Дорога ветра (гет)

Следующие два дня в пустыне были пыльными, иссушающе жаркими, скучными, почти тихими и почти мирными.

Хатаке взглянул на две красноволосые макушки впереди: одну лохматую, грязную, давно не стриженную — худого, невысокого парня, лет двадцати двух — двадцати трех, которого он вытащил из ямы для преступников недалеко от поселения Акасуна, вторую — девичью, чуть помладше, с двумя аккуратно заплетенными длинными косами, которая, в свою очередь, вытащила из Демонской флейты уже его самого... Что, если подумать, было местом не лучшим, чем вонючая яма Красных песков. Уж он-то имел право судить, ведь за обе жизни — в будущем и прошлом — умудрился побывать и там, и там...

Одноглазый шиноби хмыкнул, вспомнив былые авантюры, и с иронией признал, что нынешнее путешествие втроем, начатое так же безрассудно, неожиданно и почти без плана, вышло удивительно складным и удобным.

Почти.

За исключением некоторых мелких, незначительных деталей.

При первой же ночевке козокрад заявил, что они все равно ему не доверяют, да и оружия у него нет, так что на дежурство его могут не будить: «Мое обещание — в городе помочь сориентироваться, а не это вот все!» — После чего брезгливо пнул песок истрепанной самодельной обмоткой, спокойно улегся к костру, отвернулся и уснул до рассвета.

Это, да еще постоянные ссоры двух импульсивных пустынников, кроме цвета волос и нрава, не схожих между собой, как день и ночь.

Но все, в конце концов, разрешилось: ночное дежурство Хатаке поделил на двоих с Аяме, а пустые разговоры он имел обыкновение пропускать мимо ушей еще в прошлую жизнь в Конохе. Так что, удобно — самое правильное слово. Положительного было больше.

Две «сасори», которых Какаши не досчитался в подземной крепости, и на которых опасался наткнуться в самый неподходящий момент, так и не появились, а Аяме, в отличие от него самого, ориентировалась среди одинаковых, как зернышки риса, холмов современной Суны, словно находилась во дворе собственного дома.

Несколько раз она уверенно выводила свою маленькую команду к колодцам и редким в пустыне озерцам, поэтому воды было вдоволь. Еда тоже появлялась сама собой и словно из пустоты: змеи, которых девчонка ловила с ловкостью необыкновенной, вытаскивая из ямок и щелей, на первый взгляд, вообще для живого существа не приспособленных, птичьи яйца, какой-то зазевавшийся сурок и сами птицы.

Хатаке со смешком вспомнил, как вчера они случайно выбрели к высокому развесистому дереву, густо обсаженному стаей желтовато-серых крикливых птиц, похожих на куропатку. Тогда Аяме заставила двух мужчин прятаться за кустами, как малолеток, а сама подползла ближе и протяжно поцеловала тыльную сторону ладони, издавая резкий причмокивающий звук, удивительно схожий с криками птиц. Несколько из них почти сразу заинтересовались необычной красноголовой товаркой и с ласковым курлыканьем слетели на землю...

В тот день Какаши еще раз убедился в двух неоспоримых истинах: что привычные и обыденные вещи, как, например, связка бус, могут служить грозным оружием... А призывам девиц не стоит верить, даже если ты простой пернатый индюк в самой заднице пустыни.

* * *

На исходе четвертого дня команда Хатаке вышла к остаткам унылой и грязной, опустелой деревеньки в полдюжину домов, недалеко от залива Акулы. На окраине, за глинобитной стеной, сейчас больше похожей на гору мусора, высилась маленькая четырехугольная башенка-молельня с плоской крышей и узким проемом, в котором виднелась статуя какого-то лысого жирного божка, украшенная разноцветными тряпичными ленточками. Рядом с башенкой тянуло к небу сухие ветви старое рогатое дерево, увитое такими же ленточками.

По единственной улице несло корявые стебли перекати-поле...

— Еще одна деревня опустела. И толстопуз не помог. Ленточками хоть обвешайся, — мрачно заметил Мондзаэмон.

Приближение к цели путешествия вогнало его в непривычную меланхолию.

— Зачем вам вообще к Южному клыку? — неожиданно спросил он, хотя на протяжении всего пути не задавал никаких вопросов. — Хуже места не сыскать. Потеряли кого? Так продали вашу потеряшку давно — ярмарка должна была уже закончиться.

