Затерянные в Камелоте (гет)

Перед глазами предстала разрушенная, совершенно неузнаваемая комната, посреди которой были разбросаны кусочки сломанной мебели и осколки выбитого стекла; куча макулатуры беспорядочно лежала тут и там, под ногами хрустели рассыпанные травы; в воздухе стоял невыносимо густой запах гари, от которого слезились глаза. И среди всего этого беспорядка на полу сидели двое, бездумно глядя в пустоту.

— Что здесь произошло? — ужаснулась Гермиона.

Но отвечать никто не спешил, будто ее вопроса и вовсе не заметили. Впрочем, как и ее саму. Гермиона уже подготовила новый вопрос, когда Мерлин, не поднимая на нее взгляда, наконец заговорил:

— Гаюс был прав: Ши заслуживают смерти.

— Здесь я полностью согласен с Мерлином, — отчужденно кивнул Малфой. — Предлагаю истребить всех этих мелких тварей ради блага всего человечества.

— Истребить? — тихий шепот заставил всех обернуться в сторону Гаюса. Вероятно, еще никогда его голос не звучал столь безжизненно, а глаза не смотрели так угрожающе-жестко. Казалось, еще немного, и на них обрушится переполненная чаша терпения всего Альбиона. Что и произошло спустя несколько напряженных долгих секунд. — Вы что, совсем тронулись умом?! — взорвался он, неистово размахивая руками. — Какие Ши?! Какая к черту магия? Вы уничтожили мой дом! — он указал на многочисленные разрушения и разбитые флаконы под ногами: — Мои зелья! Для создания этого лечебного эликсира нужны очень редкие травы, а их невозможно достать до следующего затмения! Что я скажу своим пациентам?.. — вдруг он замолчал, замер с приоткрытым ртом, будто не веря в то, что видит. — О нет… — отчаянно закачал он головой, когда обнаружил рукопись с сожженными листами. — Нет-нет… Только не мой дневник! Это… это же труд всей моей жизни! Я работал над изучением этой смертельной болезни пятьдесят лет! Вы хоть представляете, сколько времени и сил я на него истратил?!

— Много? — осторожно предположил Драко.

Очевидно, то была последняя капля: Гаюс схватился за сердце и покачнулся.

— Что с тобой? — обеспокоенно подскочил Мерлин, чтобы придержать лекаря за локоть. — Тебе плохо? Подожди, я сейчас помогу…

Он поднял руку, готовый произнести заклинание, но ему этого не позволили.

— Не смей! — безапелляционно вскрикнул лекарь. — Больше никакой магии в моем доме!

Убедившись, что более никто колдовать не собирается, Гаюс разрешил сопроводить себя к креслу, где он расположился с подушкой, из которой выбились перья, и укрыл ноги тем, что осталось от любимого пледа. Гермиона поднесла ему стакан воды, смешанной с настойкой дикого пустырника, после чего нервы старого лекаря немного расслабились, а угрожающая складка между бровями выпрямилась до привычно хмурой черточки.

Нарушать хрупкую тишину никто не спешил. Виновники хаоса необычайно спокойно разглядывали картинку за окном, где миролюбиво пели краснокрылые мартлеты, наслаждаясь водными процедурами в мраморной поилке для птиц.

— Итак?.. — ровно, но многозначительно протянул Гаюс, привлекая к себе всеобщее внимание.

Но начинать неприятный разговор никому не хотелось. Кончилось тем, что Малфой, сильно толкнув Мерлина в бок, добился громкого вскрика, за которым последовала поспешная история о том, как ему удалось создать волшебную палочку. Да, Гермионе было невыносимо любопытно осмотреть предмет, о котором они грезили с того самого момента, как очутились в Камелоте, однако лицо Гаюса, выражавшее все оттенки недовольства, заставило ее повременить с запретной темой. К тому же было вполне очевидно, что палочка либо имела значительные недоработки, либо Малфой совсем разучился колдовать.

В любом случае сейчас у них были проблемы поважнее, поэтому после рассказа Мерлина Грейнджер решила поведать о том, что им с Гаюсом удалось узнать после долгих поисков в библиотеке.

— Мы выяснили, что твоя болезнь никак не связана с нападением короля Ши. Если бы он хотел тебя убить, ты был бы уже мертв, — она ободряюще пожала плечами. — Мы имеем дело с обычной простудой, отягощенной твоими магическими способностями. Скорее всего, через несколько дней все симптомы пройдут вместе с побочными эффектами, однако до этого момента тебе лучше не колдовать. К счастью, мы с Гаюсом уже нашли нужное зелье, которое поможет тебе временно усыпить магию, — Гермиона вручила Мерлину склянку с болотно-зеленой жидкостью. — Зажми нос и принимай по глотку в час.

— Зажать нос? — Мерлин подозрительно прищурился, раскрыл флакон и приблизил его к лицу, присматриваясь к зелью, от которого поднимались зеленоватые испарения и мерзкий глиняно-земляной аромат, затем скривился в гримасе отвращения. — А мне обязательно это пить?

Однако под строгим взглядом лекаря обреченно вздохнул и сделал маленький глоток, еле сдержав рвотный позыв.

— Хорошо, — одобрительно кивнул Гаюс и поднялся с кресла. — Теперь слушайте меня внимательно, великие волшебники, — он угрожающе ткнул указательным пальцем в мальчиков, что напряженно сглотнули слюну. — Сейчас я уйду, но когда вернусь, хочу видеть здесь идеальный порядок.

— Вы шутите? — возмутился Малфой. — Для этого потребуется не одно столетие! Возможно, будь у нас нечто магическое, к примеру, палочка…

— Может, ты хочешь пойти со мной и помочь с больными?

— Пожалуй, я останусь и прослежу за Мерлином, — миролюбиво улыбнулся Малфой в знак капитуляции, проигнорировав гневный взгляд Мерлина, а после вспомнил о Гермионе. — Грейнджер, уверен, ты тоже мечтаешь поучаствовать в импровизированном… мероприятии.

Он с надеждой кивнул в сторону метлы.

— И не мечтай, — злорадно прыснула Гермиона, протягивая Малфою тряпку. — Уверена, вы и сами отлично справитесь, — она мстительно цокнула. — Удивительная вещь — карма! Верно, Малфой?

