Тени над водой (гет)

Октябрь подошел к концу. Последние дни директор был не в духе: он тенью пролетал по коридорам, язвил пуще прежнего и наводил мрак всюду, где появлялся. Амикус Кэрроу после случая с сестрой остервенел и потерял всякие границы, мучая детей прямо на уроках, но директору было все равно: он даже не смотрел в сторону разгневанных деканов, которые приходили к нему с возмущениями и доносами на мерзкого коллегу. Профессор Снейп не проникался ни мольбами и гневом преподавателей и студентов, ни затаенной злобой своего заместителя, чья сестра все еще томилась в застенках поместья Малфоев. Теперь ее место занимал Макнейр.

И только верная галерея Директорской башни знала, что угрюмый мистер Снейп по-прежнему воюет на два фронта.

— Северус, вам стоит уйти в тень, — советовал Эверард. — Вы на волоске от гибели. Две проваленные миссии — это очень много для требовательного и сумасбродного волшебника. Мы тут перекинулись с Альбусом, — он покосился на портрет Дамблдора, — сейчас не время для новых действий. Дайте вашему лорду заглотить наживку, даже если она верная.

Потому Северус ждал и аккуратно в срок являлся перед повелителем. Благодаря былой популярности некоторых директоров и их портретам в самых неожиданных учреждениях им удалось раздобыть измененную версию биографии Энн. Миссис Трейси, директор Ильверморни, не благоволила новой власти в Магической Британии, а потому охотно выслала еще один пергамент. Как отмечал Армандо Диппет, это дело едва не стоило ему любимого холста.

Но даже в такой мрачной обстановке в коридорах чувствовалось приближение Хэллоуина. Студенты крадучи колдовали над костюмами, придумывали новые развлечения и старательно закрывали долги и отработки, чтобы к празднику вздохнуть свободно. А потому, когда большие часы возвестили об утре 31 октября, школа оживилась, принарядилась, очистилась от вековой пыли, выставила на столы лучшие угощения и собрала своих обитателей на сказочном пиру. На мгновение все забыли о Пожирателях Смерти, Темном Лорде, войне, тлевшей, как уголь, готовый превратиться в пламя. Все было хорошо. Почти.

— Сэр, вы откроете сегодня праздничный ужин? Дети ждут, — безжизненным ледяным тоном обратилась профессор МакГонагалл, застав Снейпа возле учительской.

— Да, — буркнул тот на ходу.

— Думаю, веселье вам будет не по нутру — ребята организовали концерт. Номера от четырех факультетов. Такие шалости не вашего уровня, боюсь, вы привыкли к иным масштабам.

— Не вам, Минерва, судить о моих предпочтениях, — строго сказал он, расправляя крылья мантии. — Здесь я решаю, что, как и когда будет в Хогвартсе.

— Разумеется, директор.

Последнее слово прозвучало с особым оттенком, точно Минерва вложила в него всю свою обиду и злость. Не того директора желали видеть в школе, и меж преподавателями это место по-прежнему оставалось за покойным Дамблдором.

Но ужин и все остальное действительно тяготило Северуса. Он смотрел с высокого кресла перед собой и словно ничего не видел. Перед ним с опаской выступали дети, но радость от песен и танцев была скудной. Было заметно, как побаиваются они грозного пожирателя и его заместителей.

За первым столом по левую руку сидели притихшие гриффиндорцы. Кое-кто нервно кусал губы, оглядывался на соседей и переговаривался неопределенными жестами и взглядами. Весь стол сидел будто в ожидании. И когда высокая и нескладная девушка с Когтеврана закончила заунывную песню о призраке, профессор Флитвик прокричал:

— Прошу внимания! Театральная зарисовка от Гриффиндора и Пуффендуя! Мисс Аббот, мисс Боунс, прошу, — уступил он место семикурсницам.

