Тайна ведьмина цветка (гет)

— Эй, ты, людишка, стой! Ты куда?

Талива остановилась и топнула ногой.

— Сколько раз вам говорить: я не «людишка» и не «человечка», меня зовут Талива. Что ж вы такие глупые? А ведь живете, поди, лет по сто каждый…

— Ха-карр, двести не хочешь? — встрепенулся Кэрун.

— Как у нас говорят, ум не купишь на ярмарке, — вздохнула Талива, пока собственный ее ум работал, как никогда прежде.

«Слезами горю не поможешь, — поняла она, как только наплакалась вволю. — И страхом тоже». Какой бы ужас ни внушал ей этот колдун, Фогар, ему не было до нее дела. Впрочем, стоило ей вспомнить, почему, и сердце ее обливалось кровавыми слезами. Но даже думы об Аргисе и его участи Талива старалась гнать прочь. Вместо этого она думала о другом: сам того не желая, колдун помог им — притащил их обоих туда, где растет средство против злых чар.

«Только бы отыскать этот тэкк! — думала Талива день и ночь напролет. — Но сперва надо отыскать сад».

Это оказалось не так-то просто. Пускай Таливу не запирали и не мешали ей ходить по замку, в любой миг она могла наткнуться на молчаливые тени, которые прожигали ее белыми глазами и вытягивали в стороны руки. Да и оборотни, Кэрун и Слув, не отходили от нее ни на шаг. Оба были невыносимы, искрились злобой — и рассыпали глупости. Именно в глупости стражей Талива узрела надежду для себя и для Аргиса.

Талива спокойно зашагала длинным коридором, где не бывала прежде. На волка и ворона она не оглядывалась — и так ясно, что не отстанут. Так и вышло: они мигом нагнали ее, схватили за плечи, но осторожно, чтобы не задеть шею и цепь на ней.

— Глупые слова, глупые людишки! — прорычал Слув. — Сказано тебе: не ходи туда.

— А куда мне ходить? — обернулась к ним Талива. — У вас тут уныло, как в заброшенном доме. И грязно к тому же. Эти ваши слуги, тени, толком ничего не умеют.

— А ты что хочешь — в покои господина, что ли? — закаркал Кэрун. — Там, конечно, покрасивее, ткани всякие, блестящие камни, золото… Но туда нельзя даже нам, не то что тебе…

— Камни, золото… И больше у вас нигде нет ничего красивого? — осторожно забросила удочку Талива, оглянулась и подошла к единственному окну, за которым виднелось бледное сияние. — А это что?

Из замка ее тоже не выпускали, а окон здесь почти не было, хотя и смотреть толком не на что: мертвые равнины и холмы. Повезло, что окно имелось в этом коридоре — лишь бы выходило оно туда, куда нужно.

— Где? — Оборотни дружно глянули. — А-а, да это ж сад покойной госпожи. Хозяин велел его оставить, он берет оттуда всякие листья-корни.

— Для зелий, — злобно прибавил Кэрун и подмигнул Таливе. — Всяких. Вот обольет тебя каким-нибудь и обратит в огромную мерзкую жабу. Как раз будешь под стать твоему приятелю, ха-карр!

Талива заставила себя успокоиться — пора бы уж привыкнуть к их бесчисленным издевкам, то глупым, то злобным. «Сад покойной госпожи» — то есть ведьмы, матери Фогара. Судя по сиянию, это правда. Осталось лишь добраться туда.

Стараясь говорить небрежно, Талива спросила:

— Неужели правда волшебный? — Она глянула в окно. — По виду не скажешь. Точь-в-точь мой садик у дома, только побольше. А вы, поди, садовниками работаете…

— Р-р, дура! — зарычал Слув. — Мы воины, стражи и охотники, мы выслеживаем и убиваем. Садовниками, ну ты сказала! Он же волшебный, там все само растет.

Талива опять глянула в окно. Колдовской сад, сверкая всеми возможными красками, тянулся, сколько хватало глазу — поди ты отыщи в нем тэкк! А перед тем надо выбраться из замка, да еще отделаться от этих дурней. Хотя дурни, пожалуй, могут кое в чем помочь.

