Dualis (гет)

Перед тем как приступить к делу, я долго (часа два, наверное) наводила порядок на чердаке — чтоб ничего не мешалось, не отвлекало и пыль не раздражала дыхательные пути. А может, я просто тянула время? То, что я собираюсь делать… если есть на свете ад, то душу мою ждет беспощадное пламя. В тысячный раз говорю себе: «Одумайся, несчастная! Нельзя идти против воли Господней! Бессмысленно. Глупо…» — а сама раскладываю на полу инвентарь.

Когда все готово и можно начинать, я замираю, стоя на коленях, и долго гляжу в одну точку. В тесной клетке квохчет упитанная курица. Нервно подрагивает свечной огонек.

Еще не поздно передумать…

Тут снизу доносится протяжный звук, мягко перетекающий в щемящую мелодию. «Играет…» — думаю я со сдавленным сердцем, и на глазах тут же выступают слезы. Музыка — единственное, на что ему хватает сил. Кажется, лишь она и поддерживает в нем последние искорки жизни... Соберется немного с духом — и за смычок. И все одна и та же душераздирающая мелодия — шедевр если не по технике, то по силе чувств.

Слезы текут все отчаянней, и вот я уже рыдаю в голос, согнувшись пополам на дощатом полу.

* * *

Как нежданный толчок в диафрагму, пробуждение настает неприятно и резко — я дергаюсь всем телом, но тут же обмякаю. Просто ночной кошмар, и то какой-то смутный... Я облегченно продираю глаза, несколько секунд гляжу в потолок и лишь потом понимаю, что нахожусь в незнакомом месте. В памяти туманно восстает сцена перед обмороком — мне делается жарко, в висках стучит кровь.

Лео… это его квартира.

Маленькая гостиная подсвечена гирляндой оранжевых ретро-лампочек, протянутой меж полками на одной из стен. Перед кожаным диваном, на котором я лежу, — низкий стеклянный стол, за ним — широкий телек и игровая приставка, слева окно (зашторено, но за ним явно царствует ночь), справа открыта дверь. Я прислушиваюсь. Вроде тихо… хотя нет: за стеною хлопнула дверца. Приподнимаюсь на локте — в местах, не согретых моим телом, поверхность дивана неприятно холодна — и спускаю на пол босые ноги. Прощупываю карманы джинсов, но не нахожу телефона.

Я не успеваю обдумать положение вещей: за дверью мягко звучат шаги, и в комнату впархивает Лео, все так же одетый в непривычно белый костюм. Я вздрагиваю. Элегантно откинув волосы с плеча и уперев одну руку в бок, он встает в шаге от меня и довольно глядит сверху вниз:

— Ну, здравствуй, спящая красавица. Как ты себя находишь? — Голос вязкий, будто плавленый металл, ухмылка плохо замаскирована под приветливую улыбку.

В горле делается сухо, мелкая дрожь зарождается в мышцах. Тихо спрашиваю:

— Ты похитил меня?

Лео заливается искренним и оттого жутким смехом.

— Что за страшные слова, моя радость? Как и хотел, я привел тебя в безопасное место для разговора. Откровения, если угодно.

— Но… что ты сделал?

Он упоминал гипноз… Неужто Лео гипнозом заставил меня потерять сознание?! Жесть какая! Даже при моей увлеченностью мистикой поверить в такое довольно непросто.

Изящно поведя плечом, он отвечает:

— Ничего особого — пощекотал немного твою память, а она сделала все за меня.

Снова непонятные слова… Как быть? Поведение Лео в доме отца было откровенно пугающим — не хочу видеть, как недуг снова раскрывается во всей красе! Лучше не спорить…

Я надеваю подобие улыбки — понимаю, что выглядит жалко, но это лучшее, на что я сейчас способна:

— Что ж, ладно. Нам действительно надо поговорить. Но… когда закончим…

«Ты же не прикуешь меня к батарее, маньячина?!»

— …ты же пустишь меня домой?

