не обрадуется, если будешь такой хмурый, — добавил Хон.
— Хён-ним, ты тоже береги Мичжу и продолжай защищать нуну от Сукчжона, — ответил телохранитель.
Распрощавшись с Кимом, служанка и глава наёмников отправились домой. Шингван смотрел им вслед и надеялся, что в следующий раз наступит время, и они придут с его любимой.
«Скорее бы встретить тебя, Мичжу», — думал про себя юноша и напевал композицию певца Ян Пёнчжина:
«Ты не забывай меня —
Я приду весенним утром.
Милый друг, ты не скучай,
Даже если тебе трудно.
Ты не забывай меня —
Я приду дождём в июле.
Милый друг, ты не скучай,
Даже если ты взгрустнула.
Ты не забывай меня —
Я вернусь осенней ночью.
Милый друг, ты не скучай,
Даже если нету мочи.
Ты не забывай меня —
Я вернусь январским снегом.
Милый друг, ты не скучай —
Посмотри на это небо.
Ты не забывай меня —
Я приду днём или ночью.
Милый друг, ты не скучай —
Я вернусь — я знаю точно».
Зайдя в свою спальню, Шингван смотрел в потолок и думал только об одном. Его любимая сейчас в логове тигра, пытается понять, что он задумал. Пока не узнает о его планах, она будет с ним. С этим мерзким Сукчжоном, который ненавидит всех людей. Даже у его «пса» Чунгэ оказалось золотое сердце, раз он защищает служанку и тоже примкнул к ним.
Тем временем Мичжу смотрела на охотничий нож, взятый у Кима, и тосковала по телохранителю, за столь короткое время ставшему самым родным человеком. Если бы она с ним не сблизилась, если бы сбежала с Сукчжоном, а не с ним, то кем бы сейчас была? Теперь она поняла, почему сразу же разлюбила принца и привязалась к телохранителю. Ей было, кого с кем сравнить, и Сукчжон существенно проигрывал Шингвану.
Когда девушка плакала при Киме, телохранитель всегда обнимал её и успокаивал, тем самым показывая ей, что она не одна, что он всегда с ней. Вспоминая принца, Мичжу оживила в своей памяти случай: однажды прослезилась, когда что-то рассказывала Сукчжону о Хэналь; Пак забыла, что тогда говорила, но хорошо помнила, что Ли сказал ей:
— Когда ты плачешь, я тебя просто ненавижу.
Позже принц объяснил, что «просто пошутил», и тогда Мичжу приняла это за чистую монету; но, повзрослев и поняв многое, она осознала, что это была не шутка. Его действительно раздражало, когда она плакала, а подобные «словечки» были постоянными — девушка иногда слышала от Сукчжона неприятные высказывания по поводу своей внешности, одежды, поведения; когда она пыталась с ним поспорить или возразить, он оправдывался, дескать, это просто шутка, и не надо воспринимать всё близко к сердцу. Мичжу считала себя обидчивой, раз так злилась из-за его «шуток»; в глубине себя она понимала, что это оскорбления, но слепая влюблённость не давала ей это разглядеть.
Ещё во время дороги Пак поняла ещё одну вещь. Шингвану не нравилось творчество Лим Тэчжина из-за однотипности его композиций, но он не запрещал ей петь их; однажды Мичжу исполнила эту же песню о внучке лесника при Сукчжоне, на что тот ответил:
— Мичжу, зачем ты перепеваешь песню старого дурака, променявшего свою жену на какую-то кисэн и поющего на весь Ачимтэян об этом? Лучше бы наигрывала на тансо маритаимских композиторов. Это намного полезнее, чем перепевать этот бесполезный мусор.
Пак попыталась сыграть на флейте «Ночную сонату» и «Обращение к Элис» от маритаимского композитора Луиса Барджмана, лишившегося слуха из-за болезни, но не получалось. Не потому, что Мичжу плохо знала ноты. Это была не её музыка. Она не понимала её смысла. Пак знала, что и Сукчжон не понимал смысла того, что сам слушал. Ему просто хотелось почувствовать себя самым умным и разбирающимся в музыке, литературе и живописи.
Девушка понимала всё это и ещё сильнее скучала по Киму. Скучала по задушевным разговорам у костра, по его пению разных композиций модных певцов Ачимтэяна, по его тёплым объятиям, нежным поцелуям, радостным воспоминаниям. Мичжу не хватало Шингвана, и она с нетерпением ждала встречи. Была бы её воля, Пак переместилась бы туда, где он живёт, и задушила бы его в своих крепких объятиях.
Шла долгая неделя после прибытия странников в Ханманчжу. Шингван всё это время тренировался на мечах с другими наёмниками Чхве Киндэ. Бывалый воин смотрел на него и про себя говорил:
— Этот мальчишка напоминает мне меня в молодости. Я был таким же мечтательным и наивным. Думал, что когда-нибудь стану великим воином и спасу Ачимтэян. Увы, я не смог защитить жену и ребёнка. Надеюсь, что он спасёт Мичжу, пока не поздно. Тогда я сомневался, но теперь убедился, что Мичжу — моя дочь.
После каждой тренировки юноша приходил трапезничать в столовую, где его ждали Чжисон и Хочжун. Ким ел и вспоминал историю, рассказанную служанкой в порыве откровенности:
— Когда мне было девятнадцать лет, я вышла замуж за Чон Ачжуна. Он работал в бюро расследований. В то время на Квон Хисока охотились, и мой муж почти докопался до правды, но не успел это раскрыть, потому что погиб, сражаясь с этим убийцей. Когда Юн Минбок отправился с Ачжуном в Чольмён, чтобы защитить Квон Хисока, сказал мне, чтобы я спряталась где-нибудь в Ханманчжу. Тогда, будучи беременной Хочжуном, я кое-как добралась до этого города. Хорошо, что в деревнях Чонсанмён, Пёдыльпанмён, Чольмён и Бульгурымён находились добрые люди, которые помогли мне, чем смогли. Я добралась до Ханманчжу и остановилась в лачуге, пока меня через два месяца не разыскал Чхве Киндэ, давно подстроивший свою смерть во время рыбалки на Хвагикане. Я давно работаю у него служанкой, а Хочжун тренируется, чтобы уметь себя защитить.
Шингван прокручивал рассказанные истории от владельцев дома снова и снова. Он чувствовал себя виноватым перед Чжисон, ибо, возможно, Чон Ачжун погиб, спасая его; он свыкся с новостями, что Чхве Киндэ остался жив, что Мичжу его дочь, но не мог полностью принять это. Его беспокоил один вопрос — как это воспримет его возлюбленная, если узнает страшную правду о своём рождении? Ким не находил себе места, когда в очередной раз переживал за Пак и горел желанием вырвать её из цепких лап Сукчжона. Он знал, что Чунгэ с ней и защитит её в случае чего, но всё равно волновался.