— Да там одни розовые кусты, — бросила Талива, отворачиваясь. — Я же говорю, ничего особенного…

— Ну так пойди и посмотри, — с ухмылкой предложил Кэрун. — Можешь заодно понюхать или даже потрогать. Только там есть травки да цветочки, которые руку обжигают, как огонь. Или кусты с длинными корнями — схватят и вмиг задушат. Или усыпляют, или видения всякие вызывают, со страху помрешь, так-то! Да мы тебе не скажем, где какие!

— Сами, поди, не знаете, — усмехнулась Талива, хотя дрожала всем телом и обливалась потом. — Или боитесь туда идти. Вдруг вас задушит какой-нибудь маленький корешок или обожжет травинка.

— Мы боимся?! — вскинулись оборотни. — Ну так пошли с нами, людишка! Кто выйдет оттуда живым, тот и смелый!

Талива попятилась.

— А может, не надо? — прошептала она. — Я… я просто так сказала, я пошутила…

— Ха-карр, вот теперь и мы пошутим — да, Слув? А ну, хватай ее за руку да тащи в сад, пусть сама увидит…

— Точно! И не вздумай орать, людишка, не то хозяин услышит.

Вдвоем они поволокли Таливу обратно по коридору, а потом вниз по неровной каменной лестнице — с такой немудрено свалиться. Скрипнула узкая дверь. Солнечный свет и ароматы сада ослепили Таливу, хотя она продолжала рваться из рук оборотней и тихо умоляла вернуться.

— А ну, цыц! — прикрикнул Кэрун. — Пришла — не жалуйся. Ну так как, пойдешь туда одна? Или проводить — а то наши корешки давным-давно голодные!

— Слушай, ее же нельзя убивать, — сказал вдруг Слув. — Хозяин велел…

— А мы и не убьем, только напугаем хорошенько, чтобы не убегала, куда не следует…

Пока они препирались, Талива глядела по сторонам. Руки ее взмокли пуще прежнего, сердце колотилось, ноги дрожали. Сад правда был прекрасен, но отчего-то рождал в душе некое отвращение. А стоило Таливе глянуть влево, как у нее подогнулись колени.

— Что это? — указала она, хватаясь за локоть Слува.

— А-а, увидела! — Он высвободился и щелкнул зубами. — Это холм из костей — ну, тех, кого госпожа здесь сгубила. Тех дурней-людишек, которые приходили за цветком тэкк, чтобы принцессу расколдовать. Давай гляди получше — в свой срок и твои косточки там будут! Можешь заранее себе местечко выбрать, помягче, р-р!

— Постойте, я не понимаю… — прошептала Талива. — Разве тэкк не разрушает чары? Почему же тогда принцессу расколдовали, а…

— Ха-карр, потому что глупые людишки ни на перышко не смыслят в чародействе, — осклабился Кэрун. — Заклятье переходит на того, кто его снял. Вздумала бы какая-нибудь людишка вроде тебя поднести тэкк тому парню — и он бы стал прежним, зато она стала бы страшилищем… Эй, ты куда падаешь? Глянь, Слув, как испугалась, ха-карр, аж ноги не держат! Поделом тебе…

Голоса и злобный смех оборотней уплыли куда-то далеко. Талива оперлась рукой о холодную замшелую стену, глаза жгло слезами. «Так вот почему ты молчал! — кричала ее душа. — Ты все знал, боги весть откуда, и молчал! Ты решил сам оставаться чудовищем, чтобы никому больше не… не пришлось… Хотя разве может такой человек, как ты, поступить иначе?»

Все в душе Таливы будто перевернулось. Она ощутила в себе небывалые силы — такие, что готова была тотчас мчаться в сад и искать тэкк. Лишь бы только отделаться от этих болванов.

— Эй, стой! — завопили в один голос Кэрун и Слув, когда она, только что дрожащая от страха, припустила к саду со всех ног. — За ней!

