Те же и Платон: Крым (гет)

Им повезло. Едва они вышли по выгоревшей траве к оставленному на обочине дороги мотоциклу, как рядом остановился милицейский уазик. Пока Володя вёл переговоры с местными коллегами, Мартуся задремала прямо у Платона на руках, доверчиво обняв его за шею. Впрочем, долго им ждать не пришлось, уже минут через десять к ним подошёл старший из приехавших оперативников и, коротко глянув на девочку, шёпотом разрешил им ехать в больницу, сказав, что показания с них снимут завтра по месту проживания. Тем временем Володя остановил попутную машину и попросил отвезти их в больницу в Керчь. Римма заикнулась было Платону, что ему не обязательно с ними ехать, что она и сама справится, но парень посмотрел на неё так, будто она что-то совсем уж крамольное сказала. Ну, может и хорошо, если он не будет больше участвовать в этом расследовании. Хватит уже, дорасследовались.

Капитана Сальникова Римма теперь уже и про себя называла по имени. Вот только было совершенно непонятно, как они станут дальше общаться после сегодняшнего. Когда на неё опять накатило и она примчалась на турбазу, то надеялась, что её поймёт Платон, поймёт и поможет. О Сальникове она тогда вообще не думала. Так всё и случилось, парень даже лучше разобрался в её видениях, чем она сама. Хорошо, когда голова не отключается несмотря на страх. Но Платон любил Марту и уже знал предысторию, он был свой, а Сальников — ещё нет, несмотря на все задушевные разговоры последних двух дней. Может статься, что теперь на дальнейшем сближении можно поставить крест. Ну, что поделать, зато по крайней мере всё честно.

В больнице они провели около двух часов, потому что Римма настояла, чтобы Мартусю осмотрели и невропатолог, и хирург. Оба пришли к единому вердикту, вполне соответствующему и её собственным наблюдениям: в общем и целом девочка отделалась лёгким испугом. У неё болел лоб, резкие повороты головы и определённые элементы мимики доставляли ей некоторые неудобства, но учитывая размеры шишки этому не приходилось удивляться. Впрочем, и сама шишка, после того как к ней в коридоре больницы на полчаса приложили пузырь со льдом, несколько уменьшилась в размерах. Больше не было никаких симптомов сотрясения мозга. Но конечно, двух-трёх дней постельного режима под наблюдением не избежать. Невропатолог рекомендовал также до конца лета ограничить физические нагрузки, на что Мартуся немедленно поинтересовалась, относится ли к физическим нагрузкам купание в море. Похоже, что долго болеть племянница не собиралась.

Когда они вышли к Платону, терпеливо ожидавшему их в приёмном покое, девочка сказала:

— Всё в порядке. Похоже, нечему там сотрясаться.

— Сотрясаться определённо есть чему, — возразил Платон. — Просто тебе повезло. Насколько я помню, лобная кость — самая прочная кость черепа.

— Угу, — кивнула Римма, — выдерживает до двух тонн.

— Двух тонн там точно не было, — несколько ошарашенно произнесла Марта и вдруг спросила, переведя взгляд с тёти на Платона: — А почему вы меня не ругаете? Я же очень... глупо поступила.

— Неосторожно, — уточнил Платон, — опрометчиво.

— Ещё успеем отругать, — добавила Римма.

— Я всех напугала, — продолжала каяться девочка. — Кажется, даже больше, чем сама испугалась. Я... не успела просто. Вначале я не боялась, потому что не подозревала ничего, потом была в обмороке, а когда очнулась, то довольно долго думала, что просто сплю и вижу странный сон: сноп света, странные лики на стене... Лысый старик с бородой, женщина в шлеме с ребёнком, узкоглазый татарин в шапке с рогами. Кто это был?

— Силен, Афина и Пан, — ответила Римма после некоторой заминки. Её поразило, что Мартуся описывала рельефные изображения почти в точности теми же словами, что и она сама три часа назад.

— А когда я замёрзла и пришла в себя окончательно, то почти сразу появились вы. Как вы вообще так быстро меня нашли?

