Под сенью крыльев (джен)

— Мне кажется, спина слишком открыта, госпожа Сёри, — сказала Конан, смотря в напольное зеркало с тяжелой золотой рамой.

Фиолетовое платье на лямках, того же фасона, что и у Си Ши, было красивым. От края платья вверх поднимались ползучие серебряные розы, останавливаясь в районе живота, а сзади широкий вырез открывал лопатки. Этот вырез-то как раз и беспокоил ее. Она куноичи, и оставлять спину настолько открытой и беззащитной было, во-первых, неловко, во-вторых, страшно. Чувство опасности стучало молоточком в висок непрерывно.

Но швея и слышать не хотела об изменении в платье.

— Будет вам. Посмотрите на себя. Фигура у вас что надо — мышцы, есть, конечно, но не так много, как у других куноичи. Грудь что надо, руки как у лебедушки. Платье все, что нужно, подчеркивает. Куноичи для миссии самое то.

Конан медленно обернулась и окинула женщину пристальным взглядом. Женщина, в свою очередь, продолжала подшивать юбку, делая вид, что не замечает. Иголка в больших мозолистых руках двигалась вверх-вниз, вверх-вниз, рождая новые ровные швы на одежде. И правда мастер, отстраненно заметила про себя Конан.

— Почему вы думаете, что это для миссии?

— Не ты первая, не ты последняя, дорогая моя. Я и сама прежде была куноичи, разве ж это секрет? Полно бывало таких заданий, для которых такие платья в самый раз. У меня даже была коллекция, — усмехнулась Сёри. — Правда после отставки я ее к демонам сожгла…

Она говорила о так называемых «цветочных» миссиях куноичи. Когда задача состояла в соблазнении и долгом шпионаже за объектом. К счастью, Конан никогда через такое не проходила. При мысли об этом у нее просто леденело от отвращения в груди. Шиноби такими миссиями тоже занимались, но это был такой мизер, что нельзя было и сравнивать.

— У меня совершенно другая миссия, — было, ответила Конан, но женщина ее перебила.

— Даже если и другая, перешивать не стану, жалко портить. Ни одной другой девушке оно так не пойдет, так что оставь его себе. Плату за него я не возьму.

— Но как же…

— Все. Я решила, — отрубила швея и повернулась, делая последние стежки. — Вот и готово твое второе платье. Примеряй-ка, госпожа Конан.

Этот наряд был куда как скромнее. Черного цвета, с широким воротом и длинными свободными рукавами, на которых той же серебряной нитью были вышиты привычные ползучие розы. Самой яркой деталью была струящаяся серебряная юбка, начинавшаяся от линии бедер. В этом платье прямой силуэт был проигнорирован — Сёри решила, что талия быть должна, иначе осталось бы впечатление, что на Конан мешок.

— Ты забыла кое-что, — проронила швея, протягивая ей пояс и оценивающе смотря на свою работу.

С поясом все и, правда, смотрелось лучше. Конан иронично изогнула губы, разглядывая себя. Незнакомка была тощая и бледная, с покрасневшими от недосыпа острыми глазами и тонким надменным ртом. В отдельности ничто из этого не представляло особой ценности, однако соединенное вместе, создавало иллюзию необычайной хрупкости и изящества. В ее краях сказали бы, делая комплимент, что она как лепесток на ветру. С одной стороны это было хорошо — такого рода девушки часто становились объектами внимания и любовного пыла людей. При особом умении, на этом можно было хорошо сыграть. С другой стороны, Конан одолевало неуютное чувство неузнавания себя в отражении. Слишком другая, иная была девушка по ту сторону зеркала. Конечно, видно было и усталость, и небольшую запущенность, но смотрелось это скорее самодурством богачки, не знающей что вообще делать со своей жизнью, и на что еще потратиться чтоб было веселее.

— Еще б зрачки пошире и было бы прям в точку, — заметила с ухмылкой хозяйка ателье, поднося к сигарете во рту зажженную спичку и закуривая.