Скользящим движением Лео опускается на диван — я тут же отсаживаюсь на другой край. Не обращая внимания на мой испуг — а может, радуясь ему, — он клонится ближе и лукаво щурится:

— Пару дней назад ты желала провести со мной ночь, а теперь хочешь скорее уйти? — Прежде чем я окончательно сгораю от смущения и страха, он откидывается на спинку и тихонько смеется: — Шучу я, не делай такие глаза! Конечно, ты можешь вернуться домой — как только я поверю, что мы нашли общий язык.

Звучит совсем не утешительно.

— Хорошо. Слушаю, — глухо отзываюсь я.

Лео закидывает ногу на ногу и постукивает пальцами по колену:

— У меня мало времени, так что постараюсь не затягивать. — Он бегло смотрит на стенные часы — те показывают начало пятого. — Не удивляйся, но я начну издалека — с событий позапрошлого века. Помнишь историю о музыканте, который чудом исцелился от болезни, но покончил с собой? — Лео ловит мой взгляд, и я киваю. — На самом деле, о жизни и смерти того человека мне известно куда больше, чем я рассказал. Куда больше, чем кому-либо в мире. Перво-наперво, к семейству Гринов он не имеет ни малейшего отношения — выдав его за предка Лео, я лишь хотел заронить тебе в голову важное зерно. А звали его Грегори Дэвис: родился в тысяча восемьсот десятом году в пригороде Лондона, во время описанных событий жил в Вест-Энде и играл в оркестре в одном из театров Ковент-Гардена. Простая, счастливая жизнь: средний достаток, хорошая репутация, любимое занятие да родственная душа под боком — его младшая сестра Энн, которую он нежно называл Аннет. Но в возрасте двадцати семи лет Грегори узнал, что смертельно болен. С раком и сейчас все непросто, а в те времена шансов на исцеление практически не было. Склонный к фатализму музыкант отказался от борьбы за жизнь — впал в меланхолию, сутками напролет писал грустную музыку, пользуясь последним шансом оставить след в искусстве. Но Аннет, любившая брата сильней кого-либо на свете, не была такой бездеятельной: все сбережения тратила на врачей, прибегая к разным направлениям и практикам медицины, как традиционной, так и экзотической. Но все без толку — ее братец таял словно свечка. Не зная, что еще предпринять, Аннет стала усердно молиться. Тоже без толку. Ее охватило чувство несправедливости и безразличия высших сил. Тогда она пошла обратным путем — взялась за оккультные науки и, когда брату стало совсем худо, решилась на призыв демона. Бедняжка была готова душу продать за жизнь Грегори, но… — он хихикает, будто сказал забавную глупость, — …мы не совсем так ведем дела.

«Мы? Ах, да! Там, на кухне, Лео заявил, что он — демон… Вот же его несет!» — Мне не удается скрыть ироничную (и немного нервную) усмешку, но Лео не обращает внимания и продолжает размеренный, будто отрепетированный монолог:

