Зануда (джен)

В Египте было жарко. Нет, не так. В Египте было офигеть как жарко! Охлаждающие чары немного спасали ситуацию, но быстро выдыхались, да и сил на них уходило много. Так что днем под палящее солнце они старались вообще не выходить.

И песок. Он был везде, скрипел на зубах и все время летел в лицо, в какую сторону ни повернись. От песка чары не помогали.

Лагерь магоархеологов, в котором работал Билл, находился у драккла на рогах возле какой-то полуразрушенной пирамиды. Вокруг была пустыня. Каменистая земля, редкие проплешины травы, развалины древнего храма и парочка давно засохших пальм. Короче, одно большое нихрена, по которому ползали скорпионы.

Вообще с восточной сказкой у них как-то не задалось. Палатки, в которых жили археологи, историки, разрушители проклятий и артефакторы были походными, то есть прочными, с магическим расширением, но максимально простыми, из удобств в них были только душ, унитаз и раковина. Ни фонтанов, ни ковров не полагалось. Раскопки спонсировал Гринготтс, а гоблины бы такую роскошь для работников не оценили.

Еда в столовой была хоть и местная, но тоже без изысков, все просто и питательно. Перси не знал, что такое рахат-лукум, но подозревал, что он мало похож на баранину и кус-кус.

Так что за арабский колорит отвечал верблюд по кличке Шайтан, живший при лагере. Покататься на нем не удалось. Горбатая тварь плевалась с исключительной меткостью, в этом все убедились за пару дней.

Сначала-то, конечно, они были полны энтузиазма. Мать с отцом радовались встрече с Биллом и Чарли, который смог вырваться из заповедника на пару дней. Они даже все вместе сделали колдографии возле этой пирамиды, нарядившись в национальные арабские мантии и прикрыв головы платками. Отцу очень понравилось, как они получились, и он отослал снимки в Англию, для друзей в министерстве и почему-то в Ежедневный пророк.

Рон переживал за своего нового питомца. Крысюк от жары осоловел и облез, зато еще больше растолстел, так что Рон, не долго думая, назвал его Паршивец Второй. Боясь, что он потеряется, брат все время таскал крыса на плече, даже на снимке без него не обошлось.

У Перси никак не получалось поговорить с Биллом наедине. Несмотря на приезд к нему родственников, Билл оказался страшно занят на раскопках, он был старшим разрушителем проклятий и работы у него хватало. А когда он, уставший, приходил вечером к ним в палатку, вокруг было слишком много лишних ушей. Перси пытался намекнуть брату, что ему нужна консультация по поводу Тома-в-тетрадке, но попробуйте сформулировать мысль, когда кто-нибудь постоянно влезает в разговор. И кажется, ему самому удобнее общаться в письменной форме, хоть не отвлекает никто.

Делать в лагере было нечего и семейство Уизли изнывало от скуки. В конце концов Билл предложил устроить им завтра экскурсию по раскопанной и обезвреженной части гробницы какого-то древнего царя.

Утром они отправились в пирамиду. Гидом вызвался быть Стивен Эриксон, один из магоисториков. Тощий, белобрысый швед, в больших очках и с облезшей от жаркого солнца физиономией, он походил на восточного принца из маминой мечты примерно как Паршивец Второй на дракона.

В пирамиде под толщей камня было хотя бы прохладно. Мистер Эриксон был большим энтузиастом магоистории. Пожалуй, даже слишком большим. Он так увлеченно рассказывал о каждом выбитом на стене иероглифе, о тонкостях и значениях символов, о фараонах Верхнего и Нижнего Египта, о богах и войнах, храмах и гробницах, жрецах и крокодилах, что Уизли, оглушенные количеством информации, начисто потеряли к происходящему интерес и разбрелись по коридорам. Потеряться они не могли, на каждом был маячок, но слушать магоисторика сил уже не было.

А Перси остался. Он ничего об этом не знал, но ему было интересно. Так что они вместе с Эриксоном дошли до погребальной камеры. В центре каменной комнаты стоял саркофаг, на крышке которого под куполом защитных чар, потрескивающих от напряжения, находилась статуэтка фараона в церемониальном наряде.

— Уникальный предмет! — провозгласил Эриксон. — Это вместилище Ка фараона Сехемхета из Третьей династии! Считалось утраченным, а мы его нашли.

И он уставился на Перси, явно ожидая от него восторга.

— Ээээ. А что такое это Ка?

Эриксон посмотрел на него, как на рождественский подарок, поправил очки и обрушился на Перси с целой лекцией.

— Я уже говорил, что большинство египетских династий были магическими, собственно, поэтому мы раскопками и занимаемся. Магами были не только фараоны, но и жрецы. Я сейчас увлекся расшифровкой летописей, и должен сказать, что нахожусь в полном восторге. Такие открытия! Конечно, путь, которым они шли, был в корне неверным, зато он послужил почвой для становления магомедицины.