Талива вскрикнула, словно от испуга, и побежала еще быстрее. По счастью, в человеческом обличье они были не столь расторопны, как в зверином. Лишь бы не догадались обернуться — тогда они живо ее найдут. Стараясь не думать о живых корнях и ядовитых цветах, Талива нырнула между двумя высокими кустами и поползла вперед, к середине сада.

«Тэкк растет на кустах повыше прочих. Листья у него длинные, темно-зеленые и гладкие сверху, а снизу похожи на бархат и светлее. Сами цветы величиной в мужской кулак, а лепестки — как пламя: внизу темно-бурые, потом красные, а на концах — рыже-алые. Запах тонкий и легкий, как после дождя…» — эти слова из королевского указа Талива запомнила отлично. Вот только цветов здесь было видимо-невидимо, и все казались ей алыми.

Один куст в самом деле обжег ей руку, точно свежеиспеченный хлеб. Талива постаралась не вскрикнуть от боли — рядом, ломая ветки, пронесся Кэрун. Он вертел плешивой головой на тощей шее, будто вправду птица. Вздумай они со Слувом вместе прочесать сад, Талива бы вскоре попалась им. Но не догадались — видимо, соперничали, кто первым найдет ее.

Талива узнала куст сразу, как только увидела. Алое сияние даже издали согрело руки — именно согрело, а не обожгло, ноздрей будто коснулся тот самый легкий, свежий аромат. Сердце же в который раз сжалось. «Знаешь, на что идешь? Точно ли готова окончить свои дни в таком облике?» И сердце ответило: «Да, готова — лишь бы он сделался прежним».

Неподалеку взревел Слув. Талива осторожно проползла последние тридцать шагов и выглянула у самого куста тэкк. Один цветок — огромный, сверкающий всеми оттенками красного — будто сам склонился к ней и лег в руку. Стебель сломался легко, как тонкая травинка. Не удержавшись, Талива понюхала цветок: от нежного аромата закружилась на миг голова, и захотелось забыть обо всем и просто наслаждаться этим запахом. «Некогда», — сказала себе Талива и спрятала тэкк под косынку на груди.

Оборотни все еще носились по саду, рыча, вопя и каркая, в ответ им трещали сердито ветки. Талива кружила среди кустов и трав, так, что чуть не заблудилась. По счастью, она с детства легко запоминала местность, хотя запоминать ей было особо нечего. Да, вон та стена, а за нею и дверь. Талива наконец выпрямилась и рванула вверх по лестнице.

Едва она оказалась в коридоре, встрепанная, потная, перепачканная землей и листьями, как перед нею выросли из пола две тени.

— Где господин Фогар? — выдохнула она. — Слув с Кэруном подрались в саду, надо сказать ему!

Тени молча вытянули черные руки. Талива кивнула: значит, налево по коридору, мимо чародейских покоев — туда ее ни разу не пустили за минувшие дни. Благо, безмозглые тени-слуги ничего толком не соображают, раз одно лишь имя «господина Фогара» заставило их повиноваться даже ей. Может, и с другими так повезет?

За чародейскими покоями стояли на страже еще две тени.

— Кэрун и Слув дерутся в саду, ломают цветы и травы, — сказала им Талива. — Господин велел разнять их.

Тени помедлили. Талива сглотнула: наверняка они получили от Фогара приказ не покидать своего поста — а его слово для них превыше всего. Тряхнув головой, Талива просто промчалась сквозь них и успела пробежать несколько шагов, прежде чем они вновь выросли перед нею. Зато она сумела заметить свою цель — чуть приоткрытую дверь, новую на вид, окованную железом. Из-за нее слышался злобный, едкий голос Фогара.

Талива, сама не зная, как, обогнула обе тени и всем телом навалилась на дверь.

* * *

Сколько дней — недель, месяцев — прошло, Аргис не знал. Все кругом слилось в один страшный сон, из которого невозможно вырваться. Днем и ночью в полной темноте, в чародейских оковах, один, во власти собственного отчаяния и невыносимой тревоги за Таливу. Заклятье неумолимо действовало — быть может, мощь колдуна и самого места усиливала его. Руки сделались лапами, спина сгибалась, а вместо слов или стонов с губ порой срывалось рычание. Лишь рассудок неким чудом оставался здравым — но надолго ли?

