Гарри Поттер и книга-игра „Лабиринт времени” (джен)

В конце дня, посвятив — уже в третий раз — родственников в проблемы с моими повторяющимися жизнями, чем немало их испугал, я засел в своей новой/старой комнате на втором этаже обдумывать, что ЭТО было. Перед тем, как я проснулся опять в чулане. Что случилось до этого момента, что довело меня до полной невменяемости, лишив меня рассудка до уровня действий сумасшедшего себе во вред?

Я отличаюсь, как любой Лев по знаку Зодиака, трезвым умом, но и некоторой леностью.

Во время моего единственного учебного дня в той жизни я был всем, кем угодно, только не ленивым. Что уж тут говорить о трезвости ума? Махал я палочкой как умалишённый, демонстрируя каждому встречному-поперечному свою крутость — что я как раз должен был скрывать до поры, до времени. И вместо того, чтобы скрупулёзно следовать начертанному мной плану, я ринулся разрушать Хогвартс. Что, наверное, и сделал. А-а-ай, приду-у-у-урок! Оставил там мою Гермиону одну!

В порыве ненависти к себе я треснулся головой об стену. Послышался звон разбитого стёклышка и я ахнул — Обруч Всевидения сломал! Обруч пришёл в новую жизнь вместе со мной, а я его уничтожил! Бли-и-ин, да что же это такое? Лишился одного из так называемых Предметов Победы, Трофеев. Он, когда я надел его впервые на голову, уничтожил хоркрукс Змеемордого в моём шраме, а я… Фу, гадина я, а?

В приступе отчаяния, я зарылся пальцами в свои волосы и вдруг оттуда на пол посыпались труха и кусочки ржавчины. А в моей голове наступила звенящая ясностью тишина. Ощущение покоя и правильности навалились на мои худенькие плечи такое, что аж колени подогнулись.

Присев на пол, я посмотрел на свои грязные руки и меня озарило. Обруч Всевидения вроде бы золотым был! Я повторил эти два слова дважды, чтобы понять, что меня так насторожило.

Но, да-а-а! Раньше, в моих предыдущих посещениях Гринготтса, я такой предмет в сейфах не находил. Откуда этот обруч появился именно в моей Детской ячейке? Кто-то там его целенаправленно оставил, но с какой целью?

И вдруг он появляется как бы ниоткуда. И я напяливаю его на свою дурную голову, но не просто напяливаю! И не снимаю его даже после того, как он своё дело сделал — удалил хоркрукс из моего шрама. Никого не спросив, не поинтересовавшись его действием, я начал щеголять, как коронованная особа.

Хорошо, что неожиданная смерть освободила меня от подозрительного предмета. Я потрогал свой лоб в поисках шрама — да, какой-то шрамик нащупывался, но ничего примечательного там не наблюдалось. Даже в зеркале пришлось долго и под разными углами вертеться, чтобы убедить себя самого, что хоркруксом там и не пахнет. Может и был, но моё возвращение назад, в точку Старта, с тем Обручем, сгнившим до трухи, по всей видимости уничтожило до такой же трухи и возможно возникшую заново филактерию Змеемордого в шраме.

Уф-ф-ф, хоть что-то хорошее есть.

А потом задумался, всплыли воспоминания… вспомнил кое-что конкретное. Но я не помнил, чтобы в моей жизни, в любой из моих жизней, со мной такое случалось. Я помнил разное, но это было не моё, как бы…

Не-е-ет! Словно кто-то проецировал прямо мне в мозг вот это:

— ГАРРИ, ПОСЛУШАЙ МЕНЯ. НИ О ЧЁМ НЕ БЕСПОКОЙСЯ. ДАВАЙ, ОТКРОЙ МЕДАЛЬОН, ЧТОБЫ ПРОЦЕСС ВОССОЕДИНЕНИЯ ПОШЁЛ… — услышал я чей-то мужской голос. Услышал не ушами, это звучало в голове.

— Но я стану Волдемортом! — отвечает мой голос. Подростковый, не мальчишеский.

— ГАРРИ, РАЗВЕ ТЫ ЕЩЁ НЕ ПОНЯЛ? ТЫ И ТАК ОН И ЕСТЬ, ТОМ РИДДЛ! АЛЬБУС САМ ВСЁ УСТРОИЛ, ЛОВУШКУ ЭТУ.