— До чего люди недооценивают душу, раз предлагают ее в обмен на всякие мелочи! Демоны же, хоть и рады отхватить кусок пожирнее, вынуждены подчиняться закону равновесия, называя угодную им, но справедливую цену. Пришедший к Аннет демон по имени Зегал… — я вздрагиваю, услышав это слово, — …несколько веков не ступал на грешную землю — его ценой стало обретение физического облика на весьма скромный пятилетний срок. Самоотверженная Аннет без колебаний отдала бы гостю собственное тело, но это было невозможно: заключая сделку, она становилась «хозяйкой» демона и должна была его контролировать. Но об этом позже… Перед девушкой встал выбор: втянуть в происходящее постороннего человека или пустить демона в самого Грегори. Она согласилась на второе, взяв с Зегала обещание, что он сбережет тело и не оставит у Грегори воспоминаний о своем присутствии. На том и порешили. Демон вселился в умирающего, усыпил его сознание и за неделю полностью изжил коварную болезнь. Теперь у него было молодое, вполне привлекательное тело и пять лет, чтобы веселиться в дольнем мире. Только — вот незадача! — Аннет не хотела, чтобы своим поведением демон порочил имя ее брата, всюду следовала за ним и не давала как следует развлекаться. В особенности — с женщинами. Раздосадованный Зегал был вынужден подчиняться. Конечно, ему нравилось вкусно есть, пить, знакомиться с искусством, любоваться порочностью людей и манипулировать ими, исподтишка провоцируя интриги и склоки, но этого было мало. С непривычки терзаемый позывами плоти, он обратил взор на свою «хозяйку». Аннет не была красива — откровенно говоря, она была типичная серая мышка: сухощавая, бледная, волосы тусклые, фигура как у мальчишки... Не чета тебе, Агнес. — Его тон вынуждает меня еще сильней напружиниться. — Но демонов в первую очередь волнует душа, а душа у нее была лакомая, не безгрешная, конечно, но сильная, — сделав Аннет своей любовницей, он мог вдоволь напиться ее энергией. Случайные связи — это забавно, но постоянные дают куда больше, если правильно выбирать партнера. Посему, не боясь извратить любовь сестры к брату, Зегал пустил в ход всю свою искусительность, но Аннет ожидаемо не далась. Что ж, лиха беда начало! Демонам присуща целеустремленность — на смену похоти пришел пламенный азарт. Зегал не сомневался: у чопорной внешне и чувственной внутри девушки нет против него ни единого шанса. Несколько раз он подбирался очень близко к цели, но, даже изнемогая от сомнительных желаний, Аннет находила силы сказать «нет». Озадаченный демон решил сменить тактику — сблизиться с ней, внушить доверие и чувство безопасности: в ход пошли изысканные манеры, которых он нахватался в обществе, проницательность да заумные речи. Стена дала трещину — одну, вторую, третью, — но падать не хотела. Год шел за годом, а Зегалу — позор! — никак не удавалось соблазнить Аннет. Это не укладывалось в голове, сводило с ума, делая предмет его дум все более вожделенным. Когда срок почти вышел, он оставил уловки и бросился к ней в ноги, показав свою страсть без утайки или прикрас. Тайное желание взяло верх: секундная слабость — и Аннет отдалась демону в обличии ее собственного брата. Конечно, это сломило бедняжку. Как после такого смотреть в глаза настоящему Грегори? Отчаявшись, Аннет решила все вернуть на круги своя, восстановить «правильный» ход вещей: она отравила Зегала и вместе с ним Грегори, который пять лет назад должен был умереть от рака. Она не понимала что творит…

Лео хмурится и смолкает. Медленно встает, откидывает матовую дверцу настенного шкафчика, достает пузатый бокал и бутыль какого-то алкоголя, наливает и отходит к окну. Мне не предлагает: то ли погрузился в себя, то ли знает, что откажусь. Покачивая жидкость в бокале, он смотрит в темноту сквозь щель между шторами. Я терпеливо жду, когда он закончит свою странную сказку. Наконец Лео отпивает, причмокивает и продолжает вещать, все так же глядя в окно:

— По условиям сделки Зегал должен был беречь тело Грегори — раз тот умер до срока, значит, демон не справился, нарушил условия сделки. И остался связан до тех пор, пока нерадивая «хозяйка» его не отпустит… — Снова глоток. — Сущности Зегала и Грегори будто слиплись — когда человек переродился в новом теле, демон последовал за ним, но, ослабленный, погрузился «в спячку». Шли годы. Грегори, теперь именуемый Лео, жил не тужил, пока трагичный случай не отнял у него родителей. Тоска, чувство вины и ненависть Лео к себе ослабили его дух и напитали пробужденного демона. Теперь этой парочке приходилось уживаться... Зегал чувствовал себя как зверь в клетке, гневался, перехватывал управление телом при каждом случае и нарочито стращал Лео, — тот подумал, что лишился разума, и обратился в клинику. Зегалу это не понравилось: он оказался в еще большей неволе. Усмирив негодование, он убедил Лео в своей реальности и предложил сосуществовать мирно. Они разделили время бодрствования: Лео правит телом днем, Зегал — ночью. Плюс-минус, конечно — тут нет строгих границ, — однако демону причитаются дополнительные три-четыре дня в период полнолуния. Жизнь «симбионтов» более-менее устаканилась, но оба остаются недовольны своим положением. Оба жаждут свободы, но дать ее может лишь человек, заключивший сделку. Человек, весьма кстати сидящий в этой комнате. — Он залпом допивает остатки, поворачивается и буравит меня взглядом.

