Гарри Поттер. Пропущенные сцены (джен)

* * *

Он распахнул глаза, потом резко сел и сразу же инстинктивно поднес руку к горлу. Все было в порядке. У него ничего не болело, на пальцах не осталось ни единого пятна крови. Одежда, которая была на нем, тоже оказалась совершенно чистой — ни пятнышка, ни пылинки.

Все было странно. Он сидел на полу какого-то странного лабиринта. Было очень тихо. Такой глубокой, обволакивающей тишины он никогда прежде не знал. Здесь царил душный, тягучий полумрак. Сводчатые стены то мерцали голубыми и оранжевыми огоньками, то гасли, и тогда в этом непонятном пространстве наступала кромешная темнота. Потом по стенам снова бесшумно бежали цветные всполохи, и в тогда можно было разглядеть какие-то детали…

Низкий сводчатый туннель плавно уходил вправо, устремляясь вниз. Вверху, прямо над ним, тоже зияло отверстие. Видимо, он попал сюда именно через него. Тусклый голубой свет, исходивший из него, медленно гас, а само отверстие, словно рана, постепенно затягивалось у него на глазах, и вскоре полностью исчезло.

Он, понаблюдав за тем, как уменьшается голубое пятно над его головой, наконец поднялся на ноги. Еще раз ощупал лицо, горло, потом отряхнулся и медленно подошел к стене, разглядывая ее с осторожным любопытством. Чуть помедлив, поднес пальцы к мерцающей поверхности…

Все вокруг стремительно завертелось, подхватив его и унося куда-то в глубину запутанного лабиринта. Вспышки цветных огней на стенах в какой-то момент слились в сверкающий поток, соединились, как нити в полотне, в замысловатый узор…

Вся прожитая жизнь стремительно разворачивались перед его глазами, день за днем, неделя за неделей, воскрешая в памяти все подробности и вынуждая его рассмотреть и прочувствовать все детали. Безрадостное нищее детство. Знакомство с Лили. Первая поездка в «Хогвартс-экспрессе», первый конфликт с Поттером… Худшее из воспоминаний. Подслушанное пророчество. Решение Темного лорда расправиться с сыном Лили. Самый жуткий, самый худший день его жизни…

Перед ним возник черноволосый 11-летний мальчик, пришедший на первый урок зельеварения. Устроился за партой и глядит по сторонам, то и дело поправляя очки и теребя новенький учебник…

— Гарри Поттер, наша новая знаменитость…

Он услышал свой собственный голос.

Это было неописуемо, невероятно и совершенно непонятно. В этот момент он словно был сразу в двух ипостасях, переживая и все чувства мальчика, сидящего перед ним, и заново вспоминая все собственные мысли и ощущения, когда увидел до боли знакомое, ненавистное лицо. Поттер-младший. Их сходство с отцом было почти полным, но…

Ученик вдруг поднял голову и через стекла очков сверкнули ярко-изумрудные глаза. Мальчик глядел на него без страха, с интересом и даже с каким-то вызовом. Его глаза… Ее глаза… Лили…

Он опять слышал собственный голос и одновременно словно был этим учеником, у которого внутри всё закипает от язвительности реплик, от несправедливо отнятых баллов…

Снова Гарри, их сложные, запутанные и мучительные взаимоотношения… Черноволосый парнишка в ужасе мчится от дверей кабинета, растерянный, подавленный, снедаемый острым состраданием. Жалостью к нему, Северусу Снеггу. Гарри только что видел в омуте памяти, как его отец, Джеймс Поттер, жестоко глумился над Северусом, как тот в гневе бросил в лицо его матери непростительное ругательство…

Искреннее, горячее сочувствие мальчика вдруг больно обожгло душу, как раскаленное золото. Северус передернулся, попытался закрыть глаза, отвернуться, но поток, который полностью поглотил его в данное мгновение, был неумолим, неостановим и бесстрастен. Это не было каким-то воздействием извне, которое ему навязывали против его воли. Это был он сам — впервые встретившийся лицом к лицу с самим собой. С тем, кто он есть на самом деле. И не было никакой возможности отвести взгляд, отступить…

Ослепительный свет полностью заполнил сердце. Это было немного похоже на омут памяти, однако нельзя было ни вынырнуть, ни остановить. Только пережить всё заново. От начала и до конца. Увидеть себя самого глазами других людей. В том числе и глазами Гарри. Вспомнить собственные слова, переживания, поступки… Прочувствовать все, что чувствовал он, слышать собственный голос его ушами…

