Шарфик. Мой призрачный хранитель (гет)

Асфоделевые поля

Листья тонкие бессмертник

До сырой земли склонил.

Невечерний свет не меркнет,

Величаво он застыл.

Нежным цветом серебристым

Расцветает асфодель.

Голосом далеким чистым

Откликается свирель.

Тех, кто прожил жизни просто —

Не злодей и не герой —

Привечает вечный остров.

Нет печалей, лишь покой.

Нет здесь ни дождя, ни стужи,

Только шум текучих вод.

Здесь душа своих, кто нужен,

Непременно узнает.

Время движется тягуче.

Нет страданий, боли нет.

Небо не закроют тучи.

Лишь неяркий желтый свет.

* * *

Он не мог понять, где находится, хотя чувствовал, что это именно то место, куда он всем сердцем всю жизнь стремился.

Он не помнил, как его зовут. И нужно ли, чтобы его хоть как-то звали.

Интересно, кто-нибудь когда-нибудь его куда-нибудь звал? А он был когда-нибудь где-то не здесь? Где он вообще был? И где он теперь?

Скабиор.

Это слово появилось прямо посреди кучи вопросов, которые он себе задавал.

Скабиор.

Это слово, будто упавший в реку камень, всколыхнуло в нем сначала нечеткие, но потом все более и более яркие воспоминания, которые будто бы проступали сквозь пелену тумана.

И самым горячим, самым волнующим было: Гермиона.

Это было даже не воспоминание. Скабиор почувствовал, будто бы важнейшая часть его самого вдруг заняла свое законное место где-то у него в сердце, когда он произнес это слово — Гермиона, сначала про себя, а потом и вслух.

Он даже засмеялся. И даже потрогал место, где, как он помнил, когда-то у него было сердце.

И резко открыл глаза.

Когда понял, что его рука не прошла сквозь его грудь, а ощутила преграду. И эта преграда была на ощупь плотной. И живой. Она двигалась вверх и вниз.

Он дышал.

Не веря своим глазам — а они показывали, что он даже одет, в свои вечные клетчатые штаны, жилет, черное кожаное пальто — он принялся ощупывать себя. Потрогал волосы — все такие же длинные, нечесаные пряди, выбившись из косы, свисают на щеки. Раны на голове не было. Сломанная рука ощущалась как здоровая. Вообще ничего нигде не болело. Он сделал шаг вперед, вбок. Слегка подпрыгнул. «Как новенький!» — хохотнул он про себя.

Но тут же перед его мысленным взором встала картина: Гермиона, протягивающая кому-то нож.

— Гермиона! — крикнул Скабиор что было силы. Он стал оглядываться по сторонам, чтобы найти ее, найти во что бы то ни стало.

Он чувствовал, что она тоже здесь.

Но вокруг, докуда хватало глаз, были бесконечные, заросшие цветами поля. Асфодель. И нарциссы. Он ощущал тонкий, нежный аромат. Вдыхал его полной грудью. Где-то на периферии сознания отмечал радость оттого, что вновь может слышать запахи.

Но где же Гермиона?

Скабиор пошел вперед.

Он не знал, сколько он шел так.

Когда вдруг понял, что идет не один.

Рядом с ним, почти касаясь плечом его левой руки, шла Гермиона. Длинное платье скользило по белым и желтым цветам, не мяло их и не оставляло следов. Каштановые волосы, длинные и густые, покрывали плечи как изысканная шаль.

— Привет, красавица, — сказал он, останавливаясь.

Гермиона успела пройти вперед шаг или два. Она тоже остановилась. Развернулась, слегка наклонила голову вбок, как всегда делала, задумываясь, посмотрела на Скабиора.

Она молчала какое-то бесконечно долгое — или все же короткое — время. В карих глазах последовательно промелькнули недоумение, раздумье, узнавание… Потом Гермиона широко улыбнулась.

— Скабиор! Мой любимый егерь! — сказала она и протянула к нему руки.

Он шагнул к ней.

Слова были больше не нужны.