С первых же речей всем в зале стало ясно, что выступление не сулит ничего хорошего. Девушки взмахнули палочками, украсив место для антуража, а Сьюзан Боунс перекрасила темные волосы в рыжий цвет и завела пространный монолог о жертве. С когтевранского стола обреченно присвистнули. Тут же появился юноша в круглых очках, борющийся с неизвестной силой в черном балахоне. И хотя имен никто не называл, каждый в зале без труда узнал героев постановки.

Снейп с трудом втянул в себя воздух и крепко схватился за подлокотники. Он ловил косые взгляды преподавателей, наполненные не то ужасом, не то любопытством. Когда номер закончился гибелью обоих героев и монологом Ханны Аббот о добре и зле, в зале послышались жиденькие хлопки и сотни глаз уставились на директорское кресло, где сидел равнодушный, чуть ухмылявшийся директор. На ухо ему нашептывал Макнейр.

— У вас неверное понятие о добре и зле, — усмехнулся Снейп. — Зло как раз-таки лежит у вас на полу и сопит от страха. Впрочем, от Гриффиндорцев нечего ожидать прозрения. Я удивлен, что Пуффендуй поддался вашему влиянию.

Заместители осклабились. Для них комментарий был гораздо удачней постановки.

— Директор, такой смелый номер нужно поощрить, — прошипел Амикус Кэрроу. — Заклятие Круциатус вполне подойдет, — он впился взглядом в мисс Аббот, с трудом дышавшую от волнения. Её глаза блестели. Она схватила за руку рыжеволосую подругу, скомандовала уткнувшемуся в пол однокурснику, и троица последовала к столам.

— Куда! — грозно зарычал Амикус. Три фигуры вздрогнули и замерли на месте.

— Профессор Кэрроу требует поощрить вас, — сухо сказал Снейп. — Думаю, работа в Запретном лесу вместе со школьным лесничим будет достаточной наградой, — он равнодушно пожал плечами и предпочел не замечать, как оба заместителя натянули суровые маски. Амикус швырнул от себя тарелку и удалился из-за стола. Директор остался на месте.

Когда пытка талантами закончилась, зал зашумел и спешил разойтись по закоулкам замка. Снейп, торопясь уйти (он ждал этого невыносимо долго), встретился с пристальным взглядом Минервы, которой что-то нашептывала мадам Стебль. Мгновение они буравили друг друга, как дети играют в гляделки, но вдруг что-то грустное, даже сочувствующее промелькнуло в лице МакГонагалл, черты ее смягчились и тут же опять приняли прежнее выражение. Северус повернулся, прячась за длинной шевелюрой, и вышел вон.

* * *

Черные кошки царапали иссохшую душу профессора, пока он ворочался в постели, вставал, то гасил свет, то зажигал снова и, наконец, решил больше не ложиться. Он прокручивал в мыслях эту отвратительную сценку, вздрагивал и думал, что так могло быть на самом деле. В эту ночь, ровно семнадцать лет назад.

С истрепанного обрывка фотографии по-прежнему смотрела красивая улыбающаяся девушка. На того, кто отнял у нее счастье.

Мужчина накинул мантию, спрятал палочку и выскользнул из подземелья. Вперед и вверх, к свежему воздуху — прогнать марево, сбежать, забыться, пока воспоминания не восстали против него и не заполнили маленькую комнату.

Но Северус хорошо знал: от себя не убежишь.

Он шел привычным маршрутом: по тропинке к кособокой хижине Хагрида, наглухо закрытой от любопытных проходимцев, вдоль опушки Запретного леса, неприветливо качавшего ветвями, вдоль ворот, сквозь заросли у поля для квиддича к тихому месту у озера.

Как бы он не любил этот уголок, но здесь веяло тишиной. И будто сам Дамблдор молча слушает его неровное дыхание, сбившееся после прогулки.

Снейп прислонился к мраморной плите, чтобы унять жар, и слабый свет проскользнул внутрь, к сердцу. Мгновение — и две палочки нацелились друг на друга и закружили у гробницы, пока одну из них не осветила луна.