Конан фыркнула. Идея была и правда неплохая. Недостатки, присущие образу куноичи, день и ночь проводящей в миссиях и боях, можно было превратить в достоинства, заставив людей думать, что перед ними глупая богатая куколка, нюхающая кокаин и не имеющая в голове хоть сколько-нибудь связную мысль.

— А вы довольно опытны, я погляжу, — снимая пояс сказала Конан.

— Не за что, — выпуская дым изо рта ответила Сёри.

За следующий час она померила еще несколько повседневных комплектов одежды и удовлетворенно кивнула самой себе. Да, с такой одеждой можно претендовать на звание богатой торговки из Аме. Надо бы только жемчужное ожерелье прикупить, чтобы не выглядеть странно на фоне напыщенных аристократов двора…

Она в последний раз посмотрелась в зеркало, а потом медленно отошла к первому платью, шелковой рекой лежащему на столе, и провела рукой по блестящей вышивке.

— Госпожа Сёри, а где ваша вышивальщица? Она проделала такую огромную работу за пять дней, что у меня слов нет. Это огромное мастерство. Мне бы хотелось ее поблагодарить.

— Это вышивала моя дочь, — спокойно ответила она. — Сейчас на миссии, но если зайдете чуть позже, возможно вам удастся с ней пересечься.

— На миссии? — поразилась Конан. — Она еще и куноичи? Когда только успевает?

По чуть дрогнувшим уголкам рта и потеплевшему взгляду, Конан поняла, что хозяйке приятно это удивление.

— Ничего необычного, — отмахнулась она. — Стыдно быть дочерью швеи и не уметь даже иголку в руках держать. Пару узоров умеет вышивать — значит не сдохнет с голоду после окончания карьеры.

— Не думала, что наши шиноби получают так мало после отставки.

— Да везде так, и это даже понять можно. Мы оружие, направленное на врагов.

Сломанное же оружие бесполезно, госпожа моя, — ровно произнесла Сёри, раскладывая по полкам не понадобившиеся свертки ткани.

— То, что нам платят даже эти копейки, чудо. Помнится бабка моя, куноичи клановая, рассказывала, что если бы не клан, так и померла бы после рождения моего отца с голодухи. Никто никому ничего не платил. Лишь господин Ханзо расщедрился. Оказал хоть и минимальную, но помощь. Благодарность нам за службу выразил, вот так-то…

Конан промолчала. Ей Ханзо добра не делал, а с тем, кому сделал, ей не хотелось ссориться. Руки непроизвольно сжались в кулаки. Что за жизнь! Хотелось бы воспоминание об этом человеке стереть отовсюду, но это было невозможно. Его хорошие дела были перед глазами, не признавать их было нельзя, но ненависть к нему не угасала после того, что он сделал с ней и ее близкими. И, наверно, никогда не угаснет.

Конан зашла за ширму и стала стаскивать с себя вещи, в минуту ставшие неудобными. Она быстро натянула свой комплект, запахнула черный плащ и застыла, глядя в стену. В голове было пусто, как в комнате, куда только-только въехали и не успели еще обжить. Навалилась резко усталость. Что она делает? К чему все это? Ее место рядом с Яхико, но его нет. Никого из Акацуки нет. Лишь она и Нагато, суетливо как муравьи, латающие все дыры в деревенском бюджете и пытающиеся все исправить, отстроить, заменить. У Яхико вышло бы лучше, чем у них. Рассвет ⁽¹⁾ с его помощью настал бы быстрее, подумала Конан с тупой болью в сердце. Он добился многого, но смог бы сделать еще больше, если бы не Конан и его любовь к ней, побудившая отринуть весь мир, и даже их собратьев по организации, ради нее.

Непроходимая горечь разлилась по нёбу, заставляя поджать губы. Она помнила. И вряд ли забудет когда-нибудь. Пока живы она и Нагато, Акацуки не перестанет существовать. На зло всему миру — и умершему как собака Ханзо, и стервятникам из больших стран, подло развязавшим большую войну и жирующим теперь на награбленном у гражданского населения Зоны Буфера. Все враги увидят, что они живы и не склонили головы.