Всю неделю Мичжу жила словно призрак, ибо не чувствовала себя живой. Пак хотела сбежать из этого дворца, ибо понимала, что такая жизнь невыносима. Она общалась с Сукчжоном, но осознавала, что поддерживала разговоры ни о чём лишь из вежливости. Девушка была только слушателем и редко что-либо говорила; когда Пак что-то рассказывала о своих подругах, Ли мог ответить ей, что ему интересна лишь она, а не какие-то другие девочки. Это происходило на второй год их встречи, но девушка была уверена, что это можно было исправить, лишь уговорив принца не закрывать ей рот, если она что-то рассказывала.
Чтобы отвлечься и не скучать, Мичжу читала разные исторические хроники эпохи династии Квон, найденные в королевской библиотеке. Они были написаны старинными иероглифами, и Пак плохо понимала, что они означают, но пыталась осмыслить прочитанное, чтобы не ощущать, что сходит с ума с таким человеком.
Выполняя задуманное, девушка постоянно подслушивала разговоры Сукчжона с кем-либо и прикасалась к стене, чтобы узнать больше. Однажды она ужаснулась, когда услышала, как принц отдавал приказ Хон Чунгэ:
— Хён, нам для начала нужно убрать Ма Дамчхи. Этот старик нам серьёзная помеха. Когда ты его убьёшь, я займу его место и сначала стану градоначальником Ханманчжу, а позже захвачу Нунбушин. Когда мы свергнем братца, ты зарежешь его жену и его мать. Прямо у него на глазах. Хочу, чтобы он испытал то, что испытал я, когда убили моих бабушку и дедушку.
Мичжу знала, что Хван Чжакму владела боевыми искусствами. Услышав, как Сукчжон хладнокровно отдал приказ убить двух королев на глазах их мужа и сына, Пак ужаснулась и прикрыла рот руками, чтобы не закричать. В очередной раз она была шокирована, что принц оказался таким чудовищем.
Когда Чунгэ собрался на ночную охоту, готовя оружие для нападения, надевая маску для сокрытия лица, Мичжу остановила его и задала волновавший её вопрос:
— Ты действительно хочешь убить Ма Дамчхи?
— Я не скажу о своих планах, госпожа Пак, — отрезал Чунгэ и прошептал ей на ухо: — Он будет жить.
Сказав это, Хон отправился на улицу и перелез через забор. Добравшись до резиденции глав города, глава наёмников перелез через ограду. Всё было верно — охранников было много, они ждали Ночного Охотника. Стражи налетели на Чунгэ и принялись атаковать его.
«Совсем молодые мальчишки...» — про себя думал глава наёмников, щадя охранников, стараясь задеть им ноги.
Хон получил ранение в плечо. Чувствуя, как по груди течёт струйка горячей крови, Чунгэ продолжал сражаться с охранниками. У него были исцарапаны руки и ноги. Ощущая лёгкое головокружение, Хон понял, что нужно отступить.
«Это хороший шанс увильнуть от обязанностей, — размышлял Чунгэ, убегая от резиденции градоначальника. — Скажу, что меня отравили, и я не мог больше сражаться. Всё-таки такой человек, как я, нужен Ачимтэяну».
Хон бежал по ночному городу, постоянно оглядываясь по сторонам. Никто его не преследовал, и Чунгэ, спокойно добежав до дворца, перелез через ворота. Но слезть с них не мог, ибо ему стало плохо — закружилась голова, перед глазами поплыли цветные пятна. Внезапно он почувствовал, что неведомая сила приподняла его вверх и опустила на землю. Хон увидел Мичжу, стоявшую перед ним. Ничего не говоря, Пак взяла его за руку и помогла подняться; увидев, как глава наёмников еле стоит на дрожащих ногах, положила его руку на свою шею и кое-как, держа за пояс, отвела в спальню, где его ждала Хёнсук.
— Спасибо... — прошептал Чунгэ.
Мичжу вышла из комнаты, а служанка сняла с него одежду и принялась обрабатывать все его раны, полученные за этот вечер. Пак заранее порезала себе палец и накапала немного своей крови в лекарства, подготовленные Хёнсук, чтобы ускорить заживление царапин.
Служанка уже в который раз обрабатывала раны Хона; смазав их настойкой, девушка заметила, как все повреждения быстро затянулись, оставив лишь белые рубцы. Чунгэ ощущал, как щиплет в его ранах, но думал, что так и должно быть.
«Что это? — не понимала Хёнсук. — Что это за волшебная трава? Отчего раны так быстро зажили?»
Чувствуя себя намного лучше, Чунгэ встал и быстро оделся в свой ханбок. Сев на татами, Хон притянул служанку к себе и, прижимая к своей груди, обнимая её, гладя ей волосы, прошептал ей на ухо:
— Я выжил ради тебя, Хёнсук. Я не убил Ма Дамчхи, ибо знаю, что он старается для жителей Ханманчжу. Я ненавижу людей, но есть те, кто для меня важнее жизни. Это мои родители, это ты. Если Шингван тебе как младший брат, то он и мне как младший брат. Я обязан его защищать. Я обязан защищать Мичжу ради Шингвана.
Девушка ничего не говорила и уснула в его руках; Чунгэ уложил её на татами, лёг позади неё и поглаживал её плечо. Хон ощущал жуткую усталость, но эта красавица, лежавшая перед ним, не давала уснуть, но всё же напряжение этой ночи взяло своё.
Утром Сукчжон во время завтрака сообщил Мичжу «важную» новость, которая раньше обрадовала бы её, но в тот день жутко огорчила. Принц преподнёс это так, словно не спрашивал мнение Пак по этому поводу, её желание или нежелание сыграть с ним свадьбу — просто поставил перед фактом, что так и должно быть.
— Мичжу, мы через неделю поженимся. Ты ещё до прихода в Ханманчжу дала своё согласие, поэтому нам надо жениться.
Его не беспокоило, что девушка могла передумать. Принц видел, что Мичжу избегает его, неохотно с ним разговаривает, старается уединиться, напевает эти раздражающие грустные песни о любви, читает исторические хроники в архиве, но думал, что именно свадьба с ним выбьет из неё всю «дурь».
После трапезы Сукчжон вызвал Чунгэ к себе. Хон пришёл к нему с гордо поднятой головой и выслушал всё, что высказывал принц.
— Хён, ты меня сильно разочаровываешь, — гневно сказал Ли. — С той поры, как ты связался с этой уродиной, вообще от рук отбился. На меня накинулся и ещё угрожал мне, а теперь решил игнорировать мои приказы. Думаешь, я беспокоюсь за твою жалкую шкуру? Если ты сдохнешь, то я могу легко тебя заменить. Думаешь, что ты незаменимый? Идиот! Если я свистну, то на твоё место ещё десяток идиотов прибежит!
— Ты это хотел сказать? — зло рассмеялся Чунгэ. — Ты забыл, что жизнью мне обязан? Я тебя спас, но с такой же лёгкостью могу тебя убить. Но не хочу это делать, потому что мне тебя жаль.
