Дорога судьбы (гет)

«Мне вчера исполнилось шестнадцать лет, поэтому пришла пора отправляться в столицу и начинать новую жизнь, начинать осуществлять свои мечты», — размышлял Ким Шингван, глядя на старую потёртую карту, разложенную на столе, и пытался разобраться, какой дорогой идти, чтобы попасть в Нунбушин.

Он был уверен, что в его родной деревне Чольмён не было подходящей для него работы — можно было устроиться либо кузнецом, либо земледельцем. Шингван умел обращаться с металлом и знал толк в кузнечном деле, ибо этому ещё в детстве его обучил его родной отец; после гибели родителей Ким продолжал оттачивать навык, изготавливая холодное оружие. Но он всегда хотел большего — главной мечтой детства являлось желание стать прославленным воином.

— Ты понимаешь, что это опасно? — в очередной раз спрашивал его Юн Минбок. — Тебе не нужно идти в воины. Ты либо погибнешь, либо будешь вынужден совершить поступок, из-за которого будешь страдать всю жизнь. Или не сможешь кого-то спасти и будешь винить себя в том, что не помог.

— Не пожалею, — отрезал Шингван, беря с собой оружие в ножнах и скромную провизию в дорогу, сложенную в рюкзак, похожий на мешок. — Ты не зря меня учил, отец, поэтому я отправлюсь в столицу и стану воином, чего бы мне ни стоило.

— Я обучал тебя для того, чтобы ты смог себя защитить, если на тебя нападут, — объяснял приёмный отец, — но не для того, чтобы ты был пушечным мясом или выполнял работу наёмника.

— Знаю, на что иду. Я буду воином ради того, чтобы защищать наше государство от противников, которые захотят его разрушить.

Распрощавшись с приёмным отцом, понимавшим, что переубеждать бесполезно, юноша свернул в трубочку карту, вышел из дома и направился в сторону запада, где находился Нунбушин, столица государства Ачимтэян, страны утреннего солнца, радующего своим теплом и светом всех людей на планете.

«Хоть бы не наступил дождь, иначе карта размокнет, а я не смогу сориентироваться, куда мне идти. Так, надо повернуть налево...», — размышлял Ким Шингван, снова внимательно изучая карту и населённые пункты.

От родной деревни Чольмён до Нунбушина путь пролегал через леса, поля и две деревни, Пёдыльпанмён и Чонсанмён. Шингван шёл по проторённой дороге, держа перед собой карту Ачимтэяна. Путь предстоял неблизкий, но его мечта стоит того, чтобы пройти по этой дороге. Запомнив маршрут, Ким сложил карту в рюкзак и отправился дальше.

Идя по родной деревне и осматриваясь вокруг, Ким Шингван уже чувствовал тоску по родине, ибо в Чольмёне прошло его детство и юность; в его памяти было много хороших воспоминаний о детстве, но было много и плохих, которые юноша с удовольствием забыл бы, если бы мог. Потрогав на правой щеке шрам от ожога, прикрываемый длинной чёлкой, Шингван прослезился и прошептал про себя:

— Отец, матушка, я не смог вас тогда защитить, когда вас пытали, а мне чуть лицо не сожгли, и теперь этот шрам всегда напоминает о случившемся... Но теперь отправлюсь в Нунбушин и попытаю счастье... Я стану тем, кто будет защищать короля, защищать Ачимтэян, защищать людей от бандитов и преступников.

В родной деревне Шингван нравился девушкам — грубые черты лица, придававшие ему мужественность, чётко очерченные скулы, большой нос с горбинкой, длинные волосы, заплетённые в низкий конский хвост, привлекали внимание. Одна девушка, живущая по соседству, Чжо Гюын, даже говорила, какой он красивый, пока не подняла чёлку и не ужаснулась от шрама, уродовавшего, как ей казалось, его лицо.

— Лучше бы ты не скрывал своё уродство! Так было бы намного честнее! — отрезала Гюын, уходя от него.

Ким загрустил от нахлынувшего воспоминания. Другие девушки более спокойно относились к его шраму, но они для него были не более чем хорошими знакомыми. Главное, чтобы встретилась та, для которой его шрам на лице не будет препятствовать знакомству, чтобы симпатия была взаимной. Именно так рассуждал парень после того, как Гюын его отвергла, хотя он не предлагал ей женитьбу.

Идя по тропе, юноша не заметил, как покинул пределы родной деревни и шёл по дремучему лесу. Наступал вечер, и начинало холодать. Поёжившись от вечерней прохлады, Шингван прислонился к большому дереву, снял рюкзак, достал рисовый пирожок с рыбой и перекусил.

«Вроде ничего не ешь, но так наедаешься. Так вкусно матушка готовит рисовые пирожки», — думал Ким.

Заморив червячка, юноша шёл по лесу, где росли ели, сосны, берёзы, дубы и другие деревья. Путь пролегал через реку Чоёнган, славящуюся своими тихими волнами. Шингван стоял на мосту, смотрел на лёгкие волны и вспоминал, как два года назад он и Юн Киён, старший сын Минбока, вечерами стояли на мосту, опираясь на перила, смотрели в тихую водную гладь и мечтали о будущем.

— Ты знаешь, кем я хочу быть, — изрёк Ким. — А кем хочешь быть ты, хён?

— Я не такой самонадеянный, как ты, — улыбался старший названный брат. — У меня нет таких планов на жизнь. Хочу жить просто: работать мельником и жениться на хорошей девушке из простой семьи. Тем более я даже знаю одну. Гён Хёнчун. Она очень милая.

— Она хочет выйти за тебя замуж? — спросил Шингван. — Думаю, она бы не отказалась от твоего предложения.

— Пока не знаю. Но я сделаю всё, чтобы она полюбила меня, — самоуверенным тоном заявил Киён.

— У нас вполне сбыточные мечты. Если постараться, то мы сделаем всё — наши желания осуществятся, — рассмеявшись, ответил Ким названному брату.

Юноша улыбнулся от нахлынувших воспоминаний, глядя в тёмную речную гладь, в которой отражалось небо, солнце и облака. Становилось прохладнее, и парень ёжился, ибо серая хлопковая чогори и грязно-зелёные хлопковые пачжи плохо согревали в летнюю ночь; соломенные чипсины натирали ступни, причиняя небольшое неудобство, но Шингвана это не останавливало. Он продолжал идти дальше, ориентируясь по памяти. Услышав вой дикого животного, юноша машинально схватился за меч, который сам когда-то изготовил.

Ким вспомнил, как когда-то отправился с приёмным отцом в лес за грибами пёго. Тогда мальчик, решив посмотреть необычный белый лесной цветок, отошёл чуть дальше от Юн Минбока; внезапно на него напал медведь и повалил его. Ким почувствовал резкую и невыносимую боль в спине, словно его плоть разрезали тупыми ножами, и от страха отполз в сторону. Приёмный отец одним ударом меча отрубил зверю голову, тем самым спас мальчика от страшной гибели. После случившегося, когда Шингван оправился после нападения, и на его спине остались четыре крупных шрама, Минбок принял решение обучить Кима необходимым навыкам по самообороне, чтобы тот мог защитить себя в случае нападения.

---

Примечания:

Объясняю каждый вид одежды.

Ханбок (한복) — это, другими словами, национальный костюм. Чогори (초고리) — верхняя часть ханбока, жакет. Пачжи (바지) — свободные мешковатые штаны. Чхима (치마) — юбка. Кат (갓) — та самая шляпа из конских волос на бамбуковой основе. Саткат (삿갓) — соломенная шляпа в конической форме. Топхо (도포) — вид пальто. Хва (화) — сапоги.

Хёнсук закрыла дверь за спящим Шингваном и отправилась на улицу — ей нужно было полить клумбу и убрать сорняки с грядок. Служанка держала стальную лейку, на донышке которой появилась небольшая дырка от падения на камень, из-за чего во время переноса от бассейна к клумбе количество воды уменьшалось примерно на четверть. Девушка поливала цветы и услышала тоненький голосок:

— Эй, Хёнсук! Что там у тебя? Лейка всё ещё протекает? Как и ум у тебя из головы. Что же ты не отдашь лейку местному кузнецу, чтобы он её сделал?

Хёнсук подняла глаза на дочь хозяина. Двенадцатилетняя девочка стояла перед калиткой, и её жёлтая чхима с красной чогори развевалась по лёгкому ветерку; её миловидное лицо с правильными чертами скривилось в усмешке; дочь хозяина смотрела тёмно-карими глазами на служанку с некоторой брезгливостью. Поправив заколку в виде ряда из трёх красных цветов и махнув длинной чёрной косой до пояса, Пак Мичжу похихикала и отправилась в дом. Хёнсук в очередной раз с ненавистью смотрела вслед молодой госпоже, желая изуродовать ей лицо.

«Вот же крыса мелкая! Думает, что ей всё можно, раз богатая! Но ничего — когда-нибудь ты ещё заплачешь и взвоешь о помощи!» — про себя думала служанка.

Зайдя в дом, Мичжу встретила отца и, поклонившись, поприветствовала:

— Здравствуйте, отец.

— Где гуляла, Мичжу? Снова общалась с Ан Чанми и О Хэналь? — спросил Пак Тхаран.

— Да. Чанми-онни пересказывала мне один роман, где богатая девушка встречалась с молодым человеком из деревни, и всё хорошо закончилось, потому что деревенский парень многого добился сам. Мне не понравился этот пересказ, ведь такое невозможно. Деревенщина не станет умнее.

— Это почти невозможно, ибо разные интересы и разный уровень знаний не позволит двум людям жить вместе, если она богачка, а он бедный. Особенно когда бедняк ни к чему не стремится и не хочет стать больше, чем просто кузнецом, земледельцем или другим ремесленником. Будут ссоры, которые их вскоре разлучат. Кстати, Мичжу, я нашёл нам телохранителя. Теперь мы будем в безопасности.

— Это уже интересно, — улыбнулась дочь. — Кто он? Надеюсь, он не сбежит, как сбежал Сон Ёнгим от госпожи Мин Чжиндаль, вдовы Чхве Хэмо, и до сих пор непонятно, где он.

— Не думаю, что Ким Шингван сбежит. Этот юноша был храбрым, когда спас меня от пятерых наёмников, которые пытались меня убить. Он из деревни, так что вряд ли захочет вернуться обратно.

— Из деревни? — скривилась девушка. — Отец, что у тебя за привычка брать всякую деревенщину к нам домой? Сначала эта дурочка Хёнсук, а теперь ещё и этот деревенский дурачок.

— Плохой пример подавала тебе матушка. Не нужно судить о людях только по их происхождению. Иногда они могут быть полезны нам. Ты же не думаешь, что сын знатного господина будет нам прислуживать, получая малое жалование? А деревенщина готова на любую работу, лишь бы выбраться из своего полунищего состояния. Всё зависит от того, что она выберет. Если мыть полы и готовить еду, как Хёнсук, то никуда она больше не сможет пойти, потому что прислуга — это уже край. Если быть телохранителем, как Ким Шингван, то можно со временем вырасти в воина.

— Ну да. С паршивой козы хоть клок шерсти можно состричь. Если он, конечно, хороший. Посмотрим, какой из него выйдет воин...

— Он хорошо справится, если его как следует обучить. Хотя, он вполне хорошо обучен, просто нужно его регулярно тренировать, чтобы навыки не утратил.

Поговорив с отцом, Мичжу отправилась в свою комнату, взяла книгу в бежевом картонном переплёте, где читала иероглифы, составленные в длинный роман о знатной девушке, которая вынуждена была стать рабыней в родном доме, ибо так захотела новая жена её отца и две дочери этой жены от первого брака.

«Интересно, что же Дэён сделает, чтобы выйти из этого порочного круга?» — спрашивала про себя Мичжу, откладывая книгу.

Приняв ванну, подготовленную Хёнсук, дочь чиновника переоделась в белый ханбок, предназначенный для сна, и легла спать. Только закрыла глаза и тут же очутилась в солнечном зелёном лесу. Каждую ночь с двадцатого на двадцать первое число любого месяца ей во сне являлась женщина. В ту ночь ей снова приснился этот же сон. Мичжу ходила одна по проторённой тропинке в зелёном лесу. Ярко светило солнце, вокруг пели птицы. Девочка улыбалась, глядя на эту красоту.

Перед ней возникла молодая девушка в оранжевой чогори с белой каймой и тёмно-коричневой чхиме; её ханбок украшен расписными цветами. Видно, что эта девушка была замужем, ибо её низкий пучок на затылке украшала большая позолоченная шпилька с согнутым наконечником из нефрита песчаного цвета.

— Мичжу, — ласковым нежным голосом, звучащим, словно журчание ручейка, позвала незнакомка. — Я целый месяц тебя не видела.

— Госпожа, — ответила девочка, — я тоже соскучилась по вас. Хоть я дружу с двумя девушками, мне всё равно как-то одиноко. Не чувствую, что они мои надёжные подруги.

Девушка обняла Мичжу и погладила по голове. Прижавшись к её груди, Пак почувствовала такое тепло, словно родная мама обняла её. Когда незнакомка отпустила её, Мичжу улыбнулась и предложила:

— Давайте прогуляемся по лесу, госпожа.

Обе девушки ходили по лесу одни, наслаждаясь каждым мгновением сна, отпущенного всего на несколько часов. Мичжу весело щебетала незнакомке о своей жизни:

— У меня всё прекрасно — живу, общаюсь с подружками. Мне нравится, как Чанми рассказывает о далёких странах за пределами Ачимтэяна. Её отец, министр иностранных дел, постоянно путешествует в далёкие земли. Сколько подарков она привезла, когда поехала с ним в Маритаим, страну, всегда окружённую туманом. Она мне подарила маленькую шпильку в виде лилии. Это символ Маритаима.

— Это хорошо, только не придётся ли тебе потом расплачиваться за этот подарок? — задала вопрос незнакомка.

— Не думаю. Чанми хорошая девушка. С ней очень интересно общаться. Хэналь тоже такая умная и всё знает. Побольше бы таких людей.

— Знаешь, многое меняется, поэтому не нужно сильно полагаться на людей, — ласково проворковала незнакомка, потрепав Мичжу по макушке. — Можно положиться только на того, кто тебя чувствует, понимает без слов. С кем можно даже просто помолчать. Такого человека ты узнаешь по тому, как хорошо он относится к тебе.

Шло время. Всё оставалось по-прежнему — Шингван продолжал жить в доме министра Пака, сопровождать его дочь во время дальних прогулок за пределами дома, выполнять небольшую работу вроде починки металлических предметов, принимать заказы у чиновников и учёных, получая за это хорошее жалование, и тренироваться с наследным принцем и дочерью наставника Хвана. Мичжу всё так же «развлекалась» с прислугой, задевая её своим острым языком, читала книги, общалась с подругами, гуляла по городу в сопровождении ненавистного телохранителя. Хёнсук продолжала работать служанкой и за глаза обсуждать госпожу, поливая её грязью, злобно «критикуя» всё, что она говорит или делает. Такой порядок вещей казался незыблемым, пока постепенно не наступили новые времена.

Однажды вечером Мичжу сидела в своей комнате одна и читала любимую книгу о спящей девушке, на которую наслала проклятье злая ёчжон, из-за чего та спала пятьсот лет; разрушить это заклятье мог только поцелуй принца, который сможет искренне проникнуться историей этой спящей девушки. Пак уже не говорила, что волшебства не существует, а чудес не бывает, ибо для неё это был непреложный факт. Так было до той минуты.

После празднования своего четырнадцатого дня рождения девочка посмотрела на стоящую на полке шкафа расписанную красной и синей краской фарфоровую вазу, подаренную ей в позапрошлом году министром наук Ким Тэчжуном. Пак пошевелила пальцем и заметила, что ваза двигается туда-сюда сама по себе. Мичжу согнула руку; ваза, переместившись на край полки, упала и разбилась. Силой мысли именинница подняла осколки, но восстановить при помощи магии у неё не получилось.

«Неужели я чудовище? Неужели я могу делать такое? Нет-нет, надо скрывать свои способности, иначе меня убьют или отправят в академию на опыты. Но только вазу жалко. Хоть она мне не особо нужна, но всё равно хорошая вещь».

Обдумав случившееся и приняв решение не рассказывать об этом никому, Мичжу позвала Хёнсук и потребовала:

— Прибери тут.

Служанка сметала осколки вазы и про себя смеялась и злорадствовала над госпожой, которая долгие годы её дразнила:

«Что, Мичжу, тоже криворукая? Тоже не смогла вазу на столе удержать?».

Вечером Шингван закончил делать декоративные подковы для одного знатного господина и отправился ужинать. Во время еды Хёнсук спросила:

— Хочешь, я тебе настроение подниму?

— Нуна, мне не нужны твои новые сплетни о госпоже. Лучше дай мне спокойно поесть, пожалуйста.

— Ты не хочешь узнать, как она на ровном месте вазу уронила?

— Зачем мне это знать? Все что-то роняют. Что с того? Нуна, я тебе не раз предлагал — давай, я научу тебя читать и писать. Возможно, так мы найдём другие темы для разговоров. Хоть книги обсудим. Но нет — тебе трудно, тебе неинтересно, тебе не нужно.

— Сколько времени прошло, а всё по-прежнему, — усмехнулась пришедшая Мичжу. — Хёнсук всё так же меня обсуждает, а Шингван защищает. Телохранитель Ким, ты случайно не влюбился в меня?

— Нет, госпожа, я не испытываю никаких чувств ни к кому, — заявил Шингван. — Просто живу здесь и выполняю свою работу.

— Ну не знаю. Мало ли, что у тебя на уме.

Пак, смеясь, отправилась в свою комнату читать следующую главу книги о спящей красавице. Шингван, доев свой ужин, тоже отправился изучать историческую книгу о великом воине, славящемся победной борьбой против злых ёчжон, злоупотреблявших своими силами в своих злых целях. Ким читал, но не мог сосредоточиться на сюжете, ибо его мысли занимала она. Пак Мичжу. Шингван не мог вспомнить, когда он почувствовал к ней симпатию. Два года назад, когда они впервые встретились? Или гораздо позже?

Телохранитель чувствовал себя ужасно: ему не хотелось испытывать это гадкое чувство, эту безответную любовь. Когда-то он считал невзаимную влюблённость глупостью, которую можно победить, но со временем понял, что это ощущение тяжести в сердце от избытка целой гаммы чувств — не миф. Глядя на госпожу, Ким видел её как весёлую маленькую девочку, хотя ей только что исполнилось четырнадцать лет; ему нравилось слушать её музыку, играемую на тансо, ему нравилось её пение, ему нравилось в ней всё — даже её капризный характер. В короткие минуты слабости Шингван жалел о своём незнатном происхождении — если бы его отец был министром, а не простым кузнецом, то Мичжу была бы его.

«Почему я не родился в богатой семье? Почему мои чувства проснулись к той, которая меня не любит? Как мне забыть её или просто разлюбить, если даже её самое обидное слово меня не отвращает от неё?» — часто задавал вопросы Ким.

Практически каждую ночь Шингван думал о своей невзаимной симпатии к госпоже, а днём старался отвлечься от этих мыслей работой в кузнице или тренировками с Донмином и Чжакму в надежде, что со временем эти чувства утихнут, и всё будет по-прежнему. Пока ему приходилось просто тихо страдать от неразделённой любви, не надеясь на взаимность. Госпожа продолжала его оскорблять, и её слова, словно остриё кинжала, пронзали его сердце, причиняя ему всё больше и больше боли. Шингван не оставлял колкости хозяйки без ответа и просто вежливо осаждал её, не позволяя ей ещё больше унижать его. После каждой «шутки» Мичжу он задавал одни и те же вопросы, не находя на них ответ:

«В чём я перед вами виноват, госпожа? За что вы меня так ненавидите?»

В этот же вечер Мичжу мучилась от внезапно открывшейся ей правды о ней и не могла принять свою силу. Прислушиваясь к каждому шороху за дверью, она мысленно передвигала подушки по татами и разворачивала одеяло. После долгих размышлений о своих необычных умениях Пак легла спать, и её мгновенно сморил сон, где снова увидела незнакомку. Девушка явилась прямо у неё в комнате. Сидя на татами, незнакомка погладила девочку по голове и ласково сказала:

— Мичжу, ты теперь ёчжон. Я рада, что ты открыла свою силу. Только храни свой секрет.

— Это потому, что я чудовище? — задала вопрос девочка.

— Не только потому, что люди тебя не примут и не поймут, — объяснила девушка. — Твоя сила будет нужна кому-то в корыстных целях. Поэтому будь осторожна всегда. Нельзя, чтобы кто-то тебя использовал в своих целях, иначе Ачимтэян и все другие страны будут в опасности.

Мичжу прислушалась к словам странной незнакомки и старалась быть осторожной, чтобы мысленно что-то не передвинуть, иначе у неё возникнут проблемы, которые невозможно будет решить.

Странности продолжались: однажды Пак прикоснулась к забору, и перед ней возникло видение — Хёнсук сплетничает с другой служанкой и весело смеётся.

— Знаешь, Шингван влюбился в эту дурочку Мичжу, — рассказывала служанка в доме министра Пака.

— Как ты догадалась? — не поняла девушка в грязно-розовом ханбоке, служанка в доме молодого учёного, живущего по соседству.

— Просто он постоянно защищает её и предлагает сменить тему, когда я начинаю её обсуждать.

— Дурак. Значит, точно влюбился! Если он её защищает, то значит влюбился.

— Только было бы, кого любить! Заносчивая противная девица! Думает, что если у неё отец чиновник, то ей всё можно!

Видение исчезло, и Мичжу только смеялась — даже если этот деревенский паренёк влюбился в неё, то у него в любом случае нет шансов. Она может быть женой только аристократа, а не какого-то выходца из далёкой деревни.

Решив отвлечься от мыслей о противном телохранителе, смевшем ещё что-то высказывать, Пак вспомнила речку Хвагикан, на которой часто устраивали праздники; на эту речку девочка любила ходить с подружками и веселиться, сидя на берегу и бегая по прозрачным водам. Только представив, что она там, Мичжу очутилась на берегу этой реки.

— Что это? Я переместилась на реку Хвагикан? — не понимала Пак, осматриваясь вокруг.

Решив, что здесь её никто не видит, девочка решила испытать свои силы. Мичжу, сконцентрировавшись, силой мысли подняла большой камень, лежащий на берегу, и бросила в воду. Новоявленная ёчжон вспоминала детство: она, ещё маленькая девочка, сидела на берегу с Ма Аксан. Девочки бросали камни в воду и смотрели на круги, появлявшиеся от удара и погружения маленького кусочка скалы.

«Интересно, как теперь живёт эта девочка? Когда её отец, Ма Дамчхи стал градоначальником Ханманчжу, они переехали туда, и мы с ней больше не виделись. Как она изменилась? Помнит ли она меня? Вспоминает ли она всё, что у нас было?»

Вспомнив прошлое и побросав ещё немного камней, передвигая их взглядом, Мичжу снова переместилась на задворки своего дома. Оглядываясь, она смотрела, нет ли поблизости кого-то, кто мог бы заметить её внезапное появление из ниоткуда.

«Никого… Как хорошо, что мне удалось переместиться незамеченной. Вдруг кто заметит. Даже если это будет Шингван, всё равно надо быть осторожной».

После этого Пак стала часто перемещаться на берег реки Хвагикан. Там никого не было, и можно было испытывать свои способности по перемещению предметов по воздуху, не боясь быть настигнутой врасплох. Мичжу была там одна, и не было поблизости этого противного, по её мнению, Шингвана, который ничего плохого ей не сделал, но ужасно раздражает. Ей было хорошо наедине с собой, когда не встречалась с подругами.

Она всегда была осторожна с перемещениями. Когда ей хотелось пойти на речку и побросать камни, не касаясь их, она выходила за калитку, забегала на задний двор и исчезала, появляясь на берегу Хвагикана. Когда Мичжу передвигала камни, всегда оглядывалась, чтобы никто за ней не наблюдал, и старалась осторожно действовать.

Однажды Пак сидела на берегу реки одна и грустила. Днём ранее её лучшая подруга Чанми уехала в Маритаим. Отец выбрал в ей в другой стране жениха среди знати. Мичжу вспоминала, что произошло в тот день. Чанми со своим отцом стояла возле паланкина и плакала. С одной стороны ей не хотелось уезжать жить в другую страну, ибо в Ачимтэяне прошла вся её жизнь, но с другой стороны она будет жить в Маритаиме, стране больших возможностей. Пак пришла проводить подругу в сопровождении вооружённого Шингвана. Девочка плакала и, обнимая подругу, говорила ей:

— Чанми-онни, мне очень грустно, что ты уезжаешь. Будь счастлива со своим мужем.

— Мне тоже грустно. Расставаться всё грустнее и грустнее…

Пришедшая проводить её Хэналь тоже плакала от осознания того, что, возможно, никогда не увидит лучшую подругу и сказала напоследок:

— Весёлой вам свадьбы и долгих лет совместной жизни. Пусть они всегда будут наполнены счастьем.

Ан села в паланкин, и он скрылся среди лесных деревьев. Мичжу отправилась домой и по дороге вспоминала все рассказы Чанми об этой далёкой чужой туманной стране, в которой Пак хотела просто побывать и увидеть её. Шингван шёл с ней и осматривался по сторонам; он хотел её утешить, но разумом понимал, что она не будет лучше к нему относиться и ещё что-то обидное скажет ему в ответ, поэтому просто мысленно жалел её. Ничего подозрительного пока не было, и дорога обещала быть спокойной. Девочка была так поглощена воспоминаниями о прогулках и разговорах с Чанми и Хэналь, что даже не хотела обижать телохранителя Кима, хоть он продолжал её раздражать.

Внезапно на не успевшую опомниться Мичжу напал неизвестный в маске: он схватил её за руку и приставил нож к её горлу. Ни о чём не думая, Шингван вынул из ножен меч и, молнией забежав сзади, чтобы не навредить госпоже, ударил его. Противник взвизгнул и выронил нож, и телохранитель, взяв кинжал, перерезал ему горло. Пак хотела убежать, но Ким схватил её за руку со словами:

— Госпожа, стойте здесь. Он может быть не один.

Перед ними появились ещё три наёмника. Шингван дрался с ними не на жизнь, а насмерть: они пытались ранить его мечом, но Ким увёртывался и нападал на них. Телохранитель метнул в одного из них кинжал и попал в глаз. Наёмник истошно закричал и упал замертво. Два других пытались напасть на Шингвана, но тот резко увёртывался. Забежав к одному сзади, Ким схватил его и своим кинжалом перерезал ему горло. Третий кинул в противника суриком ⁽¹⁾ в виде звёздочки; телохранитель увернулся и получил оружие в правое плечо.

— У тебя явно сбит прицел.

Ким извлёк лезвие из руки и метнул его так, что нападавший получил его в шею. Обильное кровотечение из раны показало, что противник мёртв. Не говоря ни слова, Шингван схватил Мичжу за руку и побежал домой.

— Остановись! — приказала Пак.

Ким остановился и готов был выслушать очередную порцию унижений, но внезапно девушка наклонилась, оторвала длинный лоскут ткани из нижней юбки чогори и принялась перевязывать рану на его плече.

— Хоть ты и деревенщина, но спас мне жизнь. Не могу не отблагодарить тебя, поэтому надо остановить кровь. Не могу отказать человеку в помощи, даже если он мне противен.

Девочка перетянула рану на руке; Шингван посмотрел на её шею и заметил неглубокую царапину от ножа.

— Госпожа, оторвите, пожалуйста, ещё лоскут. У вас на шее кровь.

— Да с радостью, — проворчала Мичжу и оторвала ещё лоскут.

Ким осторожно перевязал шею молодой госпожи. Оказав друг другу первую помощь, дочь чиновника и её телохранитель отправились домой. Девочке было страшно — вдруг ещё что-то случится. Шингван понял, что его хозяйка вредная и капризная, но где-то в глубине души у неё доброе сердце, раз помогла раненому телохранителю, невзирая на собственную неприязнь.

Мичжу вернулась домой и, улёгшись на татами, заплакала от пережитых за день впечатлений: уехала её лучшая подруга, и, возможно, дружба сойдёт на «нет», ибо у Чанми будет своя жизнь; ещё на неё напали неизвестные, но, к счастью, рядом был Шингван. Возможно, её так же хотели убить, как убили всю семью Квон Хисока для его устрашения, чтобы он отказался от своих идей. Теперь так же охотятся на неё из-за идей её отца.

Шингван обработал свои царапины и перевязал большую рану на плече. Разумом он понимал, что госпожа хоть и остановила кровотечение в качестве благодарности, но лучше относиться к нему не будет, ибо он ей не пара и никогда ей не будет; но сердцем ещё больше воспылал к ней чувствами, понимая, что она не такая плохая, что в глубине души она очень добрый человек, хоть и пытается это скрыть за маской холодности и грубости.

После обработки и перевязки ран, водных процедур и принятия лекарств Шингван отправился ужинать. Хёнсук ела с ним, слушала рассказ о произошедшем, неприкрыто злорадствовала и говорила:

— Как же здорово смотреть, как эта дурочка плачет. Прямо на душе приятно становится, когда у Мичжу что-то плохое происходит. Зря ты её спас. Лучше бы убили.

— Нуна! — не выдержал Ким. — Человек плачет, а тебе весело! Что в этом приятного?! Я знаю, что ты ненавидишь госпожу, но зачем злорадствовать?! Зачем ты желаешь ей смерти?! Она никому ничего такого плохого не сделала! Она никого не убила и не ограбила! Есть люди, которые ещё больше заслуживают смерти! Госпожа её не заслужила!

— Шингван, ты почему за неё заступаешься? Она тебя унижает, а ты её жалеешь.

— Просто я понимаю, что значит прощаться с кем-то. Поэтому не надо говорить, почему я за неё заступаюсь. Хочу показать, что я — не она, поэтому веду себя не так. Не хочу быть таким же. Она чуть не погибла. Нуна, у тебя совесть есть? Мне неприятно есть с тобой.

Мичжу рассказала о произошедшем отцу и отправилась к себе в комнату, даже не зайдя в столовую для прислуги, чтобы в очередной раз поставить на место Хёнсук. Впечатлений ей хватило на целый день, и ей нужно было отдохнуть. Служанка сидела довольная, что хоть один день эта «мерзкая девица» помолчит; Шингван переживал за неё — он понимал, что госпожа чувствует себя ужасно после случившегося. Ким отправился в свою комнату и снова читал свою любимую книгу о борце со злыми ёчжон, стараясь не думать о Мичжу.

В тот день Пак, переместившись на своё любимое место, сидела на берегу Хвагикана и смотрела в водную гладь, прокручивая все хорошие воспоминания о Чанми. Девочка не хотела думать о вчерашнем нападении и о том, как неприятный ей человек её защитил. Неожиданно чей-то бархатный мужской голос позвал её:

— Госпожа, вы хорошо себя чувствуете? Вам помочь?

Мичжу обернулась и увидела перед собой чуть смугловатое по-детски приятное лицо молодого человека в большом кате, в небесно-голубом ханбоке и жёлтом чогори. Его улыбка завораживала девочку, и ей хотелось улыбнуться ему в ответ.

— Добрый день, — улыбнулась Пак и поклонилась. — Всё в порядке. Чувствую себя очень хорошо.

— Я вижу, что вам очень грустно. Но ничего — все проблемы всегда проходят. Как вас звать?

— Я Пак Мичжу. Дочь министра финансов Пака. А вы?

— Я Ли Сукчжон. Сын короля Ли Дэёна.

Если бы это был наследный принц Ли Донмин, то девочка склонилась бы перед ним, но это сын короля и наложницы, из-за чего она только поклонилась ему в знак расположения.

— Почему такая красавица грустит тут одна?

Бархатный голос Ли Сукчжона словно завораживал своими приятными нотками, располагая к себе, и девочка рассказала ему:

— Вчера моя лучшая подруга отправилась в Маритаим, где планирует выйти замуж. Мы с ней больше не встретимся, хотя она такой интересный собеседник. С ней можно болтать обо всём. Ещё на меня напали, но меня защитили.

— Много у вас было впечатлений за один день. Давайте, я провожу вас до дома, а то вдруг кто нападёт на вас. Надо же защищать такую красавицу.

Мичжу согласилась прогуляться в сопровождении принца. Всё было как в сказке — она, прекрасная девушка, идёт в сопровождении такого красивого молодого человека, к тому же принца, что Пак и озвучила новому знакомому.

— Подожди немного, и твоя жизнь будет ещё сказочнее, — перешёл на более свободное общение принц. — Если хочешь, можешь называть меня оппой. Просто хочу, чтобы мы были чуть ближе друг другу. Ты мне очень интересна.

— Оппа, вы тоже меня уже заинтересовали, — улыбнулась Мичжу, идя с этим молодым человеком, не смея даже за руку его взять.

— Не бойся. Всё будет хорошо, — ответил Сукчжон, взяв девочку за руку. — С тобой я, принц Сукчжон. Со мной тебе никто не страшен.

Пак прикрыла глаза и увидела, как женщина в зелёном тани ⁽²⁾, украшенном золотистыми цветочками, и синей чхиме сидела на полу и вышивала цветок. Рядом играл маленький мальчик в нежно-зелёном ханбоке. Незнакомка гневно посмотрела на него и крикнула:

— Сукчжон, какой же ты невыносимый! Уходи в свою комнату и не мешай церемонии!

Придворная дама вынула из низкого пучка большую шпильку с наконечником из зелёного нефрита, украшенным двумя маленькими розовыми цветочками, и запустила её в мальчика. Получив удар от брошенной в него заколки, Сукчжон заплакал и убежал в комнату, где закрыл дверь и крикнул:

— Я ненавижу тебя, мать! Для чего ты меня родила?

Видение исчезло, и девочка пыталась понять, что она увидела. Заметив странное состояние новой знакомой, принц задал вопрос:

— Что случилось, Мичжу? Тебе плохо?

— Ничего страшного. Просто задумалась.

— О чём?

— Как же тяжко расставаться с подругой. Мы столько лет дружили и неожиданно разлучились. Грустно это…

Мичжу намеренно обманула принца, ибо знала, чем для неё обернётся рассказ об истинной причине её задумчивости, поэтому решила не рисковать.

— Знаешь, одни друзья уходят, а другие приходят, — поделился молодой человек своими мыслями. — И вообще нет идеальной дружбы. Есть просто симпатия к определённому человеку. Она постепенно, но уходит. Остаётся просто хорошее отношение. Если оно вообще остаётся.

Молодые люди шли и смеялись, делясь своими мыслями о дружбе и о любви. Девочка считала дружбу и любовь чем-то возвышенным и приятным в жизни людей, а Ли, напротив, был уверен, что «вся эта симпатия» бессмысленна, ибо люди рано или поздно раскрывают свою зачастую тёмную сущность. Мичжу не заметила, как подошла к своему дому; остановившись возле калитки, сказала:

— Мне нужно со стороны задворок зайти, а то телохранитель заметит моё отсутствие. Он слишком умный, хоть и из деревни. Ещё отцу расскажет, что я уходила без разрешения.

— Деревня — она и есть деревня, — заявил Сукчжон. — Они всегда держатся за своё жалкое жалование.

— Да, ты прав. Я их терпеть не могу. Потому что они грубые и неотёсанные. С ними не о чем разговаривать. Они только и могут пить сочжу да обсуждать других, ибо сами ничего собой не представляют.

— Я жил одно время среди крестьян. Ужас! Они меня ненавидели за то, что я принц. Просто завидовали мне, сыну короля, поэтому ненавидели меня. Сколько я от них натерпелся…

Молодые люди подошли к дому министра Пака. Попрощавшись с новым знакомым, Мичжу забежала за задворок и зашла к себе домой. Во дворе раздавался стук молота о металл.

«Всё ясно — этот дурачок работает. Ему не до меня. Так что смогу встречаться с принцем Сукчжоном, когда Шингван колотит».

Но принц решил действовать иначе — через две недели после знакомства Сукчжон постучался в калитку. Шингван открыл её и, увидев незнакомого молодого человека, поклонился и задал вопрос:

— Господин, вы кого хотите видеть?

— Пак Мичжу. Это ты тот самый деревенский дурачок, которого министр Пак взял в телохранители? С дороги! Я хочу увидеть Пак Мичжу! — грубым голосом отчеканил принц и прошёл во двор, толкнув телохранителя плечом.

— Оппа, всё в порядке, — успокоила Сукчжона вышедшая из дома девочка. — Он просто делает свою работу. Шингван, иди на кухню и докуй там горшок — заказчик ждёт.

— Пусть этот дурачок будет почтителен со мной. Эй! — обратился он к Киму. — Ты должен знать, что я Ли Сукчжон, сын короля Ли Дэёна. Так что будь повежливее.

— Вам тоже не мешает быть вежливее, — не остался в долгу телохранитель. — Всё-таки вы сын короля и должны держать лицо.

— Ты что сказал, деревенщина?!

Сукчжон замахнулся на Шингвана; тот схватил его кулак и, глядя в глаза нападавшему, спокойно сказал:

— Знаете, вы не должны показывать, что вас можно разозлить. Вы всё-таки принц, поэтому поведение должно быть соответствующим.

Поняв, что «этого противного крестьянина» ничем не проймёт, Сукчжон только резко дёрнул руку, слегка оттолкнув Кима, сплюнул и отрезал:

— Да уйди уже в свою кузницу! Раздражаешь!

— Как скажете, господин, — улыбнулся Шингван и, поклонившись, отправился на кухню доделывать свою работу.

— Да что он о себе возомнил?! — крикнул принц.

— Оппа, не обращайте внимание, — поспешила успокоить его Мичжу. — Он и со мной так разговаривает. Давайте лучше поговорим о том, что вы больше всего любите.

Пак хоть называла Ли братом, только не могла приблизить его к себе, поэтому общалась с ним вежливо. Шингван выковывал металлический горшок и пытался сосредоточиться на работе, но мысли о новом знакомом не давали ему покоя.

«Это и есть хён наследного принца? Он ещё мерзотнее, чем я думал. Сын наложницы, а кичится так, словно он чего-то добился. Но он лучше меня в глазах госпожи потому, что он сын короля, а я сын кузнеца. Но ничего — когда-нибудь госпожа увидит всю его мерзкую сущность и поймёт, как ошиблась, выбрав этого противного человека себе в друзья».

Сукчжон и Мичжу ещё долгое время разговаривали обо всём и ни о чём, попили чай, принесённый Хёнсук. Молодые люди распрощались, и принц с улыбкой сказал девочке:

— Мичжу, ты очень милая и интересная девочка. Рад буду ещё раз сюда прийти. Хороший чай. Хоть какая-то польза от деревенщины, когда она что-то умеет делать руками.

— Приходите ещё, оппа, — проворковала Пак, поклонившись. — Всегда рада вас видеть.

Принц отправился восвояси, а девочка стояла у калитки и смотрела ему вслед. Тем часом домой вернулся Пак Тхаран и, заметив уходящего молодого человека, потребовал:

— Мичжу, пошли домой. Есть разговор.

Девочка покорно отправилась за отцом, понимая, о чём он будет. В доме за ужином Пак Тхаран задал дочери вопрос:

— Кто этот молодой человек?

— Это принц Ли Сукчжон. Сын короля Ли Дэёна. Он очень хороший и такой интересный человек. С ним приятно общаться.

— Я понимаю, что ты очень молода и пока мало что в жизни понимаешь, но поверь мне — даже если тебе исполнится шестнадцать, и ты сможешь вступить в брак, то я не дам тебе согласия на брак с Ли Сукчжоном. Не потому, что он сын наложницы и является наследником трона второй очереди. Он мне не внушает доверия. Я не могу доверить свою дочь каждому, кто попросит её руки, поэтому не надейся, что он будет твоим мужем.

Мичжу задумалась над словами отца — с одной стороны ей не нравилось, как Сукчжон рассуждает о любви и дружбе, но с другой стороны… Он кажется ей таким симпатичным юношей. Пак в любом случае вышла бы замуж за принца, если бы тот предложил, невзирая на протест отца.

— Отец, мне очень приятен этот человек. Я хочу быть с ним.

— Знаешь, со временем ты поймёшь, как ты ошибаешься. Просто сейчас ты молода и неопытна, но всё равно ты научишься разбираться в людях.

— Я всё равно буду с ним дружить, хочешь ты или нет, — продолжала упрямиться Мичжу.

— Дружить я тебе не запрещаю, но замуж за него ты не выйдешь.

Обидевшись, Пак отправилась в комнату и читала сказку о спящей принцессе, но из-за несогласия её отца на свадьбу с Сукчжоном настроение было испорчено на весь вечер. Стараясь не обижаться на отца, Мичжу читала книгу, стараясь сосредоточиться на сюжете.

«Со временем отец всё-таки примет Сукчжона и даст согласие на нашу с ним свадьбу».

Тем часом Шингван ужинал с надоевшей ему Хёнсук и в очередной раз слушал её возмущение; от внимания служанки не ускользнул тот факт, что Мичжу начала встречаться с парнем.

— Ты видел её парня? — задала вопрос служанка. — Ну и что, что он господин и сын короля. Но это не отменяет тот факт, что его мать крестьянка из деревни, наложница короля. Так-то он смазливый, только характер мерзкий. Они с этой дурочкой Мичжу друг друга стоят.

— Я заметил, что у него мерзкий характер, — ответил Шингван. — Но я знаю, что госпожа может быть хорошей. Она мне рану перевязала.

— Хм, подумаешь! Сегодня рану перевязала, а завтра дурачком обозвала. Знаю я таких!

— Ты бы на себя посмотрела, Хёнсук! — вставила зашедшая Пак. — Сама ведёшь себя как. Хоть кому-то помогла в своей жизни? Нет? На нет и суда нет. Что молчишь? Язык проглотила? Ну что ещё взять с тебя. А ты, Шингван, конечно, молодец, что спас меня, но не думай, что я должна об этом помнить всю жизнь.

— Госпожа, мне от вас ничего не нужно, — ответил телохранитель. — Я просто выполняю свой долг.

Девочка ушла к себе в комнату. Неожиданно для себя Ким обрадовался, что госпожа снова подшутила над Хёнсук.

«Приятно, когда она улыбается. Ведь её улыбка для меня лучшая награда».

— Дура! — проворчала служанка. — Неблагодарная! Шингван, почему ты позволяешь так с собой обращаться?

— Я не думаю, что она настолько плохой человек, чтобы её так ненавидеть. И вообще, нуна, мне неприятно с тобой общаться. Ты только и делаешь, что говоришь гадости про госпожу.

— Я говорю правду. Просто ты ничего не хочешь видеть.

Ким не смог спорить с Хёнсук, ибо переубеждать её бессмысленно — она всё равно будет стоять на своём, поэтому молча доел свой обед и отправился к себе в комнату дочитывать любимую книгу. Шингван начал читать новую главу, но чувствовал, что не может на ней сосредоточиться из-за мыслей о Мичжу, ибо они не давали ему покоя, словно заноза.

«Знаю, что госпожа никогда не будет моей. Просто потому, что я из деревни и не смогу стать для неё чем-то большим, чем просто телохранителем. Надеюсь, она будет счастлива с этим противным Ли Сукчжоном, хоть он мне совсем не нравится. Не потому, что он мой соперник. Он грубый и неотёсанный. Ничем не отличается от той деревенщины, которую он осуждает».

На следующий день были очередные тренировки с наследным принцем и Чжакму. После нескольких тренировочных боёв Шингван задал Донмину вопрос, мучивший его целый день:

— Ваше высочество, вы знаете, что Ли Сукчжон начал встречаться с госпожой Пак Мичжу?

— Я это знаю и хочу предупредить тебя об одном. Когда она встречается с Сукчжоном, то смотри в оба. Просто так он ни с кем встречаться не будет. Он двуличный и может долго держать маску. Так что гляди в оба.

Ким вспомнил утренний разговор с Пак Тхараном; отец госпожи сказал ему:

— Телохранитель Ким, ты должен следить за Мичжу, когда она в очередной раз отправится с Ли Сукчжоном. Ты должен держать ухо востро. Не хочу, чтобы он её опозорил или сделал с ней что-то плохое. Этот человек непредсказуем — он не просто так хочет сблизиться с Мичжу.

— Слушаюсь, господин. Сделаю всё, чтобы предотвратить позор или ещё какую-либо неприятность.

— Я знаю, что ты сможешь. Спасибо за то, что спас мою дочь от наёмников.

Поклонившись, Шингван отправился на тренировки с принцем. Сейчас Донмин смотрел на него и нарочито суровым голосом задал вопрос:

— Так почему ты всё ещё здесь? Почему не с Пак Мичжу? Давай, теперь ты постоянно должен быть с ней и только с ней, пока опасность не минует. Мой хён непредсказуем. Тренировки могут и подождать — тебя наняли, чтобы ты выполнял свою работу.

С тех пор Шингван тайком, словно тень, следовал за Мичжу и Сукчжоном, прячась за деревья, за углы домов и за заборы. Вроде ничего не предвещало беды — молодые люди мило общались, прогуливаясь по улицам Ачимтэяна; но Кима тревожило нехорошее чувство. Оно возникло не из-за подозрений Пак Тхарана, не из-за слов наследного принца о брате, не из-за влюблённости в Мичжу, не из-за оскорблений Сукчжона; дело было в другом — телохранитель смотрел на это чуть смугловатое лицо с чуть пухловатыми губами и по-детски мягкими чертами, но понимал, что приятная внешность не означает красивую душу.

Так проходили дни, недели, месяцы. Прошли осень и зима, наступила тёплая весна. Шингван продолжал шпионить за Пак Мичжу и Ли Сукчжоном. Молодые люди всё так же встречались и прогуливались по улице, разговаривая обо всём и ни о чём. Глядя на это, Ким часто ловил себя на мысли, что хочет быть вместо этого противного сноба, хочет так же общаться с этой девочкой, только происхождение не давало ему это сделать.

Однажды Сукчжон остановился возле большого раскидистого дуба, на который телохранитель Ким бесшумно взобрался на «кошачьих когтях» из стали и спрятался в густых зелёных ветках. Принц взял Мичжу за руку и, прижав её к груди, с улыбкой сказал:

— Знаешь, Мичжу, ты мне давно нравишься. Мы с тобой давно встречаемся, о многом разговариваем. Я люблю тебя.

— Оппа, я тоже вас люблю.

— Когда тебе исполнится шестнадцать, мы поженимся.

— С радостью.

— Твой отец ещё согласится на наш брак.

Девочка поцеловала его в щёку. Шингван смотрел на это и чувствовал какую-то тяжесть в сердце. Он понимал, что у него нет шансов, но хотел, чтобы принц просто исчез с лица Ачимтэяна. Сукчжон погладил девочку по щеке и нежно поцеловал её в губы; Мичжу прикрыла глаза от смущения, ибо с ней такое происходило впервые. Принц отстранился от неё, и Пак широко раскрыла глаза от удивления, ибо так волнительно пережить свой первый в жизни поцелуй. Ким смотрел на это и про себя сердился. Почему госпожа целует не его? Что хорошего в этом принце кроме его знатного происхождения?

После поцелуя Сукчжон проводил девочку до дома, и Ким отправился вслед за ними, стараясь быть незамеченным. Дома, пока ещё не стемнело, Шингван ковал остов для новой заколки, которую заказала О Хэналь. В удары молотка Ким вкладывал свою ярость. Этот Сукчжон раздражал его всё больше и больше. Заколка в виде ветки дерева была готова. Шингван задумался, что позже молодая госпожа О отнесёт это изделие в ювелирную лавку, где её украсят камнями.

После работы Ким забрал с собой поднос с тарелками, на которых остывал варёный рис с мясом и острая кимчи. Ему надоело слушать постоянные сплетни от Хёнсук, поэтому решил уединиться. Шингван сидел за письменным столом и потихоньку ел. Послышался стук в дверь.

— Если ты Хёнсук, то мне неинтересно слушать сплетни о госпоже. Дай спокойно поесть.

— А если сама госпожа пришла, то тебе неинтересно прослушать правду? Ещё я должна спрашивать твоё разрешение — войти или не войти!

Не дожидаясь приглашения, Мичжу зашла в комнату и задала вопрос:

— Почему ты ешь отдельно? Тебе неинтересно, что Хёнсук обо мне говорит? Правильно делаешь — если тебе это неинтересно, то не надо слушать.

— Поэтому, госпожа, я обедаю один. Просто мне неприятно слушать эти гадости. Вы во многом неправы, но это не повод так оскорблять.

Мичжу вспомнила, как однажды прикоснулась к дереву, под которым стояла с принцем, и видения показали ей сидящего на ветках Шингвана, с тоской смотрящего на неё и Ли Сукчжона.

— Шингван, а ты не влюбился ли в меня? Я знаю, что ты ходишь за мной потому, что отец тебе приказал. Я понимаю, что нравлюсь тебе. Даже понимаю, что ты признаёшь своё поражение. Тебя мой отец накрутил, да? Или ты сам веришь, что Сукчжон-оппа плохой человек?

— Госпожа, вы верьте во всё, во что хотите верить, но это приказ вашего отца, и я обязан исполнить его. Это моя работа.

— Ну да! Знаешь, я тебя насквозь вижу, поэтому не думай оправдываться. Нет, я тебя не осуждаю, но мне просто смешно на тебя смотреть. Так что надеюсь, что тебе встретится кто-то лучше меня. Хотя, лучше меня нет никого.

Высказав своё мнение, Мичжу ушла. Шингван остался в растерянных чувствах и не понимал одного — как она узнала об этом? Он никому не говорил правду о своём отношении к ней. Из-за двери Ким услышал голос госпожи:

— Хёнсук, уйди отсюда! Ты уже Шингвана так достала, что ему есть с тобой противно. Он правильно тебе предложил научиться читать, но тебе это не надо. Вот и ешь теперь одна, глупая женщина!

Высказав в очередной раз своё неприятное мнение, Мичжу ушла, а обозлённая Хёнсук отправилась к себе в комнату со словами:

— Ну ничего, ты ещё заплачешь!

Наступил новый день. Хэналь пришла забрать заказанную ею заколку, чтобы отнести в ювелирную лавку для украшения драгоценными камнями. Мичжу пригласила подругу в гости и принялась рассказывать о своём первом поцелуе:

— Онни, он меня так нежно поцеловал. Знаешь, это так волнительно и так приятно. Незабываемое ощущение.

— Я очень рада за тебя, Мичжу. Надеюсь, что всё будет хорошо. Кстати, где моя заколка? Шингван её сделал?

Из дома вышел Ким с маленькой золотой заколкой в руке, которую сделал накануне. Приняв из рук мастера заказ и отдав ему тысячу гымчжонов за работу, Хэналь поклонилась и поблагодарила его:

— Спасибо, телохранитель Ким. У вас золотые руки.

Шингван откланялся и отправился работать дальше, чтобы выполнить заказ от учёного, пожелавшего подарить своей невесте большую заколку с камнями.

— Прости, Мичжу, — улыбнулась О, прощаясь с подругой, — но мне надо к ювелиру. Нужно доделать заколку. Давно хотела с бабочками.

Хэналь отправилась на ювелирную лавку, чтобы украсить сделанную Шингваном заколку. Пока мастер украшал девушке шпильку, она злобно размышляла о рассказанном Мичжу:

«Вообще-то принц должен быть моим. Чем ты ему понравилась? Что в тебе есть такое, чего нет у меня? Хотя ты не принцесса соседнего государства, а просто дочка какого-то противного чиновника. Сукчжон должен быть моим. Моим! А не этой дурочки Мичжу. Давно уже её ненавижу. Раньше общалась с ней из-за Чанми, а теперь просто из-за приличия. Эта дура ничего не видит и думает, что я всё ещё её подруга, но она мне не подруга и никогда ей не была».

Девушка была давно влюблена в Сукчжона и неоднократно говорила ему об этом, но тот только смеялся над ней, считая, что его достойна только принцесса соседнего государства. Теперь Мичжу рассказала ей о первом поцелуе с этим человеком, что сильно оскорбило Хэналь. Она надеялась, что Сукчжон просто поиграет и бросит Пак, но всё оказалось намного серьёзнее — он её поцеловал, а это признак крепких чувств.

Недолго думая, Хэналь решила действовать. Она отправилась к знакомому своего отца, главарю наёмников Шин Хиныгу за помощью. Ей было нужно во что бы то ни стало избавиться от Мичжу, которая сильно её раздражала уже одним своим существованием.

— Добрый день, наставник Шин, — улыбнулась Хэналь, поклонившись ему. — Мне нужна ваша помощь.

— От кого хочешь избавиться, О Хэналь? — задал вопрос одетый в чёрное одеяние чернобородый мужчина с раскосыми глазами, словно у хищника, пожирающего свою добычу.

— Надо избавиться от Пак Мичжу. Только нужно быть осторожными — у неё телохранитель. Он очень опасен, хоть и молод.

— Ничего, мы от обоих избавимся! — самоуверенно заявил Шин Хиныг. — Мои наёмники хорошо обучены. Только за это тебе придётся очень дорого заплатить.

— Сколько гымчжонов мне заплатить?

— Чтобы я сохранил это в тайне, ты будешь должна постоянно платить мне по три тысячи гымчжонов за молчание, когда я потребую. А требовать я буду часто. У твоего отца много денег, поэтому после убийства ты расплатишься. Но если всё закончится неудачей, то ты должна мне будешь оплатить своей жизнью. Но ты можешь передумать.

— Мне всё равно. Эта мерзкая девица должна умереть. Пусть я погибну, но её не должно быть на этом свете вообще! Ни в Ачимтэяне, ни в Маритаиме, ни в Аой Юми, ни в Сариматии, нигде вообще.

— Ты очень опрометчиво поступаешь, девчонка. Если тебе так не дорога жизнь, то это твой выбор. Не буду тебя отговаривать. Только потом не жалуйся, что не предупреждал. О последствиях ты знаешь.

В тот день Хэналь было всё равно, получит ли она любовь принца. Нужно было отомстить этой мерзкой Мичжу, которой повезло в любви, у которой сбылась её мечта. О считала, что это несправедливо, поэтому решила убрать Пак с лица земли; к тому же после отъезда Чанми Хэналь поняла, что общалась с Мичжу только из-за неё. С каждым днём Мичжу всё больше и больше раздражала её, и теперь пришло время отомстить ей. Пусть потом её убийство припишут охотникам за инакомыслящими, которые хотели запугать Пак Тхарана. Глава наёмников протянул задумавшейся девушке договор, написанный его секретарём, и она внимательно прочитала его.

— Подпиши его своей кровью, если согласна с каждым иероглифом, — потребовал глава наёмников.

Не думая ни о чём, Хэналь порезала руку и кровью оставила отпечаток своего пальца. Уйдя из логова Шин Хиныга, девушка думала только о возмездии. Теперь эта мерзкая Мичжу не будет её раздражать. Но в лицо самой «подруге» О продолжала улыбаться, изображая доброжелательность. Хэналь знала, что раз в месяц Пак ходит на рынок, чтобы купить новый ханбок и обувь, поэтому решила, что пусть в это время наёмники застанут её врасплох.

Наступил тот день, когда Мичжу решила купить новый летний ханбок, чтобы потом порадовать Сукчжона своими нарядами; Шингван отправился с ней, чтобы следить за безопасностью своей госпожи. Найдя магазин с одеждой, Пак переодевалась за ширмой, примеряя синюю чогори с белой чхимой. Ким улыбнулся, увидев госпожу в таком наряде.

— Думаешь, что красиво? — задала вопрос Мичжу.

— Очень. Мне нравятся такие цвета. Как синее море и белые волны.

— Спасибо. Для деревенщины у тебя неплохой вкус. Этот ханбок я беру. Что ещё выбрать? Шингван, как думаешь?

— Знаете, я могу предложить вам этот ханбок. Он как цветок на зелёном лугу. Цвет лета. — Ким показал на мятно-зелёную чогори с розовой каймой и розовую чхиму.

— Ты читаешь мои мысли? — недовольно усмехнулась Пак и про себя подумала: — «А вообще это должна делать я».

Купив два ханбока, Мичжу и Шингван сложили вещи в мешок и отправились за обувью. Неожиданно на них напали девять наёмников. Взяв мешок, Пак спряталась за столбом, а Ким, обнажив свой меч, принялся сражаться не на жизнь, а насмерть.

Шингван отмахивался от них мечом, уворачивался от них и кидал кинжалы; один бросок увенчался успехом — оружие попало противнику в глаз, и тот упал замертво, истошно крича. Решив помочь телохранителю, пытающемуся защититься от нападавших, Мичжу силой мысли подняла меч мёртвого наёмника и отрубила голову одному из них. Ким махнул своим мечом и ранил двоих нападавших. Превозмогая боль, наёмники продолжали атаковать. Шингван нанёс одному из них ещё один удар, который оказался смертельным из-за попадания в сердце. В спину другого сам по себе воткнулся кинжал, нанеся ему смертельную рану. Телохранитель почувствовал удар в спину и резкую боль, из-за чего упал на колени. Шингван не мог встать из-за невыносимой боли, но понимал, что надо.

«Если не поднимусь, то они меня убьют. Что будет с госпожой?» — промелькнуло в мыслях телохранителя.

Превозмогая боль, Ким поднялся и продолжал сражаться; взяв ещё один меч, телохранитель размахивал оружием и «уложил» двоих. Мичжу силой мысли передвинула кинжал и вонзила его в шею противника. Осталось трое наёмников, и Шингван подпрыгнул, сделал сальто и, встав за спиной убийцы, перерезал ему горло; Пак силой мысли передвинула меч и отрубила другому наёмнику голову. Ким и наёмник сражались один на один. Шингван чувствовал себя уставшим, но продолжал держаться ради той, кого любит.

«Я и так чуть себя не выдала, поэтому закончи начатое, телохранитель Ким», — подумала Мичжу.

Шингван взял суриком в виде звезды и, метнув его в наёмника, только попал ему в живот. Нападавший кинул лезвием вперёд меч и ранил Кима в оба колена. Превозмогая боль, телохранитель бежал навстречу нападавшему и пронзил его мечом; лезвие вошло в живот и вышло из спины, и наёмник упал замертво.

Тем часом Мичжу прикоснулась к одному из мёртвых наёмников и ужаснулась, увидев его воспоминания: последнее, что он помнил — это Шин Хиныг, рядом с которым стояла ухмыляющаяся Хэналь и говорила:

— Избавьтесь от Пак Мичжу. А Ким Шингвана можете оставить в живых, если захотите.

«Онни, как ты могла? Что я тебе сделала? За что ты меня ненавидишь? Почему ты меня предала? Что я тебе сделала? Чем я тебя обидела?»

Вытерев появившиеся слёзы, Пак подбежала к шатающемуся от сильной усталости Киму, принялась рвать нижние юбки и перевязывать телохранителю раны.

— Спасибо, госпожа, — прошептал Ким.

— Ты ничего странного не заметил? — задала вопрос Мичжу, боясь, что её тайна раскроется.

— Когда я дрался, заметил, что мечи двигались сами по себе. Но я не могу объяснить, почему. Или мне в пылу драки просто показалось…

— Тебе показалось. Могло такое причудиться, когда плохо. Держись! Скоро домой пойдём. Надо же сохранить твою никчёмную жизнь.

Шингван шёл, превозмогая боль, Пак шла с ним рядом и помогала ему идти, придерживая его под руку.

«Я просто хотела защитить себя. Я ему не помогала, нет. Мне нужно было просто защититься», — думала девочка и заявила: — Что ты так медленно идёшь? Надоело быть твоей тростью! Раздражаешь! Быстрее иди!

Ким старался идти быстрее, но жуткая боль в коленях не давала ему ускориться, из-за чего у юноши навернулись слёзы на глазах.

— Госпожа, мне больно. Я не могу идти быстрее.

Посмотрев на щёку Шингвана с блеснувшей дорожкой от слезы, Мичжу осеклась — не слишком ли она жестока с человеком, который только что спас ей жизнь и ранен из-за этого? Молодые люди кое-как шли домой и озирались по сторонам — не появятся ли наёмники. Девочка боялась, что телохранитель не сможет её защитить, а она не знала, что будет делать, если он погибнет. Ей не было его жаль — ей нужна была защита, но Ким сейчас неспособен сражаться в полную силу.

Приведя Шингвана к лекарю, жившему по соседству, Пак сидела рядом и ждала, когда телохранителю окажут помощь. Её не интересовало, что с ним будет — она боялась идти домой одна. После обработки и перевязки ран и принятия лекарств Ким вышел из дома лекаря со свёртком целебных снадобий, и дождавшаяся Мичжу отправилась с ним, держа его под руку скорее от ужаса, чем от желания помочь ему дойти. Придя домой, девочка убежала в свою комнату и продолжила оплакивать разрушенную дружбу; телохранитель лёг на татами и сразу же уснул, ибо был тяжёлый день, он устал и был измучен. Хёнсук сидела возле него и причитала:

— Шингван-Шингван, почему ты так рискуешь жизнью ради этой противной девицы? Она не стоит того, чтобы ты из-за неё погиб или остался калекой. Ты славный парень, хоть и недолюбливаешь меня.

Служанка вышла из комнаты телохранителя и отправилась готовить ужин для хозяев. Мичжу была в комнате отца и сбивчиво рассказывала о случившемся:

— Мы шли по улице, и на нас напали. Телохранитель Ким меня защищал. Он так сражался, что его немного ранили. Я не знаю, кто это сделал.

Девочка кривила душой, ибо она не хотела рассказывать о своих необычных умениях, ибо отец может не понять её; второй причиной было нежелание Пак выдавать свою подругу, ибо она до сих пор не могла поверить в её предательство.

— Они снова вышли на охоту. Надо быть осторожнее. Мичжу, пока телохранитель Ким не поправится, дом не покидай.

— Меня Сукчжон защитит, если что. Почему ты так надеешься на одного Шингвана? Отец, он меня раздражает.

— Мичжу, послушай меня. Меня в совете министров тоже многие раздражают, но я стараюсь держаться, ибо мне с этими людьми ещё работать. Я нанял телохранителя Кима для твоей же безопасности. Где был принц Сукчжон, когда тебя чуть не убили?

— Отец, я чувствую себя как в тюрьме с этой деревенщиной! Не могу даже вздохнуть. Мне уже в комнате кажется, что он за мной подглядывает.

— Мичжу, просто прими это. Ты должна быть в безопасности.

Не желая слушать отца, Пак ушла к себе в комнату и легла на татами. Настроение было на нуле, и девочка просто хотела побыть одна. Лёжа на постели и глядя в потолок, Мичжу понимала, что Сукчжон был прав насчёт дружбы. Люди рано или поздно раскрывают свою зачастую тёмную сущность.

Тем часом всё это время тайно наблюдавшая за битвой Хэналь стояла возле трупов наёмников. Девица была раздосадована — и снова она проиграла своей заклятой подруге. Теперь, согласно договору, она должна будет умереть от рук Шин Хиныга.

«Этот урод всё-таки защитил её. Я его недооценила. Лучше умереть, чем так опозориться. Отец не простит мне такого, поэтому лучше умереть от рук наставника Шина».

— О Хэналь, мы договаривались, что в случае неудачи ты мне заплатишь своей жизнью. Время казни пришло.

Перед девушкой предстал прикрывший низ лица повязкой Шин Хиныг с огромным мечом. Девушка думала, что зря так поступила, что только нажила себе проблему и посмертный позор, но жизнь потеряла смысл из-за того, что её любимый предпочёл ей Мичжу. Эти мысли были последними мыслями О Хэналь перед тем, как её жестоко убили, зарубив мечом.

— Глупая девица! Так и знал, что этот мальчишка разделается с ними. Его и Пак Мичжу не трону — он выполнял свой долг, а она ничего не сделала, чтобы её убивать. А О Хэналь и так бы поплатилась, если бы Пак Мичжу убили. Я бы её не оставил в покое, и вскоре она бы покончила с собой.

Глава наёмников вытер лезвие об полу её чхимы, вложил в руку мёртвой Хэналь подписанный ею договор и отправился к себе. Многие видели ушедшего убийцу, но боялись подойти — не хотели попасть под его обнажённый меч.

Прошло три дня. Шингван почти оправился после ранения, но осталась лёгкая хромота, которая вскоре пройдёт. К семье Пак в гости пришёл принц Сукчжон. Он знал, что О Хэналь заказала Мичжу, ибо дочь главы королевской академии неоднократно признавалась в своих чувствах, а он над ней только смеялся и говорил, что она недостойна его. Она попыталась покуситься на его любимую, но Шингван не позволил это сделать, и теперь Хэналь мертва. А всё из-за глупой зависти, которая сожгла ей душу и привела к такому концу её короткой жизни.

«Шингван… Этот деревенский дурачок смог защитить Мичжу? — размышлял принц. — Ну разумеется, какой он молодец, что защитил её. Но это должен делать я, а не этот деревенский урод».

Мичжу открыла калитку и с улыбкой пригласила возлюбленного во двор. Как только Сукчжон сел на крыльцо, Пак потребовала:

— Хёнсук, подай нам чай с жасмином, как мы любим.

Служанка скрылась на кухне и принялась заваривать ароматный зелёный чай. Принц поинтересовался у своей любимой:

— Давно тебя не видел. Беспокоился и ночами не спал. Думал, что ты ранена, поэтому не хотел беспокоить. С тобой всё в порядке?

— Всё в порядке, оппа. Он спас меня.

— Это должен делать я! — высказал свои мысли принц. — Почему какая-то деревенщина тебя защищает?

— Так хотел мой отец. Почему-то ты не нравишься моему отцу. Такое чувство, что если бы я сказала отцу, что мне нравится Ким Шингван, и я хочу выйти за него замуж, он бы точно одобрил мой выбор.