Аяме переглянулась с седоволосым шиноби и кратко рассказала Мондзаэмону, как ее клан был уничтожен разбойниками из Така-химэ, дополнив историю тем, что в подземелье видел и пережил сам Хатаке.

Мондзаэмон грязно выругался, развернулся и уставился на одноглазого мужчину.

— Седой, ты в одиночку угробил пятерых Кэмуши?! — В карих лисьих глазах с золотистыми крапинками плескался дикий ужас вперемешку с благоговением. Козокрад ошарашенно потер рубец на затылке. — И стоишь тут теперь передо мной, ухмыляешься, с целыми руками, ногами и головой, даже не покусанный? Может, я сплю? Может, я брежу? Откуда ты вообще такой взялся? Батю твоего, случайно, не Рикудо Сеннин звали?

Какаши хмыкнул, единственный серый глаз смотрел внимательно и цепко.

— А-а... понятно. Все равно, ничего не расскажешь — клановые шинобские порядки...

— Может, ты расскажешь? — тихо, с едва ощутимой опасной ноткой спросил Хатаке. — Откуда ты знаешь про Кэмуши? Я только от одного человека такое слышал. Который внушал большее доверие, чем ты.

Мондзаэмон равнодушно пожал плечами, не приняв на собственный счет чужой укор, и посмотрел на старшего шиноби.

— Знает один — знают многие. Тоже мне, секрет секретский. Этих тварей на самом деле так зовут. Кэмуши-моны, чтоб ты знал, прямо на воротах в крепости Босса выбиты. Большущие, издалека видно. Придешь в город, сам ознакомишься. Поближе, так сказать. С погружением в обстановку... Хочешь, я даже скажу, как звали тех ублюдков, что напали на семью Цветочка. Эти крысы всем приличным ворам давно известны — банда Асамудзу⁽¹⁾. И вообще, если желаешь что-то узнать, не играй в молчанку, а правильно задавай вопросы.

Козокрад сердито скрипнул зубами, пнул ногой камень, взвыл от боли и снова выругался:

— Проклятый камень, проклятый песок, проклятые шиноби! Четыре дня валандаемся⁽²⁾ по пустыне, хоть бы кто признался, на кой черт. Я б тогда лучше в яме остался, я к ней уже почти привык. Переть в лоб на Босса — это совсем дураками дурацкими надо быть!

— У нас нет выхода! — сжав кулаки, крикнула Аяме. Они уничтожили мой клан, а трое наших все еще могут быть там, у этого проклятого Босса, как и родич Какаши. Мы должны их спасти!

— А себя вы спасти не хотите?! Вот так новость: две мышки решили загрызть тигра! Да ваши трупы на кладбище все вороны засмеют... и мой тоже. Я же слово дал. У меня, кроме слова, больше ничего нет. Проклятые шиноби! — Козокрад замер на мгновение, словно ему пришла на ум шальная мысль. Глаза его странно заблестели. — Вот что, Цветочек, — зашептал он, словно выдавал самую страшную тайну, и шагнул ближе, — уходи-ка ты в страну Чая или Дождя, пока можешь. Забудь Суну, как страшный сон. Начни новую жизнь. Детишек нарожай, вот хотя бы от Седого. Таких же правильных, добродетельных и занудных, как ты.

Аяме отшатнулась, словно в нее плеснули кипятком, и покраснела до кончиков ушей.

— Ах, ты...

Козокрад разочарованно махнул рукой:

— Бесполезно... А вы мне почти понравились. Я таких честных никогда не встречал. Даже лысому толстопузу ленточки да поклоны подавай, а вы двое... Э-эх... — Вспышка гнева прошла, плечи его опустились. Он развернулся к Хатаке, вздохнул и устало спросил: — Ну, что еще ты хочешь знать? — и, не дожидаясь ответа, начал рассказывать: — Про Босса, на самом деле, очень мало информации. В лицо никто не видел — он всегда носит плащ с капюшоном и маску дракона, откуда пришел — тоже не известно. Очень сильный шиноби, почти бог, ему нет равных, собирает большую армию из рабов, умеет управлять кэмуши. Это все, что я знаю.

— Зачем ему армия? — коротко спросил Какаши.