— А я не жалкий, чтобы меня жалеть. Проваливай, хён. Скажи спасибо, что лично не зарезал тебя!
Чунгэ вышел из комнаты. Рядом стояла Мичжу и подслушивала разговоры. Когда Хон выходил, Пак на время исчезла. Вскоре в комнату зашёл Кан Инчхан, один из наёмников Чунгэ, и ёчжон снова возникла возле двери.
— Кан Инчхан, что ты знаешь о своём главе? Замечал ли ты за ним какие-то странности?
— Ваше высочество, с нашим главой Хоном что-то неладное происходит с того дня, как он связался с этой Хёнсук. Теперь женщина стала важнее всего. И ещё половина наёмников поддерживает его.
— Хорошо, что у нас осталась половина, — заявил Сукчжон.
— И ещё, — продолжил Кан Инчхан. — Когда вы отлучаетесь куда-то, госпожа Пак всё время поёт песни. Особенно она любит балладу Бён Ильчхона о незабудках и песню о любви к неземной девушке Хо Бэкчжона. Она играет на тансо много странных песен, но эти поёт постоянно.
— Ничего, Инчхан, когда я на ней женюсь, то выбью у неё эту дурь из головы, и она будет петь нормальные композиции, а не эту модную ерунду. После того, как избавимся от Чунгэ и всех его сторонников, я сделаю тебя новым главой псов.
— Я хочу быть главарём наёмников, — отрезал Инчхан. — Поэтому скажу ещё кое-что о Хон Чунгэ. Он иногда пропадает ночью, а позже все узнают, что в Ханманчжу убит какой-то знатный человек. Всех этих людей объединяет то, что они отличаются жестокостью и нечестностью по мнению крестьян.
— Это не может быть совпадением, — прокомментировал принц. — Вот урод! Я-то думал, что хён мне верен, а тут такую свинью подложил. Хотя, это может быть и не он. Кто знает...
Наёмник вышел из комнаты, и ёчжон переместилась в свою спальню. Взяв кисть, бумагу и чернила, Мичжу написала записку, гласившую:
«Хон Чунгэ, я всё слышала. Сукчжон заказал тебя, чтобы Кан Инчхан занял твоё место. Ещё Сукчжон собирается жениться на мне, не спрашивая моего согласия. Нужно срочно отсюда сбежать, пока Сукчжон не сделал всё это».
Закончив писать, Пак переместилась к двери в спальню Чунгэ и, осмотревшись, зашла к нему. Молодой человек готовился к чему-то, натачивая лезвие меча.
— Хон Чунгэ, прочти это, — прошептала Мичжу и, отдав записку, вышла из комнаты и переместилась к себе.
Глава наёмников прочитал и понял — нужно действовать. Хон сложил оружие в свой костюм, вышел из дома; осмотревшись и не увидев никого, перелез через забор и быстро, постоянно оглядываясь, направился к дому Чхве Киндэ, где Шингван в очередной раз тренировался. Заметив Хона, Ким остановил тренировку и, поклонившись в знак приветствия, обратился к пришедшему гостю:
— Хён-ним, если ты пришёл, значит, что-то срочное хочешь сообщить. В чём дело?
— Сукчжон через неделю собирается жениться на Мичжу. И ещё меня хотят убить. Не знаю, когда они собираются это сделать. Во сне придушат или чем-то отравят. Я знаю, что тебе на мою проклятую жизнь наплевать, но помоги мне ради Мичжу и Хёнсук.
— Хён-ним, я понимаю, что ты с нами, поэтому этим вечером я помогу. Когда Сукчжон уснёт, вы с Мичжу и Хёнсук должны будете бежать. Я буду ждать вас. Потому что мало ли, что у этого ненормального на уме.
Чунгэ убежал домой, постоянно оглядываясь. Шингван основательно готовился к этой битве, в которой не имел права проиграть: собрал свои сурикомы, кинжалы и меч, которые выковывал в кухонной печи, надел стальную броню под ханбок наёмника, чтобы его не ранили. Узнав о его затее, Чхве Киндэ выдал ему карту дворца и объяснил, где находится центральный вход.
Тем часом Мичжу взяла охотничий нож и понимала, что нужно готовиться к побегу; мысли об этом давали ей силы и уверенности, что всё получится. Ради телохранителя она сбежит от Сукчжона. Часть плана она уже знает, поэтому может спокойно об этом доложить Ма Дамчхи, чтобы её скорое появление в Нунбушине не вызвало подозрений.
Наступила ночь. Вооружённый до зубов Ким пришёл к резиденции королей династии Квон; Чунгэ приготовился сбежать и захватить с собой Мичжу и Хёнсук. Служанка вышла из комнаты и направилась к Хону.
— Мы идём? — задала вопрос девушка.
— Надо подождать Пак Мичжу.
Тем часом ёчжон вышла из комнаты; собираясь пойти к выходу, девушка наткнулась на Сукчжона. Гадко ухмыляясь, он стоял перед ней и задавал вопросы:
— Собралась сбежать, Мичжу? Куда ты так торопишься? К своему Шингвану?
— Это не твоё дело, Сукчжон! — отрезала Мичжу и, взяв охотничий нож, направила лезвие в сторону принца.
— Я уже не оппа? Какая же ты сволочь, Пак Мичжу. Променяла меня на какого-то чольмёнского выродка! Хорошо, что Чунгэ его прикончил.
— В отличие от тебя он добрый человек. Он мой друг, ясно? Лучше буду дружить с сыном кузнеца, который ценит меня как человека, чем с таким чудовищем, как ты, которому от меня нужно только одно. Знатное происхождение ещё не делает человека благородным душой. Я знаю, что ты задумал. Ты хочешь, чтобы я рожала тебе детей, которые будут обладать особой силой.
— Ты всё правильно поняла, Пак Мичжу. Ещё два года назад я бродил по берегу реки Хвагикан и заметил, как ты бросала камни в воду, не касаясь их руками. Я понял, что это мой шанс отомстить всем, кто обидел меня, и получить господство над Ачимтэяном и над всем миром. Ты выйдешь за меня и родишь мне сильных детей, с помощью которых я захвачу весь мир.
— Этому никогда не бывать, Ли Сукчжон! — С этими словами ёчжон отпустила нож и силой мысли резко ударила им принца в ладонь.
— Ах ты дрянь! Как ты смеешь!? — кричал принц, корчась от боли, держась за порезанную руку.
— А как ты смеешь, Ли Сукчжон!
Силой мысли притянув к себе нож, Мичжу вытерла кровь и, не желая тратить время на разговоры с этим ничтожным человеком, переместилась в коридор; Пак бежала к ждущим её Чунгэ с Хёнсук и, увидев их, судорожно извинялась:
— Простите, что так долго. Этот урод пытался меня задержать, но у него ничего не вышло.