— Почему он доверяет какому-то деревенскому уроду, а мне не доверяет? Я бы тебя как следует защитил. Почему я твоему отцу не нравлюсь? Это он мне должен нравиться, а не я ему. И жить мне с тобой, а не с ним.

Мичжу не знала, что сказать. С одной стороны она не могла ослушаться отца, но с другой стороны… Ей было приятно с этим человеком, который любит поговорить на разные темы и просто развеселить её. Его грубость казалась ей признаком мужественности, а его забота — проявлением любви.

— Ничего. Я ещё докажу твоему отцу, что он неправ, — продолжал тираду Ли. — Я защищу тебя от любого наёмника, чего бы мне ни стоило.

— Какой же вы смелый, оппа! — с этими словами Мичжу обняла принца и звонко рассмеялась.

— Ты знаешь, что тебя заказала Хэналь? Ты знаешь, что Хэналь вскоре после неудавшегося покушения на тебя была убита? Хочешь узнать, почему она хотела твоей смерти?

— Почему? — спросила Пак, мучимая этим вопросом все несколько дней.

— Она была влюблена в меня, но не нравилась мне. Просто потому что она мне не нравится. Могу же я испытывать антипатию к людям? Поэтому она решила тебя убить, чтобы отомстить из-за того, что её мечты сбылись у тебя. Это зависть. Не более того.

Мичжу смотрела на землю и не понимала, почему Хэналь ей так отчаянно завидовала. Из-за мечты, сбывшейся у Пак, О строила ей козни. Но ни к чему хорошему эта зависть её не привела. Девочка заметила, с каким пренебрежением Сукчжон говорит о её убитой вероломной «подруге» и немного поняла, откуда столько чёрной ненависти скопилось в Хэналь.

«Хёнсук тоже завидует и ненавидит меня, но хотя бы не лицемерит и не пытается меня убить. Как же я змею проглядела? Почему я не замечала, как онни меня ненавидит?»

Вышедший подышать свежим воздухом Шингван стоял у порога дома неподалёку, наблюдал за влюблённой парой со стороны и про себя размышлял:

«Госпожа, я знаю, что недостоин вас из-за своего простого происхождения, но почему вы меня не цените? В чём я перед вами виноват, госпожа? За что вы меня так ненавидите? Чем этот Сукчжон лучше меня? Да, он принц, но почему вы смотрите на положение в обществе, а не на заслуги?»

— Эй! — услышал Ким противный голос Сукчжона, — ты там на нас пялишься или что? Или отлежись! Я бы с тобой сразился, только неохота руки марать об такую деревенщину.

— Господин, — улыбнулся Шингван, — если вы хотите, то можете быть телохранителем вместо меня. Я уступлю.

— Думаешь, я должен? Я и без этого смогу защитить Мичжу. Я работаю сам на себя, а не на её отца. И без жалования буду защищать её! Ты на себя посмотри, ничтожество. Как ты собираешься защищать Мичжу, если даже себя защитить не можешь? Посмотри на себя, чучело! Ходишь и хромаешь. Убирайся! Меня раздражает твоя хромота!

Не желая слушать принца, телохранитель отправился к себе; Сукчжон погрозил ему вслед кулаком и прошипел:

— Ну ничего, деревенское отродье, мы с тобой ещё сразимся! И победителем буду я!

Мичжу стояла с ним и улыбалась. Она была уверена, что её любимый точно станет импонировать её отцу, а этот ненавистный простолюдин станет бесполезным и просто исчезнет из их дома. Когда-нибудь этот день наступит.

Шингван, прихрамывая, убежал в свою комнату и, закрыв ладонями лицо, тихонько плакал. Он чувствовал себя жалким и бесполезным, который не может защитить даже себя. Хёнсук зашла к нему в комнату и, погладив по голове, успокоила его:

— Шингван, не слушай его. Он сам ничтожество и чучело. Сын королевской наложницы. Что он о себе возомнил? Ты храбрый, Шингван. А ранения — это признак твоей смелости. Наверное, этот сынок наложницы сам никогда не сражался, вот и думает, что никогда не получит ранение. Не уходи, Шингван. Ты единственный, кто у меня есть. Поплачь, и тебе станет легче.

Ким обнял служанку и ещё горше заплакал от обиды. Хёнсук обнимала его, гладя по голове, словно маленького ребёнка. Служанка вспомнила одного знакомого Юкёна, с которым она разлучилась, когда тётка продала её в дом кисэн. Шингван напомнил ей того мальчика, когда он заплакал из-за обиды на знакомых детей, которые дразнили его «косоглазым» из-за того, что правый глаз смотрит на Маритаим, а левый — на Аой Юми. Хёнсук была единственным человеком, кто поддерживал этого мальчика, ибо её саму унижали из-за постоянных синяков. Когда он плакал, девочка обнимала его и гладила по голове, словно тот был её ребёнком.

Родители служанки умерли очень рано, и её воспитывала тётя. Хёнсук никогда не слышала от неё доброго слова, зато постоянно получала нагоняй за малейшую провинность. Когда девочке исполнилось десять лет, тётка продала её в дом кисэн, откуда её выгнали из-за отсутствия слуха и противного голоса.

Хёнсук скиталась по Нунбушину, выпрашивая хотя бы один гымчжон, чтобы прокормиться. Ночевала, где придётся. В один прекрасный день она выпрашивала у господина немного денег на пропитание. Чиновник посмотрел на неё и спросил:

— Девочка, тебе нужна работа?

— Да, — ответила Хёнсук. — Мне надоело терпеть эти унижения. Пожалуйста, господин, заберите меня.

Девочка горько заплакала и сбивчиво рассказала, что случилось; её слёзы тронули Пак Тхарана, и тот забрал её к себе домой. Дома у министра финансов Хёнсук увидела плачущую девочку. Недавно умерла Шим Чоныль, и Мичжу оплакивала свою маму, неизвестно из-за чего наложившую на себя руки. Новоиспечённая служанка погладила осиротевшую девочку по голове и так же, как Юкёна, прижала к себе, пытаясь успокоить. Это был единственный раз, когда Мичжу отнеслась к ней хорошо, но дальше шли оскорбления, и поначалу Хёнсук обижалась на них, но позже привыкла к ним — по крайней мере, Мичжу на неё руку не поднимала, в отличие от тётки.

В тот момент служанка прокрутила в своей голове все воспоминания о детстве. При знакомстве она не сказала Шингвану, что её просто выгнали из дома кисэн, ибо не хотела выглядеть жалкой в его глазах и вспоминать те унижения, которые она чувствовала, будучи попрошайкой.

— Когда-нибудь они почувствуют все унижения, которые испытываешь ты, — утешала Кима Хёнсук. — Ты станешь воином, который спасёт Ачимтэян. Ещё отольются им твои слёзы, только верь в себя и не слушай этих ничтожеств.

Шингван успокоился и почувствовал себя лучше после того, как выплакался. Он понял, что Сукчжон просто глуп как кирпич, поэтому не стоит воспринимать его слова близко к сердцу. Но Мичжу… Разумом Ким понимал, что она его презирает даже несмотря на своё спасение. Да, она перевязывала его раны, а последний раз отвела его к лекарю, но это было в виде одолжения. Чтобы не помер от своих ранений. Но сердцем он продолжал любить её, понимая, что в глубине себя она добрая. Пусть она назвала его жизнь никчёмной, пусть требовала идти быстрее, когда он не мог ходить из-за боли в коленях, но она даже согласилась ходить медленнее, увидев его страдания. Она зла и сварлива, но в ней есть что-то хорошее. Если только она признает свою светлую сторону, то всё будет хорошо — может, она его не полюбит, но относиться будет лучше.

---

1) То же, что и сюрикен — японское метательное оружие скрытого ношения (хотя иногда использовалось и для ударов). Представляет собою небольшие клинки, изготовленные по типу повседневных вещей: звёздочек, игл, гвоздей, ножей, монет и так далее.

Вернуться к тексту

2) Тани (당의) — один из видов верхней части женского ханбока, который носили как простой официальный наряд или надевали на небольшие национальные церемонии, в то время, как придворные дамы носили его как повседневную одежду.

Вернуться к тексту

Прошёл год. После предательства и гибели О Хэналь, бывшей лучшей подруги, Мичжу замкнулась в себе; она продолжала радоваться жизни, но не знала, когда ещё сможет доверять людям, ибо не могла больше никого к себе приблизить. Единственные люди, которым Пак доверяла — это её отец и Ли Сукчжон. Своему отцу она доверяла как себе самой, а её возлюбленный был единственным, кого она могла назвать своим другом и любимым человеком.

Вскоре после случившегося каждый месяц с двадцатого по двадцать первое число девушке во сне являлась незнакомка и пыталась подобрать слова, чтобы утешить её и помочь пережить случившееся. Пак после пробуждения убеждала себя, что это просто сон, в котором встречается со своей воображаемой подругой, плодом фантазии; но почему-то сердце подсказывало ей, что это не совсем сон, ибо чувствовала, что прощается с близким человеком.

Желая побыть одной, иногда Мичжу заходила на задворки своего дома, перемещалась к Хвагикану и смотрела на прозрачные воды, силой мысли передвигая камни и кидая их в реку. Ей было очень одиноко без подруг, не с кем было поговорить. Сукчжон давал ей интересное общение, но их встречи были не так часты, как хотелось девушке — у него были другие дела, которые принц не мог бросить, чтобы уделить ей время.

Когда у Пак в очередной раз было плохое настроение, она заходила в столовую для прислуги и в который раз срывала свой гнев на Хёнсук и Шингване. Мичжу знала, что напрямую они ей не смогут ответить, поэтому зло «подшучивала» над ними, желая сильнее их обидеть. Служанка и телохранитель давно не обращали внимание на её колкости, но Ким ставил её на место, чтобы не оскорбляла ещё больше.

Однажды Шингван выполнял заказ наследного принца — делал большую золотую заколку, которую Донмин собрался подарить Хван Чжакму на свадьбу, чтобы та носила её в знак супружества.

«Ваше высочество, вы собираетесь жениться на дочери наставника? Наставник Хван не обладает высоким положением в обществе, зато вы с его дочерью так любите друг друга. Из Чжакму выйдет отличная королева. Вы должны быть счастливы, будущий король. Интересно, какими камнями ювелир украсит эту заколку? Что сказал ваш отец, когда узнал, что вы женитесь на Чжакму?»

Шингван закончил делать пинё и, рассматривая её, представлял, что она будет украшена изумрудами и рубинами, составляющими форму алого цветка. Донмин ждал его во дворе дома министра Пака и, когда получил заказ, отозвал кузнеца в сторону и сказал ему:

— Давно я тебя не видел. Ты стал немного другим.

— Я тоже хочу узнать, как вы живёте, ваше высочество. Вижу, что и вы немного изменились.

— Мой отец тяжело болен. Решается вопрос о престолонаследии. Трон унаследую я, но мой хён хочет оспорить право на трон. Он считает меня слабаком, а себя сильным монархом. Но я знаю, для чего ему нужен трон. Он хочет завладеть всем. Если мы его не остановим, то он захватит не только Ачимтэян — другие страны тоже могут быть в опасности. Я не знаю, что у него на уме. Хочется верить, что я неправ в своём подозрении.

— Я верю, что вы сможете отстоять своё право на трон. Вы будете достойным правителем Ачимтэяна.

— Не знаю, как мне справиться с хёном. Он может пойти на всё. Кроме тебя и Чжакму у меня никого нет. Я не могу никому доверять. Даже не знаю, кому из министров можно верить.

— Ваше высочество, если я смогу, то буду с вами до конца.

— Тебе я доверяю. И ещё — ты нужен Пак Мичжу. Хоть она говорит, что ты ей не нужен. Поверь — она одна. Сукчжон ей не защитник. Если тебя с ней не будет, она погибнет.

— Я вижу, что она одинока и очень несчастлива после предательства госпожи О. Что я могу сделать, если она меня не принимает? Я не так хорош, как ваш хён.

— Не торопись, а просто жди. Рано или поздно всё изменится. Это наступит, когда ты не будешь ждать. Кстати, ты случайно не влюбился в неё?

— Нет, — отрезал Шингван. — Я никого не люблю.

— Шингван, ты кого обманываешь? Не пытайся это скрыть от меня. Знаешь, я тоже боялся сделать Чжакму предложение. Когда я сказал, что хочу жениться на ней, она так радовалась, хоть и не верила мне.

— Поздравляю. Счастья вам и скорого рождения наследника, — поздравил Ким принца.

— И тебе счастья. Надеюсь, что встретится тебе девушка, которая крепко тебя полюбит. Ты это заслужил.

— Что ваш отец сказал по поводу вашей женитьбы на Чжакму?

— Поначалу он хотел женить меня на дочери министра Чха, но я отказывался — слишком подозрительно его ярое желание женить на мне эту избалованную противную девчонку. Она хуже Мичжу. Не знаю, почему, но у меня такое ощущение, что он, возможно, причастен к убийству Квон Хисока и его семьи, твоих родителей и к покушению на Пак Тхарана и его дочь. Хотя, не стоит спешить с выводами — как король я должен действовать непредвзято и вне зависимости от отношения к человеку.

С тяжёлыми мыслями о возможных новых подозрениях Шингван отправился домой, где его ждал вкусный ужин от Хёнсук. Решив сменить тему для разговоров во время трапезы, каждый вечер Ким читал вслух служанке сказки о любви, которые брал в библиотеке Пак Тхарана. На следующий день после чтения молодые люди за ужином обсуждали главу.

В то время телохранитель читал сказку о девушке по имени Ино, имевшей вместо ног хвост как у рыбы. Главная героиня решила стать человеком и позволила злой ёчжон отрезать себе язык, чтобы быть с принцем, спасённым ей во время кораблекрушения. Но молодой человек не узнал её и женился на другой девушке. Сёстры Ино отдали свои густые длинные волосы для её спасения от гибели, но она отказалась убить принца, чтобы вернуть всё вспять, и стала морской пеной.

— Глупо было поддаваться страсти и так жертвовать своим голосом, — прокомментировала Хёнсук. — Ради чего? Ради того, чтобы принц не узнал и ещё променял на другую?

— Она хотя бы попыталась, — объяснил Шингван. — Ино поступила глупо, что отдала свой голос. У неё был шанс всё исправить, только она не смогла убить того, кого любит.

— Я смотрю, вы у меня книжки подворовываете, — сказала приторно-насмешливым голосом зашедшая в столовую Мичжу. — Читайте, мне не жалко. Шингван, у меня к тебе вопрос есть. Если бы тебе грозила смерть, то ты убил бы меня, чтобы выжить?

— Нет, — не раздумывая отрезал Ким. — Ради собственного благополучия не буду жертвовать чужой жизнью.

— Знала, что ты так ответишь, — с наигранной жалостью в голосе произнесла Пак. — Только вряд ли твоя жизнь чего-то стоит.

— Я, может, стою мало, зато чего-то стою! — усмехнулся телохранитель, едя кимчи. — Я уверен, что если со мной что-то случится, то обо мне заплачут. Мои приёмные родители, мои названные братья, Хёнсук...

Шингван не сказал о дружбе с принцем и его невестой, дочерью наставника Хвана, ибо он помнил, что обещал хранить молчание, но был твёрдо уверен, что и они о нём заплачут.

— И к чему ты мне это говоришь? — не поняла Мичжу.

— Кто заплачет о вас, госпожа? Сможете сами себе это ответить?

Пак задумалась над этим вопросом. Единственный человек, который может из-за неё тосковать — это её отец. Не просто так он ей нанял этого противного телохранителя. Сукчжон? Может, он о ней прольёт слезу, только будет ли это от печали о ней? Шингван? Этот телохранитель заплачет о ней, раз она ему так нравится. Только нужны ли ей слёзы от него?

— Ты уверен в этих людях? Они точно о тебе заплачут? — задала вопрос девушка, решив, что последнее слово должно остаться за ней.

— Я в них уверен госпожа, ибо хорошо знаком с ними.

— Я с Хэналь-онни тоже была хорошо знакома, пока она не заказала меня. Меня чуть не убили. Ещё хорошо, что ты меня спас. Ты это сделал только потому, что должен это делать. Это твоя обязанность перед моим отцом.

«Вы ошибаетесь, госпожа», — про себя подумал Ким.

Высказав свои мысли и немного потрепав нервы телохранителю, Мичжу ушла к себе. Хёнсук посмотрела ей вслед и заявила:

— Неблагодарная! Сказала бы спасибо, что её спасли. Ещё и нос кривит, потому что её защищал не любимый принц.

Шингван промолчал. Он понял, что если не будет поддерживать эти разговоры, то Хёнсук это надоест, и она сменит тему на ту, с которой начиналась трапеза.

После ужина Ким отправился к себе, предвкушая чтение новой книги о подвигах Чан Гуна, героя, обладающего силами природы, сражающегося со злыми ёчжон, но Хёнсук остановила его со словами:

— Шингван, господин требует тебя к себе.

Развернувшись, Ким отправился в личную комнату Пак Тхарана и, поклонившись, сказал:

— Добрый вечер, господин.

— Телохранитель Ким, я знаю, что ты дважды спас мою дочь. Скоро могут начаться беспорядки в Ачимтэяне. В опасности наследный принц и все, кто поддерживает его стремление установить новые законы в стране. В их числе я. Ты должен быть осторожен. Ты должен неустанно находиться рядом с моей дочерью. Убийцу Квон Хисока так и не нашли. Как и не нашли того, кто покушался на меня и на мою дочь. О Хэналь не в счёт. Поэтому он всё ещё опасен. Самое страшное, что мы даже не знаем, кто это. Откуда ждать опасность?

— Господин, я буду всегда с ней. Защитил её два раза — защищу и потом, пока ещё жив.

— Береги себя. У неё больше никого нет, кроме тебя. А этому Сукчжону я не доверяю. Он слишком подозрительный.

— Я сделаю всё, что смогу. Это мой долг, господин! — ответил Шингван и откланялся.

Наступил новый день. Мичжу сидела на пороге и играла на тансо. Подойдя к калитке, Сукчжон постучался, и счастливая девушка вышла из дома. Телохранитель тенью последовал за ними, пока не пришли к тому дереву. Ким при помощи стальных «кошачьих когтей» тихо и осторожно залез по стволу и затаился в зелёных ветках.

— Как же я люблю встречаться с тобой под этим деревом, — заявил Ли. — Здесь так красиво и приятно.

— Здесь вы год назад признались мне в любви, оппа, — улыбнулась Пак от нахлынувших воспоминаний. — Скоро мне исполнится шестнадцать. Я помню, что вы обещали жениться на мне.

— Скоро мы поженимся. Всё у нас будет хорошо. Без моего братца, без этого идиота Кима, без наших отцов. Мы просто сбежим и будем жить долго и счастливо. Как в сказке.

— Что нам делать с Шингваном? Он здесь! Вдруг он отцу расскажет, что мы собираемся сбежать?

— Я от него избавлюсь, если будет рыпаться. Эй, урод, выходи, если не испугался.

Ким медленно слез с дерева и, подойдя к принцу, задал вопрос:

— Почему я должен бояться вас, если не побоялся нескольких наёмников?

— Не хочешь сразиться со мной? — продолжал Сукчжон.

— С радостью! — отрезал Шингван. — Посмотрю, насколько вы лучше меня.

— Я и так знаю, насколько. Защищайся!

Принц достал меч и махнул в сторону телохранителя; Ким остановил его своим оружием, плавно повернул его, не давая себя ранить, и ототкнул Ли от тебя. Сукчжон упал на землю и выронил меч; Шингван достал суриком, сверкавший на солнце своими закруглёнными лезвиями.

— Даже не думай! — крикнул испуганный принц, прикрываясь руками.

Телохранитель убрал лезвие и с хитрой усмешкой ответил:

— Я не собирался вас убивать. Вы на словах такой смелый, а на деле боитесь простого сурикома.

— Ну и что с того? Да если бы ты меня убил, тебе бы отрубили голову! — продолжал Сукчжон.

— Оппа, может, перестанете, — вмешалась Мичжу. — Что вы тратите время на это ничтожество. Пусть сидит в кустах и шпионит, раз ему отец приказал.

— Ладно! — грубо крикнул принц. — Хорошо, я не буду связываться с этим уродом. Не хочу руки об него марать.

Принц протянул девушке руку. Прикоснувшись к нему, девушка увидела, как Сукчжон в очередной раз ссорится со своим младшим братом.

— Какой ты сопляк, Донмин. Ты думаешь, что лучше меня справишься со своими обязанностями? Ты ничтожество. Такое же, как и телохранитель у Пак Мичжу.

— Что же ты такого сделал, что себя считаешь более значимым, нежели меня? Чем ты лучше?

— Надо ужесточить наказание за оскорбление короля. Надо наказать всех, кто обидел меня, когда я жил у родителей своей матери.

— Хён, нельзя использовать власть в личных целях. Король должен беспристрастно оценивать происходящие события, а не мстить своим обидчикам.

— Да тебе ли меня учить, сопляк? Иди к своей деревенщине, и пусть потом она тебя обвинит в том, что ты не делал, и изобьёт до полусмерти! Потом не ной, если что-то не так.

Мичжу была в шоке от увиденного. Много раз она прикасалась к принцу и столько же раз видела его самые яркие фрагменты из жизни. Они показывали всю его мерзкую сущность, но Пак только оправдывала его, ибо считала смелым человеком, способным отстаивать своё мнение. Девушка часто видела его отрывочные воспоминания из детства, когда мать била его заколкой, когда она отправляла его в деревню к своим родителям, и там его избивали односельчане, его ровесники. Ей было жаль принца из-за тяжёлого детства, но неуважение к брату ей не нравилось. Нужно будет убедить его вести себя по-другому. Может, к ней он прислушается?

— Что-то случилось? Ты расстроена? Этот урод тебя обижает? — словно разбудил её Сукчжон.

— Всё в порядке. Просто немного задумалась. А этого урода я сама обижаю.

— О чём ты задумалась?

— Мыслей в голове много. И не изложишь.

Шингван медленно шёл за ними и горел желанием кинуть суриком в шею принцу. Ким не представлял, как сможет жить без неё, хотя понимал, что она не будет вечно незамужней девушкой, и с этим нужно смириться.

«То же самое чувствовала Ино, когда принц выбрал не её. Вот что значит, когда сердце разрывается от боли, и хочется просто исчезнуть, чтобы не испытывать это», — размышлял Ким.

Молодые люди пришли к дому министра Пака. Сукчжон поцеловал Мичжу в щёку и прошептал ей:

— Когда тебе исполнится шестнадцать, мы с тобой сбежим, а позже мы поженимся и будем жить долго и счастливо.

Пак кивнула головой и обняла любимого. Подошедший к калитке Шингван увидел это и ощутил, как в груди сердце бешено колотится, не давая ему дышать. Зайдя в комнату к Пак Тхарану, Ким поклонился и доложил:

— Господин, ваша дочь собирается сбежать с принцем Сукчжоном. Возможно, они планируют тайную свадьбу.

— Спасибо, что доложил, телохранитель Ким. Не спускай с неё глаз и следи за ней постоянно.

Шингван выполнял приказ Пак Тхарана — постоянно следил за Мичжу, чтобы та не натворила глупостей; Пак только сильнее злилась и более изощрённо язвила над ним. Во время очередной прогулки госпожа снова была в плохом настроении, из-за чего решила поглумиться над юношей.

— Шингван, ты доволен, что тебе мой отец приказал постоянно за мной следить? — задала вопрос девушка. — Всё докладываешь за свои гроши да миску с рисом и кимчи.

— Я выполняю свою работу, госпожа, так что по этому поводу не переживайте.

— Знаешь, если бы мне предстояло выйти за тебя замуж, то я бы от тебя убежала. Ты сам понимаешь, что ты мне не нравишься?

— Что со мной не так? — сделал вид, что не понял Ким.

— Во-первых, ты страшный. Во-вторых, ты из деревни. В-третьих, ты противный.

Шингван только рассмеялся над заявлением Мичжу и прокомментировал:

— Я себе внешность не выбирал. Какое лицо получилось — с таким и живу. Я не выбирал себе родителей и место рождения. Но я счастлив, что у меня была такая любящая семья. Благодаря моему отцу я знаю толк в кузнечном деле. Я противный? Вы не видели по-настоящему противных людей. Как один наш сосед в деревне. Он постоянно на меня орал из-за моей работы в кузнице. Стук молота мешал ему спать, хотя для этого ночь есть. Даже вы на меня не кричали из-за этого.

Пак растерялась от такого ответа и не могла ничего возразить, но решила, что последнее слово должно быть за ней, поэтому отрезала:

— Да ты меня просто бесишь! Ненавижу тебя за это! Понимаю, что нравлюсь тебе, и ненавижу тебя ещё больше.

— Что конкретно я вам сделал? — изобразил непонимание Шингван.

— Просто ты меня раздражаешь, — продолжала говорить глупости Мичжу.

— Знаете, ненависть без причины — признак не обременённого умом человека. Ненавидеть можно за убийство родных людей, за изуродованное лицо и за испорченную жизнь. А ненавидеть просто из-за отсутствия симпатии, некрасивой внешности и простого происхождения — глупо.

Мичжу поняла, что безнадёжно проигрывает Киму в этом бессмысленном споре и только зло прошипела:

— За такие слова я тебя ещё больше ненавижу...

После прогулки рассерженная Пак отправилась к отцу и высказала всё, что думает об этом «противном» телохранителе:

— Отец, я его ненавижу. Этот гад мне настроение портит. Почему ты не отпустишь меня с Ли Сукчжоном?

— Мичжу, — изрёк Пак Тхаран, — я не могу позволить тебе выйти замуж за человека, который явно не будет к тебе хорошо относиться.

Девушка вспомнила увиденные ею воспоминания Сукчжона из детства, но продолжала его защищать:

— Со мной он не такой. Он хороший, просто такой человек. Может, у него просто было тяжёлое детство, поэтому он такой. Он защищается, как может.

— Это пока, но рано или поздно его сущность вскроется. Или ты забыла про случившееся с О Хэналь?

— Да отец... Я не забыла про Хэналь-онни. Если бы я тебе сказала, что люблю Ким Шингвана и хочу выйти за него замуж, то ты бы скорее это одобрил, чем свадьбу с Сукчжоном.

— Телохранитель Ким слишком прост и слишком терпелив. Из него вышел бы отличный муж для тебя. Кто ещё будет терпеть твои причуды?

Мичжу ушла, хлопнув дверями. Хёнсук смотрела ей вслед и прокомментировала:

— Подавай ей только знатных в друзья и подруги. От О Хэналь ей мало досталось? Но ничего — ты ещё будешь ценить простых людей. Ещё будешь перед нами извиняться.

Тем временем во дворце случилось горе, касавшееся всего Ачимтэяна — король Ли Дэён скончался от продолжительной болезни, и наследный принц Ли Донмин должен занять его место. Узнав об этом, Пак Тхаран заметил:

— Скоро начнутся беспорядки в Ачимтэяне. Сначала короля захотят сместить с трона, а позже поднимется восстание консерваторов.

В день своего воцарения на престоле Ачимтэяна Ли Донмин, впервые примеривший королевский гонронго и красное одеяние с золотистыми узорами на груди и плечах, прочитал письма от подданных, созвал совет министров и сообщил им назревшие в стране проблемы.

— Столько жалоб от жителей деревень поступает королю. И в основном это жалобы на невозможность молодёжи в деревне работать и получать большую зарплату, из-за чего молодые люди вынуждены ехать в города и искать более высокооплачиваемую работу. Но их никуда не берут, и они вынуждены идти в телохранители или прислуги, чтобы купить хотя бы миску рисового супа. Людям в деревне не на что жить.

— Ваше величество, — заявил министр финансов, — если деревенские массово будут переезжать в Нунбушин или Ханманчжу, то кто будет трудиться в сельском хозяйстве?

— Поэтому предлагаю снизить налог на хозяйство, — изрёк король.

— Ваше величество, вы понимаете, что если вы сократите налог, то армия может лишиться поддержки, и денег на её обеспечение будет не хватать? — продолжал министр обороны Чха Гималь.

Донмин догадывался, что министру обороны нужно больше денег, из-за чего он был готов женить свою дочь на нём, ещё наследном принце; но свадьба состоялась с Хван Чжакму, что изменило планы министра Чха.

— Ваше величество, позвольте согласиться с вами, — вставил Пак Тхаран. — Мы оба понимаем, что сельское хозяйство в Ачимтэяне слабо развивается из-за большой налоговой нагрузки. Молодёжь едет в большие города, чтобы там получить более высокооплачиваемую работу. Если мы уменьшим налоги на землю, то люди смогут больше зарабатывать на жизнь, и у них появится желание трудиться.

— Протестую! — гнул свою линию министр обороны. — Если снизить налог на землю, то армия не будет получать достаточно средств для хорошего вооружения.

После собрания министров Ли Донмин был в растерянности. Он не понимал, что делать. Как удержать равновесие между армией и сельским хозяйством?

«Даже не знаю, что делать... Не думал, что быть королём — это такая морока».

— Что, братец, не можешь справиться со своей новой ролью? — послышался противный голос хёна. — Лучше передай трон мне. Я с этим лучше справлюсь. Я старше тебя, поэтому умнее.

— Отец знал, что на самом деле ты хочешь использовать положение короля, чтобы отомстить своим обидчикам, поэтому он передал трон мне, — отрезал король.

— Нет, он тебе передал трон, потому что ты у него любимый сынок. А что всю жизнь получал я? Только унижения от этих крестьян. Эти уроды только и могут оскорблять людей и обвинять во всех грехах, даже не опираясь на доказательства. И ты такой же урод, раз женился на этой девке и ещё водишь дружбу с этим уродом Шингваном.

— Следи за словами, хён! — отрезал Ли Донмин.

— Это Шингван научил тебя так разговаривать? Ах, я же забыл — ты самая главная деревенщина.

— Ты не думал, что к тебе так относятся из-за твоего мерзкого характера, а не из-за происхождения? — задал вопрос король.

Сукчжон обиженно ушёл, не забыв толкнуть брата плечом. Сын наложницы Чон Сучжи уходил из дворца и вспоминал, как мать кричала на него, срывая свою злость из-за неудавшейся личной жизни, и отправляла в свою родную деревню Бульгурымён. Бабушка и дедушка всегда были рады видеть своего внука; когда он приезжал в гости, угощали его рисовыми пирожками, пипимбапом и пулькогами. Это были единственные близкие ему люди, которых он любил, о которых остались только приятные воспоминания.

Но из-за его происхождения, которое он часто подчёркивал перед окружающими, никто из деревенских детей не уважал принца. Ему часто доставались тычки, пинки и обзывательства, его часто избивали и унижали. Сукчжон постоянно слышал:

— Что ты мне сделаешь? Пойдёшь во дворец и пожалуешься папочке-королю? Или мамочке-наложнице, которая тебя выкинула?

— Не смейте так говорить о моих родителях! — кричал Ли, чуть не плача.

Когда принцу было двенадцать лет, он приехал в деревню к родителям матери. В тот же день в Бульгурымёне сгорел дом, где погибла семья: муж, жена и двое маленьких детей. Один из подростков, сын деревенского старосты Хан Санчиль, с которым Сукчжон постоянно ссорился, заявил:

— Это наш принц сделал! Ли Сукчжон. Он у нас тут решает, кому жить, а кому умереть. Он сын короля, и ему всё прощается.

Услышав это обвинение, два молодых человека ворвались в дом родителей Чон Сучжи и на глазах у мальчика убили двух пожилых людей, перерезав им горло.

— Уроды! Чтоб вы сгорели в огне, чтоб вы утонули в воде! — проклинал их Ли от невозможности защитить самых близких ему людей, ибо два сельских парня держали его за руки, чуть не ломая ему кости.

Закончив грязное дело, нападавшие вывели его во двор, швырнули на песок и у всех сельчан на глазах избили до полусмерти. Все остальные жители Бульгурымёна смотрели на это и кричали:

— Убийца! Сдохни, мразь!

Один добрый человек остановил бушующих убийц и помог мальчику, у которого была сломана рука и разбито лицо. Местные стражи порядка расследовали поджог, и это оказался несчастный случай — забыли погасить свечу, из-за чего случился пожар.

Поняв, что случилось, Сукчжон лежал на татами и оплакивал любимых бабушку и дедушку. Его младший брат Донмин держал его за руку и говорил:

— Не бойся. Отец накажет их за то, что они сделали тебе больно, за то, что убили твоих бабушку и дедушку. Мне очень жаль, что так получилось.

— Убирайся! — жёстко прошипел принц. — Ненавижу тебя! Любимый сын короля! Где он был, когда меня избивали? Лучше бы я умер! Я никому теперь не нужен.

Расстроенный Донмин вышел из покоев хёна, а тот продолжал плакать от бессильной злобы и проклинать всех: жителей Бульгурымёна, родную мать, мачеху-королеву, отца, младшего брата. Он чувствовал себя никому не нужным.

Когда Сукчжон вылечился, мать увидела его рыдающим от горя возле могилы её родителей; вместо того, чтобы успокоить сына, она избила его заколкой и сказала:

— Зря я тебя родила! От тебя одни проблемы! Вести себя надо было скромнее, тогда никто не будет обвинять тебя в убийствах! Из-за тебя убили моих родителей! Чтоб ты умер!

Убийц родителей Чон Сучжи арестовали и казнили, но рану в душе Сукчжона это не вылечило. Он считал, что всех крестьян надо уничтожить, ибо это тупые люди, которым не нужна правда, которым нужен просто «козёл отпущения», которые ненавидят всё, что им чуждо.

Тем часом вернувшийся с королевского заседания Пак Тхаран позвал Шингвана с Мичжу к себе и сообщил:

— Король Ли Донмин начал управлять Ачимтэяном. Он собирается внести новые порядки, но это не нравится многим министрам. Возможно, среди них убийца Квон Хисока и его семьи и тот, кто покушался на нас. Возможно, мы в опасности. Если что-то случится, то вы должны будете уйти из Нунбушина в Ханманчжу. Идите только вы вдвоём. Никого с собой не берите.

— Господин, что будет с Хёнсук? — забеспокоился Ким.

— Учёный Ын Квансан заберёт её себе. Она должна будет сбежать к нему в случае опасности.

— Отец, но я хочу пойти с Ли Сукчжоном, — чуть не плакала Мичжу. — Я не пойду с этим уродом.

— Мичжу, ты должна понимать, что это опасно — мало ли, что Ли Сукчжону надо от тебя. Этому человеку я тебя никогда не доверю, поэтому ты должна идти с телохранителем Кимом в Ханманчжу к Ма Дамчхи. Будьте осторожны — опасность повсюду.

— Я защищу госпожу, чего бы мне ни стоило, — ответил Шингван, поклонившись.

Пак ушла в комнату и горько заплакала из-за разрушающихся планов. Неужели её разлучат с любимым, и с ней будет этот ненавистный деревенский парень? Девушка знала, что делать, но не могла перечить воле отца. Если он принял такое решение, то его сложно, даже почти невозможно оспорить. Но с другой стороны у Мичжу была возможность снова встретиться с давно забытой подругой Ма Аксан. Увидеть её и вспомнить былое. Вспомнить все детские игры, легенды, которые рассказывала Аксан. Пак даже улыбнулась — не всё так плохо, если есть возможность встретить старую подругу.

Наступал долгожданный день рождения Мичжу. День, когда должен приехать принц и увезти её с собой. Пак уснула и тут же проснулась на зелёном лугу, где пели птицы и цвели зелёные деревья. И снова появилась та незнакомка.

— Мичжу, с днём рождения. Теперь тебе шестнадцать лет.

— Спасибо! — словно светилась от счастья девушка.

— Мичжу, я должна тебе сказать кое-что. Ты в большой опасности. Держись за телохранителя Кима. Он тебя защитит. Береги его, ибо кроме него тебя некому защитить.

— И вы туда же. Чем этот Ким лучше Сукчжона?

— Сукчжон нехороший человек. Скоро ты сама это поймёшь.

— Вы сговорились против меня?

— Просто ты ещё очень молода и многое не понимаешь, — изрекла незнакомка, обнимая девушку. — Ты ещё не можешь отличить хорошее от плохого. Ты верила О Хэналь, пока она тебя не заказала. Ты чуть не погибла. Кто был с тобой, когда тебя дважды чуть не убили?

Мичжу чувствовала, что проигрывает в этом споре. Отец и даже девушка из снов на стороне Шингвана. Кто поддержит Сукчжона?

Пак проснулась с ощущением, что простилась с близким человеком, и заметила на столике заколку с украшением в виде цветка. Четыре года подряд в каждый день рождения Мичжу получала такие подарки. Она понимала, что это заколки от Шингвана, которые он выковывает из сплава золота, и позже по его заказу их украшает ювелир.

— Снова заколка? Надо было тебе сделать большую шпильку для низкого пучка, чтобы все видели, что мой муж Ли Сукчжон.

Взяв в руки маленькую украшенную яхонтами шпильку в форме синих лепестков лилии, Пак увидела, как её держит Ким и говорит:

— Я знаю, что вы не любите праздновать день рождения, что я вам противен, но примите от меня этот скромный подарок. Пусть он украшает вашу прекрасную голову. Надеюсь, она вам подойдёт.

Одевшись в синий ханбок и украсив причёску подаренной Шингваном заколкой, Мичжу вышла из комнаты. Она не любила праздновать день рождения, ибо этот день напоминал ей о смерти матери; ей не с кем было его отмечать после отъезда Чанми и гибели Хэналь. В наступивший день своего шестнадцатилетия она смотрела на калитку и ждала, когда за ней придёт Сукчжон. Шингван встал пораньше, быстро перекусил оставшимся варёным рисом с пулькогами, заев кимчи, и тоже ждал принца, чтобы не позволить ему увезти девушку. Заметив стоящего рядом с ней Кима, Пак только рассмеялась и сказала:

— Шингван, а ты знаешь, что я не люблю отмечать дни рождения? Конечно, спасибо за подарки, но зачем ты мне эти заколки даришь?

— Хотел вам сделать приятное. Вам нравится?

— Ну да, ты мастер на все руки, только учти, что я тебе ничем не обязана. Ясно? Лучше бы сделал большую шпильку для пучка на затылке. Забыл, что я собираюсь замуж за Сукчжона?

Со всех сторон появились двадцать наёмников в чёрных ханбоках, чьи лица были закрыты масками; полетел суриком, просвистел у головы Мичжу и застрял в деревянной стене дома. Телохранитель заметил приближающиеся тёмные фигуры и потребовал:

— Прячьтесь!

Ким метал кинжалы и сурикомы с переменным успехом — одного наёмника ранил, второго убил с одного удара. Убийцы окружили дом министра Пака. Шингван обнажил свой меч и дрался с двумя наёмниками, защищая Мичжу; стоя за его спиной, Пак тайно останавливала бросаемые в её сторону кинжалы и бритвы, вернула их обратно четверым убийцам, попав им прямиком в шеи, из-за чего их смерть наступила мгновенно. Девушка силой мысли взяла у покойников мечи и отрубила головы двум нападавшим. Ким пронзил одному наёмнику живот мечом, и тот упал замертво. Из дома вышел Пак Тхаран и потребовал:

— Если ваша цель — это я, то убейте меня, но не трогайте мою дочь. Она ни в чём не виновата.

Шальной суриком попал в шею Пак Тхарана, и Мичжу не успела остановить быстро летящее лезвие, ибо была сконцентрирована на защите своей жизни и покалечила двух наёмников ударом кинжалами в глаза. Алая кровь брызнула во все стороны, обагрив землю, и министр упал на крыльцо, не успев сказать и слова.

— Отец! — истошно закричала Мичжу и хотела подбежать, но Шингван схватил её за руку, крепко прижал к себе и размахивал мечом, ранив в грудь и живот трёх попавшихся на дороге наёмников.

Держась за руки, молодые люди выскочили из калитки и побежали по улицам Нунбушина, постоянно оглядываясь по сторонам. Их преследовали семь оставшихся наёмников. Мичжу силой мысли останавливала сурикомы и опускала их вниз, словно встречный ветер менял их направление; ей нельзя было выдавать свой секрет, поэтому старалась быть осторожной со своей силой.

Неожиданно молодые люди наткнулись на тупик. Пак хотела запаниковать и переместиться, но Шингван предложил:

— Садитесь ко мне на спину. Мы сейчас перелезем через стену.

Девушка не хотела это делать, но поняла, что выхода нет, ибо высок был риск раскрыть свою тайну. Наёмники настигали их. Воспользовавшись стальными «кошачьими когтями», Ким цеплялся за неровную кирпичную кладку, забираясь вверх, и Мичжу продолжала останавливать бросаемые наёмниками редкие кинжалы и сурикомы. Молодые люди спрыгнули на другую сторону, и от прыжка телохранитель почувствовал боль в коленях, ибо тот давний удар меча по ногам напоминал о себе. Пак слезла со спины юноши, и он взял её за руку; беглецы направились в сторону леса и спрятались в заброшенном сарае возле большого сгоревшего полуразрушенного дома. Ким чувствовал резкую боль в спине и руке, но старался не обращать на это внимание — главнее всего была жизнь его госпожи.

Мичжу вспомнила, как в детстве она с Ма Аксан ходила к этому дому. Подруга рассказывала ей легенду о привидениях этого сарая. Говорили, что в этом доме жила одна знатная вдова Хан Чжинсан, отличавшаяся жестокостью по отношению к прислуге. В этом сарае она замучила до смерти нескольких крестьянок, работавших на неё. Когда вдова спала, муж одной из убитых служанок сжёг её дом. Его казнили. Перед смертью муж сказал:

— Я не жалею, что убил эту мразь. Ей не место среди людей. Она была чудовищем, которое принесло много горя.

Никто не рисковал построить новый дом на этом месте, ибо поговаривали, что по ночам слышится плач и крики убитых девушек. Людям было неприятно даже просто находиться на этом месте, не то, что жить, ибо после посещения этого участка чувствовали тоску и необъяснимый ужас.

Вспомнив эту легенду о жестокой госпоже, Мичжу ощутила необъяснимый ужас; ни во что не веривший Шингван сказал ей:

— Здесь мы спрячемся. Они нас не найдут в погребе. А эти слухи о призраках — просто вымысел.

Молодые люди спустились вниз и ужаснулись, увидев гору скелетов, сложенных в одну кучу. Ким был шокирован от осознания, что такая жестокость могла быть в этой жизни; Пак прикоснулась к одному из черепов и чуть не заплакала от увиденного.

Госпожа в зелёной чогори и красной чхиме лопатой избивала девушку в сером ханбоке. Устав её бить, она схватила кочергу и, подержав её на раскалённых углях, порвала чогори служанки и приложила раскалённый металл к её груди, отчего несчастная истошно кричала и умоляла не делать ей больно.

Одёрнув руку от черепа, Мичжу, словно заколдованная, смотрела на скелеты, боясь тронуть хотя бы один, ибо не смогла бы ещё раз увидеть последние воспоминания этих несчастных служанок, мучительно умерших от пыток жестокой госпожи. Шингван не стал спрашивать её, ибо подумал, что она оплакивает отца.

Послышались шаги. Пак схватила телохранителя за руку и, крепко прижавшись к нему, увидела, как Ким выслушивал её очередное оскорбление и просто сидел в комнате, уставившись в потолок от обиды.

«Что ты ещё можешь помнить?» — пронеслось в голове у девушки.

Спрятавшись за телохранителем, девушка заметила, как из его спины торчат два сурикома. Недолго думая, она вырвала лезвия из тела Кима; парень хотел закричать от боли, но не стал — он не хотел привлекать к себе ненужное внимание, поэтому просто стиснул зубы и скривился.

— Здесь их нет, а в погреб я не полезу. Да кто туда полезет? Там призраки, — послышалось сверху.

— Я тоже туда не полезу! — вставил другой наёмник.

— Да что сделает эта девчонка и её телохранитель? Какой толк убивать их, если этого мерзкого министра мы убрали? Она нам нужна была только для того, чтобы его запугать. Теперь смысла нет — старик мёртв. А за что убивать девчонку и, тем более, этого телохранителя?

— Господин будет доволен. Задание выполнено.

Наёмники ушли, и Пак бросила на пол окровавленные сурикомы. Дождавшись, когда шаги стихнут, Шингван и Мичжу поднялись наверх. Ким осмотрелся — никого не было. Пак вспомнила о речке Хвагикан, пролегающей поблизости сгоревшего дома Хан Чжинсан и потребовала:

— Шингван, мне надо на речку Хвагикан. Хочу посидеть на берегу одна.

— Госпожа, это может быть опасно. Вас там могут подкараулить. Может, они специально так сказали, чтобы мы расслабились и потеряли бдительность.

— А тебе-то что? Мой отец мёртв. Ты можешь быть освобождён от своей клятвы.

— Госпожа, вы одна в лесу не протянете, а здесь вас убьют.

— Я не смогла защитить своего отца. Сукчжон не пришёл на помощь. У меня никого нет. Один ты, противный деревенский урод. Ты меня раздражаешь. Лучше бы тебя убили!

Мичжу плакала от горя и разочарования. Ей казалось, что жизнь кончена и больше не имеет смысла. Она побежала в сторону Хвагикана. Шингван отправился за ней. Уставшая от долгого бега, расстроенная из-за гибели отца и запуганная до смерти Пак добежала до берега реки, упала на колени, села на камни и заплакала ещё горше. Ким подошёл к ней, подсел рядом, обнял её и, прижав к своей груди, сказал ей:

— Поплачьте, госпожа. Вам станет легче.

Неожиданно для него и для себя рыдающая Мичжу уткнулась ему в грудь и почувствовала от парня какое-то родное тепло, словно её успокаивает самый близкий человек, а не этот противный ей Шингван. Телохранитель гладил её голову и говорил:

— Вы ни в чём не виноваты. Это роковая случайность.

Пак ничего не говорила, а только всхлипывала. Она вспомнила, как десять лет назад, когда так же оплакивала мать, её обнимала и утешала тогда ещё новенькая служанка Хёнсук. Тогда ей было всё равно — просто нужно было кому-то выплакаться. В тот день она не чувствовала такое тепло, как это происходило в тот момент, когда Шингван обнимал её.

«Почему рядом со мной не Сукчжон-оппа, а телохранитель Ким? В чём-то прав был отец, когда сказал, что кроме него у меня никого нет».

Пока беглецы пытались скрыться, Сукчжон со своими наёмниками подошёл к дому министра Пака и заметил только перепуганную насмерть Хёнсук, всё это время прятавшуюся в подвале. Когда убийцы скрылись, служанка оплакивала господина и говорила:

— Вы были хорошим человеком. Вы никогда не задерживали зарплату, никогда меня не били. Что мне делать?

— Эй! — крикнул принц. — Иди сюда!

Хёнсук медленно подошла к Сукчжону, боясь смотреть в его сторону не от уважения, а просто необъяснимого ужаса, который вызывал у него этот человек; тот грубо схватил её за руку и потребовал:

— Говори, где Пак Мичжу!?

Служанка понимала, что нельзя показывать свой страх и волнение, чтобы не навлечь беду, поэтому отрезала:

— Они должны быть в Ханманчжу. Теперь можете меня убить. Мне всё равно идти некуда.

— Зачем мне тебя убивать? Ты такой вкусный чай делаешь, вкусно готовишь. За что мне тебя убивать? Пошли со мной. Я пойду в Ханманчжу, где у меня есть дом. Хорошо, что там, у отца, есть резиденция. Там и буду жить, пока не придёт Мичжу. Хочешь работать у меня? Только на хорошее отношение не надейся. Я тебе просто позволяю жить и работать. Я тебе буду платить хорошо. Хватит на наряды и мыло.

«Мне всё равно терять нечего. Моя тётка обо мне и думать забыла, а тут хоть будет хорошо. Надеюсь, этот грубиян хоть выполнит свои обещания», — размышляла служанка.

Сукчжон потребовал Хон Чунгэ, главаря наёмников, посадить Хёнсук на лошадь. Девушка смотрела на молодого человека лет двадцати пяти с выделяющимися скулами и глазами, словно у хищника, готовящегося съесть свою добычу с потрохами; чёрный ханбок с топхо и длинные волосы, заплетённые в неровный высокий хвост, только дополняли образ сурового наёмника, о котором по Нунбушину ходят довольно неприятные легенды. Лёгким движением Чунгэ закинул не успевшую опомниться Хёнсук на лошадь и усадил перед собой. Они отправились в сторону востока и скоро приедут в Ханманчжу, где Сукчжон будет ждать свою Мичжу.

В это время Пак выплакала все слёзы, что у неё накопились за этот день, успокоилась и, оторвавшись от груди телохранителя, вскрикнула от удивления, оттолкнула его и сказала:

— Вообще меня должен успокаивать Сукчжон, а не ты. Зачем ты это делаешь?

— Я просто хотел вас утешить. Не бойтесь меня. Я не трону вас без разрешения.

— Да ты меня уже потрогал. Зачем ты меня забрал? Я ждала Сукчжона! Если бы ты меня не забрал, то он бы увёз меня!

— Где он был, когда вашего отца убили?

Разгневанная от такой наглости и излишней смелости Мичжу ударила Шингвана по щеке и закричала:

— Это ты во всём виноват! Это ты не защитил моего отца! Куда ты смотрел? Ненавижу тебя! Зачем отец отправил меня с тобой, а не с Сукчжоном? Видеть тебя не могу! Лучше тебе умереть!

— Если вы хотите, чтобы я ушёл, то я уйду. Я не хочу вас раздражать. Я не хочу, чтобы вы мне желали смерти.

Ким отвернулся и быстрым шагом отправился в сторону города. Мичжу побежала за ним, догнала и, схватив его за руку, крикнула:

— Ты куда пошёл? Ты же поклялся моему отцу, что будешь защищать меня. Так выполняй свою клятву.

— Значит, я стал вам нужен, когда вы остались одни. Ладно. Хорошо. Я буду вас защищать и провожу вас до Ханманчжу. Только сразу предупреждаю — нам придётся ходить по лесу и мимо деревень. Питаться предстоит жареными кроликами, рябчиками, грибами и ягодами. Так что потерпите несколько дней, но потом всё закончится, и вы меня больше не увидите.

— Хорошо. Только доставь меня в целости и сохранности. И ханбок не испорть.

— Ханбок... — присвистнул Шингван. — Вам нужно переодеться. Такой ханбок не предназначен для походов в лесу. Лучше переодеться в рабыню. Заодно вы замаскируетесь.

— Ты что, предлагаешь мне быть похожей на Хёнсук!? — не поняла Мичжу.

— Вы хотите прийти в испорченном ханбоке? Мне будет неприятно, если вы испортите его, ибо наряды выбираю вам я, — рассмеялся Ким.

— Ну ладно! Буду ходить в этих уродских тряпках, — сказала Пак и ещё раз ударила телохранителя по щеке. — Раздражаешь! Лучше бы ты никогда не приходил в Нунбушин!

Молодые люди отправились на рынок. Шингван шёл осторожно, оглядываясь по сторонам. Вроде никто за ними не следил, всё хорошо. Мичжу шла за ним, стараясь не отставать. Она терпеть не могла этого «противного» телохранителя, но больше никого у неё не было; к тому же ей нужно было попасть в Ханманчжу, чтобы увидеться с Ма Аксан — ради этого стоит потерпеть общество Кима и поносить хлопковый ханбок рабыни.

На рынке юноша нашёл магазин одежды для крестьян и зашёл посмотреть новую одежду для крестьянок. Они были не так ярки, как ханбоки для девушек знатного происхождения, но выглядели приятно.

— Давно не виделись, Ким Шингван! — воскликнул продавец Но Донхо. — Решил в дешёвые тряпки нарядить госпожу?

— Это маскировка, — объяснил Ким, выходя из магазина. — Нам нужно прятаться, чтобы не нашли. Мы в опасности.

— Ну спасибо! Удружил! Теперь буду ходить как рабыня, — проворчала идущая вслед за ним Мичжу, одетая в грязно-синий хлопковый ханбок, и сняла заколки из волос, чтобы больше быть похожей на рабыню.

— Для спасения жизни все средства хороши, — продолжал острить телохранитель.

— Шингван, я есть хочу. Только не надо мне твоих жареных кроликов.

— Хотите рисовые пирожки? В пекарне у Чжон Минхёка вкусные пирожки. Пока мы не в лесу, у нас есть возможность нормально поесть.

— Хорошо. Поем и эту гадость. На что только ни пойдёшь ради спасения своей шкуры... — обречённо произнесла Пак. — И этот противный ханбок так колется. Я не привыкла носить такое!

— После нескольких дней блуждания по лесам мне было не очень комфортно спать в одеяле и подушках. Кстати, раз нам придётся спать в палатке, то нужно купить тёплые одеяла, чтобы можно было согреться.

Молодые люди отправились в пекарню Чжон Минхёка, ещё одного знакомого, где Ким купил пару рисовых пирожков с рыбой.

— Пока поедим это. Вы же не хотите умереть с голоду.

Мичжу ела рисовый пирожок. Она не понимала еду «для нищих», но теперь вынуждена этим питаться, чтобы как-то выжить и не умереть с голоду. Выпечка из рисовой муки с рыбой показалась ей такой вкусной.

— Как ни странно, мне понравилось. Вкусно, — оценила Пак.

— Я говорил, что вкусно.

Поев, молодые люди ходили по рынку; телохранитель купил рюкзак, четыре тёплых одеяла, котелок, поварёшку, миски и палочки, чтобы можно было есть по дороге. Наступал вечер, и молодые люди шли на восток. Никто за ними не гнался, но Шингван продолжал держать ухо востро.

«Возможно, они нас обманули, и это оказалось ловушкой. Может, они за нами следят и ждут момента, когда можно напасть. Пока есть возможность, можно переночевать у одного человека. Я знаю, что они всегда выжидают нужного момента, когда мы потеряем бдительность».

Ким постучался в одну калитку, и ему открыла вдова Нам Ёнми, женщина, которой он когда-то сделал забор.

— Мастер Ким, добрый вечер! — встретила его добродушная хозяйка дома. — Я знаю, что случилось. Держитесь, госпожа. Я понимаю, что значит терять близкого человека.

— Добрый вечер, госпожа Нам, — поклонился ей телохранитель. — Нам нужно только на одну ночь. Нам надо будет далеко идти. Опасно возвращаться в дом — мало ли что.

Шингван и Мичжу зашли в дом госпожи Нам. Поев рис с мясом, молодые люди приняли ванну.

— У меня только одна комната свободная, поэтому вам придётся лечь вдвоём на одном татами, — предупредила вдова.

— Что? — не поняла девушка. — Я не буду лежать с ним.

— Лягу на полу, завернусь в одеяло и буду спать так, — заявил Ким и спросил у госпожи Нам: — Сколько вы с меня возьмёте?

— Вы отличный мастер, Ким Шингван. Вы три года назад сделали мне этот забор, и он строит намертво — не снесёшь. Поэтому поживите у меня бесплатно. Вы заплатили на годы вперёд.

В спальне Шингван снял топхо и чогори. На руках и на спине красовались глубокие царапины от сурикомов, которые Мичжу не успевала останавливать силой мысли. Пак ужаснулась, увидев жуткие шрамы, оставленные медвежьими когтями на спине юноши, и рубец от меча на лопатке, напоминавший о сражении с наёмниками, посланными Хэналь. Девушка решила проверить правдивость легенды об исцеляющих свойствах крови ёчжон, поэтому взяла кинжал и чуть оцарапала себе палец. Подойдя сзади к телохранителю, Мичжу намазала капелькой своей крови царапину внизу на пояснице.

— Госпожа, что вы делаете? — не понял Ким.

— Ничего. Просто осматриваю раны, — отмахнулась Пак. — Ты же не можешь развернуть голову и увидеть, как выглядит твоя спина, а зеркала тут нет.

— Вы так заботитесь. Что на вас нашло?

— Ничего! — нагрубила Мичжу и втёрла алую жидкость в порезы возле правой подмышки и на левом плече.

Посмотрев на правое плечо юноши, Пак заметила шрам и вспомнила, как он поймал в руку суриком, когда впервые её защитил.

— Почему мне так щекотно? — удивился Шингван. — Чувствую на спине и на плече.

— Откуда я знаю, что там у тебя щекочет? Мыться надо тщательнее! — проворчала девушка, отходя от него.

— Если что, то я и так очень тщательно моюсь. Теперь всё прошло. Странно... На левом плече только что была царапина, а теперь какой-то шрам. Что это?

— Да откуда я это знаю? — грубым тоном задала вопрос девушка. — У лекаря спроси, что это.

Мичжу посмотрела на спину телохранителя и заметила, что свежие раны от сурикомов быстро затянулись, и остались только белые рубцы.

«Это правда, что моя кровь способна исцелять. Только шрамы от ран остаются, ибо я только на какую-то часть ёчжон, а так просто человек. Надеюсь, этот идиот ничего не понял».

— Госпожа, у вас на пальце кровь! — взволнованно крикнул Ким и, оторвав лоскут ткани от нижней юбки шёлкового ханбока Пак, перевязал её порезанный палец.

— А что тебя так волнует, течёт ли у меня кровь или нет? — продолжала возмущаться Мичжу.

— Я поклялся, что буду защищать вас, поэтому я должен вас беречь.

— Ты обо мне печёшься больше, чем о себе. Даже Сукчжон-оппа так не пёкся обо мне. Если что, то можешь лечь со мной на татами. Полы какие-то холодные. Вдруг простудишься и отморозишь себе что-то. И потом — всё равно недолго мне с тобой ходить. Мне нужно привыкнуть, что придётся спать с тобой в одной палатке.

Телохранитель не знал, что ответить. Он радовался, что теперь стал ближе к госпоже, хоть она продолжает его оскорблять, но его огорчало, что такой жуткой ценой досталась ему такая возможность.

Только Шингван лёг на татами, тут же почувствовал, как его сморил сон, ибо сказывалось напряжение этого дня. Мичжу погасила свечи и легла рядом, но сон не шёл. В свете луны из окна девушка рассматривала лицо спящего телохранителя. При первой встрече он ей казался просто смазливым деревенским пареньком, а сейчас он выглядит самым прекрасным юношей во всём Ачимтэяне. Ей хотелось погладить его лицо, подержать его длинные чёрные жёсткие волосы и даже поцеловать его лоб и щёки.

«Какой он красивый... И почему я думаю об этом? Почему я хочу его поцеловать? Он же деревенщина! Как он мне может казаться таким симпатичным, таким милым? Откуда у меня такие мысли?»

Пак не понимала, что с ней происходило в ту ночь. Вспомнив, как на берегу Хвагикана Шингван обнимал её, чтобы успокоить, девушке хотелось, чтобы он снова прижал её к сердцу, чтобы она ещё раз почувствовала то приятное родное тепло, которое от него исходило. Она не помнила, чтобы от Сукчжона чувствовалось подобное, когда она его обнимала, но сразу же отогнала эти мысли.

«Сегодня я могла бы выйти замуж за Сукчжон-оппу и так спать с ним. И не у госпожи Нам, а где-то в уютном доме, куда бы он меня привёз. Но почему я лежу на одном татами с этим деревенским дурачком? Как такое может быть? И... почему он мне так понравился? Что с ним не так? Почему у меня такие странные желания?»

Мичжу не могла понять причину изменений её чувств к Киму и происходящее в её мыслях и сердце. Пак тут же уснула, ибо чувствовала жуткую усталость из-за пережитых событий минувшего дня.

Наступило утро. Поев пипимбап и попив чай у госпожи Нам, Шингван и Мичжу отправились на восток. Ким оглядывался по сторонам, чтобы убедиться в безопасности и отсутствии какой-либо слежки; Пак понуро шла с телохранителем и чувствовала себя отвратительно. Происходившее казалось девушке страшным сном, из-за чего она щипала себя за ногу, желая проснуться у себя дома, где всё как прежде: она ждёт у калитки Сукчжона и играет на тансо, отец отправился во дворец обсуждать важные политические дела на совете министров, Хёнсук и Шингван за едой обсуждают очередной роман о ёчжон, любимый принц подходит к калитке и скоро пригласит её на прогулку; но это был не сон — всё происходило наяву.

Больше всего Мичжу напрягало круглосуточное присутствие ненавистного телохранителя, взявшего её под опеку. Пак не могла понять, что с ней произошло на реке Хвагикан, на берегу которой телохранитель её обнял, чтобы успокоить; что с ней произошло дома у госпожи Нам, когда она легла с ним на один татами.

«Да чем он мне понравился? — недоумевала девушка. — Он уродливый деревенский дурачок, который бесит меня своей заботой, который постоянно со мной спорит и заставляет сомневаться в моей правоте. Ещё я люблю Сукчжона. Только где он? Скучает ли он по мне?»

Думая о произошедшем, Мичжу не заметила, как шла с Шингваном уже по лесу; вокруг ни одного дома, ни одного помещения, ни одной постройки.

— Где мы? — не понимала Пак.

— Мы покинули Нунбушин, — изрёк Ким. — Мы теперь в лесу. Через три-четыре дня подойдём к Чонсанмёну.

Девушка рассматривала зелёные деревья, кустарники с ярко-алыми ягодами, ярко-зелёную, словно изумруд, траву. Она видела дикий лес только на картинах художников; открывшаяся перед ней чаща выглядела мрачной, но от этого казалась ещё красивее и притягательнее.

«Не думала, что в лесу может быть так приятно находиться. Это так... заманчиво. Даже не думала, что когда-нибудь окажусь здесь, и мне понравится».

Но её приятный настрой прервал вой дикого зверя, и перед ней возник огромный медведь. Мичжу силой мысли отталкивала косолапого, но её сил было недостаточно — медведь медленно шёл на неё, желая попробовать свежее мясо. Шингван среагировал моментально — подпрыгнул и одним ударом меча рассёк зверю горло, из-за чего тот упал замертво. Пак успела отскочить в сторону, чтобы на неё не упала медвежья туша.

— Вы в порядке? — задал вопрос Ким, беспокоясь за свою госпожу.

— Да в порядке, как видишь. Чего пристал? Я есть хочу! Что у нас на обед?

— Прошу прощения, но рисовых пирожков у нас нет, поэтому будем искать грибы ибсэбосот или грибы пёго. Кроликов я сам поймаю. Вам нужно учиться искать грибы и ягоды, ибо многое в жизни понадобится.

— Да ну! Мне в жизни понадобится красивое лицо, чтобы выйти замуж за Сукчжона, и острый ум, чтобы радовать его очередными разговорами и обсуждением хороших книг. Вот что важно в жизни. А не твоя охота. Никогда это не понимала. Не понимала, как можно убить зверя просто ради развлечения.

— Знаете, я тоже это никогда не понимал, — согласился Шингван. — Я понимаю, когда человек голоден или мясо такое вкусное, если его пожарить на костре. Но ради развлечения убить и бросить труп несчастной зверушки, если это не самозащита... Нет, это неправильно. Это жестоко. Так делать нельзя.

Юношу бесило любое упоминание об этом противном принце, ибо тот раздражал его одним своим существованием. Его выводила из себя не только близость с Мичжу, но ещё мерзкий характер, высокомерие и нежелание видеть дальше своего носа.

«Я бы с радостью отрубил голову этому Сукчжону, только не хочу об него руки марать! Не хочу из-за него сам лишиться головы!» — размышлял Ким, отрубая кролику голову, вымещая свой гнев.

Телохранитель принёс две тушки кролика и освежевал их, снимая с них мягкую серую шкурку. Мичжу сидела на пеньке, смотрела на это с нескрываемым отвращением и, морщась, комментировала:

— Какой ужас! Никогда не видела, как разделывают мясо. Что это? Убери это от меня! — кричала девушка, размахивая руками и отодвигаясь назад.

При помощи плуга Шингван развёл костёр, наполнил котёл водой из ручейка, положил туда кусочки мяса и поставил на открытый огонь.

— Госпожа, проследите за котелком, чтобы вода не выкипела. А я пока грибы поищу, чтобы было вкуснее. Мясо с грибами лучше. Не забывайте помешивать.

— Ты такой разборчивый в блюдах. Ну ладно. Потом покажешь, как грибы искать?

— С радостью. Вы получите новый опыт, который всегда пригодится, чтобы ориентироваться в местности.

Ким дал Мичжу поварёшку и отправился в лес, чтобы найти нужные грибы. Пак помешивала варившееся мясо и почувствовала себя героиней сказки, злой ёчжон, которая пыталась при помощи зелья вызвать мощный ураган, чтобы уничтожить всё человечество, но её случайно убила девочка из Маритаима Лили, жившая с родителями в доме с колёсами. Ураган унёс этот дом вместе с Лили, и тот упал на голову ёчжон, раздавив её, и ураган прекратился. Девочка забрала себе её серебристые волшебные башмачки, обладавшие весьма большой силой, и стала новой ёчжон, хранительницей артефакта.

Мичжу даже рассмеялась, ощущая себя злой волшебницей, вызывающей ураган. Пак помешивала кусочки крольчатины и думала, что бы она загадала волшебному зелью, если бы была такая возможность. Какое заклинание она бы произнесла? На что будет направлено это заклинание? Шингван принёс много грибов ибсэбосот и, заметив, что госпожа впервые за всё это время улыбнулась, про себя подумал:

«Так приятно посмотреть, когда у госпожи хорошее настроение, когда она так улыбается».

Ким нарезал принесённые грибы и добавил их к мясу. Девушка продолжала помешивать и задала вопрос со злобой в голосе:

— Что ты на меня уставился? Доволен, что заставил меня делать работу Хёнсук?

— Просто вы улыбаетесь. Приятно видеть, когда у вас хорошее настроение.