Руки до сих пор сжимали в пальцах тонко расшитое розами платье. Глядя на узор, Конан вдруг отстраненно подумала, что хотела бы что-то такое с узором на свой плащ. Что-то, что показывало бы ее принадлежность организации. Рассвет изобразить было бы слишком трудоемко, а вот озаренные зарей облака…

Да, алые рассветные облака. Такие же, как были в тот день, когда застывшая от горя потери Конан среди развалин родного города встретила такого же Яхико. Сквозь года она ясно увидела себя и его, спаянных общим несчастьем в крепкие объятия, рыдающих от того, что у них остался хоть кто-то.

Возможно кому-то показалось бы, что это нелепо, но Конан было все равно. Она хотела увидеть рассвет хотя бы на своем плаще, заодно давая понять — Акацуки не сломлены, живы, и борются. Они дождутся рассвета.

И мастерица для выполнения этого послания была. Все складывалось как нельзя лучше. Куноичи вздохнула и принялась складывать платье.

— Госпожа Сёри, вещи упакованы? Я собираюсь рассчитаться с вами и отбыть, — сказала Конан, заново собирая волосы в пучок на затылке и закрепляя бумажной розой.

— Готово все, — отозвалась швея.

Конан вышла и достала из кармана кошелек. Отсчитала положенные деньги за работу и собиралась поднять пакет в вещами, когда женщина мягко остановила ее.

— Просто хотела поблагодарить, что ты выбрала мое ателье, — коротко объяснила она и вручила запакованное фиолетовое платье. — Не думай, что сможешь меня перехитрить, птичка. Я не забываю того, что обещала.

Конан с благодарностью поклонилась. Что уж поделать. Платье будет висеть в шкафу, и вряд ли она его наденет когда-нибудь, но проявить такт и уважение к пожилой куноичи стоит.

— Спасибо, госпожа. Вы оказали мне огромную услугу, и пошли навстречу, работая только ради моих заказов все эти дни. Я это ценю. Надеюсь, свижусь с вашей дочерью и смогу лично поблагодарить.

Они распрощались, и Конан направилась в резиденцию. Там в кабинете ее дожидался новый помощник, занимавшийся подбором персонала для миссии.

— И как успехи? — поинтересовалась она, откладывая покупки куда подальше.

— Всех, кто был нужен, наняли, госпожа, — отозвался молоденький чунин с большими доверчивыми глазами и улыбкой ребенка.

— Отлично, Рэн. Слышно что-нибудь от Советника Фа?

— Только то, что он успешно пересек границу Огня и сейчас в Отафуку. Думаю, через недельку вернется.

Конан кивнула. Да, делом были заняты все в их небольшой команде — Нагато вместе с господином начальником финансов решали вопросы с денежным оборотом и строительством мощного ливневого стока, который не давал бы затоплять город каждый сезон дождей. Фа был на миссии с группой, собираясь вывезти главного инженера — теплоэнергетика, который раньше работал на правительство Ханзо, но в результате того, что собрался в неудачное время в командировку, застрял в Отафуку, так и не достроив в Аме теплоэлектростанцию. Город становился все больше, надо было чем-то топить дома и согревать людей, но что сделаешь без специалиста? Ничего. И брать их было неоткуда, ведь все мозги Буферной зоны сосредоточились близ агломерации Отафуку, которую захватила Коноха. Все университеты были там, и все ученые в большинстве своем тоже были там. Если бы удалось кого-нибудь еще прихватить, она была бы только рада. Редкие профессионалы, что-то потерявшие на территории Аме и Иши, погоду делали мало.