— Ничего страшного. Сейчас нам нужно идти, — изрёк Хон.
Беглецы направились в сторону центрального выхода, где их ждал Шингван, прибывший к центральному входу в резиденцию, но неожиданно на них напали наёмники во главе с Кан Инчханом. Новый глава наёмников вспомнил наказание Сукчжона:
— Если они выйдут, то пусть твои псы доставят мне Пак Мичжу живой. Этого предателя Хон Чунгэ и его колэ (2) Хёнсук убейте.
Ничего не говоря, Инчхан напал на Чунгэ и принялся, словно зверь, атаковать его. Хон понимал, что он научил их так сражаться. Мичжу схватила Хёнсук за руку и переместилась к забору, чтобы оградить служанку от нападения.
— Как я тут оказалась? — не понимала служанка.
— Тише! — шикнула Пак и, взяв охотничий нож, принялась двигать его между наёмниками, и нож сам по себе резал их.
Хёнсук смотрела на летающий нож и не верила своим глазам. Она считала существование ёчжон вымыслом, сказкой для детей, местной городской легендой; но открывшаяся перед ней картина убеждала её в обратном, только девушка не могла осознать это.
Услышав шум во дворе, Шингван перелез через огромный забор и присоединился к наёмнику.
— А ты вовремя! — подмигнул Чунгэ.
Ким и Хон яростно дрались мечами, защищаясь от наёмников, нападавших на них словно голодные волки, жаждавшие быстро съесть с потрохами свою добычу. Шингван кинул суриком в налетевших на него убийц; один истошно закричал от невыносимой боли и упал замертво, получив оружие в глаз, а другой судорожно схватился за порезанную шею, из которой обильно сочилась кровь, и потерял сознание; Чунгэ, словно зверь, отбивался от своих бывших учеников, рассекая их мечом. Хон получил удар в спину.
— Сам их обучил, и теперь расплачиваюсь! — комментировал бывший вассал Сукчжона, получив удар лезвием в спину, и про себя подумал: — «Хорошо, что Мин Чанмоль не разрешил показывать им запрещённые приёмы, иначе я бы не выжил».
Решив использовать одну из хитростей своего учителя, Чунгэ достал из ножен смазанный смертельным ядом имогая кинжал и ударил им одного из своих противников, и тот умер от нехватки воздуха. Не желая рисковать жизнью, бывший вассал Сукчжона убрал ядовитое оружие в ножны. Хон и Ким сражались и получали удары от мечей. Шингван отбивался от Инчхана, решившего убить его, и почувствовал, как кто-то ударил его мечом по спине, только бронежилет защитил Кима от ранения. Видя, что на её любимого напали, отражавшая кинжалы и сурикомы обратно в противников Мичжу силой мысли подняла меч, принадлежавший убитому наёмнику, и проткнула грудь Инчхана; лезвие вышло из груди, убив несостоявшегося главу псов. Забрав свой охотничий нож, ставший для неё чуть ли не талисманом, Пак поднимала мечи и рубила незадачливым убийцам головы.
Наёмники, словно тараканы, забегали в ворота; их становилось всё больше и больше. Чунгэ и Шингван чувствовали усталость от постоянного напряжения и понимали, что могут не справиться с таким количеством убийц.
— Мичжу, унеси нас! — взволновано крикнул Хон, зажимая рану на правом боку.
Пак взяла Хёнсук за руку, и девушки очутились возле воинов; не дожидаясь атаки, ёчжон взяла Кима за руку, а служанка схватила за руку Чунгэ, и молодые люди все вместе переместились к тому месту, где Сукчжон встретил путников.
— Спасибо, Мичжу, — сказал Шингван, переводя дыхание, держась за окровавленное плечо. — Мы бы погибли, если бы не ты. У меня хоть бронежилет, а что было бы с хён-нимом и нуной?
— Теперь нам нужно к тому господину, у которого ты живёшь, Шингван, — изрёк Чунгэ.
— Дотронься до меня, Мичжу, и представь то место, которое ты увидишь, — сказал Ким и протянул ёчжон руку.
Пак прикоснулась к его руке и увидела большой дом, окружённый лесом. Представляя его, Мичжу взяла за руки Шингвана и Хёнсук, и служанка обняла Хона; за один миг беглецы переместились к нужному дому.
— Мы тут? — задала вопрос ёчжон.
— Да, мы у господина Чхве, — изрёк Ким, направляясь к входу, и молодые люди вместе зашли в дом.
Беглецы шли к спальне Шингвана. Мичжу случайно дотронулась до руки Чунгэ и увидела его самое яркое воспоминание: он держал перед собой книгу и читал... Читал чей-то дневник, записи которого гласили:
«Министр Пак! Как он бесит со своими высказываниями о всеобщем равенстве и свободе! Если мы будем позволять простолюдинам получать образование и занимать государственные должности, то они свергнут всю знать и будут устанавливать свои порядки. Это нельзя допустить! Надо бы убрать этого вредного старикашку. И его дочурку не помешает припугнуть, чтобы в ней не развивался дух бунтарства».
«Его величество Ли Донмин! Молокосос, решивший, что может давать права этим простолюдинам! Да этих уродов давно надо передавить как тараканов. Их надо ломать об колено так, чтобы они были настоящими крестьянами, знающими своё место, иначе работать не будут и начнут наглеть, а так и до восстания недалеко!».
Прочитав это, Хон открыл страницы дневника посередине и изучил их. Там были описаны... все пытки, которым была подвергнута семья Ким из деревни Чольмён, которая приютила у себя сбежавшего Квон Хисока. Мичжу обратила внимание на следующие строки:
«Как было хорошо, когда я приложил горящую пластину к лицу этого мелкого выродка на глазах его родителей. Плохо, что не избавился от этого отродья, ибо вмешались Юн Минбок и Чон Ачжун. Ачжуна я с таким удовольствием прикончил, а Минбок куда-то пропал. Так же куда-то пропал и этот выродок. Шингван или как там его? Но ничего... Думаю, что он где-то сдох от голода».
Мичжу была в ужасе, когда увидела эти записки; она поняла, что Чунгэ тоже знает то, что известно им с Шингваном. Наверняка он прочитал дневник Чха Гималя и...
— Хон Чунгэ, что ты сделал с дневником Чха Гималя? — шёпотом спросила Пак.
— Ночью, перед тем, как министра Пака убили наёмники, я тайком отправил его королю, чтобы он посмотрел на все преступления своего министра. Я не знал, что он планировал убить вашего отца именно в тот день, когда вам исполнилось шестнадцать. Только как об этом узнал Сукчжон? Не знаю... Понимаю, что это кошмар, но сам был в шоке. Это ещё одна причина, из-за которой я пощадил Шингвана. Он единственный близкий человек для Хёнсук. И он рано потерял родителей, из-за чего мне стало жаль его. Он столько вытерпел. Какое право я имел поднимать на него руку?
