21,55,01 (джен)

Сегодня — худший день в моей жизни. Ну, может, не самый-самый, но один из — точно.

Утро встретило меня с ужасной новостью о втором Скрытом в квартире, по дороге на заседание Совета меня чуть не убили Автобус и Парковка, а во время самого заседания я почти лишился рук и ног. Хуже некуда. И теперь меня заперли в тайной библиотеке. В карманном измерении с единственным выходом.

Я забил кулаками по стенке книжного шкафа, который отделял меня от кабинета этой женщины.

— Эй! Откройте! Амбрагаруда!

Ответа не было. Ладно. Пойду иным путем.

— Я не соглашался! Каждая секунда здесь зачтется в долг! — прокричал я. — Молись всем богам, чтобы я не пленил тебя!

Мои слова были далеки от правды. Иначе я бы загнал себя в долги перед марой, когда замкнул контур защитного круга.

Я подначивал виновника ответить, раскрыть себя для натиска. Прислонился правым ухом — оно лучше слышало — к обратной стороне шкафа, прислушался.

По ту сторону преграды барабанили шаги. Виновник метался по кабинету, шагал из угла в угол. Изредка останавливался — наверное, перед окном — и маршировал дальше.

Давай. Ответь хоть что-нибудь.

— Эй! — не сдавался я. Разговоры — единственный ключ к свободе. К жуткому зеркалу не подходил, хорошо помнил, чем закончилось путешествие в Зазеркалье. А залитые белым светом окна больше напоминали лампы больницы и доверия внушали не больше, чем ржавый капкан на пороге. — Поговори со мной!

На ум пришел другой способ. Вчера я уже открывал запертую дверь, когда мара закрыла меня в комнате.

Взгляд поднялся к верхнему краю книжной полки, туда, где скрывался замочный механизм. Обратная сторона не выпирала и находилась на одном уровне со стеной. Провести линию от края до стены — проще простого. Сработает ли?

Я осмотрелся, искал чем бы начертить, но меня прервали:

— Отвечай на вопросы, и я выпущу тебя.

Голос был женским и отдаленно знакомым. Я слышал его раньше, буквально рос с его владельцем.

Черт. Это она.

— Надя! Это я, Тео! Открой дверь!

Надя не ответила. Она приглушенно откашлялась, и до меня донеслось шуршание страниц. Надя перелистывала мой блокнот?

— Тео… дор? — неуверенно спросила она.

— Да! Это я!

Она прошептала, и слова просочились сквозь стену:

— … Какого хрена?

— Надя?

— Подожди! Мне… Мне нужно подумать. Все слишком… слишком внезапно.

— Открой дверь, — попросил я. — В кабинете опасно. В доме есть…

— Я заперла дверь и окна.

В памяти ожил вчерашний вечер. Вчерашняя выходка мары. Она спокойно проскользнула сквозь закрытую дверь. Для Скрытых «не магические» препятствия не страшнее воздуха. Думаю, Амбрагаруда запросто проникнет в кабинет.

— Открой дверь, — потребовал я настойчивее. — В доме есть Скрытый. Она опасна.

В первую встречу меня насторожили стуки копыт. Амбрагаруда предстала в виде хрупкой девушки. Первое не соотносилось со вторым. Значит, она изменила внешность, подстроилась под меня. Уверен, будь на моем месте Надя, Амбрагаруда встретила бы ее под личиной парня.

Да, Амбрагаруда — Скрытый. А они боялись людских взглядов, как животные — огня. Но в «Основах» упоминались случаи, когда чудовища жили в людских общинах годами. Те же черти. Изворотливые Скрытые совращали девушек, и те рожали уродливых детей, чем разрушали свои жизни. Или полуночницы, которые воровали детей и растили вдали от людских глаз. Примеров много. Правило не нарушалось напрямую, но обходилось множеством способов.

Пока Надя в кабинете одна, пока за ней никто не наблюдает, она уязвима.

— Ты врешь, — заявила она. Я чуть не поперхнулся слюной. — Я приходила сюда на прошлой неделе и на позапрошлой. Опыту я доверяю больше.

Я простонал. Ее слова вонзались в меня как стрелы. И «вытаскивать» их, возражать ей, также невыносимо.