— Только одно твоё присутствие его портит. Ну почему отец не отпустил меня с Сукчжон-оппой? Почему я должна ходить с тобой по этому лесу и прятаться как преступница?

— Я тоже не особо хотел быть вашим телохранителем. Я вообще хотел быть воином, о котором сложат легенды, но вынужден работать телохранителем, чтобы себе на жизнь заработать. Я мог бы вас бросить и уйти своей дорогой, но не могу это сделать. Не могу оставить беззащитного человека одного. Я вам не нравлюсь, я вас раздражаю, я вам порчу настроение. Почему вы не уйдёте? Почему вы пошли со мной?

— Куда я одна пойду? — задала вопрос Мичжу, и к её глазам подступали слёзы. — У меня никого нет. Я не знаю, где Сукчжон. Я в опасности, и неизвестно, хотят ли меня убить. Самое страшное, что я даже не знаю, кто хочет меня убить, из-за чего не могу себя защитить. Пошла за тобой в лес, а убежать не могу, потому что не знаю, куда идти. Я тебя ненавижу, но мне больше не на кого опереться.

«В чём я перед вами виноват, госпожа? За что вы меня так ненавидите?» — спросил самого себя Шингван уже в который раз, и по его щеке покатилась слеза.

Сдерживаясь перед госпожой, чтобы не показывать свою слабость, Ким вытер щёку, взял у девушки поварёшку и размешал варево. Разлив его по тарелкам, юноша взял палочки; Пак тоже ела крольчатину с грибами и сказала:

— Да, Хёнсук готовит лучше. Хотя, что взять с походной еды? Она нужна для насыщения, а не для наслаждения. Хотя... Никогда не ела кролика. Кстати, вкусно.

Шингван увлёкся едой и не слушал девушку. Он вспоминал, как семь лет назад он с двумя названными братьями, Киёном и Чжонъёном, сидел на берегу реки Чоёнган. Старший сын Юн Минбока поджарил на костре пойманного угря. Ким вспомнил вкус жареной рыбы и улыбнулся.

— Эй, ты меня слушаешь? Я с кем разговариваю? — словно разбудила его Мичжу.

— Госпожа, почему вы со мной разговариваете? Вы меня ненавидите, я вам противен. Зачем это вам?

— Да просто не с кем поговорить, а тут ты. Хоть ты меня послушаешь.

— Только не надо мне говорить, что я вам противен, что вы меня ненавидите, иначе я вас слушать просто не буду. Будете разговаривать с деревом.

— Хорошо, буду думать над словами. Но не думай, что ты мне нравишься. Ты мне... — Не договорив последнее слово, Пак зажала рот руками.

— Уже лучше, — кивнул телохранитель. — Так что вы там говорили?

— Я сказала, что кролик с грибами вкусный. Никогда не ела ничего подобного.

— Рад, что вам понравилось. Не ожидал.

Доев варёное мясо с грибами, молодые люди погасили костёр. Шингван закопал пепел с обглоданными косточками в землю и присыпал валежником, чтобы не было видно следов человека.

— Зачем ты это делаешь? — не поняла Мичжу.

— Надо запутать следы, — объяснил Ким. — Вы понимаете, что за нами могут следить, поэтому нужно как можно тщательнее скрываться. Вдруг кто заметит этот мусор и поймёт, что это были мы, и нас быстро найдут. Путь неблизкий, поэтому нужно подготовить палатку, когда стемнеет. А сейчас нам нужно идти.

Девушка шла с телохранителем и чувствовала себя ёчжон по имени Лили, которая шла по дороге из красного кирпича, и ей по пути попались три существа: глупый Хосуаби, соломенный человек, желавший приобрести ум, Чольнамуккун, мечтавший о сердце в железной груди, и Бикубнын Сачжа, трусливый человек-лев, хотевший стать сильным и храбрым. Все четверо отправились в Ноксэк Доши, где жил волшебник, знавший, где можно найти нужные артефакты для осуществления желаний.

— Шингван, а ты читал сказку о волшебнике Ноксэк Доши, где девочка Лили путешествовала по дороге из красного кирпича с тремя странными друзьями?

— Эту сказку не так давно планировал прочитать с Хёнсук, — ответил Ким. — Но не получилось. Где она сейчас? Она жива? Как хочется верить, что она жива...

— Чем она тебе нравится? Она же тупая и умеет только готовить да полы мыть, — скривилась Мичжу.

— Вы ничего не понимаете... — улыбнулся телохранитель. — Она очень хороший человек. Она мне как старшая сестра.

Пак не понимала, зачем она задала такой вопрос. Ей было всё равно, какие у Шингвана отношения со служанкой, но она почему-то чувствовала, что ревнует его к этой девушке.

«Да что со мной такое? Почему мне не нравится, что он общается с другими девушками? Я что, его ревную?» — задала сама себе вопрос Мичжу и вслух сказала: — Ну да! Такой хороший человек, что меня постоянно обсуждала и обижалась на критику.

Ким не слушал госпожу и вспомнил, как ещё в детстве читал вслух Чжонъёну сказку о волшебнике Ноксэк Доши. Мичжу притронулась к его руке и увидела мальчика лет тринадцати, прикрывшего длинной чёлкой правую щёку. Он сидел возле татами и зачитывал шестилетнему мальчишке сказку:

— Шла Лили по дороге из красного кирпича и заметила висящее на шесте пугало, которое с ней поздоровалось... «Добрый день!» — сказало ей чучело, испугав до полусмерти...

Младший братик внимательно слушал рассказ и ловил каждое слово. Мичжу улыбнулась, увидев такие приятные воспоминания, и отпустила руку юноши.

— Знаешь, почему я спрашиваю про сказку? Просто чувствую себя Лили, когда иду по этой дороге. А ты мне напоминаешь Хосуаби. Он туповат и много болтает. Надеюсь, ещё двое к нам не присоединятся.

— Госпожа, вы мне напоминаете одну героиню из романа о воителе Чан Гуне. Её звали Хана Косюку. Она красивая, но характер у неё капризный. Чан Гун женился на ней, чтобы защищать её от злых ёчжон. Она ему грубила, но держалась за него, потому что всех её родственников убили, а на неё была объявлена охота, ибо она наследница трона.

— Насколько я знаю, она его полюбила потом. Хм... Ты на что намекаешь? С чего ты думаешь, что можешь мне понравиться?

— Я ни на что не намекаю, а просто говорю, на кого вы похожи. Вы так же красивы и так же колючи. Как алая роза.

— Подхалим из тебя никудышный, но мне нравится ход твоих мыслей. Только влюбляться в простолюдина... Да ни за что!

— Ну мало ли, что может произойти. Не зарекайтесь, госпожа.

Мичжу рассердилась, ударила Шингвана по лицу и, отвернувшись, пошла вперёд; Ким пошёл за ней следом и, догнав её, задал вопрос:

— Вы знаете, куда идти, раз бежите вперёд? Почему вы так обижаетесь?

— Шингван, ты иногда думай, что говоришь. Мне это не нравится.

— Вам не нравится всё, что я говорю. О чём с вами разговаривать?

— Поговорим обо всём, о чём захочешь, только ты не будешь меня ни с кем сравнивать и намекать на то, что могу влюбиться в крестьянина. Тем более, в тебя.

— И вы меня ни с кем не сравнивайте. Особенно с персонажами сказок и романов, которые не отличаются умом и сообразительностью. Признайте — я не так глуп, как кажется.

— Сама решу, с кем тебя сравнивать. Я как вижу, так и выскажу своё мнение. И у тебя спрашивать не буду. Понял?

Телохранитель промолчал. Счастливая Пак шла, насвистывая мелодию. Шингван слушал и вспомнил, как она давным-давно играла эту песню на тансо. Мичжу дотронулась до его руки, и увидела, как она, ещё двенадцатилетняя девочка, в очередной раз сидела на крыльце и играла на флейте, а он с восхищением слушал её.

«Неужели он так на меня смотрел с той поры, как пришёл к нам в дом? Как он мог? Почему он выбрал меня?»

Пак перестала свистеть, отпустила его руку, остановилась и, посмотрев в глаза телохранителю, задала ему давно волновавший её вопрос:

— Тебе так понравилась моя музыка?

— Вы очень хорошо играете на тансо, госпожа. Вы очаровательны.

— Я знаю. Кстати, я есть хочу. Нам нужна палатка. Уже скоро солнце сядет.

Ким срубил дерево, сделал из него две бревенчатые подстилки, смастерил палатку из веток и валежника, чтобы прикрыться от возможного дождя.

— Теперь научи меня искать грибы, — потребовала девушка. — Я тоже хочу знать, как это делать.

— Я вас научу собирать грибы. Потом я поищу ягоды и заварю чай из листьев ежевики и дикой малины.

— Соскучилась уже по чаю. Так пить хочется...

Шингван отправился за грибами, и Мичжу увязалась за ним. Ким показывал ей, как нужно отрезать ножку гриба и рассказывал о полезных свойствах пёго; Пак слушала и недоумевала:

«Как деревенщина может быть такой умной и такой образованной? Он так хорошо всё рассказывает — заслушаешься».

— Давайте, я грибы на костре пожарю. Будет вкусно.

— Если грибы так полезны, что способны улучшить здоровье, то попробуем, будет ли вкусно.

Шингван нанизал грибы на тоненькую заточенную веточку, держал их на костре и вспоминал, как за год до ухода в Нунбушин он с Киёном так же на костре жарил рыбу. Заметив его приподнятое настроение, Мичжу дотронулась до его руки, и ей открылась приятная картина: юноша с длинной чёлкой, зачёсанной направо, сидел с другим молодым человеком. Оба держали на открытом огне нанизанную на тонкий ровный деревянный прутик рыбу и о чём-то весело разговаривали. Пак улыбалась, глядя на эти воспоминания.

Мичжу вспомнила, как касалась Сукчжона и видела только плохие картинки из его жизни: как мать избивала его заколкой и всем, что под руку попадёт, как жители Бульгурымёна его унижали и били, как он постоянно ссорился с братом, наследным принцем. Пак не хотела к нему прикасаться, ибо не имела желания расстраиваться, видя страдания любимого человека. У Шингвана были совсем другие воспоминания — приятные и дающие хорошее настроение; в прошлом телохранитель имел всё, что Сукчжону и не снилось: хорошие друзья и любящие родители.

— Госпожа, зачем вы меня трогаете? — не понял Ким, заметив, что девушка уже не первый раз брала его за руку.

— Просто хочется, чтобы ты был поблизости, — солгала Мичжу. — Ты мне всё равно не нравишься. Просто мне одиноко и хочется ощущать, что у меня есть хотя бы ты.

— Ладно, можете держать меня за руку. Мне не жаль.

Шингван почувствовал себя счастливым, ибо понял, что госпожа хоть немного стала его ценить, и почувствовал себя нужным этой девчонке. Пусть она хотя бы для чего-то трогает его руку, но даже эта мелочь была ему приятна.

— Думай только о хорошем, — посоветовала Пак. — Вспомни все приятные моменты в своей жизни. Настроение поднимется.

— Госпожа, вы не заболели? Вы как-то странно себя ведёте.

— Скажешь тоже! Просто советую тебе поднять настроение, если тебе плохо.

— Вот и грибы поджарились, — обрадовался телохранитель, переведя разговор в другое русло.

Молодые люди ели грибы пёго. Мичжу не могла понять, почему ей начал нравиться человек, который ещё вчера был ей неприятен. Она поняла, что почему-то не скучает по Сукчжону, не спрашивает себя, как он живёт без неё. Пак чувствовала себя предательницей, ибо не могла так поступить с тем, кого она любит. Или уже разлюбила? Или никогда не любила его по-настоящему, искренне?

Шингван вспомнил, как ему нравилось с Юн Минбоком и Киёном ловить рыбу и потом жарить её на костре. После рыбалки отец семейства приносил рыбу в дом и угощал ею всю семью. Мичжу снова потрогала его руку и увидела, как тринадцатилетний мальчишка с длинной чёлкой, ещё один паренёк, его ровесник, и взрослый мужчина ловили рыбу, жарили её на костре и принесли её домой, где взрослая женщина и маленький мальчик радовались улову и всей семьёй ужинали. Пак даже порадовалась за эту семью — они небогаты, но очень счастливы.

«Ты всегда носил такую длинную чёлку, Шингван?» — спрашивала про себя девушка.

Поев жареных грибов, Ким взял котелок и отправился к ближайшему ручейку. Прополоскал, налил в него воду, поставил кипятиться и сказал ей:

— Госпожа, посмотрите за водой, а я соберу ягоды. Вы хотите чай с ягодами? Хотя, я знаю, что вы любите с вареньем.

— Откуда ты знаешь? Ах, тебе Хёнсук об этом рассказала... Ну-ну.

Телохранитель собирал ежевику и дикую малину; набрав ягоды и листья для чая, вернулся к Мичжу и добавил в котелок с кипящей водой чайные листы и немного ягод. Пак пила этот напиток и наслаждалась ароматом дикой малины и ежевики; Шингван вспомнил, что такой чай заваривала его родная мама. Девушка прикоснулась к нему и увидела, как молодая женщина с простой деревянной заколкой в волосах и в сером женском ханбоке заваривала чай с листьев малины и ежевики. Молодой мужчина с сильным загаром и маленький мальчик лет шести ели рис с мясом и ждали напиток.

— Шингван, угощайся, — улыбнулась незнакомка и, потрепав макушку маленького мальчика, поставила ему чашку горячего чая.

Мичжу улыбнулась, но проснулась от временного транса и заметила, что у Кима на лице появилась слеза. Пак убрала руку и задумалась над увиденным:

«Этот мальчик — это и есть Шингван? Странно... Когда он жил в одной семье, он не закрывал лицо чёлкой. И его братьев не было. Что же случилось с его лицом? Что он скрывает за чёлкой? Что случилось с его семьёй? Зачем я вообще этим интересуюсь? Вроде мне должно быть всё равно, но почему я думаю об этом?»

Попив чай, Ким погасил костёр, лёг в палатке и, укрывшись тёплым одеялом, задремал; Мичжу легла рядом, закуталась в тёплую ткань и думала над увиденными воспоминаниями телохранителя:

«Наверное, у тебя была счастливая жизнь. Тебя любила и одна, и другая семья, ты жил счастливо в деревне. Всё-таки богатство не означает счастье. Сколько Сукчжон вытерпел за всю свою жизнь, отчего стал таким мрачным. Звание принца не означает лёгкую жизнь. Ты помнишь только хорошее, Ким Шингван, хотя бывало и плохое».

Пак не удержалась от искушения: прижалась к спине Кима и приобняла его правой рукой, убрав ему на шею его длинные волосы, собранные в низкий хвост. Она не понимала, почему её тянуло к телохранителю, но не могла сопротивляться этому странному для неё чувству.

«Что со мной? Зачем я это делаю? У меня же есть Сукчжон, желающий жениться на мне. Но почему я забываю его? Почему Шингван мне приятен? Он же просто телохранитель. Он мне никто. Он простолюдин».

Мичжу снова почувствовала от него то же самое тепло, и ей не хотелось отпускать его от себя. Девушка быстро уснула, ибо испытывала усталость в ногах от непривычной для неё долгой ходьбы. Утром с первыми лучами солнца, бьющими в щели между ветками, Ким проснулся и, ощутив нежные объятья на своей спине, заметив руку госпожи у себя на поясе, не двигался, чтобы не разбудить её; вместе с ним проснулась Пак и, поднявшись, сказала:

— Не думай, что ты мне нравишься. Просто мне было холодно, а ты такой тёплый, и к тебе приятно прикасаться.

— Госпожа, если хотите, то я могу вас обнять, пока вы спите. Вам будет теплее. Мы так согреемся.

— Шингван, ты дурак? С ели рухнул? Вставай и готовь есть! Умираю с голоду! Только найди рябчиков и пожарь их мне! Хочу жареное мясо.

Ким вышел из палатки и отправился на охоту. Мичжу набрала из ближайшего ручейка воду и вспомнила, как телохранитель добывает огонь. Пак разложила сухие ветки, взяла лучинку, вставила в доску и принялась крутить палочку, потирая ладони друг о друга.

— Как я вижу, вы пытаетесь разжечь костёр, — услышала девушка комментарий и увидела Шингвана, держащего в руке пару убитых рябчиков. — Я уже вижу дымок. Продолжайте.

— Мне просто холодно, вот я и хочу найти огонь, чтобы согреться.

Мичжу взяла загоревшуюся лучинку и подожгла подготовленные ветки; Ким заточил веточки, очистил и разрезал пойманную дичь, отделив мясо от костей, нанизал кусочки филе на деревянные шпажки, расставил маленькие брёвнышки вокруг костра, положил на них палочки и принялся ждать, пока не появится вкусный аромат. Пак смотрела на горящие ветки с жарящимся филе и понимала, что не знала о многом.

«Интересно, что бы сделал Сукчжон, окажись он здесь, в лесу? Смог бы он разжечь костёр? Смог бы он зарубить медведя? Смог бы он приготовить что-то на огне? Смог бы он соорудить палатку, в которой можно поспать?»

— Готово! — отвлёк её от мыслей Шингван. — Госпожа, предлагаю вам отведать жареное на костре мясо.

Девушка взяла одну палочку с жареными кусочками мяса и, попробовав, сказала:

— Вкусно. Даже не ожидала, что походная еда может быть такой. Это точно рябчик? На вкус как запечённая курица, которую делала Хёнсук.

Мичжу вспомнила, как они с отцом на праздник луны ели курицу, приготовленную служанкой. Пак почувствовала, как кольнуло в сердце, ибо мысленно вернулась ко дню смерти Пак Тхарана. Девушка невольно прокрутила в голове эпизод, когда шальной суриком попал в шею её отцу, и слёзы покатились из глаз. Доев мясо, Мичжу прикрыла лицо ладонями и горько заплакала. Шингван погладил её по голове и попытался утешить:

— Госпожа, я понимаю, как вам больно. Понимаю, каково это — когда близкий человек так внезапно погибает, и ничего не сделаешь.

— Да что ты понимаешь!? — дрожащим голосом зло проговорила Пак.

— Я сам прошёл через это. Моих родителей убили у меня на глазах, и я ничего не мог сделать. Как мне хочется повернуть время вспять и изменить историю, но ничего уже не вернуть.

Девушка ничего не сказала и, прижавшись к груди Кима, снова ощутила то тепло от него, словно её обнимает родной отец. Телохранитель гладил её волосы и прошептал:

— Министр Пак пожертвовал жизнью ради вас, госпожа. Не нужно себя винить. Он это сделал, чтобы вы жили, чтобы вас оставили в покое.

Мичжу отстранилась от него и, сквозь слёзы посмотрев в его глаза, задала ряд вопросов:

— Зачем ты это делаешь? Зачем ты меня обнимаешь? Зачем ты мне это говоришь?

Шингван вспомнил случай из детства, произошедший вскоре после гибели его родителей. После того, как Юн Минбок забрал его к себе домой и выхаживал после избиения и пыток, Ким не мог осознать, что его родителей больше нет, что они не придут к нему, что по-старому больше не будет, что до совершеннолетия он будет жить у своего спасителя и воспитываться вместе с его детьми, что этот шрам на лице всю жизнь будет напоминать о случившемся, и из-за него он обречён на издевательства от других людей и невозможность создать семью. От осознания этого мальчик плакал ещё горше, и ему не хотелось жить.

Ким впервые увидел своё лицо в зеркале после того, как ему подожгли правую щёку, требуя от его родителей сдать Квон Хисока, которого они приютили у себя. У него было желание разбить все зеркала в мире, чтобы они не отражали «эту уродливую рожу, это безобразное клеймо на всю жизнь».

— Ачжосси, зачем вы меня спасли? Лучше бы меня убили! Я бы так не страдал! Я не хочу жить! Меня теперь всю жизнь будут презирать из-за этого уродливого шрама! Я ненавижу вас! — кричал мальчик, плача от бессилия и невозможности повернуть время вспять.

— Шингван, пойми, что я не мог пройти мимо. Прости меня за то, что не успел вовремя спасти тебя и твоих родителей...

Юн Минбок не знал, как утешить мальчика, не так давно потерявшего родителей и получившего жуткий шрам от ожога на лице; на помощь мужу пришла Хан Чхаын, сказавшая те слова, которые он запомнил на всю жизнь:

— Шингван, ты лучше подумай, что бы сказали твои родители, если бы услышали всё, что ты говоришь.

Киму тогда стало стыдно за такие страшные мысли, за плохое отношение к жизни, за желание умереть и за ненависть к человеку, спасшему его жизнь и добровольно принявшему его в свою семью. Вспомнив этот момент из своей жизни, юноша утешил госпожу:

— Я хочу, чтобы вы не винили себя и продолжали жить дальше. Подумайте, что бы сказал ваш отец, если бы вы постоянно плакали и винили себя в его гибели.

Пак слушала телохранителя и не понимала, почему не хочет злиться на него, почему не хочет оскорблять его, почему спокойно приняла его слова. Что с ней происходит? Девушка неожиданно для себя припала к груди парня и обняла его; Шингван был шокирован не меньше и, медленно подняв руки, со смущением положил их на её спину.

— Простите, госпожа, что я так сделал... — прошептал Ким. — Если хотите, то я уберу руки.

— Не убирай. Мне так хорошо и спокойно.

Мичжу не помнила, сколько времени проплакала на его груди; она успокоилась, но не хотела его отпускать, ибо чувствовала какую-то защиту, словно маленькая девочка, ищущая утешения у своего любящего отца.

— Госпожа, вы чай не хотите? Думаю, ромашковый чай успокоит ваши нервы.

— Почему мы тут сидим и обнимаемся? Пойдём и поищем ромашки. Не могу сидеть тут одна без дела. Я с ума сойду!

Молодые люди вдвоём собрали много ромашек. Мичжу набрала в ручейке воду и поставила котёл на ещё не погасший костёр. Ким сложил туда немного ромашек и помешивал варящийся чай. Разлив его по чашкам, телохранитель и госпожа наслаждались ароматом этих нежных скромных цветов. Пак притронулась к руке юноши и увидела воспоминания, как он сидел с Хёнсук и пил ромашковый чай.

— Шингван, как думаешь, что было бы, если бы Чжичжи тоже превратилась в лебедя, как и её семь братьев?

— Думаю, она бы всю жизнь летала с ними по небу, изредка превращаясь в человека.

— Шингван, сколько сказок ты ни читаешь, почему-то я заметила, что когда богач повторно женится, то видит только свою новую супругу и словно забывает о дочери от своей покойной жены. Почему так? Хорошо, что наш господин не такой — всё этой девке даёт, все блага к её ногам. Женился бы ещё раз на вдове с дочкой, и они заставили бы Мичжу поработать. Вот было бы здорово!

— Мой отец не так туп, как эти богачи из сказок, — вставила зашедшая Пак. — И он меня любит. Он бы никогда не позволил какой-то женщине меня обижать, пусть даже женится на ней.

Девушка отпустила руку молодого человека, чтобы перестать видеть очередное воспоминание, в котором упоминается её отец. Закончив трапезу, Ким убрал одеяла в рюкзак, погасил костёр, закопал пепел в землю, разбросал ветки от палатки так, чтобы это выглядело так, словно тут побывали дикие звери.

Путники шли по лесу, пока не приблизились к большой прозрачной реке, пролегающей вдоль дороги, пока не появились большие горы с изумрудным травяным ковром.

— Мэнмулькан! — обрадовался Шингван, поняв, что они идут по правильному пути.

— Красивая река. Чистая, словно слеза, — улыбнулась девушка, подойдя к берегу реки и рассматривая камни сквозь прозрачные воды, про себя подумала: «Так и хочется поднять камни силой мысли, но нельзя. Шингван же увидит и всё поймёт. Хорошо, что он ничего не понимал, когда я защищалась во время нападений, иначе мы бы не выжили. Мы? Наверное, я бы не выжила. О чём я только думаю? Надо прекращать!»

Мичжу не могла понять, что происходит в её мыслях. Она постепенно забывала Ли Сукчжона, принца, который её любит и наверняка тоскует о ней. Теперь её сердце прочно занял Ким Шингван, телохранитель, которого так терпеть не могла, но в последнее время он стал ей близким человеком. Пак задавала сама себе вопрос, дескать, что это? Просто невольная симпатия к человеку, который делает для неё всё, ничего не ожидая взамен, или уже любовь?

Ким тоже заметил перемены в поведении госпожи и думал — что же с ней случилось? Она перестала его оскорблять и унижать, они теперь разговаривали обо всём и ни о чём. Шингван заметил, что Мичжу слушала его с неподдельным интересом и сама поддерживала разговор. Больше он не расстраивался, задавая себе всё те же вопросы. Ким понимал, что если приведёт госпожу в Ханманчжу, то он будет ей не нужен, и они расстанутся. Возможно, навсегда.

Два дня молодые люди шли вдоль Мэнмулькана, изредка останавливались на ночлег в палатке из-за отсутствия какой-либо пещеры и тщательно скрывали следы, закапывая пепел с обглоданными костями кроликов, рябчиков и рыбы в земле, разбрасывая ветки от палатки, пока вдалеке не показались большие сопки и редкие дома среди них.

— А вот и Чонсанмён, — прокомментировал Шингван, указав на горы.

— Интересно, там есть, где переночевать? — ворчала Пак. — Просто я не могу быть такой немытой и полоскаться только в ручейке. И мне кажется, что у меня в волосах что-то заведётся, если я их сейчас же не помою.

— Потерпите. Может, кто-то нас пожалеет. Мы переночуем у этой доброй души и примем ванну. Признаться, мне тоже не нравится ходить грязным, но что делать? Я бы мог что-то кому-то подковать, но не взял инструменты.

— Ну молодец! — с сарказмом в голосе заявила Мичжу. — Что мы будем делать?

— Забыли, как я к вам домой попал?

Ким вспомнил свою первую встречу с Пак Тхараном; Пак прикоснулась к нему и увидела, как Шингван, ещё одетый в хлопковый деревенский ханбок, шёл по улице Нунбушина и увидел, что на её отца напали пятеро наёмников. Ким с трудом убил нападавших, и в благодарность Пак Тхаран пригласил его на работу телохранителем. От увиденного девушка была в шоке — так отблагодарил её отец своего спасителя, а она не понимала это и на протяжении четырёх лет вела себя с ним как с пустым местом.

Несколько часов молодые люди шли по лесу; им казалось, что дома продолжают от них удаляться, как быстро они ни шли. Вскоре деревня была близко, но до ближайшего домика ещё идти и идти. Шингван заметил пещеру и решил остановиться переночевать там. Перекусив жареными грибами с рябчиками и попив чай с горной лавандой, телохранитель и госпожа отправились в пещеру и легли на каменный пол, завернувшись в тёплую ткань.

— А тут тепло, — прокомментировала Мичжу. — Можно поспать. В этих палатках всё время холодно, но с тобой хоть согреться можно. Спой мне колыбельную. Скучно.

— С радостью, — улыбнулся Ким и, вспомнив колыбельную своей родной матушки, спел:

«Скрылось ясно солнце,

Согрев лучами этот мир,

Горело как вишня.

И радуги цвета

Красками своими небо

Окрасили чуть-чуть.

И синее пятно

Росло, собой заполняло.

Всё небо темнело.

Звёзды заблестели,

Но не дали свет, как солнце.

Рисунки создали.

Природа заснула,

Пока временем правит ночь.

Каждый зверь теперь спит.

Но наступит утро,

Вновь взойдёт ясное солнце

Освещать жизни путь».

Девушка слушала песню и поражалась. Его голос словно гипнотизировал её, и она забывала обо всём на свете, словно не существует ни Сукчжона, ни убийц её отца, ни назревающих проблем в Ачимтэяне. Ничего. Только Пак Мичжу и Ким Шингван. Казалось, что сама смерть их не потревожит.

— Красивая песня, — прокомментировала Мичжу. — Кто тебе её пел?

— Мне её пела матушка. Когда я не мог уснуть, она всегда мне её пела.

— Видно, колыбельная тебе сильно в душу запала, а твоя матушка, видимо, любила тебя, раз начинаешь плакать, стоит тебе её вспомнить.

— Мои родители любили меня и всегда заботились обо мне. Отец обучил меня кузнечному делу, рассказывал мне притчи. Матушка была такой ласковой и всегда меня кормила, играла со мной и пела колыбельные.

— Моя мать меня не любила. Она постоянно била меня прутом по рукам, если я упаду или что-то потеряю. Я думала, что так она меня воспитывает. Она запрещала мне дружить с такими, как ты.

— Хёнсук говорила мне, что... — сказал Ким и осёкся.

— У неё язык без костей. Моя мать повесилась непонятно из-за чего. Тогда я плакала из-за неё, но сейчас понимаю, что она недостойна моих слёз. Она ни разу не сказала мне ласкового слова, ни разу не спела колыбельную. Зато каждый месяц мне снится одна молодая девушка. В детстве она пела мне колыбельные, а сейчас разговаривает со мной. Я думаю, что это просто сон, а эта госпожа — моя воображаемая подруга, которую я выдумала, чтобы она заменила мне маму.

— Это просто сон, госпожа, — кивнул телохранитель. — Но он утешает вас. Как бы я был рад, если бы мои родители пришли ко мне хотя бы во сне. Чтобы отец рассказал мне какую-нибудь притчу, чтобы он чему-нибудь меня научил. Чтобы матушка накормила меня своими рисовыми пирожками и спела мне колыбельную.

— Отчего твои родители погибли? — спросила Пак, но Шингван не ответил ей, ибо его душили слёзы от нахлынувших воспоминаний.

Он не мог вспоминать трагедию, перевернувшую всю его жизнь. Ким поднялся и горько рыдал, прикрыв лицо ладонями. Мичжу неожиданно для себя встала на колени, обняла юношу и, прижавшись к нему грудью, гладила его волосы. Прикоснувшись к нему, она получила только отрывочные воспоминания, в которых избитому молодому мужчине в крестьянском хлопковом ханбоке и женщине с изуродованным от ударов и пыток лицом незнакомец в маске перерезал горло. Девушка услышала сквозь предсмертные крики голос. Он показался ей знакомым, но она не могла понять, где ещё могла его услышать.

«Какой кошмар... Это, видимо, самое страшное твоё воспоминание, Ким Шингван. Как же ты умудрился не стать таким же, как Сукчжон? За что убили твоих родителей? Почему мне голос заказчика показался знакомым?» — размышляла Мичжу.

Ким продолжал рыдать как ребёнок, не боясь показаться слабым, и положил руки ей на спину, прижимаясь к ней сильнее, задаваясь вопросами:

«Что я делаю? Почему я плачу на груди госпожи? Почему она не кричит на меня и не отталкивает? Почему она сама обняла меня?»

Отстранившись от неё, успокоившийся Шингван завернулся в одеяло, посмотрел на девушку и сказал:

— Простите, госпожа, что побеспокоил вас своими проблемами. Не стоило мне показывать свою слабость.

— Ничего страшного, — отмахнулась Пак. — У меня такое же горе, и я тебя понимаю. Лучше поспи. Мне нужен сильный, бодрый и выспавшийся телохранитель. Не думай, что ты мне нравишься — просто ты не забыл, что должен защищать меня?

Шингван укутался в одеяло и крепко уснул; Мичжу легла рядом с ним и задумалась о происходящих переменах в своей жизни.

«Почему я ему сочувствую? Нет, он просто телохранитель. Он не должен мне нравиться. Но к Сукчжону я не хочу. Он мне неприятен. Он озлобленный и обиженный на всех. Шингвану тоже досталось от жизни, я его оскорбляла, но он остался добрым человеком».

На следующий день путники приблизились к Чонсанмёну. Жизнь в этой деревушке шла своим чередом, никто не замечал странников из большого города. Мичжу рассматривала домики с соломенными крышами, работающих крестьян и луга на горных вершинах; для неё это была новая необычная картина.

— Я никогда нигде ещё не путешествовала, — поделилась Пак. — Когда Чанми-онни уезжала в Маритаим, я мечтала съездить туда и увидеть другую страну. Хотела посетить королевский дворец и посмотреть на большие мосты и башни. Я надеялась, что выйду замуж за Сукчжона, и он отвезёт меня в Маритаим. Но теперь путешествую по лесам и деревням Ачимтэяна с тобой.

— Вы об этом жалеете?

— Нет. В лесу тоже бывает интересно путешествовать. Даже не думала, что окажусь тут. А ты хотел бы куда-нибудь поехать?

— В Аой Юми. Хочу посетить там храм Сорайро Хасу, чтобы получить больше знаний от более опытных воинов. Но для этого мне нужны деньги.

— Ничего. Рано или поздно наши мечты сбудутся, и мы побываем там, где хотим.

Молодые люди шли по деревне, предаваясь мечтам, пока не натолкнулись на старушку, нёсшую хворост. Пожилая женщина заметила юношу и девушку и попросила:

— Помогите мне хворост до дома донести.

Шингван кинулся помогать старушке, но Мичжу пальцем прикоснулась к ней, и перед её глазами появились страшные картины: старуха купалась в ванне с алой жижей и из бокала пила кровь молодой девушки и юноши, чьи мертвенно-бледные тела лежали рядом. Пак схватила телохранителя за руку и потребовала:

— Пошли! У нас времени нет!

Молодые люди отошли в сторону, и Шингван задал вопрос:

— Зачем вы меня отозвали? Человеку помощь нужна.

— Не нужна! Ты не поймёшь, поэтому пошли.

— Что, от Квак Инсон сбежали? — усмехнулся молодой мужчина в хлопковом ханбоке, стоявший перед домом с соломенной крышей. — Странная она. Мужиков сторонится и всё пытается молодиться. Всё ищет эликсир молодости. Проходите ко мне. Я вижу, что вам нужно место, где переночевать.

Мичжу тронула мужчину кончиком пальца и увидела только приятную картинку: он играет на большой бамбуковой флейте незатейливую мелодию, которая почему-то понравилась ей, и она не хотела убирать руку, но долгое прикосновение девушки к мужчине вызвало бы подозрения.

— Идём! — дала добро Пак, отстранившись от незнакомца.

Дома у Ом Сонки молодые люди приняли ванну, поели рис с мясом и попили чай из малиновых листьев. Хозяин дома расспрашивал путников:

— Куда идёте?

— Мы идём в Ханманчжу, — объяснил Ким.

— Нам угрожает опасность, поэтому вынуждены скрываться, — вставила Пак.

— Я тоже скрываюсь. Мой отец высказывался против системы власти, устанавливаемой веками, и считал, что нужны новые порядки. Его убили, а я спрятался тут. Просто тут живёт моя бабушка. Когда это случилось, ещё король Ли Дэён правил. Я так и не узнал, кто за этим стоит. Да, Пак Мичжу, мой отец — Ом Хёнчжин. Знаете такого?

— Я тоже не знаю, кто убил моего отца, — изрекла Мичжу. — Узнать бы да прибить потом. Насколько я помню, министру Ому тоже угрожали из-за того, что он не хотел оставлять старые порядки, которые тормозят развитие общества.

«Этот кто-то убил и моих родителей», — подумал Шингван, но вслух не сказал.

Перекусив, молодые люди легли спать. Пак сразу уснула на тёплой уютной постели, более привычной для неё; Ким смотрел на госпожу, и ему хотелось снова её обнять, но держался изо всех сил. Он понимал, что она чужая невеста, что она принадлежит Сукчжону, что она любит этого мерзкого принца, а он, телохранитель Ким, лишний в этом треугольнике. Юноша лёг рядом с госпожой и заснул.

На следующий день Шингван и Мичжу проснулись от громкого смеха из соседнего помещения. Приведя себя в порядок, вышли из комнаты и увидели весёлую картину: кроме Ом Сонки в столовой сидели ещё три юноши и одна девушка в большом парике, украшенном заколками в форме цветов. Её яркий нарядный ханбок выдавал в ней кисэн. Её смотрящие на гостей хитрые глаза и растянутые в приятной улыбке губы выражали наглую усмешку.

— А вот и гости вышли! — воскликнул Сонки.

Пипимбап стоял на столе, и молодые люди с аппетитом уплетали соевые бобы, жареное мясо и варёный рис.

— Куда путь держите? — задал вопрос юноша в синей чогори и голубых пачжи, Чжин Ёнби.

— Мы отправляемся в Ханманчжу, — изрёк Шингван.

— Это мои друзья-музыканты, — представил Ом своих гостей, — Чжин Ёнби, Лим Намчжун, Мин Кансун и Кан Чжеби. Мы все вместе выступаем перед селянами. Возможно, мы станем знаменитыми на весь Ачимтэян, если получится.

— Я Пак Мичжу, а это мой телохранитель Ким Шингван. Ну покажите, что вы умеете, — усмехнулась девушка. — Хочу послушать вашу музыку.

— С радостью, — ответил Кансун, молодой человек в зелёном ханбоке, настроил каягым ⁽¹⁾ и принялся исполнять на нём мелодию.

Сонки взял тэгым ⁽²⁾ и наигрывал мелодию в такт. Приятная музыка разлилась по дому, поднимая настроение гостям. Сыграв свою партию, молодые люди передали очередь Чжеби. Кисэн на сэнхване ⁽³⁾ исполнила бодрый танцевальный мотив, от которого Мичжу захотела пойти в пляс, но принца рядом не было. Девушка ловила себя на мысли, что с радостью потанцевала бы с Шингваном.

— Как ни странно, но мне понравилось, — улыбнулась Пак, слушая музыку.

Ёнби играл свою партию, водя смычком поперёк струн ачжэна ⁽⁴⁾, и по дому разлилась приятная медленная санчжо ⁽⁵⁾, сопровождаемая ударами Намчжуна по чангу ⁽⁶⁾; Кансун аккомпанировал на каягыме, и песня стала ещё ярче и мелодичнее.

— Красивая у вас музыка, — восхитился Ким и обратился к девушке: — Госпожа, не хотите сыграть ту песню на тэгыме?

Мичжу взяла у Сонки флейту и принялась играть ту мелодию, которая так нравилась ему. Музыканты слушали и с нескрываемым восхищением ловили каждую ноту. Пак заметила, что Чжеби пристально смотрела на её телохранителя, словно хотела нарисовать его портрет.

— А что умеешь ты? — задала вопрос кисэн, обращаясь к Шингвану, когда его госпожа закончила песню.

— Умею сражаться на мечах, метать кинжалы и сурикомы, ковать железо и делать многое что полезное.

— Нет, я говорю про музыку, — сказала Чжеби. — Петь умеешь?

Ким вспомнил любимую песню, которую они часто пели с Донмином в перерывах между тренировочными сражениями, и начал её исполнять, радуя слух всем присутствующим балладой о случайной встрече молодого учёного и юной кисэн на свадьбе принца.

«Жил-был учёный, что писал стихи,

Смотрел он, как цветёт весною вишня.

Жила-была кисэн, что поразит

Своей улыбкой яркой и наивной.

И встретились на свадьбе во дворце.

Поэт являлся лучшим другом принцу.

Кисэн пропела что-то о любви,

С ножами танцевала словно жрица.

Не мог учёный взгляд свой отвести,

Ох, как она божественно танцует!

Кисэн его заметила в толпе —

Поэт так сердце девичье волнует!

И встретились влюблённые в тот день,

На счастье их не ляжет даже тень».

Мичжу с восхищением слушала песню своего телохранителя и удивлялась его бархатному приятному завораживающему голосу; от песни о любви, которую он исполнял, шли мурашки по коже у всех слушателей.

«Как красиво он поёт, — размышляла Пак. — Помню его колыбельную. Вот что значит петь с чувством. Вот что значит красивый голос. Вот что значит, когда и то, и другое совмещено».

— У тебя красивый голос, — восхитилась Кан. — И песня такая милая, душевная. Люблю слушать такое.

— Спасибо, — улыбнулся Шингван. — Я не считаю себя великим певцом, но иногда люблю петь.

— Не скромничай. Ты хороший певец. Иди к нам — будешь с нами выступать, — продолжала в том же духе кисэн.

Мичжу злилась, видя, как Чжеби заигрывает с её телохранителем. Её терзали противоречивые чувства: она понимала, что несвободна, что Ким незнатного происхождения и был ей противен из-за этого; но не могла видеть, что человека, за короткое время ставшего ей близким, какая-то кисэн пытается соблазнить.

— Нет, спасибо, у меня уже есть работа, — объяснил Ким. — А великим певцом я себя не считаю.

— Ну как? — обиженно надула губки Чжеби. — Ты бы украсил нашу группу своим пением, если на твои слова наложить музыку. Зачем тебе быть телохранителем?

Разгневанная Мичжу поднялась из-за стола, схватила Кан за руку и, выведя из дома, принялась отчитывать её:

— Ты зачем пристаёшь к моему телохранителю? Чего тебе от него надо?

— Он очень красивый и так замечательно поёт, — заявила кисэн, нагло улыбаясь. — Как в него не влюбиться? И потом: даже если он твой мужчина, то ты не железная гора — пойдёшь в сторону.

Пак прикоснулась к её руке и увидела, как незнакомая ей молодая замужняя женщина бьёт её по лицу и кричит:

— Гадина, смеешь ещё на чужого мужа свои глаза таращить! Мичиннён ⁽⁷⁾!

Просмотрев эти картинки из памяти этой любительницы соблазнять чужих мужей, Мичжу звонко рассмеялась и заявила:

— Чем ты лучше меня? Ты просто кисэн с большим самомнением.

— А ты кто? Ты просто девка, ничего собой не представляющая, зато мнящая себя принцессой. На тэгыме играешь как на мелкой тансо. Сперва освой тэгым, а потом играй на нём.

Пак разозлилась от таких слов и, горя желанием ударить эту противную кисэн, замахнулась на неё, но вышел Кансун и, схватив её за руку, потребовал:

— Девушки, перестаньте ругаться. Это вас не красит.

— Знаешь, игрец на каягыме, — заявила Мичжу, — не суйся в нашу ссору. Мы сами решим, что нас красит.

— Мичжу, вы должны сдерживать свои эмоции и не драться, — изрёк Мин. — Вы леди, дочь министра, а не деревенская девка.

Услышав эти слова, Пак вспомнила, как незадолго до появления Шингвана она шла с Чанми на рынок, чтобы купить новый ханбок. Девушки возвращались после покупок, и Мичжу случайно толкнула незнакомую крестьянку примерно своего возраста.

— Смотри, куда идёшь, богачка! — крикнула девочка. — Или ты думаешь, что если у тебя богатый папа, то можно не смотреть на дорогу.

— Заткнись и убирайся! — отрезала Пак и замахнулась на неё. — Будет ещё какая-то чернь мне указывать!

— Тихо, Мичжу, успокойся, — проворковала Чанми, перехватила руку подруги и отвела её в сторону, где сказала: — Не будь такой, как она. Она не заслуживает, чтоб ты тратила на неё свои нервы, чтоб ты, тем более, дралась с ней. Ты дочь Пак Тхарана, поэтому докажи, что ты достойная дочь достойного отца.

Прокрутив в голове воспоминания о том времени, которое уже не вернуть, Пак вырвалась из рук Кансуна и заявила:

— Я достойная дочь достойного отца, поэтому не буду связываться с этой глупой кисэн!

Сказав это, госпожа гордо подняла голову и зашла в дом, где юноши громко смеялись над чем-то. Увидев Мичжу, Шингван успокоился и спросил:

— Госпожа, что случилось у вас с Чжеби? Мне парни много интересного о ней рассказали.

— Что они тебе рассказывали? — не поняла Пак.

— Понимаете, госпожа, — вмешался Намчжун, — Чжеби очень любит приставать к чужим мужьям. И её не смущает, если рядом жена. Сколько раз она получала от очередной супруги. Её выгнали из дома кисэн, и она присоединилась к нам. Как вы заметили, она хорошая певица, поэтому держим её и терпим все её выходки.

— Я ей предлагал жениться, — вставил Ёнби, — но с холостыми ей неинтересно.

— Думаю, что она просто любви хочет, а замуж не хочет, — предположил Сонки, — поэтому лезет к несвободным мужчинам.

— Только потом ещё и мы из-за неё получаем! — заявил Намчжун.

— Только я не понимаю, почему Чжеби решила, что госпожа является моей невестой, — оживился Шингван. — Я же холост, а с госпожой у нас только рабочие отношения.

Мичжу понимала, что телохранитель любит её, но старается держаться на расстоянии, ибо всё понимает. В отличие от Чжеби. Но почему-то ощущала какую-то обиду, словно на её чувства не ответили.

— Вы выглядите как самая настоящая влюблённая пара, — прокомментировал Лим. — Вы так красиво смотритесь. Просто сказка.

Шингван с Мичжу смутились от таких слов и не могли ничего сказать в ответ. Телохранитель и его госпожа ощущали, как горят их щёки, как их тянуло посмеяться над этим. Оба понимали, что музыканты в чём-то правы. Их не проведёшь — они видят больше.

Тем часом Кансун отчитывал Чжеби уже в который раз, только вряд ли та могла усвоить очередной урок от жизни. Её не интересовали чужие чувства, её не беспокоили мысли о страданиях жены, мужа которой она пыталась соблазнить; ей нужна была буря, словно в ней был покой.

— Нуна, ты понимаешь, что нельзя разрушать пару? Что нельзя лезть в чужие семьи? Чем ты лучше той же Пак Мичжу? Ты красивее её? Умнее? Или богаче?

Кан не знала, что ответить, и посмотрела на приятеля. Тот схватил её за руку, и они отправились в дом, где их ждала вся компания.

— Что, нуна, опять не выходит? — смеялся Намчжун. — Наверное, тебе надо искать мужа среди холостых.

Чжеби сидела на лавочке, надув губы от обиды. Парни посмеивались над ней и продолжали сплетничать об изгнанной кисэн, и их не смущало, что она находилась в доме и слушала этот разговор.

— Спасибо за приём! Мы пойдём дальше. Госпожа, мы отправляемся в путь, — сказал Шингван и, взяв рюкзак, отправился к выходу.

Распрощавшись с гостеприимным хозяином дома и его друзьями, Мичжу отправилась с ним. Путники шли по деревне и рассматривали дома на горах. Пак прокомментировала:

— Не думала, что деревенщина может быть такой гостеприимной.

— Не надо судить о людях только по происхождению, — изрёк Ким. — Не все деревенские плохие и не все знатные хорошие. Кстати, что у вас с Чжеби случилось? Из-за чего вы повздорили?

— Да так. Просто не хотела, чтобы ты ушёл от меня.

— Госпожа, если бы я хотел уйти, то давно бы ушёл, и меня ничто бы не остановило. Ушёл бы я по своей воле, а не тогда, когда меня соблазняет кисэн. И Чжеби, кстати, не в моём вкусе.

«Зато я в твоём вкусе», — подумала девушка и задала ему вопрос: — Я тебе нравлюсь?

— Я к вам отношусь как к человеку, которого нужно защищать и оберегать. Даже если бы я к вам что-то чувствовал, то не стал бы вам предлагать женитьбу. Во-первых, у вас есть жених. А во-вторых, мы друг другу не пара, ибо вы дочь богатого чиновника, а я сын бедного кузнеца.

«Сукчжон не железная гора — его можно отправить в сторону, если он перестал мне нравиться. Положение в обществе не играет роли, если человек хороший. И о чём я думаю? Почему я теперь по-другому отношусь к Шингвану? Чем он мне понравился? Я понимаю, что он обходительный и заботливый, всегда делает всё, что я скажу. Он не ушёл от меня после гибели отца, хотя мог это сделать. Он терпит меня. Из-за этого я от любви так сгораю. И Сукчжон мне стал не нужен. Ну и что, что он принц. Принцы тоже бывают разные. Сукчжон мне нравился внешне. И мне было жаль его из-за сломанного детства».

— Госпожа, что с вами? В последнее время вы мне не грубите, не оскорбляете? Вы не заболели? — словно разбудил её телохранитель.

— Ким Шингван, тебе нравилось, когда я тебя оскорбляла? — удивилась девушка.

— Нет, просто я вижу, что вы изменились. Что с вами произошло?

— Просто кроме тебя у меня никого нет, поэтому смирилась с этим.

Мичжу стеснялась сказать правду, ибо считала, что Шингван просто её не поймёт и будет переубеждать, что она неправа. Пак коснулась его руки и увидела, как Ким сидел с Ли Донмином, и на тот момент ещё наследный принц говорил ему:

— Шингван, я ценю нашу дружбу. Не надо думать, что если ты сын кузнеца, то ты хуже меня. Нет. Ты хороший человек. Моя бабушка со стороны отца была наложницей. Бабушка со стороны матери была кисэн. Я тоже не отнесу себя к знатному роду. Моя тётя Хо Юнчжи вышла замуж за простого торговца, но время прошло: он стал богатым купцом и со временем даже возглавил гильдию купцов. На это нужно было много усилий. Богатство можно заработать трудом. Не расстраивайся ты так из-за слов моего хёна. Он ещё поймёт, что зря тебя обижает.

Девушка отпустила его руку и задумалась над увиденными воспоминаниями своего телохранителя, которые она не ожидала увидеть и не думала, что такое возможно.

«Неужели ты дружишь с королём? Я не знала. Как же так получилось? Общие интересы?»

— Госпожа, вы устали? Давайте отдохнём, — словно разбудил её Шингван.

— Давай... — прошептала Мичжу и присела на пенёк.

Ким нарубил дрова, сделал палатку из веток дуба, разжёг костёр, насобирал грибы пёго и пожарил их с мясом рябчика, нанизав их на деревянные шпажки; Пак помешивала в котелке чай из лаванды, которую собрала сама, когда телохранитель охотился на птиц.

— Шингван, а ты когда научился так охотиться?

— Ещё в детстве. Меня этому научил мой приёмный отец. Он научил меня сражаться на мечах, чтобы я мог за себя постоять.

— Зачем ты пришёл в Нунбушин? Почему выбор пал на него, а не на Ханманчжу?

— Просто именно в Нунбушине я смог бы стать настоящим воином, который будет сражаться за Ачимтэян, за короля и за всех людей. Но я не считаю работу телохранителем унизительной. Тоже хорошая работа, приносящая пользу. Пусть только одному человеку, но приносит пользу.

Если бы Шингван так ответил Мичжу ещё неделю назад, то получил бы насмешки, что какая-то чернь пытается попасть в воины. Но Пак так прокомментировала его слова, что для Кима это было неожиданностью:

— Это достойная цель. Ты можешь изменить свою жизнь, чтобы достойно пройти свой путь, а не прозябать в деревне.

— Не думал, что вы это скажете, — улыбнулся юноша. — Кстати, я не могу понять, что в последнее время с вами происходит.

— Просто я изменила своё отношение к тебе и сейчас понимаю, что далеко не все крестьяне плохие и неотёсанные, как говорила моя матушка. И потом — взрослые не всегда правы. Поэтому буду жить своим умом, а не внушённым моей матерью.

Телохранитель хотел спросить девушку о чувствах, но понимал, что не нужно требовать от неё ответ прямо сейчас — ей нужно разобраться в своих сердечных делах, и она скажет об этом только в тот час, когда будет готова раскрыть ему свою душу. Шингван был уверен, что рано или поздно это случится. Время расставит всё на свои места.

---

Примечания:

---

1) Каягым (가야금) — корейский многострунный щипковый музыкальный инструмент.

Вернуться к тексту

2) Тэгым (대금) — большая бамбуковая поперечная флейта в традиционной корейской музыке.

Вернуться к тексту

3) Сэнхван (생황) — корейский духовой инструмент, язычковая губная гармоника, подобный китайскому шэну, но имеющую отличную от него настройку.

Вернуться к тексту

4) Ачжэн (아쟁) — корейский струнный инструмент. Это широкая цитра со струнами, сделанными из кручёного шёлка, на которой играют тонкой палкой, водя поперёк струн, как смычком.

Вернуться к тексту

5) Санджо (산조) — стиль традиционной инструментальной корейской музыки. Исполняется солирующим инструментом, как правило, в сопровождении барабана чангу. В качестве солирующего инструмента может выступать каягым, комунго, ачжэн, хэгым, тэгым, пхири и др. инструменты.

Вернуться к тексту

6) Чангу (장구) — корейский ударный музыкальный инструмент, род двустороннего барабана. Состоит из деревянного полированного (иногда также лакированного) корпуса и двух стянутых шнурами кожаных мембран. По форме напоминает песочные часы или две рюмки, поставленные вертикально одна над другой и соединённые основаниями коротких ножек.

Вернуться к тексту

7) Мичиннён (미친년) — сумасшедшая падшая женщина (кор.)

Вернуться к тексту

Шингван и Мичжу уже десять дней как покинули Нунбушин и ходили по лесам Ачимтэяна, останавливаясь на ночлег в палатках и перекусывая жареными грибами, рябчиками или кроликами. Девушка украдкой прикасалась к его руке и смотрела его воспоминания из детства и юности, когда жил с родными родителями, когда жил с приёмными родителями и названными братьями, когда жил в Нунбушине, в доме министра Пака.

«Четыре года назад я за тринадцать дней из Чольмёна дошёл до Нунбушина, — размышлял Ким. — Может, всё потому, что госпожа устаёт, и мы вынуждены останавливаться надолго. Ей надо отдыхать, и у меня от слишком долгой ходьбы колени болят. Тот, кто ударил меня мечом по ногам, уже мёртв, но мои ноги всё равно болят».

— Шингван, — словно разбудил его голос госпожи, — я вижу, что ты устал. Давай отдохнём. Скоро ночь, а палатка ещё не готова.

Пак не смогла справиться с постепенно возникавшей в её сердце симпатией к телохранителю, поэтому сдалась и решила проявлять заботу об этом человеке, который поддерживал её в трудную минуту, не сбежал от неё, невзирая на гибель своего нанимателя, её отца, и ничего не требовал взамен. Сукчжон окончательно покинул её сердце, поэтому даже не думала о нём и не переживала о том, беспокоится ли он о ней. Ей не хотелось иметь дело с жесткосердечным принцем, хранящим в своей голове только плохие воспоминания. С Шингваном было намного приятнее — он помнит только хорошее, из-за чего она бы постоянно держала его за руку, если бы имела такую возможность.

— Хорошая идея, госпожа, — улыбнулся Ким, — нам нужно перекусить и как следует выспаться. Нам ещё идти и идти. Через несколько дней прибудем в Ханманчжу.

Молодые люди перекусили кроликом, тушёным с грибами ибсэбосот, и попили чай из ромашек. Юноша соорудил палатку, и молодые люди, завернувшись в тёплые одеяла, легли спать на доски и сразу же провалились в сон.

Мичжу видела прекрасный сон, где бегала по изумрудной солнечной лужайке с белыми пушистыми кроликами, но резко проснулась от криков и толчков в спину и заметила, что Шингван мечется в холодном поту, крича:

— Отец, матушка! Нет! Не бейте моих родителей! Они ничего не сделали! Не делайте мне больно! Ай! Что вы делаете!? Горячо! Ай! Больно! Эта штука жжёт!

Его лицо выражало гримасу ужаса и боли. Потеряв остатки сна, Пак села на колени, притронулась к голове телохранителя и очутилась в крестьянском доме, где человек в маске прикладывал к правой щеке маленького мальчика раскалённый металлический прут с пластинкой на кончике; ребёнок истошно кричал, и лежащего рядом молодого мужчину со связанными руками наёмник в маске ударил ногой в живот; другой убийца избивал стальным прутом молодую женщину, требуя признания. Мичжу хотела спасти его, но её за плечо схватил Сукчжон и сказал:

— Не трать время на это ничтожество. Пусть лучше он погибнет ещё ребёнком. В будущем он не встанет между нами, и мы будем вместе навсегда! Ты будешь моей!

Неожиданно всё исчезло, и принц, крепко держа за плечо девушку, очутился в зловеще мрачном лесу; перед ними стоял взрослый Шингван с мечом в руке. Ким бежал к ним и замахнулся на принца; тот отреагировал моментально — ударил телохранителя мечом в живот, и тот упал на колени, зажимая рану. Мичжу силой мысли толкнула Ли, и тот улетел в сторону. Подбежав к раненому Шингвану, ничтоже сумняшеся Пак взяла его кинжал, порезала себе ладонь и окропила своей кровью его рану.

— Госпожа, зачем вы режете себе руки? — задал вопрос Ким и, схватив её руку, принялся перевязывать лоскутом от своего топхо и останавливать кровь.

Рана на руке Мичжу зарубцевалась, и девушка, махнув рукой, изменила мрачную картину; вокруг них стало солнечно и красиво: ярко светила единственная на небе звезда, согревая всё живое вокруг, мелодично пели птички, летали цветастые бабочки, на зелёной траве расцветали нежные ромашки. Молодые люди стояли и обнимались.

Пак проснулась в хорошем настроении и заметила, как лицо Шингвана расплылось в приятной улыбке. Ёчжон убрала руки от его головы, легла на подстилку и взяла юношу за руку.

«Я хочу, чтобы ты хорошо выспался, Шингван. Тебе и так хватает проблем. Зачем тебе кошмары ещё и во сне?»

С этими мыслями Мичжу уснула, не отпуская руку Кима, на которой чувствовала трудовые мозоли от держания молота, ибо хотела, чтобы он спокойно поспал, без этих кошмаров из прошлого. Утром телохранитель проснулся и, заметив, что госпожа держит его за руку, не двигался, чтобы не разбудить её.

«Что с ней происходит? Всё началось, когда мы с ней путешествовали по лесам. Почему она по-другому ко мне относится? Возможно, она просто влюбилась в меня, иначе как это можно объяснить? Но не буду допрашивать её — пусть сама решится на признание».

— Шингван, ты проснулся? — задала вопрос Мичжу, открыв глаза. — Я кушать хочу. Сделай мне рябчика, тушёного с ибсэбосот. И завари ромашковый чай.

За завтраком Ким расспросил девушку, ибо ему было интересно узнать, почему она схватила его за руку и так всю ночь проспала.

— Госпожа, зачем вы взяли меня за руку? Вы уже и спать без меня не можете?

— Просто ты кричал, как громкая водная ёчжон с рыбьим хвостом вместо ног да ещё метался, словно у тебя горячка. Поэтому я взяла тебя за руку, и ты успокоился. Кстати, что тебе приснилось?

— Мне снилось, как у меня на глазах пытали моих родителей, и мне обожгли лицо. Потом появились вы и хотели меня спасти, но принц Ли остановил вас и сказал, что лучше мне умереть ещё в детстве, а то я вам буду мешать. Потом мы оказались в мрачном лесу, и я напал на принца Ли. Он воткнул в меня меч, а вы отбросили его в сторону без помощи рук. Вы заметили, что я ранен, порезали себе руку и полили мою рану своей кровью. Дальше... Дальше вам не понравится. Хоть раз приснился бы Сорайро Хасу!

— Не бери в голову. Это просто сны. Ничего такого, — утешала Пак телохранителя.

Поев и попив чай, молодые люди отправились вперёд, и перед ними простиралась тёмная река Камаган, словно маня своими мутными тёмно-синими водами, под которыми не видно дна.

— Как мы переправимся? Тут лодочников нет, — сообщила Мичжу.

— Это не проблема. Залезайте ко мне на спину! — улыбнулся Шингван.

Пак залезла на спину телохранителю, и тот отправился по реке вброд; воды доставали ему по пояс, и Ким шёл вперёд, не обращая внимание на лёгкие волны, пытающиеся сбить его с ног. Он не чувствовал тяжесть от сидевшей на его спине девушки, казавшейся ему такой лёгкой, такой невесомой.

— Это мне напомнило детство. Помню, как отец так катал меня на спине, когда водил меня на берег реки Хвагикан.

— Вспомнил, как я, хён и ещё деревенские мальчишки бегали по водам Чоёнгана и брызгали друг в друга. Потом приходили все мокрые, и родители так ругались, — рассказал юноша о своих воспоминаниях, которые первыми пришли ему на ум.

Пак украдкой прикоснулась к Шингвану, и перед её глазами появилась картина, где юный Ким бегает по водам реки Чоёнган с названным хёном и другими незнакомыми мальчиками, брызгая друг в друга водой. Девушка улыбалась, рассматривая картинки, и почувствовала, что под ней телохранитель трясётся.

— Ты устал? — поинтересовалась Мичжу. — Я не простыну, всё в порядке. Давай, я пойду вброд рядом с тобой. У тебя колени болят.

— Госпожа, ещё немного. Сейчас мы дойдём.

— Нам ещё половину реки надо пройти. Ты хочешь меня уронить? Чтоб я о камни ударилась и утонула?

Поняв, что с госпожой спорить бесполезно, Шингван наклонился и присел; Пак спустилась с его спины и пошла по воде, не обращая внимание на течение, и Ким шёл с ней, превозмогая боль в ногах. Дойдя до берега реки, где вода стала путникам по колено, Мичжу решила побегать, вспомнив, как в юности так играла на берегу реки Хвагикан с Чанми и Хэналь. Но подруг рядом нет, а эти имена болью отзывались в её сердце, заставляя вспоминать те времена, которые уже не вернуть. Пак решила не думать об этом и просто наслаждалась моментом, бегая по воде и брызгая ею на берег. Глядя на весёлую госпожу, Шингван улыбался, радуясь за неё. Он побежал бы с ней, но от холода болели колени, и ему не хотелось фамильярничать с ней.

Выйдя на берег, Ким набрал хворост из деревьев, развёл костёр, выжал воду из одежды и сел перед костром греться, чтобы просушить ханбок; через несколько минут к нему присоединилась Мичжу и, выжав из чхимы воду, села у костра и сказала:

— Жаль, что ты со мной не побегал. Было бы веселее. Жаль, что твои ноги болят.

— Вы не боитесь простудиться? Всё-таки небезопасно бегать по холодной воде, — изрёк телохранитель и чихнул.

— А ты уже простудился. Надо было лодочника дождаться, и ты был бы здоров. А мы пошли вброд через реку.

— Зато как вы повеселились. Приятно, когда вы улыбаетесь. — Шингван снова чихнул.

— Надо сделать бульон из рябчиков. И заварить чай с малиной и ромашками. Пока совсем не простудился.

Девушка взяла у телохранителя охотничий нож, сделанный им же, отправилась на охоту и заметила двух рябчиков. Притянув их к себе силой мысли, Пак свернула им шеи и заплакала, размышляя:

«Шингван, как тебе их не жалко? Они же такие милые... Знаю, что людям надо есть мясо, но что делать, если по-другому никак? Надо ещё грибы найти. Помню, как ходила с ним и собирала грибы. Да, это они!»

Мичжу обрадовалась, увидев грибы пёго. Быстро собрав их, девушка отыскала ягоды малины и несколько цветов ромашек и отнесла к костру, где её ждал Ким, начавший постоянно чихать и кашлять.

— Госпожа, я уже хотел вас искать. Много вы нашли. Не ожидал.

— У тебя училась, сонсэн ⁽¹⁾. Смотрела, как ты делаешь, и брала пример. Да, я сглупила, когда сказала, что мне это не надо. Но теперь понадобилось. Как ты? Надо побыстрее сготовить бульон, иначе ты ещё сильнее заболеешь.

Мичжу ощипывала рябчиков, и Шингван постоянно подсказывал ей, как их потрошить, чтобы у мяса не было горького привкуса. Пак варила бульон и на сей раз почувствовала себя ёчжон по имени Чжаён из романа «Нальгэ» автора Сон Чжонху о шести девушках, которые спасали планету от трёх злых волшебниц Орым, Хвансан и Канбон, приспешниц тёмного мага Чхильму, пытавшегося захватить власть. Девушка часто перечитывала этот роман о шести кисэн Пучжи, Хансон, Чжаён, Кёным, Нонри и Баммуль, переживала за отношения между ними и их молодыми людьми, принцем Ханылем, его личным стражем и лучшим другом Ванчжа, рыцарями из королевской стражи Бунъёлем, Шинсуном, Тэяном и Чжигылем.

Она чувствовала себя ёчжон, управлявшей растениями и разговаривавшей с деревьями; но её отношения с Шингваном напоминали чувства Кёным, волшебницы, обладающей силой мощных звуковых волн, и Бунъёля, спесивого рыцаря, отрицавшего любые чувства. Но их отношения немного отличались от происходящего в паре двух вымышленных персонажей: Мичжу являлась ёчжон со сложным характером, скрывающей свои способности, хоть иногда вынуждена тайно их использовать, а он — рыцарь, умеющий петь так, что от его голоса и песен шли мурашки по коже; она пыталась отрицать свою влюблённость, но не смогла, а он полюбил её без надежды на взаимность.

«Но всё же Кёным и Бунъёль смогли открыться друг другу, невзирая на все предрассудки. Может, и мне нужно перестать скрывать свои мысли? Или пока подождать?»

— Госпожа, когда вы помешиваете бульон, вы так улыбаетесь. Что-то вспоминаете?

— Чувствую себя Чжаён. Ёчжон из романа «Нальгэ». Она может силой мысли выращивать растения, управлять ими и разговаривать с ними, а так же варить волшебные зелья и лекарства.

— Читал этот роман. Мне больше понравился принц Ханыль. Он знает, чего хочет, и добивается этого, — сообщил Шингван и про себя подумал: — «Он так напоминает Донмина. А я напоминаю Ванчжа, стража и лучшего друга Ханыля. Как поживает его величество? Как дела в Нунбушине? Как дела в Ачимтэяне?»

Мичжу приготовила суп из рябчиков с грибами, попробовала на вкус и про себя захихикала над своим первым опытом в приготовлении самого простого блюда, чтобы было, что перекусить в дорогу.

«Не блеск, но есть можно... Госпожа впервые готовит, поэтому не думаю, что получится кулинарный изыск», — размышлял про себя Ким, едя бульон.

