No one knows (джен)

Ноябрь

Родные стены лечат куда эффективнее даже самых лучших лекарств, в этом я убедилась сама, когда меня наконец выписали после трехнедельного пребывания в больнице. К моменту моей выписки наш дом уже отремонтировали до конца, и родители даже расставили мебель и прочую бытовую технику по местам. Конечно, там оставалось ещё много коробок, но их было решено разбирать по необходимости и решению того, что и где будет находиться…

Больше всего мне понравилась кухня: в меру большая, со всем необходимым и столиком-островком, благодаря которому было больше места для готовки тех или иных блюд. Вилки, ложки, ножи и прочие кухонные принадлежности разбирали уже мы с мамой, пока отец устанавливал внезапно купленную книжную полку, где планировалось хранить различные книги с рецептами — их у нас было много и все были из разных стран. Китайская, турецкая, немецкая и русская кухня были самыми ходовыми — родители любили разнообразие и приучали меня к нему с самого детства, дабы не было привычки кушать фастфуды, от которых развивается ожирение и прочая хрень.

Не слушая возражений родителей, я осторожно подняла коробку с теми самыми книгами. Раны потихоньку заживали, и терпения сидеть как можно спокойней становилось всё меньше — спокойный образ жизни не для меня, — отчего, сразу после выписки, я стремилась вернуться в прежнее русло и даже подумывала начать бегать. Лес рядом с домом так к себе и манил, даже несмотря на то, что произошло.

— Есть идеи для ужина? — нарушает тишину мама, чей живот становиться всё заметнее.

— Милая, это должна решать ты, не у нас-то токсикоз, — пожимает плечами отец и прикручивает очередную полку, коих у шкафчика четыре. — Что ты приготовишь, то и будем кушать.

— А ты, Лизи, чего молчишь?

— Я, мам, согласна с отцом, сейчас куда важнее то, чего хочешь ты или малыш. Кстати, а продуктов-то у нас почти нет…

— Тогда сначала нужно в магазин, — хлопнув в ладоши, мама, ставшая в последнее время куда активнее и переставшая сидеть на месте, потянулась за листком, видимо, для того, чтобы составить список. — Роб, ты с нами поедешь или дома останешься?

— Мам, а мы в местный поедем или в Сиэтл?

— Вот подумываю, что лучше в Сиэтл. Там Costco есть, а значит выбор продуктов больше.

— Тогда пойду переоденусь.

Оставив родителей решать, что ещё покупать, я отправилась в комнату, которая наполовину была забита коробками — уже моими, — где находилась моя личная библиотека, различные вещи и прочее барахло, которого, как оказалось, у меня очень много и выкинуть которое я не могу… различные покупки из разных стран, подарки парней, с которыми я «встречалась», желая походить на таких «взрослых и крутых» девушек, подарки просто друзей из школы и т.д. и т.п. Всегда, сколько себя помню, я легко находила новых друзей и так же легко разрывала с ними дружбу. Исключением была лишь Джессика, которая, за годы дружбы и несмотря на расстояние, стала мне как сестра. Мы миллионы раз сплетничали, несмотря на киллометры, разделяющие нас, ссорились по пустякам и мирились по телефонным звонкам, рыдая как белуги… уверена, что именно о таких подругах и мечтают многие другие девушки — чтобы с ней были одинаковые взгляды на жизнь, интересы в тех или иных направлениях и совершенно разные вкусы в выборе парней. С недавних пор близкой подругой стала ещё и Анджела. С Вебер подружиться было легко — несмотря на её скромность и молчаливость, которые идеально подходили нам, любительницам поболтать на повышенных тонах и вляпаться в те или иные неприятности, она нас оттуда или легко вытаскивала, или не давала вообще туда влезть, за что я ей благодарна, ведь именно она уговорила Джесс перестать пытаться подружиться с Калленами.

Джинсы, тёмно-фиолетовая футболка и джинсовая кофта — стильно, свободно и красиво, всё, как я люблю. Дополняли всё это чёрные кроссовки и несколько браслетов на руках. Немного подумав, я добавила ещё и шарф — на улице было ветрено, — и из открытых участков тела осталась лишь шея. С волосами было легче всего: их я, как обычно, оставила распущенными.

— Ты готова? — вернул меня в реальность голос мамы, которая уже тоже успела переодеться, и теперь её тёмно-зелёная, почти чёрная, рубашка заметно так выделяла живот. Вот-вот скоро наступит пятый месяц беременности, и если бы не Каллены, я была бы рада, что мы сюда переехали. Ей нужен покой и много отдыха. — Красавица моя.

— Да, мам, я готова. Папа едет?

— Нет, он будет заниматься дальнейшим обустройством.

— Понятно, ну что, поехали?

— Поехали.

Улыбнувшись, я закинула на руку рюкзак, который на время стал заменять мне сумочку (в ту все лекарства не помещались, а без них я сейчас никуда не выхожу). Взглянув на листок, который был исписан мелким, но понятным почерком мамы, я добавила туда то, что хотелось бы мне…

Pov Розали

Ездить раз в месяц в какой-либо магазин, который находился в Форксе или близ него, было эдакой традицией в нашей семье. Дабы не привлекать внимания, мы покупали достаточно большое количество продуктов, ненужных нам, но помогающих отводить ненужное внимание к нашему и без того заметному семейству. У Денали было… тихо, спокойно. Мы жили в горном домике, охотились и мало, очень мало контактировали с людьми. Уезжать оттуда не хотелось от слова совсем, но теперь пришла пора притворяться большим и дружным семейством. Я, безусловно, люблю их, но в большом городе скрыться от внимания было бы легче, однако, кто будет меня слушать?

