Химия (гет)

Джон сидел за столом мотеля, за окном была уже глубокая ночь. Мысли роились в голове, складываясь во все более сложный, многогранный образ Эдварда. Трагическая фигура, выброшенная в мир, к которому была совершенно не приспособлена. Может ли он, Джон, распоряжаться его судьбой? Как вообще к нему относиться? Как к равному?

Решение нужно было принимать немедленно.

Эдвард — не лабораторный образец. Это стало для него очевидно. Риск был огромен. Обвинения, тянущиеся за Эдвардом, казались непробиваемой стеной. Джон понимал, что ставит на кон всё: карьеру, репутацию, спокойствие семьи. Но, взвесив все "за" и "против", он решил, что его авторитета в научном мире должно хватить. Иначе зачем тогда вообще заниматься наукой, если не пытаться помочь в такой ситуации? Тот ученый не успел… Кто-то должен закончить начатое. Да, самый простой путь — тайно вывезти Эдварда. Ему бы позволили, он знал. Но это лишит Эдварда последнего шанса на нормальную жизнь, на признание. Нет, нужно бороться. Бороться за него в рамках закона.

Утро началось с активных звонков адвокатам. Телефон работал без умолку, но ответы были отрицательными, едва Джон упоминал, кого нужно защищать. «Руки-ножницы? Нет, спасибо, это слишком… громко». После нескольких неудач, наконец, нашелся адвокат, не боящийся самых сложных дел. Мистер Картер. Стоимость его услуг была огромна. Джон согласился, не раздумывая. Это того стоило.

Одновременно Джон связался с университетом и вызвал своего надежного помощника, нейробиолога, мнению которого доверял безоговорочно. Команда защиты начала формироваться — хрупкий щит против надвигающейся бури общественного мнения.

Втроём, собравшись для первоначального обсуждения, они углубились в стратегию защиты.

— Какова вероятность положительного исхода? — спросил Джон.

Картер подумал:

— Случай уникальный, безусловно. Но с юридической точки зрения — это чистая самооборона. Провокация была явной. Если мы сможем доказать его невиновность в нападении — а это весьма вероятно — то вероятность выиграть дело велика. Но главное — изменить общественное мнение. Показать людям не монстра, а человека… или нечто большее, чем человек, который нуждается в защите.

* * *

Джон вернулся домой поздно вечером, утомленный и взволнованный. Анна ждала его у камина, с книгой в руках, но по ее взгляду он понял, что она не читала.

— Ну как? — спросила она, откладывая книгу.

— Ну как видишь, он меня даже не зарезал, — усмехнулся Джон.

Он опустился в кресло:

— Нанял адвоката. Мистер Картер, очень хороший специалист. Дорогой, правда…

— Вот как! — Анна приподняла бровь, но в голосе звучала скорее заинтересованность, чем упрек. — И кто будет платить за этот праздник жизни? Университет выделит средства на защиту «феномена» с ножницами вместо рук?

Джон усмехнулся:

— Боюсь, это будет благотворительность с моей стороны. Придется пожертвовать парой грантов… но это того стоит. Он не монстр. Он… очень странное, непонятное существо, но точно не монстр. И он нуждается в защите.

Анна слишком хорошо знала, что за внешней респектабельностью Джона всегда скрывалась склонность к... эффектным, пусть и рискованным поступкам. Он был человеком импульса — и тогда рациональность отступала на второй план, уступая место отчаянной смелости, граничащей с безрассудством.

Он посмотрел на нее долгим, изучающим взглядом:

— Переживаешь?

Уголки его губ тронула особая, едва заметная улыбка. Уверенная, успокаивающая:

— Не бойся.

В такие моменты она понимала, что готова пойти за ним куда угодно.

* * *

Время шло, подготовка к процессу набирала обороты. Мистер Картер работал энергично, собирая информацию и выстраивая стратегию защиты.

За несколько дней до начала судебного процесса Джону позвонили из совета регентов Калифорнийского университета. Звонил сам мистер Уилсон. Его тон был напряженно-официальным.

Он ожидал этого звонка.

— Джон, здравствуй. Нам нужно обсудить с тобой ситуацию вокруг этого… Эдварда Руки-ножницы.

— Мистер Уилсон, здравствуйте. Я слушаю вас, — ответил Джон, сохраняя спокойствие.

— Джон, мы… в некотором замешательстве от твоей… самодеятельности. Ты блестящий ученый, твои достижения неоспоримы, но… это выходит за рамки обычной научной деятельности.

Что это вообще такое?

Джон ровным тоном ответил:

— Мистер Уилсон, я убежден, что обнаружил нечто беспрецедентное, с огромным научным потенциалом. Эдвард — это не просто «феномен», это возможность совершить революцию в понимании биологии и технологий прошлого. И я хочу, чтобы именно мы занимались его изучением.

Уилсон тяжело вздохнул:

— Джон, ты же понимаешь, что в таких ситуациях… нам следовало действовать иначе. Немедленно изолировать его и переправить в одну из наших закрытых лабораторий. Для изучения, разумеется.

Джон твердо ответил:

— Мистер Уилсон, Эдвард — не лабораторная крыса. Он обладает разумом, чувствами, пусть и отличными от наших. Эксперименты над ним — это неэтично и недопустимо. Я не позволю этого.

— Джон, этика — это все прекрасно, но мы не знаем, что у него в голове! Как функционирует его мозг? Он потенциально опасен. Мы не можем рисковать безопасностью людей, Джон. Это наша прямая ответственность.

— Мистер Уилсон, я полностью разделяю ваши опасения. Именно поэтому я и хочу провести всестороннее обследование Эдварда в наших лабораториях, но — с его добровольного согласия и в уважительной форме. Если тесты покажут, что он представляет реальную угрозу, тогда мы будем действовать соответственно. Но пока — он жертва обстоятельств и предрассудков.

Джон позволил себе легкую шутку:

— И кстати, если после всех тестов мы все же решим отправить его в "закрытую лабораторию", университет компенсирует мне расходы на адвоката?

В трубке повисла короткая пауза. Затем Уилсон тихо рассмеялся:

— Ты неисправим, Джон. Ладно, твоя логика... понятна. И публичный резонанс этой истории тоже. Сейчас уже слишком поздно что-то скрывать. И то, что именно наш университет занимается этим делом… в определенном смысле даже выгодно для нас. Хорошо, Джон. Иди своим путем. Но... вся ответственность за последствия — на тебе. И не забывай, наши ресурсы не безграничны. Адвоката придется оплачивать самому.

— Спасибо, мистер Уилсон. Я понимаю. Я беру на себя полную ответственность.

Разговор закончился. Джон положил трубку и потёр переносицу. Первый раунд был выигран. Но главная битва — за справедливость и за понимание — только предстояла. И ареной этой битвы станут зал суда и общественное мнение. Он ощущал нарастающий мандраж — и одновременно бодрящую остроту азарта. Ему нравилось это чувство.