Под Невидимым венцом (джен)

— Это были враги?

Нирея содрогнулась от нежданного вопроса. Лейтар смотрел на нее потемневшими, совсем взрослыми глазами, хотя, хвала богам, не так, как в то утро после бегства. Казалось, он пытается отыскать себя в этом новом мире — мире огромном и вовсе не уютно-прекрасном. Случись это несколько дней назад, Нирея не снесла бы такого взора. Сейчас же душа ее будто затвердела, закалилась в пламени горя, и не осталось ничего, кроме этого ребенка, от которого зависела судьба всей Нишани.

— Они что, повсюду? Они правда хотят убить меня?

— Они боятся тебя, княжич, хоть ты и мал, — ответил Панарет, обернувшись. — Над тобой рука богов. Пока ты жив, ни один твой враг не уснет спокойно.

«Рука богов…»

Брошенные Панаретом слова трепетали в голове Ниреи, заставляли крутиться вихрем думы. Да не было времени поразмыслить — так жутко исказилось от ужаса лицо Лейтара.

— Мы с тобой, — прошептала Нирея, крепко обнимая его. — Мы все. И пока мы рядом, тебя никто не тронет…

Лейтар рванулся из ее рук, пересчитал всех, яростно тыкая пальцем.

— Но ведь вас так мало! — крикнул он. — А их сколько было!

— Верно, — послышался позади знакомый звонкий голос. — Именно было. Правда, есть и другие.

Воины развернулись, как один, лязгнули мечи, всхрапнули измученные кони. А незнакомец спокойно поравнялся с ними и придержал своего скакуна — крупного гнедого полукровку, видимо, взятого в Пратаме. У седла громоздились притороченные мешки и узлы.

— Опять ты! — нахмурился Панарет. — Зачем явился?

— Благодарности от вас, вижу, не дождешься, — усмехнулся незнакомец и поправил на поясе рукоять меча. — Ну да ладно, переживу. Княжич только что сетовал, что мало вас. Вот, теперь стало больше. Или опять скажете, что вру?

Нирея молча глядела на нежданного спасителя и уже не удивлялась вихрю самых диких мыслей в голове. Но тревога отчего-то ушла бесследно, будто и не было ее — будто нечто в душе твердило: «Верь!» И голос этот был так похож на голос матушки.

Лейтар же выпрямился, почти стряхнув одеяло, и вспыхнул до корней волос, словно от гнева или волнения.

— Я говорил, что он не врет! — заявил он и впился тем же взрослым взглядом в каждого из воинов по очереди. — Он сказал правду!

— Ну сказал, — стоял на своем десятник. — И я скажу вновь: кто ж тебя разберет, зачем? Мы не вчера народились и сами знаем немало хитростей. Скажем, втереться в доверие да выручить — а потом предать и завлечь в западню.

— Вы и так шли в западню, — ответил незнакомец, глаза его сверкнули тем же яростным, опасным огнем, как в недавнем бою. — Пожелай я вашей гибели, мне было бы довольно просто поглядеть издали на то, как вас убьют в Пратаме по приказу братьев с Красного Всхолмья. Все проще, чем душить тайком их лазутчиков, что шли по вашим следам, или пожары на заставах устраивать…

Он не договорил. Лицо его пошло алыми пятнами, горло перехватило, будто от гнева, ноздри раздулись, как у бешеного коня. Впрочем, даже вздумай он продолжить, его слова утонули бы в дружных возмущенных голосах:

— Думай, что говоришь! Нашел на кого клеветать! Докажи!

Незнакомец долго, тяжко выдохнул, гневный румянец на его щеках чуть поблек. Но голос все равно дрожал, когда он ответил:

— А что тут доказывать? — Он пожал плечами. — Гляньте, как складно все вышло. Они приехали в Тойсею на праздник, и той же ночью неизвестные убийцы непонятно как пробрались сперва в город, потом в отлично защищенный дворец и убили всю, как они думали, княжескую семью. А в живых — вот чудо-то! — остались только они, Насиад с Оннейвом. — Он скрежетнул зубами, произнося имена, глаза вновь вспыхнули угольями. — Да только не ждали они, что девка с малым дитем спасутся. Зато теперь на каждом углу болтают о рыжем мальчишке-самозванце, а в Пратаме вместо союзников оказалась засада. Неужели так трудно сложить все и догадаться?