Давящая тишина воцаряется в комнате. Самоназванный демон ждет ответа, реакции на свой рассказ. Сухой глоток скребет мне горло.«Сумасшедший… совсем плох… — говорю про себя. — Нет смысла что-то ему доказывать! Надо подыграть и свалить при первой возможности! Только вот актриса из меня… но надо постараться!» — Я склоняю голову, будто обдумываю услышанное, а сама собираюсь с духом.

— Это… самая удивительная история, что я слышала в жизни, — говорю наконец тихо, но восторженно. — Я не то чтобы часто хожу в церковь, но считаю себя христианкой и в демонов верю, только я представить не могла, что они… ну, настолько настоящие — даже могут иметь физический облик! А в перерождение душ не верила вовсе — узнать, что такое возможно… Теперь все складывается! Наша встреча была не случайна. Это… — Я поднимаю взгляд, и слово «судьба» застывает на языке. Лицо, демонстративно подпертое ладонью, саркастично выгнутая бровь и многозначительная усмешка — я едва успела начать, а Лео уже ни на йоту не верит! Горячая краска разливается под кожей.

— Что же ты стушевалась? Продолжай, пожалуйста! — ядовито-ласково подбадривает он, звякнув пустым бокалом о стол. Не получив ответа, качает головой. — Я не виню тебя в неверии. Таковы люди: ваши души знают истину, но разум отчаянно цепляется за привычное и понятное. Чем же мне тебя удивить, чтобы развеять скепсис? — Лео складывает пальцы домиком, задумчиво проходит от окна к стене напротив, театрально вздыхает: — Полагаю, безвкусная показуха сработает лучше всего, — и поворачивается ко мне лицом.

До сих пор мое подсознание гнало прочь зловещий образ красных глаз — как наваждение и обморочный бред. Поэтому сияние, ясно видное в полутемной комнате, вновь застает меня врасплох. Оглушенная своим пульсом, я столбенею, как зверушка в свете автомобильных фар.

Но не одним лишь взглядом Лео намерен произвести впечатление. Он не оставляет шанса усомниться в его словах… Холодные звездочки прокатываются по моей коже, меня слегка дергает и ни с того ни с сего поднимает в воздух! Я вскрикиваю — в собственном голосе мне мерещится отзвук пролетевшего на огромной скорости поезда. Три удара сердца, и я смотрю на Лео сверху вниз, болтая ногами в поисках опоры. И без того неяркий свет блекнет, из углов комнаты тянутся черные щупальца дыма. Пространство искривляется, атмосфера густеет, словно я плаваю в застывающем желе.

— Ты веришь мне, Агнес? — Кажется, голос Лео звучит внутри меня, резонируя в органах и костях. — Веришь, что перед тобой — демон, вынужденный делить тело со смертным?

Это не сон, не бред — все происходит наяву. Я в самом деле вишу под потолком по мановению исходящей от Лео силы. Разбитое паникой внимание кое-как фокусируется на его лице. Напруженные мышцы постепенно расслабляются — вместо того чтоб отдаться истерике, я принимаю происходящее с нежданным, неуверенным и неуместным… облегчением? Ведь то, что казалось хаотичной мазней, внезапно сложилось в фантасмагорическую, но все же цельную картину.

«Ваши души знают истину». Теперь я понимаю: что-то внутри меня действительно знало. Я знала. Знала, когда я споткнулась и угодила в объятия Лео в кафе. Знала, когда услышала виолончельное соло на концерте. Знала, когда переводила дух в беседке после спасения. И уж точно знала перед обмороком в доме отца. Но глубинной тревоге всякий раз находилась простое объяснение: чувство стыда за неловкую ситуацию, запредельный трагизм музыкального произведения, ужас от поступка Колина, страх перед чужим сумасшествием…

Осознав это, я медленно киваю в ответ. Лео улыбается без былого сарказма, пляска теней прекращается, дышать становится легче, и я плавно снижаюсь. Шагнув навстречу, он подхватывает меня под коленками и на уровне лопаток, прижимает к груди. Его сердце колотится почти так же сильно, как мое. Не мигая я смотрю, как тускнеет инфернальный огонь.