А еще хуже было, когда приходил Фогар.

Он словно чувствовал, когда прийти. И приходил именно в те мгновения, когда Аргис страстно желал остаться один, в подобии покоя, чтобы разобраться в собственной душе и разуме. А жесткие, едкие речи колдуна будоражили и душу, и разум, как будто ему было невыносимо ждать действия заклятья и хотелось поторопить его. «Ты уже почти зверь, дело осталось за малым», «Не тревожься, девчонка в порядке, ест хорошо — тебе будет чем поживиться», «Ты ненавидишь меня — и это прекрасно. Прежде чем твой рассудок угаснет, ты осознаешь, что у тебя нет никого, кроме меня, твоего хозяина и повелителя». Вновь и вновь изводил его Фогар подобными словами. А порой ему было мало слов.

С долей изумления увидел однажды Аргис на поясе колдуна свой кинжал. «Клинок, напоенный кровью ведьмы, — пояснил тогда Фогар, — не будет знать промаха вовеки». И этот клинок резал тело Аргиса, и раны почти сразу затягивались. Быть может, из-за чар Фогара. А быть может, из-за крепнущего заклятья.

Аргис научился видеть в темноте — не так, как умел раньше, не по-человечьи. Даже цвета — светлые волосы и лиловый плащ Фогара, алый огонек чародейского светильника — теперь сделались для него иными. Усилилось обоняние, и порой пылало горло от дикой, безумной жажды крови. Все силы уходили на то, чтобы преодолеть эти приступы, — но они делались чаще и дольше, а силы понемногу иссякали. В такие мгновения Аргис отчаянно звал к себе смерть. И знал, что умереть ему не позволят.

«Талива, Талива, — шептал он, словно в бреду, — ты одна у меня осталась, ты одна меня держишь… Боги, что с тобою будет? Лучше мне умереть, чем… Хотя так и выйдет — я умру. Умрет человек по имени Аргис, который знал и любил тебя, пускай недолго. А останется только зверь, без души и разума, способный лишь убивать… Но если бы я мог, я бы убил и его, и себя…»

Это казалось Аргису единственным выходом — увы, невозможным. Зачарованные оковы были прочны и жгли до костей, стоило ему дернуться, даже случайно. Фогар же, когда приходил, благоразумно держался на расстоянии. «Боится, — понял Аргис. — Как бы ни был он могуществен, он так же уязвим для серебра и оружия, как и его мать. Ах, если бы он только подошел ближе! Но у меня нет ни оружия, ни серебра — должно быть, скоро оно и меня начнет жечь. Зато, хвала богам, Талива защищена…»

Лежащий на голом полу Аргис вырвался из тяжкого забытья, в котором были только кровь и ярость. Чуть слышно скрипнула дверь. Вспыхнувший в темноте огонек окрасил бледно-алым блестящее одеяние Фогара. Едва притворив дверь, колдун зашагал к нему и остановился на обычном своем месте.

— Как поживает моя зверушка? — с улыбкой заговорил Фогар.

Аргис не шелохнулся. Колдун щелкнул пальцами, и оковы вспыхнули раскаленным добела железом.

— Встань, когда с тобой говорит повелитель!

— Ты мне… не повелитель…

Собственного голоса Аргис тоже не узнавал: хриплый от жажды, он резал слух, а слова были едва различимы из-за кривых клыков и тяжелой челюсти. Но, даже такие, они утешали. Пока он говорит и мыслит, он — человек, а не зверь.

Чародейская сила оторвала его от пола, подбросила вверх, к самому потолку и лишь потом поставила на ноги. С немалым трудом Аргис сдержал невыносимое желание зарычать от боли, только скрипнул зубами.

— Надеешься переупрямить меня, тварь? — процедил Фогар, его глаза в свете огня отливали алым. — Ваш век короток, а я могу ждать долго. Зачем мне спешить? Ваш Аллавель никуда не денется, как и ты. Это даже хорошо, что ты пытаешься противиться. Тем сильнее ты станешь в облике чудовища. Подумай — разве ты в своем юном тщеславии никогда не мечтал быть самым сильным и непобедимым? Конечно, мечтал, все человеческие мальчишки таковы, сколько бы вам ни было лет. Радуйся: твое желание исполнится.