— Что ты говоришь, хён-ним? — вмешался в разговор Ким.
— Я знаю, кто убил твоих родителей и оставил у тебя шрам на лице. Недавно я слышал, что Чха Гималь был убит стражниками, когда его пытались схватить. Он заслужил смерть за такое. Надеюсь, он долго мучился, когда подыхал.
— Он получил своё. Только вряд ли это излечит мою душу. Родителей уже не вернуть... — изрёк Шингван, и на его щеке в очередной раз блеснула слеза.
— Шингван, — попытался его утешить Чунгэ, — твои родители всегда с тобой. Они мертвы, но их души всегда с тобой. Кстати, это правда, что ты дружишь с королём?
— Да, это так. Он говорил мне, чтобы я оберегал Мичжу от его братца. Но я не смог это сделать, когда Сукчжон её забрал.
— Оппа, не вини себя, — успокаивала его Пак. — Я добровольно пошла к нему. Очень скоро я поняла, что он хочет запереть меня ото всех. Чтобы мне не на кого было опереться. Сегодня он сказал мне, что хочет жениться на мне, и чтобы я рожала ему детей. Эти дети ему нужны для того, чтобы он имел могущественных слуг, которые будут ему подчиняться.
— Он ещё покажет себя, — изрёк Хон. — Будь уверена, Мичжу, — он так просто от тебя не отстанет.
Когда молодые люди зашли в комнату, Чжисон уже приготовила лекарства, ибо Шингван заранее предупредил её о предстоящей спасательной операции. Молодые люди разделись по пояс, и Мичжу была шокирована, увидев раны на теле Чунгэ. Когда Чжисон отлучилась, чтобы принести чистые полотенца и бинты, Пак расцарапала ранку на пальце и капала свою кровь в отвар и размешивала его, чтобы растворить её.
— Мичжу, что ты делаешь!? — взволнованно крикнул Ким, увидев манипуляции своей возлюбленной.
— Не делай больше так, Мичжу, — вторил ему Чунгэ. — Мы сами вылечимся.
— Я не могу смотреть, как вы страдаете, — сказала Пак и, взяв полотенце, окунула его в отвар и принялась натирать раны любимого на руках; закатывая штанины вверх, девушка втирала лекарства в царапины на ногах.
Хёнсук обрабатывала глубокие порезы на теле Хона, в очередной раз поражаясь, как он выжил после такого боя; Чжисон зашла в комнату и, видя, как быстро затягивались раны на телах молодых людей, удивлённо крикнула:
— Что за чудо-лекарство!?
— Ачжумма, это очень редкое и запрещённое лекарство, которое нигде нельзя добыть, — отрезал Чунгэ. — Не пытайтесь узнать, что это. Лучше не надо.
— Нет, ты обманываешь. Здесь есть ёчжон. Только что она пролила в отвар свою кровь, поэтому ваши раны так быстро затягиваются. Я не буду спрашивать, кто из вас ёчжон, потому что вы всё равно мне не ответите. — Сказав это, Чжисон отправилась к себе в комнату.
«Хон Чунгэ, ты знаешь, кто я, и ничего не говоришь?» — думала ёчжон, рассматривая свежие шрамы на теле Кима.
«Хён-ним, ты тоже знаешь, кем является Мичжу, но защищаешь её тайну...» — в свою очередь подумал Шингван.
После лечения Чунгэ и Хёнсук отправились в отдельную комнату, отведённую специально для них, и закрыли дверь на замок, чтобы никто их не потревожил. Хон сел на приготовленную постель, и девушка, сев рядом, гладя его торс, страстно целовала его. Молодой человек развязал её хлопковую синюю чогори и медленно раздел её донага. Когда Хёнсук предстала перед ним в своей естественной красоте, Чунгэ уложил её на татами, неторопливо и страстно целовал её губы, подбородок, шею, ключицу, оставляя бледно-красные следы на коже; девушка вцепилась в его волосы и развязала ленту, распуская их.
Хон ласкал её грудь, медленно пробуждая в девушке желание, и она гладила его спину и плечи; чтобы сильнее разжечь эту страсть, молодой человек целовал её живот, неспешно дошёл до её лона и быстрыми движениями вёл по нему языком, словно пробуя на вкус. Хёнсук гладила голову Чунгэ и, поддаваясь ласке, бёдрами коснулась его щёк, положила ноги на его спину; из её уст вырвались лёгкие стоны, означавшие, что нежные ласки доставили ей сладкое удовольствие. Хон кружил языком, наслаждаясь вкусом её тела, и медленно довёл девушку до самого пика наслаждения.
Поднявшись после ласки, Хёнсук развязала его пачжи, и он снял их. Обнажившись полностью, Чунгэ сел на татами и осторожно усадил любимую на свою напряжённую плоть, заполняя её собой. Девушка сжала его талию бёдрами, держала его за плечи, больно царапая их, и извивалась змеёй, тихо постанывая, запрокидывая голову; Хон обхватил её стан и, гладя её спину, шёпотом задал вопрос:
— Надеюсь, никто не поймёт, что мы тут делаем?
Хёнсук двигалась медленно и плавно, словно качаясь на волнах, и желала, чтобы эти моменты длились бесконечно; Чунгэ не хотел, чтобы она покидала его, но этот момент оба ощутили дрожь в ногах, отчего влюблённые ускорили движения. Хон вскрикнул от продравшего его до костей удовольствия и отпустил девушку, чувствуя лёгкость в теле; Хёнсук откинулась назад, ощущая пик наслаждения, ударивший её, словно молния. Чунгэ уложил её на татами и лёг рядом с уставшей и счастливой девушкой. Укрывшись одеялом, измотанные после всего пережитого этой ночью молодые люди обнялись и вместе уснули.
Тем часом Шингван и Мичжу остались одни в комнате, где жил телохранитель последние несколько дней, и сели на постель. Пак обняла любимого и, гладя его длинные чёрные волосы, сказала:
— Оппа, я так скучала по тебе. Мне было плохо там одной, без тебя, но теперь ты со мной. Всё у нас будет хорошо. Я не просто верю в это — я знаю это.
— Мичжу, мне было тяжело... — ответил Ким, обнимая девушку, гладя её плечи. — Было тяжело из-за того, что тебя нет рядом. Чувствовал себя уродом, осознавая, что отпустил тебя с этим чудовищем.
— Я не понимала, что в нём нашла, а теперь знаю, что он не прекрасный принц, как в сказке, — изрекла девушка, слегка отстранившись от него, поглаживая его чёлку, бровь, левую щёку, подбородок. — Он чудовище. Чудовище, которое никогда не станет принцем. А ты для меня самый настоящий прекрасный принц. Ты лучший, оппа.
— Моя принцесса, — прошептал юноша и крепко поцеловал её. — Ты тоже лучшая для меня.