— Ле…

— Я Зегал! — поправляет он чуть обиженно. — С этого момента, пожалуйста, постарайся не путать.

— Да, конечно… Извини. — Очарованность невероятным моментом тает — замешательство и стесненность вновь щекочут мне душу. — Ты можешь меня поставить…

Зегал не противится просьбе — мои ступни сразу опускаются на пол. Не зная, куда смотреть, я упираюсь взглядом в уголок стола. Как теперь быть? Как вести себя? Что говорить? Как вообще жить дальше?!

Теплые пальцы поддевают мой подбородок. Я заставляю себя встретить и выдержать болезненно знакомый, полный участия и нежности взгляд. Зегал берет меня за руку, мягко тянет и сажает обратно на диван. После сеанса левитации я нетвердо стою на ногах... Сам он садится вполоборота, своим коленом касаясь моего. Серьезно говорит, поглаживая мои костяшки:

— Понимаю, тебе нужно время, чтобы прийти в себя, но я потратил уйму сил, вот-вот усну, а нам надлежит еще поговорить о деле. — Я растеряно киваю. — Что ж… — вздыхает он и продолжает спокойным, мерным тоном, будто вовсе не прерывал рассказа. — В сфере призыва духов у людей свои хитрости. Чтобы обеспечить повиновение сущностей, по природе своей лукавых, призывающий сочиняет и записывает два «кодовых» слова (заклинания, если угодно), которые работают только в рамках конкретной сделки. Первое слово — чтобы отдать духу неоспоримый приказ. Второе — чтобы признать сделку завершенной и отпустить духа на волю. Выучив слова, призывающий сжигает запись, через огонь наполняя их силой. Мы обретем свободу, как только ты вспомнишь и произнесешь второе слово…

«Это возможно?» — хочу спросить, но осекаюсь.

— Что для этого нужно?

С довольной улыбкой Зегал сжимает мою ладонь:

— Всего лишь дождаться следующего полнолуния. Оно насытит меня, и я устрою тебе экскурсию по воспоминаниям былой жизни.

— Звучит несложно…

«…и копец как волнующе!» — добавляю про себя, глядя на наши соединенные руки.

— Так и есть. Сложность была в том, чтобы дождаться встречи. И в том, чтобы все тебе объяснить.

— Дождаться? То есть, ты не пытался искать меня?

Он слегка ёжит губы и нос:

— Пытался. Не смог. Увы, положение пленника и нарушителя сделки ощутимо меня ослабляет. Но мы трое связаны — я знал, что встреча неизбежна.

— Погоди… ты не смог найти меня тогда, но запросто отыскал, когда я уехала к папе…

— То другое: накануне мы виделись и были близки — выследить твою энергию не составило никакого труда. До сих пор чувствую на губах ее привкус… — добавляет он с игривой хитрецой. Поцелуи и объятия так явственно проступают в памяти, что кажется, я могу ощутить их физически...

Зегал продолжает:

— Мое время подходит к концу — я должен… вернее, хочу извиниться за то, что напугал тебя. Признаю́, что перестарался с «эффектами» и насмешливостью, но врать не стану: я получил огромное удовольствие от саморазоблачения и возможности взорвать тебе мозг.

— Отомстив за то, что я… что Аннет с тобой сделала?

Он опускает и снова поднимает глаза с видом шкодливого мальчишки:

— Что есть, то есть. Мне было в радость заставить тебя нервничать — хоть какая-то сатисфакция за пережитый позор. За отнятую силу. За эту тюрьму...

Его взгляд темнеет, а слова навевают тревожную мысль:

— Должно быть, ты всем сердцем меня ненавидишь…

Он тихонько смеется, как смеются над детской наивностью:

— Милая-милая Агнес… Не бойся, я не питаю к тебе ненависти.

— Неужто? Она была бы оправданна.

— Была бы, да. Но если я скажу, что… что я… — Его голос вдруг обрывается, а глаза мутнеют. — Агнес… — выдыхает он, хватая меня за плечи, и надрывно целует! Я обмякаю, испустив тихий стон. После всего, что узнала, я не должна поддаваться коварно-расчетливым увиваниям Зегала, но ничего не могу с собой сделать! По крайней мере, в нынешнем состоянии…

Вдруг он замирает, мычит мне в губы и отстраняется — медленно и как-то неловко, словно борется с головокружением. Догадываясь, что происходит, я завороженно всматриваюсь в его лицо. Бессмысленный взгляд постепенно проясняется. Взмах ресниц. Еще несколько. Проблеск осознания. Глаза расширяются, а руки отдергиваются от меня как обожженные.

