Грязная бюрократия (джен)

Помню, как сейчас, не взирая на прожитые годы. Признаться, возможность удивляться я считал утерянной ещё тогда. Только вечные скитания позволяли мне вновь и вновь находить повод улыбаться. Не слишком-то широко́, но в таком возрасте и моём положении лучше не улыбаться вовсе.

Там, где путешествия, там и опыт. А с видом багрового заката, опыт начал подсказывать, что ополчение встретит меня уже с минуты на минуту. Печально, что подозрительность направляет копья на всякого пришедшего, но на их месте я поступал бы точно так же. Их род достаточно вытерпел, чтобы не доверять никому. «Фестралы» или «бэт-пони» для простого народа слишком отличны от прочих парнокопытных, за что и страдают с первых дней своего существования. На них возводят хулу и кровавый навет, несправедливо мажа их одной с умбралами краской, гонят со всех более-менее плодородных земель, аристократы севера даже охотятся на них, как на зверей, ради тёплого подшёрстка. Воистину горькая судьба у племени фестралов.

Потому я не позволил себе ни удивления, ни злости, когда из отвесных скальных утёсов явились эти дети ночи и взяли меня в кольцо. Суровые и обветренные лица не обещали тёплого приёма даже выгляди я как богатый шляхтич, а в поношенной накидке с изорванной под корень каймой и подавно. Хлопки перепончатых крыльев... их примерно полдюжины, из-за эха сложно сказать точнее. Блёклые копья с неровными бронзовыми наконечниками и худые доспехи из древесной коры вызывали только жалость, но их пламенный взгляд не оставлял сомнений, что биться они будут до последнего вздоха.

— Кто таков и куда путь держишь через эти ущелья? — появилась фестралка, обладающая единственным достойным доспехом и претендующая на звание десятника.

— Добрый вечер, пане, — я сделал лёгкий поклон. Вежливость ценится везде. — Я адептом свободных искусств буду, а ищу здесь именно вашу деревеньку.

— И зачем бродячему учёному понадобилась наша деревня? Или ты вовсе не студент, а лазутчик?

— Что ж, явился я сюда к ночи, когда ваше зрение на пике, через открытое пространство, в хлопающем на ветру плаще и попал в окружение почти сразу же. Или я очень плохой лазутчик, или не лазутчик вовсе.

— Ха, верно подмечено, — она сделала вращающий жест передней ногой и все ополченцы исчезли за скалами, кроме двух самых близких к ней. — Глаз ставлю, что бы тебе не было нужно, об этом со старостой говорить надобно. Давай так: у нас болезнь разразилась, мы больных на отшибе заперли, ты уж осмотри их да реши, чем лечить и можно ли вообще.

— А там уж и повод навестить старосту появится, понял, пане. Добро.

Под эскортом начальницы ополчения меня вели по извилистым тропкам. В один прекрасный момент, я обнаружил, что очередная скала по правую сторону облицована каменной кладкой. Неровной, из естественной гальки, но она выполняла свою задачу — защищала от оползней. Значит, здесь уже начинается владения племени. Ополченцы то и дело посматривали на меня из-под своих грубых шлемов, ожидая подвоха, пока начальница шла впереди. Наконец, показались и первые жидкие столбы дыма. С большого расстояния их не увидеть, потому как тяжкая жизнь научила фестралов многому, в том числе, привязывать связки веток над дымоходами, чтобы разбивать ими густой поток на множество мелких. Таких, что любой ветерок развеет, а в нагорье безветренно не бывает. Уже отсюда на меня начали «сверкать» глазками, как ночными свечами. Устройство таково, что б в ночи видеть и заставляет иногда свет отражаться необычно и сами глаза будто светятся, как у чертей каких, что также вносит свой вклад в ненависть к бэт-пони.

— Вот тута, — сотница зависла над покорёженной хижиной в отдалении от остальных. — Можешь приступать, но только попробуй вынести оттуда чего, сразу узнаешь по чём фунт лиха.

Я кивнул со сдержанной улыбкой и толкнул хлипкую дверь. Внутри меня ждала пятёрка фестралов, явно удивлённых приходом единорога, тем более, в пенсне. Сквозняк, капающая крыша и земляной пол — условия даже для здоровых не очень, а для больных и подавно. Но что поделать? Страх заболеть и окончить жизнь в одиночестве и страшных муках часто толкает пони изолировать даже близких, какой уж тут ремонт. Благо этих хотя бы кормят, если судить по блеску шерсти. Глаза не заплывшие, судорог нет, лихорадки тоже. Я кратко объяснил, зачем пришёл и начал расспрашивать, в чём же их недуг. Один за другим они начали демонстрировать его. Каждого я внимательно осмотрел, проверил, вопреки их опасениям и предупреждениям, даже пощупал.

— Всё ясно, — сказал я уже снаружи ожидающей меня сотнице. — я знаю, что это.

— И что же? — она подошла ближе, во взгляде тревога, голос неожиданно девичий.

— Можно не бояться, это не передаётся и не угрожает жизни, — попытался успокоить. Похоже, кто-то из больных её знакомый или даже больше. — Если нужны подробности, ведите к старосте, чтобы потом повторять не пришлось.

Она пристально на меня посмотрела, ища признаки лукавости, а потом развернулась, резко махнув гривой, тем призывая следовать. С отшиба мы сместились к самой деревне, приткнувшейся в открытом зубастом гроте меж гор. Если не считать, ночной образ жизни и сверкающие там и тут клыки при разговоре, этот хуторок на пять-шесть дворов не отличить от любого другого. Те же соломенные крыши, те же саманные стены да деревянная мебель виднеется в открытых окнах, бегают те же дети, работают так же в поте лица.