Мичжу ответила на ласку и не хотела останавливаться; её голова кружилась от чувств, пьянящих их обоих. С неохотой отпустив её, Ким лёг на татами, вытянул руку вперёд, и Пак легла на его локоть головой. Шингван щекотал её щёку и шею кончиками пальцев; девушка гладила его торс, отчего тот прищурил глаза от наслаждения. Мичжу уснула на вытянутой руке юноши, и Ким размышлял о её предстоящей встрече с Чхве Киндэ. Что она скажет, если узнает, что приходится ему родной дочерью? С этими не очень весёлыми мыслями юноша задремал.
На следующее утро молодые люди вчетвером сидели в столовой и ели чанчорим с рисом, приготовленный Чжисон. Хёнсук высказала Шингвану мнение об изменениях в поведении госпожи:
— Ты молодец, что смог перевоспитать Мичжу. Она теперь такая добрая, такая милая. Не знала, что она может быть такой.
— Просто ей нужен любящий человек. Не смог бросить её в трудную минуту, поэтому она многое поняла.
— Онни, ты так говоришь, словно меня нет. Ты не меняешься, — улыбнулась госпожа.
— Зато изменилась ты, — ответила служанка, которая была тронута тем, что Пак впервые назвала её сестрой. — Ты изменилась благодаря Шингвану.
— Да, онни. Благодаря ему я теперь понимаю, что не богатство и не родство делает человека хорошим. Просто он для меня делал всё, ничего не ожидая взамен, и я его за это полюбила. Знаю, что была такой же, как это чудовище Сукчжон. Прости меня ещё раз.
— Мичжу, ты спасла нас, поэтому я тебя прощаю, — изрекла Хёнсук. — Я знаю, что ты ёчжон. Я никому не скажу. Никто не должен знать, кем ты являешься.
Поев и попив чай с ттоками, слепленными Чжисон, Чунгэ отправился тренироваться, Хёнсук ушла на кухню помогать служанке, а Шингван и Мичжу остались в коридоре.
— Мичжу, тебя ждёт один господин, — прошептал Ким. — Он хочет сказать тебе кое-что важное.
— Оппа, что он хочет мне сказать? — задала вопрос девушка, не подозревая, что жуткая правда откроется ей.
— Ты не поверишь в то, что он тебе расскажет. Я тоже не мог в это поверить и до сих пор не верю, но выслушай его.
Пак кивнула в знак согласия, и Ким проводил её в большой зал, где их ждал Чхве Киндэ. Господин сидел за чёрной полупрозрачной ширмой, и молодые люди, зайдя в комнату, поклонились.
— Господин Чхве, — начал Шингван, — Пак Мичжу здесь.
— Господин Чхве, я готова выслушать вас, — дрожащим голосом проговорила Мичжу.
Ким и Пак присели на подушки. Глава «Ёнккори» вышел из-за ширмы, приблизился к слегка ошарашенной девушке и, протянув ей руку, сказал:
— Мичжу, возьми мою руку. Тебе нужно кое-что посмотреть.
Пак прикоснулась к руке господина и увидела Хвагикан. На берегу реки девушка в хлопковом зелёном ханбоке стирала бельё. Силой мысли она окунала белую ткань в воду и вращала её. Мичжу присмотрелась к её лицу и узнала ту госпожу, которая каждый месяц являлась ей во снах.
— Вам помочь? — предложил незнакомке молодой человек в синей форме королевского стражника, отдалённо напоминавший Чхве Киндэ, если бы тому было двадцать лет.
— Нет, спасибо, — улыбнулась девушка.
— Будьте осторожнее, иначе ваш секрет будет раскрыт, — улыбнулся стражник. — Как вас зовут?
— Я Мин Чжунхи. А вы Чхве Киндэ? Я знаю, что вы любите петь и играть на каягыме. У вас отличные песни. Не каждый поэт сможет сложить такие строки, как это делаете вы.
— Да, это я.
Молодой воин проводил девушку до дома министра Шим Гунхима. Их увидела его дочь, Чоныль. Девушка была в гневе из-за постоянных отказов со стороны нравившегося ей сына министра тогдашнего министра финансов Мун Чжонвона, из-за чего ударила Чжунхи по щеке.
— Значит, с парнем стала встречаться. А работать кто будет? Поэт Пак Мёнсан?
На этом воспоминание оборвалось, и появилось новое воспоминание Чхве Киндэ о его жене, и Мичжу рассматривала картинки из жизни молодой пары. Он играл на каягыме и пел разные композиции, ставшие произведениями на века. Пак улыбнулась, слыша песню о пятнах крови на рукаве. Киндэ играл на каягыме, и Чжунхи слушала его, ловя каждое слово.
«Давно я покинул свой родной дом.
Куда меня звёзды манят?
Где я иду за своею судьбой?
И кто снова встретит меня?
Но жизнь хороша лишь в солнечных снах,
А что может быть наяву?
Когда не смогу врагу сдачи дать,
Умру аль совсем не пойду.
На улице, знаю, может быть всё —
Придётся мне много платить,
Но не хочу такой страшной ценой
Победу свою получить.
Я просто хочу остаться с тобой.
Тревожен по жизни мой путь.
Но эта звезда зовёт за собой.
Не знаю, когда я вернусь.
И лишь пятно крови на рукаве
Напомнит о жизни в бою.
Ты пожелай не остаться в траве,
Когда я в бой снова пойду».
— Оппа, это восхитительно! — аплодировала Мин. — Ты скоро станешь великим певцом. Продолжай дальше сочинять стихи и петь их.
Чхве отложил каягым и обнял девушку; картинка сменилась на другую. Мичжу смотрела, как госпожа из сна, оказавшаяся Мин Чжунхи, прогуливалась с молодым Чхве Киндэ во дворе его дома и рассматривала звёзды на тёмно-синем небе, как молодые люди стояли на мосту и любовались прозрачными водами Хвагикана; как влюблённые смотрели на цветущее нежно-розовым цветом дерево бёдккот (3); как Чжунхи ухаживала за Киндэ, раненым после очередного сражения с преступником, смазывая его раны своей кровью, отчего те быстро затягивались; как Чхве заботился о беременной Мин.
Пак улыбалась, глядя на эти воспоминания, и неожиданно прекрасные картины сменились на одну жуткую: в зелёном саду Киндэ держал погибшую от ран супругу за руку и горько плакал, не понимая, что происходит. Глава «Ёнккори» одёрнул руку, за которую его держала ёчжон, словно от огня, и сказал:
— Прости, Мичжу. Зачем я тебе это показал?
Пак заметила, что на столике лежала заколка с согнутым наконечником из нефрита песчаного цвета, и вспомнила, что такое же украшение носила незнакомка из её снов; поднявшись со своего места, девушка дотронулась до пинё и сразу увидела, как ранним утром, когда солнце только вышло из-за горизонта, в зелёном саду наёмник ударил Мин Чжунхи камнем по голове, схватил на руки и отнёс в дом; вслед за ним зашли Чоныль с доктором. «Пёс» уложил её на татами; неизвестный врач оголил большой живот девушки и осторожно рассёк его; вскрыв чрево Чжунхи, мужчина извлёк кричащего младенца и перерезал пуповину. Когда девочка родилась, Чоныль взяла нож и перерезала своей бывшей служанке горло.