Сколько длилось это неторопливое, тщательное выворачивание наизнанку под пронизывающим светом, он не знал. Такую вещь, как время, здесь трудно было уловить. То ли несколько минут, то ли несколько лет… Он понимал только одно: насколько это невыносимо… Хотелось спрятаться, но это было невозможно. И когда, наконец, он снова увидел ярко-зеленые глаза, которые, казалось, всматривались ему прямо в душу, вдруг стало легче. И сияющий поток, окруживший его со всех сторон и прошивающий его мучительными лучами чистейшего света, наконец осыпался волной сверкающих брызг.

Стало совсем темно. Всхлипнув от облегчения, он рухнул куда-то вниз, совершенно выжатый, обессиленный и опустошенный после этой долгой, тягостной встречи с самим собой. Его долго крутило и сжимало в чернильной, горячей пустоте, пока, наконец он снова не влетел головой в какой-то темный тоннель и, пролетев несколько сот ярдов, не приземлился в полном мраке.

Тьма расступилась. Он снова открыл глаза и увидел мягкую зеленую траву, на которой лежал ничком.

— Северус…

Ее мягкий голос был где-то совсем рядом. Он резко поднял голову и сел.

Лили сидела на корточках рядом с ним. Ее изумрудные глаза сияли и излучали невероятную силу и покой.

— Пойдем со мной.

Он был так ошеломлен и растерян, что все мысли мгновенно рассыпались и исчезли, а слова застряли в горле. Лили помогла ему подняться на ноги, и он, не произнеся ни звука, покорно зашагал следом за ней, оглядываясь по сторонам. Над ними сияло ослепительное синее небо, под ногами была сочная трава и эта изумительная зелень уходила куда-то далеко-далеко, к самой линии горизонта. Лили взяла его за руку и перевела через широкую асфальтовую дорогу и снова устремилась вперед, к большому дереву…

Он вдруг встал, как вкопанный, не в силах оторвать взгляд от того, что увидел. Да, это был он...

Джеймс был такого же роста, как сейчас Гарри. Те же непослушные черные волосы. Одежда, в какой он, видимо, был в момент смерти… Сириус и Люпин стояли чуть поодаль. Значительно моложе и свежее, чем были в тот момент, когда они виделись последний раз.

Джеймс медленно приблизился к нему, тоже не отводя взгляда. Карие глаза наконец встретились с черными.

— Прости меня.

Поттер проговорил это тихо и печально, не отворачиваясь, не пытаясь уклониться. В этом новом мире каждое движение души, каждая мысль словно передавалась напрямую, от сердца к сердцу. Невозможно сфальшивить или солгать. Или скрыться с помощью окклюменции… Северус мгновенно ощутил глубокую печаль, которая передалась ему от заклятого врага через произнесенные им слова. В нем не было ни капли притворства или ненависти, лишь смиренная готовность и тягучее сожаление...

Северус замер, не издавая ни звука.

— Я был просто отвратительным, избалованным мальчишкой, — снова заговорил Джеймс. — Мне не хватило ума понять, какой вред я причиняю… Я очень сожалею… Пожалуйста, прости меня.

Северус молчал. Слишком многое изменилось внутри, пока он падал, продирался и шел сюда, на эту огромную зеленую поляну. Только что он, словно в зеркале, увидел самого себя. Все ошибки и грехи, всю свою слепоту, глупость... Хуже всего было то, что он обнаружил в себе ту же самую бессмысленную жестокость, которую в детстве испытал на себе и которую потом всю жизнь не мог простить Поттеру…

— Я хочу уйти отсюда, — глухо проговорил он, отворачиваясь.

— Северус, пожалуйста.

Голос Джеймса стал чуть громче.

— Пожалуйста. Я готов на все, чтобы получить твоё прощение. Я очень перед тобой виноват и целиком признаю это. Я снова и снова переживаю все это и… Прости. Слышишь? Я прошу тебя.