— Римма Михайловна увидела, где ты, — ответил Платон, прежде чем Римма успела вмешаться и предупредить подобный ответ.

— Увидела? — Глаза Марты изумлённо распахнулись. — Как... тогда?!

— Нет, — возразила категорично Римма, — сейчас мы это обсуждать не будем.

Назад в Героевку они приехали на такси. Никто кроме Шарика их не встретил, в доме было тихо и пусто. На столе в летней кухне стояла укутанная полотенцем кастрюлька с сырниками и баночка домашней сметаны. Римма мысленно поблагодарила Оксану Петровну за это немного неожиданное проявление заботы. Мартуся с удовольствием поела, сходила в летний душ, а потом согласилась лечь и подремать, взяв с Платона слово, что он не уйдёт не попрощавшись. Римма просидела около племянницы минут двадцать, пока та не заснула.

— Спит и даже улыбается во сне, — сказала она Платону, вернувшись в летнюю кухню. — Хорошо, что она во многом ещё ребёнок. Дети умеют отгораживаться от таких вещей, не думать о том, что могло бы случиться...

— А вы как, Римма Михайловна? — спросил парень. — Вам бы самой прилечь не мешало.

— Нет, — покачала она головой, — я лучше поем и тебя покормлю.

— Тогда уж я вас, — сказал парень и встал за тарелками.

Ели они медленно и почти всё время молчали. В конце концов Римма собралась с духом и спросила:

— Платон, почему ты сегодня сразу мне поверил? Мне казалось, что в силу профессии и интересов ты должен быть совершеннейшим материалистом.

— Это больше не вопрос веры, — ответил он сразу, как будто только и ждал этого вопроса. — Это в поезде, слушая ваш рассказ, я мог верить или не верить. После того, что произошло сегодня, это уже вопрос эмпирического опыта.

— И что это значит? — спросила Римма растерянно.

— Сегодня мы нашли Марту так быстро исключительно благодаря вам. Страшно подумать, сколько времени нам понадобилось бы, чтобы добраться до ростовцевской катакомбы, если бы не эти ваши... показания.

— Ты заметил, что Мартуся потом использовала для описания картин на стене те же самые слова?

— Конечно, заметил. А ещё обратил внимание, что вы описывали всё вокруг Марты, но не саму Марту. Вы ведь не знали, что она связана, и про кляп?

— И хорошо, что не знала! — вырвалось у неё. Про кляп она вообще впервые слышала. — А то бы от страха совсем...

Она не договорила, борясь с комком в горле. Платон, кажется, понял, что сказал лишнее, и заторопился, отгоняя всколыхнувшийся в ней ужас:

— А ещё вы говорили про ступеньки на уровне её лица. Получается, вы смотрели как бы её глазами?

Римма замерла, прислушиваясь к себе.

— У меня такое ощущение, что... она сама мне это показала, — прошептала женщина.

— Годная версия, — Платон задумчиво кивнул. — Она многое объясняет.

Версия? Это было... очень станно, сюрреалистично. Хотелось ущипнуть себя, чтобы убедиться, что всё это происходит наяву.

— Но ведь это же невозможно! — почти простонала Римма. — А ты так просто к этому относишься. Ищешь в этом логику.

Парень пожал плечами:

— Это просто внесистемный факт.

— И что это значит?

— Мне проще всего будет объяснить на физическом примере... — Парень посмотрел на неё вопросительно, и Римма кивнула. Объяснять мистику при помощи физики — а почему бы и нет? — Вот есть классическая механика, базирующаяся на законах Ньютона.

— Сила действия равна силе противодействия? — уточнила Римма.