Она не понимала очевидного, не слышала моих доводов и словно говорила не братом, а с не пойми кем.

— Ты не веришь, что я Теодор Рязанов, — предположил я.

Надя не ответила. По ту сторону бумага зашуршала вновь.

Я ждал. Прошла минута, потянулась вторая. Мне и в обычной жизни не хватало терпения, но сейчас, когда от времени зависели жизни меня и Нади, когда каждая секунда на счету, ожидание — преступление.

Отвернулся от книжного шкафа и осмотрел библиотеку. Искал карандаши, ручки, мелки, угольки. Чем можно прочертить линию.

Увы, нашел лишь книги. Сомневаюсь, что крошить их — хорошая идея. В доме находилось два Скрытых: Амбрагаруда и тот, кто заведовал библиотекой. Он возвращал книги на полки. Сомневаюсь, что он спокойно даст мне сделать задуманное.

Я посмотрел на левую руку, на перемотанную ладонь. Ритуал прошел вчера вечером. Рана еще свежая. Слегка надавлю, разотру, и кровь побежит сама. Взгляд прыгнул на верхний край книжного шкафа — дотянусь ли?

Я забежал на вторую половину, отвернулся от жуткого зеркала, схватил один из стульев у читального столика и быстро вылетел обратно. Приставил спинку к шкафу и залез на стул. Достал до краешка, где находился замочный механизм. Прекрасно.

— Что ты делаешь? — спросила Надя.

— Спасаю тебя от самой себя.

— Что?

Потянул за маленький бантик, и белая ленточка отпустила мою ладонь, а ватка не сдвинулась с места. Она крепко держалась белыми усиками за рану. Подождите… Я стал плотнее? Окружение больше не просвечивалось сквозь меня, даже через толстовку не виднелось силуэта руки. На меня повлиял разговор с Надей?

Узнаю позже. Сначала помогу ей.

Сдавил кожу вокруг раны и поморщился. Порез пощипывал, жегся, словно я держал в ладони раскаленный уголек.

Красные бусины не заставили ждать. Их было мало, недостаточно даже для тончайшей черты. Прикусил губу и придавил сильнее.

Через шкаф послышались шаги. Они быстро удалялись.

Черт! Не ожидал, что она выйдет.

Отодрал ватку от раны и прочертил ей линию в два сантиметра от края шкафа до стены.

Что-то грохнулось на той стороне. Судя по звуку, тяжелое.

— Я плачу за замок кровью, — протараторил я. Кармы и так мало, хотелось заплатить чем-то еще. Но добавил для верности: — И кармой.

Стер отрезок на границе, и замок глухо треснул, лопнул, будто шар с водой.

Я спрыгнул, оттолкнул стул в сторону и налег всем весом на шкаф. Он поддался. Меня встретили вскрик и…

— Стой! Не двигайся!

И она.

Надя стояла за столом. Маленькая, почти дюймовочка. На ней была черная водолазка и джинсы, а русые волосы заплетались в короткий хвостик. Она смотрела на меня с широко раскрытыми глазами и полуоткрытым ртом. Ее взгляд упирался мне в лицо, но он не ранил. Скорее заполнял меня, словно вода пустой сосуд.

Мы воссоединились спустя два года. Брат и сестра. Я не видел ее так долго, что не сразу узнал. Перед глазами пронеслись воспоминания: долгие разговоры по пути из школы, совместное чтение в палатке из одеял и пеленок, прятки по выходным. Они согревали меня в невыносимые зимние ночи на заброшках, попутным ветром толкали в спину, когда меня преследовали бешеные собаки, и поддерживали в трудные минуты. Они сохраняли и теплили во мне жизнь.

Но от взгляда на Надю воспоминания померкли, предстали тенями себя прежних. Казалось, они были злой шуткой, а я и Надя по-настоящему встретились впервые.

Чудесный миг портили два ножа, что Надя скрестила перед собой, и полукруг соли. Белая дорожка начиналась справа от прохода в тайную библиотеку, обводила шкаф на колесиках и заканчивалась слева.

Я увидел свой рюкзак на столе. Он выглядел нетронутым. Ключа от тайной библиотеки рядом не было.