Тот продолжал молчать, отвернувшись в сторону. Потом их глаза снова встретились. Снегг смотрел на Джеймса, и в это мгновение его снова настигла та же блистающая, мучительная волна света, срывающая все маски, уносящая все, что было ненастоящим, сжигающая все, что было придуманным и иллюзорным…

Сейчас он смотрел на Поттера-старшего, но видел не его. Перед его внутренним взором возникло лицо Гарри. Упрямый мальчишка, порой доводивший его до белого каления своей непокорностью. Мальчик, который по его вине стал сиротой. Которому он доставил столько ненужных страданий. Мальчик, который, несмотря на ту страшную, черную ненависть, навсегда разделившую их, все-таки был с ним в последние мгновения жизни. Не отвернулся, не перешагнул со злорадством через умирающего врага, истекавшего кровью. Гарри был с ним рядом в минуту его смерти. А сейчас, именно в эти мгновения он наверное делал последние шаги навстречу собственному концу…

— Гарри…

Снегг выдохнул это едва слышно, вложив в свой возглас всю тревогу и горечь, все свое раскаянье. Джеймс, услышав его, сделал шаг навстречу.

— Ты пытался ему помочь. Хотя… Мой сын. Это всё из-за меня… Я благодарен тебе, Северус. Даже за попытки. Пожалуйста, прости.

Снегг вздохнул. И, помолчав несколько мгновений, произнес:

— Все это теперь не имеет значения, Поттер. Я… Я только сейчас понял, что… Все неважно.

— Прости. Мне нужно это услышать, Северус. Это, словно кандалы… И для меня, и для тебя. Давай оставим все это там, где это случилось. Сбросим этот груз, ты и я. Прошу.

— Да, это уже неважно. Но...

Лили все это время стояла чуть поодаль, не вмешиваясь в их мучительный диалог. Услышав имя сына, она тоже подошла и встала рядом с мужем.

— Северус, ты столько времени провел в этой тюрьме, закрывшись изнутри, — мягко проговорила она. — Ты всю жизнь… С такой тяжестью. Освободись, наконец. Позволь нам тебе помочь.

Он молча смотрел на них обоих. Какую боль, какую злость он испытывал раньше, когда видел их вместе! Когда Поттер наконец добился своего и мисс Эванс обратила на него внимание. Проявила интерес к упрямцу, который так долго добивался ее расположения. А потом и сама пропала в омуте первой настоящей любви… Как мучительно и сокрушительно было известие об их помолвке и свадьбе… Как он ненавидел его тогда, считая виновным во всех смертных грехах, во всех своих несчастьях…

Лицо Джеймса было полно печали и искреннего сожаления. А удивительные глаза Лили излучали покой…

Чудовищная волна накрыла его с головой.

— Гарри, — снова хрипло заговорил Снегг. — Я… Что же я сделал… Черт возьми, что я…

Он вдруг отшатнулся от Джеймса и Лили и стремглав бросился прочь, не разбирая дороги. Они, обнявшись, смотрели ему вслед.

— Он еще не готов, — тихо проговорила Лили. — О, милый, мне так жаль. Сколько еще тебе придется это нести…

— Что ж, я буду нести все, что заслужил, — ответил Джеймс. — И ждать столько, сколько потребуется. Но сейчас все это не имеет значения, Снегг прав. Наш Гарри… Лили. Наш сын…

Они взялись за руки и подошли к большому дереву, где, прислонившись к огромному морщинистому стволу, стояли Сириус и Люпин.

Лили наклонилась. У кривых корней, торчащих из земли шершавыми буграми, она подобрала небольшой черный камушек. Сириус положил руку на плечо Джеймса, Люпин взял за руку Лили.

— Совсем скоро, — тихо произнес он. — Мы должны помочь ему.

— Ох, Гарри, — горько проговорила Лили. — Солнышко мое…

— Осталось совсем немного, милая. И мы больше никогда с ним не расстанемся, — сказал Джеймс.

— Только бы он выдержал, — едва выдохнула Лили, зажмурившись от боли. — То, что выпало на его долю, это немыслимо. Разве может 17-летний мальчик вынести такое...

— Гарри очень сильный, — ответил ей Сириус. — Он пройдет свой путь до конца, я уверен в этом. Я никогда не встречал таких, как он. Это настоящее чудо.

Лили снова вздохнула, спрятав лицо на плече мужа. Потом вытянула руку и посмотрела на подобранный ею камушек. Он задрожал, а потом трижды повернулся у нее на ладони.

Пространство мгновенно свернулось непроницаемым рулоном и осыпалось.