— В том числе, — согласился парень и продолжил: Законы Ньютона прекрасно объясняют движение тел вокруг нас, движение планет вокруг звёзд и так далее. В рамках классической механики масса тела не зависит от того, с какой скоростью это тело движется, а время течёт одинаково во всех системах координат. И это кажется настолько очевидным, что двести лет никому и в голову не приходило подвергать это сомнению. А потом явился Эйнштейн со своей теорией относительности. Он, конечно, не на ровном месте её сформулировал, тому были экспериментальные предпосылки, но сама теория в начале века звучала совершенно фантастически. Потому что по Эйнштейну неизменна только скорость света, а течение времени, размеры тела и его масса зависят от скорости. Из его теории следует, к примеру, что если один из близнецов отправится в космос на ракете со скоростью, близкой к световой, а другой останется на Земле, то оставшийся будет стариться гораздо быстрее путешественника. И когда путешественник вернётся, то может застать своего брата глубоким стариком и оказаться ровесником его детей или внуков.

— А разве это не научная фантастика? — удивилась Римма. Рассказ Платона её удивительным образом успокаивал.

— Отчасти да, потому что такое будет возможно лишь в далёком будущем. Однако в 1905 году многие учёные не приняли новую теорию Эйнштейна в целом. Решили, что он, может быть, и гений, но в данном случае какую-то ерунду придумал. Вот только пару десятилетий спустя доказательства специальной теории относительности стали появлятся как грибы после дождя. Доказали и то, что на больших скоростях время замедляется, и значит, путешественник действительно дольше останется молодым. Так что пришлось признать, что Эйнштейн был прав и при скоростях, близких к световой, ньютоновская механика не работает. И это отнюдь не единственный случай, когда под напором новых экспериментальных данных старая система начинала трещать по швам и в конце концов приходилось менять парадигму. Тот же Эйнштейн, к примеру, заблуждался, отвергая квантовую механику... — Платон устало потёр ладонями лицо. — Вот и здесь у нас всё похоже: С чисто материалистической точки зрения ваших видений нет и быть не может. Но как же хорошо, что они есть, и нам не пришлось много часов прочёсывать без толку окрестности в поисках Марты... Когда я об этом думаю, смена парадигмы вовсе не кажется мне такой уж большой проблемой.

А ведь он прав, поняла Римма. Как же он прав! Если этот самый Дар может быть спасением, может быть благом, то и пусть, пусть он будет. Надо просто как-то научится с ним жить. "Хочешь оседлать невозможное, сестрёнка? Понимаю, — отозвался Женька с некой насмешливой гордостью. — Никогда в тебе не сомневался". А вот она пока мало что понимает и сомневается просто во всём. Но разбираться придется. Искать новую парадигму.

Тем временем на выразительном лице её собеседника вдруг отразилось некоторое смятение и... смущение?

— Римма Михайловна, — решился он наконец. — Можно я... посижу с Мартой? Хоть минут десять.

От этого явно нелегко давшегося парню вопроса у неё как-то моментально улучшилось настроение. Ох уж эти дети! Она вспомнила, как сегодня, когда они собрались идти искать такси, Марта сказала Платону: "Наверное, не надо меня больше нести. Наверное, я сама могу". И при этом на лице у обоих было такое явное сожаление, что Римме пришлось отвернуться, чтобы скрыть улыбку.

— Да иди, конечно, — сказала она.

