Химия (гет)

Джон сидел за столом в мотеле, сложив руки замко́м перед собой, за окном была уже глубокая ночь. Усталый неоновый знак мотеля мерцал за окном, отбрасывая красноватые блики в комнату. На столе, рядом со стеклянной пепельницей, стоял стакан с остатками виски и тающим льдом.

Мысли роились в голове, складываясь во все более сложный, многогранный образ Эдварда. Трагическая фигура, выброшенная в мир, к которому была совершенно не приспособлена. Оставшийся без нормальных рук, с этой адской конструкцией, несовместимой с выживанием в настоящем мире, за стенами замка. Может ли он, Джон, распоряжаться его судьбой? Как вообще к нему относиться? Как к равному?

Решение нужно было принимать немедленно.

Эдвард — не лабораторный образец. Это стало для него очевидно. Риск был огромен. Обвинения, тянущиеся за Эдвардом, казались непробиваемой стеной. Джон понимал, что ставит на кон всё: карьеру, репутацию, спокойствие семьи. Но, взвесив все "за" и "против", он решил, что его авторитета в научном мире должно хватить. Иначе зачем тогда вообще заниматься наукой, если не пытаться помочь в такой ситуации? Тот ученый не успел… Кто-то должен закончить начатое. Да, самый простой путь — тайно вывезти Эдварда. Ему бы позволили, он знал. Но это лишит Эдварда последнего шанса на нормальную жизнь, на признание. Нет, нужно бороться. Бороться за него в рамках закона.

В ведёрке для льда кубики, поблескивая гранями, медленно таяли, роняя звонкие капли в прохладную воду на дне.

Утро началось с активных звонков адвокатам. На тумбочке рядом с телефоном лежал толстый потрёпанный справочник Жёлтые страницы — Джон решил с него и начать. Телефон работал без умолку, но ответы были отрицательными, едва он упоминал, кого нужно защищать. «Руки-ножницы? Нет, спасибо, это слишком… громко». После нескольких неудач, когда уже стало казаться, что эти желтые страницы бесполезны, наконец, нашелся адвокат, не боящийся самых сложных дел. Мистер Картер. Стоимость его услуг была огромна. Джон согласился, не раздумывая. Это того стоило.

Одновременно он вызвал своего надежного помощника Эндрю — нейробиолога, мнению которого доверял безоговорочно.

Команда защиты начала формироваться — хрупкий щит против надвигающейся бури общественного мнения.

Собравшись втроём для первоначального обсуждения, они углубились в стратегию защиты.

— Какова вероятность положительного исхода? — спросил Джон.

Картер подумал:

— Случай уникальный, безусловно. Но с юридической точки зрения — это чистая самооборона. Провокация была явной. Если мы сможем доказать, что он защищался от агрессии и прямой угрозы для своей жизни — а это весьма вероятно — то вероятность выиграть дело велика. Но главное — изменить общественное мнение. Показать людям не монстра, а человека… или нечто большее, чем человек, который нуждается в защите.

* * *

Джон вернулся домой поздно вечером, утомленный и взволнованный. Анна ждала его в тишине гостиной, с книгой в руках, но по ее взгляду он понял, что она не читала.

— Ну как? — спросила она, откладывая книгу.

— Ну, как видишь, он меня даже не зарезал, — усмехнулся Джон.

Он пружинисто опустился в кожаное кресло, энергия, бурлившая в нем, несмотря на усталость, не позволяла расслабиться:

— Нанял адвоката. Мистер Картер, очень хороший специалист. Дорогой, правда…

— Вот как! — Анна приподняла бровь, но в голосе звучала скорее заинтересованность, чем упрек. — И кто будет платить за этот праздник жизни? Университет выделит средства на защиту «феномена» с ножницами вместо рук?

Джон усмехнулся:

— Боюсь, это будет благотворительность с моей стороны. Придется пожертвовать парой грантов… но оно того стоит. Он не монстр. Он… очень странное, непонятное существо, но точно не монстр. И... он нуждается в помощи.

Анна слишком хорошо знала, что за внешней респектабельностью Джона всегда скрывалась склонность к... эффектным, пусть и рискованным поступкам. Он был человеком импульса — и тогда рациональность отступала на второй план, уступая место отчаянной смелости, граничащей с безрассудством.

Он посмотрел на нее долгим, изучающим взглядом:

— Переживаешь?

Уголки его губ тронула особая, едва заметная улыбка. Уверенная, успокаивающая:

— Не бойся.

В такие моменты она понимала, что готова пойти за ним куда угодно.

