Бедные-несчастные (гет)

Рита встала под горячие струи душа и прикрыла глаза. Медленно, механически она терла кожу мочалкой и пыталась понять, что чувствует. Было ли ей хорошо? Неприятно? Противно от себя? Что она чувствовала взамен на то, что продала себя? Имело ли это хоть какой-то смысл?

​Вопросы так и оставались без ответа. Рите не было плохо — наверное, это все, чего она могла бы желать. Она вылезла из душа и услышала, как хлопнула входная дверь — Гермиона вернулась. Когда она выскользнула из ванной комнаты, та уже хозяйничала на кухне. Несколько минут Рита наблюдала за ней, остановившись в дверном проеме, а когда Гермиона закончила готовить омлет и обернулась с дымящейся сковородкой, спросила:

​— Как ты поняла, что кулон тебе подарил человек, которого ты любила, хотя ничего не помнишь?

​Улыбка сползла с губ Гермионы. Она поставила сковородку на заранее подготовленную доску на столе и непроизвольно дотронулась кончиками пальцев до цветка на шее, который, кажется, никогда не снимала.

​— Я это почувствовала.

​— А что еще ты почувствовала?

​— Сожаление, — не задумываясь, отозвалась она. — Я бы хотела его знать.

​Рита хотела разорвать грудную клетку и вставить в нее что-нибудь — бутон розы, одной из тех, что подарил Антонин; его перстень; его аромат — что-то его. Рита хотела бы, чтобы он ей нравился, чтобы она его любила — ей было бы очень легко.

​(Наверное, она хотела бы любить хоть кого-нибудь на этом свете).

​— Спасибо за завтрак. Что сказал доктор Барнс? — заставив себя улыбнуться и сменить тему разговора, поинтересовалась она у Гермионы. Та бросила на нее последний изучающий и как будто бы все понимающий взгляд (Рита н-е-н-а-в-и-д-е-л-а это ее умение — смотреть так, будто она все про тебя знала), и отвернулась, чтобы достать тарелки для них.

​— Ему кажется, что у меня есть шанс восстановиться. Он хочет попробовать шоковую терапию — очередная инновационная идея. Теперь придется время от времени оставаться в больнице.

​Гермиона принялась жадно уплетать омлет. Рита задумчиво ковырялась в еде. Ей хотелось спросить, что Гермиона будет делать, когда вспомнит все. Когда вспомнит человека, которого любила и который любил ее и поймет, что он не искал ее и ни разу не навестил. Рите было интересно, что она будет чувствовать? Сожрет ли ее такая же гнетущая пустота, когда она наконец достигнет желаемого — вернет все воспоминания?

​(Или эта пустота — лишь ее тяжелая ноша?)

* * *

​Они видятся с Антонином еще несколько раз: он встречает ее с работы, они недолго прогуливаются, а потом трансгрессируют к нему домой. У него просторная квартира в Косом переулке, но совершенно не обжитая — Рита уверена, что он снял ее совсем недавно и почти не появлялся здесь. Их встречи кажутся ей быстрыми, поспешными.

​Губы к губам, кожа к коже, тело к телу — никакой любви, никакой симпатии — просто два человека со своими потребностями, которые нашли способ закрыть их друг другом.

​Мистер Эйвери почти не правит статьи Риты — уже дважды он возвращал ей листы, исписанные только ее рукой. Рите кажется, что ошейник, который туго затянули вокруг ее шеи — она почти задыхалась, — окончательно ослабили. Она не знает, но догадывается, что Антонин к этому причастен. Ей хочется спросить, но она молчит.

​Близость физическая — далеко не близость душевная. И когда Рита почти убеждает себя, что это хорошо, Антонин присылает ей коробку с красивым вечерним платьем — благородный темно-зеленый с золотыми элементами, — и приглашение на прием, который будет проведен в доме Эйвери. Рита знала о нем и должна была присутствовать как журналистка.

​(И, видимо, как любовница.

​Что-то екнуло и замолкло — Рита не успела разобрать).

​Антонин зашел за ней. Его костюм был в цвет ее платью, и эта мелочь — действительно, мелочь, — почему-то заставила Риту улыбнуться. Антонин поцеловал ее в лоб и приобнял. Они трансгрессировали.