— А, это вы. Что, праздник не удался? — язвительно подметил женский голос.

Он разразился нестерпимой бранью.

— Какого дьявола вы постоянно лезете, куда не следует? Все вынюхиваете, выслушиваете. Вам скучно? Так отправьте письмо Темному Лорду — он с наслаждением сыграет с вами в поддавки. Или для вас и это просто? — мужчина нещадно светил прямо в глаза, так что Асфодель жмурилась и закрывалась от яркого серебристого лучика. Северус перевел дыхание и подошел поближе, не опуская руки. — А, может, треклятые гриффиндорцы — тоже ваша шуточка?

— Эй, черт бы тебя побрал, поаккуратней! Чего ты взъелся? — женщина выругалась, что так не шло её миловидному образу. Тонкая женская рука с силой хватила его за плечо и толкнула, — Остынь, не ты один мучаешься от бессонницы,

Они мгновенье пытались взглядом расплавить друг другу лица, а потом отвернулись в разные стороны.

— Мы оба знаем, почему мы здесь. Семнадцать лет... — и хриплый низкий голос дрогнул.

И снова она полоснула ножом по сердцу. Теперь оно обливается кровью. Нет, это уже слишком. Он не намерен терпеть издевки какой-то паршивки, возомнившей себя вторым Мерлином. Он уйдет, пока не поздно.

— Подожди.

Опавшие листья хрустят под ватными ногами, которые бредут, не ведая куда.

— Да стой же!

Луна купается в зеркальной глади, играясь с кругами на воде. Его окутывает прохладный туман, но он не замечает.

— Ты любил её — я знаю!

Всё.

Ноги пристыли к земле, и он скривился от давно забытых слов. Позади раздался шорох, легкий бег, и голос заговорил уже совсем близко.

— Я знаю, что ты чувствуешь.

— Да неужели? — с издевочкой повернулся Северус.

Асфодель ткнула пальцем в грудь и приговорила:

— Ты мёртв. Вот здесь.

* * *

В старом пабе возле Королевских ботанических садов было не протолкнуться. Маглы тоже праздновали Хэллоуин, выпавший на пятницу, а в пятницу, как известно, они кутили всегда. В этот отдаленный район Лондона волшебники не совались: жить здесь неудобно, слишком тесно, тянет с Темзы, кулаками машут будь-здоров — никакая магия не остановит. А Пожирателям тут нечего делать. Пока.

— Я из детства помню только ее рыжие косички, — Асфодель отхлебнула от пинты пива и облокотилась на стол, — такие густые и длинные. Ей их обрежут, а они за ночь отрастают. Петунья из-за этого верещала как ненормальная.

Мама рассказывала, что нас часто путали на улице. Родители одевали одинаково, а волосы прятали под панамки. У меня даже фото осталось… Это все из-за магических способностей — прапрадед колдовал, и сила передалась через столько поколений. Поэтому мы так похожи, как близняшки. «Два цветка одной лилии» — так нас называли. И магия у нас общая. Была.

Они скрылись от лишних глаз за перегородкой, но до двух чокнутых ряженых все равно не было никакого дела. Она говорила, в перерывах вытирая слезы. Он чаще молча пил, иногда подмечал улыбку, которая озаряла далекие воспоминания. Женщина совершенно не пугалась желчного волшебника и говорила с ним, скорее, как со старым другом, нежели со слугой самого зловещего мага Британии. Может быть, потому, что мужчина успел рассказать ей о посещении Темного Лорда и о том, что неизвестная шпионка Энн Ментири для него мертва.

— И он так легко поверил? — удивилась Асфодель. — Я была другого мнения о его уме.

— Темный Лорд редко доверяет. Он предпочитает факты. А факты у него на столе.