— Ёб твою мать! — восклицает он, отшатываясь. До чего непривычно слышать ругательство из обычно любезных уст…

— Привет, Лео... — Вид у него потерянный и напряженный. Чувствуя себя точно так же, я спешу прояснить ситуацию: — В общем, Зегал мне все рассказал…

— Да… начинаю вспоминать, — хрипит он, нервно перебирая пальцами, затем поднимается, отходит к шкафчику и достает уже знакомую бутылку. — Будешь? — спрашивает, откручивая крышку и глядя в сторону от меня.

— Нет, спасибо.

— А я бы на твоем месте точно нажрался. В сопли! — фыркает он и присасывается к горлышку.

Я смотрю на парня с интересом исследователя. Это действительно совсем другой человек! Помимо более явных признаков, таких как речь и манера держаться, Лео отличается от Зегала пластикой. Точнее, ее отсутствием: движения демона столь выразительны и артистичны, что в сравнении с ним Настоящий Лео кажется неладным и закостенелым. Забавно выходит: гость тела владеет им куда виртуозней хозяина…

Лео отрывается от бутылки, издает рыкоподобный звук и возвращает ее на место.

— Мож, чаю? — спрашивает он после неловко долгой паузы — очевидно, не зная, что еще сказать.

— Давай. Все равно уже утро.

По-прежнему избегая смотреть в мою сторону, Лео выходит в коридор и ведет меня в кухню мимо просторной прихожей.

— Присаживайся, — бормочет он, неопределенным жестом указывая на продолговатый стол, а сам включает чайник и встает к нему лицом, будто контролируя работу прибора.

За окном уже светает. Я осматриваюсь. Кухня хорошо спроектирована и оформлена с фантазией: светильники изобретательных форм, темно-коричневые (почти черные) шкафы контрастируют с прохладно-бежевыми стенами, рабочие поверхности ярко зеленеют — стильно, пусть, на мой вкус, несколько дерзко. «Серьезно? — ворчу я про себя. — Со мной такое приключилось, а я размышляю о дизайне кухни? Наверное, так мой мозг спасается от безумия… Цепляется за "привычное и понятное"».

— Знаешь… — говорит вдруг Лео, все так же стоя ко мне спиной. — Мать несколько лет пилила отца, чтобы сделать на кухне ремонт. Допилила. Так радовалась, когда тут закончили. Но месяца не прошло, как их не стало.

Я зависаю, глядя на его ссутуленную спину:

— Почему ты вдруг это сказал?

Он пожимает плечами:

— Хз. Подумалось. Не обращай внимания. Я часто говорю невпопад.

Совпадение? Или Лео не уступает Зегалу в проницательности? Или он проницателен благодаря живущему в нем Зегалу? Интересно…

В чайнике начинает бурлить.

— Сахар?

— Одну ложку.

Лео заливает воду и ставит передо мной дымящую чашку. Кажется, хочет сесть напротив (кладет руку на спинку стула), но передумывает и возвращается на прежнее место, упершись бедрами в столешницу, а взглядом — в пол. Снова повисает молчание. «Несмотря ни на что, с Зегалом мне не было так неловко… — Я встряхиваю головой, отгоняя эту мысль. — Неудивительно! Если образ демонов в масскульте правдив, то подобные ему должны быть соблазнительны и приятны, чтобы делать свою "работу"». Вспоминаются записи в дневнике — все те фразочки, от которых два дня болело сердце. Я понимаю, что должна кое-что сказать.

— Лео? — Ловлю неохотно обращенный ко мне взгляд. — Спасибо тебе большое.

— За что? — Напряженные брови выдают искреннее непонимание.

— За то, что защищал меня от Зегала — не хотел, чтобы он меня дурил и… пользовался мной. — Я улыбаюсь, и уголки его губ слегка поднимаются.