Я прокрутил мысленно этот коротенький диалог, пытаясь осмыслить тему разговора. Этого диалога никогда, повторяю — НИКОГДА и НИ С КЕМ не проводил. Но голоса узнал. Мужской голос принадлежал Томасу Риддлу, иначе говоря, Волдеморту. Детский подростковый голос был моим.

Моя рука сама взлетела и прикоснулась к усохшему шраму…

Что-то рухнуло во мне. Разве?

Не может такого быть.

Но откуда у меня появились знания о совместном с Гермионой, Колином — в поцелованную дементором тушку которого вселился дух Гриндевальда — путешествии по Мирам? Вместе с профессором Флитвиком, нашим старшим братом?

А чей хоркрукс сидел в шраме? Риддла? Не-не-не-не…

Моя голова закружилась от всех этих мыслей, моё тощее тельце завалилось направо.

Еле дополз до кровати, с трудом вскарабкался на неё и быстро отрубился.

Засыпая, я подумал, что утро вечера мудренее.

Сейчас — спать.

Утро действительно оказалось мудренее, так как я сообразил, вероятно во время сна, откуда в моей многострадальной голове появились как бы мои, но не совсем мои знания и воспоминания.

Око Всевидения, обруч! В нём всё дело. Повертев эту идею и так, и эдак, я пришёл к прозрению — этот артефакт оставил в Детском сейфе тот самый гипотетический Супер Гарри, голос которого я слышал. Который, если верить содержанию разговора с мужчиной, оказался не совсем Гарри Поттером, а очень даже Томом Риддлом.

То есть, если я скажу — всё может быть, что как в первой, так и во второй, и в третьей жизни, я тоже им был — я буду почти на все сто прав.

Теперь я уже могу претендовать на всё, принадлежащее Томасу Марволо Риддлу, не только по праву победителя, но и по предполагаемой причине, что я им и являюсь. Духом. Телом нет. Телом и кровью я всё ещё Гарри Джеймс Поттер.

А так, что изменилось? Да ничего.

Внезапно я понял цель — нет, ЦЕЛЬ игры. Не бегать и скакать по намеченному каноном маршруту и спасать принцессу. Более того, принцессу спасать не надо — она сама кого хочет уложит в гроб. Не воссоединяться с СЕМЬЁЙ, встреча с ними идёт бонусом. Не-е-ет!

Прежде чем думать о начале ИГРЫ, мне надо собрать воедино свою душу!

Повторяю — собрать душу.

Найдя после завтрака ту старую тетрадь Дадли и оторвав исписанные страницы, я написал красным фломастером и заглавными буковками:

СОБРАТЬ ВСЕ ХОРКРУКСЫ!!!

Решив, чем я буду занят до начала нового учебного года, я бросил мороку с составлением всяких сравнительных списков, рисованием карт и поиском смысла игры. Всё уже было запечатлено в моей голове. Игра мне уже понятна. Но мне всё же захотелось кое-что из прежней жизни повторить — сближение с сестрой дяди Вернона. Марджори Дурсль показалась мне тогда мировой тёткой. Мне нужен достойный союзник во время подготовки Игры.

Пойду, что ли, озадачу собственную тётю Петунию?

— Пригласить Мардж остаться с тобой, пока мы отдыхаем на море? — не поверила своим ушам она. — Но вы друг друга не переносите от слова «совсем»!

— А ты разъясни ей, что политика семьи Дурсль ко мне поменялась на абсолютно противоположную, — предложил я. — Предупреди её, что я не обычный мальчик, что у меня способности, как у тех экстрасенсов в телепередачах, даже больше, намного больше. А? Что стоит попытаться?

На лице тёти Петунии появилось задумчивое выражение. Она, отложив женский журнал в сторону, посмотрела на меня вполне осмысленными глазами. Не, как обычно — мазнув взглядом, убедившись, что я целый и всё ещё живой — и всё.

— Хм, может и сработает. Я сейчас позвоню ей, намекну, что Вернон устаёт на работе и нуждается в отдыхе… — сказала она и отправилась в гостиную звонить.

Разговор не был длительным, договаривающиеся стороны быстро пришли к взаимопониманию и тётя Петуния вернулась ко мне с сияющим лицом.

— Она сказала «да» на все мои пожелания. Обещала, что будет с тобой терпелива, что будет кормить тебя сколько влезет и регулярно будет гулять с тобой в парке.