​Дом Эйвери — огромный, величественный особняк, оформленный в молочных оттенках. Бессчисленные длинные ряды светящихся окон, широкие аллеи, кусты, выстреженные в разных формах — начиная с шаров и заканчивая резвящимися животными. Рита с Антонином влились в поток гостей. Разговоры, улыбки, приветствия — водоворот светской жизни утягивал их за собой. Чем ближе они были к лестницам, огибающим фонтан и ведущим на крыльцо, где прибывших встречали хозяин с женой, тем взволнованнее билось сердце.

​Рита с восторгом осматривалась, запоминала лица волшебников, здоровавшихся с Антонином, и время от времени шепотом спрашивала, кто это был. Когда они приблизились к хозяевам, Рита впервые лично увидела своего придирчивого редактора — это был мужчина средних лет со светлыми волосами и строгим лицом. Его губы улыбались, хотя глаза оставались холодными. Разительно отличалась его жена — невысокая, темноволосая леди с бледным, как будто бы болезненным оттенком кожи, но с ослепительной улыбкой, которая затрагивала и в лучшую сторону преображала все ее лицо.

​Мистер Эйвери пожал руку Риты — его ладони были сухими и холодными. Она не смогла долго смотреть ему в глаза — казалось, те пробирались в глубину ее души, и она обрастала ледяной коркой. Антонин перекинулся с ним несколькими ничего не значащими фразами, и только после этого они с Ритой зашли в дом. Основная часть мероприятия проходила в саду, поэтому здесь было немного людей — большей частью те, кому надо было привести себя в порядок перед большими зеркалами в резных деревянных рамах. Антонин провел Риту через холл к распахнутым дверям террасы. Оттуда они спустились в освещенный и чудно оформленный сад.

​Посередине располагалось место для танцев, по периметру растянулись тонкие белоснежные фонари. От одного к другому вилась гирлянда с небольшими светильниками в корейском стиле. Ближе к дому были расставленны стулья, с другой стороны располагались несколько фуршетных столов. Глубже в саду рассыпались небольшие высокие столики, над которыми парили розовые светящиеся шары. За некоторыми из них уже расположились беседовавшие гости.

​Пока Рита с восторгом осматривалась и запоминала, как все было устроено — статья сама себя не напишет, — Антонин отыскал глазами знакомые и приятные ему лица и осторожно повел Риту к ним. Это были преимущественно джентльмены — холеные, приятные, — и несколько дам в роскошных платьях, явно стоивших ни одно состояние. Среди собравшихся Рита узнала Темного Лорда. Он был в черном костюме с кроваво-красным галстуком, почти не участвовал в общем разговоре, но со стороны сразу было понятно, что он был тем, для кого преимущественно говорили.

​Сердце пропустило удар — перед ним Рита испытывала благоговейный страх.

​Антонин представил ее — женщины смерили оценивающими взглядами. Рита горделиво вздернула подбородок.

​— Приятно видеть, что вы не избегаете нашего общества, мисс Скитер, — проговорил Волдеморт и склонил голову чуть набок, рассматривая ее. Рита почувствовала, что рука Антонина на ее талии напряглась.

​— Я была счастлива получить приглашение на прием, — мягко отозвалась она.

​— Уверен, что и компания сыграла свою роль в вашем счастье.

​Рита была уверена, что эти слова предназначались ни ей, а Антонину, но не позволила себе нахмуриться, посмотреть на него. Ее улыбка сияла на губах так же ярко. Энергетика Темного Лорда задавливала, и ей безумно хотелось притвориться последней дурой, только бы он перестал обращать на нее внимание.

​Она возблагодарила Мерлина, когда супруги Эйвери появились у выхода на террасу и хозяин дома, приставив палочку к горлу, чтобы усилить свой голос, приветствовал гостей. Закончив небольшую речь, он взмахнул древком, и столп искр взлетел в небо. Тут же со всех сторон от гостей будто настоящими гейзерами взорвались точно такие же столпы, переливающиеся разными красками, и блестки снежинками заструились с неба. Зазвучала музыка, начались танцы — Антонин увел Риту от остальных и закружил в вальсе.