— Да не за что. Просто реально противно! Оттого, как он на тебя смотрел, что чувствовал. Я ж все это ощущаю. Более-менее.

— И… что он ко мне испытывает? — Нельзя не спросить, раз есть возможность!

— Пфу-ух, — выдыхает Лео, слегка запрокинув голову. — Понимаешь…Зи не человек — он воспринимает мир по-другому, и я не всегда уверен, что правильно его понимаю. Но его чувства к тебе можно определить как… — он задумчиво вращает в воздухе кистью, — …до стремоты сильную, граничащую с одержимостью похоть.

— Ох…

— Я хз: может, это из-за того, как фанатично он добивался Аннет? — Лео почесывает лоб у кромки роста волос. — Он втирал, что добивается тебя для пользы дела, но мне с самого начала казалось, что это хрень. Думаю, он хотел тебя как следует закадрить, чтобы, даже узнав правду, ты перед ним не устояла… К слову, готов поспорить, теперь он пуще прежнего станет разыгрывать из себя Казанову. Я на него наехал, чтоб он тя не обманывал, — так теперь обмана нет: я, мол, демон, и я хочу трахаться! Пока есть чем.

Слова, которые должны меня смутить или вконец обеспокоить, поднимают горячую волну в животе. Черт… С какой бы целью Зегал ни пытался меня закадрить, он в этом преуспел! Надо держать с ним ухо востро.

— А что ты имел в виду, когда грозил встать у него поперек горла?

— Да-а… — Лео отмахивается, но все же договаривает: — Когда Зи появился, мы как только ни портили друг другу жизнь! Перед его пробуждением я мог, например, выпить банку рвотного, чтоб ему веселее было. Запереться в квартире и выбросить ключ в окно… как бы тупо это ни звучало. А один раз, уже во время перемирия, я пришпилил руку к столу ножом. — Лео рефлекторно сгибает и выпрямляет пальцы. — Если посмотришь слева от чашки, то увидишь след.

Я быстро нашариваю взглядом скважинку длиной полтора сантиметра. По спине пробегают мурашки.

— Господи боже… Зачем?

— Затем, что на тот вечер Зи назначил свидание шестнадцатилетней фанатке группы и по-другому отговорить его не удалось. Так я показал, что готов бороться за принципы и что со мной надо считаться. — На угрюмом лице проступает выражение гордости. — Тока, это… ты не думай: я не сделал бы что-то настолько всратое, если б ни знал, что рана быстро заживет. — В ответ мою растерянность Лео поясняет: — Благодаря Зи на мне все как на собаке затягивается. Рана от ножа вот пропала дня за три, даже шрама не осталось. Хотя все равно больно было…

Мои глаза, наверное, становятся размером с два четвертака. Впрочем, стоит ли удивляться? Вся эта история началась с того, что демон исцелил умирающего от рака… Не зная, что ответить, я скашиваю взгляд на дырку в столе и отпиваю поостывший чай.

Действие адреналина потихоньку улетучивается — меня одолевает зевота, а утомленность наводит на новый вопрос:

— Погоди-ка… если вы с Зегалом управляете телом по полсуток каждый, то, получается, что оно никогда не спит?

— Ну да, — фыркает Лео, потирая глаз. — Уже три года. Я могу иногда покемарить, но стараюсь не тратить время. Моя жизнь и так ни хрена мне не принадлежит. — Он говорит усталым, безразличным голосом, но в этой реплике слышится отзвук глубокой печали. Моя грудь тяжелеет от сочувствия и вины — хочется просить прощения за ошибки Аннет, но язык не поворачивается. Как можно извиняться за то, чего совсем не помнишь? Во что веришь-то с большим трудом?

Лео открывает один из кухонных ящиков и достает оттуда вейп. Сперва я удивляюсь странному месту хранения, но потом догадываюсь: Лео не хочет, чтобы Зегал перекладывал его личные вещи, вот и держит их там, где сможет найти. Что-то проверив, он затягивается с тихим шипением и выпускает облако пара — до меня доносится аромат вишни с легкой примесью табака. Я вспоминаю, что в одной из записей Зегал бранил Лео за курение, и спрашиваю:

— Компромисс?