Похлопав его по плечу, она ушла, расслышав за спиной тихое «стерва».

* * *

— Что?! — переспросил глухой библиотекарь, после чего помещение заполнилось громким эхо.

— Я сказала до свидания, мистер Монмунт! — повторила Гермиона, чувствуя, как жалобно натягиваются голосовые связки.

— Да, конечно, ты можешь взять выходной, — легко согласился старик. — Но завтра разбери, пожалуйста, тот стеллаж и заброшенную комнату в конце коридора. В нее не заходили со времен возведения нашего славного королевства.

— О, я уже все разобрала, — гордо улыбнулась Грейнджер. — И кстати, полки с рецептами теперь тоже занесены в наши списки.

— Замечательно! Я и не сомневался в ваших способностях, дорогая, о чем с великим удовольствием поведал лорду Агравейну, когда он интересовался вашими успехами.

Гермиона настороженно нахмурилась.

— Лорд Агравейн спрашивал обо мне? Что именно?

Джеффри заметно замешкался, будто жалея, что упомянул лорда, о чем свидетельствовали удивленно вскинутые брови и глаза, бегающие по книжным полкам.

— Что ты сказала, дитя? — он помассировал ухо. — Боюсь, я не расслышал.

Как удобно.

— Ничего, забудьте, — смиренно вздохнула Гермиона. — Я могу взять домой эту книгу?

— Конечно, я ведь тебе полностью доверяю! — заверил он ее. — Но не забудь вернуть ее до четверга.

— Естественно.

Гермиона вышла из библиотеки в растерянных чувствах. Случайно озвученная фраза взволновала ее, ведь после странного разговора с Агравейном надеялась, что подозрения развеяны. Должно быть, случай с Морганой посеял новые сомнения и вопросы. Да и глухота мистера Монмута оказалась не столь неоспоримой, как могло показаться в начале их знакомства. Интересно, сколько чужих секретов слышали эти разборчивые уши? Сколько тайн хранила его память?

Одно Гермиона знала точно: с недоверчивыми лордами и любознательными библиотекарями стоит быть настороже.

Решительно вздохнув, она покрепче прижала к груди стопку старинных пергаментов, которые не смогла приписать ни к одному из существующих разделов, так как свитки не имели ни названий, ни авторства, и кроме того, нуждались в более детальном изучении. И пусть библиотекарь настоятельно рекомендовал избавиться от всего ненужного хлама, Гермиона придерживалась своего мнения. Любые знания имеют ценность и, в конце концов, могут пригодиться будущим поколениям.

Во внутреннем дворе замка царила средневековая суета: слуги спешили домой после тяжелого трудового дня; благородные леди собрались вокруг фонтана, с веселым щебетаньем обсуждая не менее благородных милордов; где-то в сторонке под тенью высокого дуба уединились молодые влюбленные, ласково нашептывающие друг другу легкомысленные обещания.

Как шумно.

Грейнджер вышла через главные ворота, обогнула замок и, очутившись на заднем дворе, села на скамью под тенью дерева, чтобы погрузиться в изучение древней макулатуры. Часть оказалась совершенно нечитабельной, потому как писалась либо на каком-то древнем языке, либо крайне неаккуратным почерком; нашлись и старинные записи о сборах налогов, которые, несомненно, были слишком высоки в сравнении с доходами крестьян и их уровнем жизни. Поэтому Гермиона возмущенно фыркнула, отложив их в отдельную стопку, затем сделала мысленную пометку поговорить об этом с Артуром. Кто знает, может, в отличие от отца, младший Пендрагон будет более благоразумен к проблемам собственного народа.

Распределив в отдельные стопки записи о сборах урожая, рецепты лечебных снадобий, а также любовные стихи весьма откровенного характера, Грейнджер обнаружила склеенные единой нитью страницы, написанный разборчивым, изящным почерком.

«Не прошло и месяца со дня нашего похода, но я уже сбился со счета безжизненных, окровавленных тел, что довелось увидеть на пути к Острову Блаженных. Я наблюдал, как постепенно рушится привычный мир, не в силах как-то повлиять на происходящее. Все, что мне осталось, — записывать мысли на кусках мятого пергамента и прятать обрезки ужасных воспоминаний от любопытных глаз.

Возможно, все эти записи однажды будут тобой прочитаны и помогут понять, что стояло за самым ужасным моим решениям. Смею надеется, со временем ты даже сможешь меня простить. Однако сейчас, на момент написания, единственное их предназначение — отгородить разум от подступающего безумия. 492 год навсегда останется в моей памяти как самое темное время, когда даже земля, по которой ступала нога Утера Пендрагона, окрашивалась в красный цвет».

Гермиона застыла, пораженная догадкой. Красный цвет. Кровь. Земля. Могло ли это значить?..

И она вновь погрузилась в чтение:

«Говорят, после смерти королевы Игрейны Утер окончательно сошел с ума, и я слишком долго отказывался верить дворцовым сплетням. Но разве можно объяснить иначе то, что происходит в королевстве? На моих глазах велись вооруженные обыски мирных жителей, подозреваемых в колдовстве, всех, у кого были найдены хоть малейшие доказательства, приговорили к смерти. Особо опасных колдунов четвертовали, сжигая останки, будто казненные могли восстать из мертвых. Их семьи преследовались, вместе с каждым, кто решался оказать помощь волшебнику. Всех, кто пытался вразумить короля, убедить, что магия не является злом, обвинили в предательстве, и даже рождение долгожданного наследника не смягчило его гнева.

Видят небеса, я лично приложил все силы, пытаясь докопаться до истинного источника его ненависти, но Утер молчал, не желая раскрывать правды даже мне, своему верному соратнику…»

— Изучаете лирику?

От неожиданности Гермиона выронила записи. В голове все еще кружились мрачные картины убийств, в ушах продолжал звучать скрежет мечей, поэтому, разглядев Гавейна и переполненную тренировочную площадку за его спиной, Гермиона лишь спустя секунду смогла различить, где заканчивается воображение и начинается реальность. Затем вспомнить о заданном вопросе и заметить, как взгляд рыцаря с интересом блуждает по стихам откровенного характера, где, к ужасу Грейнджер, еще и прилагались красочные иллюстрации.