Длинный дом старосты, единственный двухэтажный в деревне, расположился под самым крупным скальным клыком. Символично. Дверь нам отворила молодая фестралка и сразу пустила, признав начальницу ополчения. Исчезла, после встречи со мной взглядами, дочь или внучка старосты тоже очень быстро. Сотница провела меня мимо центрального очага, по ступеням полукругом на второй этаж. Уже там, на толстой и тёплой подстилке сидела и смотрела в окно, закутавшись в одеяло с выкройкой, кобыла далеко за пятьдесят.

— Слышу два набора ног, — как бы невзначай проговорила она, не оборачиваясь. — И кого там принесла нелёгкая?

— Это я, Вешка, со мной посетитель. Представился учёным, у него новости о недуге.

— О-о-о, учё-ё-ёный… Сколько у сердца выходов и входов? — резко и требовательно спросила она.

— Четыре вены, столько же артерий и одна аорта, — без заминки ответил я. — И всё же предпочитаю зваться адептом свободных искусств, пане.

— Ну, может, ты и знаешь чего, — в знак снисходительности, она всё же развернулась к нам и поставила кружку на столик. — Не тяни, рассказывай, что там у этих, чем лечить? Только обойдись без этих разглагольств об гуморах.

— Ничего лечить не надо, ибо это не болезнь.

— Да неужели? И почему ты так решил?

— Потому, что это происходит не только у вас, — я выждал, пока они переглянутся, поймут, что болезнь не может буйствовать и внутри закрытой деревни, и снаружи. — Именно так: по всему миру начинает происходить то же самое. От Пфердляндии на крайнем западе до Понизийской Империи на востоке, и у благородных, и у простых.

— Так это, — неуверенно начала сотница Вешка, — поветрия тоже часто по всему миру буйствуют…

— Верно. Но есть ряд неоспоримых опровержений этой версии. Даже ходить далеко не надо, буквально. Тут недалече надел панский, так он тоже от страха перед «болезнью» дочь свою в башне запер. И что вы думаете? Пять лет сидела девица, а недавно тоже самое случилось. И ведь прислугу не упрекнёшь что заразила — ни за одной кухаркой или другой какой служкой «болячки» этой не замечено, за этим пристально следили, да и я там был.

— Чудеса чудные… — без иронии промолвила староста. — Но что же это тогда такое?

— Мнений множество, но чем больше идёт времени, тем большее число учёных, в том числе и я, сходятся в одном. Мы живём во время… Второго магического пробуждения.

— А можно пояснить для тех, кто не учился в этих ваших институтах и уверстах? — попросила Вешка.

— Легко. Примерно в пятом тысячелетии от сотворения мира пони впервые обрели возможность пользоваться магией и летать. Этот процесс занял добрые пять веков, ознаменовал начало Второй эры и был назван «Первым магическим пробуждением».

— А теперь, девочка моя, копытные получают новые магические способности. Верно я говорю?

— Да, пане. Суть и силу этих способностей ещё предстоит выяснить, но уже ясно, что через пару веков каждый пони будет получать свою «Unicum Titulus» или, как их называют простые пони, «Метку». Но ни вам, ни мне об этом беспокоится не приходится.

— А почему? — с вызовом спросила староста. — Я вот совсем не против научится метать молнии или что-то такое этакое.

— Ну, во-первых, это не так работает, подобные способности пока не замечены среди «отмеченных». А во-вторых, этот потенциал… он как бы заложен с рождения, а в ходе жизни проявляется в момент апофеоза. Вот упомянутая паночка со скуки в башне вышивала и Метка у неё — гобелен с иглой — появилась после вышивки её лучшей работы. Признаться, красивее, чем у неё, не видел нигде. То есть, касается это только копытных, рождённых с начала Второго пробуждения, а длится оно едва ли тридцать зим на данный день.

— Вот заумник! Так бы и сказал, что стара я для этого.

— Пойду я, пожалуй, — сотница развернулась и ступила на лестницу, — пока голова сильнее не заболела. Надо же выпустить бедолаг, семей порадовать…

— Иди, иди, Вешка, — отпустила её староста и постучала рядом с собой, приглашая меня сесть. — Теперь выкладывай, зачем сам пожаловал.

Я убрал пенсне в карман на поясе, сел в стороне от неё, вне досягаемости вытянутой ноги, и достал трубку. Раскурил я её впрочем, только после разрешения.

— Так вот, — начал я, выпуская облачко дыма, — я охотник…

— Рано я Вешку отпустила.

— Да погодите вы головы рубить, я не из Ордена. Более того, я у них в розыске.

— И за какие заслуги?

— А много ли надо дабы у них в чёрном списке оказаться? Спас пару «потенциальных» умбралов и вот ты сам под подозрением.

— Тоже верно. Я так понимаю, тебя штольни ниже по хребту интересуют?

— Да. Вы, фестралы, всегда составляете карты ближайших пещер. Мне бы одна такая пригодилась. И, возможно, кого-то с острым нюхом, хорошим слухом и возможностью летать в напарники. Гарантирую, что верну добровольца в целости и сохранности.

— Это… осуществимо, — она задумалась и осенилась кривой улыбкой. — Но нам-то что с того?

— У вас в соседях опасный монстр, а вы на его убийстве ещё и нажиться хотите?

— Пока он нас не трогал, а вот после твоего визита он может и разозлиться.

— Пока вас и местные паны не трогали, но и то, и это ведь вопрос времени. А как бежать надо, тогда что? Много у вас путей, окромя этих штолен злосчастных? Или вы хотите оказаться меж молотом и наковальней?

Она отвернула голову к окну и задумалась. Я тоже посмотрел наружу: прихотливое солнце скрылось за горизонтом, на золотые верхушки хаток начали падать первые снежинки... Для меня зима вновь подкралась незаметно.