От размышлений меня отвлёк знакомый голос, а уже после в поле зрения появилась Элизабет Свон со своей матерью. Перестав выбирать продукты, я невольно стала наблюдать за ними: идеальная семья, та, о которой я так мечтала ещё в той, человеческой жизни… невооружённым взглядом было заметно, что для своей дочери Эмма Свон была безоговорочным эталоном совершенства, во взгляде племянницы шерифа легко читалось восхищение и глубокая любовью. Они, как и любой родитель с ребёнком, были схожи — не сильно, но всё же становилось понятно, что в будущем Элизабет Свон будет такой же красавицей. Даже без вампиризма девочка уже привлекала к себе внимание шармом и звонким, заразительным смехом.

— Розали…

— Не смей к ней подходить, — перебиваю тихо подошедшего Эдварда, чью выходку всё никак забыть не могу. — Держись от неё и вообще всех смертных как можно дальше.

— Легко говорить, — из-за его пренебрежительного фырканья я чувствую, как дёргается бровь. — Учитывая, что мы большую часть времени проводим в школе.

— И на этом наши контакты с ними должны быть окончены! А ты, нарушив контракт, пошёл на территорию квиллетов, которые после нашего обращения и так начали ощущать пробуждение генов.

Не став слушать ответ, я пошла дальше, закидывая в тележку всё, к чему могла дотянуться, и не задумываясь, надо оно нам или же нет. Пытаясь не вспоминать, что произошло три недели назад — то, из-за чего в огромного волка превратился один из жителей резервации, при этом ранив племянницу шерифа… от вернувшегося тогда домой Эдварда за версту несло запахом крови и псины, однако во взгляде не было ни намёка на сочувствие, хотя в том, что произошло, в первую очередь его и только его вина. Не пойди он на их территорию или хотя бы попытайся хоть как-то защитить Свон и ту Янг, всё было бы иначе.

— Я ничего не мог сделать…

— Не мог?! — обернувшись к нему, я хватаю «брата» за руку, сдавив до такой степени, что она покрылась трещинами. — Ты мог бы откинуть его от неё, перехватить удар, и они могли бы сбежать! А теперь, посмотри на неё, она же ещё ребёнок с ужасными шрамами, которые ничем не перекрыть.

— Розали…

За столько лет жизни я легко научилась его игнорировать, однако в последнее время, после шестидесяти лет «спокойной» жизни, он опять начал привлекать к нашей семье внимание. И почему-то кажется, словно происшествие с Элизабет Свон — только начало… начало чего-то непредотвратимого, того, после чего его убийство насильников покажется цветочками. Мститель чёртов.

Проследив взглядом за тем, как он, выйдя из магазина, теряется в толпе и после получив сообщение от Элис о том, что он направляется домой, я чуть подуспокоилась. Неизвестно, конечно, что он может вытворить сейчас, но хотя бы он подальше от Свон. Громкий и звонкий голос Элизабет раздался уже позади, с ряда, где находились полки с различными специями, хорошо перебивающими запах крови.

— Мам, что из приправ брать?

— Я вот думаю, может, что-то из восточной кухни приготовить? Кмин и сушёный базилик тут есть?

— Базилик нашла, — тут же отвечает девушка, и я, сделав вид, что что-то выбираю неподалёку, наблюдаю за ними. — О, и кмин нашёлся! Давай плов приготовим?

— Давай, тогда за ещё мясо нужно.

— Я схожу. Баранину или курицу?

— И то, и другое.

— Хорошо.

Никогда. Сколько бы мы не ходили по магазинам, у нас с Эсме или Элис такого разговора не было… такого семейного, уютного, во время которого обсуждают, что купить или приготовить.

— Не советую, — неожиданно рядом звучит голос Эммы Свон, и я не сразу понимаю, что обращается она ко мне. — Перец лучше брать горошком, мелкий совершенно не придаёт пикантности блюду, — махнув на пакетик, который я взяла в руку, она протягивает другой, чёрный или, точнее, тёмно-коричневый горошек, чей запах чувствуется даже сквозь пакет.

— Спасибо.

— Я Вас откуда-то знаю, как будто…

— Я тоже из Форкса, может, где-то и пересекались.

— А, точно, Вы вроде как дочь нового доктора?

— Да. Розали Хейл, — протянув ей руку, я широко улыбаюсь, когда она её пожимает. — А Вы Эмма Свон? Мама Элизабет?

— Да. Вы учитесь на класс старше?

Кивнув, перевожу взгляд в сторону мясного отдела, откуда слышится бормотание младшей Свон. Я почувствовала лёгкий укол зависти. Задавшись вопросом о том, как бы поступили мои родители, если бы узнали, что меня изнасиловали или ранили, изуродовав спину… они бы отвернулись о меня или поддержали?

— Вы в порядке?

— Всё в порядке, передавайте Элизабет привет. Мне, пожалуй, пора идти. Было приятно познакомиться…

— Взаимно, милая, взаимно.

Улыбнувшись ей в ответ, я поспешила к кассе — оплатить совершенно ненужный товар и избавиться от мысли о родне, которой уже давно нет в живых. Даже бастардов отца и их потомков, с которыми я, будь у меня возможность, хотела бы познакомиться.