Была глубокая, тихая ночь. Вокруг черной массой высились огромные деревья Запретного леса. Гарри, измотанный и обессилевший, сжимал в кулаке воскрешающий камень и смотрел на них с невыразимой мукой на лице…

* * *

— Северус!

В очередной раз темнота бесшумно рассеялась. Он открыл глаза, тряхнул головой и сел. Над ним склонился Альбус Дамблдор, и его лицо излучало тепло и живейшее дружеское участие. Они были в старинной каменной часовне. Через витражные окна струился свет, темные потертые скамьи были усыпаны цветными бликами, как блестящими фантиками. Каменный резной алтарь, закрытый золотым полотном, сиял и переливался в лучах солнца. Альбус молча указал Снеггу на скамью, приглашая его сесть.

— На данный момент мне вполне достаточно впечатлений, Альбус, — проговорил Снегг, поднимаясь на ноги и садясь с ним рядом. — И если вы намерены читать мне какую-нибудь проповедь…

— Кто я, чтобы в чем-то упрекать или поучать тебя, Северус, — вздохнул Дамблдор. — Нет. Я только хочу помочь тебе. Помочь освободиться. Чтобы ты, наконец, сделал следующий шаг и отправился дальше. Я не хочу, чтобы твои самоистязания продлились целую вечность.

— Дальше? — переспросил Снегг. — Куда это — дальше?

Альбус неопределенно покачал головой.

— Твой путь известен только тебе, Северус, — ответил он. — Но ты не сможешь сделать ни шагу, пока не обретешь себя заново. Позволь помочь тебе.

— Прости, Альбус, но я не хочу, чтобы кто-то копался у меня во внутренностях, — резко парировал Снегг. — Это моя жизнь, мои чувства и…

— Тебе нечего бояться. Все, что ты видел в зеркале мира, доступно только тебе, — мягко произнес Дамблдор. — Все тайны души остаются тайной. Остальные увидят только то, что ты сам будешь готов открыть. Это часть пути, Северус. Однако, ты должен понять, что пока есть хотя бы одна темная тень, ты не сдвинешься с места. И чем более прозрачным станет твое сердце, тем больше света наполнит тебя. Тем легче будет следующий шаг.

— Света? — снова переспросил Снегг.

— Ты же только что видел его, не так ли? Пока он только причиняет боль, — ответил Дамблдор. — Но так будет не всегда.

— Я… Потом я видел Поттера… — медленно проговорил Снегг.

— Да, разумеется, ты его видел, — кивнул Дамблдор. — Он ждет тебя с тех самых пор. Ты — последняя темная тень, мешающая ему следовать дальше. И он терпеливо ждет освобождения.

— Все это время? Ждет? — ошеломленно спросил Снегг.

Дамблдор кивнул.

— Он смотрит на все свои ошибки точно так же, как ты сейчас смотрел на свои. Снова и снова возвращаясь к этому. К тому, что произошло между вами. Это держит его здесь. А Лили, хотя и могла бы пойти вперед, остается рядом с ним. Чтобы помочь ему. Чтобы помочь тебе. Справиться с этим, преодолеть эту ненависть. Но ведь ты уже понял, да? Дело ведь было совсем не в Джеймсе…

Снегг издал сдавленный возглас и отвернулся.

— Ты всегда это знал. Да, Альбус?

— Признаться честно, да. Ты знаешь, что я неоднократно пытался все исправить, но к сожалению, у меня не получилось. Я надеялся, что в зеленых глазах Гарри ты увидишь сердце его матери. Что этот удивительный мальчик даст тебе новое дыхание… Но увы.

Снегг снова издал глухое восклицание.

— В его глазах я видел только то, что натворил. Что сделал с ней… Ведь это из-за меня… А его лицо… Он так похож на отца...

— Только внешне, — вставил Дамблдор. — Гарри совсем другой. Джеймс был единственным сыном и наследником почтенной семьи. Поздний ребенок, обожаемый своими родителями. Избалованный, самоуверенный, ни в чем не знавший отказа или нужды... А у Гарри нелегкая судьба. Он десять лет прожил с родственниками-маглами, не получив от них ни капли тепла, понимания, нежности или заботы. Все, что у него было в детстве — это крохотный чулан под лестницей, несколько поломанных игрушек и паук Барри, с которым он шептался, чтобы справиться со своим страхом, когда его в наказание запирали на много часов в его тесной кладовке. Но несмотря на все невзгоды он не утратил ни способность любить, ни способность радоваться. Едва он приехал в Хогвартс, мне стало очевидно, какой это славный и добрый ребенок.