Ответа он не получил. Воины по-прежнему хмуро переглядывались, и в глазах их читался безмолвный ответ: «А ведь верно». Нирея вспомнила, что наутро после бегства они предполагали что-то подобное, но почти сразу отвергли, как и она сама. «Боги, где же тут правда?» — взмолилась она всею душой. Душа же твердила, что правда — в словах незнакомца. А разум остерегал от поспешной доверчивости.

Незнакомец, казалось, понимал их тревоги.

— Ну да ладно, — сказал он гораздо мягче, — поговорить можно и по дороге. Самое время убраться отсюда подальше, пока уцелевшие там, на заставе, не усмирили коней да не кинулись в погоню. Правда, сперва им придется разгрести завалы да прибрать добро. Повезло нам, что они кинулись не в вас стрелять, а награбленное спасать.

— Здесь вроде к западу есть дорога, — сказал Панарету Овандим, успевший кое-как перевязать рану на ноге. — Можно туда поехать, нам особой разницы нет. Лишь бы пристанище найти.

«Пристанище…» Нирея в отчаянии глядела на Лейтара: он, казалось, онемел от потрясения, не мог поверить в то, что любимые дядюшки убили всю его семью и теперь подсылают убийц к нему. Лицо его под огромной шапкой казалось совсем маленьким и тощим, как у иссохшего старика. «Боги, я же столько дней обещала ему! Обещала, что в Пратаме наши испытания закончатся, что там будет и еда, и отдых, и баня, и покой! Где нам теперь искать все это, где беречься от убийц, если они вновь появятся?»

Лейтар продолжал молча глядеть на всех, лишь тискал в кулаке свой камушек. Нирея видела, как воины один за другим отводят глаза, не в силах выдержать этого взора. Сама она тщетно искала слова утешения и смаргивала вновь нахлынувшие слезы, когда опять вмешался незнакомец.

— Вот, — сказал он. — Раздобыл для вас кое-что на заставе.

Он снял с плеча увесистый холщовый мешок — Нирея мельком удивилась, что они не заметили его раньше. Крепкая рука незнакомца хлопнула по притороченным к седлу сверткам, при этом внутри что-то звякнуло, словно железо.

— Здесь припасы, кое-какая одежда, одеяла. Целебные травы и мази, опять же. — Он покосился на раненого Овандима. — И кое-что поважнее. Верьте мне или не верьте, но хотя бы от помощи не отказывайтесь. Вам и прежде несладко было, а теперь они устроят на вас настоящую охоту.

Из очередного узла появились меч, пара кинжалов и луков с полными колчанами. Незнакомец сгреб это все и протянул Панарету, тот не отказался.

— Сам я стрелок неважный, мне проще с мечом, — прибавил незнакомец, словно говорил с товарищами. — Да у вас найдутся стрелки поискуснее моего.

Воины живо разобрали оружие. Грасу и Тейготу досталось по боевому луку, а охотничий из Кишема взял Овандим. Панарет молча крепил к поясу кинжал и продолжал коситься на нежданного помощника.

— Такой запасливый, такой сметливый, — бросил он. — В попутчики к нам набиваешься, а имя свое до сих пор не сказал. Кто ты такой?

Незнакомец чуть помедлил, и Нирея, вспомнив вчерашнюю беседу воинов, решилась спросить:

— Не тебя ли называют… — она смутилась на миг, — Безумцем?

Он усмехнулся, тряхнул длинными волосами.

— Меня. — Он резко выдохнул, словно готовился броситься в неравный бой насмерть. — И не все, что болтают обо мне, ложь. Да прежде и у Безумца было имя. Я Адевар из долины Арои.