— А твое — нет, — медленно ответил Аргис.

Фогар усмехнулся — как смеялся бы взрослый на глупую похвальбу трехлетнего мальчишки.

— Посмотрим.

Он вынул кинжал из ножен, вытянул тонкую белую руку, тоже отливающую на свету алым, точно свежая кровь. Незримая сила прижала Аргиса к стене. Клинок, как всегда, подлетел к нему, вонзился под ключицу и медленно поехал вниз. Брызнула кровь, рана тотчас затянулась — зато боль осталась, такая, что Аргису захотелось разбить голову о стену. Но ему не позволили.

— Уже лучше, — произнес Фогар. — Только подумай: убить тебя будет очень трудно, тебе будут нипочем десятки ран от копий, мечей и стрел! Правда, пока ты слишком чувствителен к боли, по-человечьи. Скоро и это пройдет.

Пока Фогар говорил, клинок продолжал резать. Чародейская хватка исчезла, и Аргис упал на колено раненой ноги. Боль и ярость отрезвили его, вырвали из глубины отчаяния. Ведь до кинжала — рукой подать: изловчиться, схватить, и все будет кончено. Если не удастся убить Фогара, так хоть себя. Это лучше, чем быть неуязвимым зверем, орудием для убийства.

Именно это он попытался сделать, когда клинок скользнул по его телу снова. Кривые, обросшие шерстью ладони с когтистыми пальцами почти схватили рукоять, когда на него обрушился сокрушительный чародейский удар. Вновь вспыхнули оковы, и на сей раз Аргис не смог сдержать хриплого рычания.

— Какая своенравная зверушка мне попалась, — усмехнулся Фогар. — С такой держи ухо востро, как говорят люди. Что ж, видно, тебе мало. Я еще подумаю, как научить тебя покорности, тварь. А пока…

Перейти от угроз к делу Фогар не успел. Его перебил скрип распахнувшейся настежь двери и отчаянный девичий крик — крик Таливы.

Грязным, растрепанным вихрем она ворвалась в темницу. Неуловимым движением Фогар обернулся к ней, воздел было руки — и тут же заорал, точно ошпаренная кошка: на шею ему упала серебряная цепь. В темнице завоняло паленым волосом и мясом.

— Получай! — выкрикнула Талива.

Со всех ног она метнулась к опешившему Аргису. В руке ее сверкнуло что-то большое, округлое, алое, душистое, странно знакомое — и она поднесла это к самому лицу Аргиса.

«О боги, тэкк! Зачем? Как она…»

Изо всех сил он задержал дыхание, даже попытался отпрянуть. Талива же с неожиданной силой схватила его за плечо, словно ничуть не страшилась его нынешнего облика, и прижала тэкк к его безобразному носу. И как бы ни сдерживался Аргис, как ни стучала в висках кровь и ни плыло сознание, он вдохнул.

Боль была такая, какой он в жизни не знал — куда там звериным когтям или чародейским оковам. Собственный крик ударил по ушам, зазвенел под низким сводом темницы — крик, а не рычание. Аргис упал ничком, но сознания не лишился, хотя очень желал бы — столь сильно терзала его боль. Корчась на холодном полу, он приоткрыл глаза и увидел прямо перед собой что-то длинное, блестящее.

Чародейские оковы на руках — руках, не лапах! — слегка погасли. Визг Фогара по-прежнему оглушал, сам колдун неистово дергался на месте и вертелся волчком, пытаясь сорвать с шеи серебряную цепь — она запуталась в его длинных волосах. Вдруг он замер, взор его остановился на Таливе, которая забилась в ближайший угол и сжалась там, закрыв лицо ладонями. С ревом он кинулся на нее, вытянул длинные руки.

— Стой! — крикнул Аргис и подхватил с пола кинжал.