— Он постоянно дерзил мне, — подал голос Снегг. — И я всегда слышал голос Поттера, его смешки и издевки, как он…

— Это даже хорошо, что Гарри все-таки научился давать тебе отпор, Северус, — улыбнулся Дамблдор. — Было бы гораздо хуже, если бы наш Избранный оказался слабохарактерным и пугливым. Так что даже ваши конфликты в конце концов пошли ему только на пользу и закалили его дух. Однако, не буду скрывать, что я надеялся на совершенно иное…

— В конце он был… Он был со мной… — едва слышно произнес Снегг. — Я отлично знаю, насколько он меня ненавидел. Все эти годы я видел это, чувствовал, но… Он остался со мной, Альбус. Не засмеялся, не ушел. И на его лице была такая боль, что… Почему он остался?

Дамблдор вздохнул.

— Потому что Гарри — сын своей матери, — ответил он тихо. — Он горяч, упрям, неудержим, как большинство мальчишек в его возрасте. Но у него великое сердце, Северус. Признаться, когда я попросил тебя заняться с ним окклюменцией, я рассчитывал, что, проникая в его мысли, ты все же увидишь это. Поймешь, с какой чистой душой ты имеешь дело. Но… Увы, и здесь меня ожидало полное фиаско.

— Я был уверен, что ему просто нравится геройствовать и выделяться, — проговорил Снегг, глядя в каменный пол. — Все эти статьи, интервью, фотографии… Он был таким же, как его отец. Жадным до славы. Я был уверен, что ему доставляет удовольствие быть в центре внимания. И считает, что раз он Избранный, то ему всё дозволено.

— О, Северус, — вздохнул Дамблдор. — Однажды самое заветное желание его сердца отразилось в зеркале Еиналеж. И, уверяю тебя, там не было ни славы, ни всеобщего поклонения, ни геройства. Гарри жаждет любви. Он неистово хочет иметь семью, дом, родных, которые его любят. И он, не глядя, отдал бы всю свою знаменитость за одно мгновение с папой и мамой...

— Однако, Альбус, при этом он никогда не мог просто спокойно усидеть на месте. Поттер зачем-то вечно совал нос в дела, которые его не касаются…

— Будь справедлив, Северус, — улыбнулся Дамблдор. — Давай признаем, что эти дела имели к нему как раз самое прямое и непосредственное отношение. И Гарри имел полное право, как ты выражаешься, совать в них свой нос. Здесь мы с тобой совершили, пожалуй, самую серьезную ошибку. Следовало рассказать ему правду уже тогда, после Турнира трех волшебников, когда он чудом ускользнул от Волдеморта. Нельзя было откладывать этот разговор. Ему нужна была правда, а не моя слезливая сентиментальность… Он был готов выслушать ее. Он уже тогда был силен духом, как взрослый мужчина, и выдержал бы этот груз... Вообще нельзя требовать от такого умного и горячего парня слепого послушания. Нельзя было ожидать, что он будет лишь покорно слушаться и без вопросов делать то, что ему велят. С моей стороны это было непростительно. А тебе, Северус… Тебе следовало…

— Мне следовало хорошенько треснуть по голове, чтобы я, наконец, прозрел, — с тяжелой яростью проскрипел Снегг. — Почему? Почему я ничего не понял? Я столько лет видел его каждый день. И ничего не понял!

— Ты видел только то, что хотел увидеть, — похлопав его по плечу, ответил Дамблдор. — Только не воображай, пожалуйста, что ты единственный человек на свете, совершивший эту ошибку. Мы все грешим этим в той или иной степени. А у тебя для этого были вполне понятные причины…

— Да, были, — снова жестко вставил Снегг. — Я был полным, непроходимым болваном, который вообще ничего не видел, кроме собственных болячек. Вот единственная причина. Однажды я поклялся защищать сына Лили, но разве я выполнил свою клятву? Разве я хотя бы раз увидел в нем сына Лили? Я видел только Поттера. Не ее... О, Альбус…

— Сейчас все это уже не имеет значения, — мягко ответил старый директор. — Все кончено. Джеймс ждет твоего освобождения. Я более всего хочу, чтобы после всего, что тебе довелось вынести в жизни, ты наконец обрел мир с собой и нашел свой новый путь, свое новое предназначение.

