Гермиона Грейнджер и Сон Кассандры (гет)

Судьба.

С помощью магии Блэков волшебница хотела понять, есть ли у неё будущее. И как раз это желание будущее у неё и отняло.

А теперь обновленная Гермиона занимается тем, что изо всех сил пытается сохранить собственную рассудочность. Но сердцу — не прикажешь.

Грейнджер очень старалась не думать о цикличности событий и принципе Уробороса, но выходило у нее это из рук вон плохо.

Она в целом пока что твердо пришла лишь к тому, чтобы с чистой совестью счесть себя — собой. Но и местной Гермионой — тоже. В равной степени и то, и другое.

Потому что… она так чувствует — и все тут. И наличие чужой памяти и эмоций при этой внутренней уверенности было делом глубоко второстепенным.

Но вот для окружающих, если ее раскроют, все будет иначе. По крайней мере, Грейнджер считала именно так.

Ведь она и сама бы, заяви ей тот же Гарри, что он, мол, все еще ее друг и прочее, просто — постарше и из другой реальности, сочла бы его бессовестным вселенцем.

А Снейп? Он же и вовсе самая мнительная сука из всех, кого она знала! Его ведь, как минимум, к такому поведению шпионское хобби обязывало.

«Я теперь, как кофе в твоей кофеварке. Два в одном. Но все равно тебя люблю».

Да чихать он будет после такого заявления с Астрономической на ее аргументацию.

«Я так чувствую».

Клобкопухам на смех.

Главное помнить, что Северуса нельзя бесить. Обозленный Снейп опасен до смертоубийства. А если Северус обидится… обиженный Снейп — тоже тот еще ад на земле.

И то, что он в последнее время относился к ней лояльно, ничуть не говорит о том, что зельевар в принципе перестал быть Тёмным Магом.

Ничего подобного.

Но… своим спасателям надо доверять. Пусть бы и через силу. Гермиона решила, что не станет рассказывать кому бы то ни было, особенно Мастеру Зелий, о произошедшем сама. Но и отпираться, если зайдет речь, тоже не станет.

В крайнем случае, погибающие нервные клетки Гермионы Грейнджер закатят концерт в честь Северуса Снейпа.

А дальше — будь, как будет.

Любовь — это нечто всеобъемлющее и беспощадное. Любовь — это сама суть жизни. А жизнь причиняет боль. Но оно, несомненно, того стоит.

Или — нет. И собственный покой дороже.

Но… почему то светлые обои сейчас казались невероятно одинокими. Почему оно так, было, конечно, понятно даже без глубоких рассуждений. Всю весну безвылазно находясь в Коукворте, отлучалась Грейнджер очень редко.

Нет.

Женщина сердито тряхнула волосами.

Не она. Та, другая Гермиона.

Мало ли, что это ощущается, как совершенно своя жизнь.

Привыкать к тому хорошему, что было у местной Гермионы до смерти от проклятья, во-первых, рановато. И ещё неизвестно, нужно ли.

В конце концов, что бы там ни происходило, теперь решать ей.

А она решила пользовать свой шанс выжить. А остальное — приложится. Остальное — второстепенно. Теперь, пока есть время все исправить, надо подумать о себе.

Гермиона агрессивно закусила автоперо.

В той ее жизни Сметвик чуть ли не на крови клялся, что, если бы они заметили прогрессирующее проклятие в девяносто восьмом, то через три года она бы уже порхала по Британии радостным новорожденным фестральчиком.

И здесь, в этой вероятности, покусанный, но не сломленный директор Хогвартса, убегавший от своих прямых обязанностей изо всех сил, действительно углядел, что с Всезнайкой не все ладно. Очевидно, Лестрейндж настолько в свое время поклевала Принцу-Полукровке печени, что тот её магический отпечаток вычленял из общих магических переплетений уже на уровне инстинктов.

Более того, он взялся латать Грейнджер наравне с колдомедиками. И в итоге ею занимались лучшие Мастера. И — она сама. А это уже что-то, да значило.

Но, тем не менее, Гермиона не просто все еще не была здорова. Наоборот, с нею случился рецидив с летальным исходом.

Непорядок.

Грейнджер намеревалась найти причину.

И дописать рунные таблицы, в которых все эти годы всегда чего-то не хватало. Какой-то неучтенной мелочи.

Волшебница подозревала, что ошибка в расчеты закралась потому, что доподлинного знания о том, чем именно хворь должна закончиться и каким образом прогрессирует, у них не имелось.

Ну, а у миссис Уизли, вот ведь удача, оно как раз было.

И, если она права в своих предположениях, на основе добавления дополнительных данных расчёты теперь должны были сойтись.

Или хотя бы выдать точную причину, по которой лечение застопорилось.

* * *

« -…Непосредственно вытекает из результатов исследований Жига Мышьякоффа. Подробное обоснование мы можем найти на странице пятьсот восемьдесят семь, второй абзац сверху. Ради простоты предположим, что практическая доказательная база выходит за рамки данной монографии. Что очевидно».

Мерлин великий, и ЭТО он предлагает ради простоты?

Это доказательство авторитетным убаюкиванием какое-то, а не адекватное пояснение. И ничем с расчетами сейчас Герм не поможет. А значит, совершенно бесполезно.

Прежняя Гермиона — не понимала. Но — вежливо молчала, в ответ лишь вгрызаясь в талмуды. И заучивая наизусть то, чего не могла осознать. А вот нынешняя — понимала прекрасно, что за её счёт развлекаются, попросту запутывая в лишней терминологии.

И больше того, все это веселье — не просто так. А — истинно по-слизерински.

Гермиона Грейнджер имела идеальную фотографическую память на строчки и значки любого вида. Зельевару теперь не нужно было мучительно выискивать подзабытое по собственным редким многотомникам. Достаточно было единожды заинтересовать ими гриффиндорку. А затем — при надобности периодически «проверять» ту на уровень знаний.

И послушная Заучка вмиг вслух оттарабанит наизусть искомый тезис.

Ходячий словарик. Как мило.

Настолько, что прямо сейчас хотелось вскочить с места, аппарировать и задавить оппонента его же манерой изъясняться. Например, начать шпарить наизусть отсылки к юридическим актам. Естественно, со всей сопутствующей нумерацией. Дословно пересказать его же, с концами закрытое, личное дело из архивов, подгоняя под веками неизменное законодательство.

Но… ещё больше хотелось не вызывать подозрений. А потому — девушка лишь вздохнула. И, устраиваясь поудобнее, чинно поджала одну ногу под себя, некоторое время поерзав на стуле. Ничем внешне не выдавая собственного возмущения.

В конце концов, с двумя гиперактивными детьми за много лет волшебница основательно поднабралась терпения. И это ещё если не вспоминать о Розе и Хьюго, а говорить только о Гарри и Роне.

Он умер в тридцать семь. Плюс минус несколько месяцев. И оказался жив. Ему простительно вредничать.

Она умерла примерно в том же возрасте. И тоже была жива. Так что и ей позволительно без пояснений забиться в угол во имя мысленных свершений и теоретических рокировок.

И поискать то, чего им недоставало.

Вообще, дуэту Снейпа и Грейнджер на самом деле не хватало для успешного завершения расчётов и создания рабочей связки зелье-рунные чары самой малости.

Того, что из себя представляет волшба мадам Лестрейндж с точки зрения цельного анамнеза.

Той детали, тех сроков развития и той конечной метаморфозы проклятия, при которой все их предположительные расчёты с небольшими, но критично важными, правками, сошлись бы.

Признаться, Снейп, по мнению девушки, подошёл очень близко к разгадке, занимаясь анализом личности бывшей поехавшей соратницы.

Даже почти верно предположил варианты материализации чар.

Просто его чуть подвели масштабы и расчёт уровня плотности сетки мицелия.

А её рунные цепочки — неучтенная совокупность влияния проклятия и на тело, и на магию.

Гермиона вообще готова была поверить в то, что если бы Северуса то и дело не отвлекали от мыслительного процесса, его бы рано или поздно озарило на самостоятельной основе.

Метод исключения, которым они шли, так или иначе привел бы Мастера Зелий к ответу.

Но… В таком случае ему стоило для начала отключить каминную сеть от Хогвартса и отменить совиную почту по всему Альбиону.

«- Северус, я — против!

— А я, Минерва, повторяю, что уволю Бинса. Не вижу никаких причин и далее держать его в Школе. И собираюсь устранить и это недоразумение с должности, и сончас для студентов на парах Истории — из расписания.

— Он преподавал Историю Магии всю жизнь! Катберт — Историк Средневековья в двадцатом поколении! Его предки преподавали Историю тогда, когда она еще была современностью! Ты не можешь…

— Я — могу».

Вообще, сложно было вот так сразу ответить, на кого Северус Тобиас Снейп после Войны подрядился работать.

Сама Гермиона считала, что мужчина не работает, а пашет. Потому что на что он только не подписался.

Хотя никаких внешних предпосылок к будущей бурной деятельности у того полутрупа, который выписывался из Сент-Мунго, не наблюдалось.

Чудеса, не иначе.

Какая бы совокупность обстоятельств не послужила катализатором того, что зельевар взял и ожил, войдя в привычный тонус злобной бурной деятельности, оно — случилось. И продолжалось и по сей день. Упорству волшебника можно было только позавидовать.

А у Гермионы тем временем не менее упорно не шел из головы «Сон Кассандры».

О, Северус прознал тогда о задумке девушки. Разумеется. И отговаривал, как мог, красноречиво. Намного более неуверенный в себе, чем хотел казаться, и много более проницательный, чем Миа рассчитывала.

Но окончательно к решению Грейнджер подтолкнуло всего одно событие. Но — невероятно яркое и запоминающееся. Оно оседало на влажных губах послевкусием смеси кофеина и Бодрящего.

Это случилось где-то между её последними тремя одинокими ночами и обещанием зельевара помочь Гермионе вернуть её родителям память.

Это случилось бы в разы раньше, будь между ними все проще.

И именно это незаконченное событие окончательно убедило Грейнджер настойчиво поинтересоваться у судьбы, что именно та ей готовит.

И, пока вдохновленный (возможно, именно произошедшим) Мастер Зелий сутками напролет вливал в свои котлы разные смеси почти наугад, юная Героиня Войны пользовала тёмную Менталистику втихомолку, за запертой дверью и Заглушающими.

Если бы Грейнджер могла дать себе прошлой один единственный совет, то сообщила бы всего одну прописную истину.

От добра добра не ищут.