​Его рука лежала на ее талии, он вел ее осторожно, бережно. И смотрел… Риту смутил его почему-то изменившийся взгляд, и она избегала поднимать голову — то новое, что появилось в его глазах, заставляло ноги подгибаться. Но в то же время, оно вступало в жуткую, бурляющую реакцию с пустотой, которая заполняла ее, и Рита боялась… боялась взорваться от прокатившегося жаркой волной по телу чувства. Впервые чувства рядом с этим мужчиной.

​— Тебе же можно танцевать? — желая отвлечься, тихо спросила она. Антонин непонимающе приподнял брови. — Твоя рана…

​— Не думай о ней. Я почти здоров.

​Рита кивнула и опустила взгляд на его плечи. Как только прозвучали последние аккорды вальса, она что-то пробормотала про дамскую комнату и поспешила отойти. Дыхание сбилось, и пустоту в душе, от которой она изнывала, заполнило новое чувство — некомфортное, неуютное, словно Рита шаталась на тонкой леске, растянутой между двумя зданиями, и отчаянно пыталась поймать равновесие.

​О, Мерлин, что она делает?

​Скрывшись от чужих глаз в одной из аллей, Рита замерла. Звуки музыки слабо долетали до нее. Обняв себя руками, она постаралась сконцентрироваться на дыхании.

​Что она делает? Зачем она это делает?

​Рита шагала вперед, а затем резко поворачивалась и возвращалась. Уйти и закончить все навсегда. Оборвать связи с Антонином, с Темным Лордом. Вернуться в ту жизнь, когда она была сама по себе, делала и писала то, что она хотела, и никто… никто не жил в ее мыслях.

​Взгляд Риты был прикован к мелким камушкам под ногами, которыми была усыпана дорожка, и она не увидела (не услышала в вихре размышлений), как кто-то подошел к ней.

​Она врезалась в незаметно приблизившегося Антонина. Уткнулась носом ему в грудь. Ей не нужно было поднимать голову, чтобы увидеть его лицо — она знала его запах, знала его на ощупь. Он обнял ее и положил подбородок на ее макушку. Рита зажмурилась.

​Кажется, она забыла, как это — сбегать.

​— Хочешь, уйдем? — тихо спросил Антонин.

​— А статья?

​— К черту статья. Давай уйдем? Куда захочешь.

​Рита помедлила всего мгновение, прежде чем поднять на него глаза.

​— Трансгрессируем в Годрикову Впадину? Я покажу тебе, как жила.

​Антонин поцеловал ее в лоб и, взяв за руку, повел к выходу. Но, как только они вынырнули из аллеи и оказались в ласковом свете фонарей, Антонин замер. Рита проследила за его взором — он смотрел на Темного Лорда, о чем-то говорившего с Эйвери.

​— Подожди меня буквально минуту, — обернувшись, сказал Антонин.

​Она не спросила, должен ли он отчитаться, что уходит — лишь кивнула и направилась к лестнице на террасу. Там она остановилась, впервые обернувшись, чтобы бросить последний быстрый взгляд на устройство вечера. Но она не рассмотрела сад: перед ней возникла новоявленная миссис Гринграсс с натянутой, явно презрительной улыбкой на губах.

​Рита расправила плечи и безэмоционально посмотрела на нее.

​— Не думала, что журналистов пустят дальше порога, — без приветствий, заговорила миссис Гринграсс.

​— Я получила такое же приглашение, как и ты.

​— Ах, приглашение… — она обернулась, безошибочно найдя глазами Антонина. — Все видели твое приглашение. Хотя я до последнего думала, что ты слишком горда, чтобы опуститься до… подобного.

​Ни одна черточка на лице Риты не дрогнула.

​— До чего «подобного»? — холодно переспросила она.

​Молодая миссис Гринграсс жеманно улыбнулась.

​— До того, что станешь греть постель тому, кто никогда на тебе не женится и ничего не сможет тебе дать. Или ты думаешь, что роль любовницы приравнивается к роли законной супруги?