Ёчжон украдкой дотронулась до его руки, и увидела, как Шингван разговаривает с наследным принцем. Донмин спросил его:

— Ты читал новый роман Сон Чжонху «Нальгэ»? Про шестерых ёчжон, спасающих мир? Волшебницу исцеляющего огня Пучжи, солнечную Хансон, цветочную Чжаён, музыкальную Кёным, мудрую повелительницу молний Нонри и Баммуль, ёчжон, управляющую жидкостями и веществами в разных состояниях?

— Ещё не дошёл до него... Собираюсь прочитать это Хёнсук, когда госпожа закончит.

---

1) Сонсэн (선생) — учитель (кор.)

Вернуться к тексту

Перекусив и попив чай у Хон Чинчжона и Лим Сонми, молодые люди отправились в путь. Шингван продолжал осматриваться, чтобы вовремя заметить опасность; Мичжу шла с ним и думала о Сукчжоне. К ней не вернулась забытая влюблённость; её не интересовало, скучает ли он по ней, волнуется ли он за неё. Девушку тревожило другое.

«О каких успехах он говорил? Что они с Чунгэ задумали? Что они собираются делать?»

— Шингван, как ты думаешь, что Сукчжон задумал? За что они с Чунгэ пили? — задавала вопрос Мичжу, надеясь услышать мнение.

— Я не знаю... — ответил Ким. — Он мог всё что угодно задумать. А что такое? Вы его больше не любите?

— Не люблю, — отрезала Пак. — Раньше мне он нравился. Казался таким умным, интересным, весёлым. Но теперь любовь прошла. Исчезла.

— Что с вами случилось? Почему вы его разлюбили?

— Просто столько дней ходила с тобой и поняла, что он не такой уж и хороший, хоть и сын короля.

Ким вспомнил рассказы Донмина о нём. Ничего хорошего о своём старшем брате принц не мог сказать. Заметив, что телохранитель задумался, Мичжу прикоснулась к нему и увидела, как Шингван разговаривает с Донмином, у которого на скуле расплылся огромный синяк.

— Извини, что сорвал на тебе злость, Шингван, — виновато произнёс наследный принц. — Меня хён вчера довёл.

— Что случилось, ваше высочество? — задал вопрос Ким.

— Вчера Сукчжон вызвал меня на дуэль. Мы с ним у дворца подрались. Он не смог побороть меня, а я не смог победить его. Но он дрался как зверь. Это Хон Чунгэ его научил. Потом он назвал меня слабаком и оскорбил мою бабушку. Сказал, что наш с ним отец сделал королевой дочку какой-то кисэн, а его мать, дочь двух простых крестьян, оставил просто наложницей. Я дал ему пощёчину, и он потом кулаком меня ударил. Я знаю, что моя бабушка со стороны матушки была кисэн, но никому не позволю оскорблять её память.

— Просто не слушайте своего хёна. Он только и ждёт, чтобы вы разозлились, начали нервничать. Не надо. Не показывайте, что обиделись. Можете на тренировках снять злость, когда будете драться со мной.

— Шингван, знаешь, чего я боюсь?

— Чего, ваше величество?

— Я боюсь, что мой брат может что-то натворить. Он намерен стать королём. Он может поднять восстание и свергнуть меня с трона. Вдруг он устроит беспорядки в Ачимтэяне, когда я взойду на трон.

— Кто может пойти за таким человеком?

— Только такие же, как он, обиженные жизнью люди. Могут даже преступники за ним пойти, если захотят. Или те, кому он нужен только ради определённой выгоды. Таких много, просто ты их не замечаешь. Ты не запоминаешь все обиды. А он их помнит и лелеет.

— Если так, то он действительно опасен для общества.

— Ты должен беречь Мичжу от него, — наставлял друга принц. — Что он хочет от неё? Просто так он бы с ней не встречался. Он же Хэналь постоянно отвергал, хоть у них отцы одинаково богаты, обе внешне хороши. Чем Мичжу лучше Хэналь? Что у неё есть такое, чего не было у дочери главы королевской академии?

Услышав эти слова, Мичжу резко отпустила руку Шингвана и задумалась над услышанным.

«Неужели Сукчжон знает, что я ёчжон? Как он мог это узнать? Выследил меня? Не просто так он подошёл ко мне знакомиться, когда я одна сидела на берегу Хвагикана. Теперь ясно, для чего я ему нужна. Лгун! Подлец! Приду в Ханманчжу и узнаю, что он задумал!»

Пак была зла на принца и на себя. Принц её обманывал, а она ему верила и думала, что он в неё влюблён. Ей стало стыдно перед отцом, которого не хотела слушать, из-за чего почувствовала муки совести. Пак Тхаран понимал, что Сукчжону что-то надо от неё, но она была влюблена и слушала только своё сердце, была слепа и не понимала, что такой человек, как этот принц, не просто так решил с ней познакомиться и сблизиться.

«Отец, прости меня. Я была глупой. Я была влюблённой дурой. Я видела только приятную внешность, происхождение и богатство, но совсем не замечала его гнилой натуры. Да, Сукчжон был со мной мил, он ни разу не обидел меня ни словом, ни делом».

Путники сделали привал. Шингван поймал двух кроликов; Мичжу собрала грибы пёго. Ким делал шалаш из веток; Пак готовила рагу из мяса и грибов. Девушка смотрела на работающего телохранителя, помешивая бульон, и чувствовала укол совести, ибо вспоминала все гадости, что говорила этому человеку. Мичжу поняла, почему не могла сказать ему эти два слова.

«Люблю». «Прости».

«Он так удивился, когда я заботилась о нём, ибо поняла, что люблю его и просто хочу, чтобы у него было меньше хлопот со мной, — размышляла Пак. — Он и так страдает из-за меня. Сколько гадостей я ему наговорила... Зачем я это делала? В чём он передо мной провинился? У него и без меня полно шрамов на теле, и наёмники, покушавшиеся на меня, добавили ему ещё. Раньше, когда я применяла свою силу, хотела просто себя защитить, но теперь помогаю ему. Как ему тяжело... Будь проклят король Ли Мичхин, объявивший охоту на ёчжон! Будь проклята эпидемия ёгбён, из-за которой истребили большую часть тогдашних ёчжон! Если бы это не случилось, то мне не пришлось бы скрывать свою силу».

— Госпожа, с вами всё в порядке? Вы как себя чувствуете? — словно разбудил её Шингван.

— Всё хорошо, — улыбнулась Мичжу и продолжала думать: — «Я столько гадостей тебе наговорила, а ты мне всё простил и ещё спрашиваешь о моём самочувствии. Сколько я к тебе ни прикасалась — ты помнишь только всё хорошее, что было в твоей жизни. У тебя нет ни одного воспоминания со мной, кроме моей игры на тансо. Потому что я тебе ничего хорошего не сделала. Ты многое сделал для меня, но что для тебя сделала я?»

Приготовив ужин, Мичжу разлила суп по тарелкам. Шингван смотрел на госпожу и не понимал, что с ней происходит, почему она задумалась.

«Наверняка вы думаете о Сукчжоне. Теперь вы понимаете, что это за человек. Хорошо, что вы вовремя это поняли, иначе у вас были бы неприятности. Что задумал этот мерзкий принц? И зачем я показал вам эти воспоминания? Теперь вы из-за меня мучаетесь».

— Шингван, почему ты нос повесил? Веселее! Скоро Чольмён! Скоро ты придёшь в свою родную деревню, — словно разбудила его Мичжу, решившая поднять настроение Киму, задумавшемуся о жизни.

— Чольмён... Скорее бы прийти. Давно не виделся с семьёй. Одни письма да подарки присылал и получал. Они меня не узнают, наверное...

— Они не ожидают, что ты придёшь. Твоя семья будет рада тебя увидеть, — улыбнулась Пак, едя мясо с грибами.

— Я тоже так думаю. Скорее бы прийти в свой родной дом.

— А пока наслаждайся тем, что есть вокруг. Какой красивый лес, какая погода. Заметил, что стало теплее?

— Заметил. Какой красивый закат. Правда, госпожа?

Шингван и Мичжу разговорились о природе и погоде, и напряжение ушло; им обоим не хотелось тревожиться из-за грустных мыслей. Когда молодые люди легли спать в самодельную палатку, Пак смотрела на заснувшего Кима и гладила его волосы.

«Ты со мной разговаривал, даже не помня, что за гадости я тебе говорила. Знаю, что ты не останешься дома, а будешь со мной до конца. Прости за то, что оставлю тебя. Сукчжон тебя ненавидит и попытается избавиться от тебя, а я буду вынуждена пойти в логово тигра, чтобы узнать его планы и предотвратить их исполнение. Я буду должна снова тебе грубить, но уже делать вид, что презираю тебя. Смогу ли я тебе сказать, что люблю, и попросить прощение до того, как мы прибудем в Ханманчжу?»

Мучаясь от невесёлых мыслей о будущем, Мичжу уснула, обнимая Шингвана; почувствовав прикосновение, Ким спросонья прижал девушку к груди, не ожидая, что она его ударит или оттолкнёт. Утром телохранитель проснулся и обнаружил, что спит с госпожой в обнимку.

«Что делать? Что она скажет, если проснётся в моих объятиях?»

Пак проснулась и только крепче прижалась к нему, чтобы почувствовать то самое приятное родное тепло, и с улыбкой попросила, чем в очередной раз удивила Кима:

— Шингван, ну давай ещё немного так полежим. Мне так хорошо, когда ты меня обнимаешь. Чувствую себя более защищённой, когда рядом с тобой.

— Странно, что вам хорошо со мной. Думал, что вы кричать и драться будете, но вам это нравится. Только долго мы не пролежим — нам надо идти, — прокомментировал юноша и про себя подумал: — «Не думаю, что вы хотите отомстить Сукчжону, обняв меня. Я вас понимаю, но не буду требовать признаний. Вы должны быть готовы, чтобы раскрыть свои два секрета, которые перестают быть для меня таковыми».

— Ты прав. Так всю жизнь проспишь, — улыбнулась девушка и, поднявшись, крикнула: — Доброе утро, Ачимтэян! Какое ясное солнышко светит! Как птички поют! Красота! Зачем спать? Время вставать и идти в дальний путь!

Повеселевший телохранитель поднялся и принялся охотиться, чтобы найти еду для завтрака. Девушка взяла охотничий нож и затачивала из веточек шпажки для жареного мяса. Ким поймал двух рябчиков и нашёл несколько грибов пёго.

— Вы наточили шпажки для жареного мяса? — улыбнулся юноша, рассматривая выточенные палочки. — Отлично. Как раз хочу что-то жареное.

— И я хочу жареное мясо с грибами.

Молодые люди позавтракали, попили чай из лаванды и отправились в путь. Спустя три дня Шингван увидел знакомую реку и мост. Идя по мосту через Чоёнган, Ким остановился посередине и смотрел на воды, вспоминая прошлое. Телохранитель понимал, что его родная деревня не изменилась, но теперь, когда он вернулся спустя четыре года, Чольмён казался ему каким-то незнакомым. Мичжу рассматривала воды реки Чоёнган и прикоснулась к руке телохранителя, невольно вспомнившего детство. Перед её глазами предстала картинка из прошлого: маленький мальчик лет девяти сидел на покрытом травой берегу и спрашивал мужчину в сером деревенском ханбоке, чем-то отдалённо напоминавшего взрослого Ким Шингвана, только его лицо украшала небольшая борода.

— Отец, почему светят звёзды?

— Звёзды, Шингван, это души умерших людей, которые попадают на небеса. На небеса попадают те люди, которые всю жизнь творили добро, помогали нуждающимся и словом, и делом. Плохие люди, которые воровали, убивали, пытали и совершали другие вредные для других поступки, отправляются под землю, где превращаются в камни. Их души напоминают твёрдые валуны и гальку, ибо от груза грехов на душе становятся тяжелее и тяжелее, из-за чего не могут отправиться на небо, поэтому остаются на земле. Когда душа уходит на небо, то ярко сияет оставшимся светом и теплом, которое было в душе умершего.

Пак невольно улыбнулась, слушая легенду от незнакомого ей отца Шингвана; Ким смотрел на воды реки Чоёнган, и по его щёкам предательски покатились слёзы. Заметив, что телохранитель плачет, девушка нежно гладила его руку и думала:

«Опять ты вспоминаешь своего отца и плачешь. Как тебе больно от этого. Бедненький... Чувствую себя ещё большим чудовищем после того, как тебя унижала. Имела ли я право делать это? Не нужно меня прощать, Шингван... Я не заслуживаю твоей любви, не заслуживаю твоего прощения...»

— Госпожа, со мной всё в порядке, — словно прочитав её мысли, ответил Ким. — Просто возвращение на родину на меня так действует. Теперь нам надо идти. Нас не ждут, но мы зайдём к моим родителям и братьям. Они скучают по мне. Я знаю.

Путники отправились вперёд. Появлялись знакомые Шингвану деревенские дома, сады, огороды и цветники. Люди в деревне здоровались с ним, кланяясь, ибо помнили его даже спустя столько лет после ухода. Ким приветствовал бывших односельчан в ответ, вспоминал многие приятные моменты из детства, и Мичжу, трогая его руку, получала эти картинки в свою память, рассматривала их, поднимая себе настроение. Шингван в тринадцать лет пинает мяч с дворовыми мальчишками; Шингван в четырнадцать лет со своим названным хёном отправился на рыбалку; Шингван в пятнадцать лет починил одной старушке калитку, и та в знак благодарности угостила его рисовыми пирожками. Столько ярких и светлых картинок из его жизни навеивала ему родная деревня... Пак не успевала их получать и прочувствовать через прикосновения.

— Эй, Шингван! Ты что, решил нас навестить? — послышался чей-то девичий насмешливый голосок, и перед путешественниками показалась девушка с большим деревянным мельтэ ⁽¹⁾, на котором висели два полных ведра.

«Чжо Гюын», — пронеслось в голове у Кима, и тот вспомнил, что она сказала о его лице.

Мичжу тронула его руку пальцем и увидела, как эта девушка много лет назад говорила, словно выплёвывала, эти слова:

— Лучше бы ты не скрывал своё уродство! Так было бы намного честнее!

— Да, Гюын, я пришёл в Чольмён, — заявил юноша, гордо поднимая голову. — Не беспокойся — я пришёл не к тебе, так что проходи мимо со своими вёдрами!

— Даже невесту себе нашёл? — зло насмехалась Чжо. — Не думала, что даже на такого урода со шрамом на роже кто-то посмотрел. За эти годы ты стал ещё хуже — в этой форме ты похож на призрак. И так не красавец, ещё и форма на тебе смотрится как на хосуаби ⁽²⁾. Тебе только ворон пугать. Тоже мне воин!

— Я не урод, — улыбнулся телохранитель. — Я самый красивый парень во всём Ачимтэяне и нравлюсь всем девушкам.

— Это правда, Шингван, — подыграла Мичжу. — Ким Шингван лучше всех парней на свете. Его все знатные девушки любят и даже готовы за него замуж выйти. И им не нужны все принцы нашего мира, потому что Ким Шингван их затмевает своей красотой, способностью драться на мечах, защищая девушек от наёмников, и умением петь! Так что молчи и кусай локти дальше, дурочка. Тебе он не достанется никогда, и проживёшь ты свою жалкую жизнь с каким-нибудь страшным глупым дурачком, ежедневно пьющим сочжу. Только не забывай ему кимчи на закуску делать, а то совсем сопьётся.

Ким прошёл мимо, и Пак шла с ним, махнув длинной косой. Гюын зло смотрела на спутницу отвергнутого ею молодого человека. Мичжу кинула на неё взгляд и задержала его на двух вёдрах. Неожиданно две деревянные ёмкости сами по себе поднялись и, оказавшись надо головой Чжо, перевернулись вверх дном, из-за чего вода вылилась прямо на эту девицу. Пак хихикала и отправилась дальше. Гюын стояла посреди дороги вся промокшая и злая, не понимая, что только что произошло.

«Я-то вас пойму, госпожа, — думал Шингван, — но другие могут не понять, поэтому лучше будьте аккуратнее со своими способностями».

«Когда-то сама так себя вела и была ничуть не лучше этой Гюын, — размышляла Мичжу. — Но теперь сама тебя не обижаю и никому не позволю тебя обидеть словом или делом. Но что за шрам ты скрываешь под этой чёлкой? Я понимаю, что тебя, наверное, это может расстроить, и ты снова будешь плакать, поэтому не буду задавать эти вопросы».

К вечеру молодые люди добрались до дома приёмной семьи Шингвана, который десять лет назад стал ему таким родным. Ким постучался, и ему открыл Чжонъён, двенадцатилетний мальчик с длинной косой.

— Шингван-хён, это ты? — удивился Юн. — Неужели ты пришёл?

— Да, это я. Правда, пришли ненадолго. Мы только переночуем, — улыбнулся телохранитель и зашёл в дом. Пак вошла вслед за ним.

— Шингван, ты пришёл? Хорошо, что ты нас навестил! — обрадовалась Хан Чхаын, увидев приёмного сына спустя четыре года после долгой разлуки.

— Вы пришли? — задал вопрос Юн Минбок, сидевший за столом. — Мы уже места себе не находили, хотя не зря я тебя обучал и знал, что ты выкарабкаешься и спасёшь госпожу Пак.

— Здравствуйте, — поклонился Ким, садясь за стол. — Знаете, я тоже рад вас видеть. Как вы без меня жили? Как Киён? Насколько я знаю, его мечта сбылась — Гён Хёнчун согласилась выйти за него замуж.

Мичжу села рядом с ним и рассматривала убранство небольшого деревенского домика. Пак вспоминала, как вечерами ужинала с отцом и разговаривала с ним о многом. Сейчас это время уже не вернуть. В чужом доме девушка чувствовала себя не в своей тарелке и просто смотрела на стол. Прикоснувшись к столешнице, Мичжу увидела, как Киён сообщает семье радостную новость:

— У нас скоро с Хёнчун будет первенец! Наконец-то!

— Как я рада за вас! Скоро увижу своего первого внука! — радовалась за молодых Хан Чхаын.

Настроение Пак поднялось от увиденного. Узнать, что носишь под сердцем первенца... Это, наверное, лучшее, что может случиться в этой жизни. Девушка даже задумалась, что сама хочет дитя от того человека, что сейчас привёл её домой к своей приёмной семье и сидит рядом с ней в ожидании чего-то вкусного...

— Да, Шингван, они три месяца назад поженились, и мы только вчера узнали, что они с Хёнчун ждут первенца, — подтвердила мать, подавая на ужин гречневую лапшу с мясом, токпокки и рисовые пирожки, которые так любил Ким.

— Получается, мы с Чжонъёном скоро станем дядями, — радовался телохранитель, едя острые рисовые клёцки со свининой. — Вот это хорошие новости. Всегда верил, что Киён добьётся своего. А чего я добился? Хотел стать воином, но стал телохранителем, и сейчас мы с госпожой просто пытаемся выжить и добраться до Ханманчжу.

— Шингван, это тоже достижение, — прокомментировал отец. — Ты спас человеческую жизнь. Один спасённый человек — это уже подвиг.

— Но я не смог защитить её отца, когда на нас напали наёмники. Я смог помочь госпоже бежать из города, но ничего не сделал, чтобы спасти господина. Теперь я понял, что ты имел в виду, когда сказал про поступок, из-за которого буду жалеть, и про чувство вины из-за того, что не спас. Да, отец, я не спас министра Пака. Я убил четырёх наёмников, а госпожа убила одного, когда на нас напали по дороге, а потом я сжёг их тела, а останки закопал в землю. Отец, я чувствую себя чудовищем из-за того, что убиваю. Чувствую себя виноватым перед госпожой. Но когда я прибыл в Нунбушин и защищал министра Пака, я не думал, что являюсь убийцей, ибо защитил человека, на которого напали головорезы.

— Шингван, не вини себя, — оживилась Мичжу. — Мой отец пожертвовал собой, чтобы спасти меня. Я чувствовала себя ужасно из-за того, что воткнула нож в сердце того наёмника, но если бы я это не сделала, то он бы меня убил. Шингван, ты не чудовище. Ты просто хотел обезопасить наш путь, чтобы нас не нашли, поэтому ты очень тщательно спрятал трупы.

— Вы правы, госпожа Пак, — поддержал девушку Юн Минбок. — Иногда нам приходится делать то, что кажется неправильным, жутким. Иногда обстоятельства от нас не зависят, и нам приходится мириться с неизбежным злом.

Во время ужина Ким рассказывал приёмной семье о приключениях в Нунбушине, о путешествии в лесу, умалчивая лишь о дружбе с новым королём Ачимтэяна и обидных словечках госпожи. Мичжу слушала его и про себя думала:

«И ты не рассказываешь, как я тебя унижала...»

— Шингван-хён, ты лучший! — восхищался Чжонъён. — Я тоже хочу путешествовать по лесам и полям, увидеть наш Ачимтэян.

— Чжонъён, пойми, что это может быть опасно, — отговаривал младшего брата телохранитель. — Пока ты ещё мал. Когда вырастешь, то сможешь путешествовать по лесам и деревням. Возможно, ты посетишь и другие страны. Я никогда не был ни в Маритаиме, ни в Аой Юми, но когда-нибудь я там буду.

— Хочу в Сариматию. Хочу узнать, действительно ли сариматийцы приручили медведей, и те для них вроде ручных зверьков?

Братья смеялись, мечтая побывать в разных краях света, увидеть другой мир, других людей. Наступила ночь. Беглецы приняли ванну, и Пак отправилась в комнату, где когда-то жил Шингван. Телохранитель хотел отправиться за ней, но Юн Минбок остановил его и задал вопрос:

— Ты любишь её?

Ким промолчал и посмотрел на отца. Он не мог прямо сказать о своих чувствах к той, кто вряд ли может его полюбить. Ему было стыдно за любовь к знатной красавице из-за отсутствия несметных богатств и выгодного положения в обществе. Стыдно было из-за шрама на лице, который «уродовал» его.

— Я тебя понимаю. Ты любишь её, но не можешь с ней быть из-за простого происхождения, отсутствия богатств и не такой приятной для некоторых внешности. Знаешь, это ещё в позапрошлом веке было такое деление, и простые люди не дружили с богачами. Таким, как ты, сложно было чего-то добиться. Тогда сложно было представить, чтобы принц дружил с бедняком, но теперь всё по-другому. Только до сих пор некоторые богачи смотрят на нас, простых людей, сверху вниз. И ещё, Шингван, помни одну вещь — не богатством измеряется человек, а поступками. Теперь скажи — ты любишь её или нет?

— Да, — выпалил Ким, не раздумывая. — Я люблю госпожу и готов защищать её, заботиться о ней всю жизнь. До самого конца.

— Не пытайся хоронить свои чувства. Если это не даёт тебе покоя, то скажи ей, что любишь. Она это поймёт. Не надо ждать, просто скажи. Если она отвергнет тебя, то не расстраивайся — она тоже имеет право выбирать. Ты не особенный — есть те, кто для неё лучше тебя. Но не отвергай, если госпожа сама тебе скажет о любви, ибо она сделала свой выбор именно твою пользу. Если ты её любишь, то прими её и не отговаривай. Не нужно думать, что скажут другие. Ты живёшь для себя, а не для них.

Посмотрев на Юн Минбока, Шингван кивнул головой и отправился в свою комнату, где его ждала Мичжу. Он не знал, стоит ли сейчас говорить ей об этом, поэтому решил повременить с признанием.

Тем часом Пак рассматривала комнату своего телохранителя; Мичжу от скуки прикасалась ко всему, чтобы узнать о нём больше, и видела разные воспоминания, отпечатавшиеся на некоторых предметах. Она потрогала ножик, лежавший на столе, и увидела, как Шингван изготавливал его в кузнице. Девушка прикоснулась к лежащей на столе книге о пятерых воинах, обладающих силами пяти стихий: вода, огонь, земля, воздух и металл; главными героями романа являлись Мин Асан, обладающий силой металла, владеющий неизведанной энергией Чжо Ран; Ким Чжугун, обладающий силой земли, умеющий превращать своё тело в камень; Ли Сачжа, огненная дева с ловкостью кошки; Хон Сонмэ, воитель, умеющий летать по воздуху и создавать ветры, бури, ураганы; Шим Санхо, имеющий силу воды. Пятеро молодых людей сражались с разными злодеями, попутно ища давно потерянного отца Мин Асана. Дотронувшись до обложки этой книги, Мичжу увидела плачущего над романом Кима.

«Он вспоминал своих родителей, когда читал эту книгу? Надо будет спросить у Шингвана, можно ли её взять. Наверное, интересный роман об этих пяти воителях-ёчжон».

Когда Ким зашёл в комнату, девушка задала ему вопрос:

— Шингван, а можно взять эту книгу? Интересная, наверное. Хочу почитать на досуге.

— Берите. Мне не жалко, — улыбнулся телохранитель. — Надеюсь, вам понравится. Предупреждаю — там есть моменты, от которых вы, наверное, заплачете.

Мичжу положила книгу в рюкзак юноше и решила почитать потом, когда придёт в Ханманчжу. Ким улыбнулся и принялся готовиться ко сну. Молодые люди легли спать в комнате Шингвана, но не могли уснуть. Пак задала вопрос телохранителю:

— Шингван, а ты хочешь снова вернуться сюда, в Чольмён? Это всё-таки твоя родина.

— Знаете, госпожа, я почти четыре года прожил в Нунбушине, и теперь понимаю, что здесь так скучно, уныло. Чольмён стал тесен для меня, а в Нунбушине я узнал настоящую жизнь, познакомился с новыми людьми, нашёл хорошую работу. Я не хочу оставаться в Чольмёне. Всю жизнь хотел уйти отсюда. Когда мне исполнилось шестнадцать, я это сделал. Знаю, что в Чольмёне столько хороших воспоминаний из детства и юности, ибо в нём вся моя жизнь, но есть ещё то, что я хочу забыть, но не могу.

— Знаешь, я тоже все шестнадцать лет жила как птица в клетке. Каждый день одно и то же. Но теперь знаю, насколько разнообразной бывает эта жизнь. Мне понравилось путешествовать в лесу. Не знала, что лес может быть таким красивым. Никогда не думала, что буду путешествовать в лесу.

— Давайте, вместе будем путешествовать по разным краям. Я буду защищать вас от врагов.

— Главное, чтобы ты остался жив, когда будешь защищать меня.

— Самое главное, чтобы жили вы, госпожа, — улыбнулся Шингван.

Мичжу крепко уснула. Ким смотрел на её лицо, освещаемое лунным светом, и гладил её щёки кончиками пальцев, понимая, что госпожа не будет ругать его за это.

«Принцесса. Как же вы прекрасны. Не знаю, достоин ли я вас. Могу ли сказать, что люблю? Что мне ничего от вас не надо — только чтобы вы жили для меня. Надеюсь, что вы не отвергнете меня. Не помню, что вы меня не любили и часто унижали из-за того, что я не сын министра или короля. Я вас давно простил. Не могу держать зло на такую красавицу. Тем более, я помню, как вы перевязывали мои раны, как лечили меня своей кровью, хоть мне не нравится, что вы режете себе руки. Ещё тогда понял, что вы плакали не из-за соринки в глазу. Вам было жаль меня, когда вы видели эти шрамы на спине. Я бы мог умереть, когда на меня напал медведь. Я вижу, что у вас доброе сердце, хоть не хотели это признавать».

Телохранитель уснул, обнимая девушку и прижимая её к своей груди. Он помнил, что в последнее время ей нравилось спать в его объятиях, она чувствовала с ним полную защищённость. Проснувшись, Мичжу старалась не шевелиться, чтобы не разбудить юношу.

«Как это неприлично — лежать на одном татами с молодым человеком, с которым не заключён брак. Но это так приятно. Это... Я даже не знаю, как это объяснить. Как прекрасно утро, когда просыпаешься в объятиях любимого человека».

---

1) Мельтэ (멜대) — коромысло (кор.)

Вернуться к тексту

2) Хосуаби (허수아비) — пугало огородное (кор.)

Вернуться к тексту

Он шёл по ночной улице Ханманчжу один. Наёмник в чёрном одеянии, в маске, закрывающей нижнюю часть лица. Никто не знает, кто он, как на самом деле его зовут. Он шёл в дом чиновника, ответственного за ведение финансов в городской казне. Когда Пак Тхаран погиб и контроль над финансами ослаб, этот человек стал часто красть деньги из казны, и Ма Дамчхи не мог доказать его вину, ибо записи в книге финансов были прозрачными. По документации всё было в порядке, но раз в неделю сто тысяч гымчжонов исчезали в неизвестном направлении.

Наёмник дотронулся до шей двух охранников и надавил на сонные артерии. Стражники на короткое время заснули, а неизвестный, используя стальные «кошачьи когти», перелез через высокий забор. Проникнув в дом министра Со Чжонкана, наёмник пробрался в его спальню и увидел жуткую сцену — министр финансов, высокий седовласый дед с длинной бородой рвал одежду на молодой служанке, и та кричала, пытаясь вырваться из его цепких лап:

— Пожалуйста, не трогайте меня! Я не хочу! Не делайте мне больно!

— Кто тебя спрашивать будет? Ты должна отрабатывать своё проживание. Ты думала, что бесплатно жить здесь будешь?

— Она недостаточно хорошо выполняет работу по дому, что её надо насиловать? — задал вопрос наёмник, доставая кинжал.

— А твоё какое дело? — смеялся Со Чжонкан, словно хохотал в лицо самой смерти. — Что хочу, то и делаю с этой грязью. Она всё равно никому ничего не скажет. Кто будет защищать эту чернь?

Наёмник перепрыгнул через татами и резким движением воткнул чиновнику нож в сердце. Истекая кровью, тот упал замертво, и служанка, увидевшая смерть своего мучителя, решившего сделать ей больно, заплакала и убежала из дома через чёрный ход. Убийца нашёл книгу финансов, где Со Чжонкан записывал все свои тайные доходы, и отправился к выходу, но его настигла охрана. Стражники обнажили мечи и напали на наёмника. Тот, словно обладая звериной яростью, бросался на них, словно чёрная пантера, и рубил их своим длинным оружием. Один убит на месте. Второй лежит раненый и держится за окровавленное плечо.

«Совсем ещё мальчишки...» — пронеслось в голове у наёмника.

Незнакомец почувствовал резкий удар по спине и упал на колени. Резко поднявшись и развернувшись, он одним ударом зарубил напавшего. Наёмник размахивал мечом, не видя никого, получал удары от стражников и через какое-то время остался один среди горы трупов.

«Когда убивал, никогда не задумывался, что делаю зло. Неужели понимаю цену человеческой жизни?»

Тайно отправив книгу градоначальнику Ма Дамчхи, человек в чёрном отправился к резиденции королей династии Квон и, перепрыгнув через забор, зашёл в свою комнату. Хон Чунгэ снял маску и, раздевшись по пояс, осматривал своё тело в зеркале. На спине зияла огромная царапина, кожа на руках изрезана мечами.

«К старым шрамам добавляются новые. И так будет постоянно, пока не помру. Я выбрал такой путь. Убиваю по приказу. Иногда по приказу господина, иногда по зову сердца. Скольких людей я убил? Уже и не помню».

Чунгэ принял ванну. Хёнсук обработала его раны целебными травами и перевязала. Служанка боялась задавать вопрос, где его ранили. Ей было страшно и её это не интересовало.

— Хёнсук, ты только ничего не говори его высочеству. Ему незачем знать о моих ранах.

«Что ты скрываешь, Хон Чунгэ? Где-то незаконно охотишься на потенциальных врагов Сукчжона?» — размышляла Хёнсук, заканчивая перевязку.

Хон смотрел на неё и вспомнил ту служанку из дома Со Чжонкана. Вспомнил, как девушка плакала и бежала, куда глаза глядят. Хёнсук чём-то отдалённо напоминала её. Чунгэ накинул чёрную чогори, сел на татами и попросил служанку:

— Просто побудь со мной. Не бойся — я тебе ничего не сделаю. Просто мне скучно одному. Хочу поговорить. Мне не с кем общаться, а ты выслушаешь меня. Только никому не говори о наших разговорах.

Хёнсук села рядом с ним. Она не испытывала к нему ненависть, не чувствовала к нему ничего — просто боялась этого человека, от которого словно исходило что-то тёмное и нехорошее. Он взял её за руку и, крепко держа, гладя ладонь, задал вопрос:

— Ты ненавидишь людей?

— Как сказать... Есть те люди, которых я уважала и уважаю до сих пор. Это господин Пак. Он приютил меня, дал работу, кров и дом. Он никогда меня не обижал, слова плохого не сказал. Это Ким Шингван. Он очень хороший человек, с которым интересно поговорить обо всём, обсудить книги, которые он мне вслух читает. Это его приёмная семья, о которой я знаю только со слов Шингвана. Они его приютили, вылечили после пыток, дали ему кров и дом, приняли его в свою семью. Это родные родители Шингвана, которые вырастили такого достойного человека, как он. Но есть люди, которые меня просто раздражают. Это Пак Мичжу, дочь господина Пака, которая говорит мне гадости, не стесняясь ничего. Есть люди, которых я презираю. Это моя тётка, которая постоянно меня избивала, а в десять лет отдала в дом кисэн. Я её просто не вспоминаю и даже не знаю, как она живёт. Меня это не волнует. А чтобы кого-то ненавидеть... Нет, я так не могу. Бывает, что я злюсь на кого-то, а ненавидеть просто не могу...

— Тебе нравится этот Шингван как мужчина?

— Он мне как младший братик. Я не испытываю к нему страсть. У нас с ним просто дружба. Он просто хороший человек. С ним интересно общаться, он всегда меня выслушает. Только он не любит, когда я что-то плохое говорю про Мичжу.

— Тебе нравлюсь я? — задал вопрос Чунгэ, решив узнать о чувствах Хёнсук к нему. — Ответь мне. Только честно.

Служанка задумалась о своём отношении к нему и, понимая, что он не собирается её убивать, честно ответила:

— Я вас просто боюсь. Мне страшно рядом с вами. Когда вы идёте ко мне, у меня мурашки по коже от ужаса. От вас пахнет кровью. У вас руки постоянно в крови. В чужой крови. Вы очень опасный человек.

— Хёнсук, ты пойми, что я не убиваю просто так. Я казню только злых людей, которые ничего не делают для этого мира, а только приносят зло, страдания и смерть.

— Чунгэ... — произнесла служанка.

— Можешь называть меня оппой. Я буду только рад это услышать. Я не тороплю. Когда захочешь, тогда сможешь открыться мне. Я не настаиваю.

Хёнсук сжала его могучую руку. Он смотрел на неё пронзительными чёрными очами, в которых не было злобы или ненависти; в них было что-то необъяснимое. Возможно, он не такое чудовище, каким пытается казаться.

— Зачем ты это спросил? — задала вопрос служанка, удивляюсь тому, как быстро перешла на фамильярное общение с человеком, которого боится.

— Ты меня не поймёшь. Просто я живу на этой земле уже двадцать шестой год. Знаешь, сколько мне пришлось пережить? Знаешь, сколько всего я видел? Знаешь, сколько пороков на земле? Да, Хёнсук, ты столько лет прожила в доме, прислуживая Пак Тхарану и его противной дочурке. Ты не видела всей жизни и не понимаешь, как мелочны и мерзки люди. Особенно те, кто притворяется уважаемым человеком, а на самом деле чудовище, которое грешит, причиняет вред беззащитным людям и не думает, что это плохо.

— Оппа, — неуверенно произнесла девушка и высказала своё мнение, стараясь не показывать свой страх, — а чем ты лучше тех, кого убиваешь? Ты тоже совершаешь грех. Это должен решать суд, а не ты.

— Правильно про тебя сказала Пак Мичжу. Ты красивая, но глупая. Неужели ты не понимаешь, что иногда законный суд тоже подчинён этим же грешникам и покрывает их? Поэтому и появляются такие, как я.

— А почему ты тогда связался с принцем Ли? — не понимала Хёнсук.

— Мне было жалко его. Он такая же жертва, как и я. Когда я его впервые встретил, он хотел покончить с собой, но я его спас и поддержал тогда, когда от него все отвернулись. Я просто пытаюсь сдерживать его, чтобы он не натворил чего. Так-то он меня побаивается. Ему просто нужен человек, который может поддержать в трудную минуту.

— А тебе он хоть раз помог? — задала вопрос служанка.

— Я не жду от него благодарности или ещё чего-то. Главное, что он просто хорошо ко мне относится.

«Да он к тебе относится как к ручному псу, которому можно что-либо приказать. Ты ему не друг, а просто пёс».

— Ты уверен в нём? — задала вопрос Хёнсук спокойным тоном, без насмешки, стараясь не разозлить Чунгэ.

Хон задумался над вопросом девушки. Он понимал, что Сукчжон относится к нему лишь как к верному псу, который готов делать всё что угодно за миску еды, но не как к другу, чем он и поделился со служанкой.

— У Шингвана всё точно так же, — заявила Хёнсук. — Он защищает эту дурочку Мичжу, а она ничего не ценит! Неблагодарная! Я знаю, что если с ним что-то случится, то она его просто бросит, убежит своей дорогой и даже не вспомнит. Как он терпит такие унижения от неё? То же самое и у тебя, оппа. Почему ты не уйдёшь?

— Мне некуда идти, — изрёк Чунгэ. — Кроме него у меня никого нет. В деревне я не хочу жить, ведь там меня ненавидят все, кроме моих родителей. Не только потому, что я чудовище. Ещё и потому, что я в детстве любил рисовать и предпочитал каллиграфию общению. Из-за необщительности меня презирали.

— Как ты рисуешь? Покажи, — предложила служанка.

— Давай, я нарисую тебя. Хочу запомнить тебя именно такой.

Хёнсук села на стул, и Хон, найдя большой лист белоснежной бумаги, чернила и краски, принялся рисовать девушку. Контур за контуром, штрих за штрихом. Чунгэ, державший меч чаще, чем кисть, изображал очертания девушки, сидящей перед ним. Художник-самоучка старался запечатлеть каждую черту её лица с хитрыми, словно у лисы, глазами. Изобразив эскиз, Чунгэ раскрасил портрет разными цветами, придал портрету объём при помощи теней. За несколько часов Хон изобразил Хёнсук с милой улыбкой, приятными чертами лица, раскосыми глазами.

Девушка рассматривала своё изображение, понимая, как потрудился этот наёмник, рисуя её. Служанка улыбнулась и, взяв Чунгэ за руку, сказала:

— Ты очень красиво рисуешь, оппа. У тебя талант. Почему бы тебе не заняться каллиграфией и не начать продавать свои портреты, натюрморты, пейзажи, узоры?

— Какая от них польза? Это просто рисунки и не более того. К тому же вряд ли кто будет покупать картины у меня, чудовища.

Отпустив руку главы наёмников, Хёнсук отправилась на кухню готовить завтрак для «этого мерзкого принца». Девушка помнила наказание Чунгэ, когда они прибыли в Ханманчжу:

— У его высочества сложный характер. Это тебе не Пак Мичжу. Она над тобой просто смеялась и не пыталась как-то отомстить. А его высочество может тебя унизить и даже приказать мне тебя избить. Я не хочу тебя бить. Будь осторожна, словно идёшь по мосту из рвущихся верёвок.

Девушка ничего не говорила о принце и не обсуждала его с новыми «свободными ушами» в лице Хона. Во время трапезы она в основном молчала и старалась вообще ни о чём не говорить. Но Сукчжону иногда нужно было срывать свою злость, когда у него плохое настроение, поэтому он приходил в столовую для прислуги и унижал Хёнсук, зная, что та не сможет ему ответить, ибо боялась быть избитой. Служанка пропускала все слова принца мимо ушей, а позже шла в свою комнату и плакала от обиды. Единственный, кто ей не давал сойти с ума, был Хон Чунгэ; глава наёмников приходил к ней в покои и просто обнимал её, гладя её волосы. С ним ей было страшно, но с другой стороны она чувствовала себя более защищённой.

Хёнсук приготовила пипимбап и отправилась в столовую для прислуги, где ела рис с говядиной. После трапезы Сукчжон пришёл к девушке и, звонко рассмеявшись, сказал:

— Хён тебя, значит, нарисовал... Что он в тебе нашёл? Ты же страшная. Хотя, ему с его происхождением и с такой работой принцесса не светит, так что он себя справедливо оценивает. Ещё ты тупая до ужаса. Хотя... Что взять с деревенской девки, которую даже из дома кисэн выгнали, и на большее, чем на мытьё полов и готовку пипимбапа ума не хватает? Ещё и побиралась, нищая дрянь! И почему вы, крестьяне, не вымрете? Пользы от вас никакой. Один только вред.

Служанка старалась не слушать грязь, исходящую из уст принца, но ощущала обиду, из-за чего хотелось плакать. Ей казалось, что даже колкости Мичжу звучали как комплименты. Ли с гадкой ухмылкой продолжал говорить:

— Знаешь, ты не единственная у него дура. У него были кисэн намного красивее, умнее и талантливее тебя. И чем же ты его привлекла? Ах, просто других девушек поблизости нет. Но ничего — он тебя просто использует и бросит. Он тебя не любит, дура! Ты ему не нужна!

После завтрака Хёнсук отправилась к себе в комнату и горько заплакала. После таких слов ей не хотелось жить, она чувствовала себя такой жалкой, не сумевшей дать отпор. Понимая, что скоро не выдержит этих издевательств, девушка взяла небольшой кинжал, оставленный Чунгэ, и была готова порезать запястье.

— Что ты собралась делать? — послышался голос главы наёмников, и девушка, вздрогнув, выронила лезвие.

— Кому такая тупая уродина, как я, нужна? — задала вопрос Хёнсук, когда Чунгэ вошёл в комнату и сел рядом с ней.

— Мне ты нужна. Шингвану ты нужна.

— Знаю я, для чего я тебе нужна. Ты меня просто используешь и бросишь. Полно же кисэн, которые красивее меня.

— Тебе это его высочество сказал? Просто помни — я с тобой. Да, я не безгрешен. Я убиваю людей. У меня было много разных женщин. В основном это были кисэн. Красивые, милые, талантливые, весёлые. Я с ними танцевал, слушал их игру на каягыме и сэнхване да ел с ними пипимбап. Они меня считали настоящим зверем. Но ты — совсем не то. Ты лучше всех кисэн в Ачимтэяне. Ты для меня самая красивая и милая. Красивее и милее всех. И ещё ты вкусно готовишь, чисто убираешь и перевязываешь мои раны. Много ли мне надо для счастья?

— Ты врёшь, Чунгэ. Ты просто меня соблазняешь.

— Нет, Хёнсук. Я тебя не обманываю.

— А ты знаешь, что мне медведь на ухо наступил? Не умею петь, танцевать и играть на каягыме и сэнхване, из-за чего меня выгнали из дома кисэн, и я потом четыре года попрошайничала, пока господин Пак не забрал меня работать служанкой. Не умею читать и писать, потому что иероглифы перед глазами словно расплываются, и я не могу их сходу запомнить. Ты понимаешь, что я глупая?

— Думаешь, я умный? Я читать и писать научился в четырнадцать лет, когда познакомился со своим наставником. До сих пор некоторые иероглифы путаю. В деревне вряд ли кто будет обучать грамоте. Там только староста самый грамотный, а другие для него так, рабочая сила, которой необязательно знать иероглифы, необязательно учить математику.

Хёнсук продолжала плакать; Чунгэ обнял её, прижимая к груди. С ним девушка чувствовала уверенность, что не одна в этом мире, ибо с ней этот человек, которого она уважала и боялась. Успокоившись, служанка чуть отстранилась от Хона и неожиданно для себя поцеловала его в щёку; Чунгэ покраснел от смущения, хотя был опытным и страстным любовником, у которого было много женщин.

— Хёнсук, теперь ты не плачешь. Приятно смотреть, когда ты улыбаешься. Ты такая красивая даже когда плачешь. Знаешь, когда я обучался у Мин Чанмоля, рисовал портреты за деньги, чтобы заработать хотя бы на тарелку риса. Когда не было заказов, вынужден был грабить, чтобы получить хотя бы гымчжон.

— Вот и встретились двое нищих крестьян. Ты хоть рисовал, а я просто попрошайничала. Мне даже жить было негде. Я просто жила в заброшенном сарае, где было тепло. Потому что думала, что ничего не умею, поэтому не надеялась найти работу.

— Ты просто себя недооцениваешь. Ты хорошая девушка. Не казни себя так.

Чунгэ гладил щёку девушки кончиками пальцев; Хёнсук трогала его длинную чёлку и, горя от прилива чувств, приблизилась к нему.

— Ты мне нравишься, оппа, — прошептала служанка и поцеловала его в губы.

Хон страстно ответил на нежный поцелуй девушки; Хёнсук ощущала, как кружится её голова от полного блаженства, как ей хочется, чтобы это не прекращалось. Чунгэ нехотя медленно отпустил девушку.

— Ты мне тоже нравишься, — прошептал молодой человек. — Ты не такая, как все девушки. За это я тебя полюбил.

Хёнсук не хотела отпускать человека, ставшего за столь короткое время чуть ближе; Чунгэ тоже думал, что лучше умрёт, чем уйдёт от такой красавицы. Но долг звал: верный пёс необходим своему господину, а служанка должна привести дворец в порядок.

Прошло несколько дней. Чунгэ снова охотился на плохого человека, и следующей его жертвой стал купец Чжан Гунсан, который обманывал своих покупателей на весьма крупные суммы и вымогал у них деньги, подсылая убийц. Расправившись с ним и его псами, Хон покинул дом и наткнулся на нескольких наёмников. Решив, что они с купцом заодно, Чунгэ принялся яростно отбиваться, но его меч натыкался на что-то твёрдое.

«Они носят защитные доспехи под ханбоком», — пронеслось в голове у Чунгэ.

Неожиданно Хон почувствовал укол в шею, словно его комар укусил. Его мышцы потеряли чувствительность, голова закружилась, и всё поплыло перед глазами.

«Меня отравили...» — подумал глава наёмников и потерял сознание.

Чунгэ очнулся в большом доме перед чёрной полупрозрачной ширмой; Хон силился рассмотреть эту ткань и кое-как разглядел очертания человека в чёрном ханбоке, на голове которого красовался большой саткат. Молодой человек испугался и хотел убежать, но его руки и ноги не подчинялись ему, голова страшно болела, в глазах двоилось.

— Что со мной? — простонал Чунгэ. — Я убил этого старого жулика, но он сам виноват. Он заслуживает смерти.

— Разделяю твоё мнение, Хон Чунгэ, но я похитил тебя не для казни, — отрезал незнакомец в саткате. — Действие яда имогая ⁽¹⁾ скоро пройдёт.

«Неужели я выживу... — размышлял молодой человек. — Всегда надеялся, что меня убьют, но сейчас хочу жить. Просто потому, что беспокоюсь за Хёнсук. Как она будет жить без меня? Её некому будет защитить от его высочества...»

Постепенно к конечностям Чунгэ вернулась подвижность, а головные боли перестали его мучить, словно разрывая содержимое черепной коробки. Когда Хон с трудом поднялся на колени и сел, ибо голова продолжала немного кружиться, неизвестный задал ему вопрос:

— Тебе нравится прислуживать Ли Сукчжону? Говори только правду. Любую.

— Не знаю... В последнее время мне перестаёт это нравиться, но идти мне некуда.

— Почему тебе это перестаёт нравиться?

— Он унижает служанку, а я не могу смотреть, как она плачет из-за этих слов. Один раз она чуть не наложила на себя руки. Хорошо, что я её остановил.

— Почему ты его не убьёшь? — продолжал задавать вопросы незнакомец.

— Мне его жаль. Когда-то я спас ему жизнь. Я понимаю его, ибо в своей родной деревне был изгоем. Он тоже своей семье не нужен, а в родной деревне его матери над ним издевались. У нас у обоих нет друзей. Кто, если не я?

— А тебя он пожалеет? Ему люди нужны только до той поры, когда они приносят пользу, а потом он их на расход пустит. Хочешь быть расходом?

Чунгэ задумался над словами своего похитителя — в последнее время Сукчжон перегибал палку, стал замкнутым, неразговорчивым, злым. Что с ним происходит?

— Мы это и хотим выяснить. Хон Чунгэ, что ты знаешь о нём? Кроме того, что он сын короля и наложницы?

— Он собирается стать королём и свергнуть его величество Ли Донмина. Он любит Пак Мичжу, дочь убитого министра финансов Пак Тхарана, и хочет жениться на ней.

— Ты сообщил очень важные сведения. У меня для тебя задание, Хон Чунгэ. Ты должен быть рядом с Мичжу, когда она будет во дворце. Когда Сукчжон назначит дату свадьбы, ты должен будешь доставить её сюда.

— Зачем?

— Ты всё узнаешь потом. Нужно проверить тебя.

— Господин, я чувствую себя предателем. И потом — вдруг вы меня так же на расход пустите, когда я вам стану не нужен.

— Я понимаю, что ты мне не доверяешь. Как ты считаешь, Сукчжон тебя ценит как человека, а не как своего личного пса?

Чунгэ задумался — он понимал, что повелитель не ценит его и может при нём оскорблять его родителей, доводить до слёз его любимую. Глава наёмников может бесконечно угрожать ему, но долго ли продлится такая жизнь?

— Похоже, что да... — растерянно пробормотал Хон. — Кстати, о Мичжу. У неё есть телохранитель. Ким Шингван. Сейчас он с ней. Что делать с ним? Когда они придут в Ханманчжу, Сукчжон его выгонит или убьёт. Сукчжон ненавидит его просто из-за незнатного происхождения. Ким Шингван сын кузнеца, поэтому такая ненависть к нему как к личному врагу.

— Доставишь его сюда живым и невредимым. И чтоб ни один волос не выпал из его головы по твоей вине.

— Слушаюсь, господин. Я доставлю его живым и невредимым.

Чунгэ покинул большой деревенский дом и направился в сторону запада. Чувствуя похмелье, словно он выпил две бутылки сочжу, Хон шёл с неизвестным наёмником по лесу и вскоре вышел в Ханманчжу.

Уже начинало светать, и молодой человек, шатаясь словно пьяный, отправился во дворец. Войдя в комнату, Чунгэ буквально упал на татами, и Хёнсук сняла с него хва, ибо от наклона его голова закружилась, и он чуть не потерял сознание.

— Где тебя так? — задала вопрос девушка, когда Хон свернулся котом.

— Напился от радости. Теперь мучаюсь с похмелья.

— Ты никогда так не пил, когда кого-то убивал, и на тебя нападали. Зачем ты врёшь? Я, может, и дура, но не до такой степени, чтобы не понимать, что у тебя происходит. Ты не пил. От тебя не пахнет.

— Хорошо, меня похитили, но сперва усыпили, — прошептал Чунгэ на ухо Хёнсук. — Я не должен говорить, но мне кое-что приказали. Надо защищать Мичжу от Сукчжона, иначе она попадёт в беду.

— Какое мне дело до этой дурочки? — хмыкнула служанка. — Пусть как хочет, так и разбирается со своим принцем. И теперь он для тебя Сукчжон? Странно...

— Хёнсук, я понимаю, как тебе обидно, но так нельзя. Она в опасности, и мы должны сорвать свадьбу.

— С чего бы? Они любят друг друга. Почему мы должны мешать их счастью?

— Потому что будут неприятности. Лучше один раз пойди ей навстречу, а потом уже можешь отказаться дальше служить ей. Но помоги девочке. Я не хочу, чтобы она из-за него так же страдала, как ты. И потом — ты меня боишься. А себя ты не боишься? Ты выглядишь большим чудовищем, чем я. Я хоть уродов, приносящих миру один вред, убиваю, а ты хочешь, чтобы ни в чём не повинная девочка страдала из-за принца. Пусть она тебя оскорбляла, но будь выше этого. Она не так сильна, как Сукчжон.

Хёнсук задумалась над словами Чунгэ. Она поняла, что ничем не лучше Сукчжона, раз хочет, чтобы Мичжу страдала так же, как страдает она от нападок высокомерного господина. Служанка вспомнила, как Шингван плакал, наслушавшись оскорблений от принца.

— Чунгэ, я вспомнила, как однажды Шингван защищал эту девицу от наёмников, которых подослала её подружка Хэналь. Тогда Шингвана ранили в колени, и он хромал. Сукчжон тогда издевался над ним. Бедняга так плакал...

— Какой же урод. Лучше бы его так ранили в колени. Ничего, недолго нам мучиться осталось...

Чунгэ уснул как младенец, ибо отравление парализующим ядом дало о себе знать. Хёнсук завтракала одна, и Сукчжон снова зашёл к ней в столовую. Увидев, что служанка одна ест мясо с рисом, задал вопрос:

— Почему хён лежит бревном на татами? Чем ты его спаиваешь?

— Я Хон Чунгэ не няня, — заявила Хёнсук. — Где он напивается — это его проблемы.

— Знаешь, я не удивлён, ведь ты страшная, а ему нужно снять напряжение после того, как с тобой пообщался. Даже если бы ты была богатой или ёчжон, я бы всё равно с тобой не связался. Кому ты, такая страшная, даром нужна?

Поняв, что Сукчжон просто глуп, как пробка, Хёнсук перестала на него обижаться и плакать от злых слов. Ей было смешно смотреть, как он пытается её обидеть, но ничего не выходит. Принц, заметив, что служанка хихикает, накричал на неё:

— Ты что себе позволяешь, кисэн-неудачница? Смеешь надо мной смеяться? Ой всё! Пошёл я! Бесит твоя противная рожа! Я бы приказал хёну тебя избить, но лучше пожалею его — у него от этого сердце выскочит.

Хёнсук ощутила себя победительницей. Сукчжон отправился в свои покои и читал роман авторства До Шинчжина «Убийство и совесть», где молодой крестьянин убил старушку-ростовщицу, ударив топором по голове, и забрал все её деньги. Но счастья он не чувствовал, поскольку его мучила совесть, ему снились кошмары, ему казалось, что его преследуют. В конце юноша сразу сдался полиции и получил своё наказание. Принц читал эту книгу не потому, что ему было интересно — он просто хотел почувствовать себя умным и литературно подкованным. Ли презирал все новые книги. Когда один раз Мичжу рассказывала ему о «Нальгэ», Сукчжон сморщился и задал вопрос:

— Ты маленькая девочка, чтобы читать такое? «Нальгэ» — ерунда для малолеток. Из-за них одна кисэн покончила с собой, потому что не смогла заворожить своей музыкой как Кёным или как там её. Нужно ли тебе увлекаться тем, из-за чего девушки накладывают на себя руки?

Оказалось, что история про самоубийство кисэн из-за книги — это выдумка досужих сплетниц. Одна кисэн читала «Нальгэ», но покончила с собой из-за того, что один состоятельный посетитель её изнасиловал, и она не смогла пережить этот позор, ибо во всём обвиняли её — якобы она соблазняла его своими танцами. Но Сукчжону не нужно было знать истинное положение вещей. Ему хотелось видеть возле себя такую же умную и интересную собеседницу, разделявшую все его увлечения и интересы, из-за чего он критиковал все вкусы своей девушки, приводя порой безумные аргументы, чтобы сделать её более интересной для себя собеседницей.

«Ничего, я воспитаю Мичжу так, чтобы она интересовалась только хорошими книгами, а не крестьянским чтивом».

Принц читал книгу и предвкушал скорую встречу с Мичжу. Когда он с ней встречался, почти всегда говорил ей всё, что она хочет услышать, хотя мог сделать замечание, если слушала бессмысленные песни о любви или читала бесполезную модную литературу, но теперь Сукчжон может начать её воспитывать и лепить из неё всё что угодно, чтобы сделать удобную и послушную ему ёчжон, которая будет действовать так, как укажет Ли.

«Хорошо, что её отца убили. По крайней мере, она никуда не уйдёт. Надо будет ещё от этого Шингвана избавиться. Она же к нему тоже может пойти, а он её послушается и может начать тягаться со мной. Это будет опасно для меня».

Сукчжон предвкушал радостную встречу со своей возлюбленной и продолжал читать книгу, задавая себе один и тот же вопрос, поставленный в книге До Шинчжина:

«Тварь ли я дрожащая или право имею? Нет, я имею право стать счастливым и улучшить этот мир, избавив его от крестьянской скверны».

Чтобы не упустить момент, когда Мичжу и Шингван прибудут в бывшую столицу Ачимтэяна, принц позвал одного из наёмников Чунгэ и приказал ему:

— Когда Пак Мичжу со своим телохранителем будет подходить к Ханманчжу, доложи мне, чтобы я вовремя их встретил.

— Да, ваше высочество, — заявил молодой человек, откланявшись.

Когда наёмник вышел, Сукчжон крепко сжал раскрытую книгу и предвкушал скорое и постепенное выполнение своих грандиозных планов по завоеванию королевства и свержению младшего брата с престола.

Шингван и Мичжу вторую ночь провели у незнакомой ёчжон, приютившей их. Ким спал, обнимая девушку и гладя её лицо. Когда молодые люди позавтракали мясом курицы и рисом, старуха сказала им:

— Вы оба должны быть осторожны. Берегите друг друга. Кстати, я до сих пор не представилась. Меня зовут Ко Тхаи. В этом доме жил мой дедушка со стороны матушки. Немного безумным был, а так добрый.

Распрощавшись с гостеприимной хозяйкой дома в лесу, Мичжу шла с телохранителем по тропинке, освещённой солнцем, и вспомнила песню известного певца и игреца на каягыме Лим Тэчжина, спевшего о внучке лесника, с которой молодой охотник поиграл и бросил. Эту песню ему написал его хён Лим Кёншиль, чьи композиции исполняли многие певцы и певицы Ачимтэяна. Шингван шёл с ней, и девушка завела эту песню:

«Когда-то давно жил старый лесник.Из близких была только внучка.Мечтала она о вечной любви —Ждала её только ловушка.

Однажды охотник встретил её,Где Тхаи грибы собирала.В сердечке её открылась любовь,Хоть этого чувства не знала.

Охотник ей тоже душу открыл,Но любви он ей не обещал.Их ночи были так страстны, жарки.С её сердцем он лишь поиграл.

Смотрела она, как он уходил.Как лечить больное ей сердце?Она поняла, что он не любил.От холода как ей согреться?»

— Мичжу, у тебя красивый голос, — восхитился Ким. — Мне понравилось твоё пение.

— Иногда люблю попеть что-то красивое и приятное. Что радует слух. Бывает, что нет смысла, зато песня такая красивая. Мне всегда было грустно, когда я слушала эту песню от Лим Тэчжина.

— Мне его творчество не нравится, ибо почти все его песни похожи друг на друга, потому что он воспевает свою любовь к кисэн, будучи женатым, — изрёк телохранитель. — Но как поёшь ты... У тебя красивый голос и абсолютный слух. Песня о девушке по имени Тхаи звучит очень печально. Теперь я знаю, кто вдохновил Лим Кёншиля на создание этих стихов.

— Не думала, что тебе понравится моё пение, — улыбнулась Пак.

Девушка вспомнила, как Сукчжон высказывал ей, когда она спела композицию гейши по имени Курода Акира, прибывшей из Аой Юми. Иностранка пела о метафорической любовной стреле, пронзившей её сердце, которую выпустил возлюбленный лирической героини, из-за чего та потеряла голову и страстно влюбилась. Принц тогда сделал ей замечание:

— Что за пошлости ты слушаешь? Какая порядочная девушка будет слушать такое? Лучше слушай песни маритаимских композиторов.

Мичжу пыталась понять оперы маритаимских композиторов, но они ей не нравились, ибо эти композиции казались ей скучными, раздражающими и заунывными, но спорить с принцем не могла, поэтому просто не пела свои любимые песни при нём.

— Почему мы не можем просто переместиться? — задал вопрос Шингван, словно разбудив её.

— Оппа, — объяснила Пак, — во-первых, я должна знать место, куда нужно переместиться. Вдруг мы в стену впечатаемся? Или вообще очутимся в отхожих местах? Во-вторых... Когда мы были в Нунбушине, я не хотела вызывать подозрения, но теперь просто хочу подольше побыть с тобой. На время нам придётся разлучиться, ибо мне нужно разоблачить Сукчжона, чтобы предотвратить переворот. В последнее время он мне часто говорил, что станет сильным королём и свергнет короля Донмина. Какой же я была дурой, когда соблазнилась на его слова.

— Ты была юной и неопытной. Но теперь ты учишься на своих ошибках и начинаешь многое понимать в этой жизни. Не ошибается тот, кто ничего не делает.

— Знаешь, как-то мы с отцом разговаривали о Сукчжоне. Отец был против этой свадьбы. Я от гнева сказала ему, что он скорее бы одобрил брак с тобой, чем с Сукчжоном. Отец сказал мне, что ты бы был отличным мужем для меня. Ведь ты единственный, кто может выдержать мой характер.

— Не думал, что господин Пак мог такое сказать... Знаешь, Мичжу, характер невозможно исправить, но можно изменить отношение к чему-либо.

— Тогда и я не ожидала, что он скажет это. Я даже не думала, что ты будешь мне нравиться.

— Я тоже никогда не думал об этом. Не думал, что когда-то смогу тебе понравиться.

Молодые люди шли, и Шингван заметил ярко-синие крохотные цветы. Ким сорвал небольшой букетик незабудок и украсил ими длинную косу Мичжу. С этими нежными голубыми цветами она казалась ещё красивее, словно ёчжон природы.

— Знаешь, ты так красива с этими цветами. Теперь у меня появилась идея, что сделать для тебя, когда всё закончится. Не буду ждать твоего дня рождения, а просто сделаю тебе подарок.

— У тебя талант. Мне стыдно, что я не ценила тебя и твои работы, но совесть не позволяла выбросить их. Они же дорогие, — затараторила Пак и про себя подумала: — «А Сукчжон ни разу даже цветочек не подарил».

— Знаете, я вспоминаю песню Бён Ильчхона о незабудках. — Ким завёл песню:

«С тобой почему-то мы отдалились.Я рад тебя видеть хотя бы мельком.Что между нами, родная, случилось?Молчишь, когда что-то тебе говорю.

Несу я тебе букет незабудок,Ведь знаю, что это любимый цветок.Я никогда тебя не позабуду.Дарю я тебе этот синий венок.

Мы бы расстались с тобою в начале,Не зная друг друга, родная, совсем.Мы ближе теперь друг друга узнали —Со дня первой встречи другие уже.

В моей грешной жизни много ошибокДопущено было. Уже не вернуть.Так мало тебе дарил я улыбок.Надеюсь — теперь я всё сделаю в срок.

Я помню одно — цветок незабудка.Ты любишь смотреть, как в лесу он цветёт.Думаешь, что это всё просто шутка;Одни лишь девчонки нам дарят любовь».

— Красивая песня! Когда что-либо поёшь ты, это звучит так обворожительно. У Бён Ильчхона полно смешных песен. О сладком ттоке, о сладкоежке по имени Ёнха, о призраке, пытавшемся поцеловать свою невесту. Забавные песни. Знаешь, оппа, с тобой я чувствую себя свободной, словно птица в небесах.

— А хочешь ещё песню спою? Как раз она о тебе. Когда первый раз услышал её, не наделся, что когда-нибудь спою её тебе. Её поёт Хо Бэкчжон, который пел про туманы в голове, ночную подругу, разные берега и дождь из сочжу. — Шингван пел другую композицию:

«Видел тебя я в своих ярких снах,Где стоишь в ярко-алом ханбоке.Долго меня ты той ночью ждала,Глядя в воды реки одиноко.

Встретил тебя. Улыбнулась ты мне.Твои очи как яркие звёзды.Дороги судьбы к тебе привели —Никогда я тебя не забуду.

Не буду лечить я в сердце любовь.Я хожу за тобою по следу.В своём ярком сне летаю легко.Околдован твоим звонким смехом.

Как же меня, неземная, нашла?Что же было до памятной встречи?Лишь в «Хато» ⁽²⁾ со мной удача была.С каждым днём наши чувства всё крепче.

Можем друг друга с тобою понять,И не нужно нам лишнее слово.Смог я тебя, неземная, принять.И любовью навеки я скован».

Молодые люди смеялись и наслаждались жизнью, не думая о скорой разлуке. Спустя два дня они приблизились к Бульгурымёну, где некогда жили родители Чон Сучжи. Мичжу содрогнулась, вспомнив увиденные картинки из памяти Сукчжона. Ей было жаль этого человека, которому довелось столько пережить, но она считала, что такое детство не даёт право творить зло. Пак рассматривала проходивших мимо сельчан и понимала, что это обычные люди, не чудовища, готовые обидеть её.

«Неужели среди этих людей есть те, кто когда-то обижал Сукчжона и превратил его в такое чудовище?» — пронеслось в голове у девушки.

За день Шингван и Мичжу добрались до края деревни, и наступил вечер. Оказавшись в бесконечном лесу, путники устроили небольшой привал. Ким нарубил дрова и собрал палатку; Мичжу заварила чай из листьев дикой чёрной смородины, и молодые люди перекусили рисовыми пирожками, купленными в Бульгурымёне на местной торговой лавке.

— Оппа, я так давно не ела ттоки. Зачем ты позавчера вспомнил эту песню Бён Ильчхона про сладкие пирожки? Аж слюнки потекли — так сладеньких пирожков захотелось.

— Мне тоже их так захотелось, — усмехнулся телохранитель. — От этого мяса с грибами уже тошнит. Хочется чего-то другого.

— У нас одни и те же блюда на каждый день: грибы, рябчики да кролики. Меня тоже уже тошнит, но есть что-то надо. Хорошо, когда в деревне перепадают рисовые пирожки или что-то другое. Так соскучилась по кимчи. Хёнсук такое вкусное кимчи готовит. Как мне теперь стыдно, что я её унижала... Только вряд ли она примет мои извинения.