— Альбус, а вы почему здесь? — вдруг поднял голову Снегг. — Тоже темные тени прошлого?

— Несколько незаконченных дел, — ответил Дамблдор. — Думаю, что это ненадолго…

— Гарри? — Снегг выдохнул имя, и гримаса острой боли на мгновение исказило его лицо.

Дамблдор кивнул.

— Я должен ему многое объяснить.

— Вряд ли он надолго застрянет в «зеркале мира», — задумчиво проговорил Снегг. — Слишком короткая жизнь…

— О, я думаю, что до этого вообще не дойдет, — вдруг улыбнулся Дамблдор. — Северус, помилуй! Что может увидеть этот чистый, отважный ребенок в «зеркале мира» после такого великого самопожертвования, которое он сейчас готовится совершить? Милые детские шалости? Или злосчастную историю с этим вашим заклинанием от врагов? Он искупил ее полностью. Вы же помните, в каком ужасе Гарри был от содеянного, как покорно отбывал все наложенные на него наказания… И потом — сегодня ночью он спас жизнь Драко Малфою. Так что этот счет полностью оплачен и закрыт. Нет, для Гарри все будет иначе. Впрочем… Не будем сейчас об этом. С ним я встречусь позже. Сейчас мне нужно помочь тебе, Северус.

— Вы ничем не можете мне помочь, — глухо и жестко ответил ему Снегг. — Есть лишь два человека, которые могут снять с меня этот груз. И ни один из них этого не сделает… И первый из них — это я сам.

— У Гарри великое сердце, — снова повторил Дамблдор. — То, что он разделил с тобой последнюю минуту, дает тебе полную свободу. Понимаешь? Он простил тебя. Он не бросил, хотя имел для этого все основания... Он простил, я уверен в этом.

Снегг только покачал головой.

— Вы поручили мне рассказать ему правду. И мне только чудом удалось сделать это. Что было бы если бы он отвернулся? Не подошел? Не попытался понять?

Дамблдор вздохнул.

— Да, это тоже было моей серьезной ошибкой. Но мы не могли предугадать, что Темный лорд решит убить тебя, Северус. Однако, я полагаю, исход дела все равно не стал бы иным. Гарри не уклонится от встречи с Волдемортом. Он вышел бы к нему навстречу в любом случае — даже просто для того, чтобы защитить других от полного истребления…

— Но тогда он ничего бы не узнал о крестраже.

Дамблдор снова вздохнул.

— Но ты успел, Северус. Ты сделал всё, что нужно. Теперь пора обрести покой и свободу.

— Снегг только покачал головой.

— Пока я не услышу это от него самого, все ваши слова будут бесполезны, Альбус. Осталось недолго…

Дамблдор покачал головой.

— Не все так просто… Впрочем, если мои догадки верны, то исход дела будет зависеть только от самого Гарри. Вполне возможно, что ваша встреча будет отложена на неопределённый срок. Но я совершенно уверен, что мальчик, который способен поддержать в минуту смерти самого ненавистного ему человека, узнав полную правду, ни за что не станет обвинять тебя, Северус…

Снегг снова покачал головой, всем своим видом показывая, что никакие увещевания не имеют для него значения.

Дамблдор снова вздохнул и поднялся с места. Снегг сделал то же самое.

— Что ж, Северус, — произнес седовласый директор. — Я и правда вижу, что ты еще не готов к новому пути. Тогда сейчас нам нужно проститься. Ты умный человек, ты быстро поймешь, что к чему. Где сейчас твое место и что ты сможешь сделать, что будет тебе под силу… Позови меня, если я тебе понадоблюсь, хорошо? Лили и Джеймс тоже будут рады помочь, но пока, как я вижу, ты не слишком жаждешь их общества…

— После всего, что я… Что Гарри пришлось из-за меня… Нет. Я не могу смотреть им в глаза, Альбус. Я не готов.

— Как скажешь, — ответил Дамблдор. — Однако, здесь никто не бывает абсолютно один, если сам того не захочет. Мы неплохо ладили с тобой, Северус. И я надеюсь, что еще смогу быть тебе полезен. Ты не одинок, помни об этом, хорошо? А сейчас мне пора.

Дамблдор снова похлопал его по плечу и устремился к выходу.

Снегг, совершенно растерянный, молча смотрел ему вслед.