Платон сидел и смотрел на милое личико уже точно больше десяти минут кряду. Уйти он пока не мог, оставалось надеяться, что если Римма Михайловна сочтёт его дальнейшее пребывание тут неуместным, то она придёт и сама его выставит. Почему это сегодня произошло? Сколько здесь его вины? Мог ли он как-то её уберечь? Разве что попросив дядю Володю сегодня утром взять её с собой. Но тогда это казалось неразумным, наоборот, хотелось держать Марту вдали от этой опасной истории с большими деньгами. Постоянно быть рядом он, к сожалению, пока не может. Да и потом, позже, у него вряд ли это получится. Ведь даже если люди по-настоящему, совсем вместе, они не проводят рядом все 24 часа в сутки. Да и Марта, пожалуй, воспротивится постоянной опеке. Не дастся, так она сказала. Не захочет быть "ни при чём, ни при чём". И что делать? Научить Марту каким-то приёмам самообороны? Год назад, после истории с Тихвиным, у него уже мелькали такие мысли, но тогда он не мог бы предложить такое Римме Михайловне, а делать это в тайне было нельзя. Даже сейчас не факт, что Мартина тётя на это согласится. И потом, кто будет учить? Он сам мог бы преподать какие-то азы, но... "Но" было много. Во-первых, он не знает особенностей женской борьбы, которые, несомненно, есть. Во-вторых, он не сможет ударить Марту, сделать ей больно, бросить её на пол, не сможет даже на тренировке и во благо. И наконец, подобные тренировки означают довольно много... физического контакта, которого пока быть не должно. Им и так в последнее время нередко бывает трудно. Хорошо, если не он, то кто тогда? Та секция, в которую ходили мальчишки, была чисто мужской. Научить Марту могла бы мама, она умеет всё, что нужно, и даже больше, но она до сих пор решительно против его общения с девочкой. Так продолжаться не может, не должно, но пока вообще непонятно, как это изменить. Повлиять на маму мог бы отец, только к нему одному она по-настоящему и прислушивалась. Но просить о помощи отца не хотелось, это казалось слабостью. Он попробует поговорить с матерью сам. Сразу по возвращении и серьёзно. Вот только... интуиция просто кричала, что в материнском отношении к Марте немало ревности, и если сказать ей, объяснить, как много Марта для него значит на самом деле, то как бы хуже не сделать.

Марта, солнышко, девочка... Когда они сегодня её искали, Римма Михайловна еле на ногах держалась и от страха едва могла рассуждать, он же наоборот — мог думать, но боялся чувствовать. Все эмоции накрыли его уже потом, когда он вынес её из проклятого склепа. Стоял и старался не сжимать девочку слишком сильно, ведь руки будто судорогой свело. Марта опять как-то почувствовала его состояние, обняла, обласкала шею теплым дыханием. Согрела, как только она умела, пока дядя Володя с местной милицией объяснялся. Как же её потом отпускать не хотелось.

Нежная щека, во сне чуть порозовевшая, манила погладить и не только. Сколько они ещё выдержат... вот так? Платон вздохнул и поднялся.

— Ты обещал не уходить, не попрощавшись, — сказала Марта, не открывая глаз.

— Так я и не ухожу совсем, — Он ужасно, как-то совершенно по-детски обрадовался тому, что она проснулась. — Дядю Володю дождаться хочу. Мне просто Римма Михайловна разрешила взглянуть на спящую красавицу.

— Тут таких нет, — отозвалась немедленно Марта и открыла глаза. — То, что у меня во лбу звезда, — Она выпростала руку из-под одеяла и осторожно обвела пальчиком свою шишку, — ещё не означает, что я Царевна-Лебедь.

Платон рассмеялся и снова сел.

— По-моему, у тебя нет никакого сотрясения мозга.

— Вот и мне кажется, что нет, а лежать три дня всё равно придётся. Риммочка тут ни за что не уступит.

— Ну и полежишь, а то мало ли что. Сильно скучать мы тебе не дадим.

— Жалко в отпуске лежать, — пожаловалась Марта. — Там, снаружи, столько всего... — Она махнула в сторону окна.

Он не удержался, поймал её руку и спрятал в ладонях.

— Так ведь есть ещё время. Даже если эти три дня отнять, то у нас больше недели останется. Всё мы успеем, что хотели. А если не успеем, то можно снова приехать. Хорошее же место...

Что он несёт, подумалось ему. Хорошее место, где её только сегодня ударили по голове, увезли и закинули в катакомбу, как мешок с картошкой? Вот только Марта и не думала ему возражать. Наоборот, при последних его словах она расцвела чудеснейшей улыбкой, так что можно было не сомневаться, что она всецело разделяет его планы будущего приезда в Героевку. Совместного приезда, понятное дело.

Марта смотрела, и он смотрел. Любовался. Глаза у неё сейчас казались скорее зелёными, чем серыми. И там, в глубине радужки, можно было рассмотреть россыпи золотистых пятнышек, похожих на вездесущие веснушки. Нет, она не Лебедь, конечно. Рыжих лебедей не бывает. Но кому они вообще нужны, эти лебеди?