— Я проводила исследовательский анализ… — она запнулась и поспешила скрыть компрометирующие изображения, с недовольством чувствуя, как к щекам подступает предательский румянец.

— Поделитесь? Я бы с удовольствием послушал, — насмешливо улыбнулся Гавейн, заставив невольно задержать внимание на ямочке, возникшей на его щеке.

Однако спустя мгновение ее взгляд был пойман, после чего пришлось насупиться и отвернуться в сторону поля, где тренировались двое в доспехах.

— Ничего особенного, просто глупые стихи, — невозмутимо проговорила Гермиона, поспешив сменить тему: — Лучше расскажите о своих тренировках.

— Вы когда-нибудь присутствовали на рыцарском турнире? — он опустился на соседнее место, поднимая разбросанные записи.

— К сожалению, не доводилось.

— Простите, забыл, что вы из Элдора.

Она нахмурилась, распознав в его голосе плохо скрытое высокомерие. Очевидно, свойственное практически всем представителям мужского рода.

— Вы совершенно правы, в Элдоре не было подобных развлечений, — ответила Гермиона и поднялась с твердым намерением уйти.

Однако Гавейн, резко вскочив на ноги, остановил ее, взяв за руку, и заставил гневно развернуться.

— Постойте, миледи! Если я вас чем-то обидел…

— Ну что вы! Разве может простая жительница Элдора обидеться на столь высокородного рыцаря?

Она приподняла подбородок и сузила губы.

— Боюсь, вы поспешили с выводами, — в его голосе возникли упрямые нотки.

— Неужели?

Он кивнул на скамью, будто призывая остаться, однако спешить удовлетворить его требование Гермиона не собиралась, из-за чего глупый спор вскоре перешел в дуэль взглядов. На нее смотрели хмуро и твердо, лишь подкидывая новые ветки в разрастающийся костер злости. С чего вообще этот человек решил, что имеет право столь нетактично указывать ей на происхождение? И пусть сказанные слова не имели никакого отношения к ней лично, пусть вся ее история была не более чем наспех сложенной выдумкой, терпеть подобные высказывания от еще одного высокомерного аристократа у Грейнджер не было никакого желания. Подобного отношения ей хватало с избытком и дома.

— Гавейн! — со стороны тренировочной площадки послышался чей-то крик. К ним быстрым шагом приблизился сэр Персиваль — мужчина с внушительным телосложением и суровым лицом, которое сейчас казалось вполне добродушным. Ничего общего с жестоким рыцарем из ее ночного кошмара. — Ты готов? После сражения Элиана и Гвен я собираюсь надрать твою тощую задницу.

— Если ты не заметил, я немного занят, — проворчал Гавейн, покосившись на Гермиону, которая не смогла сдержать мстительного смешка.

— Оу, — присвистнул Персиваль, словно действительно ее не заметил (что неудивительно при его росте), затем, откашлявшись, продолжил: — Добрый день… Гермиона, не так ли? Я о тебе наслышан.

— Вот как?

— Кое-кто без устали рассказывает о новом библиотекаре, — он весело похлопал по плечу смутившегося Гавейна. — Из-за тебя мой друг стал книжным червем. Как будешь отвечать за свои преступления?

— Клянусь, если ты не заткнешься… — со злобой процедил Гавейн, но был прерван звонким смехом Гермионы.

Рыцари переглянулись, после чего напряжение заметно спало, и ямочка на щеке Гавейна вернулась на законное место. Спустя минуту все трое перебрались на зрительские трибуны, ожидая начала тренировки.

Первый рыцарь появившийся на поле, выглядел в точности как герой книг, которыми Гермиона зачитывалась в детстве: высокий, широкоплечий, в сверкающих доспехах. Меч в его руках был вдвое длиннее обычного, но нес его рыцарь так, будто весил предмет не больше волшебной палочки. Соперник, вышедший следом, по сравнению с первым проигрывал в размерах, впрочем, вполне возможно, что все дело было в кожаных доспехах. После короткого сигнала рыцари приветственно скрестили мечи, сделали несколько шагов назад, затем резко начали поединок.

— Как думаешь, кто из них выиграет? — Персиваль загадочно улыбнулся.

— Я бы поставила на первого, — задумчиво ответила Гермиона, следя за могучими ударами рыцаря с огромным мечом.

— Элиан? — захохотал Персиваль. — Может, объяснишь причину?

— Он нападает чаще и имеет заметное физическое преимущество, — пожала плечами Гермиона, указав на очевидное превосходство первого рыцаря.

Тем временем тот, что был в кожаных доспехах, отступил на несколько шагов, ловко блокируя удары и уворачиваясь от особо опасных выпадов.

— Интересно, — заметил Гавейн.

— Что именно? — нахмурилась Гермиона.

— По-моему, кто-то опять делает преждевременные выводы, — он миролюбиво выставил руки перед собой. — Не стоит недооценивать мастерство Гвен. К тому же телосложение не всегда играет решающую роль в поединке.

— И все-таки Элиан пока что находится в более выгодном положении, — настаивала Гермиона.

— Все может измениться.

— Хотите поспорить? — задорно предложил Персиваль.

— Я не занимаюсь подобными глупостями, — Гермиона гордо вздернула нос.

— Боитесь потерпеть поражение? — с вызовом ухмыльнулся Гавейн.

Она перевела взгляд на поле, где Гвен защищался от ударов щитом, который, казалось, еще немного, и разлетится в щепки, в то время как его противник продолжал делать все более точные и сильные выпады. Затем Грейнджер переместила внимание на самодовольное лицо Гавейна, и пусть это было совершенно неправильно и глупо, уточнила:

— На что спорим?

— Как насчет желания? — хитро прищурился он, протянув ей руку, будто уже давно продумал все детали.

— Прекрасно, — согласилась она, игнорируя голосок внутри, что настойчиво просил остановиться, после чего Персиваль разбил рукопожатие, закрепив сделку.

Между тем Элиан продолжал нападать, заставляя противника отступать под гнетом ударов, не давая ни единой возможности отыграться. Гермиона триумфально улыбнулась Гавейну, но его лицо оставалось все таким же оптимистичным, будто он знал нечто такое, что она упускала из виду. Или просто не хотел ронять свое огромное эго.