Когда-то, в начале их отношений, Анна не раз пробовала направить эту энергию в более... безопасное русло. Она просила его быть осторожнее, уговаривала сначала взвешивать все последствия, указывая на возможные проблемы. Но Джон, хотя и ценил ее заботу, твердо дал понять, что не позволит перекраивать себя. "Не пытайся меня менять. Это часть меня" — в его словах, несмотря на их категоричность, она слышала не ультиматум, а... констатацию его незыблемого внутреннего принципа. "Я... взвешиваю. Все последствия. Взвешиваю" — добавил он тогда с какой-то усталостью в голосе. И Анна приняла эту его черту, понимая, что без этой искры он не был бы тем Джоном, которого она любила.

* * *

Время шло, подготовка к процессу набирала обороты. Мистер Картер работал энергично, собирая информацию и выстраивая стратегию защиты.

На Эндрю была возложена миссия ключевого коммуникатора, направленная на активное изменение общественного восприятия Эдварда и подготовку убедительных научных аргументов для суда. Выступая перед прессой и давая интервью, он призывал к человечности, сочувствию, разуму и справедливости, акцентируя внимание на созидательном потенциале Эдварда и научных доводах, подтверждающих, что Эдвард не был задуман как монстр.

За несколько дней до начала судебного процесса Джону позвонили из совета регентов Калифорнийского университета. Он ожидал этого звонка.

Звонил сам мистер Уилсон. Его тон был напряженно-официальным.

— Джон, здравствуй. Нам нужно обсудить с тобой ситуацию вокруг этого… Эдварда Руки-ножницы.

— Мистер Уилсон, здравствуйте. Я слушаю вас, — ответил Джон, сохраняя спокойствие.

— Джон, мы… в некотором замешательстве от твоей… самодеятельности. Ты блестящий ученый, твои достижения неоспоримы, но… это выходит за рамки обычной научной деятельности. Что это вообще такое?

Джон ровным тоном ответил:

— Я убежден, что обнаружил нечто беспрецедентное, с огромным научным потенциалом. Эдвард — это не просто «феномен», это возможность совершить прорыв в понимании биологии и технологий прошлого, это уникальный источник для развития кибернетики. И я хочу, чтобы именно мы занимались его изучением.

Уилсон тяжело вздохнул:

— Ты же понимаешь, что в таких ситуациях… нам следовало действовать иначе. Немедленно изолировать его и переправить в одну из наших закрытых лабораторий. Для изучения, разумеется.

Джон ответил твердо, словно бросая вызов:

— Мистер Уилсон, позвольте вам напомнить. Эдвард — не лабораторная крыса. Он обладает разумом и чувствами, даже если они и отличаются от наших. Эксперименты над ним — это неэтично и недопустимо. Я... не позволю этого.

— Этика — это все прекрасно, но мы не знаем, что у него в голове! Как функционирует его мозг? Он потенциально опасен. Мы не можем рисковать безопасностью людей, Джон. Это наша прямая ответственность.

— Я полностью разделяю ваши опасения, мистер Уилсон. Именно поэтому я и хочу провести всестороннее обследование Эдварда в наших лабораториях, но — с его добровольного согласия и в уважительной форме. Если тесты покажут, что он представляет реальную угрозу, тогда мы будем действовать соответственно. Но пока — он жертва обстоятельств и предрассудков.

Джон позволил себе легкую шутку:

— И кстати, если после всех тестов мы все же решим отправить его в "закрытую лабораторию", университет компенсирует мне расходы на адвоката?

В трубке повисла короткая пауза. Затем Уилсон тихо рассмеялся:

— Ты неисправим. Ладно, твоя логика... понятна. И публичный резонанс этой истории тоже. Сейчас уже слишком поздно что-то скрывать. И то, что именно наш университет занимается этим делом… в определенном смысле даже выгодно для нас. Хорошо, Джон. Иди своим путем. Но... вся ответственность за последствия — на тебе. И не забывай, наши ресурсы не безграничны. Адвоката придется оплачивать самому.

— Спасибо, мистер Уилсон. Я понимаю. Я беру на себя полную ответственность.

Разговор закончился. Джон положил трубку и сосредоточенно посмотрел перед собой. Тонкая, но красноречивая улыбка тронула уголки его губ. Это была улыбка человека, провернувшего сложный трюк. Первый раунд был выигран. Но главная битва только предстояла. И ареной этой битвы станут зал суда и общественное мнение. Он ощущал нарастающий мандраж — и одновременно бодрящую остроту азарта. Ему нравилось это чувство.