— Затем же, зачем создаются все армии — править миром. — Красноволосый мрачно усмехнулся и замолчал в задумчивости.

Кажется, Аяме стало стыдно, что козокрад не по своей воле вынужден им помогать и рисковать жизнью. Она неуверенно переступила с ноги на ногу, пару раз взглянула на Какаши в поисках ответа, затем решительно поджала губы, отстегнула с бедра ножны с кунаем и грубо сунула в руки Мондзаэмону.

— Бери! У меня есть мои камни. Тебе нужнее.

Козокрад растерянно посмотрел на девушку, брови его беспомощно вздрогнули, в глазах блеснула непонятная искорка.

Он долго молчал, рассматривая лезвие и рукоять, умело проверил баланс, наконец поднял голову и посмотрел на своих спутников.

— Хочешь, расскажу, почему тебя и твою тетку оставили в живых? Ты бы и сама могла сообразить, если бы научилась думать хоть немножко. Это вон Седой — чужак, не понимает расклада. А ты чего сразу не доперла? Все ж на виду. — Мондзаэмон горделиво расправил плечи, вся былая самоуверенность снова к нему вернулась.

Аяме стиснула зубы и сердито покосилась на него. Мондзаэмон осклабился и продолжил.

— Ладно. Давай вместе прикинем, если ты такая глупенькая, кто там в твоем закутке сидел, посчитаем хорошенько, подумаем. Итак. — Он начал загибать пальцы. — Знающая тетка, целая старейшина, поэтому понимает и умеет больше остальных. Р-р-раз! Детишки малые, невинные и пацан свежеотметеленный. Два! Мужик ейного возраста, смазливый, небось, как Седой, и обходительный, чтоб сразу жить захотелось. Три! Ну, смекаешь? — Мондзаэмон прищурился и глумливо потер средним и большим пальцем перед носом Аяме.

— Тетка им нужна была. Мизинец готов отдать на отсечение. Девахи неопытные, вроде тебя, совсем на другое годятся. Без обид, Цветочек. Так что, тетка! Это в стране Огня, говорят, любые раны лечат, как дышат. А в Суне, кроме вашего психованного клана и дремучих бабок-знахарок, никогда никого не было. Да и вы ни с кем не спешили делиться. Засели себе под Башкой Дракона, не выковыряешь. А смерть, она завсегда рядом ходит, тут не до жиру, за любую соломинку ухватишься.

Козокрад многозначительно приподнял узкую темную бровь, оглядел своих спутников и с превосходством в голосе добавил:

— Грохнуть должны были вас всех... думается мне. Да только ублюдок Асамудзу со своей бандой закрысил в последний момент: решил старую крокодилицу взнуздать и к делу приспособить, в обход приказа, раз уж кости удачно легли. А как ее заставишь и свою шею подставишь? Гарантий-то никаких. Родных на лапшу покрошили, от дома угли догорают, самой ей до Смертного перекрестка два шага... Тебя когда ранили, тетка рядом была?

Аяме задумчиво кивнула.

— Ну вот. Заметили, что ты для нее что-то значишь... Среди бандитов эта метода проверенная. Называется «Сливы в бочке»: кого надо с важным человечком в яму посадить, отношение посмотреть, что будет делать, как себя вести, ну и в конце сливы хорошенько в темной бочечке да соленых слезах заквасить. Месяцок-два отсидки, и будет в яме дружная семья, не разлей вода. Лишения, они, знаешь ли, Цветочек, соединяют получше свадебной чарки. А ты «слива» запасная и план запасной, если что не так пойдет. Ну и без тебя обошлись... Вот тебе разгадка. Бабы — жалостливые. Не все, конечно, но многие. Использовать вас, как два пальца обо... А, ладно, поняла, короче.

Аяме засопела от ярости, сжала кулаки и подступила к козокраду, который был почти на полголовы ее ниже. Взгляд фиалковых глаз с ненавистью уперся в аккуратно очерченный породистый нос с небольшой горбинкой.

— Больше всего на свете мне хочется сейчас разбить тебе нос... Из жалости!

Мондзаэмон ухмыльнулся и одобрительно кивнул:

— Как надумаешь, про планы свои не рассказывай. Всегда бей первой.

1) Мелкая вода

Вернуться к тексту

2) Прост. Бестолково и медлительно делать что-л.; канителиться

Вернуться к тексту