Однако постепенно улыбка погасла, девочка нахмурилась и тут же поморщилась, видимо, потревожив ушиб:

— Что? — тихо спросил он.

— Тоша, я... — Она опять назвала его уменьшительно-ласкательным именем и тут же опасливо глянула, не станет ли возмущаться. Он не стал, конечно. Пусть, это точно можно. — Я за Риммочку волнуюсь. Эти видения, они очень её пугают, мне кажется.

— Я думаю, она не видения испугалась, а за тебя. Мы все испугались.

— Не только сегодня. Вчера утром, как раз перед тем, как я на этого Увакова с Трезором наткнулась, ей вроде бы кошмар приснился. Ну, она так сказала, кошмар про войну. И ей очень плохо было, даже зубы по краю стакана стучали. И потом она немного странно себя вела, честно говоря. Мотобот этот, это ведь она хотела его увидеть. То есть мне тоже интересно, но Риммочке... ей почему-то нужно к нему.

— Значит, два видения за два дня?

— Насчёт первого я не уверена, конечно, но...

— Я понял.

— Она со мной не хочет об этом говорить, считает, что я маленькая, вы все считаете, — Она укоризненно посмотрела на него и вздохнула. — Ты не мог бы... как-нибудь ей помочь? Ведь она знает, что ты знаешь. И веришь. А больше у нас и нет никого.

Сердце зашлось от этой робкой и искренней просьбы. Он протянул руку и осторожно погладил Мартусю по волосам.

— Не беспокойся, малыш. Я сделаю всё, что смогу.

Платон вернулся какой-то просветлевший, и в то же время задумчивый. Сел напротив и сразу спросил:

— Римма Михайловна, я могу вам чем-нибудь помочь?

Она удивилась:

— Так ты помог уже и помогаешь. Как год назад взял над нами шефство, так и не останавливаешься. Куда ещё больше?

— Да какое шефство? — Парень досадливо поморщился.

Римма и вправду как-то сразу пожалела о сказанном. Выразилась она неудачно. Не было отношение Платона к племяннице "шефством", оно с самого начала было... нежной дружбой, что ли. Нет, разница в возрасте всё равно ощущалась, он опекал девочку, заботился, многому учил, иной раз даже воспитывал, и при этом умудрялся оставаться с ней почти на равных. Мартуся очень быстро стала нужна парню не меньше, чем он ей. Это было очень заметно.

— Извини, не хотела тебя обидеть, — вздохнула она.

— И не обидели, — Парень дёрнул подбородком. — Я, пожалуй, должен кое-что рассказать. Это важно и будет вам интересно...

Однако о важном и интересном они поговорить не успели, потому что в этот момент радостно взлаял Шарик, а потом заскрипела калитка, пропуская Оксану Петровну с капитаном Сальниковым.

— Ну, наконец-то, — воскликнула Римма, вставая. — А то мы уже волноваться начали!

— Это я волноваться стала, — проворчала хозяйка, — что сегодня в райотделе заночую. Но нет, таки отпустили ближе к ночи. Ещё и до дому нас докинули, добрые люди.

— А вас-то чего так долго продержали?

— Не-не-не, — отмахнулась женщина и кивнула на Сальникова: — Вот вам мужчина, кормите его и расспрашивайте. А я мыться и спать!

— А поесть? — забеспокоилась Римма.

— У себя повечеряю, если раньше не засну...

Оксана Петровна ушла. Володя же сел за стол, подперев голову рукой, и первым делом спросил:

— Мартуся как?

— Ничего, — ответили они с Платоном почти хором. Он утомленно кивнул и потёр ладонями щёки, к вечеру заросшие щетиной.

— Сотрясения нет, похоже, — добавила Римма и спросила: — Вы борщ будете, Володя? И сырники?

— Я буду всё, что дадите, — благодарно улыбнулся он, — а потом ещё добавки попрошу...

Марта вышла во двор минут через пятнадцать, когда дядя Володя уже заканчивал с борщом, а Платон с Риммой Михайловной сидели напротив и изо всех сил старались не отвлекать расспросами явно усталого и голодного человека. Вышла в застегнутом на все пуговицы халатике, с подушкой и переброшенным через руку одеялом.