— Не бойся раскаиваться, Мичжу. Покажи, что ты признала свою вину и раскаялась. Больше ты не будешь её унижать. Я знаю. Думаю, что она тебя простит, хотя это будет непросто. Покажи ей, что хорошо к ней относишься. Не просто извинениями, а добрыми словами и хорошими поступками.

— Она меня ненавидит и вряд ли простит за те гадости, что я ей наговорила.

— Жаль, что я не смогу ничего объяснить ей, ведь меня не пустят во дворец. Если меня ещё пощадят...

— Когда я раскрою планы Сукчжона, тогда ты сможешь увидеться с Хёнсук. Я знаю, что вы друг другу как братик и нуна, поэтому не ревную.

— Я тоже не ревную тебя к этому лгуну, поэтому не переживаю. Но будь осторожна. Он может разоблачить тебя. Сделай вид, что ненавидишь меня и рада от меня избавиться, что за всё время, проведённое вместе, ничего у нас не изменилось.

— А пока, — улыбнулась Мичжу, — будем любить друг друга как в последний раз.

Шингван подмигнул. Сполоснув чашки в ближайшем ручейке, Ким и Пак легли в палатку; юноша вытянул руку, и девушка легла на неё головой, как на пуховую перину; Мичжу щекотала кончиками пальцев щёку любимого; Шингван свободной рукой обнял девчонку, держа её за плечо.

— Интересно, оппа, кем ты мечтал стать в детстве? Воином? — задала вопрос Пак.

— Я мечтал стать кузнецом, как мой отец, но когда моих родителей убили, понял, что хочу быть воином, чтобы защищать людей и приносить мир в Ачимтэян. Но теперь понимаю, что порой без насилия невозможно добиться мира. Сейчас хочу просто спокойной жизни с тобой, работая кузнецом. Кем мечтала стать ты?

— Я мечтала о малом — выйти замуж за богатого человека, быть ему хорошей и верной женой, родить ему сына, наследника этих богатств. Когда встретила Сукчжона, думала, что моя мечта сбывается. Но после путешествия по лесу с тобой поняла, что именно ты тот человек, с которым хочу прожить свою жизнь, за которого хочу выйти замуж, от которого хочу родить ребёнка. Хочу, чтобы этот ребёнок во многом был похож на тебя. И неважно, сын или дочь.

— Да, Мичжу, наша жизнь порой идёт не по плану, а мечты меняются со временем. Но так хочется, чтобы мы были вместе до конца наших дней.

— Главное, чтобы этот конец был как можно дальше от нас. Главное, чтобы нам обоим жилось хорошо, несмотря на все невзгоды, что будут на нашем пути.

Молодые люди, мечтавшие о прекрасной совместной жизни после победы над соперниками, вместе уснули, обнимая друг друга. Скоро временное расставание, которое должно их разлучить на короткое время; им хотелось как можно дольше побыть вместе, но долг перед Ачимтэяном звал.

Шингван и Мичжу шли по лесу, наслаждаясь друг другом. Им было интересно поговорить на разные темы, обсудить музыку, каллиграфию, литературу, вспомнить истории из жизни. Она прикасалась к нему, чтобы увидеть очередное воспоминание и пережить с ним тот прекрасный момент в его жизни. С ним Пак чувствовала себя свободной и счастливой. Вспоминая Сукчжона, девушка понимала, как стыдилась своих предпочтений, которые принц считал неподобающими для знатного рода, из-за чего ощущала себя в золотой клетке.

— Оппа, давай отдохнём. Я вижу, что тебе тяжело, — предложила Мичжу.

Телохранитель остановился и присел на пенёк. Девушка нарвала несколько листов дикой малины, заварила их них ароматный чай. Согревшись от тёплого напитка, юноша прислонился спиной к дереву, и девушка прижалась к его груди. Сколько раз она так сделала? Уже и не помнит. Ким развязал бинт на её руке и заметил, что рана затянулась, оставив бледный коричневый шрам.

— Не могу смотреть, как ты режешь себе руки, чтобы лечить чужие раны.

— Я знала, что ты не разрешил мне наносить себе порезы, но мне нужно было спасти тебя. Тогда я поняла цену человеческой жизни.

Мичжу взяла его за руку и гладила её; Шингван щекотал её щёки и шею кончиками пальцев свободной руки. Ощущая приятную негу от лёгких прикосновений, Пак приблизилась к Киму и поцеловала его в щёку и в шею; юноша погладил её лицо и волосы и коснулся губами её уст. Девушка обвила руками его шею и ответила на поцелуй; поддаваясь ласке, телохранитель обнял её и неожиданно для себя нагло и страстно целовал, не желая никому отдавать Мичжу.

«Ты моя, Пак Мичжу. Ты только моя», — проносилось в голове Кима.

Влюблённые прервали поцелуй. Девушка ощущала невероятное счастье, её голова слегка кружилась, словно от чашки тугёнчжу, на щёках появился румянец от избытка чувств, наполнявших её. Шингван гладил её щёки и шептал:

— Моя принцесса.

Мичжу хотела, чтобы эти моменты длились как можно дольше, и мысли о спасении Ачимтэяна от озлобленного принца не тревожили её. Ей нужен только он. Телохранитель Ким Шингван, человек, ставший ей лучшим другом и любимым человеком.

Молодые люди шли по лесу, останавливаясь на ночлег и небольшой перекус. С каждым днём приближения к Ханманчжу влюблённые понимали, что не хотят расставаться, что их временное прощание неизвестно, сколько продлится, что часы разлуки будут самыми тяжёлыми.

Этот день начала их временного расставания наступил. Молодые люди два дня шли по тропинке, ориентируясь по солнцу. Вскоре показались большие дома с черепичной крышей, и Шингван понял, что это Ханманчжу, старая столица Ачимтэяна, которым правили короли давно исчезнувшей династии Квон.

— Мы пришли в Ханманчжу, — изрёк Ким.

— Не знала, что это такой красивый город, — улыбнулась Мичжу. — Когда всё закончится, мы ещё прогуляемся по нему.

— Теперь нам нужно идти к Ма Дамчхи. Твой отец сказал, что нужно идти туда. — Телохранитель указал в сторону севера.

— Надеюсь, что я встречу Аксан, его дочь. Мы с ней в детстве играли. Она мне рассказывала разные легенды. Помнишь, я рассказывала о ней?

---

1) Имогай (イモガイ) — конус (яп.) Конусы — семейство хищных брюхоногих моллюсков. Укус некоторых представителей рода Conus смертельно опасен для человека. В то же время яд других видов используют в фармакологии для изготовления сильнодействующих обезболивающих препаратов, не вызывающих наркотической зависимости.

Вернуться к тексту

2) Хато (화투) или Ханафуда (花札) — цветочные игральные карты.

Вернуться к тексту

Шингван очнулся на перинах перед чёрной полупрозрачной ширмой и пытался понять, где находится, но не получалось. Руки и ноги не шевелились, голова болела, в глазах двоилось.

— Где я? — простонал Ким.

— Ничего страшного с тобой не случится, — добродушно сказал неизвестный человек в чёрном ханбоке. — Действие яда скоро закончится.

— Зачем вы меня похитили?

— Мне нужно кое-что от тебя узнать и кое-что сообщить. Убивать тебя не собираюсь. Ты лучше отдохни. Когда придёшь в себя, прими ванну и перекуси. Вижу, что устал с дороги.

«Хон Чунгэ не обманул. Всё-таки он выполнил обещание и не прикончил меня. Неужели я скоро встречу нуну?», — пронеслось в голове у Шингвана.

Юноша быстро уснул от усталости и действия яда имогая. На следующий день Ким встал, чувствуя небольшое головокружение, и отправился в купальню; приняв ванну Шингван переоделся в новый чёрный ханбок с тёмно-синим топхо, которые выдала служанка Чжисон, заплёл высокий хвост и повязал голову синей лентой. Женщина лет тридцати с раскосыми глазами и пухлыми губами, похожими на лепестки роз, подала на завтрак токпокки и другие закуски хве. Когда Ким позавтракал, Чжисон спросила:

— Ким Шингван, вы готовы к встрече с господином Чхве? Я имею в виду, как вы себя чувствуете? Голова не болит? Вас не тошнит?

— Я чувствую себя хорошо после ваших токпокки, ачжумма. Они у вас очень острые, но вкусные и сытные. Я готов к разговору с господином Чхве. Проводите меня, пожалуйста.

Таинственный похититель ждал гостя и служанку в своей большой комнате. Убрав ширму, господин посмотрел на севшего перед ним Шингвана; юноша рассматривал человека, приютившего его у себя; служанка ушла на кухню мыть посуду.

— Знаешь, для чего я тебя похитил? — задал вопрос господин Чхве и, глядя на удивлённого Кима, не знавшего, что сказать, заявил: — Мне нужно узнать кое-что. Какие у вас отношения с Пак Мичжу? Расскажи всё без утайки. Я не буду осуждать, если вас связывают какие-то чувства.

— Она моя госпожа, а я её телохранитель. Я защищал её от наёмников, которые нападали на неё. Да, у нас есть чувства, но я отпустил её к принцу Ли Сукчжону, чтобы она раскрыла его планы. Раньше она была влюблена в него, но теперь хочет узнать, что он задумал. Извините, можно у вас спросить? Хон Чунгэ с вами заодно?

— Да. Его раздражало, что этот мерзкий принц ни во что не ставит служанку, и та один раз чуть руки на себя не наложила. Хон Чунгэ спас её от смерти. Я его похитил, поговорил с ним, и он решил примкнуть ко мне. Понял, что его пустят на расход, если вдруг станет бесполезным для принца. Когда Сукчжон назначит свадьбу, Чунгэ приведёт её ко мне, чтобы предотвратить беду. Она одна не справится с ним, поэтому мы должны все вместе остановить принца. Я более чем уверен, что Мичжу ему нужна не просто так.

— Господин Чхве, извините за бестактный вопрос. Что вас связывает с ней? — удивился Шингван, не понимая, почему незнакомец так интересовался его любимой.

— Для начала. Извини, Ким Шингван, я не представился. Меня зовут Чхве Киндэ. Я создатель и глава организации «Ёнккори» ⁽¹⁾. Мы тайно боремся с преступностью чиновников, почувствовавших безнаказанность и превышающих свои должностные полномочия. Мы никому не служим, ни от кого не зависим. Беспристрастность — наш главный принцип.

Шингван вспомнил, что уже слышал это имя. Чхве Киндэ... Юн Минбок рассказывал о нём. Поэт и певец, игравший на каягыме и составлявший стихи о свободе и переменах, требуемых народом Ачимтэяна. Бывший офицер в бюро расследований. У этого человека беременная жена была зверски убита при загадочных обстоятельствах, а ребёнок был вырезан из чрева и бесследно исчез. После гибели жены Чхве Киндэ так горевал по покойной супруге и потерянному ребёнку, что вскоре после случившегося утонул в водах Хвагикана, и его тело не нашли.

— Значит, вы не погибли, господин Чхве? Вы живы? — задал вопрос Ким, рассматривая главу «Ёнккори». — Но зачем вы притворяетесь мёртвым?

— Да, Ким Шингван, я жив. У меня были свои причины, чтобы подстроить свою гибель.

— Для чего вы это сделали? — не понимал юноша. — Скажите мне.

— Мне нужно узнать правду о смерти Мин Чжунхи, моей жены. Кто её убил и зачем. И узнать, жив ли наш с ней ребёнок. Кому он понадобился? Возможно, вернуть его, если получится. У меня уже есть предположение, кто это может быть, но я сомневаюсь, так ли это. Хочется верить, что я не ошибаюсь.

Шингван задумался над услышанным; ему самому стало интересно, что же произошло с Мин Чжунхи, где этот вырезанный из чрева ребёнок и жив ли он вообще?

— Ваша жена была ёчжон? — неожиданно для себя задал вопрос Ким. — Возможно, из-за этого её убили и похитили вашего ребёнка, который, вероятно, обладает силой.

— Ты встречал их? — спросил в ответ Чхве Киндэ. — Они крайне редко показывают свою силу. Не говори — вижу, что встречал, раз задал этот вопрос.

Телохранитель молчал, слушая уклончивый ответ собеседника. Он пытался понять происходящее и собрать всё воедино, но получавшаяся картина его не радовала, точнее, вызывала непонимание. Неужели кто-то убил ёчжон и похитил её младенца, чтобы обладать человеком, имеющим весьма большую силу. Если незнакомец так заинтересовался его любимой, то...

— Хорошо, — заговорил глава «Ёнккори», словно читая мысли Кима. — Мне нужно знать всё о Пак Мичжу. Когда её день рождения? Сколько ей лет?

— Двадцать первое мая. Ей шестнадцать лет.

— Совпадение? Как раз шестнадцать лет назад именно в двадцать первое мая погибла моя жена, и пропал наш ребёнок.

— Вы можете вспомнить, с кем общалась ваша жена? Может, кто-то из её окружения прознал о её силе и, убив её, забрал ребёнка, — предположил Шингван, понимая, что заходит слишком далеко.

— Пак Мичжу обладает какой-либо силой? — внезапно спросил глава «Ёнккори».

Ким на этом вопросе замешкался и не знал, стоит ли говорить правду. Если жена Чхве Киндэ обладала сверхъестественными способностями, то он должен был скрывать это, ибо было опасно раскрывать секрет.

— Ким Шингван, ты правильно догадался, — подтвердил его слова глава организации, видя сомнения юноши. — Мин Чжунхи была ёчжон. Она могла передвигать предметы, не касаясь их; могла перемещаться с места на место на весьма большие расстояния; могла видеть воспоминания человека, лишь прикасаясь к нему.

— Кем ещё была Мин Чжунхи? — задал вопрос юноша.

— Она была служанкой в доме министра обороны Шим Гунхима. Чжунхи прислуживала его избалованной дочурке Чоныль, которая вышла замуж за ещё молодого учёного Пак Тхарана. Он женился на ней, чтобы стать министром финансов.

Шим Чоныль... Шингван вспомнил. Это мать Мичжу, покончившая с собой в день рождения своей дочери.

— Это не может быть совпадением, — изрёк Ким.

— Ты прав. Я понимал, что, возможно, Пак Мичжу моя дочь, но не мог в это поверить.

— Возможно, госпожа Шим причастна к убийству и похищению, — продолжал мысль юноша. — Не знаю, что произошло в тот день, когда госпожа Шим покончила с собой.

— Возможно, кто-то ещё знал об этом и шантажировал её, требуя деньги за молчание, — предположил Чхве Киндэ.

— И ещё. Мичжу рассказывала, что каждый месяц по ночам с двадцатого по двадцать первое ей во сне является какая-то незнакомая госпожа. Она поёт ей колыбельные, разговаривает с ней, поддерживает её, когда ей плохо. Мы с ней думали, что это просто сон, но после того, что вы сказали, начинаю понимать, что это не совсем сон. Госпожа Мин стала хранительницей для неё.

— Я понимал это, но не мог поверить, что Мичжу — моя дочь. Помнил ещё кое-что. Когда Чжунхи сообщила мне о своей беременности, и потом все об этом узнали, Шим Чоныль тогда нас удивила. Они с Пак Тхараном не могли зачать дитя, но потом Чоныль сказала, что случилось чудо, и она забеременела. Теперь точно стал что-то понимать. Она не была беременна. Она солгала для отвода глаз. Видимо, она изначально планировала похищение нашего ребёнка, только я это не понял.

Шингван не знал, что ответить. Он не мог признать жуткую правду, открывшуюся перед ним. Чхве Киндэ жив, а Мичжу его дочь. Её мать была зверски убита Шим Чоныль, а новорождённый ребёнок похищен. И этим ребёнком оказалась его любимая.

— Шингван, никому не говори об этом нашем разговоре, — сказал глава «Ёнккори». — Даже Мичжу. Я скажу ей, когда мы с ней встретимся. Об этом пока должны знать только я и ты.

Ким поклонился и вышел с мрачными мыслями, с трудом веря в услышанное и увиденное. Телохранитель помнил, как Пак Тхаран заботился о своей дочери, что даже нанял его для её защиты. Помнил последние его слова, сказанные перед смертью. Возможно, он не знал, что она не его ребёнок. Или знал, но воспитывал, как свою родную дочь.

— Хён-ним, — словно разбудил его маленький мальчик, сын служанки, которого звали Хочжун, — к вам пришли гости.

Сукчжон и Мичжу на коне прибыли к дворцу, принадлежавшему королям династии Квон. Пак рассматривала постройки в старинном стиле, восхищаясь их красотой. Зайдя в дом, девушка удивлялась красоте и убранству резиденции.

— Понравилось? — с улыбкой спросил принц. — Это будет наш дом. Когда у нас всё наладится, мы сможем жить, ни в чём себе не отказывая. Ты будешь носить самые красивые ханбоки из дорогого шёлка. Не то, что вот это тряпьё, которое купил тебе этот идиот.

Мичжу направилась в купальню и, раздевшись, достала охотничий нож и золотые заколки, подаренные Шингваном. Сидя в тёплой воде и смывая всю грязь, девушка смотрела на подарки любимого и думала:

«Я так и не успела с тобой попрощаться... Как ты без меня, оппа? Скучаешь? Знаю, что ты по мне скучаешь. Оппа, уже сейчас мне плохо без тебя...»

Приняв как следует ванну, Мичжу оделась в шёлковую синюю чогори и большую красную чхиму, принесённую Хёнсук; сделав длинную косу и украсив причёску заколками, госпожа в сопровождении служанки направилась в столовую, где стояли разные блюда. Пак привлекло таккальби, жареная курица с бэчу, морковью, бататом и рисовыми клёцками с острым соусом. Принц сидел за столом и не начинал трапезу, пока его невеста не придёт.

— Мичжу, ты устала? — задал вопрос Сукчжон. — Все эти двадцать четыре дня я скучал по тебе. Места себе не находил. Боялся, что что-то с тобой случится. Переживал, что этот урод тебя трогал.

«Сам ты урод!» — подумала девушка и сказала: — Я тоже скучала по тебе, оппа. Не думала, что ты за мной приедешь. Неожиданно, что ты меня встретил. Нет, он меня не лапал. Я ему не позволяла.

Слово «оппа» с трудом далось Мичжу, ибо она не считала этого принца своим любимым человеком. Делая вид, что ничего не изменилось, Пак ела таккальби и разговаривала с Ли.

— Оппа, я хочу встретиться с Ма Аксан. Мы с ней в детстве дружили, поэтому хочу увидеть её.

— С этой дрянью, которая связалась с простолюдином? — усмехнулся Сукчжон. — Даже не думай. Эта дура могла бы выйти замуж за сына министра образования в Ханманчжу, но вместо него выбрала какого-то потного плотника и сбежала с ним. Какая же тварь! Не смей с ней дружить!

Двадцать четыре дня назад Пак, наверняка, тоже возмутилась бы выбором своей давней подруги, но теперь понимает, что каждый человек имеет право любить того, кого хочет, и неважно, кем является этот избранник — сыном министра или простым плотником. Может, этот умелец намного лучше богатенького сына министра? Дело не в родстве и богатстве, а в отношении. Если человек стремится зарабатывать на жизнь, то, возможно, своим трудом он добьётся больших успехов, чем сын чиновника, живущий в основном на всём готовом за счёт денег отца.

— Она моя подруга, поэтому всё равно хочу знать, как она живёт, хочу встретить её и поговорить с ней, — заявила Мичжу.

— Этот Шингван плохо на тебя повлиял. Хорошо, что Чунгэ от него избавился, и теперь ты будешь слушаться только меня. Тебе не о чем с ней разговаривать, поэтому она тебе не подруга. Зачем тебе вообще нужны подруги? Вспомни Хэналь, которая тебя заказала. Ты не ожидала, что она тебя предаст. У тебя есть я. Зачем тебе кто-то ещё?

Пак слушала это и уже в который раз понимала, что её отец был прав. Он лишает её всякого окружения, чтобы не было у неё человека, готового прийти ей на помощь; скоро принц будет подавлять её волю и заточит в золотую клетку, из которой не будет выхода.

«Надо что-то делать! Как теперь мне раскрыть его? Как я доложу королю о его планах? Я смогу телепортироваться, только как мне попасть во дворец? Шингван... Я это Чунгэ не прощу! Он за это дорого заплатит!»

После трапезы девушка отправилась в свои покои, осознавая, что любимого уже нет в живых. По дороге Мичжу столкнулась с главарём наёмников. Тот остановил её, взяв за локоть, и прошептал ей на ухо:

— Ким Шингван жив. Я солгал Сукчжону, чтобы обезопасить его. Нет, пока я вас к нему не провожу — не хочу рисковать вашими жизнями. Поэтому подождите немного и не слушайте этого негодяя, что бы он вам ни говорил. Не подчиняйтесь ему.

Пак дотронулась до его руки и увидела, как Чунгэ положил руку на плечо Шингвану и надавил пальцем на шею, из-за чего тот потерял сознание; девушка прочитала его воспоминание, где Хон переносил Кима куда-то.

— Что ты с ним сделал? — задала вопрос Мичжу.

— Я его усыпил ядом имогая. Он жив, просто уснул. Он проснётся. — Чунгэ отвечал так, словно понял, что девушка увидела его воспоминания.

— Куда ты его потащил?

— Я не могу сказать. Это будет опасно для вас обоих. Тем более, я вижу, что вы его любите, раз спросили, что я с ним сделал. Пока нельзя — этот урод может его убить.

Выслушав Чунгэ, Пак зашла в свои покои и готовилась ко сну, ибо чувствовала усталость с дороги. Переодевшись в спальную одежду, Мичжу легла на татами, но понимала, что здесь ей неуютно. Это не совсем то ощущение, о котором говорил Шингван, вспомнивший, как ему было некомфортно, когда после нескольких ночёвок в лесу он спал в постели; она понимала, что в этом большом дворце находится как в маленькой клетке. Она состоит из золота, но клеткой быть не перестаёт — это неволя, из которой нужно выбираться. Чем раньше, тем лучше. Только что задумал этот принц? Какие у него планы на неё? Это всё, что хотела узнать Мичжу.

Вечером Хон зашёл к Хёнсук, расчёсывавшей свои длинные волосы, заплетённые в низкий хвост. Служанка не понимала, что произошло с Мичжу: госпожа не зашла на кухню и не унизила в очередной раз, что было непохоже на неё.

— Оппа, как ты думаешь, почему Мичжу меня сегодня не обругала? — Девушка не могла понять произошедшее с Пак изменение.

— Ей не до этого, Хёнсук. Видимо, она не хочет это делать, потому что Шингван на неё повлиял, и она пересмотрела свои взгляды на жизнь.

— Уверен? Она его так терпеть не может. Думаешь, он на неё повлиял?

— Хёнсук, в жизни бывает всякое, поэтому не стоит отрицать. Завтра мы пойдём к Шингвану. Знаю, что он хочет видеть тебя.

— К Шингвану? С радостью. Я тоже хочу его видеть. Оппа, ты знаешь, что он мне как младший брат, поэтому скучаю по нему, как по родному для меня человеку.

— Я не ревную, потому что понимаю, насколько он тебе близок. Завтра мы встретимся с ним, но только ненадолго, ибо принц может что-то заподозрить и приставить к нам шпиона. Мы даже не заметим, как нас сдадут.

Хёнсук гладила лицо Чунгэ и коснулась губами его щеки. Хон взял служанку на руки, уложил на постель, страстно целовал и, раздев донага, с жадностью, словно голодный младенец, ласкал её груди, щекотал кончиками пальцев самую нежную часть её тела, пробуждая желание; получая удовольствие от его ловких движений, девушка обвила его шею руками, сняла ленточку с его высокого хвоста и вцепилась в длинные волосы. Когда она чуть-чуть потянула его за волосы, Чунгэ не чувствовал боли от её рук — он и не такое испытывал за всю жизнь. Хёнсук развязала его чогори и медленно сняла, обнажая его торс, на котором словно играл каждый мускул.

Открыв друг другу свои разгорячённые души и тела, влюблённые отдавались страсти, затянувшей их с головой. Девушка обнимала Чунгэ, царапая его спину, испещрённую шрамами от мечей, и крепко прижималась к его телу, извиваясь змеёй, получая блаженство от его медленных движений; Хон плавно двигался, стараясь растянуть удовольствие, словно был в её власти, и целовал её щёку. Тихий стон вырывался из её уст, словно девушка хотела сказать, как ей хорошо с ним. Хёнсук не хотела отпускать Чунгэ, а он скорее бы умер, чем покинул её тело, но финал всё равно наступил — девушка ощутила временное помутнение разума и чуть не потеряла сознание, а молодой человек освободился от её плена, чувствуя лёгкость во всём теле.

— Оппа... — простонала Хёнсук и расслабилась после пика удовольствия.

Чунгэ обнял любимую и легонько щекотал её вспотевший лоб; девушка обхватила его талию рукой и, прижимаясь к нему, нежно гладила его неровную от рубцов кожу. Он помнил, как несколько дней назад впервые сблизился с ней, и ей было стыдно оголять своё тело перед мужчиной, от более тесного сближения ей было больно, словно её пытали, но теперь Хёнсук ощущала блаженство от его умелых ласк и поцелуев.

— Спи, родная. Ты знаешь, как мне дорога. Ты лучшая из всех, что встречались на моём пути.

Девушка спала на его руках, не думая ни о чём; укрыв себя и возлюбленную одеялом, Чунгэ тоже уснул, прижимая Хёнсук к себе. Ему было хорошо здесь и сейчас, и его ничто не могло потревожить.

Наступил новый день. Сукчжон и Мичжу завтракали в столовой. Пак вспоминала телохранителя. С ним ей было приятно есть даже осточертевшее несолёное мясо рябчика или кролика с грибами, зато он всегда что-то интересное из своей жизни вспоминал. Что мог вспомнить Сукчжон? Девушка не хотела дотрагиваться до него не только из-за того, что её могут расстроить очередные плохие воспоминания — после слов о её подруге этот человек стал ещё противнее, чем раньше.

«Почему я это раньше не замечала? Почему я была такой дурой, раз влюбилась в это чудовище! Ненавижу тебя!»

— Мичжу, ты почему молчишь? — задал вопрос Сукчжон.

«Лицемерная мразь!» — промелькнуло в голове у Пак и она, фальшиво улыбнувшись, ответила: — Просто очень вкусно приготовлено, что слов нет.

— Да, эта уродина вкусно готовит. Хоть какая-то польза от неё, — зло ухмылялся принц.

«А от тебя какая польза, идиот?» — продолжала мысленно с ним бороться Мичжу.

После трапезы Сукчжон решил «поразвлечься» и зашёл в столовую для прислуги, где Хёнсук и Чунгэ ели токпокки. Принц с гадкой ухмылкой заявил:

— Что, Хёнсук, пришла твоя госпожа? Наверное, тебе охота сказать, какая она плохая, тебя оскорбляет. Ты просто ей завидуешь, потому что Мичжу красивая, а ты страшная как ёгбён. Такая страшная, что даже Чунгэ один раз напился от этого.

Пак слушала это, стоя за стеной, и сжимала руки в кулаки от гнева. Раньше её бы это развеселило, но в тот день она понимала, что так нельзя, но сказать ему что-то не могла — боялась, что он заподозрит неладное.

«Интересно, Чунгэ знает что-то о его планах? Всё ли Сукчжон ему рассказывает?» — размышляла девушка.

Хон слушал гадости о Хёнсук, звучавшие из уст принца; не выдержав это, он схватил кинжал, фурией налетел на «повелителя» и приставил оружие к его шее.

— Моё терпение лопнуло! Если ещё хоть раз скажешь что-то мерзкое про Хёнсук, я с тебя шкуру спущу! — зло пригрозил глава наёмников, отбросив все формальности.

— Хён, из-за этой дуры и уродины ты с ума сошёл? Протрезвей, дубина! — потребовал Сукчжон дрожащим голосом.

— Ты трус, — отрезал Чунгэ. — Боишься, когда на тебя нападают? Зато когда ты слабых обижаешь, ты герой!

— Да что ты себе позволяешь, хён?

— То же самое спрошу у тебя! Что ты себе позволяешь?

Перепуганный Сукчжон покорно опустил голову и, когда Хон отпустил его, понуро вышел из столовой, проклиная главу наёмников со служанкой. Повеселевшая Хёнсук с гордостью смотрела на любимого и улыбалась.

— Так приятно смотреть, когда ты весёлая, — прокомментировал Чунгэ, садясь за стол.

Принц в гневе бежал по коридору и даже не заметил Мичжу, которая зашла в столовую к прислуге. Служанка приготовилась услышать очередную порцию оскорблений, но случилось нечто неожиданное для неё.

— Хон Чунгэ, — сказала Пак, сев за стол, — ты молодец. Не думала, что ты способен защитить девушку. Считала тебя убийцей, не знающим жалости к людям. Видимо, это не так...

— Так оно и есть, госпожа, — ответил Чунгэ.

— Мичжу, ты заболела? — усмехнулась Хёнсук. — Думала, ты сейчас меня обругаешь.

— Теперь не хочу никого обижать. Это раньше я была глупой, а теперь понимаю, как это обидно и неприятно, когда тебя ненавидят как личного врага. Просто из-за того, что ты не знатного происхождения и не обладаешь талантами. — Мичжу не обращала внимание на фамильярное общение, начатое служанкой.

— Шингван на тебя повлиял? — задала вопрос Хёнсук.

— Да, благодаря ему я это поняла. Хочу снова его увидеть, но нельзя. Иначе рискую попасться и подвергнуть его жизнь опасности. Прости меня, Хёнсук, за все гадости, что я тебе наговорила. Я была дурой, но благодаря Шингван-оппе всё поняла.

— Взрослеешь ты, оказывается, — улыбнулась служанка. — Хорошо, что ты сбежала с Шингваном, а не с Сукчжоном, иначе осталась бы такой же, как он, если не хуже.

— Мне было стыдно перед ним. Шингван-оппа столько для меня сделал. Он защищал от нападения, кормил, чем мог, успокаивал, когда мне было плохо, но что сделала я для него?

— Я прощаю тебя, — отрезала Хёнсук. — Не ради тебя, а ради Шингвана. Ему будет неприятно узнавать, что мы ссоримся.

— Хёнсук, мы пойдём к Шингвану, — вставил Чунгэ. — Подготовься к встрече с ним. Подумай, что хочешь сказать ему.

Поев, Хёнсук отправилась с любимым, чтобы встретиться человеком, за несколько лет ставшим родным. Им есть что сказать, но на долгое общение у них нет времени — был риск, что Сукчжон заподозрит неладное и приставит шпиона. Мичжу смотрела из окна и думала, что сама хочет с ними пойти, но не может из-за того, кто стоит между ними.

— Ты что, общалась с ними? — послышался голос принца.

— Если это так, то что? — задала вопрос Пак.

— Мичжу, ты не должна общаться с чернью. Они плохо на тебя влияют.

— С кем я должна общаться?

— Зачем тебе кто-то ещё, когда у тебя есть я?

Если бы девушка услышала от принца такое ещё месяц назад, то, возможно, решила бы, что он заботится о ней, ограждая её от плохих людей, но теперь она всё понимает — ему нужна послушная игрушка, из которой можно лепить всё что угодно. Главное, чтобы никто не мешал.

Через полчаса Чунгэ и Хёнсук оказались в лесу, где пришли к большому дому, во дворе которого играл в мяч мальчик лет девяти, одетый в серый детский ханбок. Когда молодые люди подошли, он задал вопрос:

— Вы к Ким Шингвану?

— Мы к нему, да, — кивнула служанка.

Мальчик побежал в дом и, встретив Шингвана в коридоре, заметил, что тот о чём-то глубоко задумался, и эти мысли тяготили его. Делая вид, что не обращает внимание на его состояние, мальчик громко заявил:

— Хён-ним, к вам пришли гости.

Ким словно проснулся от звонкого мальчишеского голоса и, пытаясь не размышлять о том разговоре с Чхве Киндэ, задал вопрос:

— Хочжун, кто ко мне пришёл?

— Тот жуткий дяденька и какая-то служанка с ним.

— Пойдём к ним.

Телохранитель и сын служанки отправились во двор, где их ждали Чунгэ и Хёнсук. Хочжун убежал играть в дом. Увидев телохранителя, девушка от радости воскликнула:

— Шингван, это ты!? Как ты похудел за всё время путешествия!

— Здравствуй, нуна. Я тоже рад тебя видеть, — улыбнулся юноша и обнял плачущую от радости служанку.

— Как ты терпел эту Мичжу? Смотрю, что ты её перевоспитал. Она стала добрее ко мне.

— Нужно просто побеждать ненависть любовью. Кроме меня у неё никого не было. Поначалу она меня оскорбляла, но позже привыкла ко мне. Видимо, так сильно привыкла ко мне, из-за чего сама стала обо мне заботиться. Не злись на неё, нуна. Она была глупой девочкой, но теперь исправилась и стала лучше.

— Жаль, что я так не повлиял на Сукчжона, — вмешался в разговор Чунгэ. — Я ненавидел крестьян, но теперь понимаю, какое чудовище спас. Понимаю, каким чудовищем был сам. Я это осознал, когда увидел, как из-за него плачет Хёнсук. Когда увидел тебя, Шингван, понял, что ты хороший человек, и мне стало жаль тебя. Нужно спасти Мичжу, пока он не подавил её волю. Мы должны предотвратить их свадьбу, иначе она будет страдать в неволе.

— Нуна, зачем ты с ним связалась? — не понимал Шингван, косясь на Хона.

— Шингван, сегодня он заступился за меня, когда Сукчжон говорил мне гадости. Он чуть ему глотку не перерезал. Ты бы видел, как этот принц испугался. Чунгэ-оппа был со мной и утешал меня, когда я плакала из-за Сукчжона.

— Мичжу знает, что ты жив. Я ей об этом сказал, — добавил глава наёмников. — У неё есть надежда на спасение. Я понял, что она любит тебя, потому что задала вопрос, мол, что я с тобой сделал.

— Зачем я разрешил ей пойти к нему? Почему я не настоял, чтобы она была со мной? — сокрушался Шингван, ощущая полное бессилие.

— Если бы ты настоял, он бы тебя сам убил и глазом не моргнул, — ответил Чунгэ. — А так пока тебе нужно залечь на дно, чтобы обезопасить себя и Мичжу.

— Шингван, ты только не переживай, — добавила Хёнсук. — Мы не позволим этому уроду сломать Мичжу. Я это сделаю ради тебя, а не ради неё.

— Всё равно берегите её, — заявил Ким. — Постарайтесь её поддерживать, когда ей плохо.

— Я исправлю то, что сам натворил. Я сам по глупости создал это чудовище, теперь нужно предотвратить катастрофу, — изрёк Хон.

— Готовься к битве, Шингван, — улыбнулась служанка. — Ты должен быть сильным, чтобы сражаться. Наверняка, это неизбежно.

— Если этот трус в свои дорогие пачжи не наложит от страха, — отозвался Чунгэ.

Шингван рассмеялся, вспомнив, как Сукчжон испугался сурикома, блеснувшего в его руке, и рассказал об этом Хону:

— Хён-ним, я вспомнил, как один раз по приказу господина Пака следил за ним и Мичжу. Она меня раскрыла, и Сукчжон вызвал меня на дуэль. Мы взяли мечи. Я почти одним ударом повалил его и просто достал суриком. Он так испугался, хотя я не собирался его убивать...

— Не знал, что он совсем трус, что даже сурикомов боится, — усмехнулся глава наёмников.

— Всё хорошо, — сказала Хёнсук, обнимая его. — Нам нужно уходить, иначе Сукчжон что-то заподозрит и приставит шпиона.

— Не тоскуй, Шингван. Мичжу не обрадуется, если будешь такой хмурый, — добавил Хон.

— Хён-ним, ты тоже береги Мичжу и продолжай защищать нуну от Сукчжона, — ответил телохранитель.

Распрощавшись с Кимом, служанка и глава наёмников отправились домой. Шингван смотрел им вслед и надеялся, что в следующий раз наступит время, и они придут с его любимой.

«Скорее бы встретить тебя, Мичжу», — думал про себя юноша и напевал композицию певца Ян Пёнчжина:

«Ты не забывай меня —

Я приду весенним утром.

Милый друг, ты не скучай,

Даже если тебе трудно.

Ты не забывай меня —

Я приду дождём в июле.

Милый друг, ты не скучай,

Даже если ты взгрустнула.

Ты не забывай меня —

Я вернусь осенней ночью.

Милый друг, ты не скучай,

Даже если нету мочи.

Ты не забывай меня —

Я вернусь январским снегом.

Милый друг, ты не скучай —

Посмотри на это небо.

Ты не забывай меня —

Я приду днём или ночью.

Милый друг, ты не скучай —

Я вернусь — я знаю точно».

Зайдя в свою спальню, Шингван смотрел в потолок и думал только об одном. Его любимая сейчас в логове тигра, пытается понять, что он задумал. Пока не узнает о его планах, она будет с ним. С этим мерзким Сукчжоном, который ненавидит всех людей. Даже у его «пса» Чунгэ оказалось золотое сердце, раз он защищает служанку и тоже примкнул к ним.

Тем временем Мичжу смотрела на охотничий нож, взятый у Кима, и тосковала по телохранителю, за столь короткое время ставшему самым родным человеком. Если бы она с ним не сблизилась, если бы сбежала с Сукчжоном, а не с ним, то кем бы сейчас была? Теперь она поняла, почему сразу же разлюбила принца и привязалась к телохранителю. Ей было, кого с кем сравнить, и Сукчжон существенно проигрывал Шингвану.

Когда девушка плакала при Киме, телохранитель всегда обнимал её и успокаивал, тем самым показывая ей, что она не одна, что он всегда с ней. Вспоминая принца, Мичжу оживила в своей памяти случай: однажды прослезилась, когда что-то рассказывала Сукчжону о Хэналь; Пак забыла, что тогда говорила, но хорошо помнила, что Ли сказал ей:

— Когда ты плачешь, я тебя просто ненавижу.

Позже принц объяснил, что «просто пошутил», и тогда Мичжу приняла это за чистую монету; но, повзрослев и поняв многое, она осознала, что это была не шутка. Его действительно раздражало, когда она плакала, а подобные «словечки» были постоянными — девушка иногда слышала от Сукчжона неприятные высказывания по поводу своей внешности, одежды, поведения; когда она пыталась с ним поспорить или возразить, он оправдывался, дескать, это просто шутка, и не надо воспринимать всё близко к сердцу. Мичжу считала себя обидчивой, раз так злилась из-за его «шуток»; в глубине себя она понимала, что это оскорбления, но слепая влюблённость не давала ей это разглядеть.

Ещё во время дороги Пак поняла ещё одну вещь. Шингвану не нравилось творчество Лим Тэчжина из-за однотипности его композиций, но он не запрещал ей петь их; однажды Мичжу исполнила эту же песню о внучке лесника при Сукчжоне, на что тот ответил:

— Мичжу, зачем ты перепеваешь песню старого дурака, променявшего свою жену на какую-то кисэн и поющего на весь Ачимтэян об этом? Лучше бы наигрывала на тансо маритаимских композиторов. Это намного полезнее, чем перепевать этот бесполезный мусор.

Пак попыталась сыграть на флейте «Ночную сонату» и «Обращение к Элис» от маритаимского композитора Луиса Барджмана, лишившегося слуха из-за болезни, но не получалось. Не потому, что Мичжу плохо знала ноты. Это была не её музыка. Она не понимала её смысла. Пак знала, что и Сукчжон не понимал смысла того, что сам слушал. Ему просто хотелось почувствовать себя самым умным и разбирающимся в музыке, литературе и живописи.

Девушка понимала всё это и ещё сильнее скучала по Киму. Скучала по задушевным разговорам у костра, по его пению разных композиций модных певцов Ачимтэяна, по его тёплым объятиям, нежным поцелуям, радостным воспоминаниям. Мичжу не хватало Шингвана, и она с нетерпением ждала встречи. Была бы её воля, Пак переместилась бы туда, где он живёт, и задушила бы его в своих крепких объятиях.

Шла долгая неделя после прибытия странников в Ханманчжу. Шингван всё это время тренировался на мечах с другими наёмниками Чхве Киндэ. Бывалый воин смотрел на него и про себя говорил:

— Этот мальчишка напоминает мне меня в молодости. Я был таким же мечтательным и наивным. Думал, что когда-нибудь стану великим воином и спасу Ачимтэян. Увы, я не смог защитить жену и ребёнка. Надеюсь, что он спасёт Мичжу, пока не поздно. Тогда я сомневался, но теперь убедился, что Мичжу — моя дочь.

После каждой тренировки юноша приходил трапезничать в столовую, где его ждали Чжисон и Хочжун. Ким ел и вспоминал историю, рассказанную служанкой в порыве откровенности:

— Когда мне было девятнадцать лет, я вышла замуж за Чон Ачжуна. Он работал в бюро расследований. В то время на Квон Хисока охотились, и мой муж почти докопался до правды, но не успел это раскрыть, потому что погиб, сражаясь с этим убийцей. Когда Юн Минбок отправился с Ачжуном в Чольмён, чтобы защитить Квон Хисока, сказал мне, чтобы я спряталась где-нибудь в Ханманчжу. Тогда, будучи беременной Хочжуном, я кое-как добралась до этого города. Хорошо, что в деревнях Чонсанмён, Пёдыльпанмён, Чольмён и Бульгурымён находились добрые люди, которые помогли мне, чем смогли. Я добралась до Ханманчжу и остановилась в лачуге, пока меня через два месяца не разыскал Чхве Киндэ, давно подстроивший свою смерть во время рыбалки на Хвагикане. Я давно работаю у него служанкой, а Хочжун тренируется, чтобы уметь себя защитить.

Шингван прокручивал рассказанные истории от владельцев дома снова и снова. Он чувствовал себя виноватым перед Чжисон, ибо, возможно, Чон Ачжун погиб, спасая его; он свыкся с новостями, что Чхве Киндэ остался жив, что Мичжу его дочь, но не мог полностью принять это. Его беспокоил один вопрос — как это воспримет его возлюбленная, если узнает страшную правду о своём рождении? Ким не находил себе места, когда в очередной раз переживал за Пак и горел желанием вырвать её из цепких лап Сукчжона. Он знал, что Чунгэ с ней и защитит её в случае чего, но всё равно волновался.

Всю неделю Мичжу жила словно призрак, ибо не чувствовала себя живой. Пак хотела сбежать из этого дворца, ибо понимала, что такая жизнь невыносима. Она общалась с Сукчжоном, но осознавала, что поддерживала разговоры ни о чём лишь из вежливости. Девушка была только слушателем и редко что-либо говорила; когда Пак что-то рассказывала о своих подругах, Ли мог ответить ей, что ему интересна лишь она, а не какие-то другие девочки. Это происходило на второй год их встречи, но девушка была уверена, что это можно было исправить, лишь уговорив принца не закрывать ей рот, если она что-то рассказывала.

Чтобы отвлечься и не скучать, Мичжу читала разные исторические хроники эпохи династии Квон, найденные в королевской библиотеке. Они были написаны старинными иероглифами, и Пак плохо понимала, что они означают, но пыталась осмыслить прочитанное, чтобы не ощущать, что сходит с ума с таким человеком.

Выполняя задуманное, девушка постоянно подслушивала разговоры Сукчжона с кем-либо и прикасалась к стене, чтобы узнать больше. Однажды она ужаснулась, когда услышала, как принц отдавал приказ Хон Чунгэ:

— Хён, нам для начала нужно убрать Ма Дамчхи. Этот старик нам серьёзная помеха. Когда ты его убьёшь, я займу его место и сначала стану градоначальником Ханманчжу, а позже захвачу Нунбушин. Когда мы свергнем братца, ты зарежешь его жену и его мать. Прямо у него на глазах. Хочу, чтобы он испытал то, что испытал я, когда убили моих бабушку и дедушку.

Мичжу знала, что Хван Чжакму владела боевыми искусствами. Услышав, как Сукчжон хладнокровно отдал приказ убить двух королев на глазах их мужа и сына, Пак ужаснулась и прикрыла рот руками, чтобы не закричать. В очередной раз она была шокирована, что принц оказался таким чудовищем.

Когда Чунгэ собрался на ночную охоту, готовя оружие для нападения, надевая маску для сокрытия лица, Мичжу остановила его и задала волновавший её вопрос:

— Ты действительно хочешь убить Ма Дамчхи?

— Я не скажу о своих планах, госпожа Пак, — отрезал Чунгэ и прошептал ей на ухо: — Он будет жить.

Сказав это, Хон отправился на улицу и перелез через забор. Добравшись до резиденции глав города, глава наёмников перелез через ограду. Всё было верно — охранников было много, они ждали Ночного Охотника. Стражи налетели на Чунгэ и принялись атаковать его.

«Совсем молодые мальчишки...» — про себя думал глава наёмников, щадя охранников, стараясь задеть им ноги.

Хон получил ранение в плечо. Чувствуя, как по груди течёт струйка горячей крови, Чунгэ продолжал сражаться с охранниками. У него были исцарапаны руки и ноги. Ощущая лёгкое головокружение, Хон понял, что нужно отступить.

«Это хороший шанс увильнуть от обязанностей, — размышлял Чунгэ, убегая от резиденции градоначальника. — Скажу, что меня отравили, и я не мог больше сражаться. Всё-таки такой человек, как я, нужен Ачимтэяну».

Хон бежал по ночному городу, постоянно оглядываясь по сторонам. Никто его не преследовал, и Чунгэ, спокойно добежав до дворца, перелез через ворота. Но слезть с них не мог, ибо ему стало плохо — закружилась голова, перед глазами поплыли цветные пятна. Внезапно он почувствовал, что неведомая сила приподняла его вверх и опустила на землю. Хон увидел Мичжу, стоявшую перед ним. Ничего не говоря, Пак взяла его за руку и помогла подняться; увидев, как глава наёмников еле стоит на дрожащих ногах, положила его руку на свою шею и кое-как, держа за пояс, отвела в спальню, где его ждала Хёнсук.

— Спасибо... — прошептал Чунгэ.

Мичжу вышла из комнаты, а служанка сняла с него одежду и принялась обрабатывать все его раны, полученные за этот вечер. Пак заранее порезала себе палец и накапала немного своей крови в лекарства, подготовленные Хёнсук, чтобы ускорить заживление царапин.

Служанка уже в который раз обрабатывала раны Хона; смазав их настойкой, девушка заметила, как все повреждения быстро затянулись, оставив лишь белые рубцы. Чунгэ ощущал, как щиплет в его ранах, но думал, что так и должно быть.

«Что это? — не понимала Хёнсук. — Что это за волшебная трава? Отчего раны так быстро зажили?»

Чувствуя себя намного лучше, Чунгэ встал и быстро оделся в свой ханбок. Сев на татами, Хон притянул служанку к себе и, прижимая к своей груди, обнимая её, гладя ей волосы, прошептал ей на ухо:

— Я выжил ради тебя, Хёнсук. Я не убил Ма Дамчхи, ибо знаю, что он старается для жителей Ханманчжу. Я ненавижу людей, но есть те, кто для меня важнее жизни. Это мои родители, это ты. Если Шингван тебе как младший брат, то он и мне как младший брат. Я обязан его защищать. Я обязан защищать Мичжу ради Шингвана.

Девушка ничего не говорила и уснула в его руках; Чунгэ уложил её на татами, лёг позади неё и поглаживал её плечо. Хон ощущал жуткую усталость, но эта красавица, лежавшая перед ним, не давала уснуть, но всё же напряжение этой ночи взяло своё.

Утром Сукчжон во время завтрака сообщил Мичжу «важную» новость, которая раньше обрадовала бы её, но в тот день жутко огорчила. Принц преподнёс это так, словно не спрашивал мнение Пак по этому поводу, её желание или нежелание сыграть с ним свадьбу — просто поставил перед фактом, что так и должно быть.

— Мичжу, мы через неделю поженимся. Ты ещё до прихода в Ханманчжу дала своё согласие, поэтому нам надо жениться.

Его не беспокоило, что девушка могла передумать. Принц видел, что Мичжу избегает его, неохотно с ним разговаривает, старается уединиться, напевает эти раздражающие грустные песни о любви, читает исторические хроники в архиве, но думал, что именно свадьба с ним выбьет из неё всю «дурь».

После трапезы Сукчжон вызвал Чунгэ к себе. Хон пришёл к нему с гордо поднятой головой и выслушал всё, что высказывал принц.

— Хён, ты меня сильно разочаровываешь, — гневно сказал Ли. — С той поры, как ты связался с этой уродиной, вообще от рук отбился. На меня накинулся и ещё угрожал мне, а теперь решил игнорировать мои приказы. Думаешь, я беспокоюсь за твою жалкую шкуру? Если ты сдохнешь, то я могу легко тебя заменить. Думаешь, что ты незаменимый? Идиот! Если я свистну, то на твоё место ещё десяток идиотов прибежит!

— Ты это хотел сказать? — зло рассмеялся Чунгэ. — Ты забыл, что жизнью мне обязан? Я тебя спас, но с такой же лёгкостью могу тебя убить. Но не хочу это делать, потому что мне тебя жаль.

— А я не жалкий, чтобы меня жалеть. Проваливай, хён. Скажи спасибо, что лично не зарезал тебя!

Чунгэ вышел из комнаты. Рядом стояла Мичжу и подслушивала разговоры. Когда Хон выходил, Пак на время исчезла. Вскоре в комнату зашёл Кан Инчхан, один из наёмников Чунгэ, и ёчжон снова возникла возле двери.

— Кан Инчхан, что ты знаешь о своём главе? Замечал ли ты за ним какие-то странности?

— Ваше высочество, с нашим главой Хоном что-то неладное происходит с того дня, как он связался с этой Хёнсук. Теперь женщина стала важнее всего. И ещё половина наёмников поддерживает его.

— Хорошо, что у нас осталась половина, — заявил Сукчжон.

— И ещё, — продолжил Кан Инчхан. — Когда вы отлучаетесь куда-то, госпожа Пак всё время поёт песни. Особенно она любит балладу Бён Ильчхона о незабудках и песню о любви к неземной девушке Хо Бэкчжона. Она играет на тансо много странных песен, но эти поёт постоянно.

— Ничего, Инчхан, когда я на ней женюсь, то выбью у неё эту дурь из головы, и она будет петь нормальные композиции, а не эту модную ерунду. После того, как избавимся от Чунгэ и всех его сторонников, я сделаю тебя новым главой псов.

— Я хочу быть главарём наёмников, — отрезал Инчхан. — Поэтому скажу ещё кое-что о Хон Чунгэ. Он иногда пропадает ночью, а позже все узнают, что в Ханманчжу убит какой-то знатный человек. Всех этих людей объединяет то, что они отличаются жестокостью и нечестностью по мнению крестьян.

— Это не может быть совпадением, — прокомментировал принц. — Вот урод! Я-то думал, что хён мне верен, а тут такую свинью подложил. Хотя, это может быть и не он. Кто знает...

Наёмник вышел из комнаты, и ёчжон переместилась в свою спальню. Взяв кисть, бумагу и чернила, Мичжу написала записку, гласившую:

«Хон Чунгэ, я всё слышала. Сукчжон заказал тебя, чтобы Кан Инчхан занял твоё место. Ещё Сукчжон собирается жениться на мне, не спрашивая моего согласия. Нужно срочно отсюда сбежать, пока Сукчжон не сделал всё это».

Закончив писать, Пак переместилась к двери в спальню Чунгэ и, осмотревшись, зашла к нему. Молодой человек готовился к чему-то, натачивая лезвие меча.

— Хон Чунгэ, прочти это, — прошептала Мичжу и, отдав записку, вышла из комнаты и переместилась к себе.

Глава наёмников прочитал и понял — нужно действовать. Хон сложил оружие в свой костюм, вышел из дома; осмотревшись и не увидев никого, перелез через забор и быстро, постоянно оглядываясь, направился к дому Чхве Киндэ, где Шингван в очередной раз тренировался. Заметив Хона, Ким остановил тренировку и, поклонившись в знак приветствия, обратился к пришедшему гостю:

— Хён-ним, если ты пришёл, значит, что-то срочное хочешь сообщить. В чём дело?

— Сукчжон через неделю собирается жениться на Мичжу. И ещё меня хотят убить. Не знаю, когда они собираются это сделать. Во сне придушат или чем-то отравят. Я знаю, что тебе на мою проклятую жизнь наплевать, но помоги мне ради Мичжу и Хёнсук.

— Хён-ним, я понимаю, что ты с нами, поэтому этим вечером я помогу. Когда Сукчжон уснёт, вы с Мичжу и Хёнсук должны будете бежать. Я буду ждать вас. Потому что мало ли, что у этого ненормального на уме.

Чунгэ убежал домой, постоянно оглядываясь. Шингван основательно готовился к этой битве, в которой не имел права проиграть: собрал свои сурикомы, кинжалы и меч, которые выковывал в кухонной печи, надел стальную броню под ханбок наёмника, чтобы его не ранили. Узнав о его затее, Чхве Киндэ выдал ему карту дворца и объяснил, где находится центральный вход.

Тем часом Мичжу взяла охотничий нож и понимала, что нужно готовиться к побегу; мысли об этом давали ей силы и уверенности, что всё получится. Ради телохранителя она сбежит от Сукчжона. Часть плана она уже знает, поэтому может спокойно об этом доложить Ма Дамчхи, чтобы её скорое появление в Нунбушине не вызвало подозрений.

Наступила ночь. Вооружённый до зубов Ким пришёл к резиденции королей династии Квон; Чунгэ приготовился сбежать и захватить с собой Мичжу и Хёнсук. Служанка вышла из комнаты и направилась к Хону.

— Мы идём? — задала вопрос девушка.

— Надо подождать Пак Мичжу.

Тем часом ёчжон вышла из комнаты; собираясь пойти к выходу, девушка наткнулась на Сукчжона. Гадко ухмыляясь, он стоял перед ней и задавал вопросы:

— Собралась сбежать, Мичжу? Куда ты так торопишься? К своему Шингвану?

— Это не твоё дело, Сукчжон! — отрезала Мичжу и, взяв охотничий нож, направила лезвие в сторону принца.

— Я уже не оппа? Какая же ты сволочь, Пак Мичжу. Променяла меня на какого-то чольмёнского выродка! Хорошо, что Чунгэ его прикончил.

— В отличие от тебя он добрый человек. Он мой друг, ясно? Лучше буду дружить с сыном кузнеца, который ценит меня как человека, чем с таким чудовищем, как ты, которому от меня нужно только одно. Знатное происхождение ещё не делает человека благородным душой. Я знаю, что ты задумал. Ты хочешь, чтобы я рожала тебе детей, которые будут обладать особой силой.

— Ты всё правильно поняла, Пак Мичжу. Ещё два года назад я бродил по берегу реки Хвагикан и заметил, как ты бросала камни в воду, не касаясь их руками. Я понял, что это мой шанс отомстить всем, кто обидел меня, и получить господство над Ачимтэяном и над всем миром. Ты выйдешь за меня и родишь мне сильных детей, с помощью которых я захвачу весь мир.

— Этому никогда не бывать, Ли Сукчжон! — С этими словами ёчжон отпустила нож и силой мысли резко ударила им принца в ладонь.

— Ах ты дрянь! Как ты смеешь!? — кричал принц, корчась от боли, держась за порезанную руку.

— А как ты смеешь, Ли Сукчжон!

Силой мысли притянув к себе нож, Мичжу вытерла кровь и, не желая тратить время на разговоры с этим ничтожным человеком, переместилась в коридор; Пак бежала к ждущим её Чунгэ с Хёнсук и, увидев их, судорожно извинялась:

— Простите, что так долго. Этот урод пытался меня задержать, но у него ничего не вышло.

— Ничего страшного. Сейчас нам нужно идти, — изрёк Хон.

Беглецы направились в сторону центрального выхода, где их ждал Шингван, прибывший к центральному входу в резиденцию, но неожиданно на них напали наёмники во главе с Кан Инчханом. Новый глава наёмников вспомнил наказание Сукчжона:

— Если они выйдут, то пусть твои псы доставят мне Пак Мичжу живой. Этого предателя Хон Чунгэ и его колэ ⁽²⁾ Хёнсук убейте.

Ничего не говоря, Инчхан напал на Чунгэ и принялся, словно зверь, атаковать его. Хон понимал, что он научил их так сражаться. Мичжу схватила Хёнсук за руку и переместилась к забору, чтобы оградить служанку от нападения.

— Как я тут оказалась? — не понимала служанка.

— Тише! — шикнула Пак и, взяв охотничий нож, принялась двигать его между наёмниками, и нож сам по себе резал их.

Хёнсук смотрела на летающий нож и не верила своим глазам. Она считала существование ёчжон вымыслом, сказкой для детей, местной городской легендой; но открывшаяся перед ней картина убеждала её в обратном, только девушка не могла осознать это.

Услышав шум во дворе, Шингван перелез через огромный забор и присоединился к наёмнику.

— А ты вовремя! — подмигнул Чунгэ.

Ким и Хон яростно дрались мечами, защищаясь от наёмников, нападавших на них словно голодные волки, жаждавшие быстро съесть с потрохами свою добычу. Шингван кинул суриком в налетевших на него убийц; один истошно закричал от невыносимой боли и упал замертво, получив оружие в глаз, а другой судорожно схватился за порезанную шею, из которой обильно сочилась кровь, и потерял сознание; Чунгэ, словно зверь, отбивался от своих бывших учеников, рассекая их мечом. Хон получил удар в спину.

— Сам их обучил, и теперь расплачиваюсь! — комментировал бывший вассал Сукчжона, получив удар лезвием в спину, и про себя подумал: — «Хорошо, что Мин Чанмоль не разрешил показывать им запрещённые приёмы, иначе я бы не выжил».

Решив использовать одну из хитростей своего учителя, Чунгэ достал из ножен смазанный смертельным ядом имогая кинжал и ударил им одного из своих противников, и тот умер от нехватки воздуха. Не желая рисковать жизнью, бывший вассал Сукчжона убрал ядовитое оружие в ножны. Хон и Ким сражались и получали удары от мечей. Шингван отбивался от Инчхана, решившего убить его, и почувствовал, как кто-то ударил его мечом по спине, только бронежилет защитил Кима от ранения. Видя, что на её любимого напали, отражавшая кинжалы и сурикомы обратно в противников Мичжу силой мысли подняла меч, принадлежавший убитому наёмнику, и проткнула грудь Инчхана; лезвие вышло из груди, убив несостоявшегося главу псов. Забрав свой охотничий нож, ставший для неё чуть ли не талисманом, Пак поднимала мечи и рубила незадачливым убийцам головы.

Наёмники, словно тараканы, забегали в ворота; их становилось всё больше и больше. Чунгэ и Шингван чувствовали усталость от постоянного напряжения и понимали, что могут не справиться с таким количеством убийц.

— Мичжу, унеси нас! — взволновано крикнул Хон, зажимая рану на правом боку.

Пак взяла Хёнсук за руку, и девушки очутились возле воинов; не дожидаясь атаки, ёчжон взяла Кима за руку, а служанка схватила за руку Чунгэ, и молодые люди все вместе переместились к тому месту, где Сукчжон встретил путников.

— Спасибо, Мичжу, — сказал Шингван, переводя дыхание, держась за окровавленное плечо. — Мы бы погибли, если бы не ты. У меня хоть бронежилет, а что было бы с хён-нимом и нуной?

— Теперь нам нужно к тому господину, у которого ты живёшь, Шингван, — изрёк Чунгэ.

— Дотронься до меня, Мичжу, и представь то место, которое ты увидишь, — сказал Ким и протянул ёчжон руку.

Пак прикоснулась к его руке и увидела большой дом, окружённый лесом. Представляя его, Мичжу взяла за руки Шингвана и Хёнсук, и служанка обняла Хона; за один миг беглецы переместились к нужному дому.

— Мы тут? — задала вопрос ёчжон.

— Да, мы у господина Чхве, — изрёк Ким, направляясь к входу, и молодые люди вместе зашли в дом.

Беглецы шли к спальне Шингвана. Мичжу случайно дотронулась до руки Чунгэ и увидела его самое яркое воспоминание: он держал перед собой книгу и читал... Читал чей-то дневник, записи которого гласили:

«Министр Пак! Как он бесит со своими высказываниями о всеобщем равенстве и свободе! Если мы будем позволять простолюдинам получать образование и занимать государственные должности, то они свергнут всю знать и будут устанавливать свои порядки. Это нельзя допустить! Надо бы убрать этого вредного старикашку. И его дочурку не помешает припугнуть, чтобы в ней не развивался дух бунтарства».

«Его величество Ли Донмин! Молокосос, решивший, что может давать права этим простолюдинам! Да этих уродов давно надо передавить как тараканов. Их надо ломать об колено так, чтобы они были настоящими крестьянами, знающими своё место, иначе работать не будут и начнут наглеть, а так и до восстания недалеко!».

Прочитав это, Хон открыл страницы дневника посередине и изучил их. Там были описаны... все пытки, которым была подвергнута семья Ким из деревни Чольмён, которая приютила у себя сбежавшего Квон Хисока. Мичжу обратила внимание на следующие строки:

«Как было хорошо, когда я приложил горящую пластину к лицу этого мелкого выродка на глазах его родителей. Плохо, что не избавился от этого отродья, ибо вмешались Юн Минбок и Чон Ачжун. Ачжуна я с таким удовольствием прикончил, а Минбок куда-то пропал. Так же куда-то пропал и этот выродок. Шингван или как там его? Но ничего... Думаю, что он где-то сдох от голода».

Мичжу была в ужасе, когда увидела эти записки; она поняла, что Чунгэ тоже знает то, что известно им с Шингваном. Наверняка он прочитал дневник Чха Гималя и...

— Хон Чунгэ, что ты сделал с дневником Чха Гималя? — шёпотом спросила Пак.

— Ночью, перед тем, как министра Пака убили наёмники, я тайком отправил его королю, чтобы он посмотрел на все преступления своего министра. Я не знал, что он планировал убить вашего отца именно в тот день, когда вам исполнилось шестнадцать. Только как об этом узнал Сукчжон? Не знаю... Понимаю, что это кошмар, но сам был в шоке. Это ещё одна причина, из-за которой я пощадил Шингвана. Он единственный близкий человек для Хёнсук. И он рано потерял родителей, из-за чего мне стало жаль его. Он столько вытерпел. Какое право я имел поднимать на него руку?

— Что ты говоришь, хён-ним? — вмешался в разговор Ким.

— Я знаю, кто убил твоих родителей и оставил у тебя шрам на лице. Недавно я слышал, что Чха Гималь был убит стражниками, когда его пытались схватить. Он заслужил смерть за такое. Надеюсь, он долго мучился, когда подыхал.

— Он получил своё. Только вряд ли это излечит мою душу. Родителей уже не вернуть... — изрёк Шингван, и на его щеке в очередной раз блеснула слеза.

— Шингван, — попытался его утешить Чунгэ, — твои родители всегда с тобой. Они мертвы, но их души всегда с тобой. Кстати, это правда, что ты дружишь с королём?

— Да, это так. Он говорил мне, чтобы я оберегал Мичжу от его братца. Но я не смог это сделать, когда Сукчжон её забрал.

— Оппа, не вини себя, — успокаивала его Пак. — Я добровольно пошла к нему. Очень скоро я поняла, что он хочет запереть меня ото всех. Чтобы мне не на кого было опереться. Сегодня он сказал мне, что хочет жениться на мне, и чтобы я рожала ему детей. Эти дети ему нужны для того, чтобы он имел могущественных слуг, которые будут ему подчиняться.

— Он ещё покажет себя, — изрёк Хон. — Будь уверена, Мичжу, — он так просто от тебя не отстанет.

Когда молодые люди зашли в комнату, Чжисон уже приготовила лекарства, ибо Шингван заранее предупредил её о предстоящей спасательной операции. Молодые люди разделись по пояс, и Мичжу была шокирована, увидев раны на теле Чунгэ. Когда Чжисон отлучилась, чтобы принести чистые полотенца и бинты, Пак расцарапала ранку на пальце и капала свою кровь в отвар и размешивала его, чтобы растворить её.

— Мичжу, что ты делаешь!? — взволнованно крикнул Ким, увидев манипуляции своей возлюбленной.

— Не делай больше так, Мичжу, — вторил ему Чунгэ. — Мы сами вылечимся.

— Я не могу смотреть, как вы страдаете, — сказала Пак и, взяв полотенце, окунула его в отвар и принялась натирать раны любимого на руках; закатывая штанины вверх, девушка втирала лекарства в царапины на ногах.

Хёнсук обрабатывала глубокие порезы на теле Хона, в очередной раз поражаясь, как он выжил после такого боя; Чжисон зашла в комнату и, видя, как быстро затягивались раны на телах молодых людей, удивлённо крикнула:

— Что за чудо-лекарство!?

— Ачжумма, это очень редкое и запрещённое лекарство, которое нигде нельзя добыть, — отрезал Чунгэ. — Не пытайтесь узнать, что это. Лучше не надо.

— Нет, ты обманываешь. Здесь есть ёчжон. Только что она пролила в отвар свою кровь, поэтому ваши раны так быстро затягиваются. Я не буду спрашивать, кто из вас ёчжон, потому что вы всё равно мне не ответите. — Сказав это, Чжисон отправилась к себе в комнату.

«Хон Чунгэ, ты знаешь, кто я, и ничего не говоришь?» — думала ёчжон, рассматривая свежие шрамы на теле Кима.