— Вот как? Что ж, я, пожалуй, не хочу знать, как ты это провернул. Надеюсь, никто не умер ради тайны... А ты способен исправлять ошибки — это радует, — располагающим тоном сказала Эванс.

Северус умолчал, как нелегко было отыскать тело в кратчайшие сроки и с каким риском портрет Армандо Диппета увещевывал директора Ильверморни написать биографию несуществующей студентки.

— Вы виделись с Петуньей? — перевел он тему.

— Нет, — женщина опустила голову. — Тунья не стала со мной общаться — посчитала, что опозорит честь семьи. Она всегда была другой. Завидовала очень. Да ты, наверное, знаешь. Вечно колотила маленькую Лили. А та начнет сердиться, плакать — посуда полетит, камин загорится, но Петунья не боялась — еще сильнее поддавала. Злое сердце у нее от деда... — и она не договорила из-за вырвавшегося всхлипа. — А вот с Лили мы переписывались после школы, — собравшись с духом, продолжила волшебница. — Даже увиделись однажды. Кто ж знал, что это в последний раз.

— Зачем вы мне это рассказываете? — слегка хмельным и дерзким голосом спросил Снейп. Язык одеревенел, и он с трудом старался казаться трезвым и спокойным. Асфодель посмотрела на него как-то жалостливо — как смотрят в минуты обреченности и тоски — и допила пинту. Ее спутавшиеся волосы прилипли ко лбу, а на лице выступили капли пота. Было душно внутри и снаружи.

— Не знаю, — после молчания ответила она. — Наверное, потому что мы оба сегодня весь день думаем о ней, но поделиться не с кем.

Она снова попала в цель, что не без труда отметил Северус. С того момента, когда она ткнула ему в грудь обезоруживающей правдой, он понял, что чувствует то же, что и она, как бы ни стыдно было в этом признаваться. Мужчина часто лгал другим, но еще чаще — себе, однако сейчас на простые слова отзывалось сердце, а не разум. И Снейп ничего не мог поделать, злясь на себя и прилипчивую компаньонку и пряча истинные чувства и мысли в дальний пыльный ящик.

— Я теперь так жалею, что наши отцы рассорились. Мы перестали ездить в Коукворт. Много лет я ничего не знала о кузинах — папа запретил произносить имя родственников. Он даже перед смертью не захотел простить дядю Фрэнка. Не спрашивай почему — все равно не скажу, — она поморщилась. Масляный взгляд выдавал легкое опьянение. Асфодель пригладила непослушные, выбившиеся волосы и осторожно попросила. — Лучше расскажи мне о ней. Что-то простое, легкое, чем не больно поделиться.

— Зачем? — буркнул он. — Я похож на рассказчика?

— Нет, — грустно улыбнулась она. — Но мне очень хочется. Прошу. Мы виделись-то всего четыре раза: три — в детстве и один, — она потупила глаза и добавила скороговоркой, — на свадьбе.

Волшебница тут же смутилась: она явно пожалела о своих словах. Снейп сморщился на последней фразе. В голове моментально всплыл образ Лили в белом платье, идущей под руку с мерзким Поттером. От мыслей о счастье затошнило, и мужчина тут же поспешил обратиться к детским обрывкам в памяти.

— Она любила цветы. И животных, — нехотя сказал он, растапливая лед внутри. — Ей нравились зелья и заклинания, но только защитные, безобидные. Темную магию не признавала. В отличие от вас она была лучшей на курсе. Вечно сидела над конспектами, делала подшивки из них.

В глазах Асфодели появился благодарный изумрудный отблеск. Она ничуть не смутилась небрежности и сухости мужчины и сейчас точно излучала тепло и радость от ничтожных крупиц бесценных воспоминаний.

— А Гарри… Гарри похож на нее? — с нескрываемым волнением и любопытством произнесла она, и глаза загорелись еще пуще.