— Уже придумали, что потребуете от меня в случае выигрыша? — игриво прошептал Гавейн ей на ухо, задев выбившуюся прядь волос, затем еще тише добавил: — Я сделаю все, что только пожелаете.

— Не стоит опережать события, — смутилась Гермиона и чуть отодвинулась в сторону.

— Вы правы, ведь иногда требуется время, чтобы разгадать тактику противника, — продолжил он, вновь сосредотачиваясь на схватке.

Рыцарь в кожаных доспехах продолжал защищаться, однако на этот раз Гермиона заметила изменения: удары Элиана стали заметно слабее, как если бы тренировка выбила из него силы, а Гвен, напротив — двигался все так же ловко и быстро, будто вовсе не устал. Спустя несколько минут они неожиданно поменялись местами. Гвен резко отскочил в сторону, уворачиваясь от атаки, затем метким движением нанес удар по плечу противника, отчего тот на миг растерялся и покачнулся. Этого хватило, чтобы нанести следующий удар по ноге, лишая равновесия, и одним точным взмахом выбить клинок из руки Элиана и приставить острие к горлу.

Тренировочная площадка заполнилась восторженными возгласами и рукоплесканиями, и Гермиона невольно последовала всеобщему примеру, хоть эффектная победа рыцаря и послужила причиной ее собственного поражения. Впрочем, не исключено, что Гавейн проявит благородство и любезно избавит ее от столь опрометчиво заключенной сделки.

Как же она ошибалась.

— Теперь вы должны мне желание, — злорадно напомнил он.

— У меня нет проблем с памятью, — огрызнулась она, стараясь смотреть куда угодно, лишь бы не видеть его самодовольного лица.

Поэтому она перевела внимание на поле, где Гвен вернул выбитый меч противнику, закончил все дружеским рукопожатием и снял шлем. Грейнджер расширила глаза и приоткрыла рот, не в силах сдержать удивленного вдоха. Под маской рыцаря скрывалась девушка с черными волосами, заплетенными в длинную косу.

— Гвен умеет произвести впечатление, не так ли? — ухмыльнулся Персиваль, кивнув в сторону Элиана, который прихрамывая удалялся с тренировочной площадки, и болезненно поморщился. — Ее братцу сильно не повезло: кажется, она вывихнула ему ногу.

Гавейн помахал Гвен, и она, улыбнувшись, направилась в их сторону. Когда она приблизилась, Гермионе представился шанс разглядеть ее получше: смуглая кожа с еле заметными веснушками на носу и щеках; четко очерченные губы, приподнятые в широкую, искреннюю улыбку; добрые и вместе с тем решительные глаза медового оттенка. Удивительно, как ее вообще можно было принять за мужчину. К тому же у нее было очень знакомое лицо.

— Такими темпами ты скоро сможешь победить и меня, — сказал Гавейн, ловко прикрывая свою природную заносчивость лицемерной любезностью.

— Ты, как всегда, сама скромность, — отпарировала Гвен и вопросительно посмотрела на Грейнджер.

— Ты еще не знакома с Гермионой? — спросил Гавейн.

— Кажется, мы встречались в замке, — улыбнулась Гвен, и тогда Гермиона наконец узнала в ней служанку, которая ухаживала за королем, когда тот был ранен. — Ты ведь подруга Мерлина? Он много о тебе рассказывал. Меня зовут Гвиневра, для друзей просто Гвен.

— Гвиневра? — Грейнджер ошарашенно замолчала, пытаясь сопоставить легенды с тем, что видела своими глазами. И если Великий Мерлин мог быть слугой короля Артура, чей отец всей душой ненавидел магию, так почему королевой Гвиневрой не могла оказаться простая девушка в рыцарских доспехах? — У вас очень красивое имя. Редкое, наверное?

— По крайней мере, я других не встречал, — усмехнулся Гавейн, прерывая неловкое молчание. — И кстати, Гвен, мне следует тебя поблагодарить. По твоей милости Гермиона задолжала мне желание.

Гермиона возмущенно ахнула, пихнув наглеца локтем, тем временем на лице Гвиневры возникло непонимание.

— Они заключили пари насчет того, кто выиграет, — пояснил Персиваль.

— Сразу понятно, что ты здесь недавно, раз поставила на моего брата, — заразительно рассмеялась Гвен.

— И кое-кто этим подло воспользовался, — проворчала Гермиона, зарекаясь когда-либо вступать в глупые споры. — Ты отлично владеешь мечом.

— Меня научил отец.

— Он тоже рыцарь?

— Он был лучшим оружейником в Камелоте, — печально улыбнулась Гвен. — Пока его не казнили по подозрению в колдовстве, — и прежде, чем кто-то успел вставить слово, взволнованно сказала: — Ох, простите, мне нужно помочь Элиану. Кажется, я вывихнула ему ногу, скорее всего, придется вправлять…

После чего она побежала в сторону рыцарской палатки.

— Подожди, я должен на это посмотреть! — громко выкрикнул Персиваль и умчался следом, оставив Гермиону наедине с Гавейном и проблемами в виде его желания, которое он все не спешил озвучивать.

— Так что пожелаете, сэр? — вложив в голос побольше язвительности поинтересовалась она.

— Не торопите события, миледи, — в тон ей сказал Гавейн. — Обещаю удовлетворить ваше любопытство, если позволите проводить вас домой.

Вместо ответа Грейнджер собрала свои ценные пергаменты и гневно зашагала вперед, чувствуя, что ей не оставили выбора. С другой стороны, винить кого-то, кроме себя, было крайне сложно.

Гавейн быстро догнал ее, без разрешения выхватил свитки из ее рук, будто нести груз сама Гермиона была не в состоянии.

— Вы ведь спланировали все это заранее, — сощурилась она.

— Я лишь хотел провести с вами время. Разве это так предосудительно?

По непроницаемому лицу Гавейна было сложно понять, издевается ли он над ней, или просто озвучивает мысли, поэтому заострять внимание на сказанном Грейнджер не стала. Кроме прочего, как бы дико это ни звучало, его слова показались достаточно милыми, чтобы спорить.