— Эм… привет, — неловко начал я и наступил на границу круга из соли. Дал понять, что не Скрытый.

Надя бросила взгляд вниз и быстро вернула его на меня. Не показала вида, но я заметил, как напряглись ее плечи.

Она не ответила, я продолжил:

— Давно не виделись.

— Ага… — неуверенно протянула Надя.

Она прищурилась, зрачки запрыгали вверх и вниз. Они направляли взгляд то на мои джинсы, то на середину груди, то на руки. По мере осмотра на ее лице проступало выражение отвращения и страха. Надя смотрела на родного брата, но видела то ли призрака, то ли оживший труп. И самое страшное — я не мог спорить.

Жирные пятна на толстовке и джинсах не прибавляли моим словам веса, как и растрепанные волосы, как и порезы на лице. Я еще молчу про «призрачный вид». Хотя последний не бросался в глаза обычным людям. Скорее, Надя не сможет хорошо меня рассмотреть, ее взгляд будет соскальзывать с меня, как с ледяной скульптуры. Так себя вели люди на улице и в автобусе.

Но ее поведение шло вразрез с ожиданиями. Она не спускала с меня глаз, словно добыча с замершего хищника.

— Эти ножи, — не нашел я лучшей темы для разговора. — Они…

— Серебряные, — перебила Надя.

Я сглотнул и кивнул сам себе.

Забавно. Она подготовилась лучше меня, что лишний раз говорило, насколько истощение повлияло на мои мысли и суждения. Угораздило же меня пойти за Александром с обычным ножом…

Решено. Больше не выйду из квартиры без набора «юного мистика»: пачки мелков — желательно белых — упаковки соли, серебряных ножей и вилок. А еще лучше — собрать настоящее магическое оружие. Какой-нибудь бич чудовищ. Надеюсь, у меня хватит кармы на него… Кому я вру? Конечно же не хватит.

— Они бесполезны, — закончил я мысль. — Я не Скрытый.

— Откуда мне знать? — резонно спросила Надя. — Может, ты похититель тел или астральный паразит. Или коллекционер лиц?

Мои губы сжались в тонкую линию. В памяти ожил образ Воровки лиц. Ее энергичное поведение, детский вид и… угрозы отрезать мне руки.

Я невольно поморщился.

— Ага! — расценила она мое поведение по-своему. — Я попала в точку. Спаси и сохрани меня, о Господь.

Молитвы? Серьезно?

— Я человек, — выставил я перед собой руки. Покачал левой, с порезом на ладони. — У меня обычная кровь.

Мне начинал надоедать этот цирк. Так мы ничего не добьемся. Только время тратим.

— Послушай. Давай сыграем в игру. Как в фильмах или сериалах. Ты задашь мне вопросы и убедишься, что я Теодор.

— Звучит разумно. Но… — нахмурилась она. Раскрыла рот, но тут же закрыла. Два выражения быстро сменяли друг друга на лице: растерянность и страх. Я хорошо знал ее, поэтому заметил почти сразу: Надя тщательно перебирала в мыслях слова. Через пять секунд она продолжила: — Фигово… Я… неважно. Хорошо. Какое мороженое я люблю? Скажи название.

— Название не помню, но это шоколадное в сахарном рожке.

Удивительно, бомжевание вырезало из памяти подростковые годы, а вкусы родной сестры пощадило. Не только мороженое. Надя терпеть не могла помидоры, слыла в семье сладкоежкой, и летом после школы втайне от этой женщины покупала в магазине шоколадное мороженое, из-за чего часто ходила к дантисту.

Мне она покупала обычный пломбир в стаканчике. Одно удовольствие — выталкивать и слизывать полужидкую сладость из хрустящей вафли. Скучаю по тем временам.

— Жутковато, — прищурилась Надя, но не опустила ножи. — Как звали моего классного руководителя? Нашего… Нашего классного руководителя.

— Татьяна Николаевна до пятого класса, и, кажется, Анастасия Александровна до выпуска.

— Что у меня было по физре?

— Пять. Вроде всегда.