Уловив мою мысль после краткого замешательства, он усмехается:

— Вообще я привык дымить по старинке, но должен наслаждаться этой конфетной ерундой, лишь бы Зи не жаловался на запах. — Еще одна затяжка. Начало фразы вместе с паром выходит из тонкого рта: — Да, к слову: я за глаза называю его Зи, но он терпеть этого не может — не зови его так, если не хочешь выбесить.

— Учту, — новый зевок почти полностью поглощает слово. Следом за мной зевает и Лео.

— Ох… Тебе бы отдохнуть, отоспаться. Уж кто-кто, а я понимаю, каково это, когда столько дерьмища зараз выливается на голову. Допивай, и я подброшу тебя до дома.

Я благодарно киваю. Предо мной высится гора неразрешенных вопросов, но сил усваивать информацию все равно не осталось. Пока Лео па́рит, уставясь в пустоту, я поглядываю на него поверх чашки, украдкой изучая знакомые, но неуловимо чужие черты. Несмотря на то, что парень подавлен, прямодушен и груб, мне он, пожалуй, нравится… Но если б с самого начала знакомство со мной завел он, а не Зегал, я вряд ли вступила бы с ним в отношения.

Когда допиваю чай, мы выходим в прихожую и молча обуваемся. Лео протягивает мне разряженный телефон и подхватывает мою сумку с вещами, предусмотрительно взятую Зегалом в доме отца. В голове туман, а в ногах такая тяжесть, что путь на лифте с одиннадцатого этажа на первый кажется до странного долгим, будто пролегает сквозь иные измерения. Наконец кожу облепляет бодрящая прохлада. В такую рань во дворе ни души. Длинные синие тени простираются от наших ног в сторону парковки.

Когда мы подходим к машине, я замираю с тихим «ой!» и растеряно спрашиваю:

— Как ты поведешь? Ты же выпил… может, я лучше пешком?

Ребячий смех Лео становится еще одним пунктом в списке различий между ним и живущим в его теле демоном.

— Разве я выгляжу пьяным? Не боись, от нескольких глотков не развезет.

— …Но Зегал тоже прикладывался к той бутылке.

— А! Ну, раз так, то конечно! — Он закатывает глаза и бросает сумку на заднее сидение. — Садись давай! Доставлю без приключений. — Видя мою нерешительность, со вздохом добавляет: — Помнишь первую встречу в кафе? Я поймал тебя на лету, как Питер Паркер — Эм-Джей. Представляешь, насколько Зи улучшает мои «статы»? Выносливость, ловкость, удачу…

— …Восстановление здоровья.

— Во-во! — ухмыляется Лео, довольный, что я подхватила его аналогию. — Так что бояться нечего.

Звучит вполне убедительно. И все же, устраиваясь в пассажирском кресле, я не пренебрегаю ремнем безопасности. Однако Лео не соврал: поездка проходит гладко, и вскоре машина паркуется под кленами во дворе моего дома.

— Спасибо, что подвез. И что уделил мне время.

— Фигня война, — устало улыбается Лео. — Знаешь, а ты молодец: хорошо приняла инфу, от которой у других мозги потекли бы!

— Наверное, меня накроет позже, — внезапно польщенная, хмыкаю я. — Что ж… пока?

— Давай. Будут вопросы или просто захочется поболтать — я на телефоне. Ну и Зи, понятно, тоже.

Я тянусь к ручке, готовая выйти, но Лео окликает меня с едва заметным беспокойством:

— Агнес? — Впервые он смотрит мне прямо в глаза, открыто и причастно. — Слушай, я не в курсе, че там на уме у нашего общего «друга», но уверяю: ему глубоко похеру на чужие чувства. Даже на жизни... — он запинается и нервно постукивает пальцами по рулю. — В общем, вестись на его кобеляж или нет — дело твое… но я б не советовал.

Мои эмоции выдохлись — я безразлично киваю в ответ на предостережение, забираю сумку и выхожу. Оказавшись дома, сразу падаю на постель. «Не думать! Ни о чем не думать! Все потом, сейчас нужен отдых», — я гоняю эту мысль по кругу, пока она не растворяется в сумрачных видениях.