«Хён-ним, ты тоже знаешь, кем является Мичжу, но защищаешь её тайну...» — в свою очередь подумал Шингван.

После лечения Чунгэ и Хёнсук отправились в отдельную комнату, отведённую специально для них, и закрыли дверь на замок, чтобы никто их не потревожил. Хон сел на приготовленную постель, и девушка, сев рядом, гладя его торс, страстно целовала его. Молодой человек развязал её хлопковую синюю чогори и медленно раздел её донага. Когда Хёнсук предстала перед ним в своей естественной красоте, Чунгэ уложил её на татами, неторопливо и страстно целовал её губы, подбородок, шею, ключицу, оставляя бледно-красные следы на коже; девушка вцепилась в его волосы и развязала ленту, распуская их.

Хон ласкал её грудь, медленно пробуждая в девушке желание, и она гладила его спину и плечи; чтобы сильнее разжечь эту страсть, молодой человек целовал её живот, неспешно дошёл до её лона и быстрыми движениями вёл по нему языком, словно пробуя на вкус. Хёнсук гладила голову Чунгэ и, поддаваясь ласке, бёдрами коснулась его щёк, положила ноги на его спину; из её уст вырвались лёгкие стоны, означавшие, что нежные ласки доставили ей сладкое удовольствие. Хон кружил языком, наслаждаясь вкусом её тела, и медленно довёл девушку до самого пика наслаждения.

Поднявшись после ласки, Хёнсук развязала его пачжи, и он снял их. Обнажившись полностью, Чунгэ сел на татами и осторожно усадил любимую на свою напряжённую плоть, заполняя её собой. Девушка сжала его талию бёдрами, держала его за плечи, больно царапая их, и извивалась змеёй, тихо постанывая, запрокидывая голову; Хон обхватил её стан и, гладя её спину, шёпотом задал вопрос:

— Надеюсь, никто не поймёт, что мы тут делаем?

Хёнсук двигалась медленно и плавно, словно качаясь на волнах, и желала, чтобы эти моменты длились бесконечно; Чунгэ не хотел, чтобы она покидала его, но этот момент оба ощутили дрожь в ногах, отчего влюблённые ускорили движения. Хон вскрикнул от продравшего его до костей удовольствия и отпустил девушку, чувствуя лёгкость в теле; Хёнсук откинулась назад, ощущая пик наслаждения, ударивший её, словно молния. Чунгэ уложил её на татами и лёг рядом с уставшей и счастливой девушкой. Укрывшись одеялом, измотанные после всего пережитого этой ночью молодые люди обнялись и вместе уснули.

Тем часом Шингван и Мичжу остались одни в комнате, где жил телохранитель последние несколько дней, и сели на постель. Пак обняла любимого и, гладя его длинные чёрные волосы, сказала:

— Оппа, я так скучала по тебе. Мне было плохо там одной, без тебя, но теперь ты со мной. Всё у нас будет хорошо. Я не просто верю в это — я знаю это.

— Мичжу, мне было тяжело... — ответил Ким, обнимая девушку, гладя её плечи. — Было тяжело из-за того, что тебя нет рядом. Чувствовал себя уродом, осознавая, что отпустил тебя с этим чудовищем.

— Я не понимала, что в нём нашла, а теперь знаю, что он не прекрасный принц, как в сказке, — изрекла девушка, слегка отстранившись от него, поглаживая его чёлку, бровь, левую щёку, подбородок. — Он чудовище. Чудовище, которое никогда не станет принцем. А ты для меня самый настоящий прекрасный принц. Ты лучший, оппа.

— Моя принцесса, — прошептал юноша и крепко поцеловал её. — Ты тоже лучшая для меня.

Мичжу ответила на ласку и не хотела останавливаться; её голова кружилась от чувств, пьянящих их обоих. С неохотой отпустив её, Ким лёг на татами, вытянул руку вперёд, и Пак легла на его локоть головой. Шингван щекотал её щёку и шею кончиками пальцев; девушка гладила его торс, отчего тот прищурил глаза от наслаждения. Мичжу уснула на вытянутой руке юноши, и Ким размышлял о её предстоящей встрече с Чхве Киндэ. Что она скажет, если узнает, что приходится ему родной дочерью? С этими не очень весёлыми мыслями юноша задремал.

На следующее утро молодые люди вчетвером сидели в столовой и ели чанчорим с рисом, приготовленный Чжисон. Хёнсук высказала Шингвану мнение об изменениях в поведении госпожи:

— Ты молодец, что смог перевоспитать Мичжу. Она теперь такая добрая, такая милая. Не знала, что она может быть такой.

— Просто ей нужен любящий человек. Не смог бросить её в трудную минуту, поэтому она многое поняла.

— Онни, ты так говоришь, словно меня нет. Ты не меняешься, — улыбнулась госпожа.

— Зато изменилась ты, — ответила служанка, которая была тронута тем, что Пак впервые назвала её сестрой. — Ты изменилась благодаря Шингвану.

— Да, онни. Благодаря ему я теперь понимаю, что не богатство и не родство делает человека хорошим. Просто он для меня делал всё, ничего не ожидая взамен, и я его за это полюбила. Знаю, что была такой же, как это чудовище Сукчжон. Прости меня ещё раз.

— Мичжу, ты спасла нас, поэтому я тебя прощаю, — изрекла Хёнсук. — Я знаю, что ты ёчжон. Я никому не скажу. Никто не должен знать, кем ты являешься.

Поев и попив чай с ттоками, слепленными Чжисон, Чунгэ отправился тренироваться, Хёнсук ушла на кухню помогать служанке, а Шингван и Мичжу остались в коридоре.

— Мичжу, тебя ждёт один господин, — прошептал Ким. — Он хочет сказать тебе кое-что важное.

— Оппа, что он хочет мне сказать? — задала вопрос девушка, не подозревая, что жуткая правда откроется ей.

— Ты не поверишь в то, что он тебе расскажет. Я тоже не мог в это поверить и до сих пор не верю, но выслушай его.

Пак кивнула в знак согласия, и Ким проводил её в большой зал, где их ждал Чхве Киндэ. Господин сидел за чёрной полупрозрачной ширмой, и молодые люди, зайдя в комнату, поклонились.

— Господин Чхве, — начал Шингван, — Пак Мичжу здесь.

— Господин Чхве, я готова выслушать вас, — дрожащим голосом проговорила Мичжу.

Ким и Пак присели на подушки. Глава «Ёнккори» вышел из-за ширмы, приблизился к слегка ошарашенной девушке и, протянув ей руку, сказал:

— Мичжу, возьми мою руку. Тебе нужно кое-что посмотреть.

Пак прикоснулась к руке господина и увидела Хвагикан. На берегу реки девушка в хлопковом зелёном ханбоке стирала бельё. Силой мысли она окунала белую ткань в воду и вращала её. Мичжу присмотрелась к её лицу и узнала ту госпожу, которая каждый месяц являлась ей во снах.

— Вам помочь? — предложил незнакомке молодой человек в синей форме королевского стражника, отдалённо напоминавший Чхве Киндэ, если бы тому было двадцать лет.

— Нет, спасибо, — улыбнулась девушка.

— Будьте осторожнее, иначе ваш секрет будет раскрыт, — улыбнулся стражник. — Как вас зовут?

— Я Мин Чжунхи. А вы Чхве Киндэ? Я знаю, что вы любите петь и играть на каягыме. У вас отличные песни. Не каждый поэт сможет сложить такие строки, как это делаете вы.

— Да, это я.

Молодой воин проводил девушку до дома министра Шим Гунхима. Их увидела его дочь, Чоныль. Девушка была в гневе из-за постоянных отказов со стороны нравившегося ей сына министра тогдашнего министра финансов Мун Чжонвона, из-за чего ударила Чжунхи по щеке.

— Значит, с парнем стала встречаться. А работать кто будет? Поэт Пак Мёнсан?

На этом воспоминание оборвалось, и появилось новое воспоминание Чхве Киндэ о его жене, и Мичжу рассматривала картинки из жизни молодой пары. Он играл на каягыме и пел разные композиции, ставшие произведениями на века. Пак улыбнулась, слыша песню о пятнах крови на рукаве. Киндэ играл на каягыме, и Чжунхи слушала его, ловя каждое слово.

«Давно я покинул свой родной дом.

Куда меня звёзды манят?

Где я иду за своею судьбой?

И кто снова встретит меня?

Но жизнь хороша лишь в солнечных снах,

А что может быть наяву?

Когда не смогу врагу сдачи дать,

Умру аль совсем не пойду.

На улице, знаю, может быть всё —

Придётся мне много платить,

Но не хочу такой страшной ценой

Победу свою получить.

Я просто хочу остаться с тобой.

Тревожен по жизни мой путь.

Но эта звезда зовёт за собой.

Не знаю, когда я вернусь.

И лишь пятно крови на рукаве

Напомнит о жизни в бою.

Ты пожелай не остаться в траве,

Когда я в бой снова пойду».

— Оппа, это восхитительно! — аплодировала Мин. — Ты скоро станешь великим певцом. Продолжай дальше сочинять стихи и петь их.

Чхве отложил каягым и обнял девушку; картинка сменилась на другую. Мичжу смотрела, как госпожа из сна, оказавшаяся Мин Чжунхи, прогуливалась с молодым Чхве Киндэ во дворе его дома и рассматривала звёзды на тёмно-синем небе, как молодые люди стояли на мосту и любовались прозрачными водами Хвагикана; как влюблённые смотрели на цветущее нежно-розовым цветом дерево бёдккот ⁽³⁾; как Чжунхи ухаживала за Киндэ, раненым после очередного сражения с преступником, смазывая его раны своей кровью, отчего те быстро затягивались; как Чхве заботился о беременной Мин.

Пак улыбалась, глядя на эти воспоминания, и неожиданно прекрасные картины сменились на одну жуткую: в зелёном саду Киндэ держал погибшую от ран супругу за руку и горько плакал, не понимая, что происходит. Глава «Ёнккори» одёрнул руку, за которую его держала ёчжон, словно от огня, и сказал:

— Прости, Мичжу. Зачем я тебе это показал?

Пак заметила, что на столике лежала заколка с согнутым наконечником из нефрита песчаного цвета, и вспомнила, что такое же украшение носила незнакомка из её снов; поднявшись со своего места, девушка дотронулась до пинё и сразу увидела, как ранним утром, когда солнце только вышло из-за горизонта, в зелёном саду наёмник ударил Мин Чжунхи камнем по голове, схватил на руки и отнёс в дом; вслед за ним зашли Чоныль с доктором. «Пёс» уложил её на татами; неизвестный врач оголил большой живот девушки и осторожно рассёк его; вскрыв чрево Чжунхи, мужчина извлёк кричащего младенца и перерезал пуповину. Когда девочка родилась, Чоныль взяла нож и перерезала своей бывшей служанке горло.

— Спасибо, оппа, — улыбнулась Шим, злобно скаля зубы.

— Это девочка, — сообщил врач, омыв ребёнка.

— Отлично! Когда она вырастет, я выдам её замуж за принца. Когда он станет королём, я смогу влиять на него. Хоть какая-то польза от этой черни. И почему потомком ёчжон оказалась эта девка, а не я? Была бы я ёчжон, я бы была могущественной, и все меня боялись бы! Девочку я назову Мичжу. Красивая жемчужина.

— Тысячу гымчжонов платите! — потребовал доктор.

— Хорошо, — сказала Чоныль и оплатила «услугу» врача по похищению новорождённого.

Наёмник отнёс тело Чжунхи и бросил в саду, где вскоре его нашёл Чхве Киндэ, вернувшийся домой после удачной поимки преступника. Руки Мичжу задрожали, и она, выронив заколку, заплакала от ужаса и осознания произошедшего; Шингван подошёл к ней и, не спрашивая об увиденном, гладил её плечи, пытаясь успокоить.

— Не стоило тебе это показывать... — прошептал Чхве Киндэ.

Немного придя в себя и вытерев слёзы, Пак посмотрела на главаря «Ёнккори» и задала вопросы:

— Получается, что вы — мой родной отец? Шестнадцать лет меня воспитывал чужой человек? Нет, этого не может быть...

— Я знал, что ты заплачешь, когда узнаешь, что случилось с твоей матушкой, Мичжу, — изрёк Чхве Киндэ. — Теперь я уверен, что ты моя дочь, раз заплакала, прикоснувшись к заколке Чжунхи. Мы оба знаем правду.

— Отец, почему вы не забрали меня от Пак Тхарана? Почему вы не сказали об этом раньше?

— Я не был уверен, что правильно думаю. Боялся, что ошибся. Но теперь, зная о твоих способностях, понял всё. И я виноват перед тобой. Я не смог защитить твою матушку. Как бы я выглядел, если бы сказал об этом?

— Вы ни в чём не виноваты, отец. Вы не смогли предвидеть подобное. Вы не знали, что не только вам был известен секрет моей матушки. Я знаю, что мой секрет известен Шингван-оппе, Хёнсук, Хон Чунгэ и Сукчжону. Доверять могу только Шингван-оппе, Хон Чунгэ и Хёнсук. Пусть Хёнсук была зла на меня, но она не подлая. Чунгэ, может, и зверь, но он никому не раскрывал мой секрет, который, наверняка, сказал ему Сукчжон.

— Ким Шингван до последнего не открывал твой секрет, пока я не сказал, что Чжунхи была ёчжон. Ему ты тоже можешь доверять. Если скажешь, что хочешь выйти замуж за него, то я одобрю этот брак.

Поговорив с новоявленным отцом, Мичжу вышла из комнаты в расстроенных чувствах, и Шингван вышел с ней. Девушка была шокирована, что внезапно узнала такую горькую правду о своём рождении. Она ещё больше возненавидела Шим Чоныль, женщину, которая из-за собственной жадности убила её мать и чуть не превратила Мичжу в такое же чудовище, как Ли Сукчжон. Но ёчжон очень тепло относилась к Пак Тхарану и не могла просто так вычеркнуть годы, которые прожила с ним. Он не был её настоящим отцом, но воспитал её.

«Шим Чоныль! Хорошо, что этот доктор довёл тебя! Наверняка, он брал с тебя ещё больше денег за молчание. Зато ты дорого заплатила за то, что убила мою маму и приказала доктору извлечь меня из её чрева. Но отец... Может, ты просто не знал, что я не твоя дочь? Или знал, но чувствовал вину перед моими родителями, поэтому воспитывал меня?»

— Мичжу, ты в порядке? — словно разбудил её Шингван.

— Оппа, я не могу привыкнуть к этому, хоть многое понимаю. Понимаю, почему Шим Чоныль била меня и ни разу даже колыбельную не спела. И понимаю, что эта незнакомка не просто снилась. Это моя матушка ко мне приходила. Она всегда была рядом.

Пак не сдержалась и снова заплакала; Ким обнял её и погладил её волосы, украшенные его заколками. Неожиданно пришли Чунгэ и Хёнсук. Увидев плачущую Мичжу, служанка задала вопрос:

— Что случилось? Почему Мичжу плачет?

— Она узнала страшную правду и не может смириться с этим, — ответил Шингван.

— Хёнсук, не надо пока её беспокоить, — изрёк Чунгэ и положил любимой руку на плечо.

— Всё хорошо, Хон Чунгэ, — сказала Пак. — Я расскажу, что узнала.

Молодые люди зашли в комнату, где Мичжу пересказала все увиденные воспоминания. Чунгэ и Хёнсук не могли поверить в услышанное.

— Выходит, что Чхве Киндэ жив, хоть и притворяется мёртвым? — удивился Хон, не веря в услышанное.

— Получается, что ты дочь Чхве Киндэ и Мин Чжунхи? — вторила ему служанка.

— Я сама не могу в это поверить... — прошептала Мичжу.

— Тебе надо отвлечься, — изрёк Чунгэ. — Посмотри тренировки с нами.

— Я лучше помогу девчонкам на кухне, — слабо улыбнулась Пак и отправилась с Хёнсук готовить обед.

Чунгэ и Шингван пошли во двор на тренировочные бои, чтобы хорошо отточить свои навыки и быть готовыми к бою в любой момент. Хон сражался с Кимом на деревянных мечах. Чунгэ бил соперника яростно, не щадя его, а Шингван отбивался, стараясь удержаться на ногах.

— А ты силён. Хорошо тебя обучили. Впервые вижу такого соперника, с которым могу сражаться на равных. Тренировки с Хван Кансомом и Ли Донмином не прошли даром, — комментировал Хон, когда оба устали.

— Он тоже не щадил меня, — ответил Ким. — Знаешь, хён-ним, как он сказал? Во время боя тебя никто не пощадит.

— Он прав!

Тем часом Мичжу помогала служанкам на кухне. Хёнсук смотрела на её работу и с улыбкой сказала:

— А Шингван хорошо обучил тебя. Только не забудь посолить мясо, а то будем питаться как в походе.

— Я помню это пресное мясо с грибами, — рассказывала Пак, улыбаясь от нахлынувших воспоминаний. — Но было вкусно, когда мы его жарили на костре, нанизав на деревянные шпажки. Думаю, что приготовим такое, только надо посолить, иначе точно будем питаться как в походе.

Мичжу поняла, что чувствовала себя по-настоящему счастливой. Пусть её новые друзья не являются детьми знатных семей, пусть они не ценители высокого искусства, зато с ними чувствовала себя свободно и легко, зато ей не приходилось стыдиться своих увлечений, зато всегда могла на них рассчитывать. Даже с Ан Чанми и О Хэналь Пак не ощущала такой свободы.

— Мичжу, ты улыбаешься, — изрекла Хёнсук. — Мне нравится, когда ты счастливая.

— Просто кое-что поняла, онни. Поняла, что не положение в обществе важно, а отношение. Даже не знала, что может быть всё по-другому.

— Я не держу на тебя зла, Мичжу. Знаю, что ты хороший человек, просто тогда ты была несчастлива.

После ужина с увлекательной беседой о прожитом дне, где парни хвастались прошедшими тренировками, а девушки своим умением готовить, Мичжу и Шингван отправились в спальню. Ким быстро уснул после тяжёлого для него дня, а Пак не могла заснуть. Этот день был весёлым, но жуткая правда о её рождении не давала ей покоя. Девушка уснула на груди юноши и проснулась от лёгких прикосновений. Мичжу подняла глаза и увидела ту самую незнакомку из сна.

— Матушка, это ты? Как хорошо, что ты пришла, — сказала Пак, сев на краю татами, и на её глазах выступили слёзы.

— Мичжу, ты теперь знаешь правду, — скорее утвердительно, чем вопросительно изрекла Мин Чжунхи, садясь рядом с дочерью.

— Мне тяжело с ней жить. Теперь я понимаю, каково Шингвану. Ему ещё тяжелее, чем мне. Я хотя бы не помню, как тебя убили, а он на всю жизнь это запомнил и до сих пор плачет, когда вспоминает это.

— Что случилось? — задал вопрос проснувшийся Ким и, увидев незнакомку перед собой, сел на татами и, поклонившись ей, сказал: — Госпожа Мин, вы пришли к Мичжу. Не буду мешать.

— Нет, Шингван, ты не мешаешь. Наоборот, я хочу поблагодарить тебя за то, что ты сделал для Мичжу. Ты хороший человек. Ты во многом помог ей.

— Матушка, он многое сделал для меня, — вставила Пак. — Благодаря ему я кое-что поняла в этой жизни.

— Ты повзрослела, Мичжу. Теперь ты отличаешь хорошее от плохого. Я горжусь тобой. Меня так радует, что ты смогла измениться и стать хорошим человеком, понять, что хорошо, а что плохо.

Пак обняла свою мать. Шингван смотрел на них и чувствовал, как слёзы наворачиваются. Он тоже хотел встретить своих родителей, но как?

— Шингван, я знаю, что ты хочешь увидеть своих родителей, — изрекла Мин Чжунхи, словно прочла его мысли. — Они тоже хотят встретиться с тобой. Просто загляни в свою душу и поверь, что они с тобой.

Ким никогда не верил в магию, мистику, ёчжон и привидений, но, встретив девушку с необычными способностями и призрак её матери, понял, что в этом мире возможно всё, поэтому прикрыл глаза и сказал:

— Отец, матушка, я знаю, что вы всегда рядом. Пожалуйста, поговорите со мной.

Неожиданно перед ним появился крестьянин, отдалённо напоминавший его, только лицо украшала небольшая борода, и молодая женщина в сером ханбоке с низким пучком, украшенным медной шпилькой с кончиком в форме длинной ракушки. Родители сели рядом с ним, и Ким не верил в происходящее.

— Шингван, ты стал таким красивым, как твой отец, — изрекла Чан Пинми, обнимая и гладя сына по голове.

— Я горжусь тобой, Шингван, — вставил Ким Хэнмён. — Ты вырос достойным человеком.

Мать заправила длинную чёлку сына за ухо, посмотрела на правую половину его лица, потрогала пальцами шрам и, улыбнувшись, сказала:

— Для нас ты лучший. Неважно, что про тебя говорят другие. Ты даже со шрамом самый красивый. Он не портит тебя. Наоборот, с ним ты выглядишь таким мужественным. Как настоящий воин.

— Он мне напоминает о том, что с вами случилось, — сказал Шингван, плача.

— Не думай об этом, — улыбнулся отец. — Просто живи и не мучай себя этими воспоминаниями. Помни, что мы всегда с тобой, даже если мертвы.

Ким рыдал как ребёнок, понимая, что скоро расстанется с родителями. Чан Пинми обнимала сына, прижимая к груди, и он почувствовал то самое родное тепло, не забытое даже за столько лет; когда мать отпустила его, Ким Хэнмён похлопал Шингвана по плечу и, обнимая его, сказал:

— С нами всё хорошо. Просто живи и наслаждайся этой жизнью. Мы рады, что ты не один, что у тебя есть друзья, что у тебя есть любимая девушка, которой ты так же дорог. Береги её. Помни, что мы всегда с тобой, что бы ни случилось.

— Сынок, не грусти из-за нас, — изрекла мать. — Люби Мичжу и так же заботься о ней, как твой отец заботился обо мне.

Родители вновь обняли Шингвана и, напоследок улыбнувшись, исчезли из комнаты. Тем часом Мичжу плакала на груди своей матери и говорила:

— До сих пор не верю. Я видела, что вспоминал Чхве Киндэ, мой родной отец. Видела твою смерть, когда прикоснулась к этой заколке. Просто не могу поверить, матушка, что я родилась именно так. Но ты всегда была со мной. Это грело мою душу и успокаивало меня. Спасибо тебе за всё, матушка. Только не покидай меня, пожалуйста. Не бросай меня одну в этом мире.

— Мичжу, я всегда с тобой, — улыбнулась Чжунхи. — И в горе, и в радости. Помни, что ты не одна.

— Матушка, приходи ещё через месяц! — На глазах Пак наворачивались слёзы.

— Я всегда рядом, просто ты меня не видишь. Береги Ким Шингвана и заботься о нём. Люби его так же, как он любит тебя.

Обняв свою дочь, Мин Чжунхи исчезла. Шингван и Мичжу одновременно проснулись, сидя на татами; оба горько плакали, прикрывая лица руками, ибо чувствовали опустошение из-за расставания с самыми близкими людьми, которые давно трагически ушли из жизни. Пак прижалась к груди любимого, и тот крепко обнял её, не желая отпускать.

— Наконец-то я увидел отца и матушку, — прошептал Ким, гладя спину девушки.

— Они всегда с нами. Даже если их нет в живых, они всё равно оберегают нас, — изрекла Мичжу.

Выплакав все слёзы, молодые люди легли спать; Пак уснула на животе любимого, и тот гладил её волосы, следя, чтобы она выспалась и не грустила напрасно.

---

1) Ёнккори (용꼬리) — Драконий Хвост (кор.)

Вернуться к тексту

2) Колэ (걸레) — шлюха (кор.)

Вернуться к тексту

3) Бёдккот (벚꽃) — сакура (кор.)

Вернуться к тексту

В день, когда погиб Пак Тхаран, случился переполох. Ын Квансан, молодой учёный, живший по соседству с семьёй министра финансов, заметил толпу наёмников, зачем-то покушавшихся на Пак Мичжу и её телохранителя Ким Шингвана. Молодой человек с благообразным лицом смотрел, как внезапно останавливались сурикомы и падали на землю, хотя погода была совсем не ветреной.

«Что происходит? — не понимал Квансан. — Госпожа Пак ёчжон? Нет, быть того не может! Их не существует! Это просто городская легенда».

Когда молодые люди убежали, и наёмники последовали за ними, Ын испугался и спрятался в своём доме. Его молодая жена, Ю Суиль, заметив прячущегося мужа, взволнованно спросила:

— Оппа, что происходит?

— На дом министра Пака напали наёмники. Они побежали за его дочерью и тем телохранителем. Спрячься! Вдруг они на нас покусятся.

— Какой кошмар! Хоть бы выжили... Так жалко будет, если они погибнут.

— Суиль, этот юноша очень смелый. Он защитит госпожу Пак, чего бы ему ни стоило.

Учёный и его жена смотрели в сторону пустующего дома министра Пака. Неожиданно к нему подъехали принц Ли Сукчжон, его «правая рука» Хон Чунгэ и толпа наёмников. Зачем-то глава убийц забрал с собой Хёнсук, и они отправились куда-то в сторону востока.

— Надеюсь, это всё, — дрожащим голосом сказала Суиль. — Надо доложить в бюро расследований, что убили министра финансов и похитили служанку.

Когда принц и его «псы» скрылись, Ын Квансан отправился в бюро расследований, и через некоторое время офицеры во главе с Ан Ханъёном обыскивали пустующий дом погибшего министра финансов. Два молодых человека в чёрных ханбоках, синих чонбоках и понгончжи осмотрели тело Пак Тхарана.

— Да, он умер от потери крови после того, как суриком перерезал сонную артерию, — изрёк молодой человек.

— Интересно, кто его убил? — недоумевал второй. — Знаю, что наёмники. Кто им дал приказ убить министра Пака?

Тем часом Чжан Пёнсон, молодой следователь, ученик Ан Ханъёна, расспрашивал Квансана об увиденном.

— Что вы можете сказать об убитом?

— Знаете, он был очень хорошим человеком. Он так заботился о своей дочери, что даже нанял для неё телохранителя. Он взял деревенского парня, владеющего оружием, предоставил ему кров и дом.

— Что вы можете сказать о его дочери Пак Мичжу, телохранителе Ким Шингване и служанке Хёнсук?

— Госпожа Пак довольно хорошая девушка, хоть и немного капризная, не очень хорошо относится к простым людям. Я хорошо знаком с Ким Шингваном. Он починил нам забор, наделал кучу заколок моей жене. И как человек он хороший. Такого искреннего и простого парня никогда ещё не видел. И я удивляюсь его терпению. Госпожа Пак его унижает, а он её защищает. Я видел, как они вместе побежали. Надеюсь, они с госпожой Пак выживут. А Хёнсук... Она хорошая девушка, только очень любит сплетничать с нашей служанкой.

— Куда они могли убежать?

— Это я точно не знаю, но их служанка рассказывала нашей, что они направляются в Ханманчжу. Возможно, они там. Кстати, их служанку Хёнсук похитил Хон Чунгэ. Не знаю, зачем он это сделал, но его нужно разыскать. Мало ли, что у этого человека на уме.

— Мы этим займёмся, а пока ответьте на один вопрос. У министра Пака были враги?

— Не знаю. Вроде кто-то на него покушался, раз министр Пак нанял телохранителя для дочери.

— Это уже интересно. Как вы думаете, кто это мог быть?

— Не могу сказать. Я с ним близко не общался. Наверное, это дело рук Хон Чунгэ. Я видел, как он похитил Хёнсук, служанку в их доме. С ним ещё был принц Ли Сукчжон. Не знаю, что их связывает, но думаю, что это они пришли посмотреть на место преступления. И ещё. Насколько я помню, Ли Сукчжон часто туда приходил. Он встречался с госпожой Пак.

— Знаете, — вмешалась Ю Суиль, — наёмники, которые напали на дом министра Пака и убили его, были одеты в тёмно-коричневые ханбоки, ткань которых чуть светлеет, когда на неё падают прямые солнечные лучи, а псы Хон Чунгэ, пришедшие с ним, были в тёмно-синих.

Чжан Пёнсон выслушал учёного и ушёл от него в недоумении. Записав его версию произошедшего, он направился в бюро расследований и доложил Ан Ханъёну:

— Офицер Ан, я допросил учёного Ын Квансана и его супругу Ю Суиль. Он сказал, что видел, как Ким Шингван и Пак Мичжу сбежали, а наёмники за ними гнались. Потом приехали Ли Сукчжон и Хон Чунгэ. Зачем-то они похитили служанку из дома министра Пака.

— Не думаю, что похищение служанки как-то связано с убийством министра Пака, — изрёк тридцатилетний офицер в чёрном ханбоке, красном чонбоке и понгончжи. — Если Хон Чунгэ наслал наёмников на дом министра Пака, то зачем ему похищать какую-то служанку? Не логичнее ли было бы убить и её, чтобы не было свидетелей?

— Не знаю. Вы же знаете, какие слухи бродят вокруг Хон Чунгэ. Он очень жестокий убийца. Он безжалостен даже к своим ученикам.

— Офицер Чжан, обвинения строятся на чётких доказательствах его вины, а не на слухах, сплетнях, подозрениях свидетеля или предвзятом отношении. Они должны основываться на реальных фактах и следах, найденных на месте преступления. Нельзя обвинять человека только из-за того, что про него ходят подобные слухи. У тебя есть чёткие доказательства, что это именно он убил министра Пака? Каковы мотивы этого убийства?

— Доказательство только одно — он был на месте преступления. К тому же он служит Ли Сукчжону. Наверняка это он отдал приказ убить Пак Тхарана.

— Это косвенное доказательство, офицер Чжан, — отрезал Ан Ханъён. — Есть доказательства, что это его наёмники? И какова цель этого убийства? Зачем Хон Чунгэ убивать министра Пака? И потом — судя по твоим записям в отчёте, ханбоки наёмников отличались по цвету. К тому же сам Хон Чунгэ ничего не сделает без приказа Ли Сукчжона. А какие мотивы могут быть у принца?

— Не знаю. Это у него спросить нужно. И потом — Хон Чунгэ мог подослать разных наёмников, чтобы запутать следы. Какие мотивы у принца? Наверное, Пак Тхаран мог не дать разрешение на свадьбу с его дочерью, поэтому принц его убил.

— Чжан Пёнсон, — с укором сделал замечание старший офицер, — я понимаю, что ты хочешь как можно скорее найти убийцу, но не нужно рубить с плеча. Его дочь, телохранителя и служанку мы не сможем допросить, ибо не знаем, где они сейчас находятся. Нужно расспросить остальных министров, чтобы найти убийцу. Помни, Чжан Пёнсон, что преступник далеко не всегда показывает своё истинное лицо. И он не всегда среди самых близких людей жертвы.

В этот же день до короля Ли Донмина и других министров дошли слухи об убийстве министра финансов Пак Тхарана, и офицеры из бюро расследований допросили каждого, получая один и тот же ответ от разных министров: ничего подозрительного не замечали, относились к нему положительно-нейтрально, убитый ни с кем не спорил, ни с кем не ссорился. Новый министр финансов ещё не назначен, и борьба за место в Государственном Совете отпадала.

Правитель Ачимтэяна пытался решить важные вопросы. Как поднять сельское хозяйство в стране? Как решить проблему с Тянся, неспокойным западным соседом, с которым долгие годы военное напряжение? И новая проблема — гибель одного из министров.

«Кто убил министра Пака? Кому выгодна его смерть? Кого назначить на должность министра финансов? Кто же это мог быть?» — несколько раз задавал сам себе самые острые вопросы Ли Донмин, не находя на них ответы.

— Офицеры из бюро расследований Ан Ханъён и Чжан Пёнсон просят аудиенции у Его Величества, — сказал евнух Чжехун, отвлекая правителя от тяжёлых мыслей.

— Пусть заходят, — отозвался король. — Как раз нужно кое-что у них узнать.

Чжехун поклонился пришедшим стражам порядка, и офицеры вошли в зал короля. Низко поклонившись, Ан Ханъён доложил Ли Донмину:

— Ваше Величество, мы занимаемся расследованием убийства министра Пака. Когда мы пришли в его дом и обыскали, его дочери, телохранителя и служанки не было дома. Как рассказал учёный Ын Квансан, после того, как Пак Мичжу и Ким Шингван сбежали куда-то в Ханманчжу, к дому подъехали Ли Сукчжон, Хон Чунгэ и другие наёмники. Хон Чунгэ похитил служанку из дома министра Пака, и они куда-то уехали.

— Вы что-нибудь подозрительное нашли в доме Пак Тхарана?

— Ничего особенного кроме сурикомов, которые валялись во дворе или застряли в деревянных столбах. Мы в его доме всё перерыли и в одной из книг нашли вот это письмо, которое он, возможно, оставил вам. Написано, что это Его Высочеству Королю.

Ли Донмин достал из конверта лист бумаги и прочитал предсмертное послание, написанное министром финансов:

«Ваше Высочество, я знаю, что скоро погибну. Причина этому — моё несогласие с министрами, придерживающимися консервативных взглядов. Их не устраивают новые порядки в Ачимтэяне.

Им не нужны умные крестьяне, знающие письменность, литературу, математику и другие науки. Они не хотят, чтобы более способные и умные крестьяне сместили их детей с подготовленных им должностей. Они говорили, что отрекутся от своих детей, если те вступят в брак с людьми из крестьянских семей, а не из родовитых знатных потомков.

Я до самой смерти буду придерживаться этой позиции. Знаю, что умру, но наша идея будет жить. Поэтому, Ваше Высочество, присмотритесь к людям, которые придерживаются консервативных взглядов на политику и на жизнь.

Один из них, Чха Гималь, жестокий человек. Его дочь Чха Юнхён сбежала от него с молодым человеком, прибывшим из деревни. Сейчас неизвестно, где они скрываются. У меня нехорошие предчувствия по этому поводу. Вдруг они убиты? Подозреваю, что именно он причастен к гибели Квон Хисока, той чольмёнской семьи, Ом Хёнчжина. Скоро он убьёт меня...

Моя дочь убежит с телохранителем Ким Шингваном. Вы должны знать кое-что. Моя дочь мне неродная. Перед смертью моя супруга Шим Чоныль призналась, что она похитила Мичжу из чрева её матери Мин Чжунхи, ибо та обладала необычными способностями. Возможно, моя дочь тоже ими обладает.

Ваше Высочество, вы должны остановить Ли Сукчжона. Наверняка он решил использовать Мичжу в своих личных целях. Возможно, Ачимтэяну грозит опасность. Спасите нашу страну от этих преступников. Наверняка они с Чха Гималем заодно».

Ли Донмин прочитал письмо. Он понимал, что подозрения Пак Тхарана не беспочвенны — король замечал, что Чха Гималь очень жестоко относился к своим слугам, старался продвинуть законы, ущемляющие крестьян, объясняя это тем, чтобы «чернь знала своё место». Несколько месяцев назад сбежала его дочь Чха Юнхён, которую министр обороны хотел выдать замуж за него, ещё наследного принца; она исчезла не одна, а с неизвестным конюхом родом из деревни Мальмён, славившейся большими ипподромами, по которым бегало множество лошадей. Где могут быть Чха Юнхён и её возлюбленный? На это король не мог дать ответ.

— Нам нужно будет проследить за Чха Гималем, — изрёк Ли Донмин. — Исходя из прочитанного письма, уверен, что это он заказал министра Пака.

— Ваше Высочество, мы будем готовы выполнить приказ! — отчеканил Чжан Пёнсон.

— Не торопитесь, офицер Чжан, — посоветовал король. — Это очень опасный человек. Нужно осторожно за ним следить, иначе мы подвергнемся опасности.

— Слушаемся, Ваше Высочество! — Офицеры откланялись, выказав почтение правителю.

Когда Ан Ханъён и Чжан Пёнсон отправились в бюро расследований, Ли Донмин не знал, что делать. Кроме письма Пак Тхарана у него не было никаких доказательств вины Чха Гималя, но и это была лишь подсказка. Но правильная ли она?

Король просматривал полученные послания от простого народа, и случайно наткнулся на книгу, на которой было написано «Моя борьба».

«Что это?» — недоумевал Ли Донмин и, открыв книгу, принялся изучать текст.

Написанное на первой странице не вызывало никаких подозрений; король продолжал читать, и во время изучения дневника его словно окатило ледяной водой и на него повеяло морозным холодным ветром. Иероглифы, сложенные в предложения, содержали такую жуть, отчего даже молодому правителю стало противно.

«Я обучаюсь в военной академии. Меня туда отправил мой отец, но у меня не получается сражаться с соперниками, хотя умею планировать стратегию ведения боя. Некоторые крестьяне, поступившие сюда, сражаются лучше меня. Это хорошо, когда есть ум и он связан с силой. Плохо, когда один человек умён, а другой силён. Как мне хочется быть таким же сильным».

«Они всё время смеются надо мной. Обзывают сопляком, унижают и оскорбляют. Недавно они меня избили. Сонсэн запретил этим животным меня трогать, но они продолжают бить меня. Недавно одного парня, сына знатной вдовы, два деревенских выродка заставили несколько часов стоять на присогнутых ногах и избивали, если он пытался встать. Ноги у него почернели из-за того, что там застоялась кровь. Ему отрезали ноги и виымбу, и вскоре он покончил с собой, ибо не знал, как ему жить, если не может ходить, если не может иметь детей. Мерзкие крестьяне! Довели парня до калечества, из-за чего он свёл счёты с жизнью, и даже не раскаиваются в содеянном? Неужели у этого зверья нет жалости?».

«Эти уроды меня доконают! Сволочи! Издеваются над людьми просто потому, что кто-то «слишком слабый» или «не разговаривает с другими». Всегда заступаюсь за таких, из-за чего попадает и мне. Ну ничего. Если вдруг я стану министром, то сделаю так, чтобы будущие воины не подвергались пыткам от своих же товарищей. В первую очередь нужно остановить призыв в королевскую армию крестьян, ибо они являются самыми главными зачинщиками подобных издевательств. Они звери, которых нужно ломать, ломать и ломать, чтобы слушались и делали только то, что им скажут. Если дать хоть немного воли этим зверям, то они и короля растерзают. Семьдесят лет назад король Ли Санкан уравнял всех в правах и обязанностях, позволил черни получать образование, занимать государственные должности, и с тех пор оценивают по заслугам, а не по происхождению. Именно происхождение говорит о характере и цивилизованности каждого человека. Даже если крестьянин станет знатью, то он не искоренит в себе эту дикость, которая ему присуща».

«Квон Хисок стал для меня бывшим другом. Просто потому, что женился на кисэн, которая решила стать женой и матерью. Кого может родить девица, которая много времени развлекала других мужчин? Узнал я многое о её семье. У её матери есть ещё две дочери от разных мужчин. Как можно создать семью с дочерью колэ? Она родит от него ребёнка и потом уйдёт от него. Но этот идиот слеп и глух. Эта колэ даже его родителей очаровала. Если бы я такую привёл к себе домой и сказал, что хочу жениться на ней, то мои родители меня бы вышвырнули. А этим идиотам всё равно на судьбу своего сына».

Ли Донмин изучал дневник и ощущал себя человеком, который долго рылся в выгребной яме. Куча записей, пропитанных ненавистью к определённой группе людей. В основном не из-за того, что крестьяне ему сделали что-то плохое — он их ненавидел из-за принадлежности к классу ниже среднего, считал их недолюдьми, от которых нужно избавиться. Всё написанные истории о нападениях крестьян на знатных людей было правдой, только выставляло всех жителей деревень озлобленными невежественными людьми, у которых умственное развитие на уровне диких животных; зато все богатые люди в его мире выглядят как благородные и добрые, страдающие от нападок злых сельских чудовищ.

«Единомышленник хёна? — задал сам себе вопрос король. — Я знал, что министр Чха не особо терпимо относится к крестьянам, но такого я от него не ожидал...»

Правитель продолжал изучать дневник. Было одно и то же, но кое-что заинтересовало Ли Донмина, и он внимательно прочитал запись.

«Квон Хисок предал нас всех. Когда министр Нам предложил ему взятку, чтобы тот спас его сына от смертной казни за убийство крестьянина, он отказался от денег и решил продолжить суд. Неужели эти звери важнее, чем сын министра Нама, от которого больше пользы вышло бы? Квон Хисок убил человека, который смог бы сделать Ачимтэян более процветающим. Но ничего. Он должен ответить за то, что подверг хорошего человека опасности из-за этой падали».

«Здорово было убивать всю его семью. Смотреть на смерть этой кисэн и этих двух выродков — одно удовольствие! Если его семья не избавилась от неё раньше, то я с радостью сделал это! Давно пора очистить мир от этой грязи, которая разрастается и разрастается повсюду».

Король читал записи о пытках, которым Чха Гималь подверг крестьянскую семью в Чольмёне, о жестоком убийстве супругов, Квон Хисока и Чон Ачжуна; министр обороны был расстроен, что ему не удалось избавиться от Юн Минбока и сына «двух мерзких крестьян», мальчика по имени Шингван. Ли Донмин был в ужасе — ему попал в руки дневник убийцы, где тот во всех подробностях рассказывал о своих «подвигах». Для него это были подвиги, но по закону Ачимтэяна это чудовищные преступления, которым нет и быть не может никакого оправдания.

Правитель дальше изучал дневник и узнал много нового о Пак Тхаране, министре финансов, который предлагал снизить налоговую нагрузку на крестьян и обеспечивать сельское хозяйство для его дальнейшего процветания. Ли Донмин был шокирован, читая записи об убийстве министра образования Ом Хёнчжина, продвигавшего идеи о приютах для детей-сирот с полным финансированием от государства.

«Попытался убить этого урода Пак Тхарана. Подослал нескольких наёмников. Думал, что они от него избавятся одним ударом, но какой-то оборванец из деревни его защитил. Он их разбросал одним ударом меча, а позже они с Пак Тхараном куда-то пошли. Вскоре узнал, что этот оборванец стал телохранителем для его дочери. Она та, кого правильно воспитали. Надеюсь, что она выживет этого паразита из их дома».

«Этот идиот Ом Хёнчжин плохо воспитывал своего сына, и тот постоянно общается с крестьянами и разными кисэн. Ему нравится слушать их игры на каягыме. Плохо, что не убил, а просто спугнул его сына, и он пропал в неизвестном направлении. Зато как наёмники его зарезали... На сей раз мне повезло — хотя бы от одного прокрестьяского чинуши удалось избавиться. Этим мелким выродкам нужен не приют. Их надо собрать вместе и массово казнить, чтобы они не наплодили себе подобных».

Ли Донмин изучал дневник и ещё больше поражался тому, какую ненависть выплёскивал Чха Гималь на всех крестьян. Король читал записи о его дочери Юнхён, которая сбежала с крестьянином. Он дошёл до записей о королевской семье и узнал, что министр обороны готов убить и его, чтобы занять трон и истребить всех крестьян, но на его пути стоит сын короля и наложницы, который тоже являлся человеком второго сорта из-за матери-крестьянки. Это и было последней страницей его дневника.

«Что я упустил в воспитании Юнхён, раз она сбежала с каким-то деревенским выродком? Чем ей не нравится наследный принц? Надо стремиться к лучшему, а не жить с животными. Но ей не нужна власть, она захотела любви. Нет никакой любви — есть только похоть. Самому было позорно испытывать такое желание к кисэн, но я сдерживал свои чувства. Зачем мне какая-то грязная колэ, когда есть прекрасная дочь министра? Да, я женился на ней не по любви, мне был неприятен её характер, мне хотелось её убить, но зато она из знатного рода, где нет примесей этой грязной крови животных. Только она убежала от меня, и я не знаю, где она сейчас живёт».

«Никогда не понимал королей, которые выбирают себе в наложницы крестьянок. И не противно с ними спать? Лучше бы Ли Дэён её с ребёнком из дворца выставил. А ещё лучше — убил бы обоих, чтобы избавить планету от черни, которая не приносит обществу ничего хорошего, а только уничтожает всё. Ли Сукчжон метит в короли, а сам является сыном личной королевской колэ, которую Ли Дэён взял из жалости. Бедная девочка из Бульгурымёна. Плохо, что сородичи мамаши Ли Сукчжона только руку ему сломали. Лучше бы убили его. Они же обожают это делать со всеми знатными и незнатными».

Ли Донмин сидел на троне и смотрел в потолок. Столько мерзости было написано в этом дневнике. Такого опустошения король не испытывал даже после чтения сказки-ужаса о Гу Санчжане, королевском страже, который заманивал маленьких детей в заброшенный дом, где пытал их: жёг ноги и руки, клал спиной на горящие угли, резал их тела «кошачьими когтями» из стали и делал много других страшных вещей, после чего убивал. Родители его жертв, крестьяне и знать, выследили его. Поняв, что в заброшенном доме никого, кроме Гу Сачжана, нет, они подожгли его, и убийца сгорел заживо. Но вскоре он стал являться во сны своих губителей в образе обезображенного огнём человека в форме королевского стражника, носящего «кошачьи когти» на правой руке, и те оказывались в том самом сгоревшем заброшенном доме. Когда Гу Сачжан убивал своих жертв во сне, они погибали и наяву от тех же ран. Противостоять ему смогли только Лим Нанчжу и Пак Вонки. Расставив в своём доме ловушки, в своём сне они схватили Гу Сачжана и вытащили его в реальный мир, проснувшись. При помощи ритуала им удалось отправить его в потусторонний мир, но убийца возвращался и не оставлял Нанчжу и Вонки в покое.

Вспомнив сюжет знаменитой «сказки на ночь», Ли Донмин понимал, что даже она не вселяла в него такой ужас, какой возник после чтения дневника Чха Гималя.

«Кроме дневника, написанного его почерком, у меня больше никаких доказательств нет. Возможно, он готовится убить меня. Я женился на крестьянской девушке, некоторые мои родственники тоже не являются знатными людьми. Нужно вести себя естественно, чтобы не вызвать подозрения».

Чтобы убедиться в правильности своих подозрений, правитель со своей королевой почти две недели без всякой охраны прогуливался по королевскому саду, освещённому летним солнцем. Хван Чжакму шла со своим супругом в красном тани с золотистыми узорами, синей чхиме, с причёской, украшенной большой шпилькой с цветными бриллиантами и другими заколками.

— Ваше Высочество Королева, как вам погода? — задавал вопрос Ли Донмин, рассматривая герань, цветущую на клумбе.

— Очень красиво, Ваше Высочество. Вы постарались, чтобы цветы украсили наш сад во дворце. Никогда не думала, что окажусь здесь.

— Я тоже не ожидал. Хорошо, что Ли Санкан изменил жизнь ачимтэянцев в лучшую сторону, и мы можем выбирать свою жизнь сами, без опоры на предрассудки. Почти девяносто лет лет такая благодать в стране.

Неожиданно на короля и королеву напали десять наёмников. Взяв своё оружие, Ли Донмин и Хван Чжакму принялись отбиваться от убийц. Король зарубил мечом двух наёмников, и те замертво упали, обагрив землю кровью; королева бросала кинжалы в наёмников, поцарапавших её руки и спину длинными лезвиями, и они мгновенно умирали, крича от невыносимой боли после попадания лезвия в глаз и в шею.

— Сзади! — крикнула Хван Чжакму, когда заметила убийцу за спиной супруга.

Ли Донмин получил резкий удар в спину и, развернувшись, отрубил наёмнику голову. Королева бросала кинжалы, и они попали в шею и в руку убийце, бежавшему к ней с мечом. Два наёмника напали на короля, и тот сражался с переменным успехом, уворачиваясь от них и пытаясь убить их. Получив царапины на руках, выбившийся из сил Ли Донмин всё же убил напавших: одного ударил мечом по животу, а другому пронзил живот насквозь.

Последний наёмник попытался убить королеву, но отрезал лишь кусок шёлковой ткани от тани; Хван Чжакму достала из низкого пучка волос тонкий кинжал, замаскированный под шпильку, сняла чехол с лезвия и проткнула напавшему руку этой иглой.

— Эта игла отравлена ядом фанмубичиан , и через полчаса ты умрёшь в страшных мучениях, — сказала с хитрой усмешкой королева. — Если хочешь получить противоядие, то ответь мне на вопрос — кто тебя подослал?

Наёмник рассмеялся королеве в лицо, и его щёки зашевелились, кровь потекла у него изо рта. Убийца опустил голову и упал замертво.

— Ты сам выбрал такой путь, — изрекла Хван Чжакму и, подбежав к своему мужу, расправившемуся с наёмниками, задала вопрос: — Вы как, Ваше Высочество?

— Всё хорошо, только меня немного ранили.

— Ваше Высочество, это ещё в старые времена к людям со шрамами относились с пренебрежением, а теперь более терпимо, ведь они не просто так появляются на теле, — улыбнулась королева.

Посетив королевского лекаря, обработавшего им раны, Ли Донмин и Хван Чжакму сидели в тронном зале и обсуждали нападение, случившееся минувшим днём.

— На нас напали, а мы так и не выяснили, кто нас заказал, — изрёк король. — Из всех доказательств виновности того, кого мы подозреваем, — это письмо с подозрениями от министра Пака и дневник министра Чха, где он рассказывал, как ненавидит крестьян, и описывал, как планировал убить меня.

— Мой отец говорил, что преступник не оставляет своих следов на том месте, где совершил злодеяние, — улыбнулась королева, — но если слишком много косвенных совпадений, подтверждающих его вину, то уже есть все основания для обвинения.

— Он может отрицать свою вину, но если у него в дневнике явно написано, что он ненавидит крестьян и всех, кто поддерживает прокрестьянство, описано наслаждение от убийств Квон Хисока, родителей Шингвана и Ом Хёнчжина. Причём почерк его. Я знаю, как он пишет. Если вскоре после убийства Пак Тхарана напали на меня, то тут уже есть повод задуматься. Я знаю, что он будет ждать, когда мы расслабимся, чтобы ударить снова.

— Нужно схватить его! — заявила Хван Чжакму. — Нужно самим напасть на него. Возможно, он себя выдаст.

На следующий день Ли Донмин, одевшись в белый ханбок, красное топхо и кат, отправился в бюро расследований и показал Ан Ханъёну дневник Чха Гималя. Прочитав его, офицер был неприятно удивлён ужасающим содержанием.

Вечером в тот же день офицеры во главе с королём направились к дому министра обороны, где Чха Гималь собирался готовиться ко сну. Стражи ворвались в дом и захватили преступника. Ли Донмин зашёл в дом схваченного министра обороны и, показав ему полный ненависти дневник, сказал ему:

— Министр Чха, вы арестованы. Завтра будет публичный королевский допрос.

Чха Гималь ничего не сказал, и офицеры отправили его в тюрьму. Утром должен состояться королевский допрос. Ли Донмина мучил только один вопрос — что он скажет в своё оправдание?

Наступил день королевского допроса. Привязанный к деревянному стулу Чха Гималь в белом ханбоке сидел перед правителем. Его лицо не выражало раскаяния, ужаса перед казнью или гнева; в его чёрных волчьих глазах читалась ненависть ко всему живому, желание воплотить «Великую Идею» в жизнь, но не вышло.

— Осуждённый Чха Гималь, ваш дневник был найден в письмах, которые мне передают подданные, — сказал Ли Донмин. — Кто-то передал его мне. Плохо спрятали сокровище, которое выдало вас, министр Чха. Говорить, что ваш почерк подделали, бесполезно. Бумага со старыми записями пожелтела, а чернила чуть побледнели, и это говорит о том, что вы писали в разное время.

— Думаешь, я буду отпираться? — зло спросил Чха Гималь, ухмыляясь. — Да, я хотел прикончить всех, кто поддерживает этих уродов из деревень. Я ненавижу крестьян потому, что они самое настоящее зло. Они не приносят пользу. От них один вред.

— Я читал все ваши манифесты, — заявил король. — Даже я не имею право решать, кому жить, а кому умирать на основании одного лишь происхождения. Но за все убийства и покушения вы должны понести наказание. На вашей совести смерть Квон Хисока, Но Суён, Квон Чханчжина, Квон Чхангана, Ким Хэнмёна, Чан Пинми, Чон Ачжуна, Ом Хёнчжина и Пак Тхарана. Так же вы виновны в покушении на Пак Мичжу, Ким Шингвана, Его Высочество и Её Высочество Королеву. И ещё. Вы оставили сиротой Ким Шингвана и изувечили ему лицо, а это членовредительство. Вы будете приговорены к смертной казни.

— Да мне всё равно! — продолжал ухмыляться преступник. — Я сдохну, но мои идеи будут жить. Не я, так кто-то другой истребит всех крестьян.

— У меня к вам вопрос, Чха Гималь, — продолжал допрос Ли Донмин. — У вас есть хоть немного жалости? Что вам сделал маленький ребёнок, что к его лицу нужно было приложить раскалённое железо?

— Зачем мне жалеть это крестьянское отродье? Этот выродок превратился бы в такое же чудовище, как и все эти крестьяне.

— И ещё. Чха Гималь, в своей проклятой теории ты не учёл, что крестьяне несут гораздо больше пользы, чем ты, кусок падали! Благодаря им ты жрёшь пипимбап, для которого они собирают рис и овощи, забивают коров и свиней, варят его и накладывают тебе в тарелку. Благодаря им ты живёшь в доме, сидишь своей задницей на стуле, спишь на перинах. А что сделал конкретно ты? Знаю, что ответа не получу. Уведите его в камеру для приговорённых к казни! — последний приказ был адресован двум королевским стражникам; те, кивнув, схватили бывшего министра обороны и отправили его в камеру.

Ли Донмин смотрел в сторону министров и был ошарашен. Преступник даже не испытывал и капли раскаяния за свои злые деяния. Король услышал разговоры министров, вспомнивших другие чудовищные преступления.

— Даже не ожидал, что работал с таким чудовищем, — заявил министр образования Нам Гунхо. — Как это было с дочерью главы королевской академии. Не ожидали, что она подружку закажет.

— Я ещё помню преступление, которое расследовал ещё мой отец, — поделился министр правосудия Кан Чжонхван. — Помните учёного Чжин Дамхо? Он преподавал ачимтэянский язык и литературу в королевской академии. Никто не подозревал, что, путешествуя по разным городам и деревням Ачимтэяна, он насиловал и убивал молодых женщин, в основном кисэн и крестьянок, и их тела находили в лесах. А он даже ещё наследного принца Ли Дэёна учил языку и философии.

— А помните Ко Мёнмана? — вмешался новый министр финансов На Ынмён. — Он был конюхом родом из Мальмёна. Никто и не знал, что в своём сарае он насиловал, пытал и живьём свежевал юношей. Говорят, что мёртвые мальчишки были седыми от ужаса!

— Самое ужасное — как тридцать лет назад в Бульгурымёне одну крестьянскую девушку Пак Чжону четыре парня целых сорок четыре дня насиловали и пытали, — продолжал наводить ужас Кан Чжонхван. — Причём так пытали, что королевским палачам и не снилось: жгли лучинки на коже, били палками, плетями, прутьями, кулаками, кидали ей в живот камни. Когда они проиграли ей в «Хато», привязали её к столбу и сожгли на костре. А всё потому, что она отвергла чувства одного из этих парней.

— Или как двадцать лет назад в Чольмёне одна старуха Хо Саннён заманила трёх девушек к себе в дом, попросив их донести до дома хворост или бэчу, — сгустил краски Нам Гунхо. — А у неё сын, Шин Анчжан, насиловал и пытал их. Когда одна из них умирала от пыток, они с мамашей из её плоти варили суп, делали хве, лепили из них манту, жарили пулькоги. Они сами это ели и заставляли других жертв закусить мясом подружки. Никто не подозревал, что происходит в их доме, пока одна старушка не позвала местных стражей порядка, ибо чуяла, что там что-то неладное. У него там, в погребе, нашли уже прогнившую голову девочки и тело без ног, рук и головы. А в комнате была одна из трёх девочек, Кан Хиран. В лазарете она рассказала, что с ней случилось, но на следующий день умерла.

— Зачем вы вспоминаете эти ужасы? — недоумевал Ли Донмин, слушая министров.

— Знаете, Ваше Высочество, — объяснил Кан Чжонхван. — Просто всех этих чудовищ объединяет то, что они совершали такие зверские убийства и были уверены, что их не поймают. И они получали удовольствие, причиняя боль тому, кто не может себя защитить.

— Эти чудовища живут среди нас и не отличаются от других людей, совершают свои преступления тайно, отчего мы не можем сразу их поймать, — продолжил мысль король и отправился в покои.

Прошло несколько дней, и казнь через повешение бывшего министра обороны Чха Гималя состоялась. За неделю до приведения приговора в исполнение Ли Донмин получил новости — его старший брат прибыл в Ханманчжу.

— С Чха Гималем покончено, и теперь у нас новое дело, — изрёк король своей супруге, сидя в тронном зале. — Нам нужно остановить моего брата, пока он не наделал что-то.

— Нам тоже нужно поехать в Ханманчжу, — сказала Хван Чжакму. — Мы должны остановить Сукчжона, пока он нас не сверг.

— Хён это может устроить. Он умеет убеждать людей, чтобы они шли за ним. Умеет внушать им нужные мысли. Скольких наёмников он привлечёт, чтобы Хон Чунгэ их обучил? И вдруг по пути мы встретим Шингвана. Он точно сможет нам помочь.

Этой же ночью король и королева оседлали коней, отправились на восток и спустя два дня очутились в Чонсанмёне. Медленно проезжая по деревне, Ли Донмин заметил знакомое лицо.

— Ваше Высочество, вы приехали? — задал вопрос молодой человек, низко поклонившись.

Спустившись с коней, король и королева зашли в дом, где кроме самого хозяина дома были Чжин Ёнби, Лим Намчжун, Мин Кансун, Кан Чжеби и Чха Юнхён. Друзья Сонки дружно поднялись и поклонились правителю и его супруге. Дочь министра обороны затравленно смотрела на короля и словно пыталась закрыться от него, стать маленькой и спрятаться там, где её не найдут.

— Ваше Высочество, мы не ожидали, что вы прибудете к нам, — заявил Намчжун.

— Я слышала, что отца казнили, — дрожащим голосом прошептала Юнхён, девушка лет восемнадцати, одетая в бирюзовую чогори с тёмно-синими манжетами на рукавах и воротнике и в малиновую чхиму; её низкий пучок украшала медная шпилька с наконечником из бирюзы.

Ничего не говоря, Чха горько заплакала. Можно было подумать, что девушка оплакивала отца, но её душили слёзы из-за нахлынувших воспоминаний: Юнхён вспоминала всё плохое, что ей сделал этот человек. Он её бил, унижал по любому поводу, запрещал ей дружить с другими детьми, не разрешал ей изучать ачимтэянский язык и литературу, требовал учиться этикету, готовя её в жёны принца.

Однажды, поссорившись с отцом, Чха выбежала из дома и ходила по улицам Нунбушина, где встретила конюха Чжин Ёнби. Юнхён помнила этот день, освободивший её от гнёта отца-тирана. Девушка бежала по ночной улице Нунбушина, куда глаза глядят.

— Вам помочь? — задал вопрос незнакомый ей юноша.

— Нет! Не надо мне помогать! — отрезала Чха и захотела вернуться домой, но остановилась, ибо почувствовала боли в спине от ударов плетью, которыми недавно «наградил» её отец из-за того, что у него было плохое настроение.

Незнакомец смотрел ей вслед. Юнхён обернулась, кинула взгляд на молодого человека и горько заплакала. Ничего не говоря, юноша забрал её себе и обработал все её ушибы с царапинами, которые нанёс ей «любящий» отец. Поняв, что Чжин Ёнби не желает ей зла, Чха сбежала с ним в Чонсанмён и вскоре вышла за него замуж лишь из-за протеста отцу. Юнхён до сих пор боялась незнакомых людей. Вдруг их подослал её отец, чтобы вернуть сбежавшую дочь и сурово наказать за побег из дома?

— Да, ваш отец убийца, поэтому был приговорён к смертной казни, — изрёк Ли Донмин и опустил голову. — На его совести гибель Квон Хисока, Но Суён, Квон Чханчжина, Квон Чхангана, Ким Хэнмёна, Чан Пинми, Чон Ачжуна, Ом Хёнчжина и Пак Тхарана. Ещё он покушался на Пак Мичжу и на нас с королевой, изуродовал лицо Ким Шингвану и жестоко обращался с вами, Чха Юнхён.

Девушка заплакала ещё горше, закрывая лицо руками. Ёнби успокаивал жену, обнимая, гладя её плечи, и приговаривал:

— Ты не виновата, что твой отец убийца. Я знаю, что ты не такая, как он.

— Но как мне теперь Сонки-оппе в глаза смотреть? Мой отец убил его отца. Лучше мне умереть, чем жить, осознавая это.

— Хён, — обратился к Ому Кансун, — ты не сердись на неё. Она тоже пострадала от своего отца. Она ни в чём не виновата. Не мсти ей.

— Я знаю, поэтому не собираюсь опускаться до её отца и мстить этой бедной девочке, ибо ей и так от жизни досталось, — ответил Сонки и обратился к Ли Донмину: — Ваше Высочество, Ким Шингван и Пак Мичжу не так давно были здесь. Они направляются в Ханманчжу.

— Мы тоже едем туда, — изрёк король. — Мой хён уже там. Не знаю, что он собирается сделать, но его нужно остановить. Вы со мной? Теперь вы можете передвигаться свободно и не бояться за свою жизнь.

— Мы с вами, Ваше Высочество! — хором воскликнули музыканты, кисэн и Юнхён.

На следующий день молодые люди все вместе отправились во вторую столицу Ачимтэяна; спустя неделю король, королева и их спутники приближались к Ханманчжу.

— В резиденцию идти опасно — там мой хён, и поэтому нас не ждёт тёплый приём, — изрёк Ли Донмин. — Нам нужно скрыться.

— Я знаю, где можем спрятаться, — изрёк Намчжун. — Там моя тётя работает служанкой. Она была женой Чон Ачжуна.

Сказав это, Лим направился в сторону леса, и остальные последовали за ним, добираясь до тайного убежища.

Мичжу кое-как свыклась с ужасной правдой о своём рождении, которая ей открылась через воспоминания; чтобы не думать об этом, Пак пыталась отвлечь себя готовкой и чтением новой книги, которую Шингван забрал для неё из дома, где живёт его приёмная семья. Мичжу читала Хёнсук роман о пятерых ёчжон, сражавшихся со злодеем Пак Хэчжуном, стремившимся захватить город.

— Интересное начало, — улыбнулась служанка, слушая голос госпожи. — Жутко представить себе того человека со шрамами от ожогов и порезов. Каково же Мин Асану и его друзьям сражаться с ним?

— Я видела, как Шингван-оппа плакал над этой книгой, когда он читал про отца Мин Асана. Как же это грустно, что у него было такое тяжёлое детство, раз любое упоминание о его или чьих-либо других родителях доводит его до слёз.

Продолжив читать роман, Мичжу не заметила, как вошёл Шингван. После тренировки с Чунгэ Ким чувствовал себя уставшим, но довольным. Подойдя к Пак, юноша задал девушкам вопрос:

— Мичжу, нуна, вы не хотите завтра научиться кататься на конях? Хён-ним обещал, что научит нас ездить верхом.

— Я хотела научиться, но отец не разрешал, — сообщила Мичжу. — Боялся, что я упаду и что-нибудь сломаю.

— Ничего страшного, — ответил Шингван. — Поначалу я боялся, но хён-ним подбадривал меня. Говорил, что нужно держать спину прямо, следить за направлением коня и самое главное — не бояться. С конями нужно просто быть добрыми.

— Посмотрим, — улыбнулась Пак и обратилась к Хёнсук: — Онни, завтра пойдём учиться кататься на конях? Хочешь?

— Я боюсь, — сказала служанка. — Боюсь, что упаду.

— Нуна, мы тебе поможем. Хён-ним поддержит тебя.

— Хорошо. Нужно же уметь что-то ещё кроме готовки и уборки. Читать я так и не научусь из-за расплывающихся перед глазами букв. Нет, я просто не могу читать.

— У тебя нандокчжын , онни, — изрекла Мичжу. — Ты просто не можешь освоить иероглифы на бумаге, поэтому тебе трудно научиться читать. Зато ты можешь быть сильна в другом. Ты вкусно готовишь. Если захочешь, то научишься кататься на коне.

Наступил новый день. Молодые люди отправились на небольшой импровизированный ипподром, где их ждали четыре гнедых коня. Шингван взял Мичжу на руки и усадил её на седло; волнуясь, Пак вцепилась в поводья и наклонилась вперёд.

— Не бойся, Мичжу, — говорил Чунгэ, стоявший рядом. — Выпрями спину. Сиди ровно и смотри прямо. Это самое главное в верховой езде.

Ким забрался на своего коня, и тот медленно шёл, ступая подкованными копытами по песку. Хёнсук со страхом смотрела на животное и боялась сесть на него. Передав узду коня Мичжу в руки Шингвану, Хон взял возлюбленную на руки, усадил её на седло и сам забрался на своего скакуна. Служанка сжалась от страха, но Чунгэ, держа поводья, погладил девушке руку и сказал:

— Расслабься и выпрями спину. Всё будет хорошо. Ты скоро научишься.

Сидя на конях, молодые люди медленно передвигались по ипподрому. Мичжу чувствовала себя более расслабленно; выпрямив спину и глядя чётко вперёд, Пак ощущала себя принцессой, въезжающей со своим верным телохранителем во дворец.

— Оппа, я не думала, что это может быть так интересно! — говорила счастливая ёчжон. — Это просто сказка! Хочу продолжать учиться кататься.