— Что? Этот мальчишка? — фыркнул маг. — Заносчивый, высокомерный, наглый, как его отец. Одного поля ягоды. От Л…Лили у него только глаза. А больше ничего примечательного в этом болване нет. Все время путается под ногами, лезет куда попало, гримасничает. Хвала Мерлину, что его нет в школе.

Женщина выпрямилась и строго посмотрела на Снейпа. Губы дрогнули от накатившего гнева, так что мужчина, до этого довольный своей тирадой и тем, что вновь расковырял старую рану, чуть было не пожалел, но вовремя остановился. Да, ему плевать, что она о нем подумает, даже если выколет глаза прямо здесь.

— Не забывай, — с хрипотцой начала она, сжимая в руках пинту, — он мне не чужой. Единственная родная душа на земле. Так что поаккуратнее с выводами.

— Я здесь при чем? — рассмеялся мужчина. — Я, видите ли, с первого его курса на добровольно-принудительных началах бегаю за ним и прикрываю его горящий от приключений зад. Знаете, это не всегда приятно, особенно, когда ты спасаешь его шкуру, а он тебе хамит в лицо. Но Альбус поддел на крючок. Я обещал.

— И пожалел об обещанном? — испытующе спросила волшебница, исподлобья пуская невидимые стрелы. Он отвернулся, прочистил горло, но так и не ответил.

— Прекрасно, — чуть дрожа, хлопнула Эванс в ладоши. — Ты злишься на ребенка! Ты, в твоём статусе, с таким-то умом и регалиями, соревнуешься с учеником?

Где-то глубоко зашевелился червячок, пригретый, как солнцем, неожиданной похвалой, но Северус тут же отмел ее в сторону.

— Он уже давно не ребенок, чего упрямо не видят другие, когда сюсюкаются с ним и восхваляют. А если и ребенок, по-вашему, тогда какого дьявола его величают Избранным? Мальчишка против Темного Лорда — это достойный поединок?

— Не забывайся…

— Не забывать о чем? Об Избранном? О, поверьте, я помню об этом ежечасно. Вам не кажется абсурдным, что вся Магическая Британия, что еще осталась по другую сторону, надеется на восемнадцатилетнего недоучку, который чудесным образом спасет всех от Тьмы? Мне очень интересно, каким оружием он одолеет самого могущественного волшебника современности? Заклятием Экспеллиармус? Видимо, он только его и выучил за шесть лет.

— Ну, все — это невозможно слушать, — решительно сказала она, и пинта разлетелась вдребезги на мелкие осколки, обстрелявшие перегородку. За шторкой на секунду смолк гул, послышалось сопение, а потом гости вернулись к пирушке, разливаясь песнями, чоканьями и бессвязной речью.

— Сделайте милость — я вас не держу, — ухмыльнулся он.

Женщина махнула палочкой, восстанавливая посуду, швырнула на стол магловские деньги и вышла не прощаясь. В зале кто-то начал свистеть и улюлюкать, на что послышалось змеиное шипение, шлепок и семейные разборки. Холодок пробежал по закутку, где только что сидела Асфодель, и Снейп мысленно извергнул парочку отборных ругательств, привычно переложив вину на бестолковых женщин. Его пинта оставалась не допитой, он повертел ее в руках и опрокинул залпом — зачем добру пропадать?

До перебранки Северус чувствовал, будто рядом с женщиной незримо присутствует и ее кузина. Несмотря на ее упрямый, даже несносный характер (что особенно отметил мужчина), что-то неуловимо похожее было в обеих сестрах — теплое, спокойное, свое. Будто Асфодель, как и Лили много лет назад, увидела в прожженном, злом холостяке особое, незримое добро, которое обычно прячут на задворки, стыдясь и никому не показывая. Её честные и прямые ответы обдавали болью, но в то же время открывали новую глубину, наглухо заколоченную ото всех. Снейп справедливо рассудил, что если бы не Гарри Поттер, который вечно сует волшебную палочку куда не следует и раздражает теперь даже своим отсутствием, то вечер мог закончиться вполне неплохо.