— Ха-ха-ха, почувствуй себя собакой, ха-ха-х… — рассмеялся я, представив себе, что я должен делать во время этой прогулки в парке.

Тётя быстро просекла, что я имею в виду, и тоже засмеялась.

За те три недели, пока ждал дня отбытия Дурслей на отдых, я отъелся, подстригся, тётя Петуния меня приодела — благо, что летом из одежды мальчику самая малость нужна. Две пары шорт, три-четыре футболки, майки, одна или две рубашки, кроссовки, вьетнамки, ветровка. Очки, как оказалось, мне уже — из-за излечения шрама или из-за чего-то другого — не нужны. Дадли дал мне одну из своих бейсбольных кепок и я красавчик.

По поводу очков, которые нашлись у моего изголовья, когда я опять впервые проснулся в чулане. На этот раз я вернулся к новой жизни с полностью усвоенными магическими способностями, включая видение магии. Я и в прошлой жизни видел ауру магов и сквибов, но это ни в какое сравнении не идёт с тем, что я умею сейчас. Не из-за Обруча ли?

На оправах-велосипедах я нашёл вклеенную небольшую металлическую пластинку с прикреплённой к ней следилкой. То есть, Чарами слежения. И не только это. От пластинки веяло Чарами принуждения и снижения критического мышления. Я спросил тётю Петунию, где она эти очки нашла, на что она ответила, что они сами появились однажды на кухонном столе.

Понятно. Пришлось мне объяснять тёте, что волшебники могут сотворить простым взмахом палочкой — стереть память, сделать внушение, покалечить, излечить и так далее. Она сжала губы в ниточку и перебила меня:

— Думаешь, я не знаю? Ведь, твоя мама была сестрой мне. И она, я должна открыть тебе глаза, была способна делать вещи похуже перечисленных тобой.

Я молча сидел с открытым ртом и не знал, что сказать. То, что мои родители — худшие из худших представителей родительского сословия, это понятно. Реально, они меня отдали как агнца на заклание, удовлетворяя прихоти своего не передать насколько любимого директора, бывшего директора! Не получив ничего взамен. А разве из всех благ мира есть что-то настолько ценное, ради чего человек откажется от собственного ребёнка, а? Вопрос излишний.

Что осталось от этих двух дубоголовых дураков? Руины разграбленного дома, объявленные Министерством магии историческим объектом преклонения.

— Тётя, а осталось ли что-то от… — я замялся, — … родителей моих?

— Чего спрашиваешь? — удивляется она. — Школьные сундуки остались. Но ты о них, о родителях своих, раньше не спрашивал.

И она привела меня на чердак и показала мне скрытые под всяким хламом сундуки не только Лили, но и Джеймса. Я открыл их оба капелькой крови. Всё таки, я телом их сын. Духом, может быть, и нет, но кто из живых является духовным продолжением своих родителей? Никто. Только телом, только кровью. А дух — ну, прилетел. Ну, вселился на четвёртом месяце эмбрионального развития, ну и что? Ни откуда прилетел он не спрашивается, ни куда улетел в конце жизни тоже не интересуются. В Рай или в Ад. Кому как.

В сундуке Джеймса я нашёл его собственные детские очки-велосипеды. Точь в точь как те, которые я захотел сначала испарить магией, но потом подумал и остановился. Пусть валяются здесь, на Тисовой. А я тем временем отправлюсь в поход за хоркруксами.

* * *

Тётя Мардж приехала на своей машине, огласив всю улицу громким смехом, когда Дадли влетел в её объятия и оба они чуть не упали на газон. Злыдень с ней не прибыл. Её сопровождала красивая собака-далматинка по имени Люси. Ласковая, добрейшая, «поющая». Моему кузену было жалко расставаться с собакой, которая подвывала, как сущая певичка, если кто-то из нас, мальчиков, начинал что-то напевать. И к ужасу тёти Петунии, Мардж позволила любимому племяннику забрать на курорт с собой Люси.

— Перехожу на разведение далматинцев, — громогласно объявила она вечером, после стакана хорошего коньяка. — Надоело мне с бульдогами, интерес к ним тоже убавился. Клиенты ищут более элегантные породы, типа гончей. Вот, я взяла для начала Люси. Я её водила на вязку, она беременна, но за десять дней ничего с ней не будет. Пусть побегает по золотому песочку, моя красавица, — замурлыкала в конце исповеди она и похлопала рукой по голове собаки.