Хёнсук поначалу боялась упасть с коня но, глядя на уверенного в себе Чунгэ, гордо восседавшего на своём скакуне, поняла, что это не так страшно, как кажется, выпрямила спину и, ощутив лёгкость во всём теле, направилась вслед за любимым. Глядя, как служанка постепенно осваивалась с конём, Хон ощущал радость, что его любимая девушка улыбается, начиная управлять скакуном.

Спустя некоторое время молодые люди устали от долгой езды. Идя в дом, Мичжу делилась впечатлениями с Шингваном:

— Оппа, ты не представляешь, как это прекрасно — ездить на коне и слышать шум ветра.

— Я тоже не ожидал, что мне понравится кататься на лошади, — ответил Ким. — В Чольмёне не было возможности научиться, а в Нунбушине времени не было. Не думал, что мне это пригодится.

— А теперь ты увлёкся, и тебе понравилось, — вставил Чунгэ и обратился к возлюбленной с вопросом: — Хёнсук, как тебе новые впечатления?

— Мне понравилось, — улыбнулась служанка. — Поначалу было страшно, а теперь так интересно. Когда же ещё такой шанс выпадет?

— Ты так красиво смотрелась на коне. Такая гордая, величественная, — говорил комплименты Чунгэ, чем смутил Хёнсук.

— Мичжу, ты словно принцесса на коне! — хвалил возлюбленную Шингван. — Ты всегда красивая. Но какой прекрасной ты была, когда каталась на коне.

— Ты тоже выглядишь таким воинственным, когда едешь на коне, — говорила Мичжу, гладя его руку.

«Какая милая пара... — думала Хёнсук, глядя на госпожу и телохранителя. — Мы с Чунгэ-оппой тоже счастливая пара, только я не чувствую к нему любви».

Служанка взяла Хона за руку, и тот крепко сжал её ладонь, не желая отпускать. Молодые люди были так счастливы, и даже Сукчжон не мог омрачить им эти приятные моменты своей готовностью напасть в любую минуту.

Длилась такая идиллия долго и казалась такой бесконечной. Всё это время Чунгэ и Шингван сражались на мечах, тренируя навык битвы, чтобы сразить толпу наёмников Сукчжона; Мичжу и Хёнсук помогали Чжисон на кухне; вечером молодые люди все вместе учились у Хона кататься на конях. Пак общалась со своим отцом, и тот делился с ней разными тайнами и воспоминаниями о былых временах, когда был молодым стражем и игрецом на каягыме, когда они с Мин Чжунхи мечтали о счастливых днях. Отцу и дочери не хотелось думать, что светлые мечты молодых супругов были навсегда разрушены алчностью озлобленной и разбалованной богатой девицы.

Однажды Шингван прогуливался с Мичжу по лесу, и им навстречу выскочили шестеро всадников. Ким узнал их — это были король и королева Ачимтэяна, те самые музыканты; кисэн, пытавшаяся его соблазнить, обнимала сзади Сонки, чтобы не упасть с коня; перед Ёнби сидела девушка, показавшаяся Пак смутно знакомой. Телохранитель поклонился правителю и его супруге со словами:

— Ваше Высочество, Ваше Высочество Королева, добро пожаловать в наше секретное укрытие.

Мичжу сделала поклон и присмотрелась к лицу девушки, и её осенило. Это же дочь убийцы одного её самого близкого человека, который не был ей отцом, но растил как родную. Пак почувствовала глухое раздражение. Она понимала, что эта девушка ни при чём, но не могла совладать с нарастающим гневом в своём сердце.

— Я знал, что ты придёшь в Ханманчжу, — изрёк Ли Донмин, — только не думал увидеть тебя в доме господина, у которого работает служанкой Чжисон, тётка Лим Намчжуна

— Правда? — удивился Шингван. — Неожиданно было встретить вас здесь. Рад, что вы приехали.

Ким и Пак проводили гостей в большой деревенский дом Чхве Киндэ. Путники после долгой дороги перекусили, приняли ванну и отправились в комнаты отдыхать. Решив не тратить время зря, король направился в комнату Чхве Киндэ, где глава «Ёнккори» словно ждал его. Поклонившись, Ли Донмин сказал:

— Господин Чхве, я прибыл в Ханманчжу, чтобы остановить моего хёна Ли Сукчжона. Пока не знаю, что он задумал, но уверен, что его нужно остановить.

— Ваше Высочество, я знаю, что он задумал. Он хотел убить Ма Дамчхи, чтобы занять его место градоначальника, но Хон Чунгэ не сделал это. Потом он собирался свергнуть вас с трона и убить Королеву-мать и Королеву у вас на глазах.

— Я ожидал от своего хёна что угодно, но чтобы это. Кстати, Хон Чунгэ... Я его видел здесь. Он с нами?

— Да, теперь он с нами, — сообщил Чхве Киндэ. — Я поговорил с ним, и он решил перейти на нашу сторону. Он был с Ли Сукчжоном из жалости, но теперь понял, что он его просто использует, поэтому он переметнулся к нам.

— Как бывает невыносимо больно верному псу, когда его предают, — прокомментировал король.

— Он спас Шингвана, Мичжу и Хёнсук, — рассказал глава «Ёнккори». — Он не позволил Ким Шингвану умереть, хотя Сукчжон приказал ему убить его. Он поддерживал Хёнсук, когда Сукчжон унижал её. Мичжу... Он избавил Мичжу от тяжёлой жизни с этим тираном.

Ничего не говоря, Ли Донмин протянул Чхве Киндэ прощальное письмо от Пак Тхарана; прочитав его, отец Мичжу задал вопрос:

— Вы никому не сказали о секрете Мичжу?

— Я об этом никому не говорил. Всё равно никто не поверит. Поначалу решил, что это выдумка, но вспомнил, что хён всё время отвергал О Хэналь, которая была в него влюблена. Ему хотелось жениться на королеве в соседнем государстве. Ни больше, ни меньше. Но почему-то ему понравилась Пак Мичжу. Тогда я не понимал, почему хён выбрал Пак Мичжу, а не О Хэналь, которая была влюблена в него? Пак Мичжу красивая, О Хэналь тоже была красивая; Пак Тхаран министр финансов, а О Ёнчхан глава королевской академии. Но после этого письма всё понял. Она ёчжон, поэтому он стремится жениться на ней. Она была влюблена в него. Министр Пак и я говорили Ким Шингвану, чтобы он оберегал Мичжу от него.

— Во время дороги она полюбила Ким Шингвана, — изрёк Чхве Киндэ. — Когда она после того путешествия вновь встретила Сукчжона, поняла, что он ей неприятен, но ей нужно было узнать его планы. Она, Хон Чунгэ и Хёнсук сбежали. Ким Шингван им немного помог.

— Я не ожидал такого поворота событий. Не думал, что встречу настоящую ёчжон. Не думал, что встречу вживую Чхве Киндэ, который остался жив, хотя по бумагам утонул в водах Хвагикана. Я не ожидал, что Пак Мичжу окажется ёчжон и ещё вашей дочерью. Теперь понятно, из-за чего погибла ваша жена. Из-за алчности Шим Чоныль. Она уже себя наказала. Я должен вам сообщить, господин Чхве, одну новость. Я нашёл и наказал убийцу Квон Хисока с его семьёй, Ом Хёнчжина, Пак Тхарана, Чон Ачжуна, родителей Ким Шингвана. Это Чха Гималь. Я читал его дневник. Это чудовище, которое лишь внешне человек, даже не раскаивалось в содеянном. Он напоминает Эдолфа Гилберта из Маритаима, который семьдесят лет назад создал свою империю и решил, что в этом мире есть место только голубоглазым блондинам, а нас не должно быть. Он сжигал людей в огромных печах, пытал их. А учёный Джозеф Милтон ставил бесчеловечные опыты на людях. Эдолф Гилберт и его прихвостни плохо закончили — они приняли яд, когда поняли, что проигрывают сариматийцам, которые боролись с ними и победили. Чха Гималь ничем не отличался от него, только в его мире крестьянам не было места.

— Его дневник предоставил вам Хон Чунгэ, — сообщил глава «Ёнккори». — За день до гибели Пак Тхарана он обыскивал дом Чха Гималя, ибо подозревал его в преступлениях. Убивать его не стал, иначе будут непонятны его грехи. Он видел, как вы начали управлять страной, и тайно обыскав его дом, украл оттуда его дневник. Когда Мичжу прикоснулась к его руке, увидела, как Хон Чунгэ читал эти паскудные записки сумасшедшего. Больше всего его поразила гибель родителей Ким Шингвана. С каким наслаждением этот нелюдь описывал, как жёг мальчишке лицо. Сообщи им эту новость. Они должны точно знать, что с убийцей покончено, и он больше не тронет их.

Поклонившись, король вышел из комнаты в лёгком шоке. От такой правды у него закружилась голова. Это было невозможно. Ему хотелось думать, что всё это сон, что всё это привиделось, но это был не сон — это была жуткая и сама по себе абсурдная правда. С этими мыслями Ли Донмин встретил Шингвана с Мичжу и прокомментировал:

— Когда подъехал и увидел вас, даже удивился, что вы теперь любите друг друга. У меня для вас радостная новость. — С этими словами король показал Пак предсмертное письмо её отца.

Девушка читала письмо. Когда дошла до строк, где раскрывался главный секрет Мичжу, она почувствовала, как по щеке невольно покатилась слеза.

— Отец... Вы знали, что я не ваша дочь, но воспитывали меня... Знали мой возможный секрет, но никому, кроме короля, не рассказали его...

— Значит, того подонка, что убил моих родителей и других ни в чём не повинных людей, казнили, — заявил Ким. — Жаль, что я не видел, как он сдыхал. Я бы посмотрел в его глаза, когда он висел в петле и мучился в агонии. Видимо, даже это не залечило бы мою рану, и она теперь всю жизнь будет болеть, когда вспомню родителей.

— Оппа, я тебя понимаю, — вмешалась Мичжу. — Когда Шим Чоныль повесилась, я плакала, ибо считала её своей мамой. Но когда узнала правду о своём рождении, понимаю, с какой страшной болью началась моя жизнь. Шим Чоныль сама себя наказала, но этот шрам на душе навсегда останется со мной, и его не залечишь.

— Мичжу, давай просто вспоминать наших родителей добрым словом, — изрёк Шингван. — Они не обрадуются, если мы будем постоянно плакать. Их убийцы получили своё наказание. А мы будем жить дальше без оглядки на прошлое. Что скажут наши родители, если увидят, как мы грустим?

— Ты прав, оппа, — улыбнулась Пак, взяв его за руку и гладя его ладонь.

Ли Донмин направился в свои временные покои. Мичжу и её телохранитель направились к балкону, и им навстречу шла Юнхён. Пак вспоминала её, но ничего хорошего не могла воскресить в своей памяти: ещё в раннем детстве Чха не хотела с ней дружить и всё время хвасталась новыми куклами или платьями, которые сшила ей няня, и сравнивала себя с другими в свою пользу, что раздражало Мичжу.

— Пак Мичжу, это точно ты? — задала вопрос Юнхён и прокомментировала увиденное без капли иронии: — Неожиданно, что ты влюбилась в телохранителя. Вы так красиво смотритесь.

— Да? Думала, что ты начнёшь острить и сравнивать моего оппу со своим.

— Думаешь, теперь это мне интересно? Кстати, Мичжу, прости меня за то, что мой отец убил твоего. И ты, телохранитель Ким, прости меня за то, что мой отец замучил и убил твоих родителей, а тебе оставил этот шрам.

— Госпожа Чха, вы не виноваты, что ваш отец оказался таким чудовищем. Насколько мне известно, он и вас постоянно унижал и колотил. Вы такая же его жертва, как и я.

Ничего не говоря, Юнхён заплакала от нахлынувших воспоминаний о постоянных издевательствах, оскорблениях и унижениях, которые постоянно терпела от отца; Мичжу погладила её по голове и утешала девушку:

— Я никого ни с кем не сравниваю, поэтому не плачь. Ты ни в чём не виновата. Ты не стала такой, как твой отец. Кстати, как ты вышла замуж за Чжин Ёнби?

— Он нашёл меня, когда я сбежала из дома и плакала от обиды. Ёнби-оппа лечил мои раны и отвёз меня к лучшему другу Сонки-оппе, с которым познакомился ещё в Нунбушине. Эта кисэн Кан Чжеби попыталась к нему пристать, но Ёнби-оппа не поддался. Какой был ужас, когда мы узнали, что мой отец убийца; но какое было счастье, когда этого нелюдя казнили. Мне было стыдно перед Сонки-оппой так же, как перед вами.

— Всё позади. Он вас не тронет, госпожа Чха, — изрёк Шингван.

— Как тебе твой оппа? — задала вопрос Мичжу, решив отвлечь девушку от мрачных воспоминаний.

— Он хороший человек, он заботится обо мне и всегда защищает меня, но я его не люблю. Мы с ним мало знакомы, а замуж вышла только для того, чтобы сделать отцу назло. Думала, что в браке почувствую себя такой защищённой, только боялась, что отец нас с оппой убьёт.

— Знаешь, онни, я своего оппу поначалу четыре года недолюбливала, а потом, когда он столько для меня сделал, поняла, что жить без него не могу. Возможно, и к тебе это придёт со временем.

— Надеюсь. Сейчас мне нужно идти. Мой муж ждёт.

Юнхён отправилась к себе с ощущением, словно камень с плеч упал. Мичжу смотрела ей вслед и говорила:

— Вот бы ещё Аксан-онни так встретить. Уже столько времени живу в Ханманчжу, но так её и не встретила, потому что не знаю, где она сейчас живёт. Возможно, она так же сбежала от своего отца, ибо тому вряд ли понравится зять-крестьянин.

— Возможно, ты её скоро увидишь. Может, она тоже, как и мы, где-то скрывается, когда узнала, что на её отца покушаются.

— Мне с тобой, Чунгэ и Хёнсук хорошо, но так хочу узнать, как Аксан-онни живёт сейчас. Счастлива ли она с мужем-плотником?

— Скоро мы это узнаем, — улыбнулся Шингван и, обнимая Мичжу, отправился с ней в их спальню.

С хитрой улыбкой Пак закрыла дверь на ключ, чтобы им никто не помешал, чтобы никто не нарушил их покой. Ким обнял девушку и, гладя её щёку, крепко целовал; она ласкала его шею кончиками пальцев, вцепилась в его волосы и, взъерошив их, развязала повязку на голове и распустила его высокий хвост. Шингван крепко целовал её подбородок и шею сверху донизу и прервал ласку. Гладя его длинные жёсткие волосы, Мичжу коснулась губами его щеки и прошептала:

— Стань моим первым мужчиной. Знаю, что мне будет больно, но я готова к этому. Не бойся причинить мне боль — потом всё будет хорошо. Я хочу быть с тобой.

Ничего не говоря, Ким развязал и снял с девушки чогори, обнажая её бюст, прикрытый цветным корсетом для женской груди; Пак сняла с него пояс, топхо и, скинув рубаху, открыла его подтянутый торс. Глядя на шрамы, украшавшие его живот, Мичжу гладила их, стараясь не вспоминать тот момент, когда чуть не потеряла своего любимого телохранителя; Шингван легонько сжимал её грудь, прикрытую тканью, нащупывая самую чувствительную часть, отчего девушка ощутила небольшое смущение и лёгкое желание. Влюблённые потянули завязки на чхиме и пачжи и сбросили с себя одежду.

Молодые люди разделись донага. Шингван уложил Мичжу на татами и целовал её шею, ключицу, спускаясь ниже и ниже, пока не дошёл до груди. Пак гладила его голову, ероша волосы, и ощущала нарастающее удовольствие внизу живота, когда Ким по очереди ласкал её соски, щекоча их языком, чтобы доставить любимой больше наслаждения.

Оторвавшись от её сосков, Шингван целовал ложбинку меж её грудей и, поглаживая талию, ласкал губами плоский живот, пока не добрался до самой нежной части её тела. Кончиком пальца Ким гладил лоно девушки, водя по нему кругами, медленно доводя её до пика; глядя, как любимая наслаждалась его ласками, юноша ощутил сильное возбуждение и страстное желание заполнить её собой. Чувствуя надвигающееся удовольствие, Мичжу согнула колено, поддалась вперёд, двигая бёдрами, извиваясь словно змея, и, когда её ноги задрожали, постепенно достигла финала; Ким ощутил, как пролился сам, без каких-либо прикосновений, наблюдая, как любимая наслаждалась его лаской.

Придя в себя после пика, Шингван развёл девушке ноги и, наклонившись к ней, приподнял бёдра, крепко поцеловал лоно, ощущая сладкий для него вкус возлюбленной, и щекотал его языком, водя кругами; Мичжу выгнула спину как кошка, вцепилась в волосы возлюбленного, и тихий стон вырывался из её уст. Разумом Ким понимал, что сделает больно любимой, но страсть затмила все его мысли, и он вновь чувствовал непрерываемое наслаждение и желание в своей плоти, готовое вырваться из него. От его нежных ласк девушка снова дошла до финала и сомкнула ноги, сжимая голову юноши. Оторвавшись от её лона, Шингван снова целовал Мичжу, отвлекая её; она ощутила вкус своего тела на его устах и ответила на ласку. Ким очень медленно, без резких движений входил в неё, и Пак напряглась от ожидаемой боли.

— Расслабься и успокойся, — шептал ей на ухо юноша. — Знаю, что тебе неприятно. Потерпи.

Чувствуя его в себе, Мичжу вскрикнула, словно в неё воткнули острый нож, и на её глазах невольно появились слёзы. Шингван не отпускал её, чтобы любимая привыкла к новым для неё ощущениям.

— Прости, — прошептал Ким. — Знал, что сделаю тебе больно, и всё равно пошёл на это.

— Я рада, что это сделал ты, — ответила Пак, стараясь расслабиться.

Когда боль медленно отступила, Шингван медленно вышел и снова не торопясь вошёл в неё, стараясь быть нежным для любимой; Мичжу расслабилась и вцепилась в неровную от шрамов кожу спины своего телохранителя, оставляя на ней небольшие царапины. Ким двигался медленно и плавно, наслаждаясь необычными для него первыми моментами нового опыта в близкой любви; Мичжу не двигалась и получала лёгкое удовольствие от его медленных ласк; стон вырывался из её уст, словно её душа пела. Юноша гладил её талию, помогая ей попасть в его ритм, и постепенно ускорял движения, отчего неторопливо приближался к финалу. Пак чувствовала медленно нарастающее возбуждение и сама ускорила движения бёдрами, не попадая в его такт.

Потеряв над собой контроль, Шингван ощутил, как его ритм стал резким; вскрикнув от внезапно поразившего его подобно молнии пика удовольствия от близкой любви, Ким с большой неохотой медленно покинул её лоно. Почувствовав дрожь в ногах от нахлынувшего наслаждения и тепло от его семени в себе, Мичжу достигла финала, от которого чуть не потеряла сознание, громче застонала, отпустила любимого и ощутила сладкую истому от первого опыта. Пак не могла понять, что с ней происходило; перед её глазами плыли цветные пятна. Тяжело дыша от усталости и переизбытка гаммы чувств, Мичжу не могла подняться. Ким погладил её лоб, на котором выступила испарина, и прошептал:

— Надеюсь, что тебе было хорошо со мной.

— Я многое пока не понимаю, — тихо проговорила Пак.

— Ничего страшного — вместе мы постепенно научимся близкой любви.

Мичжу обняла Шингвана и гладила его спину; укрывшись одеялом, Ким заключил её в свои объятия, словно хранил рядом с собой самое ценное сокровище. Пак расслабилась и задумалась о пережитом первом опыте. Она отдала свою девственность родному для неё человеку, который крепко прижимал её к себе и наслаждался ею, подарив ей своё семя. Молодые люди понимали, что зашли слишком далеко, но это только радовало их, лишь ещё сильнее сблизив две родственные друг другу души со своими радостями и печалями. Мичжу от приятной усталости уснула в объятиях Шингвана, и тот, улыбаясь, провалился в сон вместе с ней.

Тем часом после прогулки Чунгэ и Хёнсук направлялись в свою комнату, и Чжеби перегородила им дорогу. Приторно улыбаясь, кисэн положила ладони Хону на плечи и проворковала:

— Оппа, ты помнишь меня? Помнишь, как нам было хорошо с тобой?

— Нет, не помню! — отрезал Чунгэ и сбросил её руки. — А теперь уходи! Мне не о чем с тобой разговаривать.

— Как это? Помнишь, как мы ночью гуляли по Нунбушину и смотрели на звёзды, мечтали о свадьбе. Я была бы в красном хвароте и хвангане на голове, а ты был бы в синем кванбоке и конрёнпхо на голове.

— А ты помнишь, как мне одна твоя подруга Хам Сольхи рассказала, что ты частенько пристаёшь к женатым мужчинам, не стесняясь даже присутствующих жён? И ещё любишь говорить, что жена не железная гора — отойдёт! Ты постоянно изменяла мне, говорила гадости обо мне за спиной, искала «лучшего» богатого мужчину, обманывала меня, требовала от меня подарки, внимание и многое другое. Ненавижу тебя. Поэтому я тебя бросил.

— Оппа, это в прошлом. А сейчас я хочу быть с тобой.

— Оппа, что случилось? — оживилась Хёнсук.

— Это твоя новая подруга? — спросила Чжеби, обратив внимание на спутницу своего бывшего жениха. — Лучше никого не мог найти? Чем она лучше меня? Она страшная и к тому же служанка.

— Она меня не обманывает, уважает и ценит как человека, а не как фрукт на дереве, — изрёк Чунгэ. — Сорвать, когда наступит голод. Съесть. Выкинуть косточку.

— Она тебя ценит? — мерзко ухмылялась Кан. — Эй, онни, а ты знаешь, что Чунгэ частенько занимался близкой любовью с разными женщинами? Иногда с одной, а иногда с двумя. Он и тебя использует, дурочка! Ты ему веришь? Наивная!

— Я тебе не онни! — отрезала Хёнсук и задала вопрос Хону: — Оппа, это правда?

— Чжеби, уходи из этого дома! — потребовал Чунгэ. — Уходи и оставь нас с Хёнсук в покое! Ты сама всё разрушила, и теперь дальше ищи «лучшего» мужчину, которого ты достойна. А из-за тебя я не доверял женщинам, поэтому пошёл по рукам. Пошла прочь из моей жизни! И больше не возвращайся.

— Ничего, оппа, ты ещё за это ответишь, — прошипела кисэн и, собрав свои пожитки, вышла из дома Чхве Киндэ.

— Оппа, а это правда, что ты занимался подобным? — задала вопрос Хёнсук, когда они с Чунгэ зашли в покои.

— Я не лгал тебе, когда сказал, что у меня было много женщин. Но я никому не изменял. Ни Чжеби, ни тебе.

— Знаю, что это не моё дело, но что у вас случилось? — продолжала сыпать вопросами служанка.

— Когда мне было двадцать лет, я познакомился в доме кисэн с Чжеби. Я был юн и не имел опыта общения с девушками, поэтому связался с ней. Поначалу было всё хорошо, но потом Хам Сольхи, её подруга, многое о ней рассказывала, но я не верил ей. Чжеби ищет богатого мужа, постоянно пристаёт к женатым мужчинам и говорит, что жена не железная гора. Видимо, она думала, что больше достойна этого мужчины, чем та жена. Она постоянно врала мне, говорила, что любит меня, а за спиной говорила гадости обо мне. Постоянно требовала к себе внимание и подарки. Приходилось грабить людей, чтобы ей угодить. Убедился в правдивости слов Сольхи, когда Чжеби при мне напилась тохвачжу и приставала к одному господину. Тогда я вспомнил всё, что рассказала Сольхи, и то, как Чжеби замучила меня своими требованиями что-то для неё делать или просто уделять ей внимание. Спустя два года после знакомства я просто ушёл от неё. Когда Мичжу рассказывала, что Чжеби приставала к Шингвану, я не понял, почему она выбрала его, ведь он простой телохранитель и тогда ещё не был в отношениях, но потом до меня дошло — из-за его голоса, а поёт он просто волшебно. Видимо, углядела выгоду в его лице — благодаря его голосу и умению петь заработала бы больше денег.

— Ты со мной дружишь потому, что тебе удобно? — продолжала Хёнсук.

— Нет. Я тебя люблю. Я хочу жениться на тебе. Знаю, что недостоин такой женщины, как ты, потому что развлекался с разными кисэн. После расставания с Чжеби я не мог доверять женщинам, поэтому относился к ним так. Но я вижу, что ты не такая. Ты достойная, и за это я тебя люблю. Я не жду твоей любви — просто люблю, не нуждаясь в ответном чувстве, как поёт Шин Сыльгам.

Девушка задумалась над рассказанным и понимала, что каждый имеет право на ошибку. Мичжу грубила ей и Шингвану, но признала, что была неправа, и исправилась. Чунгэ по неопытности связался с корыстолюбивой девицей, которая на протяжении двух лет выматывала его душу; спас Сукчжона, и тот использовал его хорошее отношение, превратив в машину для убийств; он признал, что был ведомым, поэтому ушёл от тех, кто нагло сидел на его шее, при этом унижая его за спиной. Хёнсук не испытывала сильной любви к Чунгэ — ей просто было жаль его как человека, пытавшегося хоть для кого-то быть хорошим, но не получавшего нужной отдачи.

Ничего не говоря, служанка обняла наёмника и гладила его волосы; Чунгэ прижал любимую к себе и щекотал её спину, водя пальцем по позвоночнику. Хёнсук отстранилась от него и, гладя его плечи, сказала:

— Понимаю, что ты хочешь любить и быть любимым. Но не могу сказать, что люблю тебя. Раньше я тебя боялась, а теперь мне просто жаль тебя. Мне жаль, что ты постоянно пытался быть хорошим для тех, кто это не ценил. Когда я смотрю на твои шрамы, мне становится тяжело на душе — ты столько страдал, тебе было больно. Из-за того, что не чувствую к тебе любви, мне стыдно перед тобой. Я не заслужила такой любви, какую даёшь мне ты, оппа. Я могу выйти за тебя замуж, но будем ли мы счастливы в браке?

Служанка горько заплакала от нахлынувшего чувства вины перед Чунгэ; Хон вновь обнял её и, гладя её голову, прижимая к сердцу, успокоил её:

— Хёнсук, ты не виновата. Просто это у тебя впервые, и ты не знаешь, что такое любовь. Всё придёт со временем. Я готов подождать. Главное, что ты хорошо ко мне относишься. Большего я никогда не жду. Когда всё закончится, мы поженимся.

Девушка обвила его руками и ощущала, как стучит сердце наёмника от этих объятий. Она рада была бы подарить ему любовь, если бы могла, но её душа была глуха к этому, хоть уважала и ценила этого человека. Не за поддержку и желание прийти на помощь, не за умение доставлять удовольствие. Просто за то, что этот человек стал для неё самым близким. Хёнсук решила, что просто будет с ним, чтобы помочь ему удержаться на этом свете, чтобы он не попадал в неприятности из-за своего желания кому-то угодить. Он и так из-за этого настрадался за всю свою жизнь.

В это время Чжеби, обиженная на отвергнувшего её Чунгэ, направилась во дворец правившей когда-то династии Квон. После побега невесты, главы наёмников и служанки Сукчжон был страшно разозлён, из-за чего сражался с наёмниками-новобранцами, обучая их всем навыкам агрессивного ведения боя, чему его когда-то учил Хон Чунгэ.

— Старые знакомые? Неожиданно! — с усмешкой заявил принц, увидев Чжеби.

Когда-то он тоже предавался любви с этой кисэн, получая незабываемое удовольствие от её умелых ласк за спиной своего теперь уже бывшего наставника и своей невесты. Сукчжон тогда думал, что вряд ли будет вытворять с Мичжу то, что любил делать с Чжеби. Когда Кан сбежала из-за постоянных жалоб посетителей дома кисэн, Ли даже соскучился по ней, ибо ни одна девушка не могла доставить столько удовольствия, сколько доставляла она.

— Ваше Высочество, я должна вам сказать кое-что.

— Ты вовремя пришла, Чжеби. Как раз ты мне нужна. Когда сбежала Хёнсук, мне не хватает кухарки. А ты неплохо готовишь, насколько я знаю. Заодно и сделаешь мне приятное, а то я соскучился по твоим ласкам.

Сукчжон и Чжеби зашли во дворец. Кан наготовила разных закусок и заварила чай с чабрецом. Ли помнил, что эта девица родом из знатной семьи, а в дом кисэн в четырнадцать лет убежала из-за ссоры с отцом, который любил её оппу больше, чем саму Чжеби. Прошло время, и Кан познакомилась с пришедшим в дом кисэн ради интереса Хон Чунгэ, который стал её первым мужчиной. Чжеби обманывала человека, искренне полюбившего её, и изменяла ему с его учеником, не считая, что делала что-то плохое.

Принц с кисэн пили чай, вспоминая былые времена в Нунбушине, и юноша впервые за всё время пребывания в Ханманчжу ощутил такое счастье, что встретил родственную душу.

— Чжеби, я не ожидал, что ты ко мне придёшь. Как раз этот идиот Чунгэ как влюбился в ту уродину Хёнсук, так разум потерял — предал меня и где-то скрылся.

— Ваше Высочество, вы ещё не знаете, где он? Я вам скажу. Он находится в большом лесном доме, где живёт Чхве Киндэ.

— Чхве Киндэ!? — удивлённо переспросил Сукчжон. — Этот бездарь безголосый давно уже утонул! Тебе не показалось? Ещё знаю, что его песню о солнце перепела кисэн На Дари, которая ещё что-то написала о дующем с моря ветре и о прекрасном мужчине, от которого хотела сына и дочь. А его песню о кукушке перепевали почти все певцы Ачимтэяна, но больше всего меня бесит эта орущая кисэн Ким Сохён. Она свои песни как выкрикивает, а эту орала, как резаная.

— Нет, не показалось. Он жив. И теперь у него своя группировка. «Ёнккори». У него Хон Чунгэ, Хёнсук, Пак Мичжу, Ким Шингван. Я сегодня приехала в Ханманчжу. Со мной были Ом Сонки, Чжин Ёнби, Лим Намчжун, Мин Кансун и Чха Юнхён. И ещё там Его Высочество Король и Её Высочество Королева.

— Как ты смеешь так называть этого урода и эту грязную крестьянку?! Здесь я должен быть королём, а не этот идиот! Что ты ещё сказала? Шингван тоже жив? Этот гад Чунгэ не выполнил мой приказ? Ну ничего — я сам его прикончу. Мне только нужно время, чтобы мои наёмники хорошо натренировались и смогли раздавить их как клопов. И Мичжу будет моя. Я её запру в комнате, и она родит мне троих детей.

— Ваше Высочество, а как же я? — задала вопрос Чжеби. — Я же тоже из знатной семьи.

— Ты будешь моей самой любимой наложницей. Ты же знаешь — король больше любит наложницу, а на королеве женится лишь по расчёту.

Заговорщики смеялись, предвкушая предстоящее осуществление всех желаний: Сукчжон жаждал поскорее занять трон, а Чжеби — стать наложницей короля и, возможно, даже стать королевой, если повезёт, и её повелитель увидит в ней женщину, хорошего человека и друга, а не просто игрушку.

Шла неделя. Сукчжон готовился к борьбе за власть, вербуя молодых мальчиков из близлежащих деревень, обещая им богатство и славу, и обучал их всему, чтобы те стали могучими воинами, способными расправиться с любым противником. Шингван наблюдал за этим, забравшись на большое раскидистое дерево, и запоминал численность новых наёмников противника, приёмы, которыми их обучает новый наставник Чо Хансан, ярый противник Чунгэ. Спустившись с дуба не без помощи силы Мичжу, Ким брал её за руку, и влюблённые вместе перемещались в комнату Чхве Киндэ, где докладывали главарю обо всех действиях Сукчжона, Чжеби и наёмников. Ли Донмин, Сонки, Ёнби, Намчжун, Кансун и другие наёмники тренировались у Чунгэ, оттачивая боевые навыки для предстоящего сражения. Хван Чжакму, Хёнсук и Юнхён помогали Чжисон на кухне. Хон не удивился, узнав, что Чжеби добровольно живёт у Сукчжона, и осознавал, что они теперь его обсуждают за спиной и вытворяют в постели такое. Ким ковал новое оружие: мечи, кинжалы, сурикомы; вспомнив, как в лесу на него с госпожой напали три аро, юноша сделал кастеты, добавив шипы на пальцах, чтобы одним ударом поразить противника.

В один прекрасный июльский вечер Шингван и Мичжу прогуливались по лесу, наслаждаясь общением друг с другом. Вечернее солнце согревало своим нежным теплом, словно дарило им приятное настроение. Пак держала Кима под руку, прижимаясь к нему, и улыбалась от счастья; юноша гладил ей плечо и руку, щекотал ей шею и подбородок. Неожиданно Мичжу ощутила, как её голова слегка закружилась, и поняла, что поблизости другая ёчжон. Молодые люди заметили ещё одну влюблённую пару: девушка в синей чогори, украшенной серебристыми узорами в виде цветов, и белой чхиме шла под руку с молодым человеком в хлопковой синей рубахе и алых пачжи. Незнакомка носила в низком пучке медную блестящую пинё с ручкой, украшенной рубинами, говорящую о том, что владелица замужем.

— Оппа, знаешь, в этом доме живёт призрак старого воина, который погиб во время восстания. Он мёртв, но его душа оживает, когда в стране наступают тяжёлые времена.

— Аксан, ты очень интересно рассказываешь легенды о ёчжон, о призраках и других мифических существах. Тебе впору сказки писать, — восхищался девушкой её супруг.

— Аксан... — прошептала Мичжу и, поманив с собой Кима, приблизилась к супругам и задала вопрос: — Вы Ма Аксан? Я не ошиблась?

— Да, я Ма Аксан. Дочь главы Ханманчжу Ма Дамчхи. А вы кто? Я вас где-то видела. Вы кажетесь мне знакомой.

— Онни, я Пак Мичжу. Помните ту маленькую любопытную девочку, которой вы любили рассказывать разные легенды? Это я.

— Мичжу! — улыбнулась Аксан. — Как ты выросла! Какая же ты красивая стала. А кто этот юноша? Твой жених?

— Да, онни, это мой жених Ким Шингван. Он у меня был телохранителем, но по дороге мы с ним сблизились. Собираемся пожениться, когда победим Сукчжона.

— Я уже вышла замуж. Это мой муж Нам Чжапён. Его мать родом из Тянся, поэтому так назвала его. В переводе с тянсянского его имя означает «верный друг».

— Очень приятно, — улыбнулся Чжапён и поклонился.

— И мне приятно познакомиться. — Шингван кивнул Наму в ответ.

— Вы тоже скрываетесь? — задала вопрос Мичжу.

— Отец сказал, чтобы мы покинули город, иначе можем быть в опасности. Когда в Ханманчжу прибыл Сукчжон, он сказал нам скрыться в деревне, чтобы нас не нашли. Недавно на него напали, и он усилил охрану.

— Как твой отец относится к Чжапёну? — продолжала интересоваться Пак.

— Поначалу он не мог принять его. Во-первых, сын плотника и поварихи, а во-вторых, наполовину ачимтэянец, наполовину тянсянец. Но он сказал мне одно — если твой муж тебя словом или делом обидит, то я всегда защищу тебя и никому не позволю сделать тебе больно. Отцу не нравился мой муж, но когда он поближе с ним познакомился, понял, что важны не богатства, а хорошая душа. Чжапён не сидит без дела, поэтому мы не голодаем. Он плотник. Умеет делать разные фигурки.

— Я знала, что встречу тебя здесь, онни, — улыбнулась Мичжу. — Отец говорил, что Ма Дамчхи управляет Ханманчжу. Когда шла сюда, надеялась встретиться с тобой. Не думала, что ты уже замужем.

— Чжапён-хён, вы умеете сражаться? — задал вопрос Шингван.

— Я владею мечом и санчжольгоном , — ответил Нам. — Мой дед со стороны матери обучил меня этому. Раз вы хотите победить Сукчжона, то я с вами. Это мой долг — спасти Ачимтэян, Тянся и другие страны от него, пока он не захватил всё и не устроил беспорядки.

— Мой отец надёжно защищён, но долго ли продержится эта оборона? — изрекла Аксан.

— К тому же Сукчжон готовит новых наёмников из парней в окрестных деревнях, — вставил Ким. — Их будет больше. Мы должны будем защитить вашего отца и короля.

— Онни, ты тоже ёчжон? — шёпотом задала вопрос Пак, когда молодые люди направились в дом Чхве Киндэ.

— Я в четырнадцать лет открыла в себе этот дар. Мне было страшно из-за своей магии, но потом приняла её. Не так уж и плохо быть ёчжон. Особенно сейчас.

— Я тоже ёчжон. Кстати, в этом доме живёт Чхве Киндэ. Он знает мою тайну, поэтому можно сказать ему, что ты ёчжон.

Молодые люди быстро пришли в убежище и тренировочную базу. Представ перед главой «Ёнккори», Чжапён поклонился и сообщил:

— И мы с Ма Аксан, моей супругой, вступаем в «Ёнккори», чтобы победить Сукчжона. Я владею мечом и санчжольгоном, а госпожа Ма является ёчжон.

— Это очень хорошо, когда в нашем отряде две ёчжон, поэтому мы точно победим, — обрадовался Чхве Киндэ. — Мы обязаны спасти Ачимтэян.

— Сукчжон не знает о нашем секретном оружии, — улыбнулся Нам.

Договорившись, молодые люди вышли из комнаты и отправились ко всем остальным участникам «Ёнккори».

— Знакомьтесь! — улыбнулась Мичжу. — Это новые члены «Ёнккори». Ма Аксан и Нам Чжапён. Скоро мы победим Сукчжона.

— Очень приятно вас встретить, госпожа Ма, господин Нам, — улыбнулся Ли Донмин. — Судя по тому, что Кан Чжеби у Сукчжона, он знает, где мы находимся. Он готовит армию наёмников, но мы сумеем его победить. Нужно дождаться, когда он на нас нападёт, а мы уже будем готовы отразить атаку. Он слишком самоуверен.

— Я его не всем приёмам обучил, — сообщил Чунгэ. — В основном для самообороны. Я это сделал, чтобы поднять его самооценку. Шингван, помнишь, как ты показал ему суриком, а он его испугался? Он не знает всех видов оружия, которыми обладаем мы.

— У него в армии нет ёчжон, — добавила Мичжу.

«Поэтому победа будет на нашей стороне», — про себя подумал король.

После знакомства Чунгэ предложил Чжапёну сразиться, и Нам подготовил санчжольгон. Молодые люди вышли на площадку для сражений. Хон приготовил свой меч, и Чжапён, уворачиваясь, напал на него со своим оружием. Чунгэ атаковывал Нама, и тот защищался, отмахиваясь стальными стержнями, соединёнными прочной цепью. Хон замахнулся, и Чжапён, остановив лезвие санчжольгоном, оттолкнул противника.

— А ты хорошо владеешь этим оружием. Ты просто создан для «Ёнккори». Словно Унмёнъёшин благоволит нам. С таким противником мы точно победим Сукчжона.

— Да, хён-ним. Важно не количество воинов, а навыки, которыми обладают эти воины. Так говорил император Лань Чжицзян, правивший Тянся сто лет назад.

— Сукчжон, точнее, Чо Хансан учит их сражаться, только как?

— Он знает только половину из того, что знаю я. Я обещал своему мастеру Мин Чанмолю не передавать все свои знания своим ученикам. Его нет в живых, но я своё обещание сдерживаю.

— Ваш мастер был мудрым человеком, раз дал такое наставление, — улыбнулся Чжапён.

Наступал конец июля. Пока Сукчжон готовился напасть на дом Чхве Киндэ, «Ёнккори» не теряли время — усердно тренировались и совершенствовали свои навыки. Сын короля и наложницы должен был скоро нанести удар, чтобы лишить Ачимтэян защиты в лице короля и его свиты, а позже разделаться с остальными сторонниками Ли Донмина и его реформ улучшения качества жизни крестьян, которые он планировал внедрить в законодательство. Война должна была скоро начаться.

Тренировки молодых наёмников шли полным ходом. Сукчжон ходил по площадке и наблюдал, как юноши, прибывшие из разных деревень на заработки, осваивали навык владения мечом, учились метать кинжалы, стрелять из лука. Принц смотрел на небо и про себя размышлял:

«Скоро я стану королём! Жди меня, братец! Скоро ты увидишь, как один за другим будут умирать все близкие тебе люди! Первой сдохнет эта крестьянская шавка, которую ты короновал, а потом твой лучший друг, которым ты так дорожишь! Мичжу будет моей и нарожает мне сильных детей, которые помогут мне завоевать весь мир!»

Чжеби сидела на крыльце и наигрывала на сэнхване бодрую мелодию, чтобы поднять боевой дух молодых воинов. Юноши верили, что они будут сражаться за мир на земле, что они избавятся от власти, которая их угнетает, заставляя жить в нищете и не давая сделать достойную карьеру, из-за чего амбициозные деревенские парни вынуждены влачить жалкое существование, выживая на маленькую зарплату.

Шингван сидел на дереве и наблюдал за мятежником и его «дрессируемыми щенками», запоминая каждое их движение. Дождавшись, когда Сукчжон отвлечётся, Ким спустился с дерева, возле которого затаилась Мичжу. Пак подала возлюбленному руку; молодые люди вдвоём переместились в дом, зашли в комнату Чхве Киндэ и поклонились ему в качестве приветствия. Кроме главы «Ёнккори» их ждали король, королева, Хон Чунгэ, Ом Сонки, Лим Намчжун, Мин Кансун, Чжин Ёнби, Нам Чжапён и Ма Аксан.

— Отец, — начал Шингван, называя так будущего тестя, — Сукчжон тренирует молодых юношей, которых он обманул, пообещав им золотые горы. Он может скоро напасть на нас.

— Мы должны нанести удар первыми! — заявил Чхве Киндэ. — Этот гад специально тянет время, чтобы мы расслабились и потеряли бдительность! Но нет! Мы не будем ждать, когда он на нас нападёт! Мы сами сделаем первый шаг!

— У него очень сильная охрана, — сообщил Чунгэ. — Если мы выдвинемся, то нас могут зарезать. Часть моих наёмников пошла за мной, а часть осталась с ним. Он думает, что большим количеством мальчишек сможет одолеть Его Высочество и всю «Ёнккори». Но он не знает о нашем секретном оружии. Он уверен, что у нас только одна ёчжон.

— Эти мальчишки ещё неопытны. Они мало что смогут сделать против нас, — добавил Шингван.

— Но их очень много, — изрёк Намчжун. — Даже если они неопытны, то мы не сможем им противостоять.

— Лим Намчжун, не стоит нас с Аксан-онни недооценивать, — вставила Мичжу. — Если мы будем применять нашу силу, помогать вам с перемещениями, если в вас метнут пику, останавливать стрелы. Они вооружены до зубов.

— У нас есть бронежилеты, — сообщил Чхве Киндэ. — Мы сможем защититься от стрел, поэтому преимущество на нашей стороне. Наш дом под надёжной охраной — сюда и муха не пролетит. Охранники отслеживают передвижение каждого наёмника.

— Вдруг кто-то наблюдает за нами, забравшись на дерево, — предположил Ким. — Кан Чжеби наверняка сообщила ему о нашем местонахождении.

— Эта девица продастся любому, кто больше заплатит, — проворчал Чунгэ, будучи в обиде на бывшую невесту, предавшую его.

Мичжу пальцем дотронулась до Хона и увидела его воспоминания, которые он хотел забыть, но обида в его сердце воскрешала их снова и снова. Чунгэ сидел в доме кисэн, и Чжеби прямо при нём залпом выпила тохвачжу и приставала к господину, которому наигрывала мелодию на сэнхване. Хон схватил кисэн за руку и, вытолкав её на улицу, закричал на неё:

— Чжеби, что это такое!? Ты что себе позволяешь!?

— Оппа! — заявила Кан, пьяно смеясь, — ты думаешь, что я должна блюсти тебе верность? Пока я ещё не замужем, мне можно всё! И жена не железная гора — отойдёт в сторону! Оппа, ты просто дурачок! Ты годишься лишь для близкой любви и не более того. Думаешь, я за тебя, нищего дурака, замуж хочу? Да кому ты нужен? Всем девушкам нужны красивые и богатые! А ты урод да ещё и нищий. Зато хорошо в постели ублажаешь.

Пак убрала палец и почувствовала себя отвратительно. Когда-то она примерно так же унижала Шингвана и Хёнсук. Мичжу вспомнила заплаканное лицо возлюбленного, когда пробуждала его после тяжёлого ранения, и понимала, как может быть больно человеку, когда его просто так оскорбляют. Ёчжон ощутила всю боль обиды Чунгэ из-за этих слов.

— Мы наблюдаем за тем, что происходит вокруг, — рассказал Кансун. — Нам с Намчжун-хёном приходилось метать кинжалы в деревья, чтобы узнать, нет ли там шпиона. Пока не было, но мы не теряем бдительности.

— Каков наш план действий? — задал вопрос Намчжун.

— Мы нападём на него первыми, пока он не напал на моего отца! — заявила Аксан. — Будем штурмовать дворец, когда будем хорошо подготовлены. Телохранитель Ким, ты должен подготовить нам оружие.

— Я над этим работаю. За неделю изготовил кучу сурикомов, кинжалов, мечей и пик. Уверен, что нам хватит оружия для сражения.

Когда собрание закончилось, молодые люди отправились в столовую обедать. Хёнсук, Юнхён и Чжисон подавали к столу разные блюда. Когда служанка господина Пака села рядом с Чунгэ и Мичжу, ёчжон прикоснулась к ней и увидела её новые воспоминания.

Во время готовки Хёнсук чувствовала себя неважно — болела голова, от запаха еды её воротило и тошнило; девушка присела на кресло, держась за лоб.

— Что с тобой? — задала вопрос Чжисон и, подойдя к девушке, потрогала её руку и прощупала пульс.

Когда-то вдова Чон Ачжуна была помощницей королевского лекаря, но со временем не растеряла свои познания в медицине, поэтому попыталась понять, что происходит с телом Хёнсук.

— Почему мне всё время плохо? — недоумевала девушка.

— Пульс низкий. У тебя будет дитя, — сообщила Чжисон.

Воспоминание оборвалось, и Мичжу убрала руку. Хёнсук ела, как ни в чём не бывало. Казалось, что она в хорошем настроении, но Пак понимала, что её служанка немного нервничает из-за новости о беременности. Когда молодые люди закончили ужинать и разошлись по своим делам, Мичжу остановила Хёнсук в коридоре и задала ей вопрос:

— Онни, ты ничего не хочешь рассказать?

— Ты всё узнала, Мичжу, когда прикоснулась ко мне, — грустно молвила служанка. — Да, я жду дитя. Не знаю, что делать.

— Онни, не переживай. Хон Чунгэ о вас с ребёнком позаботится.

Пак дотронулась до руки Хёнсук и увидела, как Чунгэ обнимал её и, гладя её волосы, говорил:

— Если понесёшь нашего ребёнка, то скажи мне. Я сразу женюсь на тебе, и мы будем вместе растить дитя. Родится мальчик — буду учить его сражаться на мечах. Родится девочка — буду покупать ей ханбоки и плести ей косы, а Шингван сделает ей красивые заколки.

Когда воспоминание закончилось, Мичжу убрала руку и спросила у служанки:

— Почему ты не хочешь сказать Хон Чунгэ, что беременна?

— Я не люблю его. Мне просто его жаль. Его в детстве обижали из-за нежелания дружить, а один раз даже обвинили в краже зерна. Когда он пришёл в Нунбушин, эта мерзкая Чжеби его не уважала и постоянно изменяла ему, а Сукчжон использовал его как ручного пса. Мне стыдно, что я не могу подарить ему любовь. К тому же ему сейчас не до этого. У него долг, ему нужно сражаться с Сукчжоном.

— Это не моё дело, но если с ним что-то случится? Онни, лучше скажи ему сразу, пока не стало поздно.

— Мичжу, только пока никому не говори. Особенно Шингвану. Он будет переживать за меня. Ты же знаешь, что я ему как старшая сестра.

— Ладно. Я никому не скажу. Но ты подумай. Сейчас ты мне напоминаешь меня. Когда мы путешествовали из Нунбушина сюда, я боялась признаться Шингван-оппе в любви. Думала, что он меня не поймёт, хотя знала, что Шингван-оппа давно в меня влюблён. Я не могла перед ним извиниться за все грубости, что наговорила ему. Когда на нас напали, и Шингван-оппа защищал меня, его ранили, и он чуть не погиб. Тогда я испугалась. Думала, что он не очнётся, когда я его вылечила. Только после того, как разбудила, сказала ему, что люблю его. Извинилась перед ним. Онни, ты лучше подумай. Будет хорошо, если сразу всё скажешь. Вдруг потом будет поздно.

Пак ушла к себе, и Хёнсук осталась одна. Прижавшись спиной к стене, служанка поглаживала живот, в котором зародилась новая жизнь, и улыбнулась.

«Да, у меня будет ребёнок. Оппа, что делать? Как я сейчас могу тебе сказать об этом, если ты всё время занят? Но я теперь не одна. Скоро появится ещё один близкий мне человек. Надеюсь, что буду хорошей мамой для него».

Успокоившись, Хёнсук отправилась в покои, где её ждал Чунгэ. Хон обеспокоился, что его возлюбленная странно себя вела, и напрямую задал вопрос:

— Хёнсук, у тебя что-то случилось? Если случилось, то скажи мне. Я сделаю всё, что ты захочешь.

— Всё хорошо, оппа. Всё в порядке, — улыбнулась девушка и погладила щёку Чунгэ, поцеловав его.

Хон про себя усмехнулся, ибо ощущал, что его любимая что-то скрывает, но не стал допрашивать её — пусть она будет готова сказать ему это. Он подождёт. Он всё равно узнает, что скрывает Хёнсук. Но ему нужно готовиться к сражению с тем, кого когда-то спас от смерти и обучил сражаться на мечах, со змеёй, которую пригрел на груди.

Наёмник уснул, и Хёнсук, обняв его сзади, прижалась к его спине, ибо понимала, как сильно нужна этому человеку. Гладя его мускулистое плечо, служанка думала:

«Оппа, тебе нужно выспаться. У тебя и так много проблем, а о моей беременности лучше узнай позже. Пожалуйста, выживи ради меня, ради ребёнка, которого я ношу».

Поцеловав его в шею, Хёнсук крепко уснула, ибо усталость и слабость давали о себе знать. Завтра Чунгэ надо будет снова тренироваться, а она должна работать по дому, помогать Чжисон, хоть вдова отказалась от её помощи, объясняя это тем, что Хёнсук беременна, и ей нельзя много напрягаться.

Наступил новый день. После завтрака молодые воины и ёчжон собрались в комнате Чхве Киндэ, где тот заявил:

— Мы слишком долго тянем время. Сукчжон ещё продолжает готовиться к нападению на Ма Дамчхи и на нас. Мы должны опередить его. У него где-то тысяча наёмников, а у нас всего пятьсот.

— Зато наши наёмники более опытны, — изрёк Чунгэ. — Большая часть моих псов переметнулась к нам, поэтому удача на нашей стороне. Тем более, у нас две ёчжон.

— Я не ощущала возле дворца присутствие других ёчжон, — добавила Мичжу. — Так что мы с ним и его новыми псами справимся.

— Завтра мы должны сами напасть на него. Он будет не готов к такому повороту событий и не успеет подготовить свои войска, — изрёк Шингван. — Нужны годы тренировок, чтобы стать лучшим наёмником, а они за такое короткое время не успеют освоить все азы владения холодным оружием. Новичкам не тягаться с нами. Я видел, что некоторые ещё не могут твёрдо держать меч.

— Но всё равно нам нужна защита, — вставил король. — Завтра мы наденем защитные жилеты под ханбоки и направимся к дворцу, пока Сукчжон что-то не предпринял. Он не ждёт, что мы нападём.

— Вдруг он специально нас обманывает, чтобы мы потеряли бдительность и напали на него, а потом он нас всех убьёт, — осторожно предположил Кансун. — Вдруг это ловушка? Он, может, специально так делал, зная, что ты шпионишь за ним, Шингван-хён?

— Даже если это так, то всё складывается не в его пользу, — продолжал Ли Донмин. — Я знаю своего хёна. Он слишком самоуверен. Если мы внезапно на него нападём, то он запаникует и призовёт всех своих псов. Даже если он ждёт нас, то нам нельзя отсиживаться, пока он планирует мятеж. Битва неизбежна.

— Мы должны напасть на него чего бы нам ни стоило, — продолжал Чхве Киндэ. — Мы обязаны защитить Ачимтэян.

— Завтра утром мы отправимся во дворец, — заявил король.

— Мы не должны ждать, когда его псы снова нападут на моего отца, — вставила Аксан. — Мы в любом случае должны опередить Сукчжона, чтобы ничего не случилось.

— Решено, — изрёк глава «Ёнккори», — завтра утром мы направляемся во дворец.

После обсуждения важного вопроса молодые люди отправились тренироваться, чтобы перед важным для них сражением быть готовыми к любой сложности. Мичжу и Аксан смотрели на наёмников, пробующих свои силы. Чунгэ и Шингван сражались с Чжапёном, защищавшимся от них ловкими движениями санчжольгоном. Сонки, Намчжун, Кансун и Ёнби отбивались от Чхве Киндэ, пытаясь победить его.

— Мальчишки, вы слишком хорошо владеете мечами, — изрёк глава «Ёнккори». — Мин Кансун, ты должен именно так думать, когда собираешься идти против Сукчжона и его псов. Ты не должен бояться.

— Нас Сонки-хён научил так сражаться, — ответил Мин. — Много лет мы учились сражаться, тренировались на мечах, чтобы стать воинами.

— Поэтому вы должны быть уверенными! — продолжал Чхве Киндэ. — Вы должны знать, что всё равно победите Сукчжона чего бы вам ни стоило.

Чунгэ и Шингван нападали на Чжапёна с переменным успехом. Нам вытягивал две стальные дубинки, соединённые цепью и защищался от них, отбивая каждый взмах мечей.

— Хён-ним, — сказал Ким, — этот боец с санчжольгоном далеко пойдёт. Он ещё покажет псам Сукчжона.

— Это точно! Я сам не могу с ним справиться, — добавил Хон.

— В этом и есть всё преимущество санчжольгона, — объяснил Чжапён, — его направление невозможно предсказать.

С этими словами Нам взмахнул санчжольгоном перед носами противников, и те не могли уловить движение дубинок.

— Быстрый, как искра — невозможно уследить, — восхищался Шингван, глядя на мельтешащее перед глазами оружие.

Чжапён схватил санчжольгон обеими руками и вытянул его перед Кимом и Хоном; молодые люди смотрели на дубинки, соединённые цепью.

— Стоит у тебя поучиться, хён, — прокомментировал Шингван.

Мичжу и Аксан наблюдали за происходящим. Пак посмотрела на подругу и задала ей вопрос:

— Онни, ты уверена в нашей победе?

— Я знаю, что удача на нашей стороне, но всё равно волнуюсь, — улыбнулась Ма.

— Я тоже переживаю. Что завтра будет? Но, тем не менее, я знаю, что Сукчжон не сможет свергнуть короля, похитить меня, убить твоего отца, захватить власть в Ачимтэяне и покорить другие страны.

— Я тоже знаю. Победа на нашей стороне.

С этими словами Аксан исчезла из дома Чхве Киндэ и появилась в резиденции градоначальника Ма Дамчхи, своего отца. Подойдя к евнуху Манчжуну, девушка поклонилась и сказала:

— Прошу аудиенции своего отца.

Градоначальник Ханманчжу, высокий седовласый мужчина в чжончагване и сером кванбоке сидел за столом и разбирал важные документы, присланные народом. Евнух Манчжун зашёл в комнату и, поклонившись, сказал:

— Ваша Светлость, госпожа Ма Аксан просит аудиенции.

— Пусть заходит.

Евнух пригласил девушку в комнату, и та, зайдя к отцу, поклонилась и сказала:

— Здравствуйте, отец. Я переместилась сюда, чтобы сообщить важную новость. Завтра утром мы нападём на дворец королей династии Квон, чтобы выжить оттуда принца Сукчжона. Это он организовал на вас покушение. Король и королева тайно прибыли в Ханманчжу, чтобы победить принца. Но, возможно, наших сил будет недостаточно, и нам нужны ваши войска. Нужно напасть на него внезапно. Чтобы он не успел подготовиться к атаке.

— Я отдам приказ своим стражам, чтобы они защитили короля и его войска во время битвы с Сукчжоном и его псами. Только ты не говори королю, что мы придём на помощь, чтобы не давать ему пустую надежду.

— Хорошо, отец. Завтра утром мы начнём бой. Только войска Его Величества будут в ярко-синих чонбоках. Их головы будут повязаны синими лентами.

— Аксан, будь осторожна при использовании своей силы. Ты можешь выдать себя.

— Я знаю, отец, — сказала девушка и, поклонившись, исчезла из комнаты.

Ма вернулась в убежище счастливой, ибо знала, что отец всегда её выручит. Особенно если это касается спасения их родины. В то время его помощь нужна как никогда. Пусть соратники пока не знают, что Аксан попросила отца о помощи. Главное, что потом они будут спасены.

После тренировок счастливые молодые люди отправились ужинать. Следующий день обещал быть сложным, и они решили просто отдохнуть и не думать, что будет завтра, пока не наступит время идти против Сукчжона.

После ужина Чунгэ и Хёнсук остались одни в своей комнатке. Наёмник видел, что служанка продолжала из-за чего-то волноваться — она хотела ему что-то рассказать, но не могла; он решил прямо задать ей вопрос, чтобы успокоить девушку и снять повисшее между ними напряжение.

— Хёнсук, — сказал Хон, обнимая любимую, — я чувствую, что ты что-то скрываешь. Я знаю, что ты не готова мне это сказать, но завтра у нас будет тяжёлый день. Мало ли, что со мной может случиться.

Служанка вспомнила историю Мичжу о её нераскрытом признании в любви, тяжёлом ранении Шингвана, ужасе от возможной потери, и выпалила на одном дыхании:

— Оппа, у нас будет дитя.

— Правда? — улыбнулся Чунгэ, глядя на возлюбленную. — Зачем ты это скрывала, Хёнсук? Я говорил, что женюсь на тебе, если ты скажешь, что беременна. Даже без ребёнка я бы всё равно женился на тебе, если бы ты согласилась. Ты же знаешь, что я всегда сдерживаю свои обещания. Не будь такой скрытной. Если что-то случилось, нужно сразу говорить.

Хон обнял девушку и прижал к себе. Хёнсук обвила его шею и гладила его голову, ероша густые длинные волосы. Ещё никогда она не чувствовала себя счастливой. Впервые служанка поняла, что испытывает к этому человеку не страх, не жалость, не страстное влечение, не просто уважение, а симпатию. Что-то, похожее на настоящую искреннюю любовь.

«Может, это и есть любовь?» — думала Хёнсук и прошептала на ухо Чунгэ: — Оппа, когда ты будешь сражаться с Сукчжоном и его псами, выживи. Пожалуйста, выживи ради меня, ради нашего ребёнка. Вернись ко мне живым.

— Хёнсук, я хочу, чтобы ты жила в любви и заботе, поэтому я сражаюсь ради мира в Ачимтэяне.

Девушка легла спать, и Хон, укрыв её одеялом, лёг позади неё и крепко прижал к себе, согревая в своих объятиях. Хёнсук ощутила облегчение, словно камень с души упал. Чунгэ гладил её живот и про себя размышлял:

«Я должен выжить в этом бою. Должен. Ради этой девушки, которая лежит передо мной. Ради моего ребёнка, что под её сердцем. Раньше я хотел умереть, но теперь у меня появился смысл жизни, без которого теперь не могу».

Тем часом Шингван готовился ко сну. Мичжу расчёсывала свои длинные волосы, заплетённые в низкий конский хвост, и задала вопрос:

— Оппа, ты волнуешься?

— Да, Мичжу. Словно должно произойти что-то особенное. Я верю, что мы победим. Знаю, что мы сможем избавить Ачимтэян от Сукчжона.

— Мы победим, и ты это знаешь. Я верю в тебя, оппа. Я тоже верю в нас и нашу победу, — улыбнулась девушка.

— Знаешь, когда мы шли по дороге от Нунбушина до Ханманчжу, я не волновался, ибо не ждал внезапного появления наёмников или тех злых ёчжон. А сейчас это ожидание. Оно напрягает сильнее, чем возможная опасность.

— Будь уверен — всё будет хорошо. Победили псов Чха Гималя, победили злых ёчжон. Победим и Сукчжона с его псами!

Ничего не говоря, Ким обнял её сзади и коснулся обветренными губами её нежной шеи. Освободившись от его объятий, Пак повернулась к нему и, крепко поцеловав, развязала и скинула с него спальную чогори, гладила его обнажённый торс, ласкала губами его шею, дошла до груди. Юноша снял белоснежные пачжи, раздел девушку донага и водил руками по её стройному стану. Уложив её на татами, Шингван целовал её губы, подбородок, шею, ключицу, грудь и ласкал её соски, щекоча их языком; Мичжу гладила его шрамы на плечах, на спине. Перестав целовать её грудь, Ким медленно водил кончиком пальца по её лону, изредка входя в неё, сильнее распаляя девушку, пробуждая в ней желание; Пак ногтями вцепилась в простыню и змеёй извивалась, ощущая нарастающее удовольствие.

Дойдя до финала, Мичжу поднялась, повалила возлюбленного на татами и, сев на его напряжённую плоть, медленно и плавно двигала бёдрами, словно качалась на речных волнах, ощущая полную свободу; Шингван гладил её ноги, наслаждаясь медленной лаской. Пак прижалась к нему телом и, схватив его за запястья, вытянув руки в стороны, целовала его шею. Убрав его длинную чёлку с правой стороны лица, девушка нежно поцеловала его шрам от ожога и прошептала:

— Не скрывай его. Не стесняйся своего шрама. Для меня ты всё равно так красив, так очарователен.

Поднимая голову от накатывающегося возбуждения, не дававшего ему ровно дышать, Ким поддавался её неторопливым движениям; Пак двигалась, растягивая наслаждение, и тихие нежные стоны вырывались из её уст. Шингван ощутил дрожь в ногах и задёргался от нарастающего неуправляемого пика удовольствия; Мичжу ускорила ритм, извиваясь словно кошка, и медленно пришла к финалу. Молодые люди почувствовали, что уже на грани удовольствия, и перед их глазами всё поплыло; тяжело дыша, Пак упала на татами рядом с возлюбленным.

Переведя дыхание, Ким гладил её вспотевший лоб и поцеловал в щёку; девушка улыбнулась, щекоча кончиками пальцев неровный шрам на его лице. Не думая ни о чём, Шингван и Мичжу укрылись одеялом, чтобы не замёрзнуть, и обнялись, крепко прижимаясь друг к другу, словно боясь разлуки. После близкой любви они ощущали только лёгкость. Напряжение ушло, и им хотелось лишь одного — насладиться друг другом как в последний раз. Казалось, что время остановилось, что этот вечер никогда не закончится, что нет «вчера» и нет «завтра». Есть только «сегодня» и «сейчас».

Всё равно наступил самый трудный для «Ёнккори». Утро перед осадой дворца выдалось напряжённым; молодые люди нервничали, ибо томительное ожидание словно растягивало время, отчего каждая минута казалась вечностью.

— Хоть кто-то выспался? — задавал вопрос Ли Донмин, едя пипимбап.

— Когда уже мы сразимся с этим принцем? — жаловался Сонки. — Я не могу ждать!

— Я тоже, — вторил ему Ёнби. — Не пора ли нам напасть?

— Вы уверены, что хотите напасть на Ли Сукчжона? — задал вопрос Чхве Киндэ. — Сейчас самое время. Когда поедим, наберёмся сил, тогда отправимся к этому самодовольному принцу.

— В конце концов, чего нам бояться? — вставил Шингван. — Мы всё равно сильнее его.

Плотно позавтракав, молодые люди поднялись из-за стола и отправились за оружием. Ким раздавал изготовленные им в кузнице сурикомы, кастеты, пики, щиты, кинжалы и мечи. Все участники восстания оделись в бронежилеты, не позволявшие оружию ранить их, и прикрыли чёрными ханбоками и синими чонбоками. Королева, Мичжу и Аксан оделись в форму наёмников, чтобы одежда не сковывала их движения во время сражения.

Настала пора прощаться влюблённым, которые вынуждены разлучиться. Хёнсук обнимала Чунгэ на прощание и, гладя его щёку, сказала:

— Пожалуйста, возвращайся ко мне. Я буду ждать тебя.

— Я выживу и вернусь к тебе. Обещаю. Только жди меня. — С этими словами Хон обнимал девушку, словно не желая её отпускать.

Юнхён держала Ёнби за руку и водила пальцами по его ладони; Чжин поправил волосы на причёске жены и, глядя в её карие, словно каштаны, глаза, говорил:

— Не беспокойся за меня. Всё будет хорошо. Вместе мы одолеем Сукчжона.

— Ты только будь осторожен, — взволнованно сказала Чха, прижимая его руку к своему сердцу.

Когда девушки попрощались со своими молодыми людьми, пожелав им удачи в бою, Чхве Киндэ, Ким Шингван, Пак Мичжу, Хон Чунгэ, Ом Сонки, Чжин Ёнби, Мин Кансун, Лим Намчжун, Нам Чжапён, Ма Аксан, Ли Донмин, Хван Чжакму и толпа наёмников «Ёнккори» направились в сторону дворца, где Сукчжон завтракал с Чжеби и не подозревал, что на него уже нападают.