Вновь воины зашептались, глядя на преступника, чьим именем, щедро вымазанным грязью, не один день пугали детей. А он смотрел в ответ, прищурившись, словно не было ему дела ни до чего, даже до собственной свободы и жизни. «Коли не было бы ему дела, — мелькнуло в голове Ниреи, — не стал бы он нам помогать».

— Мать моя княгиня… — Голос Ниреи дрогнул, она сглотнула, не в силах произнести «покойная». — Она не верила дурным слухам о тебе. Так и говорила сплетникам: мол, не таков он. И я готова поверить.

— И я, — твердо, по-мужски прибавил Лейтар.

Адевар поклонился обоим — без тени прежней усмешки.

— Спасибо на добром слове, князь, — произнес он. — И тебе, девица. Бельга была мудрой женщиной…

— Да сердцем была милостива, — перебил Панарет. — Говоришь-то ты красно, все-то у тебя сходится, да чем докажешь, что не врешь? Ты же сам — родич княгини, как и братья с Красного Всхолмья. Так почему бы тебе самому не искать княжеского престола?

— Захотел бы, — жестко ответил Адевар, — так давно бы взял. Только я его не ищу. Одного я желал — просто жить, как жили мои предки, мирно и спокойно, со своей семьей… — Суровый голос дрогнул, Адевар умолк на миг, но отыскал в себе силы продолжить: — …и служить законному, избранному богами князю тогда и там, где он повелит. А за доказательствами мне не нужно далеко ходить. Насиад и его братец приказали убить мою жену и детей, разграбить и сжечь мое имение. Потом они пытались убить меня, да не вышло. Тогда я стал мстить им — и дважды попадался, но оба раза бежал. И скажу так: они особо не таили своих замыслов. Видимо, считали меня уже мертвецом…

Воины слушали молча. На сей раз обошлось без шепотков, хотя то один, то другой кусали губы или усы, хмурились и теребили рукояти на поясах или конские поводья. Лейтар тоже молчал, по-прежнему не сводя горящих глаз с нежданного союзника. Нирее же оставалось лишь держать свои думы при себе — думы о человеке, лишившемся семьи, совсем как она.

— Панарет, братцы… — заговорил Ридам. — Мы же с вами сколько раз уже думали-гадали: ну не могло в ту ночь обойтись без измены! А ежели впрямь братья учинили это злодейство, так сразу все становится ясно. Они же во дворце каждый уголок знают, каждую лазейку — сколько раз бывали…

— Князь с княгиней их часто привечали, — кивнул Тейгот. — Я десять лет служу в страже, а вот этого, — он указал на Адевара, — ни разу во дворце не видел.

Прочие поддакнули, Адевар же криво улыбнулся.

— Так я и был там за всю жизнь раза два, еще юнцом зеленым, — сказал он. — Я своим родством с княгиней не кичился: когда-то мой прадед взял в жены старшую княжну, что прежде брата-наследника родилась, вот и все родство. Выгоды себе я не искал, мне и так всего хватало, хоть невелики были и владения мои, и дружина. Как и мои предки, я стерег реку Арою и те приграничные области, где ходят торговые караваны из Туимы, Сиераны и южных земель…

— Так ты потому связался с разбойниками, — усмехнулся Панарет, — что хорошо знаешь, где они прячутся?

— Порой, — Адевар вернул усмешку, — в бою приходится хватать то оружие, какое есть под рукой.

— И ты нам советуешь сделать то же? — мрачно бросил Овандим.

— Судя по речам вашим, вы советов не любите, — ответил Адевар. — Я скажу так: не след вам сейчас отказываться от руки, что держит оружие. И от головы, способной думать.