Короче, тётя Мардж была — к моей глубочайшей радости — та, полюбившаяся мне крутая тётка, с которой я смогу договориться. Даже более того.

Вечером, выпроводив родственников на Ривьеру, мы присели за столом. Она со стаканом пива, я — сока.

— Ну, с чего такие метаморфозы в отношении тебя? — спросила она.

Я решил идти напролом и будь, что будет.

— Я не просто экстрасенс, тётя Мардж, я волшебник, — ответил я. — Завтра у меня день рождения, а вечером, то есть, ночью, к нам явится представитель магической школы, которую я буду посещать осенью. Семь лет.

Женщина, откинувшись на спинку укреплённого стула дяди Вернона, упёрлась в меня взглядом. Я ждал её комментария с нетерпением. От её ответа зависит моё расписание на следующий месяц.

— Значит, не справился, — медленно сказала она и отпила пенную жидкость.

— Кто и с чем? — спросил я.

— Мой брат. Не вытащил он эту дурь из тебя. Ты такой, как и твои сумасшедшие родители.

На какой-то момент моё сердце ухнуло в пятки. Это значило одно — я ошибся, надеясь, что вернулась моя тётя Мардж. Ах, как жаль!

Но она продолжила свои рассуждения и я вслушался в её слова.

— Это было в рамках ожидания. Говорила я ему, что твои способности, они врождённые. Раз они у тебя открылись, они с тобой будут всю жизнь. Как слух, как зрение…

— А тётя Петуния знала о вашем с дядей разговоре на эту тему?

— С чего бы это? Она с самого начала стыдилась родства со своей сестрой, её выбора мужа, а позже и тебя. И старалась замять наличие в тебе этого самого волшебства. Закрывала глаза на все твои штучки, называя твои выбросы криворукостью. Разрушения, поломки и поджоги относила к твоей прирождённой вредности. А я делала вид, что ничегошеньки не замечаю.

Я обратил внимание, что каждое моё возвращение назад, к точке старта — в моё детское тело, возвращало меня к детству. Моя бурная реакция на слова тёти в который раз подтвердила мои наблюдения.

— Тётя Мардж, ты самая, самая лучшая! — воскликнул я и бросился ей на шею.

— Что ты, что ты… — смутилась она. — Так, кого мы ждём завтра ночью?

— Думаю, твоего жениха!

— Оп-паньки! — воскликнула, округлив глаза она. — И как его встретить-то?

— Воком, тётя Мардж, воком. Бей его по голове со всей силы, чтобы впечатление произвести на нашего посетителя как можно сильнее.

В ответ она громко рассмеялась.

То есть, считайте, что все дальнейшие события повторились аккурат как в прошлой жизни. И разговоры, и заигрывания… Наш поход в Косой переулок, встреча с моим поверенным Златограбом, его неминуемая гибель… В качестве нового поверенного счетами я выбрал всё того же Крака, гоблина шустрого, до смерти верного только мне.

В Детском сейфе нашли коробки со всем необходимым Наследнику богатой семьи с закрученной историей. Только коробка с обручем Ока Всевидения не нашлась. Я и не надеялся. Это указывало на то, что мои рассуждения идут в правильном направлении. Всё остальное, что Крак мне предоставил, а я напялил на себя — серьгу, кольца, браслетик с ячейками, ключики на золотой цепочке, кошелёк с порталами к моей наследственной недвижимостью.

По поводу палочки я сначала повздорил с Олливандером, когда тот стал наглым образом впихивать мне Остролистую палочку, снова и снова. Пока до меня не дошло, какой же я дурак. Если во мне живёт частица Того-кого-нельзя-называть, только она — сестра Тисовой палочки Того-кого-нельзя-называть (то есть, меня!) подходит мне. И я вышел из магазина довольного Гаррика Олливандера с палочкой из остролиста с пером Фоукса. Пусть радуется до поры, до времени белобородый паук в Хогвартсе, что всё с Избранным героем идёт по его планам.

Закончив свои покупки и выйдя из Дырявого котла в обычный мир, мы с тётей Мардж взяли такси и отправились на площадь Гриммо. С чего-то надо начинать восстановление целостности моей души, да? Местоположение медальона Салазара Слизерина самое доступное из всех. Почему бы не приступить к делу с второго дня наших с ней десятидневных каникул?