— Ополченцев я не дам, тем паче, Вешку, толковая она.

— И не надо. Мне нужен кто-то способный выживать и быть второй парой глаз, а не убивать, это я и сам могу, — я сделал глубокую затяжку и выдохнул. — В чём проблема? Вы же, пане, уже знаете, кого хотели со мной отправить. Чего тянете?

— В самом деле. Есть девочка одна. Чудна́я, зато стойкая и охочая на приключения. Переночуешь здесь, завтра встретишь её у раздвоенного пика, мы ей пока припасиков соберём и карту перепишем.

— Замечательно, — я поднялся, — рад, что мы договорились.

Ту ночь я провёл гостем в доме старосты. По факту, просто занял спальное место в тенёчке, чтобы не мешать домочадцам, и прождал до рассвета — я не сплю. Потянувшись, отказался от предложенной пищи и, распрощавшись, сделал шаг за порог.

К наступлению дня деревушка начинает выглядеть пустой и заброшенной, только ухоженные полисадики ещё намекают, что хозяева живы и регулярно пропалывают их.

Две горные гряды сходятся здесь, создавая отличное место для укрытия, а дальше на юг они расходятся и образуют живописную долину, которая может кормить и эту деревню и ещё две такие же только своими дикими ресурсами. Во всяком случае так было раньше. Отчасти потому мне и нужна карта — слишком многое могло изменится, а каждый неучтенный пролом или козья тропка это шанс на побег для моего врага. Только потому я не могу нестись носорогом напролом, что мои цели тогда почувствуют меня издалека и начнут бегство заранее. Это как пытаться ловить планктон будучи акулой. Гнаться я могу за только одной, а побегут все. Это заставляет меня действовать осторожно.

К слову об осторожности. Я уже покинул границу хуторка, достиг развилки с каменными вилами, которые упоминала староста, а проводницы не видно. Или хороший знак, или плохой… Ага, хороший. Слышу позади себя ритм распалённого сердца, но не оборачиваюсь. Действительно, примечательные навыки скрытности: не задерживает дыхание, сначала находит твёрдую опору для ноги, только затем переносит вес, не стискивает зубы до скрежета. В общем, ни одной ошибки убийцы-любителя, волнение выдало, но это исправляется опытом. А меж тем, она остановилась в пятаке шагов от меня и начала вертеть крупом, готовится к броску.

— А вот прыгать на меня не надо, — сказал я спокойно, всё так же смотря перед собой.

Не послушала, сделала пару оборотов, ещё более энергично и как прыгнет. Мимо, конечно. Юная и ловкая, но я ловчее. Сделав дугу по гальке, она встала полубоком и уставилась своими большими янтарными глазами, полными озорных огоньков. А под ними — клыкастая радостная улыбка, которая, впрочем, менее подготовленных путешественников будет преследовать в ночных кошмарах.

— Здраве! — она энергично помахала. — Это с вами меня отправляют? Не то чтобы здесь были другие единороги, но всё же… Я Летиция, кстати!

— Будем знакомы, Летиция. Не переживаешь о путешествии?

— Не то слово! Но в хорошем смысле, то есть, — она нервно поправила холщовую котомку. — Всегда хотела выбраться куда-нибудь в даль! Но боялась копыта откинуть на первом повороте…

— Ничего, я многое знаю, может чему научу. Сможешь потом сама путешествовать.

— Ура-ура!

— Тише, остальных разбудишь. Зови меня…

* * *

— Курсант Шайнинг Армор, опять жрёте после отбоя?! — внезапно раздалось из темноты.

Вскрик удивления быстро перетёк в оскал, боевую стойку, направленный в мою сторону рог. Выправка безупречная, жаль только, что вредные привычки тоже высечены в камне характера. Пару секунд прищура в бесплодных попытках разглядеть меня в темноте.

— Пятнадцать минут после полуночи, — сказал я, перекрестив ноги, — По тебе в пору часы сверять.

— Стоило догадаться, мне этот голос всё ещё чудится в толпе.

Кончик его рога начал светиться, заливая помещение приглушённым светом.

— Как ты вообще попал сюда?

Я показательно посмотрел на распахнутое окно позади меня:

— У вас было открыто, а я не хотел стучать в столь поздний час.

— Мы... ты... Да мы же в замке! Этаже на пятнадцатом.

— Когда меня это останавливало?

— Короче, чего тебе надо?

На круглый кофейный столик меж двух кресел плюхнулись два бурдюка с тонкими трубками, в блеске светлячка на роге сверкнула игла.

— Мне нужна твоя кровь.

— Щас, разбежался.

— Хорошо, я перефразирую. Твайлайт нужна твоя кровь или на одну сестру у тебя будет меньше. Ну-с, будем спорить и тратить время? Мне ещё в Кантерлот возвращаться, знаешь ли.

Жестоким вихрем он сел по другую сторону столика, и без того светящийся рог вспыхнул ярче, озаряя комнату деталями: тяжёлые портьеры, книжные полки и незакрытый буфет. Быстро согласился, умеет же быть покладистым, когда надо. Я взял полую иглу и приготовился начать процедуру, но он резко сжал ногу:

— Но пока ты будешь это делать, я требую объяснений. И честных объяснений. Обещай.

— Обещаю, пока мы не закончим я буду отвечать на твои вопросы. Без деталей, сам понимаешь, одного члена твоей семьи любопытство уже поставило на грань жизни и смерти.

Армор вздохнул, опустил голову и разогнул ногу, позволив мне найти артерию. Я открыл клапан и положил объединённые сосуды наполняться.

— Хватит тебе кривиться. Солдат ты или кто?

Он пропустил мою попытку раззадорить его мимо ушей.

— Что именно угрожает Твайлайт? — вдруг спросил он. — И зачем нужна моя кровь?