В голове и так кипело от потока полученной информации. Мысли то и дело возвращались к дневнику неизвестного автора и ужасным событиям, детально описанным в нем. Похоже, Мерлин вовсе не преувеличивал, рассказывая о жестокости Утера Пендрагона, казнившего бессчетное количество невинных, в числе которых, как оказалось, был и отец Гвиневры. Возможно, той самой.

Но больше всего Гермиону волновало собственное вмешательство и два вопроса: во-первых, почему они с Малфоем оказались именно здесь и сейчас; и во-вторых, чем обернется для истории спасение тирана? Ведь если Утер должен был умереть в тот день, когда они столь опрометчиво решили помочь Мерлину в его спасении, их вмешательство могло окончательно перевернуть весь ход времен, а привычный ей мир мог просто перестать существовать.

Что, если возвращаться уже некуда? Что, если непоправимое уже случилось? Что, если, вернувшись в двадцатый век, она обнаружит себя замужем за Пожирателем Смерти или еще хуже — у них будет ребенок. Что, если?.. Магия исчезнет…

— Выглядите задумчивой, — голос Гавейна вырвал ее из мрачных фантазий.

— Просто размышляла о том, как все устроено в вашем ми… — Гермиона неловко откашлялась, — королевстве. Я ознакомилась с правилами и законами Камелота, но все равно не могу понять некоторых вещей.

Он понимающе улыбнулся.

— Книги дают ответы не на все вопросы, не так ли? — и прежде, чем она успела возразить, спросил: — Что именно вас интересует?

Грейнджер задумалась. Ведь интересовало ее многое, но спросить можно лишь о том, что не вызовет ненужных подозрений, ведь она успела увериться, что, несмотря на кажущуюся легкомысленность, Гавейн был не так прост. Напротив, во взгляде его все четче прослеживалась проницательность, вызывающая в Гермионе странное волнение. В памяти слишком отчетливо всплывал день их первого знакомства. А также волшебник, приговоренный к смерти.

Поэтому пришлось ограничиться самым нейтральным из возможных вариантов.

— Почему в рыцари посвящают только мужчин благородного происхождения? Разве вам это не кажется несправедливым?

Гавейн удивленно приподнял бровь, будто совершенно не ожидал от нее подобного вопроса. Он молчал достаточно долго для того, чтобы Гермиона заключила, что он и вовсе не был намерен отвечать.

Однако она ошибалась.

— Вы правы, — произнес он неожиданно-серьезным тоном. — Честь и отвага, доблесть и достоинство — отнюдь не черты, передающиеся по наследству. Мой лучший друг, Персиваль, не высокородного происхождения, что не мешает ему быть одним из достойнейших рыцарей Камелота.

Гермиона заинтересованно приподняла брови.

— Мне казалось, по правилам Камелота, лишь люди с благородным происхождением имеют право стать рыцарями.

— Верно, во время правления Утера Пендрагона все так и обстояло, но за прошедший год многое изменилось. Артур переписал многие нелепые законы, и теперь рыцарем может стать любой, кого король — или его наследник — посчитает достойным.

Гавейн замолчал, давая время обдумать сказанное. После всего, что она успела узнать о наследном принце, первое впечатление начало казаться обманчивым. Неприязнь, вызванная отношением Артура к Мерлину, постепенно угасала, уступая место непониманию. Пусть поведение принца и отличалось от его легендарной версии, она не могла не заметить, с каким восхищением о нем говорят окружающие.

И, возможно, если она ошибалась насчет Артура, она также ошибалась насчет Гавейна? Вероятно, слова о том, что она спешит с выводами, не так далеки от истины?

— А сами вы почему решили стать рыцарем?

— Полагаю, у меня не было выбора, — с ноткой печали усмехнулся он. — Мой отец был членом ордена, — он замедлил шаг, будто погружаясь в воспоминания. — Он любил повторять, что быть рыцарем не значит искусно размахивать мечом или участвовать в развлекательных турнирах ради славы. Он тренировал меня с раннего детства, подготавливая к будущей службе у короля Карлеона. Кажется, отец искренне верил в его благородство и честь. По крайней мере, до того, как этот достойный король обрек его на смерть.

— Мне очень жаль, — прошептала Гермиона, чувствуя, как меняется настроение их разговора.

— Мой меч — единственное, что отец оставил после себя, — рука Гавейна опустилась на рукоять, после чего он вдруг остановился, пытливо вглядываясь в ее растерянное лицо. — Ваша очередь. Вы здесь уже почти месяц, а я практически ничего о вас не знаю, — он сощурился, затем резко перевел внимание на цветущий куст, сорвал цветок и начал поигрывать им пальцами.

— Боюсь, моя история покажется вам слишком заурядной, — Гермиона отвела взгляд в сторону.

— Уверен, вы скромничаете, — он сделал шаг к ней, заставив посмотреть на себя, затем, прежде чем она успела отреагировать, вплел цветок в ее волосы. — В тебе нет ничего заурядного.

Гермиона замерла, пытаясь понять, что озадачило ее больше: внезапное «ты», цветок или сами слова. Прежде никто не говорил ей подобных вещей. И даже Виктор, идеально вежливый, несомненно влюбленный, мог выразиться только взглядом, ведь между ними всегда был плотный языковой барьер. И теперь, оказавшись в шестом веке, Грейнджер совершенно не представляла, как реагировать. Скорее всего, стоило незамедлительно осадить наглеца и уйти, только вот ее опередил очередной вопрос:

— Кстати, давно ты знакома с… Драко? Мне показалось, вы достаточно близки, — Гавейн выжидательно уставился на нее, а она едва не прыснула.

Даже само предположение о том, что она могла быть «близка» с этим высокомерным хорьком, казалось полным абсурдом.

— Мы были соседями, — Гермиона решила не слишком отдаляться от правды. — Мы и сейчас соседи, — она обреченно взмахнула рукой. — К сожалению.

— Он тебя беспокоит? — Гавейн нахмурился.

В голове Грейнджер был подготовлен целый перечень причин, по которым Драко Малфой заслуживал титул худшего соседа всех столетий, и она была близка к тому, чтобы поделиться им с Гавейном, однако в последний момент передумала, ограничившись:

— У него несколько сложный характер.

Несносный. Невозможный. Нестерпимый.