Миновав улицы Ханманчжу, «Ёнккори» дошла до дворца некогда правившей династии Квон. Перед оккупированной резиденцией стояли «псы» Сукчжона. Увидев толпу противников, наёмники напали на них с мечами, стреляли из лука, пытаясь их ранить. Шингван, Сонки и Ёнби кинули пики и убили их одним броском в глаз; Чунгэ, Кансун и Намчжун ударили убийц «железными кулаками» прямо в горло, и от удара, усиленного кастетом, противники упали замертво. Чхве Киндэ и Ли Донмин зарубили противников мечами. Силой мысли Мичжу сломала железный замок, отворила тяжёлые ворота, и «Ёнккори» зашли внутрь.

— Эй, Сукчжон! Ты ещё спишь? Не хочешь сразиться с нами? — крикнул Шингван, обнажая меч.

Вместо спесивого принца на крыльцо вышла Чжеби. Увидев толпу наёмников и Чхве Киндэ во главе, Кан отправилась к принцу и закричала:

— Ваше Высочество, на нас нападают! Там Чхве Киндэ и толпа наёмников!

Ничего не говоря в ответ, Ли быстро направился к Чо Хансану, ждавшему приказа, и сурово заявил:

— На нас напал Чхве Киндэ со своими псами. Слушай мой приказ, хён! Нужно похитить и доставить мне Пак Мичжу, и чтобы ни один волос не упал с её головы! Моего братца, его жёнушку и этого урода Ким Шингвана тоже доставь ко мне живыми. С ними сам разберусь. А с остальными пусть твои псы разберутся! Навсегда!

Приняв приказ принца, Чо Хансан, суровый наёмник с грубым выражением лица чудовища, не знающего пощады, направился к выходу. Его старые и новые «псы», жившие во дворце, выбежали во двор и начали сражение с наёмниками Чхве Киндэ и Хон Чунгэ, и те защищались от них щитами, мечами, кинжалами, пиками и сурикомами. Чжапён отбивался от врагов санчжольгоном, виртуозно вращая его, и ловкими движениями уворачивался от них, и те промахивались, натыкаясь на металлическую дубинку. Сонки, Ёнби, Кансун и Намчжун дрались с наёмниками не на жизнь, а на смерть, ловя их клинки мечами и «железными кулаками». Чунгэ одним ударом своего оружия разбросал своих бывших учеников, половину убив, половину ранив. Прикрывшись щитами, Ли Донмин и Хван Чжакму отбивались от стреляющих из луков «псов», метая в них кинжалы и пики. Держа щиты, Аксан и Мичжу силой мысли ловили летящее в их сторону оружие и направляли его чётко в убийц. Шингван метал острые лезвия, отбивался мечом и уворачивался от нападавших на него наёмников. Глава «Ёнккори» защищался от противников, прикрывая свою дочь.

Уничтожая всех «псов» противника на своём пути, Ким бежал к входу во дворец, ибо хотел сразиться с самим Сукчжоном. Юноша забежал в дом королей династии Квон и принялся искать человека, решившего похитить его любимую, чтобы сделать из неё сосуд для вынашивания детей со сверхъестественными силами.

— Ты меня ищешь, Ким Шингван? — с самодовольной усмешкой задал вопрос принц, появившись перед соперником. — Значит, этот предатель Чунгэ тебя пощадил. Ну-ну. Только я тебя не пощажу.

— Это ты предатель, а не хён-ним. Ты просто использовал его, играя на его слабости. Какой же ты неблагодарный. Он спас тебе жизнь, а ты с ним так обошёлся — отправил его на верную смерть. И эта кисэн такая же предательница — использовала хён-нима, а за его спиной говорила о нём гадости, спала с другими мужчинами. Как же вам не стыдно. Вы с ней друг друга стоите.

Заметив, что правая сторона лица Кима не прикрыта чёлкой, Ли звонко рассмеялся и прокомментировал увиденный шрам:

— Не думал, что ты окажешься ещё уродливее с этим безобразным клеймом на лице. Что же Мичжу в тебе нашла?

— Может, внешне я некрасив и всё моё тело изуродовано шрамами, но быть некрасивым — не порок. Гораздо хуже ты, ведь у тебя хоть милое лицо, красивое тело, на котором нет следов страданий от боли, зато душа так ужасна, так гнила, так отвратна. Как тебе с этим живётся?

Ничего не говоря, разозлённый Сукчжон достал меч и напал на соперника; Шингван выставил свой клинок и задержал лезвие принца. Ли оттолкнул его от себя, замахнулся на Кима, попал ему в плечо, и его меч наткнулся на бронежилет.

— Какой ты хитрый! Сражаешься в бронежилете! Ну ничего — не сносить тебе головы.

Сукчжон замахнулся на Шингвана; тот быстро увернулся, и меч просвистел над ним, задев только кончик его высокого хвоста. Молодые люди сражались не на жизнь, а на смерть: принц нападал, а Ким защищался от него. Шингван шёл вперёд, махая мечом, и постепенно подвёл Сукчжона к стене; одним ударом телохранитель выбил оружие из руки принца, и тот, вскрикнув от боли, схватился за ушибленное и оцарапанное запястье, прижался спиной к препятствию.

— Сукчжон, ты не ёчжон. Ты не можешь исчезнуть, чтобы спасти себя. Ты не можешь оттолкнуть меня, чтобы освободить дорогу.

С этими словами Ким убрал меч в ножны, быстрыми движениями достал кастет с шипами и ударил им принца, отчего тот схватился за ранки на плече, оставленные от небольших лезвий.

— Я бы мог тебя ударить им в горло, но не хочу это делать, ведь я не ты, — изрёк Шингван и ещё раз стукнул принца кастетом в живот.

— Что ты делаешь!? — послышался женский крик.

Вспомнив уроки Чунгэ, Ким с силой надавил Сукчжону на шею, и тот потерял сознание. Повернувшись, Шингван увидел Чжеби. Та стояла перед ним, направив на него меч. Приставив большое лезвие к его горлу, Кан злобно смотрела на него и злобно говорила:

— Не смей убивать его, иначе ты скоро сдохнешь!

Неожиданно кисэн вскрикнула, уронила клинок и схватилась за плечо, откуда начала сочиться кровь; из её раны торчал суриком.

— Если ты его хотя бы поцарапаешь мечом, то сама сдохнешь! — отрезала Мичжу, стоявшая позади Чжеби.

— Мичжу, что ты тут делаешь? — не понял Ким, глядя на возлюбленную, которая была настроена решительно.

— Я видела, что ты побежал во дворец, и поняла, что к этому ничтожеству. Но ничего — я тебе помогла, — ответила Пак, перемещаясь к нему.

— Спасибо, Мичжу.

Сукчжон быстро очнулся. Увидев ёчжон и её возлюбленного вместе, принц схватил меч и замахнулся на Шингвана. Пак остановила его силой мысли и согнула клинок, свернув его в узел. Ли не мог сопротивляться неведомой силе, действовавшей вне закона мироздания. Вынув из раны суриком, Чжеби попыталась напасть на Мичжу, и Шингван приставил свой меч к шее кисэн, чтобы защитить любимую.

— Ты же не убьёшь меня? — испугалась Кан за свою жизнь.

— Я не Сукчжон. Не убиваю просто так, хоть ты угрожала мне и сейчас хочешь убить самого близкого мне человека.

Ли не мог двигаться — его движения сковывались, и он не мог сопротивляться. Схватив два сурикома, Пак силой мысли направила их в застывшего Сукчжона и ранила его в плечи. Крича от боли, принц выронил согнутый меч и резко достал из ран маленькие острые лезвия. Силой мысли Мичжу прижала его к спине Чжеби и переместилась с телохранителем и преступниками в пыточную камеру, где ещё во времена королей династии Квон проводили допросы с пристрастием, выбивая нужные показания. Не используя руки, Пак цепями связала принца с кисэн по рукам и ногам, приковала их спиной друг к другу.

— Ты ещё заплатишь за это! — кричала Чжеби, пытаясь вырваться.

— Какие же вы жалкие, — прокомментировал Шингван. — Ничего. Его Величество с вами разберётся. Может, Сукчжон, ты не кончишь так же, как твой единомышленник Чха Гималь, но жизнь твоя лёгкой не будет. Поверь. Кстати, Чха Гималь хотел и тебя уничтожить, ведь ты сын наложницы, простой крестьянки. А всех крестьян он ненавидел больше всего. Именно он оставил мне это. — Телохранитель указал на шрам, украшавший его правую щёку.

— Пошли, оппа! Нам нужно помочь «Ёнккори» снаружи. — С этими словами ёчжон взяла Кима за руку, и они оба исчезли.

Сукчжон смотрел в пустоту. Когда-то эта девушка так называла его, а Шингвана презирала из-за незнатного происхождения. Что изменилось? Что же случилось за те три недели пути из Нунбушина в Ханманчжу? Почему теперь она называет старшим братом этого противного телохранителя? Почему она с ним заодно? Почему она связала его с Чжеби и бросила в пыточной камере? На эти вопросы принц не мог найти ответы, хотя они лежали на поверхности.

Мичжу с Шингваном оказались на поле битвы; Ким продолжил сражаться с наёмниками Сукчжона, защищая любимую от оружия, нацеленного на неё, а Пак ловила сурикомы и возвращала их противникам.

Ёнби долго пытался отбиться от противника и, чуть отстав от остальных, оказался окружён ещё двумя наёмниками. Головорезы пытались ранить Чжина, но их мечи натыкались на бронежилет. Один из них вонзил клинок в бедро Ёнби. Не обращая внимания на боль, Чжин продолжал сражаться, и ему удалось убить одного из них. Ощущая слабость от потери крови, обильно брызнувшей из раны, Ёнби дрался не на жизнь, а насмерть и вскоре победил другого противника, ударив его мечом по шее. Ещё один наёмник замахнулся на него и тут же получил кинжал в сердце.

Когда убийца упал замертво, Чжин увидел перед собой Аксан и почувствовал, что теряет сознание от кровотечения. Пока Чжапён прикрывал супругу, Ма переместилась к раненому Ёнби и взяла его за руку; исчезнув с поля битвы, ёчжон и воин очутились в доме Чхве Киндэ.

— Оппа! — послышался оглушительный крик шедшей по коридору Юнхён.

Увидев раненого мужа, девушка подбежала к нему, села на колени и дотронулась до его щеки. Аксан задрала рукава и штанины, открыла рану на бедре и многочисленные глубокие царапины на руках и ногах. Чха испугалась за жизнь человека, спасшего её от тирании отца, и гладила его вспотевший от напряжения прохладный лоб. Юнхён вырвала лоскут ткани из своих юбок и зажимала рану Ёнби, из которой пульсировала ярко-алая кровь.

— Тихо-тихо, — успокаивала её Аксан. — Сейчас я его вылечу.

Взяв кинжал, ёчжон порезала свою левую ладонь, на которой красовались несколько шрамов от предыдущих кровопусканий. Чха убрала с бедра окровавленный кусок ткани; Ма пролила тёмно-красную жидкость на рану Ёнби и царапины от мечей, растирая её на руках и ногах. Ранения на теле Чжина затянулись, оставив побелевшие шрамы, но юноша всё ещё ощущал сильную слабость от кровопотери. Юнхён вытерла руки от крови и погладила его побледневшее лицо. Впервые она почувствовала к нему что-то большее, чем просто уважение.

— Ёнби, тебе надо поспать, — изрекла Аксан.

— Госпожа Ма, спасибо вам! — крикнула Чха и, поднявшись с пола, поклонилась.

Юнхён вырвала ещё один лоскут от юбки и перевязала рану на руке Аксан. Держа раненую руку в кулаке, ёчжон исчезла из дома Чхве Киндэ и очутилась возле товарищей исцелённого ею воина, Сонки задал ей вопрос:

— Как там Ёнби? Вы его вылечили?

— С ним всё хорошо, но ему нужно отдохнуть. Он потерял много крови и ещё слишком слаб, поэтому не может сражаться.

— Спасибо вам, госпожа Ма, — улыбнулся Ом и, ощущая злость на наёмников из-за раненого товарища, сражался более ожесточённо, словно желая отомстить за него.

Узнав, что случилось с Ёнби, Намчжун и Кансун бросали пики в «псов» Сукчжона, не щадя их. Молодые люди получали небольшие ранения от мечей и стрел, но продолжали сражаться, не обращая внимание на боль, причиняемую оружием врага.

Юнхён помогла ослабевшему мужу встать и, взвалив его руку на плечи, отправилась с ним в их покои; уложив его на татами, Чха села рядом и, погладив его щёку, на которой появился лёгкий румянец, нежно поцеловала. Девушка заплакала и молвила:

— Оппа, я люблю тебя... Знаю, что ты женился на мне из жалости, и я вышла за тебя замуж, чтобы спастись от злого отца. Но я всё равно люблю тебя. Мне было бы больно тебя потерять.

— Юнхён, я тоже тебя люблю. Да, мне было жаль тебя — ты так настрадалась от этого подонка. Но теперь понял, что у меня есть смысл жизни. Это ты, Юнхён. Ты одна мне нужна.

Чха нежно поцеловала его; Чжин гладил её ладонь ещё слабой рукой. Девушка легла рядом с мужем, и тот мгновенно уснул от усталости.

«Отдохни, оппа. Ты уже намучился за это сражение», — думала Юнхён, обнимая Ёнби, положив руку ему на плечо, на котором ощутила твёрдый металл.

В тот момент она понимала, что крепко любит человека, который просто так в своё время забрал её с собой, вылечил все следы от плети на теле, утешил и поддержал, когда ей было плохо. Он не отрёкся от неё даже в тот день, когда узнал, что её отец убивал простых крестьян и чиновников, которые их поддерживали, ибо Чха была не виновата в его преступлениях и не одобряет их.

Заметив появление раненого Ёнби, Хёнсук забеспокоилась за Чунгэ. С того момента она не находила себе места и вслух задавала всё одни и те же вопросы:

— Оппа, как ты? Ты не ранен? Ты выживешь?

— Хёнсук, — ласково сказала Чжисон, — всё будет хорошо. Ты знаешь, что Чунгэ сможет себя защитить. Он в бронежилете и сможет увернуться от оружия. Подумай сейчас о себе и своём дитя. Для тебя сейчас это должно быть важно. Успокойся и отдохни.

После работы на кухне служанка отправилась к себе в покои, легла на татами и, свернувшись, как кошка, продолжала беспокоиться о самом близком человеке, но надежда на лучшее не оставляла её.

Тем часом Чунгэ сражался с наёмниками. Некоторые из них были его бывшими учениками, которых он тренировал на протяжении нескольких лет. Хон разил каждого мечом, не замечая, кто это. И его меч наткнулся на клинок Чо Хансана, некогда его лучшего ученика.

— Сонсэн, а ты хорошо меня обучил, — ухмылялся наёмник, замахиваясь мечом на учителя. — Защищайся!

Чунгэ защищался от своего бывшего ученика: увёртывался и пытался ранить его, но тот ящерицей ускользал от него. Хансан замахнулся на соперника мечом в надежде отрубить ему голову, но клинок наткнулся на сопротивление в воздухе — Мичжу удерживала его силой мысли.

— Проклятая ёчжон! — крикнул Чо и, повернувшись, попытался напасть на Пак, но встречная энергия не давала ему ступить и шага.

Пользуясь этим, Чунгэ схватил кастет, надел его на руку; Хон не помнил, сколько раз бил им своего бывшего ученика по затылку, вкладывая в эти удары всю злость на этого человека, напавшего на него и попытавшегося убить. Неожиданно Чунгэ ощутил толчок в спину и обернулся — перед ним стоял ещё один его бывший ученик. Хон схватил меч и попытался его убить, но этот наёмник продолжал увёртываться. Неожиданно «пёс» ощутил удар в сердце, и это было его самое последнее воспоминание.

— Нет, Хон Чунгэ, ты не умрёшь! — заявил Ли Донмин, держа окровавленный кинжал, и убийца перед ним упал замертво, обагрив землю кровью.

«Ёнккори» продолжали сражение и уже выбивались из сил. Им казалось, что наёмников Сукчжона всё больше и больше. Многие «псы» принца погибли от ранений, но меньше их не становилось. Неожиданно появились войска Ма Дамчхи. Градоначальник Ханманчжу отдал приказ своим стражникам отправиться во дворец королей династии Квон, чтобы узнать, что там происходит и, если дела у «Ёнккори» совсем плохи, то сражаться с наёмниками Сукчжона не на жизнь, а насмерть.

Поняв, что Чхве Киндэ и его соратники нуждались в помощи, армия Ма Дамчхи принялась сражаться с наёмниками Сукчжона, и битва продолжалась. Воины в чёрных ханбоках, синих и красных чонбоках и понгончжи, наёмники в чёрно-синих одеждах и с лентами цвета моря на головах с заплетёнными в высокий хвост волосами яростно сражались с убийцами в иссиня-чёрных костюмах, не щадя их.

— Что это? — не понимал Шингван, глядя на неожиданно появившуюся подмогу.

— Это мой отец приказал войскам защитить нас в случае, если нам нужна будет помощь, — ответила Аксан. — Вчера я переместилась к своему отцу и попросила о помощи. Я хотела защитить нас всех, иначе мы были бы обречены.

Ким почувствовал холодную сталь меча на своей шее и, обернувшись, увидел перед собой одного из наёмников. Тот приставил меч к его шее и задал вопрос:

— Где наш повелитель? Я видел, как ты заходил во дворец. Где он? Что ты с ним сделал?

— Ничего не сделал! — крикнула Мичжу и силой мысли согнула меч наёмника в спираль.

Пока Пак отвлекала убийцу, угрожавшего её любимому, Чунгэ воткнул кинжал в его спину. Наёмник вскрикнул и упал замертво. Хон посмотрел на него и, усмехнувшись, сказал:

— Напугал ежа голой ладонью! Думал, что Шингвана некому защитить!

С поддержкой от армии Ма Дамчхи всё было решено — победа была не на стороне Сукчжона, но его выжившие «псы» не сдавались до последнего и продолжали сражаться. Вскоре оставшиеся в живых наёмники принца-мятежника сдались, когда поняли, что обречены на поражение, ибо надеялись, что король их пощадит. Воины градоначальника Ханманчжу связали сдавшихся «псов» Сукчжона и отправились с ними, чтобы посадить их в тюрьму для последующего суда. Когда наёмников увели, король задал вопрос:

— Где хён? Я должен его увидеть.

— Ваше Высочество, — сказала Мичжу, — Ли Сукчжон находится в пыточной камере с Кан Чжеби. Я покажу, где это.

Пак взяла короля за руку, и они переместились в старинную пыточную камеру. Когда принц увидел младшего брата, злобно спросил:

— Что, братец, выжил?

— Хён, ты понимаешь, во что ввязался? — задал вопрос Ли Донмин. — Знаешь, как я не хочу приговаривать тебя к смертной казни за мятеж против короля. Понимая, что ты только готовил мятеж, переворот и убийство градоначальника Ханманчжу, я могу смягчить твою участь и отправить тебя на каторгу в чольмёнские рудники.

— Но первыми на меня напали вы! Да, брат... Удача всегда была на твоей стороне. Ты всегда во всём был лучшим. А теперь все оказались на твоей стороне. Даже Хон Чунгэ и Мичжу ушли к тебе.

— Вспомни, как ты обращался с Хон Чунгэ, — заявила Мичжу. — Ты не уважал его и постоянно унижал. Подумай, почему я от тебя, принца, ушла к телохранителю, которого раньше так презирала. Мне стыдно, что я была влюблена в тебя. Мне стыдно, что я вела себя так же, как ты. Как хорошо, что я сбежала с Шингван-оппой, а не с тобой, иначе стала бы таким же чудовищем, как ты.

Не желая слушать принца, Пак отвернулась от него, с гордо поднятой головой исчезла и очутилась возле Шингвана, ощущавшего усталость и слабость от небольших ранений.

— Оппа, ты как? — взволнованно задала вопрос Мичжу, взяв Кима за руку.

— Всё хорошо. Я жив, а это самое главное.

«Я бы мог погибнуть, но остался жив, — думал Чунгэ, стоя среди горы трупов, глядя куда-то вдаль. — Как там Хёнсук? Знаю, что заставил её волноваться. Главное, чтобы всё было хорошо. Я жив, со мной моя любимая женщина, у меня будет семья. Скорее бы домой, к ней. Она ждёт меня. Она беспокоится».

После жестокой битвы уставшие бойцы «Ёнккори» отправились в дом Чхве Киндэ, где первым делом обработали свои ранения, полученные на поле битвы; Мичжу и Аксан оцарапали свои пальцы, невзирая на очередные протесты своих мужчин, и добавили несколько капель крови в лекарство, чтобы ускорить заживление ран. Всё было позади. Принц и его оставшиеся в живых «псы» арестованы и должны скоро понести наказание за попытку устроить мятеж и свергнуть короля с престола, чтобы занять трон.

«Хён, зачем ты так со мной поступил?» — задавал этот вопрос Ли Донмин, зная точный ответ на него.

Сонки, Намчжун и Кансун первым делом направились в покои Ёнби, чтобы узнать о самочувствии раненого товарища. Зайдя в его покои, молодые люди увидели, как сидящая возле него Юнхён гладит его лицо, и рассмеялись:

— А говорила, что не любишь! — прокомментировал Ом. — Если бы не любила, то не беспокоилась бы о нём.

— Сонки-хён, — слабо улыбнулся Чжин, привстав на локти, — что произошло? Вы победили?

— Да, Ёнби-хён, всё закончилось, — сообщил Кансун. — Все живы, только немного потрёпаны после боя. Ты как?

— Всё в порядке, — изрёк Чжин, садясь на татами. — Я жив, а это главное. Юнхён так за меня переживала.

— Не могла смотреть, как ты истекаешь кровью и теряешь силы, — вмешалась в разговор Чха. — Спасибо госпоже Ма за твоё спасение.

— А ты обманщица, Юнхён, — усмехнулся Намчжун. — Всё-таки ты его любишь.

— Как хорошо, что Ёнби-хён жив! — радостно воскликнул Мин. — Оставим влюблённых наслаждаться друг другом. Как раз им это нужно.

Молодые люди вышли из покоев. Чха обняла мужа и крепко поцеловала его; Чжин ответил на её ласку и, держа правой рукой её низкий пучок, сколотый украшенной драгоценными камнями шпилькой, левой гладил её спину. Юнхён обвила руками его шею и держала длинные волосы, стянутые в высокий хвост. Мужу и жене в тот прекрасный момент не нужен был никто — только он и она.

Чунгэ направился в свои покои, где его ждала Хёнсук. Увидев его, служанка подбежала к нему и, обняв его, спросила:

— Оппа, всё хорошо? Я знала, что вы победите, но всё равно беспокоилась. Я так за тебя волновалась.

— Да, Хёнсук, я выжил для тебя и для нашего ребёнка. Главное, чтобы жили вы.

— Оппа, я люблю тебя. Когда за тебя переживала, поняла, что жить не могу без тебя. Если бы с тобой что-то случилось, то я бы ушла за тобой.

Девушка заплакала от счастья, прижимаясь к любимому. Хон гладил её волосы, её шею, её спину, приговаривая:

— Я исправил свою ошибку. Это я виноват, что Сукчжон стал таким. Спасибо тебе, Хёнсук, что не отвергла меня, несмотря на свой страх передо мной. Ещё никогда я не чувствовал себя таким счастливым. Теперь я герой, а не злой пёс-убийца. Всё благодаря тебе и Шингвану. Посмотрев на него, я понял, что далеко не все крестьяне — зло. Есть хорошие люди и среди крестьян, и среди знати. Надеюсь, нашему ребёнку будет не стыдно за меня. Как хорошо, что у него будет такая достойная мать.

— Оппа, но я просто безграмотная бесталанная невзрачная служанка...

— Ничего не говори, Хёнсук. Зато ты чиста душой, добрая и милая. Это меня в тебе привлекло, ведь любят не за знание множества иероглифов, умение петь и просто красивое лицо, а за прекрасную душу, — успокоил девушку Чунгэ и про себя отметил: — «А Чжеби знает многие иероглифы, талантливая сэнхванистка, яркая кисэн и просто красивая девушка, но душа её сильно прогнила, и от неё словно воняет как от ферментированного ската».

Наплакавшись и отстранившись от него, Хёнсук поцеловала его в щёку и сказала:

— Оппа, ты так красив, когда улыбаешься. Почаще так делай. Я люблю, когда ты в хорошем настроении.

Ничего не говоря, Хон целовал любимой щёку, губы, подбородок, шею, оставляя бледно-красные засосы; Хёнсук держала Чунгэ за плечи, словно боялась, что он исчезнет. Для неё это было счастье — самый дорогой человек выжил и сейчас с ней.

Шингван и Мичжу направились в свои покои. После трудного и утомительного сражения Ким ощущал жуткую усталость; Пак тоже хотела уснуть, ибо ей казалось, что она потратила столько сил, пока защищала войска своего отца от нападения. Сняв сапоги, юноша лёг на татами; Мичжу села возле него и, гладя его руку, спрашивала:

— Неужели всё кончено, и мы спасли мир от Сукчжона?

— Да, Мичжу. Мир спасён. Мы скоро поженимся.

— Я так ждала этого сражения. Теперь с нетерпением жду дня нашей свадьбы.

— Сегодня утром Чунгэ-хён-ним сказал, что хочет жениться на нуне. Похоже, наша и их свадьба будут в один день. Он сказал, что нуна ждёт ребёнка.

— Я знала, что онни беременна, но не стала говорить, ибо обещала ей. Она не хотела, чтобы ты волновался за неё.

— Они будут достойными родителями. Я знаю. Да, я волнуюсь за неё, но знаю, что Чунгэ-хён-ним позаботится о ней.

— Оппа, если бы в тот день, когда погиб мой отец, мне бы сказали, что я так крепко полюблю тебя и ты станешь моим первым мужчиной, что я помирюсь с Хёнсук и мы с ней будем подругами, что Сукчжон окажется таким злодеем, решившим свергнуть своего брата и захватить весь мир, использовав меня как сосуд для вынашивания его могущественных детей, что моим отцом окажется якобы умерший королевский стражник и известный певец Чхве Киндэ... В тот день я бы плюнула в лицо человеку, сказавшему это...

— К чему же привела эта дорога судьбы? — задал вопрос Шингван. — Дорога от Нунбушина к Ханманчжу многое изменила в нашей жизни и нас самих. И не только нас. Она изменила судьбу Чунгэ-хён-нима и нуны. Если бы до того дня мне кто-нибудь сказал, что ты меня полюбишь, что я буду дружить с бывшим наёмным убийцей... Если бы Чунгэ-хён-ниму сказали, что он влюбится в служанку и встанет на сторону Его Величества Ли Донмина... Если бы нуне сказали, что она помирится с тобой, что полюбит наёмного убийцу и понесёт от него ребёнка... Может, мы бы не плюнули тому, кто это сказал бы, в лицо, но ответили бы, что это невозможно.

— Какая же интересная жизнь, оппа... Порой не знаешь, что будет завтра, а новый день приносит новые сюрпризы.

Шингван понимал, что не нужно спрашивать Мичжу, дескать, не жалеет ли она о произошедшем и происходящем. С ним ей хорошо, и для него было важно, чтобы любимая была счастлива.

Прошло несколько дней. Наступил день свадьбы у Хон Чунгэ и Хёнсук, у Ким Шингвана и Пак Мичжу. Молодые люди решили все вместе отметить этот день соединения судеб и назначили дату на шестое августа, на день рождения Ким Шингвана. Ли Донмин отправил паланкины в Чольмён и Пёдыльпанмён, чтобы родители женихов поздравили своих сыновей с этим счастливым днём.

Юн Минбок, Хан Чхаын, Киён, Хёнчун и Чжонъён обняли Шингвана, одетого в синий кванбок и конрёнпхо, наперебой говоря поздравления с двумя праздниками в его жизни.

— Сынок, будь счастлив с госпожой Пак, — улыбнулась приёмная мать.

— Счастливой вам семейной жизни, — продолжал названный хён.

— Хорошо заботься о ней и люби её крепко, — добавил Юн Минбок.

Ким улыбался и благодарил семью, принимая поздравления с днём рождения и днём свадьбы. Тем часом Хёнчун обняла Мичжу, наряженную в красный хварот и хванган, и сказала свои пожелания:

— Мичжу, будь хорошей женой для нашего Шингвана. Берегите друг друга и будьте всегда близки. Живите в гармонии, как мы с Киён-оппой.

— Спасибо, Хёнчун-онни, — ответила Пак. — Ты тоже береги себя и дитя.

— Шингван знает, что ты добрая. Когда он с нами переписывался, всегда говорил, что ты очень хорошая девочка, только не знаешь это.

— Мичжу, — вмешался Чхве Киндэ, — я знаю, что Шингван будет хорошим мужем для тебя, поэтому отпускаю тебя с ним. Берегите свой брак. Любите друг друга. Будьте так же близки и двадцать лет спустя, и тридцать, и сорок, и до самой старости.

Шингван и Мичжу кланялись, принимая поздравления от гостей. Чунгэ разговаривал со своими родителями. Хон Чинчжон похлопал наряженного в свадебную одежду сына по плечу и сказал:

— Чунгэ, я рад, что ты стал другим человеком. Что ты теперь воин, а не наёмный убийца. Что ты женишься на такой хорошей девушке. Ты сделал правильный выбор. Хёнсук будет тебе достойной женой. Только не обижай её и не причиняй ей боль.

Служанка, впервые надевшая шёлковый наряд, стояла рядом, и по её глазам текли слёзы. Впервые она ощутила себя одинокой, ибо совсем не помнила своих давно умерших родителей, а кроме жениха, Шингвана и Мичжу у неё больше никого не было.

— Хёнсук, всё хорошо, — утешила ещё пока будущую невестку Лим Сонми, обнимая её. — Наш Чунгэ хороший человек, только жизнь его так испортила. Будь ему хорошей женой. Вырастите достойного сына или дочь. Почему ты плачешь? Что случилось?

— Матушка, у меня нет родителей. Они умерли, когда я была маленькой, а моя тётка меня избивала. Когда я ей надоела, она меня продала в дом кисэн. В этот день я чувствую себя такой одинокой.

— Чунгэ нарисовал нам об этом, когда сообщил новости. Хёнсук, я рада, что ты помогла нашему сыну стать воином. Ты не одинока — теперь мы твоя семья. Мы с тобой. Чунгэ с тобой. У тебя будет дитя. Помни об этом.

— Не плачь, — вставил жених. — Сегодня у нас самый счастливый день. Нам пора садиться за стол и выпить омичжачу. Этот чай очень полезен. Нам нельзя пить спиртное.

Утерев слёзы, счастливая Хёнсук взяла любимого за руку и направилась к столу, накрытому двухцветной скатертью. Виновников торжества ждали их приглашённые семьи, Чхве Киндэ, Ли Донмин, Хван Чжакму, Нам Чжапён, Ма Аксан, Ом Сонки, Чжин Ёнби, Чха Юнхён, Мин Кансун, Лим Намчжун, Чжисон и Хочжун. Гости были нарядно одеты и сидели за огромным столом, на котором стояли различные блюда и сладости. Чунгэ и Шингван сели за направленную на восток синюю половину стола, а Хёнсук и Мичжу — за западную красную половину. Молодые люди поклонились друг другу и, взяв чарки с омичжачу, выпили их, хором произнося клятву Небу и Земле:

— Клянусь Небу сохранить нашу любовь такой же яркой, как солнце. Клянусь Земле сохранить нашу любовь такой же крепкой, как скала.

Осушив ковшики до дна, невесты сделали поклон женихам и налили из фарфоровых чайников омичжачу. Чунгэ и Шингван выпили чай и, поклонившись, произнесли новую клятву:

— Клянусь хранить верность и оберегать нашу семью и наших детей от всех невзгод, чего бы мне ни стоило.

— Клянусь быть верной женой и добродетельной матерью, жить в мире и согласии, чего бы мне ни стоило, — сказали Хёнсук и Мичжу, выпивая чай до дна.

Выпив омичжачу, сделав ещё один поклон друг другу, новобрачные поднялись из-за стола и низко поклонились гостям, присутствовавшим на свадебной церемонии. Аксан смотрела на выходящую замуж подругу детства и вспоминала, как сама так же связала свою судьбу с Чжапёном.

— Оппа, ты помнишь, как мы поженились? — задала вопрос Ма.

— Вспомни, как мы познакомились, — усмехнулся Нам.

Ёчжон прикоснулась к нему и увидела, как Чжапён тренировал свои удары санчжольгоном на дереве, отрабатывая самый сложный для него удар, тренируя ловкость движений. Аксан смотрела на него и спрашивала:

— Готовитесь к бою, ачжосси?

— Просто тренирую тело, чтобы быть в форме, госпожа Ма, — усмехнулся Чжапён.

— Вы меня знаете?

— Вас знают все. Знают, что вы самая красивая девушка в Ханманчжу.

Аксан улыбалась, читая самые яркие воспоминания Нама. Среди всех мужчин, которым она нравилась, Ма выбрала этого человека. Она не знала, чем он мог её привлечь, хотя вокруг были молодые люди гораздо лучше его.

«Сердце выбрало именно его потому, что я поняла — это мой мужчина», — размышляла Аксан.

Тем часом Кансун взял каягым и, перебирая струны, играл мелодию, от которой пошли мурашки по телу. Чунгэ представил зелёный луг и реку, по берегу которой они с Хёнсук шли, держа друг друга за руки. Шингван следил за движением рук Мина, и Мичжу прислонилась к его плечу. Вскоре к нему присоединились другие музыканты: Ёнби водил смычком по ачжэну, Сонки играл на тэгыме в такт каягыму, Намчжун ритмично стучал в чангу, и по залу разлилась приятная мелодия, от которой молодожёны и гости на свадьбе забыли обо всём на свете. Закончив играть санчжо, Сонки громко заявил:

— А теперь пусть Ким Шингван споёт нам песню! Мы знаем, как ты поёшь, Шингван!

Поднявшись из-за стола, бывший телохранитель поклонился, посмотрел на гостей, свою приёмную семью и начал выступление с нескольких слов:

— Ровно четыре года назад, когда мне исполнилось шестнадцать лет, я покинул родной дом и направился в Нунбушин попытать счастье. Прибыв в город, я спас от наёмников одного господина. Им оказался министр Пак, который приютил меня. На следующий день я проснулся и встретил человека, который стал мне близок. Это моя самая любимая девушка, моя Мичжу. Я благодарен судьбе, что она свела нас. Эту песню хочу исполнить своей любимой. Спасибо тебе за то, что ты есть.

Немного смущаясь, Ким посмотрел на гостей, смотрящих на их начавшуюся крепкую связь судеб, и исполнил песню, которую не так давно составил с помощью Чхве Киндэ, не растерявшего стихотворный талант, посвящая её Мичжу, самой любимой девушке:

«Не знал любви и не был я любимым,

Но образ милой сердце покорил.

Не знал, как мне к душе найти пути,

Из-за чего страдал. Неизлечимой

Была та боль. Не ждал её любви.

В её судьбе однажды было горе,

И нужно было жизнь свою спасти —

Помог я ей от страшных бед уйти.

Не ждали мы, что с нами будет вскоре —

Что может эти чувства изменить?

Минуя ту опасную дорогу,

Делили с нею радость и печаль.

Мою любовь смогла она понять —

Влюбилась, но молчала долго-долго,

Не зная, как об этом рассказать.

И нам судьба своё сказала слово —

Спасла она однажды жизнь мою,

За что всегда её благодарю.

Призналась, что я значу очень много,

Сказав мне неожиданно: «Люблю».

Так близко мы друг друга узнавали:

Жестокая судьба у нас двоих —

Теряли мы родителей своих.

Давай забудем наши все печали

И будем мы вперёд теперь смотреть.

Люблю тебя. Не ждал, что ты ответишь.

Прошли мы этот трудный жизни путь.

Куда судьба нас может повернуть?

Не знаешь, где любовь свою ты встретишь...

Куда Унмёнъёшин нас приведёт?»

Шингван исполнил свою композицию и поклонился аплодирующим гостям в знак благодарности. Мичжу восхищённо смотрела на новоиспечённого мужа и прокомментировала:

— Спасибо тебе, оппа, за такие слова. Спасибо, отец, что помогаете моему мужу раскрывать новый талант. Вы у меня лучшие.

— Очень красиво, Шингван, — добавил Чунгэ. — Интересно, что можно было бы написать о нас с Хёнсук.

— Оппа, — оживилась служанка, — наверное, о нас написали бы то, как я тебя боялась, но ты укрывал меня от всех бед и защищал, из-за чего я стала тебя уважать.

После долгого веселья и желания счастья молодожёнам закончился праздник. Гости и виновники торжества разошлись по комнатам. Шингвану, Мичжу, Чунгэ и Хёнсук казалось, что нет никого счастливее их в этом мире. Теперь их судьбы связаны навек.

Прошло несколько дней. В Ханманчжу над государственным преступником Ли Сукчжоном состоялся суд. Принц, одетый в серый хлопковый ханбок, с нескрываемой злобой смотрел на короля, читавшего приговор.

— За попытку поднятия мятежа против короля и проведения государственного переворота, покушение на убийство градоначальника города Ханманчжу Ма Дамчхи принц Ли Сукчжон снят с должности и пожизненно приговорён к каторжным работам.

Услышав слова брата, Сукчжон ухмыльнулся и сказал последнее слово:

— Да, братец, ты победил. Удача по жизни всегда с тобой. Тебя любили и любят все! Родители, свита, подданные.

Бывшего принца связали и увели. Ли Донмин смотрел вслед хёну и опустил голову. Он всегда любил его, но брат никогда не отвечал ему взаимностью. Сукчжон никогда не скрывал, что завидовал ему подобно Санёну, персонажу из легенды о двух братьях. Санён ненавидел своего младшего брата Кёнчжака из-за того, что тому доставалось больше родительской любви. Однажды у их матушки был день рождения, и братья сделали ей подарки: Санён принёс ей в дар тушки ягнят, Кёнчжак подарил яблоки и груши. Мать с удовольствием приняла подарок младшего сына и забыла о ягнятах. Санён был разозлён из-за такого поступка матери, из-за чего заманил брата в чисто поле, где перерезал ему горло. Узнав об этом, родители прокляли сына. Его приговорили к смертной казни, но до сих пор ходили слухи, что дух Санёна бродит по земле, ибо его душа не нашла покоя.

«И твоя душа никогда не найдёт покоя, хён», — подумал Ли Донмин и направился в комнату, где его ждала Хван Чжакму.

Когда связанного Сукчжона вели по улицам Ханманчжу, сопровождая к чёрному паланкину, преступник понял, что уже нет пути назад, что он теперь не принц, а человек вне закона, бесплатная рабочая сила. Передвигая ногами, Ли размышлял:

«Спасибо тебе, братец! Теперь ты отправил меня на каторгу. Лучше бы ты убил меня, чем так мучить. Но ты очень добр. Это меня ещё сильнее раздражает».

Случайные прохожие кидали в бывшего принца, ставшего преступником, камни, грязь и коровий навоз, выкрикивая:

— Преступник!

— Мятежник!

— Сынок колэ!

— Не вышло устроить мятеж против брата!?

— Трус!

— Санён нашего времени!

После нескольких минут унижений бывший принц с сопровождающими его стражниками добрался до чёрного паланкина. Сев в него, Сукчжон наклонил голову и, утирая с лица навоз, смотрел в потолок, не веря, что это не страшный сон, что это происходит наяву. Двери паланкина закрылись, и преступник, глядя на стену, осознал, что скоро отправится в чольмёнские рудники, где будет в поте лица добывать железную руду.

— Награда нашла своего героя, а наказание нашло своего преступника, — прокомментировал Шингван, узнав новость о Сукчжоне.

— Почему Его Величество не наказал меня, хоть я многое натворил? — часто задавал вопрос Чунгэ после победы над его бывшим «хозяином».

— Хён-ним, ты просто выдал ему самого опасного преступника и сражался с псами Сукчжона, — объяснил Ким и добавил: — Возможно, ещё из-за того, что ты не дал мне умереть, когда Сукчжон приказал тебе убить меня.

— Я знал, что ты, Шингван, лучший друг короля, но я тебя спас не из-за этого и даже не из-за приказа господина Чхве, — изрёк наёмник. — Просто я знал, что ты пережил. Когда я взглянул в твои глаза, понял, что у меня клинок не поднимется на такого хорошего человека, как ты. Я знаю, что не стоило травить тебя ядом имогая, но вряд ли бы ты пошёл со мной, наёмным убийцей, которому ты не доверял. Не знаю, что обо мне теперь думают люди.

— Оппа, ты хороший человек, — улыбнулась Хёнсук, гладя руку мужа, — хоть раньше ты это не мог признать. Теперь ты не преступник, а герой.

— Скоро нам возвращаться домой, — сказала Пак. — Кто хочет домой?

— У меня дом только в Пёдыльпанмёне, — усмехнулся Чунгэ, — но в моей родной деревне нет работы. Там я могу сажать, поливать, удобрять и собирать рис, и это вся работа в Пёдыльпанмёне.

— Иди к нам жить, — предложила Мичжу. — Как раз вам с Хёнсук нужен дом.

— Оппа, я знаю, что ты хорошо рисуешь, — добавила служанка. — Помнишь, как ты нарисовал мой портрет, когда мы ещё жили у Сукчжона? Я видела твои рисунки. Как ты рисовал меня, себя, «Ёнккори».

— Хён-ним, ты рисуешь? — удивился Шингван. — Покажи нам свои картины.

Чунгэ показывал нарисованные чернилами и раскрашенные разными красками картины. Обнимающиеся Шингван и Мичжу на зелёном лугу. Сонки, Ёнби, Кансун и Намчжун держали свои мечи. Счастливая Хёнсук наклонила голову и придерживала сверху и снизу уже немного округлившийся живот. Чжапён и Аксан держали стальные дубинки, связанные цепью. Ёнби играл на ачжэне, и рядом сидела Юнхён, наслаждавшаяся мелодией. Чжисон возилась на кухне, и рядом с ней бегал Хочжун. Король и королева стояли возле дворца династии Квон. Чхве Киндэ сидел перед столом со скрещёнными ногами. Рисунки, иллюстрировавшие двойную свадьбу.

— Как красиво! — восхищалась Пак. — Хон Чунгэ, лучше займись живописью. У тебя отлично получается. Твои картины как живые.

— Хён-ним, у тебя талант, — вставил Шингван. — Не стоит просаживать его, поэтому послушай нас и займись живописью. Так у тебя не будет тяги убивать.

— У тебя тоже талант, — улыбнулся Чунгэ. — Ты очень красивые заколки сделал Хёнсук и Мичжу. Шингван, обучись ювелирному делу, и тебе не будет равных.

После свадьбы служанка носила медную заколку с наконечником из лазурита, сделанного ювелиром; Мичжу украшала свои волосы золотыми заколками с сапфирами в виде незабудок, которые сделал золотых дел мастер по заказу Шингвана. Ким вспоминал, как во время путешествия пел своей любимой песню Бён Ильчхона. Эти слова о маленьких синих цветах надолго запали ему в душу.

На следующий день утром Хон Чинчжон, Лим Сонми, Юн Минбок, Хан Чхаын, Киён, Хёнчун и Чжонъён сели в королевские паланкины, которые готовились к отправлению в их родные деревни. Молодожёны прощались с родителями Хона и приёмной семьёй Кима. Шингван говорил своим близким:

— Отец, матушка, хён, нуна, Чжонъён. Хорошей вам дороги. Будьте счастливы. Постараюсь вас навещать, если появится время. Но всегда ждите от меня письма.

— Мичжу, будь хорошей женой и верной подругой для Шингвана, — дала напутствие Хан Чхаын невестке. — Не обижай его никогда.

— Матушка, вы тоже будьте счастливы. Пусть Чжонъён вырастет и встретит девушку, которая полюбит его, — сказала Пак, прощаясь со свекровью.

— Шингван, ты тоже будь счастлив с Мичжу. Будьте вместе и в горе, и в радости, — грустно улыбнулся отец и закрыл за собой дверь паланкина.

Чунгэ и Хёнсук провожали Хон Чинчжона и Лим Сонми. Отец посмотрел на сына и, потрепал его по плечу, дал напутствие:

— Сынок, держись за неё и не обижай её никогда, даже если зол. Хёнсук, ты тоже береги нашего сына.

— Будьте счастливы вместе, мои родные, — прощалась с сыном и невесткой Лим Сонми. — Как хорошо, что ты, Чунгэ, теперь не чудовище, а самый настоящий герой. Всегда будь таким. Мы видели, что ты красиво рисуешь, и у тебя талант, поэтому продолжай рисовать картины. Хёнсук, будь хорошей женой для нашего сына. Береги его.

— Отец, матушка, вы тоже будьте счастливы. Я буду вам писать, точнее, рисовать, что у нас происходит, — сказал Чунгэ, и по его щеке предательски покатилась слеза. Хёнсук держала его руку и гладила ладонь.

Паланкины с родителями Шингвана и Чунгэ, управляемые несколькими наёмниками, скрылись в лесу, залитом сизым туманом. Сонки, Ёнби, Намчжун и Кансун сели на лошадей; Чжин посадил жену перед собой. Шингван, Мичжу, Чунгэ, Хёнсук, Аксан, Чжапён, Ли Донмин, Хван Чжакму, Чхве Киндэ, Чжисон и Хочжун провожали молодых людей в Нунбушин, ставший для них безопасным после казни Чха Гималя.

— Удачи вам с музыкой. Надеюсь, что вы станете прославленными музыкантами, — улыбнулся Шингван.

— Тебе тоже удачи в кузнечном деле и с любимой женой, — ответил Ом и обратился к Чунгэ: — Хён-ним, тебе тоже удачи с картинами и с семейной жизнью. Вырастите достойного человека, которым будете гордиться.

— Может, мы ещё встретимся, хён, — сказал Ким. — Если у вас всё получится, то пригласите нас на свои выступления в Нунбушине.

— Мы обязательно придём! — вставила Мичжу.

Распрощавшись, всадники скрылись в туманном лесу; оставшиеся «Ёнккори» смотрели им вслед. Они были просто приятелями, которых объединяла общая цель — спасти Ачимтэян от Сукчжона, но почему-то ощущали, что эти молодые люди были им словно лучшими друзьями, отчего на душе было тяжко.

— Мы тоже уезжаем, — сказал король, сидя на лошади.

— Мы скоро встретимся, — вторила королева. — Министры нас заждались. Пока мы решали проблему с Сукчжоном, они уже градоначальника Ма завалили письмами и требовали, чтобы мы срочно вернулись во дворец.

— Ждём вас в Нунбушине, Ваше Высочество, Ваше Высочество королева, — поклонился Шингван.

Правители Ачимтэяна скрылись в тумане. В столице их ждали новые государственные дела, новые проблемы, новые заседания Совета Министров.

— Онни, — говорила Мичжу Аксан, — я так рада, что мы снова встретились, хоть и таким образом. Когда шла из Нунбушина в Ханманчжу, так хотела тебя увидеть и узнать, как ты живёшь. Даже не ожидала, что ты тоже окажешься ёчжон.

— Я не ожидала встретить тебя, Мичжу, — ответила Ма. — Знаешь, это хорошо, что я увидела, какой стала та маленькая весёлая девочка. Именно такой я тебя запомнила, когда мы переехали из Нунбушина в Ханманчжу. Вспомнила, как я рассказывала тебе легенды и мифы. Мне их читала моя бабушка. Ты сильно изменилась. Теперь ты очень красивая и добрая девушка. У меня на глазах ты стала женой достойного человека. Береги его.

— Да, онни, я крепко люблю и буду любить его, — говорила Пак, держа мужа за руку. — Ты тоже береги Чжапёна. Нам Чжапён, храни эту яркую жемчужину. Она единственная такая, и других девушек, как она, никогда не будет.

— Меня не нужно просить об этом, ибо я так и делаю, ведь такой красавицы, как Аксан, больше нигде нет, — ответил Чжапён.

— Шингван, ты тоже береги Мичжу. Любите друг друга несмотря ни на что, — улыбнулась Аксан.

— Госпожа Ма, я люблю Мичжу. Она для меня самый дорогой человек.

— Нам тоже пора уходить, — сообщила Пак. — Мы переместимся в лес у Нунбушина и, чтобы не вызывать подозрения, пойдём через улицу.

— Хорошо. Ты помнишь, откуда мы вышли? Если что, то дотронься до меня и увидишь это в моих воспоминаниях.

— Отец, — сказала Мичжу, и на её глазах появились слёзы, — я рада, что вы живы, что вы хотя бы один мой близкий человек, который у меня есть. Не грустите. Мы с Шингваном будем вас навещать.

Чхве Киндэ едва сдерживал слёзы и, обнимая обретённую не так давно дочь, дал ей отцовское напутствие:

— Мичжу, береги себя. Если ты понесёшь дитя, то будь осторожна. Шингван, — обратился он к зятю, — береги Мичжу, когда она будет беременна. Не оставляй её одну, когда наступит время родов. Береги детей, которых она родит, и воспитывай их так, как воспитали тебя твои родные и твои приёмные родители.

— Отец, я сам переживаю за это, — сказал Ким. — Мне страшно. Вспомнив, что Мичжу увидела, когда прикоснулась к заколке своей мамы, боюсь оставить её одну. Я всё же её телохранитель и обязан защищать её даже ценой своей жизни.

— Оппа, когда это произойдёт, я тебя не отпущу! А своей жизнью не надо жертвовать — ты мне нужен живым, — насмешливо сказала Пак и обратилась к Чхве Киндэ: — Отец, вы тоже берегите себя. Пусть небо будет мирным, и вам не придётся рисковать жизнью.

— Всё будет хорошо, — улыбнулся сквозь слёзы отец и обратился к Чунгэ: — Ты тоже береги Хёнсук. Воспитайте своё дитя достойным человеком, чтобы вам было не стыдно за него... Хон Чунгэ, я знал, что ты хороший человек, поэтому выбрал тебя.

— Господин Чхве, я сделаю всё, что в моих силах... — пообещал Хон.

Молодые люди поклонились главе «Ёнккори». Мичжу взяла Шингвана и Хёнсук за руки. Чунгэ взял жену под локоть, и они все вместе исчезли. Аксан смотрела на место, где только что стояла её подруга и все самые близкие ей люди. Смахнув слезу, Ма взяла мужа за руку и тут же исчезла. Чхве Киндэ был расстроен — не так давно он нашёл свою потерянную дочь, но ей всё же пришлось покинуть отца.

Шингван, Мичжу, Чунгэ и Хёнсук очутились в лесу. Осмотревшись, Ким заметил знакомые дома Нунбушина. Отправившись по проторённой тропе, молодые люди рассматривали столицу Ачимтэяна. Вроде ничего не изменилось, но почему-то город, в котором они прожили много лет, казался им каким-то незнакомым.

Через некоторое время они вернулись в родной дом, откуда сбежали в Ханманчжу. Мичжу смотрела на слегка увядшие цветы, которые давно никто не удобрял, на деревянные столбы со следами от сурикомов. Пак не захотела прикасаться к ним, ибо понимала, что увиденное сильно расстроит её, причинит ей боль.

Странники смотрели на дом и поняли, что путешествие из Нунбушина в Ханманчжу их сильно изменило. Шингван убедился в существовании живых ёчжон, получил любовь госпожи, которую не ждал, даже стал её первым мужчиной и женился на ней. Мичжу разочаровалась в Сукчжоне, ибо прекрасный принц оказался чудовищем, полюбила презираемого ею человека и стала его женой, узнала страшную тайну своего рождения и многое поняла. Хёнсук нашла своего человека, забеременела от него, создала с ним семью, помирилась с госпожой. Чунгэ смог вылечить свои душевные раны, полюбил девушку, стал мужем и ожидал скорого отцовства, изменил отношение к крестьянам, победил бывшего «хозяина», для которого был просто «псом».

— Госпожа Пак! Вы вернулись? Как долго вас не было. Вы уже и замуж вышли. Кто ваш муж? — задавал вопросы Ын Квансан, увидевший, что в дом покойного министра финансов зашли Мичжу, телохранитель, служанка и бывший наёмник.

— Да, господин Ын, мы вернулись домой. Мой муж Ким Шингван. — Мичжу сделала поклон в ответ. Остальные последовали её примеру.

— Что? — удивился учёный. — Не думал, что так произойдёт. Я знаю, что вы встречались с преступником Сукчжоном. Что же изменилось?

— Просто во время долгого пути я полюбила Ким Шингвана. Он лучший человек, которого я видела, — сказала Мичжу, гладя плечо Кима.

— Как всё меняется... — изрёк Ын Квансан и, покосившись на Чунгэ с Хёнсук, задал служанке вопрос: — Хёнсук, каково тебе с ним? Он же бывший пёс Сукчжона.

— Господин Ын, он очень добрый человек, только был очень несчастлив из-за пережитого в детстве, в юности, поэтому прислуживал Сукчжону, — изрекла служанка. — Он тоже захотел стать счастливым. Не относитесь к нему так. Он тоже помог спасти Ачимтэян от Сукчжона.

— Хорошо, — кивнул учёный, — только меня немного пугает такое соседство.

Ын Квансан отправился к себе. Путешественники зашли в опустевший дом и навели порядок: Шингван и Чунгэ протёрли везде пыль и помыли полы, Мичжу сорвала сорняки и привела грядки в порядок, Хёнсук наготовила много блюд на обед.

Новая жизнь в доме покойного министра Пака постепенно налаживалась. Ким ковал оружие в кузнице и продавал его в оружейную лавку. Пак наконец-то дочитала роман о пятерых ёчжон, которые искали отца главного героя, и начала изучать новые книги, до которых ещё не добралась. Чунгэ рисовал картины, украшал ширмы на заказ и на продажу. Хёнсук занималась домашними делами, и Мичжу во всём помогала ей.

Прошло несколько месяцев. Шингван стал самым известным кузнецом в Нунбушине; параллельно Ким начал изучать ювелирное дело и вскоре научился делать камни для заколок, чтобы они украшали прекрасные головы девочек, девушек, женщин. Мичжу писала роман о том далёком путешествии капризной госпожи и тайно влюблённого в неё телохранителя по дороге судьбы, делясь воспоминаниями со всем миром. Чунгэ рисовал истории в картинках с надписями, иллюстрировал романы, изображал портреты, пейзажи и натюрморты. Хон подавал Шингвану идеи для новых заколок, ножей, посуды и других изделий из металла, чтобы Ким сделал интересные работы на продажу. Хёнсук продолжала убираться, стирать и готовить, но ей в этом помогал муж, считая, что жене нельзя напрягаться во время беременности.

В один прекрасный февральский день с помощью лекаря Кам Ханмуна служанка родила мальчика. После трудных и долгих родов уставшая девушка лежала на татами и, кормя ребёнка, не верила, что он уже появился на свет. Зайдя в комнату к жене и сыну, Чунгэ сказал:

— Я знаю, как будут звать нашего сына. Его будут звать Хон Кванхэн. Светлое счастье.

— Оппа, — прошептала слабым дрожащим голосом Хёнсук, качая младенца, — ты рад, что стал отцом?

— Да, ты не представляешь, как я счастлив.

— Нуна, как ты!? — крикнул Шингван, зайдя в спальню художника и служанки.

— Всё хорошо, только немного устала, — простонала новоиспечённая мать.

— Онни, можно посмотреть на ребёнка? — задала вопрос зашедшая следом Мичжу и, увидев сморщенного малыша с плотно закрытыми глазами, прокомментировала: — Он милый, как и все дети. Думаю, у нас тоже такой родится. — С этими словами Пак погладила свой большой живот, прикрытый несколькими юбками. Через три месяца должен появиться на свет её с Шингваном ребёнок.

— Мичжу, при рождении все дети одинаковые, — ответил Ким, гладя плечи жены. Посмотрим, на кого будет похож Хон Кванхэн, когда вырастет.

— Ты прав, — улыбнулась госпожа и обратилась к служанке: — Онни, ты устала, поэтому отдохни как следует.

Шингван и Мичжу оставили молодых родителей и младенца в комнате. Пак дотронулась до руки мужа и просмотрела его воспоминания; Ким оживил в памяти моменты, как ещё тёплым осенним днём счастливая жена, пришедшая от Кам Ханмуна, сообщила ему радостную новость:

— Оппа, у нас будет ребёнок.

Ничего не говоря, счастливый Шингван обнимал девушку. Картинка из воспоминаний сменилась на другую: Ким и Пак сидели на крылечке и смотрели на звёздное небо. Молодой человек обнимал Мичжу, гладя её плечо; она крепко прижималась к нему, ощущая покой и умиротворение от его нежных объятий.

— Оппа, а кого ты хочешь? Мальчика или девочку? — задала вопрос Пак, прижимаясь к груди мужа.

— Знаешь, для меня это неважно, — ответил Шингван, обнимая жену и гладя её ещё пока плоский живот. — Я всё равно уже люблю нашего ребёнка. И сына, и дочь я приму. Мы живём не в том веке, когда новорождённых девочек убивали, сбрасывая их со скалы. Даже в то время я бы был рад дочери, ибо это наш с тобой ребёнок.

— Ты такой милый, оппа, — улыбалась Мичжу. — Как хорошо, что судьба свела меня с тобой. Как хорошо, что я вовремя разглядела тебя.

Воспоминание исчезло. Ким погладил круглый живот жены, поцеловал её в лоб и задал вопрос:

— Наше дитя всё ещё толкается? Трогаю тебя и ощущаю, как ребёнок хочет на свободу, но ещё не время.

— Он ещё такой маленький, но так больно бьёт, — прокомментировала Пак, ощущая довольно сильные толчки крохотных ножек ребёнка, и про себя думала: — «Скоро мы с тобой встретимся, дитя. Надеюсь, что стану хорошей мамой для тебя, но я точно уверена, что Шингван-оппа будет лучшим отцом, если он так заботится обо мне».

Разговаривая о предстоящем рождении ребёнка, о новых идеях для ювелирных изделий, о сюжетных поворотах в романе, Шингван и Мичжу направились к себе. Скоро их жизнь изменится, принеся с собой радость, но и много хлопот.

Прошло восемь лет после подавления на корню восстания принца Ли Сукчжона против короля. Мятежник потерял счёт времени, трудясь в поте лица, добывая железо лишь за миску еды. Годы работы изменили его — было сложно узнать в этом измождённом тяжёлым трудом и одетом в серые лохмотья человеке того дерзкого амбициозного принца. Теперь это был раб с сорванной от постоянного ношения тяжестей спиной, больными коленями, стёртыми до кровавых мозолей руками, сморщенным от чувства безысходности лицом, покрытым жуткими шрамами от избиений плетью. Сукчжон уже потерял надежду и ждал только одного. Смерти. Лёгкой смерти.

Седьмой год подряд к нему иногда тайно приезжал на коне его младший брат Ли Донмин. Переодевшись в шёлковый ханбок и кат, король приходил на рудники и смотрел, что случилось с его хёном. Встречаясь со старшим братом, Ли Донмин не получал ничего, кроме оскорблений и взгляда исподлобья.

В тот день правитель и его супруга прибыли на рудники. Ли Донмин отправился в сторону пещеры, возле которой после тяжёлого трудового дня отдыхали рабы. Среди немногих людей, одетых в грязные хлопковые ханбоки, король без труда узнал Сукчжона. Ли сидел отдельно от всех, ибо за эти годы презрение к простым людям в нём не убавилось. Увидев короля, рабы встали на колени и склонили перед ним головы, и лишь Сукчжон сидел с недовольной миной, скрестив руки на груди, и дерзким голосом задал вопрос:

— Опять явился посмотреть, во что я превратился, братец?

— Эй, мятежник, поклонись Его Величеству! — потребовал один из рабов и дёрнул бывшего принца за штанину.

Ли лягнул ногой и оттолкнул человека, сделавшего ему замечание. Король подошёл к брату, сел возле него и сказал:

— Я не вправе тебя судить, хён. Ты сделал свой выбор. Знаю, как тебе нелегко. Всё, что с нами происходит — это последствие нашего выбора. Помнишь сказку о двух братьях? Санёне и Кёнчжаке. После убийства брата Санён был казнён, но его душа не знала покоя. И твоя душа не знает покоя, хён.

— Что ты хочешь от меня? Думаешь, я буду тебя любить после того, что ты со мной сделал? Лучше бы ты мне отдал трон, и тогда бы не было проблем!

— Хён, если бы ты был королём, то было бы много проблем, которые устроил бы лично ты. Сейчас у меня столько дел, и я не знаю, как достичь гармонии. Смог бы ты угодить всем подданным, которые живут в Ачимтэяне?

— Уж точно не стал бы угождать этой грязи! — дерзко ответил принц и зло посмотрел на других рабов.

— Знаешь, хён, сейчас ты такая же «грязь», как они. Ты ничем не лучше и ничем не хуже их. Просто ты раб. Ты выполняешь самую грязную работу за миску супа.

Разозлившийся Сукчжон сжал кулаки и хотел возразить брату, но один из рабов вмешался в разговор:

— Ваше Величество, извините меня за дерзость, но почему вы унижаетесь перед этим ничтожеством?

— Спасибо за понимание, ачжосси, но он мой брат, — объяснил король. — Он для меня всё равно родной человек, хоть и хотел свергнуть меня.

Сукчжон ничего не говорил, а только уткнулся головой в скрещённые на груди руки; Ли Донмин понимал, что поддерживать с ним какое-то общение — это стучать в закрытую намертво дверь; так было каждый раз, когда король приезжал на рудник навестить брата.

«Может, этот ачжосси прав? Не стоит больше сюда приезжать, если хён мне не рад?» — задумался над словами незнакомого ему раба Ли Донмин.

— Этот ачжосси прав, — изрекла Хван Чжакму, ждавшая мужа недалеко у пещеры. — Видеть его не могу, но еду с вами лишь ради вас, Ваше Величество. Хочу поддержать вас, когда расстроитесь из-за этого ничтожества, ибо я ваша жена и ваш лучший друг. Зачем вы перед ним унижаетесь? Он не заслужил это.

— Ваше Высочество Королева, мне просто жаль его, — изрёк Ли Донмин, опустив голову.

— Пожалуйста, не надо больше сюда приезжать. Не могу смотреть, как вы страдаете после этого. У вас и так много дел, а вы ещё себя мучаете, общаясь с этим ничтожеством. — Последние слова королева проговорила с явным пренебрежением к деверю.

Послушав жену, король сел на коня и, правители Ачимтэяна отправились в Нунбушин. За восемь лет его правления министры уже привыкли к их постоянным побегам из дворца, и Ли Донмин не беспокоился о том, что скажут люди. Даже если бы советники осуждали их тайные исчезновения из дворца, они бы всё равно сбегали в случае необходимости.

Король и королева пять дней ехали на конях, минуя леса, поля Пёдыльпанмёна, горы Чонсанмёна, и вскоре добрались до Нунбушина. Замедлив галоп коней, Ли Донмин и Хван Чжакму направились ко дворцу, проезжая мимо улиц, торговых лавок. Показался знакомый им дом, где живёт его лучший друг, бывший телохранитель, теперь уже кузнец и ювелир Ким Шингван. Ли Донмин смотрел на цветущие в его дворе незабудки и вспоминал, как незадолго до гибели Пак Тхарана его лучший друг пел с ним композицию Бён Ильчхона об этих маленьких синих цветах.

— Видимо, эта песня до сих пор напоминает им о тех днях, когда они путешествовали по лесам Ачимтэяна, — изрёк король.

Неожиданно из-за дома вышли Шингван, Мичжу, Чунгэ, Хёнсук и трое детей, переместившиеся домой из Юкюномати, столицы Аой Юми. Ким был одет в синее кимоно и чёрную хакаму [1]; Хон стоял в зелёном наряде с чёрными штанами. Молодые люди стянули длинные волосы в низкий хвост. Пак поправляла шёлковое чёрное кимоно, украшенное вышивкой в виде лепестков сакуры; Хёнсук носила розовое платье, украшенное белыми хризантемами. Их волосы были убраны в ракушку и заколоты украшениями в виде розовых и белых нежных цветов. Хон Кванхэн, мальчик лет семи в зелёном кимоно и синей хакаме, сидел у отца на плечах и смотрел на короля хитрыми, как у лисы, глазами; его ровесница Ким Вольчжин, девочка, одетая в нежно-жёлтое платье, держала Мичжу за руку и спрашивала:

— Матушка, мы уже дома?

— Да, Вольчжин, теперь мы дома. Скоро мы навестим дедушку.

— Матушка, и я хочу к дедушке! — крикнула Ким Хэчжин, девочка пяти лет в жёлтом шёлковом кимоно, сидевшая на руках отца.

Ли Донмин смотрел на дочерей Шингвана и Мичжу. Вольчжин унаследовала внешность отца — те же выраженные скулы, те же раскосые глаза; Хэчжин отдалённо походила на мать — такие же мягкие черты лица, чем девочка больше напоминала эльфа, чем человека. Даже характеры девочек чем-то напоминали родительские: старшая сестра всегда могла попроситься помочь матери или Хёнсук, видя, как им тяжело, а младшая отличалась капризным характером, но тоже могла прийти на помощь по хозяйству, если это необходимо.

---

Примечания:

[1] Хакама (袴) — традиционные японские длинные широкие штаны в складку, похожие на юбку, шаровары или подрясник.

[2] Амхыкчжеху (암흑제후) — Князь Тьмы (кор.)