— Для переливания, конечно. Она подхватила опасную заразу и единственный способ лечения — вытеснить заражённую кровь чистой до того, как она доберётся до сердца.

— Она сейчас здесь, в Кристальной империи? Я могу её увидеть?

— Нет и нет. Ты бананы-то достань из ушей. Я же сказал, что в Кантерлот вернусь. У меня там есть всё необходимое, чтобы вытащить её с того света. И смотреть я бы не советовал, тебе не понравится.

— Это мне решать.

— Армор, упёртый ты коник. Она лежит в мрачном помещении, в её тушку воткнуто десяток таких же трубок, как сейчас в тебя, не говоря уже о... фиксации. Давай, лучше не надо.

— Проклятье, Твайли... Точно нет другого способа? Может, Кейденс что-то может сделать?

— Нет. Даже Целестия, пока обладала Элементами, пыталась это исцелить и провалилась. Какой, по-твоему, шанс у ненаглядной Ми Аморе Кадензы? Можешь обижаться, но, на мой взгляд, она слабейшая из аликорнов. Она не смогла дать достойный отпор Кризалис.

— Только не начинай. Я что-то не припомню, чтобы ты был там, когда она напала.

— Ты не хотел видеть меня на своей свадьбе, потому я освободил дворец от своей персоны.

— Я не то чтобы говорил такое...

— Если я не испытываю эмоции и чувства, это не значит, что я не понимаю или не различаю чувства других, — я нагнулся вперёд и проверил ёмкости по прозрачному индикатору с поплавком. — К тому же, я вижу проблему не в том, что Каденза проиграла, а в том, что сделала она это с таким треском, что этого никто не заметил. Ты, в том числе. Кстати, пока Кризалис играла роль невесты, вы там не доходили до «второго этапа»?

— Чего?!

— Или как там сейчас говорят? «Не взбирался на её башню»? «Не занимались интенсивной прополкой»? «Не пачкал свою мотыгу о её поле»?

— Прекрати! Даже думать о таком противно! — Армор в смущении отвернул пунцовую морду. — Что б я, да с этой вероломной?!

— То есть, ты не уверен? Если в командировке встречу белого чейнджлинга, буду знать, куда и к кому его отправить...

— Я же попросил!

— Не кричи, не то твоя жена проснётся, ревновать к потенциальному бастарду ещё начнёт. Я просто тебя возбуждаю для ускоренного сердцебиения, а то что-то мы засиделись...

— А этого хватит? Ты успеешь?

— Хм? Должно хватить. Один бурдюк расходуется за сутки, с тебя два, с ваших родителей по одному… Если улучшения не наступит, пройдусь по второму кругу. Хорошо, когда столько родных… Твайлайт очень повезло в жизни. Больше, чем некоторым.

Поток крови в капельнице остановился, значит, отрицательного давления уже нет и сосуды заполнены. Пора сворачиваться и возвращаться. Осторожно извлёк иглу и сразу плотно прижал к ране марлю с завёрнутой кашицей подорожника.

— Держи минут десять, — посоветовал я, упаковывая жидкую жизнь в укреплённую сумку. — Хорошо кушай, крепко спи, и малокровие быстро пройдёт.

Я уже собрался уходить и поставил первую ногу для старта:

— И Армор… рот на замок. Меня здесь не было, с Твайлайт всё в порядке, а ты по-прежнему просто перехватываешь мятно-миндальное печенье по ночам.

— Эй, подожди, ты же можешь просто…

— На лестницы времени не-е-е-ет…

* * *

Мы прошли извилистые тропки и подошли к хвойным нагорным лесам. Я попросил Летицию, раз она хорошо скрывается, идти вперёд и разнюхивать путь на предмет неприятностей. Немного лукавлю — она неугомонная и невероятно действует на нервы, и мне хотелось её чем-нибудь занять, желательно полезным. Считай, в прятки играем, не слышно, не видно, разве что никто никого не ищет.

Очередное сосновое дерево показалось мне подозрительным — его ствол немного исцарапан вертикальными засечками. Лес вокруг казался тихим, но эта тишина была обманчива, словно зверь затаился перед прыжком. Я присмотрелся — четыре ряда толстых неглубоких борозд и два тонких, но глубоких... Ты ж моя радость:

— Ещё и по деревьям лазишь? — я задрал голову и встретился взглядом с фестралкой у самой верхушки. Произнесённое старостой слово «чудна́я» получало новые и новые смысловые грани.

Она довольно покивала, словно я её похвалил. Потом, будучи перевёрнутой хвостом к небу божьему, фестралка слегка ослабила хватку за ствол дерева и начала скользить по нему вниз. А дальше просто перешла — буквально, когда смогла дотянуться до земли, то вытянула сначала одну переднюю ногу, затем вторую — в другую плоскость.

— Ты разве не разведкой занималась, Летиция? С таким подходом каши у нас не получится, нельзя всё время играть.

— Я смотрела! Честно! Но нам дальше нельзя. Там на пути такая интересная штука! Но опасная, в обход лучше пойти.

— Что ещё за «штука»?

— Элё... Эльи... Элета...

— Элементаль? Какой именно? Хотя, разве ж ты в них разбираешься... Просто опиши как он выглядел.

— Агась, точно, эльментал. А выглядел... Ну вот как змея, но с ногами и рогами. Только вот копыто одно на все четыре ноги, а остальные с какими-то отростками. И чешуи почти нету, токмо шерсть взъерошенная, а ещё...

— Ещё он этими «отростками» щёлкает и что-то происходит?

— Да-да! Вот как щёлкнет, так чертовщина творится! Но смешная. Я потому и решила, что это эльментал! Кто ж ещё такой сильной ворожбой балуется?