Иногда, видя весь фронт работы, Конан хотела просто опустить руки, но с усилием брала себя в кулак, вспоминая, как училась искусству ниндзя и придумывала свои собственные техники. Сколько там было пролито слез и получено увечий, никто не знал, кроме нее. Раз это смогла, то и многое другое смогу, упрямо твердила она себе, подписывая очередной приказ или собираясь на совещание с застройщиками. Все, что касалось города и инфраструктуры страны в целом, лежало на ней. На то время, что она пробудет на миссии, ее задачи возьмет на себя Нагато и его помощник, но после все вернется на круги своя.

Конан в каком-то смысле даже ликовала. Это задание она втайне воспринимала как некие каникулы, которые будут проведены не только приятно, но и продуктивно. Что, конечно же, было не так. Но Конан хотелось думать иначе. Слишком измотала ее управленческая работа.

В дверь постучали и вошли. Белая маска Мадары появилась на пороге.

— Исчезни-ка, дорогуша, — обратился он к Рэну и сел в кресло.

Тому не надо было повторять дважды. Тотчас бросив сшивать бумаги, он ретировался в коридор. Конан ему позавидовала. В столовую наверняка пойдет. Там было тепло и вкусно. Но самым главным плюсом было отсутствие неприятных собеседников.

— Как все идет? — спросил он, закидывая ногу на ногу. — Нагато упоминал, что груз у нас уже есть, что по остальным пунктам?

Конан встала и отошла к окну, стараясь скрыть лицо. Ее внезапно взбесил его покровительственный тон большого начальника. Даже Нагато этого себе не позволял, а он был ее непосредственным руководителем.

Она сосчитала до трех, расслабляя упрямо сжатую челюсть и повернулась к Мадаре, опершись руками об подоконник. Нужно было усмирить свой гнев, и она это сделала. Как и всегда. Холодная голова лучшее, что может иметь шиноби. И она у нее была.

— Мы наняли рабочих и отправили в министерство таможенную декларацию. Нам ее оформят в кратчайшие сроки и задним числом. Так что все в порядке. Как и планировалось, выедем через день.

— Что насчет тебя?

— А что насчет меня? — удивленно переспросила Конан.

— Ты сделала все приготовления, чтобы выглядеть соответствующе? — уточнил Учиха терпеливо, снимая перчатку с руки.

— Разумеется. Гардероб обновлен, сегодня вечером я подстригусь, и все будет готово — сухо отчиталась девушка.

Такого в ее жизни еще не бывало — если личные дела с кем-то и обсуждались, то только с близкими. Отнести к ним Мадару было бы каким-то абсурдом.

— Отлично, — вставая из кресла проговорил он. — Но подойди-ка ко мне на секунду, хочу кое-что проверить.

Меньше всего на свете она хотела оказаться с ним рядом. Что-то в нем ее настораживало постоянно. То ли разворот плеч, то ли манера говорить, то ли маска. Какое-то вечное второе дно угадывалось в малейшем движении. Поэтому подходила Конан наготове.

Как только она оказалась рядом, Мадара резко протянул руку и крепко сжал ее запястье, поворачивая ладонью вверх и трогая той самой рукой, с которой он снял немногим ранее перчатку.

— Бога ради, неужели нельзя было догадаться хоть немного свести мозоли, Конан? Любой не слепой шиноби заметит эти руки. По-твоему, каждая торговка с подобной красотой щеголяет? Это то же самое, что кричать всему миру — вот она я! — сквозь зубы произнес Мадара и поднял голову, смотря на нее сверху вниз.

От неожиданной гневной отповеди Конан растерялась. Совсем забыла про такую важную вещь. Боги. Больше, чем находиться рядом с Мадарой, она ненавидела лишь одно — плошать перед ним же. Она почувствовала, как краснеет от стыда и отошла, грубо выдернув руку из его хватки. Пару секунд постояла, подбирая слова, и произнесла:

— Я постараюсь избавиться от мозолей к моменту нашего прибытия в столицу Жемчуга.