Он не заметил за размышлениями, как в пабе заверещали пьяные жены и перед ним появилась угрюмая Асфодель. Волшебник вскинул бровь и вопросительно глянул, когда выплыл из облака воспоминаний.

— Ты — хам, одинокий, никому не нужный, а еще закомплексованный маразматик, который живет только прошлыми обидами! — фыркнула она и с удовольствием, как делают, когда отведут душу, встрепенулась и сложила руки на груди.

— Вы уходили, чтобы выучить эти слова? — нетерпеливо ответил Северус. — Что, обо мне теперь пишут на домах и заборах? Не трудитесь: от вас это звучит не обидно, потому что обиду может нанести тот, кто имеет хоть какое-то значение.

— Отлично, — покраснела она, сжимая кулаки. — В следующий раз, когда после заседаний у своего начальства будешь валяться в луже собственных отходов и сдыхать, меня не зови. Пустое место попросту не сможет ничем помочь.

— Буду рад не видеть.

— Попрошу сфотографировать тебя после пыток. Когда мой племянник вернется, повесим фотографию над камином и будем любоваться.

Снейп широко улыбнулся, поворачиваясь к ней. Вот оно! Сейчас он ее накажет тем же орудием. Но для чего? Он и сам не знал.

— Полагаю, вам не представится такая возможность.

— О, поверь, представится еще как! Такими темпами, господин директор быстро растеряет авторитет у любимого хозяина.

— Может быть. Но это произойдет позже. Ваш любимый мальчик не доживет до этого дня.

Женщина тут же побледнела и пошатнулась. Большие зеленые глаза впились в лицо Северуса, прожигая насквозь. Она замерла, как мраморная статуя, готовая вот-вот рассыпаться.

— Что. Ты. Сказал, — отрывисто произнесла Эванс потухшим слабым голосом, из которого исчезли все краски и эмоции. — Ты что-то знаешь?

Мужчина не проронил ни слова, наслаждаясь сценой. Её замешательство было сродни победы. Он с напускным интересом читал пожелтевшее меню, где, кроме алкоголя, ничего не предлагалось.

— Отвечать! — крикнула она. Северус дернулся и ловко перехватил палочку, которая должна была впиться в кожу. Момент — и волшебница осталась без оружия с повисшей в воздухе рукой. Он все еще медлил, но улыбка уже соскользнула с довольного лица. Оба выдержали паузу; Асфодель как тигрица перед прыжком, а Снейп будто слизеринский змей, хитрый и коварный. Волшебник тихо торжествовал про себя, но это чувство все меньше и меньше приносило ему удовольствие.

Внезапно шок уступил место действию, и тигрица напала на змею, пытаясь свернуть шею.

— Ты оглох, слизняк? Грязный, немытый дьявол, сейчас же говори! Я вижу по твоей физиономии, что знаешь и молчишь! — она готова была разобрать его на кусочки, но резким и точным движением палочки оказалась в паутине из веревок. Снейп серьезно посмотрел на нее уже без торжества, напряженно думая и пытаясь сообразить в считанные мгновения, стоит ли делиться знаниями.

— С такими ошибками, какие совершает он, — пространно начал Северус, — мальчишка долго не протянет. Рано или поздно их обнаружат. Бегать с места на место от армии Сами-Знаете-Кого — бессмысленная и проигрышная затея.

Она, удерживаемая путами, перевела взгляд, чтобы испытать мужчину на прочность. Асфодель будто бы следила за каждым его движением и щурилась, как это делают провидцы или шарлатаны-мошенники, готовые запутать и стащить последние деньги. Только сейчас Снейп заметил, как прекрасно в гневе ее разгоряченное лицо.

— Врешь, — еле сдерживаясь, процедила Эванс. — Не то. Развяжи меня немедленно.