Так и знал, что легко не будет. Однако же, почему из всего плохого произошло именно «это»? Я вздохнул и попросила Летицию встать за мной. Держу пари, эти двое могут спеться на почве игривости, а значит надо стать преградой между ними.

Долго идти не пришлось. Вскоре между деревьями показалась небольшая поляна, в центре которой возвышалось странное существо, словно сошедшее со страниц дурного сна. По крайней мере, так говорят. На данный момент он, занятый превращением высоких цветов в поющие фальцетом хоры, не заметил нас. Но пользоваться этим излишне, ни к чему распалять его воображение неожиданным появлением.

— Это снова ты? — спокойно я спросил уже на подходе. — Третий раз за последние пятьдесят лет. Ты что, меня преследуешь?

— Ха, что?! — он развернул голову на нас, как сова, очевидно, не беспокоясь, что такой поворот летален для живых существ. — Во-первых, не «ты», а Его хаотичное величество, герцог бедлама, маркиз...

— Да-да-да, опусти эту часть, всё равно я не буду к тебе так обращаться, Дискорд.

— А он, что, из благородных? — тихонечко спросила Летиция.

— Нет, просто дебил, — так же ответил я, — напридумывал себе титулов и теперь кичится ими.

— Простите, но титулы ни разу не при-ду-ма-нные, — запротестовал Дискорд, ритмично двигая бёдрами и указательным пальцем влево-вправо на каждом слоге. Что за мерзкий жест?

— Титул без вотчины или домена ничего не стоит.

— Пространство хаотичного беспричинного — вот моя вотчина!

— Я не буду вступать с тобой в полемику, — Ведь он проиграет, дорогой читатель! пришлось отмахнуться от него. — С кем ты... Хотя зачем я пытаюсь тебя понять, безумец? Давай, мы просто тебя обойдём...

Мы предприняли попытку обогнуть его слева. Но это не получилось, нет, никто из нас не заметил, чтобы он вообще двигался. Однако, как бы мы ни старались обойти его, слева ли, справа ли, он раз за разом вырастал перед нами как из под земли.

— Дискорд, а ты не можешь отойти? Сделай просто шажок в ту сторону, мы — в эту.

— М-м-м... нет. Мне нравится там, где я сейчас нахожусь.

Я предпринял ещё две попытки обойти его с закономерным результатом, чтобы убедиться в том, что мы в процессе исполнения так называемого «розыгрыша». Как это иногда утомляет...

— Так ты будешь стоять на месте?

— Абсолютно! — он скрестил лапы на груди и высокомерно задрал нос к небу.

— То есть, иными словами, ты проявляешь... «постоянство»?

Я намеренно подчеркнул последнее слово и это дало нужный эффект: он моментально обвис и уставился на меня с неподдельным непониманием:

— Нет, нет, я же телепортируюсь перед тобой, просто так быстро, что даже ты не заметил!

— Ага, то есть мало того, что ты остаёшься относительно меня «неподвижным», так ещё и телепортируешься... «закономерно»?

Мало что приходится Дискорду против шерсти, как тривиальность и последовательность. Он совсем насупился и с откровенной неприязнью начал сверлить меня взглядом:

— Как я презираю тебя и твою логику, зануда... Знаешь что? Я просто здесь загораю.

Он щёлкнул пальцами и на нём появились причудливые очки с воронёными линзами — сейчас такие называются солнцезащитными. А потом он, вытянувшись на всю поляну поперёк нашему маршруту, завалился на спину.

— Ты же видишь там, в своих очках, что небо в тучах, да?

— Э-э-э, да? Они только в одну сторону закрывают обзор, спасибо.

Вновь он показательно поднял одну лапу и щёлкнул пальцами. Земная твердь под нами затряслась, покрылась трещинами и провалилась. Я сдал назад и оттащил за собой остолбеневшую от удивления Летицию. В считанные секунды под драконикусом образовалась лавовая река.

— Ты серьёзно, Дискорд? Разверз землю, только чтобы мне насолить? И ты ещё будешь меня убеждать, что мы случайно сталкиваемся?

— Я просто загораю, — нараспев ответил он. И был абсолютно искренен и непогрешим.

Пришлось думать, что делать с этим безобразием. Очевидно, раз это препятствие создано хаотичной магией Дискорда, то с его исчезновением пропадёт и она. Так как здесь в округе всего-навсего один замок и одна деревня, то есть веселиться с размахом ему негде, держит его исключительно вредность. Значит, решение этой проблемы сводится к пересечению пылающего препятствия без интеракции с Дискордом. Он и так в шаге от того чтобы, топнув ножкой, как взбалмошный ребёнок, а вот и нет!, убраться восвояси, а, перепрыгнув его метафорическую стену, мы и вовсе заставим его обидеться и исчезнуть.

Я попросил Летицию перелететь булькающую пропасть и подождать меня там, а сам направился в лесок. Мне нужно было всего-то одно деревце, что послужит небольшим увеличением пути, продлит расстояние для разбега и даст угол подъёма. Можно и без таких ухищрений перемахнуть, приложив чутка усилий, но чем больше я буду выкладываться, тем больше Дискорд будет вкладываться и распаляться, а цель сделать ситуацию скучной для него. Нужен порядок, логика, физика. Фу, как скучно! Сдержанность.

Поваленного не нашлось, пришлось делать таковым ещё живое и растущее. Да простят меня дриады, но из двух зол приходится выбирать меньшее. Либо одно дерево, либо соседство с Дискордом — думаю, духи леса будут солидарны со мной в сделанном выборе. Не больно-то и хотелось, эти дриады слишком воняют цветами и пыльцой, чх-и-и-и, аллергия от них. Осторожно покатил его к краю пропасти, развернул поперёк разрыва земной тверди. Одним копытом приподнял его, вторым подтолкнул под него камушек. Опустив, заметил Летицию, всё ещё с этой стороны.