— Ну, ты даёшь, — невольно вырвалось у Платона.

— Я тоже хочу послушать, — сказала девочка решительно. — Это меня очень даже касается.

— Да что же это такое! — возмущённо всплеснула руками Римма Михайловна. — Надо было в больнице тебя оставить на эти три дня. Ты понимаешь, что это не шутки? Тебе отдыхать надо и волноваться нельзя.

— Да я же всё равно не сплю! — стала объяснять девочка. — Лежу и прислушиваюсь. Хотела уже под дверью сесть, чтобы ничего не упустить.

— Этого ещё не хватало!

— Вот и я так подумала. Пожалуйста, Риммочка! Я могу на скамейку прилечь, если надо. — Марта взмахнула подушкой.

— Может, мы тогда во флигель к вам переберёмся, если это не слишком неудобно? — предложил капитан, которому это препирательство явно доставляло удовольствие.

— Там и сесть негде, стул у нас один всего, — покачала головой Римма. — А вы и не поели толком.

— Дядя Володя может сесть на колоду под окно, — сказал Платон, — и сырники с собой взять и на подоконник поставить. Марта — в постель, как и положено, вы к ней можете присесть, Римма Михайловна, а я — либо на стул, либо тоже снаружи, как скажете.

— По-моему, вполне соломоново решение, — усмехнулся дядя Володя. — Я ещё и подымить смогу в сторонку...

— ... Что вам сказать, друзья мои, в историю мы вляпались эпическую, с истинно штольмановским размахом. Тут поди ещё сообрази, с чего рассказ начать.

— Что с этим человеком, Володя? — задала Римма наиболее её волновавший вопрос. — Арестовали его?

— Да, — кивнул капитан. — Он грузовик экспедиционный в Керчи бросил, в ближайшей парикмахерской постригся и бороду сбрил и сел на катер на Керченском морвокзале, чтобы доплыть до порта "Кавказ" на косе Чушка. Сесть-то он сел, а отплыть не успел уже — ребята взяли его тепленьким прямо на борту, опознали по шраму на верхней губе, о котором говорила Марта. Он явно не ожидал, что Марту так быстро найдут и все выезды перекроют, считал, что времени у него больше. Вот, а пока его ловили, мы эту катакомбу как следует осмотрели и палатку в лагере археологов, где этот Уваков-Цекало жил. Ничего там, кстати, не нашли интересного, кроме разве что рулона липкой ленты. И ещё один такой же рулон был в кабине грузовика, и термос там же, которым он Мартусю ударил. Сильно ударил, сволочь, так что стеклянная колба внутри треснула. — Сальников сочувственно посмотрел на девочку. — Хорошо, что у тебя голова крепкая.

— Подождите, дядя Володя, — задумался Платон. — Марта же в машине справа от него сидела. Что же, он левой рукой её ударил? Правой-то ему особо не замахнуться было.

— Именно что левой. Левша он.

— Конечно, — прошептала вдруг Мартуся, — ну, конечно, левша! А я всё думала, что же было не так в этом "ночном пришельце"?! А он Трезора левой рукой гладил, правой придерживал только, а левой почёсывал-наглаживал. — Она повернулась к Платону. — А ты всегда наоборот делаешь! Я же сто раз видела, как ты Цезаря...

— Умница, — улыбнулся ей парень. — Ты просто умница.

— Похоже, сотрясение мозга действительно осталось без последствий, — хмыкнул Сальников, — что, конечно, никак не умаляет вины этого леворукого упыря. Оплеуху Наталье Власенко тоже он отвесил, поэтому и синяк у неё во всю правую щёку. Она, кстати, когда мы с капитаном Ермаком из местного РОВД к ней приехали, уже вполне созрела давать показания и всё на Увакова валить, лишь бы сухой из воды выйти. Но справедливости ради скажу, что про деньги она, скорее всего, вообще ничего не знала, а про то, что он Мартусю увёз, и подавно.