Я помнил о ней больше, чем о себе. Мои школьные годы покрыты мутной пеленой, и только воспоминания о Наде все так же кристально чисты. Если переживем этот год, запишусь к психологу или к психиатру. Неприятно жить с пробелами в памяти. Так и до помешательства не далеко.

— Допустим, я тебе верю, — положила Надя ножи в разные карманы джинсов.

Она пододвинула к себе кресло, рухнула на него, как работник после тяжелой смены на заводе, и облокотилась на стол.

— Я в полной заднице, — прошептала Надя сама себе. — До последнего надеялась, что мама неудачно пошутила.

— Она оставила тебе послание, — сказал я. Шагнул к Наде, и она дернулась.

— Да, мама писала о долге, о смертях Маши, Кати и Дениса, — подняла она на меня взгляд. — И о тебе. Где тебя носило эти полгода?

Полгода? От ее вопроса сердце сковало льдом. В осенний вечер холод коснулся не только кожи, но и души.

«Я сбежал из дома два года назад, — промелькнула мысль. — Почему ты не спросишь об этом?»

Я приобнял себя и замер в паре шагов от стола. Не мог пройти дальше. Казалось, между мной и Надей разверзлась пропасть. Она ширилась и тянулась влево и вправо — никак не обойти и не перепрыгнуть.

За холодом последовал жар. Эта женщина. Она промыла Наде мозги. А как иначе? Два года… За этот срок от прежнего отношения не осталось и следа. Я и забыл, насколько время беспощадно к людям. Человек может сильно измениться и за год, не говоря уже про два. Ярчайший тому пример — я. В прошлом тихая, забитая мышка. Боялся и слово вставить поперек этой женщине. Жизнь на улице переменила меня, заставила отрастить клыки и когти. Иначе не выжить.

Я посмотрел на Надю. Она, словно, ощутила мой взгляд и шелохнулась. Я восстановлю наши отношения. Проложу мост через пропасть. Все станет, как прежде.

— Не волнуйся, — слегка улыбнулся я. — Я выплачу долг за нас двоих.

После заявления права Скрытые ополчатся против нее. Обман, шантаж, угрозы, хитрые уловки. Пусть остается Знающей. Ради своего же блага.

— Шутишь? — фыркнула она. — Оставить все на тебя и просто стоять в сторонке? Разбежался.

— Ты не понимаешь, — воскликнул я. — Мистицизм опасен.

— Клин клином вышибают. Слышал о таком?

— Ты не понимаешь! — плеснул я руками.

Надя округлила глаза, вдавилась в спинку кресла.

— Я стал мистиком вчера вечером. А сегодня меня два раза чуть не убили! Заперли на бесконечной Парковке. Хотели отрезать руки и бросить черт пойми где!

Воцарилась тишина. Я переводил дух, а Надя обдумывала мои слова.

— Подумай логически, — осторожно начала она. Мои надежды хрустнули, но устояли. Пока что. — Двое быстрее выплатят долг, чем один. Мы прикроем друг другу спины.

Надя говорила моими словами. Я тоже думал, что сделай эта женщина из Миши, Кати и Дениса мистиков, долг бы испарился, и все бы выжили. Разумное решение. Но прибавь к трио Надю, и все перевернется с ног на голову.

Скрытые хитры и коварны, а сами мистики недалеко ушли от магических чудовищ. Мистицизм опасен. Наде лучше держаться в стороне.

— Нет, — ответил я. — Ради твоего же блага.

— Ради моего блага? — переспросила она. — Какого хрена ты решаешь за меня? Ты говоришь как мама!

Ее слова застали меня врасплох. Я поступаю, как эта женщина?

«Я защищаю тебя, — подумал я. — Ты не понимаешь».

— Давай обменяемся письмами, — предложила Надя. — Мама же писала тебе?

— Да, — отвел я взгляд в сторону. — Они в моем рюкзаке.

Надя посмотрела на моего «верного друга», что лежал на краю стола.

— Прошу, — сказала она.

Не тронула его, не вывалила наружу внутренности и не покопалась в моих вещах. Приятно, когда тебя уважают.

Работники приюта видели в бездомных пиявок, паразитов на теле общества. И вели себя с нами подобающе.

«Спасибо», — мысленно поблагодарил я.