— Спасибо, оппа, — улыбнулась Шим, злобно скаля зубы.
— Это девочка, — сообщил врач, омыв ребёнка.
— Отлично! Когда она вырастет, я выдам её замуж за принца. Когда он станет королём, я смогу влиять на него. Хоть какая-то польза от этой черни. И почему потомком ёчжон оказалась эта девка, а не я? Была бы я ёчжон, я бы была могущественной, и все меня боялись бы! Девочку я назову Мичжу. Красивая жемчужина.
— Тысячу гымчжонов платите! — потребовал доктор.
— Хорошо, — сказала Чоныль и оплатила «услугу» врача по похищению новорождённого.
Наёмник отнёс тело Чжунхи и бросил в саду, где вскоре его нашёл Чхве Киндэ, вернувшийся домой после удачной поимки преступника. Руки Мичжу задрожали, и она, выронив заколку, заплакала от ужаса и осознания произошедшего; Шингван подошёл к ней и, не спрашивая об увиденном, гладил её плечи, пытаясь успокоить.
— Не стоило тебе это показывать... — прошептал Чхве Киндэ.
Немного придя в себя и вытерев слёзы, Пак посмотрела на главаря «Ёнккори» и задала вопросы:
— Получается, что вы — мой родной отец? Шестнадцать лет меня воспитывал чужой человек? Нет, этого не может быть...
— Я знал, что ты заплачешь, когда узнаешь, что случилось с твоей матушкой, Мичжу, — изрёк Чхве Киндэ. — Теперь я уверен, что ты моя дочь, раз заплакала, прикоснувшись к заколке Чжунхи. Мы оба знаем правду.
— Отец, почему вы не забрали меня от Пак Тхарана? Почему вы не сказали об этом раньше?
— Я не был уверен, что правильно думаю. Боялся, что ошибся. Но теперь, зная о твоих способностях, понял всё. И я виноват перед тобой. Я не смог защитить твою матушку. Как бы я выглядел, если бы сказал об этом?
— Вы ни в чём не виноваты, отец. Вы не смогли предвидеть подобное. Вы не знали, что не только вам был известен секрет моей матушки. Я знаю, что мой секрет известен Шингван-оппе, Хёнсук, Хон Чунгэ и Сукчжону. Доверять могу только Шингван-оппе, Хон Чунгэ и Хёнсук. Пусть Хёнсук была зла на меня, но она не подлая. Чунгэ, может, и зверь, но он никому не раскрывал мой секрет, который, наверняка, сказал ему Сукчжон.
— Ким Шингван до последнего не открывал твой секрет, пока я не сказал, что Чжунхи была ёчжон. Ему ты тоже можешь доверять. Если скажешь, что хочешь выйти замуж за него, то я одобрю этот брак.
Поговорив с новоявленным отцом, Мичжу вышла из комнаты в расстроенных чувствах, и Шингван вышел с ней. Девушка была шокирована, что внезапно узнала такую горькую правду о своём рождении. Она ещё больше возненавидела Шим Чоныль, женщину, которая из-за собственной жадности убила её мать и чуть не превратила Мичжу в такое же чудовище, как Ли Сукчжон. Но ёчжон очень тепло относилась к Пак Тхарану и не могла просто так вычеркнуть годы, которые прожила с ним. Он не был её настоящим отцом, но воспитал её.
«Шим Чоныль! Хорошо, что этот доктор довёл тебя! Наверняка, он брал с тебя ещё больше денег за молчание. Зато ты дорого заплатила за то, что убила мою маму и приказала доктору извлечь меня из её чрева. Но отец... Может, ты просто не знал, что я не твоя дочь? Или знал, но чувствовал вину перед моими родителями, поэтому воспитывал меня?»
— Мичжу, ты в порядке? — словно разбудил её Шингван.
— Оппа, я не могу привыкнуть к этому, хоть многое понимаю. Понимаю, почему Шим Чоныль била меня и ни разу даже колыбельную не спела. И понимаю, что эта незнакомка не просто снилась. Это моя матушка ко мне приходила. Она всегда была рядом.
Пак не сдержалась и снова заплакала; Ким обнял её и погладил её волосы, украшенные его заколками. Неожиданно пришли Чунгэ и Хёнсук. Увидев плачущую Мичжу, служанка задала вопрос:
— Что случилось? Почему Мичжу плачет?
— Она узнала страшную правду и не может смириться с этим, — ответил Шингван.
— Хёнсук, не надо пока её беспокоить, — изрёк Чунгэ и положил любимой руку на плечо.
— Всё хорошо, Хон Чунгэ, — сказала Пак. — Я расскажу, что узнала.
Молодые люди зашли в комнату, где Мичжу пересказала все увиденные воспоминания. Чунгэ и Хёнсук не могли поверить в услышанное.
— Выходит, что Чхве Киндэ жив, хоть и притворяется мёртвым? — удивился Хон, не веря в услышанное.
— Получается, что ты дочь Чхве Киндэ и Мин Чжунхи? — вторила ему служанка.
— Я сама не могу в это поверить... — прошептала Мичжу.
— Тебе надо отвлечься, — изрёк Чунгэ. — Посмотри тренировки с нами.
— Я лучше помогу девчонкам на кухне, — слабо улыбнулась Пак и отправилась с Хёнсук готовить обед.
Чунгэ и Шингван пошли во двор на тренировочные бои, чтобы хорошо отточить свои навыки и быть готовыми к бою в любой момент. Хон сражался с Кимом на деревянных мечах. Чунгэ бил соперника яростно, не щадя его, а Шингван отбивался, стараясь удержаться на ногах.
— А ты силён. Хорошо тебя обучили. Впервые вижу такого соперника, с которым могу сражаться на равных. Тренировки с Хван Кансомом и Ли Донмином не прошли даром, — комментировал Хон, когда оба устали.
— Он тоже не щадил меня, — ответил Ким. — Знаешь, хён-ним, как он сказал? Во время боя тебя никто не пощадит.
— Он прав!
Тем часом Мичжу помогала служанкам на кухне. Хёнсук смотрела на её работу и с улыбкой сказала:
— А Шингван хорошо обучил тебя. Только не забудь посолить мясо, а то будем питаться как в походе.
— Я помню это пресное мясо с грибами, — рассказывала Пак, улыбаясь от нахлынувших воспоминаний. — Но было вкусно, когда мы его жарили на костре, нанизав на деревянные шпажки. Думаю, что приготовим такое, только надо посолить, иначе точно будем питаться как в походе.