В общем, оказалось девочка нелетающая. Возможно, это причина, почему пятнадцатилетняя кобыла ещё не при муже и даже не обручена — чтобы компенсировать подобный дефект нужно солидное приданное. На логичный вопрос, почему она не сказала с самого начала, поникла. Летиция боялась, что я разозлюсь, начну ругаться и, может даже, ударю её. И говорить нечего, что из этого списка я разве что пожурил немного, и то, по поводу не её неспособности летать, а ненужной секретности:

— Я же строю планы исходя из твоих возможностей, а если ты не сможешь сделать чего-то и потому поранишься, глупая? Так, теперь всё, с чем у тебя проблемы, ты будешь выкладывать сразу.

Подождал, пока голова с влажными и блестящими глазами покивает, и повелел встать у корневища недавно поваленного дерева поперёк и, соответственно, вдоль разлома.

Не успела она пискнуть, я разбежался и поддел её на себя на основание шеи, как хомут для плуга, и, взбегая по дереву, взмыл над пропастью.

— Не долетаем! — раздалось у правого уха.

— И не планировалось.

Аккурат посередине довольно, надменно, и совершенно невинно растянулся Дискорд. От резкого толчка в живот он по-козьи гаркнул, а очки его улетели ввысь. Мы же получили опору для второго прыжка и благополучно добрались до противоположного края. Я склонил передние ноги и опустил голову, чтобы позволить Летиции слезть.

— Ты совсем ополоумел?! — начал высказывать своё «фи» драконикус. — Вот так вот обращаться со мной? Стоит, думаю, что-нибудь вытворить с твоей малявкой, раз с тобой не получится...

— Кхм-кхм, Дискорд, на мне подковы из холодного серебра.

— Оу, так у нас, вроде как, э-эротическая переписка теперь? Что ж, а на мне сейчас только моя ши-икарная шкура, ну, может, ещё пара вошек...

— Я хотел сказать, что вобью тебе в глотку твои же кривые зубы, если ты хоть посмотришь на Летицию недобро.

— Ха! Я полагаю, раз мою благородную персону тут настолько не уважают, мне не остаётся ничего иного... — он сделал круговой и очень грациозный жест и достал банную мочалку, — ...кроме как смыться!

Мочалка начала выписывать волнистые круговые движения, «смывая» существование Дискорда, начиная с хвоста. Затем исчезли ноги, пузо с отпечатком моих подков, резко губочка переключилась на голову, плечи, руки. В итоге, последняя кроха элементаля исчезла вмесите с мочалкой в искре света, как и не было.

Дискорд, я перечитываю свои текста. Если ещё раз найду хоть букву, которую не писал, я тебя из под земли достану и залью тебе пасть раскалённым свинцом. Мы хорошо друг друга понимаем? Вот что-что а порчу моей летописи я тебе не прощу.

* * *

Я вновь скольжу в ночи, обходя гвардейцев. Ночью пробраться незамеченным в кантерлотский дворец не намного проще, чем днём. Спасибо ночным гвардейцам из фестралов. Было сложно собрать разрозненные общины и до сих пор по миру скитаются многие кочевые кланы, но их тоже можно понять. Слишком много шрамов, чтобы довериться «дневным», даже если им предлагают защиту короны, целый подземный город и трудоустройство по вкусу. Всё же, живётся в Сумеречном Кантерлоте настолько хорошо, что поверить на слово просто невозможно. Вон, сколько в стражу идёт, приходиться под потолком ползти по распоркам.

Благо у моего офиса в радиусе двадцати метров никого нет. Те, кто не знают, что находится за ней, не считают это место, на самом краю дворца, необходимым патрулировать, те же, кто знает — не рискуют получить «дисциплинарное высказывание». Хлопнул дверью и понёсся вниз по лестнице, явившись очень даже вовремя: в текущей ёмкости крови осталось минут на пятнадцать. Подвесил один из наполненных свежей кровью бурдюков на крюк-держатель для капельничных резервуаров, протёр раствором спирта его вводный клапан — не то чтобы Твайлайт стоило бояться инфекций, но рефлекс есть рефлекс — и вставил в него иглу с регулятором. То же самое проделал со вторым.

По изрядно затвердевшим трубкам — честное слово, надо что-то делать со старением материала из каучука, пусть пока используются они в одноразовых медицинских приборах, это не критично, но потенциал ведь колоссальный — из ёмкостей алая жизнь заструилась в общий цилиндрический резервуар.

Мало того, что там проходит дегазация на случай попадания воздуха в капельницу, на дне находится россыпь гладких камней, которые постепенно растворяются и насыщают кровь кислородом и питательностью. Парочку добросил, лишним не будет, предел растворимости ещё попробуй преодолей. Эти ухищрения... они необходимы, так как органы Твайлайт практически не работают. К слову об этом. Я приложил голову к её неподвижной груди, аккурат между двух трубок. Шестнадцать ударов в минуту — надо увеличить дозу анестетиков и блокираторов сокращений.

— Ойф, увеличить давление на полтора килопаскаля.

Незримо голем, временно заземлённый и занятый нагнетанием давления во всю эту установку, ускорил сокращения своих манипуляторов, пока я осторожно прокрутил регулятор стимуляторно-угнетающей установки. Громкое название для десятка различных фиалов с эликсирами и трубками, но с названиями у меня всегда была беда. Половина из них уже початы, остальные ждут своего часа, когда понадобится будить Твайлайт.