— Если хочешь, можем отправить его на несколько дней в темницу, — заговорщически подмигнул Гавейн.

Гермиона задумалась, потому что нельзя легкомысленно отказываться от столь заманчивых предложений. Однако…

— Благодарю, но, думаю, пока я сама неплохо справляюсь, — нехотя призналась она, затем добавила: — Но буду иметь в виду.

Они почти дошли до дома Гаюса, о чем Гермиона и сообщила, получив разочарованный вздох и печальную улыбку. Свитки все еще находились в руках Гавейна, однако возвращать их он не спешил.

— Какие у тебя планы на завтрашний вечер? — спросил он, облокачиваясь на каменные перила. Затем, заметив ее растерянность, добавил: — Я хочу узнать тебя получше, Гермиона, а ты все еще должна мне желание.

Мордред. А ведь она почти забыла об этом глупом пари.

— Но ведь… — попыталась выкрутиться она, но тщетно.

— Зайду за тобой в шесть, — твердо произнес он, вручив ей свитки. Грейнджер уже была готова заспорить, когда он наклонился и поцеловал ей руку, заставив забыть о злости. — Добрых снов, миледи.

— До свидания, сэр Гавейн, — проговорила она в надежде, что голос не выдавал всего смущения.

Затем поспешила зайти в дом и скрыться от его внимательного взгляда. После чего позволила себе провести рукой по волосам, где все еще находился цветок, и улыбнуться. На целых пятнадцать секунд. Именно до этой цифры она успела досчитать, когда наткнулась на заинтересованное, презрительно вытянувшееся лицо, наблюдающее за ней с другого конца комнаты.

* * *

Когда Мерлин закончил приводить дом в порядок, за окном уже садилось солнце. Он довольно вздохнул, разглядывая гостиную, которая после усердных стараний представляла собой образец чистоты и порядка. И теперь все, о чем мечтал Мерлин, — поскорее добраться до кровати, чтобы наконец отдохнуть и завершить этот нескончаемо долгий, трудный день. При этом Драко, возле которого стояла чашка травяного чая, выглядел крайне недовольным, будто ему самолично пришлось собирать осколки битого стекла и чинить сломанную мебель. Между тем единственная его помощь заключалась в ежесекундных бесполезных советах и неуместных замечаниях. Слепому видно: у него не было никакого опыта в подобных делах.

В отличие от прекрасно отточенного навыка создавать проблемы и сеять разрушения. Вот как сейчас, когда он умудрился пролить чай на тщательно очищенный диван, стоило входной двери распахнуться и впустить Гермиону, пребывающую в необычайно приподнятом настроении.

— Выглядишь до омерзения довольной, — подозрительно сощурился Драко. — Нашла новое чтиво в любимой библиотеке?

— Не совсем, — коротко ответила Гермиона и посеяла новые подозрения.

— Позволь попробовать еще раз, — Малфой провел рукой по подбородку, поглаживая несуществующую бороду. — О, кажется, понял! Ты расшифровала загадку шкатулки? Мне уже начинать паковать вещи?

Хорошее настроение Гермионы вмиг куда-то исчезло, глаза недобро сверкнули, а с губ, сжатых в тонкую ниточку, слетело резкое:

— Нет.

— Что ж, тогда не буду мучить себя догадками, — уныло вздохнул Драко. — Сама рассказывай, кто спонсор твоего счастья. И кстати, что это у тебя за дрянь в волосах?

Он брезгливо скривился, после чего Гермиона, рассеянно проведя пальцами по волосам, нащупала бутон розы и огрызнулась:

— Это тебя не касается.

На лице Драко промелькнуло озарение.

— О, так это твой верный рыцарь отрезал несчастному цветку голову, чтобы сделать тебе приятное? Не думал, что ты сторонница варварских обычаев…

— С каких пор ты стал защитником природы? — нахмурилась она, затем вынула розу из волос и поставила ее в стакан.

— А с каких пор ты ведешь себя как легкомысленная идиотка?

— Какое тебе вообще дело до того, как и с кем я провожу свое свободное время?

Драко помедлил с ответом, что давало повод надеяться на скорый конец бесконечных препирательств, от которых голова болела не меньше, чем от проклятья Ши. Однако вскоре ожидания Мерлина были разрушены.

— Потому что считаю, что ты могла бы заниматься более полезными вещами. Например, искать путь домой, — в порыве негодования Малфой вскочил с места. — Но вместо этого ты предпочитаешь кружить голову средневековому болвану и составлять нелепые планы для улучшения существования магглов.

— Не смей мне указывать, хорек!

— Как же ты меня бесишь, Грейнджер!

Казалось, от криков и обоюдных ругательств вскоре должны были обрушиться стены и треснуть все оставшиеся стекла. Мерлин чувствовал себя совершенно лишним и уставшим, наблюдая, как неугомонная парочка продолжает шуметь, пытая его барабанные перепонки и испытывая терпение. А ведь даже у него оно было не бесконечным. Еще немного, и чаша должна была переполниться до предела. Еще три. Два…

— Хватит! Да сколько уже можно?! — взорвался Мерлин, размахивая руками. — Неужели вы не способны общаться спокойно хотя бы пять чертовых минут? Стоит вам оказаться вместе в одной комнате, как любой разговор превращается в… — он неопределенно взмахнул рукой, подбирая нужное слово. — Я даже не могу подобрать точного определения! Почему вам так сложно вести себя подобно всем цивилизованным людям?

И выдохся, наслаждаясь неожиданной тишиной. Впрочем, недолго.

— Дело в том, что Малфой умрет, если хоть день не оскорбит кого-то, — съязвила Гермиона, недовольно скрестив руки на груди.

Мерлин измученно простонал, откидываясь на спинку кресла, между тем как на лице Драко уже зрел протест.

— Не пытайся острить, Грейнджер. Выходит у тебя откровенно паршиво.

— Мерлин, а ты случайно не знаешь, у Гаюса есть антитоксин против гремучих змей? — поинтересовалась Гермиона.

— Антитоксин? — переспросил Мерлин, теряя последнюю нить повествования. — Ты видела змею?

— Да вот же она! — она указала на презрительно сморщившегося Драко. — Живет с тобой под одной крышей!