Слова, слетевшие с губ, словно льдинки, кольнули Северуса, невольно залюбовавшегося красотой, твердостью духа и схожестью с Лили. Он освободил ее одним взмахом, но получил лишь полный презрения взгляд. Отныне все было кончено, не начавшись.

— Больше никогда не смей подходить ни ко мне, ни к Хагриду, ни, тем более, к Гарри и его друзьям, — выплюнула она. — Ты не заслуживаешь помощи, — и повернулась, чтобы покинуть общество волшебника.

Что-то неподъемное отделилось со дна души Северуса и со скрипом, как ржавые старые шестеренки, которые давно никто не смазывал и не проверял на пригодность, заворочалось тяжело и больно. Вмиг он почувствовал, что если Асфодель уйдет сейчас, то уйдет навсегда, и он больше никогда не ухватится за ту ниточку, что вела его к узкой полоске солнечного света.

И он никогда не увидит её.

— Мальчик носит в себе то, что ищет, — быстро произнес Снейп. — Только смерть может уничтожить его. Но никто об этом не знает.

Женщина успела занести руку над ширмой, отделявшей ее от остального мира, но тут же остановилась. Северус не видел её лица, но точно знал, что теперь она в большом потрясении. Асфодель качнулась и рухнула бы на пол, но упала в крепкую мужскую хватку. Её волосы, закрывшие собою все, тут же превратились в седое серебро.

* * *

Ночь уже ждала, когда ее сменит унылый осенний рассвет, но до последнего укрывала заплутавших путников. Благодаря слабому свету звезд, легкому прохладному ветерку они добрались до скромной лачуги привратника, и директор школы вовсю барабанил по старой двери, чтобы разбудить своего подчиненного. Он ругался и злился оттого, что вынужден левитировать палочкой, следить за парящей женщиной, находившейся без сознания, и чуть не выломал дверь старого пройдохи Хагрида, который упорно не просыпался. Еще мгновение, и Снейп решил бы, что Бомбарда Максима будет справедливым наказанием для засони.

— Кто там? — заспанным, хриплым голосом спросил Хагрид. — Проваливайте отсюда по-хорошему, нечего шляться!

За дверью заурчал Клык и залаял вслед за хозяином.

— Открывай, — как змея, зашипел Снейп. — Немедленно.

В хижине все стихло, будто какое-то время хозяин раздумывал, стоит ли впускать ночного нежданного гостя, однако директор откликнулся нетерпеливее, чем в первый раз, и старая дверь тут же подалась, показывая растрепанного лесничего со свечой в руке.

— Забирай, — проворчал Северус, махнул палочкой, чтобы спящее тело Асфодели проплыло в дверной проем. Хагрид икнул и недобро уставился на директора.

— Чего ты с ней сделал? Она вышла из дома на своих двоих! — он подхватил женщину на руки и смотрел то на нее, то на осклабившегося директора. — Я говорил, что тебе нельзя доверять ни на секунду, но она не послушалась, и вот к чему привело! Бедняжка все твердила, что даже ты заслуживаешь второго шанса. Нет! Ты свой шанс давно потерял, — и он захлопнул дверь перед носом Снейпа. Тот выругался, сжал кулаки, и черная мантия, разрезая ночь, полетела к школе.

Час патрулирования давно прошел, и директор надеялся незаметно пробраться в подземные покои. С портретами решил разобраться утром на ясную голову, когда эмоции, бурлившие на дне котла, наконец испарятся и уступят место холодному расчету. Каблуки ботинок простучали по вестибюлю, повернули к лестнице и остановились. Глаза Северуса неприятно ослепил свет волшебной палочки.

— Что вы здесь делаете? — вырвалось у него.

— Жду вашего прихода.

Минерва МакГонагалл стояла в полном облачении и боевой готовности. По выражению ее лица было видно, что женщина прождала долго и даже успела задремать от скуки, но звук приближающихся шагов моментально привел ее в чувства.