Шагнул к рюкзаку и вытащил два вскрытых конверта. Мои сегодняшние приключения слегка подмяли их.

Надя положила на стол скомканную бумажку, пододвинула ближе ко мне.

Мы обменялись посланиями.

Я развернул записку и прочитал:

Данное письмо написано для Надежды Рязановой.

Дорогая Надя, знаю, наши отношения не назвать приятными. Подростковый бунт дает о себе знать, а я далека от образцовой матери. Но прошу, внимательно прочитай письмо, и любой ценой внемли каждому слову, каждой букве послания. От него зависит твоя жизнь.

Магия существует. Герои сказок и легенд ходят среди людей. И они не похожи на воображаемых дураков, каких описывают в очерках детские писаки. Они хитры, жестоки и чрезвычайно опасны. Многие из них застали крещение Руси, а редкие представители кочевали с нашими предками в давние времена.

Ты знаешь о них, а они о тебе. С твоего дня рождения они покажут себя. Не бойся и не делай глупостей. На обратной стороне властвует равноценный обмен. Поэтому они не убьют тебя, ведь человеческая жизнь крайне дорога, а наши враги те еще скупердяи.

На нашей семье висит огромный долг. Миша, Катя и Денис уплатили своими жизнями большую часть. Теперь твоя очередь. У тебя есть год, чтобы выплатить его, иначе мир сам заберет тебя.

Я подготовила меры, сделала ставку на Теодора. Безрассудный ход, но иного не осталось. Эта история не закончится трагедией. Ведь я уже провалилась.

Не покидай город в этом году и доверься Теодору.

Рязанова Мария Святославовна.

Я поднял взгляд на Надю — мы дочитали письма одновременно. Она отбивала указательным пальцем по столу нервный ритм и смотрела в пустоту перед собой.

Содержание писем этой женщины не отличалось, но Надиному послание не хватало подробностей: ни величины долга, ни дальнейших указаний. Лишь мутные описания. Часть меня ликовала, что наконец-то эта женщина не обделила меня. Наконец-то я не позади. Но другая часть откровенно негодовала: почему эта женщина оставила Надю в неведении? Почему в последнем послании не открылась и не показала и жалкой доли настоящих чувств любимой дочери? Почему оставила мне два письма, а Наде — одно?

Чутье резвой мухой металось перед носом, ни на секунду не замирая на месте. Раздражало, мельтешило перед глазами и жужжало вовсю. Да так энергично, что не прихлопнуть.

Я отмахнулся от него.

«Накручиваю себя», — подумал я.

— … мистиком, — пробормотала Надя.

— Ты что-то сказала.

— Я стану мистиком. И ты меня не остановишь.

Я простонал.

— Я решилась. Будь добр, не мешай.

— Ладно, — поднял я руки и потянулся к рюкзаку. Сама откажется, когда поймет, насколько тяжело учиться магии.

Вытащил блокнот с заметками и протянул ей.

— Здесь конспекты. Надеюсь, ты одумаешься.

— Мечтай.

Я вернулся в библиотеку, чтобы не смущать Надю. Поднял с пола книгу «Сказания о войне облаков и туч. Летопись падения Королевы Вихрей» — когда меня заперли, оставил ее под ногами. Вытащил стул в кабинет и поставил перед белой границей. Надя потратит на мои заметки не меньше двух часов, а сидеть это время в карманном измерении все равно, что прилечь отдохнуть на мине.

— Достань мне «Основы», — попросила Надя. Я не успел дочитать и первый абзац. — И «Ничтожных».

Пропустила мои записи и полезла в первоисточник? Насколько же она не доверяет мне…

Она поймала на себе мой взгляд и призналась:

— Пишешь как курица лапой.

Обидно, но возражать глупо. Мой почерк отдаленно напоминал каракули врачей, а иногда и превосходил их в нечитаемости. Напиши я от руки книгу, и через сотни лет потомки потратят миллионы рублей на расшифровку «мудрости предков». Жаль, я не увижу их лица.

По памяти нашел книги и приступил к чтению «Сказания».