Сердцебиение вернулось к норме, десять слабых ударов. Я, почувствовал лёгкое дуновение на гриве, развернул голову к безмятежной мордочке Твайлайт. Без возможности контролировать мимические мышцы, она завалилась на бок, губы слегка приоткрылись, иногда она постанывает или пытается вдохнуть, но это лишь пики адаптивности её организма, пока гасящиеся повышением дозировки. Аликорны быстро приспосабливаются к веществам. Только потому я и вёл беседы с Армором, что спит он в одной комнате с Ми Аморе Каденза. Если его родителям можно было пустить в спальню марлевый шнур с эфиром и, дождавшись, пока капиллярный эффект сделает всё за меня, спокойно заняться делом, то с этой парочкой такой трюк не прошёл бы. Если усыплю Армора, Каденза даже не заметит снотворного и проснётся, и неизвестно ещё, что подумает или сделает. Если усыплю Кадензу... Армор может уже и не проснуться от такой дозы. Но что-то я залежался на её груди. Тепло, уютно, но осмотр не закончен.

Спустившись пониже, взял берущую начало из бедренных артерий трубку для вывода, под которую подставлен низкий табурет. На нем лист с палитрой и два кристаллика. Один заряжен и при давлении начинает светиться, второй — с противоположной стороны, преломляет прошедший через кровь свет для сверки цвета с палитрой. Проверил — зараза выходит быстрее, ожидаемого. Возможно, останется жидкой жизни ещё и на восстановление. Хорошо, она будет чувствовать себя не настолько разбитой и сухой мумией, как могла бы.

Проследил за вьющейся трубкой дальше, до бадьи. Нет смысла переживать о сохранности порченной крови, наоборот, чем быстрее она сгниёт, тем быстрее станет безвредной. В таком виде она не просто не чистится ни одним артефактом или растением, а ещё и заражает их, портит, извращает, потому... и приходится подвергать бедную Твайлайт таким истязаниям. Лучшего решения найти пока не получилось.

Убедившись, что лечение идёт планово, я засел за свой стол, у которого уже скопилась гора бумаги. Встал, ибо вспомнил, что чернильница опустела, а сменную подать покамест некому, и отправился лазить по шкафам. Не мытьём, так ка́таньем принялся я, наконец, за свои официальные должностные обязанности.

* * *

— Не понимаю, что с тобой не так.

Мы остановились на привал и я сделал Литиции два предложения. Во-первых, научить её пастись, не сеном и насекомыми едиными, в конце-то концов, а во-вторых осмотреть её крылья. Пока она пробует местную флору на вкус — под моим надзором, чтобы не съесть чего ядовитого — я расправил её крыло.

— Перепонки целые, эластичные. Кости сформированы правильно...

— *Хрум-хрум* Угу...

— С нервами всё тоже хорошо, двигаешь ты ими очень даже неплохо, вон, по деревьям с их помощью карабкаешься.

— ...угу-угу *Хрум*

— Красные не ешь.

— М? *Хру-у-у-ум* Почему?

— По разным причинам. У роз есть шипы, тюльпаны горькие, что его даже в качестве украшения блюд не используют, мак вызывает сонливость... а если перебрать, можно потом и не проснуться. Давай ты пока не будешь рисковать, хорошо?

— Хорошо, п...

Осеклась, похоже, напоролась всё ж на шип. Пусть солнышко и соизволило пригреть земных и летающих тварей, это отнюдь не значит, что впереди хоть пара светлых часов. Слышал я, богатые мира сего скинулись состоянием — награбленным как правило у ближнего своего — и начали искать способ сделать цикл смены дня и ночи постоянным. Удачи им, такой способ очень дорого выйдет и самим заказчикам и тем, кто будет его исполнять. Боюсь, она сами не знают, к каким последствиям это приведёт.

Косым глазом следя, как бы Летиция не наелась белены, я насобирал валежника, палочка к палочке, горстка сухого мха к горстке. Любопытный хвостик медового цвета, почуяв зрелище аккурат после хлеба, уже вился позади меня. Была тогда мысль попросить её разжечь костерок, но... впрочем, здесь-то писать можно всё. Искры девочка высекать тоже не обучена. Ладно, подков у неё нету, но трут с кресалом используется в каждом очаге, и не важно, из кирпича побелённого он или из сырого облепленного глиной камня. Что ж у неё дома-то творится?

Вообще, способов получить огонь не так уж и мало... Я достал выгнутый гладкий хрусталик в оправе, для прочности, и начал рассказывать Летиции, что такое преломление солнечного света на примере. Она, надо признать, внимательно слушала, только подёргивалась, когда «солнечный зайчик» резко пробегался перед нами. Когда же я развернулся — и линза вместе со мной — послав пятнышко вдаль, Летиция... кинулась за ним в кусты. Тогда мне ещё показалось, что она не слушала меня, а опять игралась. Но, когда она легла у палочной пирамидки и подняла крыльями линзу над собой, направив её фокус на гриб-трутовик в основании костра, то убедился в обратном.

Когда я вернулся с листом подорожника, Летиция уже лежала у щёлкающего от разогретой пихтовой смолы костерка и пристально следила за искорками, летящими к стремительно темнеющему небу. Мы расположились вокруг костра по разные стороны и начали разговаривать. Вернее, это я говорил, она только иногда что-то уточняла. Пусть мои речи были или чистой правдой, историей из жизни, или простым объяснением механизмов этого мира. Всё-то этой любопытной сороке интересно и, буду честен, не смотря на видимую легкомысленность, усваивает она всё на лету. Даже проверку выдержала — смогла объяснить принцип кузнечной варки, своими, по-детски простыми выражениями и оборотами, но смогла. Чувствовал себя дедушкой, рассказывающим сказки на ночь. Уже тогда я решил, если Летиция согласится... мы не будем возвращаться в деревню. Это пытливый ум, редкий самородок. К тому же, зачем нужен опыт если не чтобы делиться им? А лучше всего это делать в совместных странствиях. Уж я-то знаю. Всегда горестно смотреть, как ученики с улыбкой уходят на большак и там исчезают навсегда, видеть, как тренировочный зал ветшает и пустеет, слышать, как стихает лязг мечей и брань наставников… И думать: а сделал ли ты всё, от тебя зависящее, чтобы это предотвратить? Чтобы ответить на этот вопрос, нужно быть рядом.