Видимо, желающие слушать Эриксона находились нечасто.

— Так всё-таки, что такое Ка? — Перси попытался развернуть ученого в нужном направлении.

— Полное безумие с точки зрения современной магической науки. Это часть души фараона Сехемхета. Теоретически, с помощью Ка фараона можно даже оживить. Правда, делать этого не стоит.

— Почему?

— Ничего хорошего из этого не выйдет. Древние египетские маги вообще были слегка повернуты на бессмертии и далеко продвинулись в исследованиях. Судя по их записям, они умели делить душу на части.

— В смысле? Как пирог, что ли? Пополам, а потом еще раз пополам?

Эриксон за древних египтян обиделся, как за родных.

— Вовсе нет. Они выдвинули теорию, что душа, которую мы считаем целой и неделимой, состоит из девяти, скажем так, частей. Конечно, это упрощение, чтобы вам было понятней. Так вот, Ка — основная часть души. Это магический двойник, жизненная сила, слепок личности с сохраненными чертами характера. Его отделяли от фараона, в идеале в момент смерти, и заключали в подготовленный должным образом священный предмет.

Упс. У Перси волосы зашевелились на затылке. Том был ... личностью. Вредной, задиристой и языкастой личностью. Как выглядело его настоящее тело — Перси было неизвестно, но черты характера прекрасно раскрывались на страницах тетради. Неужели он нащупал ответ?

— А почему оживить нельзя? Не пробовали?

— Пробовали. Разные случаи были. К примеру, в конце девятнадцатого века гробницы вскрывались любителями, что порой приводило к трагедии. Некоторые идиоты хватали голыми руками вместилище Ка — и погибали.

— Почему?

— Ка фараона пыталось воплотиться, тут еще многое зависело и от магической силы самого фараона, и от того, маглом был археолог или магом. Маглы умирали на месте, маги иногда выживали, но сходили с ума. Что неудивительно, почти все фараоны были очень сильны магически. Вот поэтому сначала в раскоп идут разрушители, которые обезвреживают все, что видят, потом артефакторы. А мы, историки, получаем доступ к истинным сокровищам — летописям на стенах и папирусах.

— А что мешало этому Ка стать живым?

— Да просто помимо Ка, по расчетам египтян, были еше части души. Например, Рен, то есть имя фараона. Теоретически оно должно быть не один раз записано на стенах гробницы, чтобы воплотившийся мог его прочитать. Но первые археологи читать иероглифы не умели, так что сами понимаете. Нет имени, нет памяти, нет и жизни. Важную роль играет Ба, то есть жизненная сущность, которая может вселиться в священное животное. Или вот мумия, часть души Хат, которая вмещает в себя Ка. Какие интереснейшие обряды они проводили, вы даже не представляете, изобретали уникальные заклинания, и все это для того, чтобы появился Сах.

— Будьте здоровы.

— Что?

— Вы чихнули, мистер Эриксон.

— Вовсе нет. Сах — это духовное тело фараона, которое ждет воплощения.

— То есть мумия может ожить и вылезти из саркофага?

Эриксон поджал губы.

— Теоретически. В смысле, ожить она не может, но вылезти — легко. Если Ка достаточно сильно, то при определенных обстоятельствах оно воздействует на Хат, но увы, псевдооживлением все и заканчивается, мумии не могут даже говорить. Видимо, это связано с тем, что Ах, то есть чистый дух фараона, отсутствует. Или проблема в несбалансированности Сехем, то есть жизненной силы, и Шуит, тени фараона, которую непонятно, откуда призвать. И не стоит забывать про Иб, духовное сердце и вместилище рассудка, это очень важно!

Перси почувствовал, что сейчас сойдёт с ума.

— А вы знаете, что египтяне пробовали оживлять своих фараонов? Велись исследования по созданию големов с подселением души, но от этого пути быстро отказались, слишком нестабильной получалась конструкция, как магически, так и психически. И разваливалась быстро. Были случаи, когда Ка погибшего царя переносили в тело его сына, который был еще младенцем. Рассчитывали, что через несколько лет к ним вернется достойный правитель-отец.

— И что?

— И ничего не вышло. Ни разу за почти три тысячи лет. То ли не приживалось, то ли не ту часть поместили, то ли Ка сына оказывалось сильнее, летописи об этом очень туманно повествуют. Ребенок вырастал — и порой не имел ничего общего с отцом, чье Ка должно было жить в нем. Теоретически, да. В одной из летописей я нашел упоминание, что при взрослении сын вообще оказался похож не на фараона, а на верховного жреца. Пришлось обоих скормить священным крокодилам.

Тут Эриксон слегка опомнился и виновато посмотрел на Перси:

— Вам правда интересно? Мне все говорят, что я сильно увлекаюсь. Конечно, все это не применимо на практике, но настоящему ученому это не важно.