Все. Большего он от нее не дождется. Мадара хмыкнул и снова надел перчатку. Ее злость радовала его. Хотелось подколоть еще больше — так, чтобы вывести из себя. Чтобы серые глаза потемнели от гнева, словно те тучи в ненастную погоду, извергающие тонны воды на землю. Конечно, в этом было мало смысла, и он это понимал, но отказать себе в этом маленьком представлении не мог.

— Может, лучше было бы, если бы нашей легендой стала твоя болезнь, которую мы пришли лечить на южных курортах. К примеру, прекрасно подошла бы проказа, была бы вся укрытая, словно женщина с острова Джиро…

Конан проигнорировала этот выпад. Не хватало еще больше его развеселить. Этой радости она ему не доставит.

— А что насчет тебя, дорогой будущий супруг? — спросила холодно Конан. — Как подготовился ты? Надеюсь, купил себе все нужное? Корень валерианы там, пустырник…

Секунду ничего не происходило, а потом из-за маски раздался звонкий, мальчишеский совсем, смех, который ее просто оглушил. От неожиданности она отступила на шаг назад и продолжала смотреть на веселящегося Учиху неверящим взглядом. Ситуация, откровенно говоря, была на редкость странная. Хотелось даже ущипнуть себя, чтобы выбраться из сна. Но, конечно, это была реальность. Реальность, которая была куда нереальнее, чем сон.

Внезапно ей самой стало ужасно смешно от всей этой безумной ситуации, и она закусила губу, чтоб не разулыбаться как дурочка в клинике для душевнобольных. Силой воли она остановила пытавшиеся разъехаться в улыбке губы, и приняла свой обыкновенный спокойный вид. К этому времени и Мадара перестал смеяться. Повисла неловкая для Конан тишина, в которой они оба просто смотрели друг на друга и не шевелились. Она не знала, как закончить эту встречу и металась в поиске верной фразы, пока не вспомнила свой последний вопрос.

— Так, — хрипло выдавила она и запнулась. — Так как ты подготовился к нашей миссии?

Мадара фыркнул и заложив руки за спиной, принялся мерить шагами кабинет.

— Ну, слушай, супружница моя, — нараспев заговорил он. — С самого утра я умылся, побрился, и подстригся. Потом пошел в лес за валерьянкой, — продолжал издеваться он, удивительным образом копируя деревенскую манеру речи.

Конан едва не закатила глаза. Боги, как можно было от него ждать внятного ответа. Он только и делает, что постоянно издевается над ней.

— Хорошо, я поняла, что ты ничего не собираешься мне говорить — согласилась она устало. — На один вопрос только ответь — что ты собираешься делать со своей маской? Неужели играть больного проказой? — не могла не подколоть девушка.

Хотя это и было мелочно, зато давало лучшее на свете ощущение реванша.

— Что за глупые вопросы. Естественно, я ее сниму. Но ты же не думаешь, что кто-то все равно увидит мое лицо?

Иначе и быть не могло, он же все-таки Учиха, подумалось Конан.

— Конечно, нет. Его нельзя увидеть. Иначе человек превратится в камень от ужаса — пробормотала она про себя, отворачиваясь снова к окну, чтобы не видеть раздражающую белую маску.

— Язык, который не за зубами, видимо и твоя проблема, Конан, — прохладно заметил Учиха.

— Не жалуюсь, — ответила она, не удостоив его и взгляда. — Если у тебя все, то уходи. Дел невпроворот. Перед миссией надо кучу всего сделать.

— Не лучше ли нам пойти размяться? — предложил Мадара так, что стало понятно — его единственная цель, это свернуть ей шею.

— Откажусь, пожалуй, — ответила Конан. — Я была в додзе утром.

— Жаль, жаль. Было бы славно снова повозить тебя лицом по полу. Что ж, ухожу, — заявил он, и тотчас растворился в воздухе.

Конан раздраженно дернула плечом, а затем села в кресло. Вдох, выдох, вдох, выдох. Все как всегда, она успокоится и снова станет невозмутимой и собранной. Такой, какой должна быть. И будет.

1) Акацуки переводится как рассвет

Вернуться к тексту