Мичжу поняла, что чувствовала себя по-настоящему счастливой. Пусть её новые друзья не являются детьми знатных семей, пусть они не ценители высокого искусства, зато с ними чувствовала себя свободно и легко, зато ей не приходилось стыдиться своих увлечений, зато всегда могла на них рассчитывать. Даже с Ан Чанми и О Хэналь Пак не ощущала такой свободы.
— Мичжу, ты улыбаешься, — изрекла Хёнсук. — Мне нравится, когда ты счастливая.
— Просто кое-что поняла, онни. Поняла, что не положение в обществе важно, а отношение. Даже не знала, что может быть всё по-другому.
— Я не держу на тебя зла, Мичжу. Знаю, что ты хороший человек, просто тогда ты была несчастлива.
После ужина с увлекательной беседой о прожитом дне, где парни хвастались прошедшими тренировками, а девушки своим умением готовить, Мичжу и Шингван отправились в спальню. Ким быстро уснул после тяжёлого для него дня, а Пак не могла заснуть. Этот день был весёлым, но жуткая правда о её рождении не давала ей покоя. Девушка уснула на груди юноши и проснулась от лёгких прикосновений. Мичжу подняла глаза и увидела ту самую незнакомку из сна.
— Матушка, это ты? Как хорошо, что ты пришла, — сказала Пак, сев на краю татами, и на её глазах выступили слёзы.
— Мичжу, ты теперь знаешь правду, — скорее утвердительно, чем вопросительно изрекла Мин Чжунхи, садясь рядом с дочерью.
— Мне тяжело с ней жить. Теперь я понимаю, каково Шингвану. Ему ещё тяжелее, чем мне. Я хотя бы не помню, как тебя убили, а он на всю жизнь это запомнил и до сих пор плачет, когда вспоминает это.
— Что случилось? — задал вопрос проснувшийся Ким и, увидев незнакомку перед собой, сел на татами и, поклонившись ей, сказал: — Госпожа Мин, вы пришли к Мичжу. Не буду мешать.
— Нет, Шингван, ты не мешаешь. Наоборот, я хочу поблагодарить тебя за то, что ты сделал для Мичжу. Ты хороший человек. Ты во многом помог ей.
— Матушка, он многое сделал для меня, — вставила Пак. — Благодаря ему я кое-что поняла в этой жизни.
— Ты повзрослела, Мичжу. Теперь ты отличаешь хорошее от плохого. Я горжусь тобой. Меня так радует, что ты смогла измениться и стать хорошим человеком, понять, что хорошо, а что плохо.
Пак обняла свою мать. Шингван смотрел на них и чувствовал, как слёзы наворачиваются. Он тоже хотел встретить своих родителей, но как?
— Шингван, я знаю, что ты хочешь увидеть своих родителей, — изрекла Мин Чжунхи, словно прочла его мысли. — Они тоже хотят встретиться с тобой. Просто загляни в свою душу и поверь, что они с тобой.
Ким никогда не верил в магию, мистику, ёчжон и привидений, но, встретив девушку с необычными способностями и призрак её матери, понял, что в этом мире возможно всё, поэтому прикрыл глаза и сказал:
— Отец, матушка, я знаю, что вы всегда рядом. Пожалуйста, поговорите со мной.
Неожиданно перед ним появился крестьянин, отдалённо напоминавший его, только лицо украшала небольшая борода, и молодая женщина в сером ханбоке с низким пучком, украшенным медной шпилькой с кончиком в форме длинной ракушки. Родители сели рядом с ним, и Ким не верил в происходящее.
— Шингван, ты стал таким красивым, как твой отец, — изрекла Чан Пинми, обнимая и гладя сына по голове.
— Я горжусь тобой, Шингван, — вставил Ким Хэнмён. — Ты вырос достойным человеком.
Мать заправила длинную чёлку сына за ухо, посмотрела на правую половину его лица, потрогала пальцами шрам и, улыбнувшись, сказала:
— Для нас ты лучший. Неважно, что про тебя говорят другие. Ты даже со шрамом самый красивый. Он не портит тебя. Наоборот, с ним ты выглядишь таким мужественным. Как настоящий воин.
— Он мне напоминает о том, что с вами случилось, — сказал Шингван, плача.
— Не думай об этом, — улыбнулся отец. — Просто живи и не мучай себя этими воспоминаниями. Помни, что мы всегда с тобой, даже если мертвы.
Ким рыдал как ребёнок, понимая, что скоро расстанется с родителями. Чан Пинми обнимала сына, прижимая к груди, и он почувствовал то самое родное тепло, не забытое даже за столько лет; когда мать отпустила его, Ким Хэнмён похлопал Шингвана по плечу и, обнимая его, сказал:
— С нами всё хорошо. Просто живи и наслаждайся этой жизнью. Мы рады, что ты не один, что у тебя есть друзья, что у тебя есть любимая девушка, которой ты так же дорог. Береги её. Помни, что мы всегда с тобой, что бы ни случилось.
— Сынок, не грусти из-за нас, — изрекла мать. — Люби Мичжу и так же заботься о ней, как твой отец заботился обо мне.
Родители вновь обняли Шингвана и, напоследок улыбнувшись, исчезли из комнаты. Тем часом Мичжу плакала на груди своей матери и говорила:
— До сих пор не верю. Я видела, что вспоминал Чхве Киндэ, мой родной отец. Видела твою смерть, когда прикоснулась к этой заколке. Просто не могу поверить, матушка, что я родилась именно так. Но ты всегда была со мной. Это грело мою душу и успокаивало меня. Спасибо тебе за всё, матушка. Только не покидай меня, пожалуйста. Не бросай меня одну в этом мире.
— Мичжу, я всегда с тобой, — улыбнулась Чжунхи. — И в горе, и в радости. Помни, что ты не одна.
— Матушка, приходи ещё через месяц! — На глазах Пак наворачивались слёзы.
— Я всегда рядом, просто ты меня не видишь. Береги Ким Шингвана и заботься о нём. Люби его так же, как он любит тебя.
Обняв свою дочь, Мин Чжунхи исчезла. Шингван и Мичжу одновременно проснулись, сидя на татами; оба горько плакали, прикрывая лица руками, ибо чувствовали опустошение из-за расставания с самыми близкими людьми, которые давно трагически ушли из жизни. Пак прижалась к груди любимого, и тот крепко обнял её, не желая отпускать.
— Наконец-то я увидел отца и матушку, — прошептал Ким, гладя спину девушки.
— Они всегда с нами. Даже если их нет в живых, они всё равно оберегают нас, — изрекла Мичжу.
Выплакав все слёзы, молодые люди легли спать; Пак уснула на животе любимого, и тот гладил её волосы, следя, чтобы она выспалась и не грустила напрасно.
1) Ёнккори (용꼬리) — Драконий Хвост (кор.)
2) Колэ (걸레) — шлюха (кор.)
3) Бёдккот (벚꽃) — сакура (кор.)
Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |