Бумажный папа (джен)

Шелест мантии, живое тепло, легкий аромат пряностей… И двойные удары ― то громкие, то глухие ― перемежающиеся между собой, звучат в мозгу как набат. Кажется, весь мир состоит из одних ударов. Они проникают слишком глубоко, заставляя сердце биться в унисон.

Что это? Может, огонь? Мощная сила, которая охватывает и не отпускает, пока не сожжет дотла. Только этот огонь другой ― он не уничтожает, а греет. Это всего лишь сон. Очередной обман об огне… точнее, об отце, который приходит только в видениях. А может это Воланд-де-Морт? Его козни и все такое… Поймал и держит в тисках. Нет, то когтистое, пахнущее смертью существо не может быть настолько живым. Значит, папа. Он, все-таки пришел. Ему не все равно…

В голове ― сплошь сахарная вата, такая липкая, немного тягучая, мешающая думать. Сквозь нее не продраться, да и не особо-то хочется.

― Выпей вот это, ― слышит он чей-то знакомый голос. В нос ударяет все тот же сладкий запах, и Гарри не может понять: как вату можно выпить? Наобум он делает глоток и закашливается: что-то приторное и противное раздирает горло. Гарри открывает один глаз. В стеклянном флаконе, зажатом в чьей-то руке, на самом дне плескается ярко-красная жидкость.

Очень похоже на бодроперцовое зелье. Только неясно, почему оно такое гадостно сладкое, когда должно горчить. И неясно, почему ни в чем не повинный флакон летит в стену и разбивается с противно бьющим по ушам звоном. И почему Гарри оказывается вдруг в ловушке, такой удушающей, что он с трудом делает вдох. И почему эта ловушка начинает вдруг раскачиваться, как лодка в шторм.

И снова двойные удары ― то громкие, то глухие ― перемежающиеся между собой. Это объятия. Его кто-то обнимает. Гарри теряется: такого еще с ним не случалось. Ну, чтобы его обнимали и прижимали к себе так крепко, и ласково гладили по голове, спине, рукам… ой, кажется, там синяк. Гарри дергается, и этот кто-то тут же его отпускает.

Гарри крепко зажмуривается. Кажется, он знает, кто здесь, рядом с ним. И да, он не сошел с ума. Он помнит и башню, и пронизывающий сильный ветер, и то, как пальцы разжались, а ноги перестали чувствовать опору, тот самый умопомрачительный полет… вниз. Он выжил и даже ничего не сломал ― чудеса? Потом узнает подробности, сейчас есть кое-что поважнее.

Кажется, он добился своего. У него получилось.

― Папа?

Звучит слишком тонко и жалобно. А ведь Гарри мечтал, что предстанет перед отцом сильным, смелым, уверенным, как гриффиндорский лев. Когда-то. Теперь мечты изменились, и он был готов встретиться ним, будучи раздавленным в лепешку. Только смогла бы лепешка что-то говорить, чувствовать? Об этом он как-то не подумал.

Не подумал, что в его прекрасном дальновидном плане имеется такой существенный изъян.

Ладно, ругать себя он будет потом, а пока… Гарри слушает тишину, которую нарушает чье-то неровное дыхание. Слушает и наслаждается моментом, который заставляет сердце радостно плясать. Это он, нет сомнений. Но почему так страшно открыть глаза? Потому что видение тут же рассеется. Так всегда было. Но сегодня ― не всегда. Это особенный день. Точнее ― вечер. А может, уже ночь?

Гарри, чтобы ощутить себя здесь и сейчас, ощупывает одежду самого родного человека на земле, который, кажется, немного напряжен. Наверное, он смущается: не каждый же день происходят такие встречи. Вот его мантия, а может пиджак ― ткань немного жесткая, плотная, в то же время приятная на ощупь. Гарри улыбается и, приподняв руку, натыкается на что-то мягкое и теплое. Помедлив секунду, он трепетно проводит пальцами по гладко выбритой щеке, стараясь запомнить и это ощущение, ведь кто знает, повторится ли оно когда-нибудь. Гарри осторожно погружает пальцы в его волосы, пытаясь представить цвет. Кажется, они длинноватые. Интересно, почему он никогда не расспрашивал отца, как тот выглядит? Что ж, самое время это увидеть.

Гарри набирается смелости, открывает глаза и… сталкивается с полным ужаса взглядом Снейпа. Очень близко. Гарри замирает ― и отдергивается, как от огня. Мозг усиленно работает и вот-вот сломается ― как механизм, который перегружен донельзя. Да, он не вывозит все это. Он ничего не понимает. Особенно то, почему Снейп не отталкивает его, а наоборот, прижимает его голову к груди.

― Нет, пустите!

Гарри что есть силы рвется, только сил у него мало, их совсем нет. Он не должен… он не хочет… это что, особый вид издевательств? Он чувствует, как хватка слабеет. Ему становится немного легче. Совсем немного. Потому что он все еще сидит… о нет, на коленях у Снейпа, и держит вытянутыми обе руки, которыми упирается ему в грудь, чтобы тот не смел больше его хватать и тискать. Он не плюшевый мишка и не котенок. Это отвратительно.

Эти громкие удары… слишком громкие. Они до сих пор звучат, но теперь уже не в голове, а в ладонях, наполняют все его естество, заставляя его собственное сердце биться в унисон. Удары, предвещающие приближение чего-то ужасного. Или ― говорящие о том, что самое ужасное уже произошло.

Гарри медлит, но все же отрывает руки, чтобы не чувствовать, как бьется сердце Пожирателя смерти. Оно слишком лживое, чтобы ему верить. Оно сейчас рассказывает о чем угодно… о том, в чем нет ни капли правды.

― Вы так испугались, что Кому-то-там-с-когтями не достанется моя кровь? ― хрипит он, не найдя ничего лучшего сказать. ― Знаете, я бы на вашем месте тоже боялся.

Снейп неопределенно дергает головой, что может означать как «да», так и «нет» ― отличный прием шпиона, ― и начинает ощупывать его руку от плеча до локтя, медленно и методично.

― Где болит?

Вопрос звучит деловито и сухо, словно сейчас не произошло ничего странного. И до этого ― тоже. Будто Гарри просто бежал по лестнице, упал и немного ушибся. Или неудачно полетал на метле. Ночью. Или с размаху дал Малфою локтем по зубам ― кстати, это приятная тема, чтобы на нее переключиться и не вспоминать поминутно пронизывающий холод, скользкие ледяные перекладины и горькие мысли, тянущие вниз.

Снейп осторожными движениями выпутывает его из мантии ― слишком длинной, широкой, пахнущей травами, которая явно принадлежит не Гарри. Это же идиотство, что ему не хочется ее снимать, а, наоборот, зарыться в нее лицом ― от нее якобы пахнет чем-то очень успокаивающим. Гарри нервно стряхивает с себя ткань и встает, не в силах больше ни секунды высидеть на коленях Снейпа. Но это не лучшая идея, так как его тут же ведет в сторону. На удивление он не падает: его подхватывают и усаживают на диван.

Снейп закатывает рукав на его рубашке и смазывает синяк на локте. Потом зачем-то осматривает другую руку. Гарри просто диву дается: все, что его интересует, это синяки? Да он мог разбиться и переломать все на свете! И почему он не в больничном крыле, а в какой-то непонятной комнате в темных тонах с черным кожаным диваном, темно-зелеными тяжелыми шторами и огромным камином? Что за очередную игру затеял Снейп?

― А как… ― он пытается что-то сказать, но голос все еще не слушается и выдает странные шипяще-хрипящие призвуки. ― Почему я не упал?

Снейп медленно поднимает глаза. Гарри почему-то кажется, что морщин на его лице стало больше, хотя он вроде не старый. И его взгляд… лучше этого не видеть. Он странно застывший, поблекший, будто на глаза надели полупрозрачную пленку, потому из черных они превратились в мутно-серые. Снейп приоткрывает рот, собираясь что-то сказать, но не говорит. Он растерян донельзя, словно Гарри задал ему ну слишком сложный вопрос, с которым не справится даже его суперзлодейский хитрый ум.

― Я не хотел прыгать, правда, ― почему-то считает нужным пояснить он. ― Я сорвался. Был сильный ветер и… А зачем полез… ― Ему кажется, что Снейп хочет это знать, хотя он и молчит. ― Ну… все за тем же. Знаю, это глупо, я мог убиться и все такое…

А еще глупо оправдываться, когда тебя об этом не просят. Чуточку глупее ― делать это, когда из ушей валит пар, побочный эффект бордоперцового зелья. И глупее не придумаешь ― мило беседовать с Пожирателем смерти, который рано или поздно найдет способ ловко и незаметно отправить тебя в логово врага. Может, даже прямо сейчас.

Гарри невольно шмыгает носом. Когда он падал, очки соскочили и разбились, он очень плохо видит, оттого полностью беззащитен. И голова кружится, и ушибленные места, до которых Снейп не добрался, болят. Он пытается что-то еще сказать в свою защиту, чтобы не думали, что он суицидник какой-то ― почему-то ему это сейчас очень важно, ― но его голос обрывается на полуслове, и он позорно плачет, закрывшись рукой.

Снейп снова его обнимает. Он прижимает его к себе, как будто Гарри ему очень дорог. И это… страшно. Все, что нельзя объяснить ― страшно.

― Вы не можете… не должны так делать, ― бубнит он ему куда-то в плечо. А сам не хочет, чтобы его отпускали. Это что-то похожее на то, как бы его обнял отец. Но Снейп не отец, он шпион. Он беспокоится о Гарри только по одной причине: чтобы не ударить в грязь лицом перед своим господином.

Миг ― и Гарри проваливается в темную пустоту, которая постепенно светлеет. Обстановка кажется ему знакомой. Он уже там был и наблюдал что-то подобное: это не дает ему запаниковать. Перед глазами снова то самое видение, как Снейп смотрит в пространство с отчаянием на лице, но на этом оно не обрывается, как в первый раз. Гарри наблюдает, как Снейп в ужасе застывает и тут срывается с места. Слышит тяжелое прерывистое дыхание, будто тот бежит так, что легкие едва выдерживают. Снейп выскакивает за порог, почти слетает со ступенек, взмахивает палочкой и… в тот самый момент чье-то маленькое тело зависает в нескольких метрах от земли.

Снейп стоит несколько секунд, с трясущейся палочкой в руке, будто не понимает, что делать дальше. Или не может. Его шатает, будто он потратил все силы на заклинание, которое сейчас произнес. Несколько неверных шагов вперед, он протягивает руки и висящий в воздухе ребенок мягко спускается на них. Снейп присаживается на одно колено, склоняется над мальчиком, возит над ним палочкой, нервными движениями прикасаясь то к голове, то к рукам.

Гарри почему-то видит все это как бы со стороны или даже сверху. Он видит, как Снейп с ребенком на руках тяжело встает, после чего локации быстро сменяются на светлую просторную комнату со стоящими в ряд кроватями. Посреди комнаты две фигуры ― черная и белая ― беседуют о чем-то. Гарри поначалу слышит лишь смазанный шум, но мало-помалу бессвязные звуки превращаются в слова, а слова обретают смысл: «Нет повода для паники, мальчик получил стресс, может быть, легкое сотрясение, не более того» «Я… я не думаю… все не так просто… все слишком… слишком ужасно… » «Ничего ужасного нет, ты сказал, он не успел даже…» «Нет, молчи! Не говори ничего!» «Северус, ты немного не в себе. Иди, выпей успокоительное... да, вот прямо сейчас, иди! Оставь мальчика в палате, я прослежу…» «Не надо… я сам… я о нем позабочусь».

Гарри пытается приблизиться к ним. Ему хочется увидеть лицо Снейпа и его взгляд: действительно ли он так беспокоится или, как обычно, играет роль? Он хочет подойти… точнее, подлететь, но его отбрасывает назад. Картинка в голове туманится, ее будто заволакивает черным ветром. Последнее, что он видит ясно, как Снейп быстро уходит из больничного крыла, прижимая к себе ребенка, которого только что спас.

Но как… как Снейп узнал о том, что он падает в этот самый момент? Он же не ясновидящий!

«Следящие чары», ― тут же слышит Гарри ответ в своей голове.

Он резко выдыхает и садится прямо. Что это было?

Пока Гарри пытается понять, спал ли он сейчас, или видение каким-то образом пробралось в его неспящий мозг, Снейп куда-то уходит и тут же возвращается, неся колбу с темной жидкостью.

― Это успокоительное, ― говорит он. Гарри берет и машинально выпивает, даже не задумавшись, что это может быть яд. Точнее, он об этом думает уже после. А еще замечает, как сильно трясется рука Снейпа, когда тот принимает колбу обратно.

― Вам тоже нужно, ― говорит он, глядя на его руку. Говорит не подумавши ― как обычно.

Снейп не сердится. Его взгляд становится слегка виноватым.

― Да… спасибо за беспокойство, ― говорит он, спустя небольшую паузу.

― Вы все это сделали ради того, чтобы я остался в живых, не попал в больничку, остался при школе и был доступным для вашего Лорда? ― спрашивает зачем-то Гарри. Это один из вопросов, на который он вряд ли получит правдивый ответ.

Снейп искоса поглядывает на него, а потом переводит взгляд на стеклянную колбу. Гарри приподнимает плечи, готовясь услышать отвратительный звон. Почему-то любой резкий звук сейчас больно по нему бьет ― он бы предпочел его не слышать.

― Была б моя воля, я бы отправил вас из школы и вообще из страны, куда-нибудь, очень далеко отсюда, ― тихо говорит он, вертя колбу в руке, но, к счастью, вроде не собирается швырять ее об стену. ― Но… у директора другие планы и если я их нарушу, то не смогу говорить с вами вот так, как сейчас.

― Почему? ― спрашивает Гарри, весьма удивленный и… немного польщенный тем, что Снейп так откровенно с ним говорит. Хотя, может у него тактика такая ― запудрить мозги ложной искренностью?

― Пожирателям смерти нельзя иметь привязанностей, ― говорит Снейп спокойно и очень свободно о том, о чем многие предпочли бы умолчать. Наверное, потому, что Гарри уже знает его главный секрет.

Только причем здесь привязанности, если речь идет о Гарри? Снейп вряд ли спас его потому, что питает к нему нежные чувства. Хотя… после всего, что тут творилось, можно поверить в разные небылицы.

― То есть… им нельзя никого любить? ― уточняет он, только чтобы не молчать и не думать о том, что ему все равно не понять. ― Это типа потому, что у них вместо сердца ― злющий черный бладжер?

― Это типа потому, ― в тон ему отвечает Снейп, ― что это слишком опасно для их семей. Темный Лорд не постоит ни перед чем, чтобы заставить их подчиниться, и будет манипулировать самым дорогим. С этим понятно?

Гарри кивает. И тут до него доходит.

Кое-что ужасное, о чем он раньше даже не задумывался.

― Мой отец… он один из них. Правда? ― спрашивает он упавшим голосом.

Снейп не отвечает, но его потерянный взгляд в никуда и молчание как раз говорят о том, что Гарри прав.

― Поэтому он не может… ― Гарри запинается. Это слишком тяжело и слишком больно. ― Почему все так? Тот же Малфой ― у него есть отец и мать. Пусть его отец и ходит с этой дурацкой меткой, но Драко не чувствует себя сиротой! ― От возмущения он пинает воздух. ― Почему мой отец не может что-то придумать… вот вы сейчас говорите со мной, и ничего в этом такого! Он бы тоже так мог…

― Я профессор Хогвартса и имею право общаться со студентами, ― прерывает его Снейп, по виду которого можно сказать, что этот разговор ему, мягко говоря, не по душе. ― А ваш отец… он должен получить разрешение у директора на встречу, которое ему, конечно, никто не даст.

Дрожь охватывает Гарри с головы до ног.

― Вы его знаете?..

― Я знаю лишь то, что мне положено знать, ― отрезает Снейп. ― Не думайте, что я скажу хоть что-то из того, что выходит за рамки допустимого.

― Но вы можете хотя бы… намекнуть, что ли! ― жалобно произносит он. Да он готов на колени броситься перед ним, только чтобы получить хоть крохи информации, которую он вряд ли раздобудет в другом месте.

― Намекнуть ― на что? ― Снейп нервно расхаживает по комнате взад-вперед. ― На то, что, к примеру, какой-то человек когда-то давно мог дать непреложный обет другому человеку, например, директору какой-то магической школы, пообещав, что никогда не раскроет тайны перед собственным сыном, кем он ему приходится, в целях сохранить ему жизнь... вы это хотели услышать?

― Я… о… ― только и произносит Гарри.

Только что Снейп сказал много. Слишком много. О, он умеет обходить прямые вопросы, при этом доносить так, что не прикопаешься ― он действительно крутой шпион. К тому же Гарри знает, что такое непреложный обет. Он теперь знает, что отец никогда не подойдет к нему и не скажет прямо: я твой папа. Это невозможно, иначе он умрет.

Он не сделает глупостей. Он будет жить. Ради Гарри.

Его отцу нельзя иметь привязанностей. Нельзя иметь семью. Это слишком опасно ― если верить Снейпу.

«…я никак не могу к тебе приехать. Есть причины намного серьезнее, чем законы о маглах. Речь идет о твоей безопасности, которая для меня важнее всего.»

Теперь Гарри понимает, о чем были эти строки. Слишком хорошо понимает.

― Наверное, мой папа… ― он откашливается об этом слишком сложно говорить, ― он не хотел… или уже не хочет служить этому тупому Лорду? Я бы очень хотел знать, что это так… Ведь он добрый… он…

― Весьма неприятный тип, ― огорошивает его Снейп и отворачивается. ― В этом смысле не питайте на его счет никаких иллюзий.

Гарри почему-то кажется, что он блефует. Или просто имеет зуб на его отца. Что ж, так бывает.

При этом Снейп неоправданно добр к самому Гарри. Или ― как это еще называть?

― А почему бы вам просто не взять у меня кровь и не отнести этому придурку? ― с вызовом говорит он. ― Мы здесь вдвоем, никто и не узнает…

― О, прекрасная идея! ― В глазах Снейпа что-то сверкает, когда он оборачивается к нему. ― Как я сам до этого не додумался? Только есть одна серьезная помеха… Я знал вашу мать. ― Его голос вдруг теряет краски и силу, становится сухим, без единой эмоции. ― Она была моим другом… пожалуй, единственным за всю жизнь человеком, который не считал, что меня нужно сторониться и презирать… в отличие от всех остальных. ― Он откашливается, будто каждое слово дается ему с трудом. ― Стоит ли говорить, как я дорожил этой дружбой. Конечно, это не могло длиться долго ― из-за моего дурного характера, разумеется. Мы поссорились, я хотел все исправить… а потом ее убил Темный Лорд. Думаю, я сказал достаточно, чтобы вы прекратили думать, что я служу этому ублюдку.

Гарри с трудом переваривает услышанное.

― Значит… ― проговаривает он охрипшим голосом, ― вы и правда не собираетесь сдать меня этому…

Он прерывается на полуслове: у Снейпа так яростно горят глаза, словно они вот-вот его испепелят.

― Вам так хочется умереть? ― шипит он, медленно приближаясь. ― Так знайте: Темному Лорду нужна не только кровь. Ему нужны вы сами. Он жаждет убить вас, потому что боится. Боится, что вы его одолеете. Он выжидает лишь удобный момент, чтобы напасть. Он считает вас самой страшной угрозой, какая только может быть, и видимо, не напрасно, ― он зловеще усмехается, но куда-то в сторону ― эта эмоция направлена не на Гарри. ― В вас есть то, о чем он только может мечтать ― смелость, отвага, искренность, умение дружить и… любить. Я знаю, вы любите своего отца, который того не заслуживает. ― Он не дает Гарри сказать ни слова. ― И примерно понимаю силу этой любви… это ваше самое сильное оружие.

Гарри молчит. Все это ― слишком для него. Почему Снейп так говорит ― о нем, с ним? Почему сейчас он словно открытая книга? Как будто он… уважает его. Даже в чем-то гордится. Тот уже совсем близко, наклоняется к нему… о, кажется, он немного не в духе. Мягко говоря.

― Ваша мать умерла не ради того, чтобы вы так наплевательски относились к себе, ― внушительным тоном произносит Снейп, а его глаза все еще горят то ли от злости, то ли от боли, которую он тщательно скрывает, но она то и дело прорывается наружу. ― Если вы легко можете разбить сердце отцу, который, как я понимаю, ничего особенного для вас не сделал, то ее жертва слишком велика, чтобы ею пренебрегать ― она отдала за вас свою жизнь. И чтоб это был последний раз, когда вы творите подобные идиотские поступки!

Несмотря на то, что нервы у него явно на пределе, Снейп довольно мягко и осторожно берет его на руки. Гарри даже не сопротивляется ― настолько он ошарашен тем, что услышал. Он не может и не хочет бороться. Ему проще думать, что его прижимает к себе отец ― верить в эту ложь, которую он себе сочинил и не хочет с ней расставаться.

Когда Снейп заходит с ним в камин, Гарри даже не думает о самом худшем. Просто Снейп больше не кажется ему угрозой. Если по-хорошему, надо бы попросить доказательства, что тот действительно дружил с его мамой, и это та самая веская причина, по которой Главный Ужас Подземелий просто не может и не хочет причинить ему серьезный вред. Но Гарри настолько вымотался за сегодня, что готов поверить ему на слово. И он верит.

Несколько секунд ― и они выходят из камина. Гарри узнает больничное крыло ― теперь уже не в видении, а наяву. Снейп укладывает его на одну из кроватей, после чего тихо дает какие-то указания мадам Помфри. Гарри почему-то ждет, что Снейп подойдет к нему и даже мысленно посылает ему импульсы, но тот не слышит. Или не хочет слышать. Он лишь бросает на Гарри быстрый неуверенный взгляд и тут же отворачивается, шагает к камину, чтобы через пару секунд исчезнуть в зеленоватой дымке.

Гарри сворачивается калачиком, не обращая внимания на мадам Помфри, которая неодобрительно на него поглядывает, готовясь дать ему зелья. Он был бы не против, если бы Снейп с ним еще немножко посидел и поговорил. Гарри как будто привык к нему за этот вечер. Слишком. Это глупо, но факт. Он даже был бы рад услышать, как тот прощается с ним ― пусть даже самым сердитым тоном… Но тот, видимо, решил, что и так достаточно потратил на него времени и нервов. Что ж, наверное, он прав.

Гарри крепко зажмуривается, чтобы прогнать непрошеные слезы. Это все бред больной головы. Это все потому, что он свалился с башни и получил сильное сотрясение мозга, хотя никаких симптомов, кроме дури, не наблюдается. Это все потому, что он навыдумывал много чего, что не является правдой. Завтра он проснется, и все будет по-старому. Он снова начнет ненавидеть Снейпа ― просто за то, что он есть. Так ведь легче жить. Куда легче.

* * *

Наутро Гарри вяло ковыряется в каше и почти не слышит, о чем переговариваются друзья, сидящие рядом с ним. Когда сова сбрасывает чуть ли ни на голову небольшую посылку, он словно просыпается. Дрожащими руками ― отчего-то так волнуется, ― он разрывает крафтовую бумагу. Внутри прямоугольная коробочка еще в одной обертке. Наконец, он вынимает оттуда темно-бордовый футляр с желтыми надписями, внутри которого лежат… очки. Гарри безмолвно ахает, но куда больше удивляется, когда разворачивает вдвое сложенную записку:

«Я вчера погорячился, прошу меня простить. И забыл сказать самое главное: если вам станет плохо, и вы почувствуете желание навредить себе каким-либо способом, вы можете прийти ко мне в любое время. Обещаю сделать все, что в моих силах и заверяю, что об этом никто не узнает, так же, как и о вчерашнем происшествии. И помните о своей матери, не становитесь легкой добычей для Темного Лорда».

В самом низу приписка: «Ваш С. Снейп.»

Гарри перечитывает записку раза три, после чего гладит мягкий бархатный футляр ― в расцветке Гриффиндора, который Снейп терпеть не может. А может ли он терпеть его самого?

Наверное, этот вопрос теперь звучит крайне глупо. Гарри же не дурак, чтобы не сложить два плюс два и понять: Снейп вчера весь вечер думал о нем, даже когда оставил его в больничном крыле и ушел. И в этих своих мыслях он решил, что Гарри срочно нужны очки, потратил время, деньги, наверняка рано встал, чтобы сходить в деревню до завтрака. А еще извинился за вчерашний всплеск эмоций ― причем очень даже скромный всплеск, о чем можно было бы даже не говорить.

Тут у него начинают гореть уши: он только сейчас осознает, что его друзья сидят рядом и читают вместе с ним это маленькое письмо.

― Страннокалиберные ежики, ― фыркает вдруг Гермиона. ― Если тот, кто подарил тебе очки, захотел остаться неизвестным, зачем присылать записку без единого слова?

― Кажется, кто-то захотел выпендриться и предложил разгадать тебе загадку без ответа, ― шутливо подталкивает его в бок Рон.

Гарри давит облегченный вздох, чтобы друзья не поняли: он уже знает ответ на эту загадку.

― Это отец, ― вырывается у него прежде, чем он успевает подумать. Гермиона понимающе кивает, а Рон берет красивый гриффиндорский футляр и подносит к глазам.

― Везет же тебе… ― вздыхает он. А Гарри сидит, придавленный собственными словами.

Снейп ― чисто теоретически ― вполне мог быть его отцом. Он ― Пожиратель смерти, и не смог бы в открытую видеться с сыном, если бы тот у него был. Гарри начинает трясти от умопомрачительной догадки... или очередной сумасбродной идеи. Все, что нужно, чтобы успокоиться ― срочно пойти в комнату, сравнить почерк отца с тем, который в записке. Ему кажется, что они идентичны, но это не точно. Гарри заглядывает в нее краем глаз: слова никуда не исчезли, но они видны только ему: Снейп, как обычно, все продумал до деталей.

Как только появляется возможность, он отрывается от друзей и бежит в комнату. Дрожащими руками вынимает письма из сундука. Да ему не нужны все, хотя бы одно, любое. Задернув полог поплотнее, он зажигает люмос и смотрит попеременно то на письмо отца, то на записку Снейпа.

Почерк отца аккуратный, мелкий, убористый, почти печатный. А почерк Снейпа ― резкий, размашистый, крупные буквы слишком заваливаются вправо, что как раз соответствует его взрывному характеру.

Гарри еще какое-то время сравнивает почерки, пока не начинают болеть глаза от напряжения, после чего с разочарованным вздохом откладывает письмо в сторону. Не то, чтобы он сильно хотел видеть Снейпа отцом… просто тогда все стало бы на свои места. Многие поступки Снейпа можно было бы объяснить, к тому же ― он оказался не таким уж плохим. Но если б отец был настолько рядом, разве он не нашел бы способ об этом сообщить?

В общем, это не Снейп и точка. А отец… если ему не сообщат о последней выходке Гарри, вряд тот сам обо всем узнает и приедет, чтобы разобраться с его поведением. Скорее ― ограничится очередным письмом, в котором будет просто немного больше «воспитания», чем болтовни ни о чем.

* * *

«Сынок, как ты смотришь на то, если я приеду повидать тебя на Хэллоуин? Правда, эта встреча будет немного не такой, как ты себе представляешь… я все еще не могу с тобой свободно общаться. Просто знай, что я очень этого хочу и сделаю все возможное, чтобы ты не чувствовал себя брошенным. Твой папа».

Гарри смотрит в письмо и не верит глазам. Это правда? Правда, что отец приедет, наконец, и они смогут поговорить вживую? До Хэллоуина всего ничего ― каких-то пару недель…

Такое ощущение, что отец ничего не знает о его последней проделке. Точнее о том дне, который мог стать для Гарри последним, если бы не Снейп. Оно, может и к лучшему.

А может, он написал так именно потому, что знает?

Что ж, Гарри спросит его об этом, когда они увидятся. Он спросит его обо всем.

Почему-то закрадывается мысль, что и здесь не обошлось без вмешательства Снейпа. Этот человек тихо и незаметно вкрался в его жизнь, и с каждым днем его становится все больше. Сложно даже вспомнить хоть один день, когда бы Гарри не спорил с профессором, не хамил ему, не говорил о чем-то важном, не получал от него первую помощь…

Наверное, эти мысли от скачущих от счастья эмоций, когда хочется обнять весь мир и Снейпа в придачу. Но в одном Гарри точно уверен: при случае он скажет одному весьма искусному шпиону, что не считает его тем, кого нужно презирать.