— А зачем он вообще Мартусю увёз? — спросила Римма напряжённо. — Чем она ему угрожала?

— А Наталью зачем ударил? — поинтересовалась Мартуся.

Сальников усмехнулся и повернулся к Платону:

— Ну, а ты что спросишь?

— Откуда у него деньги? — задал свой вопрос Платон. — Наверняка тут дело, как водится, в деньгах.

— Это верно, в них самых. Но начну я лучше с простого. Наталья сказала, что Уваков ударил её из ревности. Что он уезжал куда-то на выходные, но в воскресенье вечером должен был встретиться с ней на костре у археологов, однако там не появился, поэтому она разозлилась и позволила Борьке Самсонову проводить её до дома тётки. А когда она распрощалась с Борькой и тот ушёл, её окликнул Уваков и устроил ей сцену: наорал на неё, всячески обзывал и ударил. Наталья очень такому его поведению удивилась, потому что прежде ничего подобного за ним не водилось, наоборот, он постоянно подшучивал над большим количеством её поклонников, называл её королевой "Залива". А тут вдруг такое... развитие отношений.

— Угу, — буркнул Платон, — вглубь и вширь... — И тут же добавил смущённо: — Извините, Римма Михайловна, Марта.

Римма только головой покачала, а Мартуся сказала запальчиво:

— И нечего извиняться. Я не маленькая и понимаю, что так тоже бывает.

— Ну, да, — хмыкнул Сальников, — примеры встречаются и в классической литературе.

— Так, "немаленькая" моя, ты пить хочешь? — поинтересовалась Римма, вставая. И дождавшись кивка, ушла к холодильнику. Вернулась с литровой банкой купленного накануне цельного молока, от которого не отказался никто.

— Дядя Володя, а как он вообще всё успел? — спросил обзаведшийся забавными молочными усами Платон. — И Трезора навестить, и Наталью, и деньги под её шкаф пристроить. Наш пострел везде поспел. Там по времени получается вообще?

— Очень даже получается: Оксану Петровну он до полуночи пугал, около половины первого Отелло с Натальей изображал, со шкафом где-то с полвторого до двух возился и в лагерь археологов вернулся не раньше полтретьего, когда они уже всё после гостей убрали и спать разошлись. Сосед его по палатке Увакова ночью не видел, а утром — добудится не мог.

— Так он не один в палатке жил?

— Именно, что не один. Я так понял, что в лагере собственная палатка только у Нонны Леонидовны, а молодёжь живёт по двое или по трое.

— Поэтому он и деньги у Натальи прятал?

— Это точно было более надёжное место, чем палатка. Причём, судя по всему, под шкафом он что-то прятал уже не в первый раз. На дне есть и старые следы клея.

— Так откуда всё-таки деньги? — снова спросил Платон.

— А откуда, по-твоему, могут быть большие деньги у археолога? — поинтересовался Володя.

— Что-то ценное нашёл, скрыл и продал на сторону?

— Молодец, — похвалил капитан парня. — Именно такой была наша с капитаном Ермаком первая версия. Но Нонна Леонидовна отнеслась к ней скептически. Сказала, что Уваков — не профессиональный археолог, а энтузиаст, который к ним в прошлом году прибился. Им такие тоже нужны, потому что рук не хватает, но в связи с этим он сам землю не копал почти, а в основном тачки таскал на отвал с раскопа и массовый материал, вроде осколков амфор или костей животных сортировал. Ну, и машину экспедиционную водил. Вероятность того, что ему в руки могло попасть что-нибудь ценное, чего больше никто не видел, по её мнению, очень низкая. А на предположение Ермака, что в экспедиции у него могли быть сообщники, она отреагировала так бурно, что мы даже опешили слегка.

— Бедная Нонна Леонидовна, — вздохнула Римма. — Ей и одна паршивая овца в экспедиции — как нож острый, а вы тут про сообщников...