Оно повествовало о Королеве Вихрей — то ли малом божестве, то ли сильном природном духе. Как понятно из титула, она повелевала вихрями. В древние времена, когда люди испытывали себя в угоду богам, Королева Вихрей приманила и похитила Одиссея — обычного смертного. Она сбежала в Кошмары, где укрылась на отдаленном острове посреди океана Кораблекрушений. Королева Вихрей подчинила себе местных мар и основала безымянное королевство.

Я глазами пробежал книгу. Обычно меня привлекали истории о героях древности и полубогах с дюжиной подвигов за плечами, но сейчас я искал знания. По крупицам собирал информацию о марах, выискивал слабости.

Сказания закончились грандиозным падением Королевы Вихрей. Кошмарные воины взбунтовались против правительницы и сковали свою госпожу золотыми цепями. Возможно, она жива до сих пор. Ждет глубоко под землей в Кошмарах, пока оковы ослабнут, чтобы в один день выбраться из заточения.

Меня отвлек скрип кресла.

Я вышел из библиотеки и не нашел Надю. На столе лежали две книги, мой блокнот и два письма этой женщины.

Сестра вернулась через пять минут. Она забежала в кабинет, сжимая в руках белую чашку с цветочками.

— Другой не нашла, — сказала Надя и поставила чашку на стол.

— Нет, — простонал я. — И пары часов не прошло.

— А чего ждать?

Она не дождалась и моего ответа, проскользнула в коридор. Через минуту зашла в кабинет, держа перед собой большой пластиковый ящик, что продавался в Ашане и лежал на одной полке с контейнерами для еды. Надя грохнула его на стол, щелкнула держалками, что прижимали крышку, и потянула за зеленую ручку.

Моему взгляду открылись лекарства: нурофен, парацетамол, ацетиловая кислота, ибупрофен и другие — всех не сосчитать.

Надя вытащила банку спирта, рулон желтых бинтов и комок ваты размером с ладонь. Положила рядом с чашкой.

— Потерпи день, — не сдавался я. — Обдумай все пару раз.

— Уже, — захлопнула она ящик и опустила на пол. Вытащила из правого кармана нож. — Сам знаешь, я все схватываю на лету. Да и учусь быстрее тебя.

— Ты лжешь.

Ей недоставало усидчивости, даже полчаса за учебниками давались Наде с большим трудом. Она не выполняла домашних заданий, пропускала замечания учителей мимо ушей и окончила школу с божьей помощью. Не иначе. После выпускного Надя сказала, что классный руководитель сама удивилась, когда вручала диплом.

— Все врут, — пожала она плечами. Оторвала кусочек ваты, смочила спиртом и протерла нож. — Лучше скажи, как более опытный волшебник или маг…

— Мистик.

— Мистик, точно. Посоветуй, что говорить. А еще лучше расскажи, как делал сам.

Надя пододвинула к себе чашку, занесла лезвие над указательным пальцем и посмотрела на меня. Она улыбнулась, но получилось криво: левый уголок рта не двинулся с места, а правый приподнялся и задрожал, как осиновый лист.

— Ты боишься, — сказал я. — Не надо спешить. Все будет хорошо. Перенеси ритуал на завтра. Просто…

— По дороге сюда за мной следили, — перебила Надя. — Шли по пятам от общежития. Три-четыре человека. Типа человека. Они сели в тот же автобус, сворачивали там же, где и я. Всю дорогу до поместья они молчали. А окружающие явно видели, что какие-то уроды идут за девушкой, но даже не окликнули их.

Я не нашел что ответить, и Надя продолжила:

— Не только сегодня. Все началось две недели назад. После дня рождения. Мы собрались в КФС, проторчали там до вечера и пошли по домам. Было темно, но я краем глаза увидела, что за нами кто-то плетется. Длинный и кривой, как палка. Он не отставал. Держался от нас в паре шагов, но мои друзья не замечали его. Я собралась с силами и обернулась. Все это время нас преследовал один из нашей компании. Он много выпил, поэтому с трудом переступал с ноги на ногу.

Надя замолчала, дала мне обдумать сказанное. Странно. В ее рассказе не было Скрытых.

— Я обернулась на друзей, ну основную группку, — продолжила она. — И насчитала больше людей, чем знаю. У меня пять друзей. Один отстал, но я все равно насчитала пятерых. Как думаешь, что я испытала?