— Ха-ха! — иронично похлопала «гремучая змея». — Ничего нового придумать твой мозг не в состоянии? Или эту нелепую шутку рекомендовал тебе твой тупой поклонник?

— Вот видишь, Мерлин! Он, — Гермиона обвинительно ткнула в Малфоя пальцем, — эмоциональный террорист!

Мерлин не имел ни малейшего представления о том, кто такие «террористы» и как они связаны с Малфоем, потому спорить не стал. Голова все ощутимее трещала от новых криков. А ведь даже буйно настроенный Артур не поднимает столько шума. Что уж там, в данный момент Мерлин мечтал, чтобы друг явился за ним и приказал поучаствовать в тренировке с булавой. По крайней мере, все бы закончилось быстро. И менее болезненно.

Можно ли заставить их заткнуться без магии? Интересно, если их не остановить, продлится ли спор вечность? Они так и будут обмениваться оскорблениями, пока не наступит двадцатый век?

Вот, как и ожидалось, Гермиона уже тянется к тяжелой сковороде, а противник обороняется разделочной доской. Определенно, они никогда не смогут мирно сосуществовать друг с другом. Ни в этом столетии, ни в любом другом. Единственный выход — поскорее починить шкатулку и отправить парочку назад в будущее.

Из раздумий его резко вырвало нечто пролетевшее в опасной близости от головы. Кажется, кухонный нож.

— Достаточно! — вскрикнул Мерлин. — Я не для того убирал дом, чтобы вы тут все опять разнесли! И поставь, наконец, эту сковородку! — он требовательно посмотрел на Гермиону.

— Пусть он извинится за свои слова, — она упрямо вздернула подбородок.

— Размечталась, — почти искренне усмехнулся Драко, опуская разделочную доску. — Может, тебе еще ручку поцеловать? Мне показалось, такое тебе по вкусу.

— Мне будет достаточно, если ты перестанешь плеваться ядом при каждом слове, — прошипела она. — Но ты не сможешь, потому как понятие вежливости для тебя не более чем пустой звук.

— Не понимаю, о чем ты, — оскорбился Драко. — Да я сама вежливость.

— Несомненно, — кивнула Гермиона. — Если бы находился в своей среде обитания, — и, выдержав паузу, уточнила: — В террариуме! А тут, среди нормальных людей, ты и дня не продержишься без третирования всего, что движется.

И вдруг Мерлина озарила заманчивая мысль, которую он поспешил озвучить:

— Ну что ты, Гермиона, уверен, Драко без проблем справится с такой легкой задачей. Вы могли бы даже заключить сделку.

— Сделку? — заинтересованно встрепенулся Малфой. — Замечательная идея, Мерлин!

— Ни. За. Что.

— Подумай, Гермиона, какие возможности открываются перед тобой, — Мерлин напряг воображение. — Когда выиграешь, Драко может приготовить тебе печенье или даже испечь торт! — распознав протест на ее лице, он поспешил продолжить: — Уверен, на этот раз у него получится еще лучше. Он выполнит любую твою просьбу, а приятным дополнением станет целый день вежливого общения.

— Хорошо, — сдалась Гермиона после минутного колебания. — Будет занимательно на это посмотреть.

Не успели они скрепить сделку соответствующим рукопожатием, как входная дверь скрипнула, а из коридора донесся раздраженный голос Гаюса:

— Что тебе нужно?

— Прошу, позволь только обсохнуть у огня, — ответил чей-то хриплый незнакомый голос, вслед за которым в комнату вошел человек среднего роста с темными короткими волосами в кожаном потрепанном плаще.

— Какая наглость, — фыркнул Гаюс, даже не заметив присутствующих на кухне. — В последний раз, когда ты здесь появился, у меня были неприятности.

— Мне жаль, но казнь меня не привлекала, — печально усмехнулся незваный гость. — Только не говори, что ты согласен с Утером и его…

— Зачем ты здесь, Джулиас? — требовательно перебил Гаюс, скрестив руки на груди.

Джулиас молча прошел в освещенную часть комнаты, а потом, повернувшись спиной к ребятам, достал из кармана сверток и продемонстрировал его.

— Я нашел его, Гаюс! Я потратил двадцать лет, но это он —Трискелион Асканара, тот самый… — он резко замолк, прислушиваясь. — Кажется, у нас лишние уши, — и с кривой усмешкой развернулся. — Не знал, что у тебя гости.

— Нам про тебя тоже не докладывали, — презрительно заметил Драко из кухни.

Джулиас несколькими быстрыми шагами пересек гостиную, оказываясь прямо перед ними, разглядывая, при этом позволяя лучше оценить себя вблизи: растрепанные волосы обрамляли худое лицо с неаккуратной щетиной; правую бровь рассекала тонкая линия; темные глаза проницательно смотрели, будто пытаясь прочесть мысли.

— Интересно… — протянул он и перевел внимание на Гаюса, с недовольством следящего за незваным гостем. — Твои новые ученики?

— Продолжим наедине, — твердо произнес Гаюс, игнорируя недобрый взгляд, затем, не дожидаясь возражений, направился к своей комнате, приоткрыл дверь, впуская туда Джулиаса.

Спустя несколько секунд дверь за ними закрылась, а в голове Мерлина возникло множество вопросов. Интуиция советовала разобраться в происходящем, потому что нечто странное, таинственное, заключавшееся в самом сочетании «Трискелион Асканара», посеяло неопределенное волнение. Он точно не слышал этих слов раньше, но знал, вернее, чувствовал: это нечто важное. Нечто, что касалось его самого.

И Мерлин был не одинок в своих предчувствиях. Прежде чем он успел продумать дальнейший план действий, Драко уже стоял у двери, недовольно приподняв бровь.

— Малфой! — укоризненно прошипела Гермиона, пристав с места.

— Что? — невинно пожал он плечами. — Только не говорите, что мне одному этот мерзкий тип показался подозрительным.

— Но…

— Ничего не слышно, — пожаловался Мерлин, прислонившись ухом к двери.

Вздохнув в знак капитуляции, Гермиона последовала их примеру, протиснувшись между ними, и протянула пустые склянки.

— Подставь сюда. Вот так…

— Заткнись, Грейнджер, ты мешаешь! — злобно прошипел Драко.