Их разделяла едва ли пара шагов — оковы не помешают. Аргис метнулся вперед, стиснул одной рукой узкое плечо Фогара, а другой вонзил ему кинжал под подбородок и рванул клинок вниз. Хлынула черная кровь, колдун забился пуще прежнего, руки и ноги его дергались, точно у куклы из театра на ярмарке. Аргис перехватил его за волосы, отсек голову и последним ударом пронзил сердце.

Светильник мигал на полу, но не гас. Взметнулся до самого потолка черный, вонючий туман. Аргис прикрыл лицо драным рукавом, а когда выпрямился, туман исчез, как и труп Фогара. Лишь валялась на полу почерневшая, словно закопченная, серебряная цепь.

Оковы на руках Аргиса тоже исчезли. Он отшвырнул кинжал и бросился со всех ног к Таливе. Его страшно трясло, все тело жгло горячим потом, а голову стиснула страшная мысль: «Зачем, зачем, что ты наделала?» Когда он окликнул ее, она забилась в угол глубже и уткнулась лицом в рваный, перепачканный передник.

— Нет, не подходи… Не смотри на меня… — едва слышно всхлипнула она.

Аргис расправил плечи, с наслаждением ощутив, что спина его вновь прямая. Безумно хотелось дотронуться до лица, ощупать, убедиться, что он вновь человек. Вместо этого он склонился над Таливой, поднял ее на ноги, хотя она вырывалась, и отвел руки от ее лица.

— Ты прекрасна, — прошептал он.

— Что?

Отвечать было некогда. Аргис подобрал цепь и кинжал, взял Таливу за руку и повел прочь из темницы. Тени в коридорах куда-то исчезли, свет тускнел. Старый замок будто вздыхал — от тоски, от горечи — и гнал неприятных гостей. А те не особо жаждали задерживаться.

Они остановились, когда отбежали от замка на добрых пятьсот шагов. Оглядываться не хотелось. Талива вскинула на Аргиса испуганные глаза, в глубине которых плескался безмолвный вопрос — и робкая надежда.

— Я… правда?

— Правда, — ответил Аргис и крепко обнял ее. — Я… сам не знаю, как так вышло. Отшельник… чародей… он сказал мне, что заклятье переходит на того, кто его снимет…

— И поэтому ты решил… — Талива не договорила, лишь качнула головой.

— Кажется, я понял, — улыбнулся Аргис. — В условии было сказано, что тэкк должен поднести заколдованному тот, кто искренне любит его. А разве я любил принцессу? Да нисколько. Зато ты… — Он умолк и вспыхнул до корней волос.

— А я и не скрывала, — улыбнулась Талива в ответ, нежно провела рукой по его лицу, по волосам. — Ты такой красивый… Хотя дело не в этом… — Она тоже замолчала и покраснела, отведя взор.

— Неважно. — Аргис поднял ее голову за подбородок и поцеловал в щеку. — Просто мы нашли друг друга.

Солнце клонилось к закату, окрашивая серую равнину алым. Не цветом крови — цветом лент, какие надевают на свадьбу. Нехотя Аргис разжал объятия и протянул Таливе руку.

— Ну, так идем?

— Идем, — кивнула она.

* * *

Они пришли в Ломс к вечеру третьего дня. Их заметили издали — и высыпали встречать чуть ли не всей деревней. Талива помахала рукой дядьке и его семейству — как оказалось, Аргис хорошо их знал. А тем временем их обоих оглушили голоса — удивленные, радостные, испуганные:

— Аргис! Вернулся!

— Ну наконец-то, а то без тебя совсем покою в лесу нет…

— Где ж ты пропадал? Мы уж думали, сгинул…

— Так что, видел ты принцессу? А короля видел?

— А про чудовище слыхал? Ну и вид у тебя — будто с целой звериной стаей сцепился!

Аргис с Таливой вырвались из шумного, тесного кольца рук и голосов.

— Может, и сцепился, — сказал Аргис с улыбкой. — Таких зверей в наших краях встретишь нечасто. Зато теперь уже точно не встретишь.

— А что ведьма? Ты нашел цветок?

— Нашел, — ответил Аргис и обнял Таливу. — Вот мой цветок.