Она провела лезвием по подушечке пальца и поморщилась. На коже выступила алая бусинка.

— Я у них как на ладони, — ответила Надя за меня. — Моя соседка по комнате начала говорить сама с собой. По ночам из-под кровати доносится чавканье, словно там развернулась столовка для лилипутов. Я беззащитна, но пора исправляться.

Красная капля сорвалась с пальца, прыгнула навстречу фарфоровому дну.

— Я жертвую своей кровью, — прошипела Надя сквозь зубы. — И требую право отвечать за себя!

Я замер, зажмурился и сжался. Приготовился к натиску сотен взглядов, но ее слова не отскочили от стен гулким эхом, а окружающие звуки не угасли. Словно мир, сама Вселенная прослушала ее.

Надя раскрыла рот, и я тут же прокричал:

— Не задавай вопросов!

Она кивнула.

— После ритуала я почувствовал взгляды отовсюду.

— У меня такого не было, — прошептала Надя.

Ее лицо побледнело. Она открыла рот, но не нашла слов, только и пробубнила:

— Я… м… Я повторю.

— Пого…

Надя чиркнула лезвием по ладони, пискнула, сжала пальцы в кулак и протянула над чашкой. Когда капли собрались на краю ладони, она промямлила:

— Я отдаю свою кровь. В обмен забираю право отвечать за себя и отделяюсь от мира.

Три капли разбились алой лужей в чашке, и мир снова не обратил внимания. Казалось, для него Нади и не существовало вовсе.

У меня в голове затрещали шестеренки. На краю сознания промелькнула догадка. И с каждой секундой она крепла.

Слова членов Совета вывернулись наизнанку, срослись с догадкой и превратились в твердое убеждение. Все встало на свои места.

— Уйди, — сказала Надя. — Это из-за тебя.

Я покачал головой.

Ответ лежал на поверхности. До ритуала дети принадлежали родителям. Эта женщина держала нас в ежовых рукавицах. Был ли брак Миши обоюдным? Хотела ли Катя детей? И заперся ли Денис в квартире по своей воле?

Я поежился. Впервые в жизни почувствовал себя настолько грязным, будто на меня вылили чан с отбросами. Будто меня кормили мусором всю жизнь: дыхание сквозило вонью, на языке кислила вонь, кожа зудела от вони, а глаза слезились. Даже слово «мерзость» не отражало и малой доли отвращения, что я испытал.

— Что не так? — спросила Надя. Ее голос дрогнул. — Скажи, почему не сработало?

— Ритуал не прошел из-за этой женщины. Она забрала у тебя возможность стать мистиком.

— Мама? Нет, она бы не стала.

— Дети принадлежат родителям. Буквально.

— Чушь… Бессмыслица!

Ради чего эта женщина забрала права у детей, кроме меня? Действительно, бессмыслица.

Я выдохнул с облегчением.

«Хорошо, что Надя останется в стороне», — промелькнула мысль.

— Блядь, — сказала Надя. — Пиздец. Мама выставила меня за дверь! Пиздец же!

— Зато ты в безопасности.

— Ага, но я бессильна!

Она повернулась к окну.

— Ладно! Плевать! Придумаю что-то еще.

Я промолчал.

В алых лучах солнца складки на водолазке и джинсах выглядели как трещины. Надя напоминала хрустальную статую — чуть надавишь и сломается, разлетится на сотни, тысячи, миллионы осколков. Потом и не соберешь.

— Уже вечереет, — сказала Надя, не отрывая глаз от окна. — Ты живешь где-то рядом?

— Да, рядом с СНТ.

— Можешь… Можешь уйти? Поговорим завтра.

— Я…

— Просто оставь меня одну, пожалуйста, — на последнем слове голос истончился до жалобного писка. Она повторила просьбу сдавленным шепотом: — Пожалуйста, Тео.

Грудь сдавили тиски. Хотелось подойти поближе, крепко обнять и сказать, что все в порядке. Но в эту секунду мне показалось: стоит обнять ее, и разобьется отнюдь не она.

Я взял свои вещи со стола и молча вышел из кабинета.