— Мне очень интересно, — заверил его Перси. — Я мало что понял, но хотел бы разобраться.

— Как приятно встретить единомышленника! — воскликнул магоисторик и признался:

— Знаете, я пишу диссертацию по этой теме и буду защищать докторскую степень.

— Я вас поздравляю.

— Спасибо. Хотите, я дам вам ее почитать? Мне было бы очень приятно, если бы мой труд кто-то мог оценить по достоинству.

— Конечно, я вам буду очень благодарен.

— Только имейте в виду, английский язык для меня не родной и там могут быть ошибки. Вас это не смутит?

— Что вы. Если хотите, мистер Эриксон, я мог бы исправить огрехи в орфографии.

— Это было бы очень любезно с вашей стороны. Я хотел представить работу для международной ученой комиссии, а они придираются к каждой запятой.

Они пожали друг другу руки, чрезвычайно довольные своим разговором.

— Перси! Где ты ходишь! Обедать пора, все уже вышли!

Мама, как всегда, невовремя.

Вечером мистер Эриксон принес Перси свою рукопись. И до утра он читал, исправлял правописание и выписывал самое важное для себя. Копии быстро развеивались, а эта информация стоила того, чтобы ее сохранить. Перси всем ливером чувствовал, что это важно и он на правильном пути. Но куда этот путь приведет?

Утром он так хотел спать после бессонной ночи, проведенной над диссертацией Эриксона, что отказался ехать вместе со всеми в Каир за сувенирами. Билл на это только рукой махнул, мол, одним подопечным меньше. На лице старшего брата, задерганного и подчинёнными, и родственниками, ясно читалась надпись: "Да когда ж вы все отсюда уберетесь к Мерлиновой бабушке?!"

Тому он подробно расписал все, что рассказал ему Эриксон. Тот долго молчал, а потом ответил:

"Значит, шансов у меня нет."

И Перси не знал, что сказать. Ему не хватало знаний, Тому не хватало надежды, и они оба были растеряны.

"Я продолжу искать способ, Том."

"А смысл? Чтоб вот это все собрать в одну кучу — нужно еще и тело. А оно на дороге не валяется. И даже если валяется, радости от этого никакой. А мумией или психом оказаться — так себе удовольствие. Забей, короче. Буду существовать в тетради и прокачивать интеллект с твоей посильной помощью. Как там этот Снейп говорит? Жизнь несправедлива."

Это было больно. Но пришлось смириться. Пока. Совсем сдаваться Перси не хотел, пусть и сам не до конца понимал свои мотивы.

К вечеру в палатку вернулось радостное семейство Уизли, доверху нагруженное папирусами, кувшинами, лампами, чернильницами в форме пирамид и статуэтками Сфинксов. Последние были вырезаны из песчаника, плохо раскрашенного под уральский магический малахит.

Отец очень выгодно купил ковер-самолет. Он был всем хорош: яркий, шелковый, с восточным узором и кистями. У ковра был только один маленький недостаток — не летал. Но отец был счастлив и обещал непременно его починить.

"Стихийное бедствие" — прокомментировал этот праздник жизни Том, которому Перси нарисовал большую часть сувениров. — "Смирись. Все могло быть хуже."

"Куда хуже-то? Ни кната не осталось!"

"Они могли забрать с собой этого вашего верблюда, который на всех плюет. В качестве сувенира и домашнего питомца."

Перси представил Шайтана в Норе и содрогнулся.

Перед отъездом ему все же удалось поговорить с Биллом. Перси обрисовал ситуацию, старательно обходя острые углы и не признаваясь в общении с Томом, не говоря уж о дружбе. Просто сказал, что ему попалась тетрадь, которая стала отвечать на записи, он вспомнил про запирающее заклятие. И нет, с собой в Египет он ее не взял. Забыл. Это просто любопытство, и все.

Но брат только руками развел. Он был разрушителем проклятий. Вот разрушить или запереть в предмете — это он прекрасно умел. Контрзаклятие он тоже мог применить, тогда тетрадь и правда освободилась бы от сидящей в ней сущности. Которая просто исчезнет и никаких проблем. А тетрадка эта бумажная? Хм, тогда и она, скорее всего, сгорит. Перси поблагодарил, покивал и сказал, что разберется.

Вернувшись домой, он с удивлением обнаружил, что их колдографию из Египта напечатал Ежедневный пророк. Наверное, с новостями было совсем кисло, а страницы чем-то заполнять надо. Не все же про скандал в Хогвартсе писать.

А за ужином мать сказала:

— Перси, дорогой, я так за тебя рада. Папа уже договорился, тебя берут к нему в отдел, всё-таки диплом с отличием. Конечно, должность пока маленькая, но ведь это для начала, да и зарплату платят сразу.

И вот тут Перси понял, что сейчас он взорвется.