​Рита рассмеялась. Брови миссис Гринграсс ошарашено взлетели, рот комично приоткрылся. Рита шагнула к ней и, делая вид, что стряхивает пылинки с ее плеча, тихо проговорила:

​— В отличие от законной жены, я всегда могу завершить эти отношения и никогда не буду заперта в детской, чтобы нянчиться с детьми. В отличие от законной жены, надо мной не будут смеяться за спиной потому, что муженек увивается за очередной юбкой и тратит баснословные деньги в борделях. И, в отличие от чистокровной законной жены, я сама могу выбрать, чью постель греть, как ты выразилась.

​— Что ты…

​— Рита!

​Антонин, не слышавший их разговора, приблизился и замер рядом. Он поймал руку Риты и переплел их пальцы.

​— Ты закончил? — всем своим видом показывая, что не собирается знакомить их друг с другом, Рита повернулась к нему. Антонин кивнул и собирался было обратиться к новоявленной миссис Гринграсс, но Рита настойчиво потянула его в сторону выхода. — Тогда пойдем, — она обернулась. — Неприятно было пообщаться.

​— Моя бывшая однокурсница. Терпеть ее не могу, — коротко объяснилась она, когда они поднялись на террасу. Тут расположились несколько высоких столиков, и взгляд Риты задержался на красивом пирожном с тонной крема и фруктов, которое принес совсем юный мальчик девчушке такого же возраста. — Жаль, что мы ничего не попробовали.

​— Сейчас исправим, — Антонин остановился и выудил волшебную палочку. — Что хочешь?

​Рита слабо улыбнулась ему и, прищурившись, принялась разглядывать фуршетные столы. Она указала на несколько блюд, и Антонин взмахнул древком. У столов взлетели тарелки, выбранные Ритой сладости тут же очутились на них и стройным гуськом потянулись к террасе. Рита рассмеялась, заметив, как на мгновение испугался приставленный к столам домовик, как взлетели его уши и как расслабленно упали, когда он понял, что это балуются гости.

​Они подошли к одному из столиков, и Антонин, развлекая Риту, принялся расхваливать вкус миссис Эйвери.

​— Слишком много комплиментов, я могу начать ревновать, — в какой-то момент улыбнулась она, перебив его, и сунула пирожное ему в рот.

​Они задержались ненадолго, а потом, как и договорились, трансгрессировали в Годрикову Впадину. Они бродили по небольшим улочкам, и Рита говорила-говорила-говорила о своем детстве. То, что она не рассказывала (боялась рассказать) раньше безостановочно выливалось из ее рта.

​Ей нравилось держать Антонина за руку. Нравилось, что они вдвоем ушли с приема, пропустив его главную часть — речь Темного Лорда и реакцию гостей на нее. Нравилось, что она могла показать Антонину издали свой старый дом, расположившийся на холме.

​— Не хочешь подняться и заглянуть к отцу? — вдруг спросил он.

​Медленно, словно подвластная какому-то заклинанию, улыбка сползла с ее губ. Рита поморщилась, посерела и как будто бы вся сжалась.

​— Не сегодня, — поспешно отозвалась она и потянула Антонина в противоположную сторону. — У нас не очень хорошие отношения.

​Антонин не сдвинулся и поймал ее вторую руку. Лунный свет серебрил ее барашьи кудри.

​— Не люблю о нем вспоминать.

​— Почему?

​Рита даже не задумалась, прежде чем ответить (сказать то, что она никогда и никому не говорила. Даже Корбану и Долорес):

​— Он поднимал руку на нас с мамой, когда я была маленькой. Не хочу портить вечер встречей с ним.

​Антонин напрягся и хотел было что-то сказать, но Рита резко приблизилась и положила палец ему на губы.

​— Я не боюсь его и не обижена. Но я не хочу его видеть, — она сделала быстрый, судорожный вздох. — Хочу видеть тебя.

​Антонин поцеловал ее палец. Рука Риты упала ему на плечо, он наклонился и поцеловал ее в губы.

​Этот поцелуй был новым — бережным.

​Рита почувствовала, как что-то, медленно заполняющее пустоту в ее душе, довольно урчит.

​(Это был отклик — почти чувство).