— Я так и понял. А успокоившись, она объяснила нам, что времена, когда на Нимфее находили массивные золотые украшения, давно прошли. Большинство находок экспедиции последних лет имеют гораздо большую научно-историческую, чем материальную ценность. В той же "ростовцевской" катакомбе они обнаружили какую-то золотую индикацию, то есть оттиск с монеты, что позволило довольно точно датировать окончание захоронения. А веса в этой находке — около грамма золота всего, её на вес продавать вообще смысла нет, только если подпольному какому-нибудь коллекционеру, что очень сложно и хлопотно. Конечно, можно было бы ещё нашим экспертам в Ленинград позвонить и посоветоваться, но... Проблема этой версии ещё и в том, что в неё никак не вписывается похищение Марты. — Сальников кивнул девочке и продолжил: — Ты ничего не знала об археологических находках Увакова, зато знала его настоящее имя и откуда он. И это почему-то было настолько опасно, что он немедленно обманул тебя, оглоушил термосом, оставил в склепе и тут же подался в бега.

— Значит, всё дело в его прошлом? — спросила Марта.

— И деньги тоже из прошлого? — уточнил Платон.

— Но Оксана Петровна нам ничего такого не рассказывала, — возразила Римма.

— А она не успела просто. Да и не о том вы её расспрашивали. Когда по рации передали, что Уваков задержан, мы за ней заехали, чтобы с её помощью опознание провести. Она не сильно обрадовалась, конечно, но куда деваться. И сначала в машине мы услышали от неё то же, что и вы — про соседей и собак. Но в какой-то момент капитан её вдруг прервал и спрашивает: "А это Маловидное, в котором вы жили, это не то, что неподалеку от Вилино?", а Оксана Петровна ему отвечает: "То самое, в пятнадцати километрах". И после этих слов Виктор Ермак преобразился весь и стал похож на гончую, что след взяла.

— Вилино, Вилино... — повторил Платон задумчиво. — Знакомое какое-то название.

— Ещё какое знакомое, — подтвердил Сальников. — Отец твой в семьдесят четвёртом очень этим делом интересовался. Он вообще висяков не любит, а Крымское дело считал чуть ли не личным оскорблением.

— Крымское дело? Это которое про ограбление и убийство инкассаторов 10 ноября 1974 года? — уточнил Платон.

— Ты даже точную дату помнишь? — изумилась Мартуся.

— Да тут нечего помнить, — объяснил парень. — Всё же в День милиции произошло. Отец потому так и сердился, считал, что это нарочно было сделано. Неужели оттуда ноги растут? Этого ещё не хватало.

— Что именно там произошло? — спросила Римма. После слов об убийстве ей сделалось сильно не по себе.

— В этот день кассир колхоза XXII партсъезда, что в посёлке Вилино Бахчисарайского района, ехала с водителем на грузовике ГАЗ-51 из Бахчисарая, везла зарплату и премию колхозникам, и не довезла. Где-то на полдороги машина зачем-то отклонилась от обычного маршрута, свернула на просёлочную дорогу и остановилась или, возможно, была остановлена неизвестными. Водитель был застрелен прямо через дверцу кабины, женщина-кассир попыталась убежать и была убита тремя выстрелами в спину. Деньги были похищены. Огромная сумма, 130 тысяч рублей.

— Ой, мамочки, — ахнула Мартуся.

— Так, ребёнок, — забеспокоилась Римма, — тебе нельзя волноваться. Да и поздно уже. Мужчины, если уж нельзя совсем избежать разговоров об убийствах, то давайте перенесём их хотя бы на завтра.

— Как скажете, — развёл руками Сальников. — Только тогда уж на завтрашний вечер, потому что с утра я опять поеду в райотдел.

— Риммочка, ты же не думаешь, что я вот так просто засну сейчас? — попробовала возразить Мартуся.

— Валерьянки тебе накапаю и заснёшь как миленькая, — отрезала Римма. — И себе тоже накапаю, за компанию...

— А валерьянка вообще с молоком сочетается? — пробормотала девочка.

Платон не выдержал, рассмеялся. Сказал, вставая:

— Мне бы тоже капель тридцать не помешали, наверное, но лучше воздержусь, а то до турбазы не дойду, прикорну где-нибудь по дороге.