The valley blooming wild roses (джен)

Разводы крови,

Словно сакуры цветы,

И Смерть витает здесь.

Тут умер ты.

Лао Линь — вор на пенсии — 63 года. Скрытый педофил, папочка для малолетних старлеток.

— И что тут у нас, сучьи потроха, — прорычал детектив Мак-Тер, вламываясь в ванную комнату, — какого очередного пиздюка прихлопнули?

— Лао Линь, — процедил сквозь зубы один из экспертов, — уж очень мы долго его ловили, суку такую.

— А, — внезапно подобрел детектив, — и что этот хуй узкоглазый натворил в своей жизни?

— Педофилом он был, — ответил второй, вылавливая сачком кишки из ванны, — и его кто-то пришил.

— Заебись, — Мак-Тер напустил в помещение вонючего кислого дыма и, повернувшись, зашагал к администрации.

Все население бань столпилось на ресепшене — клиенты в халатах и полотенцах, служащие в длинных рубашках и сам хозяин — кругленький пухленький китаец, напоминающий Будду.

— Ну что, морды узкоглазые, — Мак-Тер плотно пристроил свой зад в ближайшее кресло, — будем сознаваться или отпираться. Я вас насквозь вижу, вон у вас малолетки бегают, пора вашу лавочку закрыть.

— Детектив, — елейным голосом пропищал хозяин, облаченный в черный халат с золотым тигром, — это мои внучки, они приобщаются к бизнесу…

— Ага, пиздой что ль приобщаются?! — зарычал Хэнк, — сука!

— Нет-нет, ну что вы, — китаец излучал добродушие, граничащее с густой елейностью и восточной любезностью, — мы — не притон, мы — уважаемое заведение. К нам мэр ходит.

— Ходит, ходит, хуем трясет, яйцами звенит, — Хенк, насупившись, посмотрел на этого китаезу, да вдруг как заорал: — Сука! быстро написал мне про Лао Линя!

* * *

Ну всё, сучий педофил получил по заслугам!

Как выпучились его глаза, когда под простынёй оказался я, а острый нож вонзился в его жирный живот.

Как это было потрясно; нож порет это безобразное отвисшее тело, кровища расплывается в теплой воде, а внутренности вымываются струёй душа.

Я малость увлекся и искромсал суку так, что мать родная бы не узнала, но и то хорошо.

Теперь говорят про третьего убийцу.

Кто у меня там на очереди?

Ага, две подлючих сучары и так кстати… они сейчас здесь.

Суки!

* * *

Джон Гаррисон принимал душ.

Джон Гаррисон — двадцать три года, артист больших и малых театров. Впрочем, надо поправить сведения, Джон никогда не играл в театрах. Ловко скроенный, статный, сложенный как Зевс, красивый как Аполлон, Джон холил и берег свое тело, ибо оно давало ему кучу бабок. Основная профессия — модель, в свои двадцать он был образцом мужественности и брутальности, что привлекало к его персоне множество рекламных агентств, а вторая профессия — актер порнофильмов. В этом направлении Джон не подкачал.

После пяти часов напряженных съемок, Джон отмывал усталый член под горячим душем, вода стекала по рельефной спине, по мускулистой груди и уходила в сливное отверстие.

— Джонни, дорогой, — в душевую кабинку заглянула черноволосая голова с квадратной челюстью и устрашающими усами, — можно я к тебе присоединюсь?

— Конечно, Джейми, зайчик мой, — приятным баритоном ответил Джон.

Джеймс Джейми Лорис — сорок один год. Режиссер, сценарист и продюсер малобюджетных трэшевых порнофильмов. Неофициальная жена Джона. Домохозяин.

— Дорогой, — прерывающим от страсти и волнения пророкотал Джейми густым басом, — ты так красив, мой милый. Давай я тебе потру спинку нашим любимым гелем с запахом орхидеи и белого шоколада…

— Чтобы ты мог меня съесть ночью, котеночек мой? — Джон прижался к мускулистой груди Джеймса, — конечно, ты такой заботливый…