Поэтому, подождав отбытия машины, я громко сказал пространству между домами 11 и 13:

— Родовой особняк Блэков находится на Гриммо, 12.

Номера 11 и 13 расступились, освободив место мрачному, в стиль эстетизм, но уже облупившемуся дому. Я поднялся по ступенькам и схватился за бронзовую ручку в форме змеи на входной двери. Зуб приоткрытой пасти змеи ожидаемо проколол мою ладонь, выпив каплю крови, и внутри механизма что-то щёлкнуло. Дверь открылась. На моём пути возник из темноты коридора домовик Кричер, что и ожидалось. Его небесно-голубые глаза посмотрели расфокусировано на меня, что-то узрели и внезапно стали колючими.

— Вижу, хозяин моего хозяина пожаловал, — проскрипел его голос.

— Я Гарри Джеймс Поттер, эльф! И я крестник Сириуса Блэка. Пусти меня внутрь, у меня есть предложение к тебе.

— Меня не обмануть именем, хозяин моего хозяина! И что за сделка?

— У тебя есть медальон со злой вещью в нём. Я могу очистить медальона Салазара Слизерина от злой вещи.

Кричер топтался, колеблясь.

— Пусти меня, эльф. Во мне течёт кровь Блэков, я имею право быть здесь!

Домовик закряхтел, бормоча что-то неразборчивое, но отступил назад, чтобы я смог войти. Когда за мной последовала тётя Мардж, он перегородил ей путь.

— В тебе, сквибка, нет ни капли крови Благороднейшей и Древнейшей семьи Блэк! — рявкнул он. — Тебе доступ воспрещается!

— Она заботится обо мне, Кричер и она войдёт вместе со мной. А ты приготовишь чай и поднесёшь его нам обоим перед портретом твоей умершей хозяйки. Устрой всё, пока я очищаю медальон от хоркрукса!

Кричера затрясло. Он не знал что делать, вертелся на месте, топтался туда-сюда. Наконец, он принял решение и приказным тоном заявил:

— Вы оба! Стойте здесь. Я поговорю с леди Блэк.

В темноте он прекрасно ориентировался, но нам с тётей Мардж минуты ожидания в пыльном тёмном коридоре показались часом. Наконец дряхлый домовик вернулся и возвестил:

— Проходите. Моя госпожа желает попозже познакомиться с посетителями.

Сказав это, он извлёк из складок тряпки, которой прикрывал свою наготу, круглый золотой медальон на длинной серебряной цепочке и отдал его мне. Потом, щёлкнув пальцами, он зажёг тускло светящую, затянутую паутиной люстру. И нам стало видна вся запущенность старого дома Блэков. Тётя Мардж шумно вздохнула, посмотрев на отстающие от стен обои, на вытертый ковёр на полу, на висящие вкривь и вкось потемневшие от времени портреты.

Кричер взмахом руки пригласил следовать за ним и привёл нас к паре длинных, изъеденных молью бархатных портьер.

— Моя госпожа, — робко произнёс домовик, — я привёл нарушителей.

Портьеры распахнулись и мы увидели портрет леди Вальбурги Блэк в натуральную величину. Она была всё такой же, какой я её помню, желтолицей измождённой старухой в чёрном наряде и чёрном чепце на голове. Нарисованная столь искусно, что кажется будто она живая.

— Добрый вечер, леди Блэк, — сказал я и склонил голову перед портретом. Тётя Мардж, даже не моргнув, сделала что-то наподобие книксена. Уважаю тётю! — Я крестник вашего сына Сириуса. Меня зовут Гарри Джеймс Поттер и я внук вашей тётушки Дореи.

— А сквибка кто? — поджав губы процедила нарисованная старуха.

— Это мисс Марджори Дурсль, золовка моей тёти Петунии, — старательно обрисовал характер нашего родства я. — А Петуния, это сестра моей матери, Лили Энн Поттер.

— Хорошо держится для сквибки, впервые переступившей порог дома волшебной семьи.

— Да, леди Блэк, даже я удивлён, — улыбнулся я краешком губ, посмотрев на сестру дяди Вернона. — Занятие у неё такое, быть слабой и отступать перед вызовами, это не про мою тётю Мардж. Она заводчица бульдогов, мэм!

— Ладно, иди делай своё дело, Кричер поможет тебе во всём. Тем временем я пообщаюсь с этой твоей некровной родственницей.