«Этого мне еще не хватало!» — подумал Снейп.

— Минерва, давайте оставим все разговоры на потом, — отмахнулся он, отворачиваясь и жмурясь. — Это бесчеловечно — тыкать ночью светом в глаза.

— Вы говорите о человечности? — с нескрываемым удивлением спросила профессор. — Для вас свет палочки страшнее, чем наказание бедных детей? Страшнее убийств, которые происходят каждую неделю?

Он побледнел и мысленно проклял МакГонагалл за нравоучения, которые хотел услышать меньше всего. Она искала его взгляда, пытаясь поддеть на крючок совести, а он ловко уворачивался, и кошки, тут же проснувшиеся в нем самом, начали царапать изнутри. Этих кошек Северус боялся и ненавидел — они могли царапать сколько угодно долго, пока раны не начинали больно кровоточить.

— Что вам нужно? — сухо спросил он, предвкушая внутреннюю пытку.

— Сколько еще мои студенты будут подвергаться наказаниям?

Теперь Минерва, будучи анимагом, сама напоминала ему отвратительную черную кошку, готовую наброситься на жертву.

— Ровно столько, сколько они будут нарушать правила поведения.

«Щиты. Поднять щиты. Закрыться. Мерзкие, слабоумные гриффиндорцы заслуживают наказания. Да, заслуживают».

— Из-за какой-то сказки? — она подалась вперед и угрожающе сверкнула глазами, отчего он скользнул поглубже в темноту. — Ведь это сказка, директор, не так ли? Этого никогда не было. Ведь так говорит ручное министерство?

— Минерва, вы забываетесь, — глухой рык рвался наружу. Терпение иссякало, как песок в гриффиндорской колбе. — Вы будете оспаривать, что четыре студента, вопреки здравому смыслу, сунулись со своим театром куда не следует? Или вы хотели, чтоб это опубликовали во всех газетах?

— Нет, но...

— Вот она хваленая гриффиндорская храбрость! Пшик! Судить, осуждать, делать из себя мучеников — только это вы можете!

— Северус...

— Что вы вообще понимаете в людях? Для вас они все черно-белые, хорошие и плохие, правые и неправые. И только гриффиндорцы заслуживают быть белыми и пушистыми, а остальные так, грязь под ногтями. Садисты, убийцы, издеватели — отребье магического мира. Вот я посмотрю...

— Северус!

Зычный голос Минервы остановил его прыть. Еще минута, и он, двойной агент, шпион, выдал бы себя с головой из-за какой-то семейки Поттеров. Из-за ненавистного мальчишки, который виноват во всех его несчастьях! Да, не будь этого нахала, Снейп давно бы получил свободу. Он вырвался бы из болота!

Профессор изучала бледного Северуса. Когда-то он ребенком сидел на ее уроках, неплохо учился, проводил вечера в библиотеке. А еще сбегал от людей, забивался в угол, где давал волю горьким мальчишеским слезам и дрался насмерть с Джеймсом Поттером. А потом... Все знают, что было потом.

Она посмотрела на него строгим учительским взглядом, как профессор смотрит на зарвавшегося студента, и Северус вновь увидел эту черточку, мысль, как и за праздничным столом, так быстро отпустившую ее. Появилась и погасла.

— Сэр, вам надо отдохнуть, — спокойно сказала Минерва, — и первая отступила от глубокого лестничного пролета, уводившего директора в мир своих грёз.

«Поняла ли она? Что услышала из моего дурацкого монолога?»

Он несколько раз прокручивал в голове эту сцену, представлял, чем она может обернуться. Думал, бросал, сосредотачивался и пытался вновь и вновь найти в душе тот спасительный лед, который оградил бы его от этого бесконечно долгого дня.

Дня, который он будет ненавидеть до конца жизни.

Два серебристых свечения утянули его за собой, и Северус погрузился в неспокойный сон, где к нему уже простирала свои руки Лили.