— Сам заткнись! — тихо прокричала Гермиона.

— Заткнитесь оба! — шепотом взорвался Мерлин.

Тогда до слуха донесся едва различимый голос Гаюса:

— Ты уверен? Это и есть?.. Что ж, язык друидов, тройные вязаные руны…

— Не утруждайся, — насмешливо оборвал Джулиас. — Они ведут к гробнице Асканара, и мы оба знаем легенду о том, что там спрятано.

— Яйцо дракона…

Мерлин затаил дыхание, не веря в услышанное. До сегодняшнего дня он считал Килгарру последним представителем вымирающего вида, а неожиданная новость поселила призрачную надежду вместе со странным непониманием. Потому, что в голосе Гаюса не было ни намека на удивление. Разве только плохо скрытая враждебность и недоверие, как если бы он и сам знал о легенде и яйце. Только вот почему ему понадобилось скрывать такое от него, Мерлина, последнего Повелителя драконов?

— Ты собираешься выкрасть его? — сухо предположил Гаюс. — Забыл, что не хватает одной части?

— К счастью, я знаю, где она находится, — заявил Джулиас, после чего послышался топот, словно кто-то намеренно шумно бил в пол. — В подземелье, под твоими ногами.

— В Камелоте? — недоверчиво хмыкнул Гаюс.

— Где она в безопасности пролежала четыреста лет.

— Если ты рассчитываешь на мою помощь, то ты зря рисковал. Я не стану участвовать в этом.

— Неужели тебе неинтересен последний дракон?

За дверью стало тихо. Настолько, что появилась возможность расслышать громкие удары собственного сердца и заметить изумленные взгляды притихших друзей. Все они ждали ответа Гаюса, который медлил, очевидно пытаясь угадать все возможные риски и взвесить последствия.

Затем дал неприятный ответ:

— Прошлое лучше оставить в прошлом.

— Ты меня не этому учил! — с досадой воскликнул Джулиас.

— Все меняется, — спокойно произнес Гаюс. — Я верю в короля Артура и в будущее, которое он построит.

— Пожалуйста, подумай…

— Я уже дал ответ. Наверное, тебе стоит покинуть Камелот. Артур, конечно, не такой, как отец, но он не сторонник старой религии.

Вместо ожидаемого спора послышались приближающиеся к двери шаги, но прежде, чем та открылась, Гермиона схватила Мерлина и Малфоя за рукава, потянула их к кладовке, затем бесшумно закрыла за ними дверь.

— Что это было, Грейнджер? — поинтересовался Драко, поглядывая на ее руку, все еще сжимавшую его рукав. — Сработали старые инстинкты?

Она закатила глаза, разжимая руки, и обратилась к Мерлину:

— Понимаешь, что это значит? — и, не дожидаясь ответа, продолжила: — Килгарра вовсе не последний дракон вашего столетия.

— Вы говорили, что они существуют и в двадцатом веке, так что…

Мерлин запнулся, расслышав удаляющиеся шаги и самоуверенный голос Джулиаса:

— Я буду в таверне. Прошу, Гаюс, подумай о моих словах. Знаю, я причинил тебе немало горя, но я изменился, поверь.

Голоса стихли, оборвались звуком захлопнувшейся двери. Тогда Мерлин вышел из укрытия и заметил Гаюса, задумчиво смотревшего вслед удаляющемуся гостю.

— Кто это был? — живо спросил Мерлин, но Гаюс даже не обернулся.

— Неважно.

— Гаюс, — настойчивее произнес он, чувствуя внутри нарастающее раздражение.

— Один из моих бывших учеников.

Мерлин ждал пояснений, но тщетно.

— Почему ты отказался? — в его голосе прозвучало неодобрение. — Это шанс спасти драконов, помочь Килгарре сохранить свой род…

— Борден не заслуживает доверия, — резко обернулся Гаюс, устало вздернув бровь. — Уже в юности он был склонен ко лжи. И тебе не следует в это вмешиваться. Что бы Джулиас ни задумал, у нас нет никаких оснований содействовать этому человеку.

— И это весомая причина не искать яйцо последнего дракона?

Мерлин сжал кулаки, пытаясь сдержать обуревающий гнев, не понимая, как Гаюс мог скрыть от него нечто настолько важное и почему продолжает бездействовать. Гаюс прикрыл глаза, подмечая в дверях Драко и Гермиону. Странно, но вмешиваться в спор на этот раз никто из них не спешил.

— Гробница Асканара стояла нетронутой четыреста лет, и пусть так и будет впредь.

По хмурым бровям стало очевидно, что спорить дальше не имело смысла. Как бы это ни злило, Мерлину пришлось кивнуть, останавливая все рвущиеся наружу аргументы.

Он развернулся в сторону своей комнаты и громко захлопнул за собой дверь.

* * *

Сквозь сон послышался скрип двери и тяжелые шаги, за которыми последовал тихий шепот:

— Мерлин…

Драко решил не вмешиваться в семейные дрязги старого лекаря и его проблемного подопечного, потому мудро притворился спящим, различая шорох простыней и возрастающую суету. Малфой старался абстрагироваться от происходящего и вернуться в приятное сновидение, которое ускользало от него все дальше и дальше, оставляя смутное сожаление и раздражающую реальность.

Между тем возня все не утихала, заставив незаметно приоткрыть глаз, чтобы увидеть, как Гаюс склонился над пустующей кроватью Мерлина. Драко мысленно выругался и повернулся на другой бок.

Однако тщетно, так как следом Гаюс схватил его за плечи и грубо затряс, спугивая остатки сладкого сна.

— Драко! Драко, проснись!

— Я не нанимался в ночную смену, — простонал он в подушку.

— Не время шутить! — не унимался упрямый старик. — Мерлин пропал!

— Какая жалость…

— Он может быть в опасности!

— Но при чем здесь я? — не мог понять Драко. — Ты его наставник, вот и ищи своего великого волшебника, а я хочу спать… Ауч! — его без предупреждения, самым невежливым образом пихнули в бок, заставив вскочить с места. — Какого черта, Гаюс?!

— Вставай, — потребовал старик, не оставляя никакого выбора. — Нам нужно срочно его найти.