— Лишь бы голова эта хитроумная не замыслила худого, а рука не подняла меча против нас, — отозвался Панарет и выпрямился, глядя в упор на нового союзника. — Хочешь быть нам товарищем — будь, да не думай, что убедил нас. Ежели ты замышляешь дитя невинное загубить…

— Не дитя это, — жестко перебил Адевар, — а князь мой, которому я отныне служу, как служил отцу его. Быть может, на мне вправду есть вина за его гибель: не поспел я вовремя и не предупредил. Я же сразу думал ехать в Тойсею, чтобы рассказать князю Тагламу о замыслах братьев. Да не успел — сперва держали в плену, потом очернили, а потом не до того стало. Князя Таглама больше нет, так я рассказываю князю Лейтару. Он хоть и мал, да поймет.

Кони шли неспешным шагом — пока длилась странная эта беседа, они не стояли на месте. Но, казалось, никто не разбирает дороги, словно не замечая, куда они теперь едут. Нирея так и металась в сетях дум, разрывалась между состраданием, страхом, жаждой довериться и разумной осторожностью. По лицу Адевара было видно, что он впрямь выстрадал немало, — тут пошатнется самый крепкий рассудок. Однако речи он вел, как здравомыслящий человек.

Лишь только он назвал Лейтара князем, как тот в очередной раз выпрямился тугой тетивой. Разговор ему явно наскучил, он будто не мог понять всех этих сомнений, подозрений и недомолвок; сказал же: «Верю!» — и довольно. Но слово «князь» заставило его встряхнуться и оторваться от своего неразлучного друга-камушка.

— Раз ты называешь меня князем, — сказал Лейтар тем голосом, которым произносил в святилище богов воинскую свою клятву, — то служи своему князю. Я приказываю. И я не хочу, чтобы мои воины ссорились между собой. Я вот никогда с братьями не ссорился.

Последние слова Лейтара ударили Нирею под вздох, точно крепким кулаком. Лицо ее вспыхнуло от стыда, глаза — от слез: столько забот навалилось на нее за минувшие дни, что не находилось времени на скорбь по убитым отцу, матери и братьям. Даже по Геледу, которого она любила — или думала, что любит?

Адевар же смотрел на Лейтара молча, лишь склонил голову. В светлых его глазах дрожало нечто неуловимое — с ужасом Нирея поняла, что это похоже на слезы. Зрелище казалось ей странным, даже противоестественным. Никогда прежде она не видела, чтобы мужчины плакали. Особенно такие.

— И мы не будем ссориться, — на удивление спокойно ответил наконец Адевар и вновь поклонился Лейтару. — Видишь, как выходит, князь: мы все защищаем тебя, да только и сами без тебя пропадем.

— Ты прав — пропадем, — неожиданно поддержал Овандим.

Прочие нестройно согласились, даже хмурая морщинка на лбу Панарета сделалась мельче. Ясное дело, подозрений никто из воинов не оставил. Но и без доверия им сейчас не обойтись.

Адевар ехал обок с десятником. Порой они даже склонялись друг к другу и говорили о чем-то — Нирея не различила. Быть может, обсуждали, куда ехать или где устроить привал: теперь, когда страхи и тревоги чуть улеглись, усталость и голод громко напоминали о себе. Однако Грас, Тейгот и Овандим, которые ехали позади, не только прикрывали Нирею с Лейтаром, но и не снимали тетивы с луков.

— А куда мы едем? — тихо спросил Лейтар.

Ответа у Ниреи не было — она лишь обняла братца и прижалась обветренной щекой к его щеке.

— Не тревожься, — шепнула она. — Они решат. Нам с тобой нечего бояться…

— Только ты сама не бойся, сестрица, — сказал он громче — совсем как прежде, и обнял ее в ответ. — Я тебя не дам в обиду.

Так они и ехали — неспешно, будто задумчиво. О чем помышляли ее спутники-воины, Нирея не ведала, зато сама удивилась, что тревоги ее ушли, точно унесенные быстрой рекой. Но в голове по-прежнему билось нечто, крутилось и трепыхалось, не давало покоя. И отчего-то пришла уверенность: если она изловит эту коварную невидимку, то поймет, что делать.