Пока Летиция спала, можно думать обо всё подряд и раз я уже вспомнил учеников... Так уж случилось, что в войне с нежитью поучаствовал. Более того, основал одну из противостоящих умбралам фракций, самую профессиональную и эффективную. И самую долговечную. Даже Орден охотников, объединённое на почве пылающей ненависти сборище фанатиков до мозга костей, распался раньше. На самом деле, только Благородное воинство крестоносцев было ликвидировано официально, вместе с сжиганием магистра на костре, а мы и охотники... медленно вымерли, никто не объявлял о закрытии или распаде. Мы просто тихо умерли сами собой, как пони в глубокой старости в окружении родственников, когда каждый последующий протяжный выдох может не сменится вдохом. Я, первый и последний из братства, тогда был на юге, когда осознание настигло меня. Когда один или два раза в корчме слышишь нечто навроде «Вашего брата здесь лет пятьдесят не видели,» это не страшно, но когда это случается в каждой... Это может значить лишь одно: в миру́ осталась едва ли полдюжина из наших, включая меня. Нас было мало к тому моменту, большинство погибли в битве с чудовищами и не только с ними, не было замков, неблагодарные жители их разграбили, не было репутации, как нежити и монстров поубавилось и опасность миновала, наши дела сразу забылись. Это был конец братства. После последней миссии много лет спустя с немногими оставшимися учениками, я вскоре повесил меч на стену, сложил свой чешуйчатый доспех в сундук и перевернул страницу. Но письма́ с этим предложением придётся ждать ещё восемьдесят лет...

Война с нежитью не окончена. После убийства двух из шести криптархов и потери ими единства, она всего лишь сменила своё лицо. Теперь это не противостояние света и тьмы, это война одних землевладельцев со всеми остальными. То есть, в глазах обывателей закономерное продолжение грызни за власть. Отчасти, из-за такого смыслового слияния умбралов со всеми остальными — охотничья натура подтолкнула их приспособиться к новым условиям — о них большинство наших современников и забыло. Поэтому и потому, что я пользовался доступом к библиотекам и вымарывал упоминания о них уже тогда. Ульфары, Ораны, Ормгары и уж тем более Скьямеранды даже все вместе никогда не представляли такой опасности, как Рунгиры. Они всегда было малочисленны, но талантливы в мистицизме, а их криптарх, Га́дес, невероятно капризен и непостоянен, но осторожен и хитёр. Пока остальные ведут войну, он со своим приплодом зарылся в землю и тихо продолжает исследования, ожидая пока кузены и «живые» не перебьют друг друга. Учёные среди выродков. Именно за тушкой одного из них я и отправился, а то негоже им оставаться без внимания.

Опять я задумался — или засмотрелся на звёздное небо — и не заметил как Летиция, потягиваясь в процессе пробуждения, завалилась в ещё тёплую золу и хорошенько в ней повалялась. Пришлось помогать отряхнуть её пушистую шкурку, запах огня и пепла очень хорошо улавливается. Заметил у неё секущиеся волоски, среди деревенских часто встречается это последствие плохого питания. А вот седые корни — уже тревожный знак в таком-то возрасте.

Скоро мы снова были на тропинке, берущей плавный изгиб ближе к подножью горной гряды. Протоптали её преимущественно ловчие и егеря, к тому же, здесь, на низине, ещё тепло и на зимовку ещё не собираются, потому случайная встреча в глуши не казалась невозможной. К сожалению.

Эхо скал слева донесло до нас голоса, и мы остановились прямо на перекрёстке охотничьих тропок. С той, что бежит поперёк нашей шли двое и мило беседовали. Что за радость для бандитов и хищников? Мы тут едва ли не крадёмся, соблюдаем тишину, а эти прямо таки нарываются на неприятности. Почему «прямо таки»? Я уже отсюда вижу, кто там идёт. Не многовато ли старых знакомых в этой глуши?

— Ага! — белоснежный жеребец с длинной блестящей на солнце гривой запрыгнул на булыжник. — Что за встреча!? Неожиданная встреча! Прекрасная встреча! Судьбоносная...

— И тебе привет, Влад, — спокойно ответил я. — Каким ТЕБЯ ветром занесло на мой путь?

— Меня, Влада из Вериштайна, всегда ведёт дорога приключений! И сейчас эта дорога свела меня с одним интересным юным жеребцом. Верно я говорю, mon ami?

Влад спустился с камня, кубарем, как водится, при этом сохранив свой вид и встав как ни в чём не бывало рядом со своим спутником, серым, незаметным и скромным единорогом с единственной заплечной сумкой.

— Да брось это, Влад, — юнец с едва заметными пушком под подбородком смутился. — Мы идём с самого Миндельграда, а ты ещё не убедился, что во мне ничего особенного.

— А вот я, похоже, согласен с ним.

— Серьёзно?! — удивился единорог.

— Серьёзно?! — удивился Влад.

— Слушай, — я постарался смягчить голос, — если ты идёшь С НИМ с самого Миндельграда и при этом до сих пор не попытался убить его или убиться самому, значит что-то в тебе всё же есть.

— Ну не надо так говорить. Влад не так уж и плох...

— Нет, плох, — перебил я его. — Наша прошлая встреча закончилась...

--

Я начал вспоминать те события для контекста. Влад обладает невероятными в своей способности взбесить качествами и иногда, по прошествии времени, когда алая пелена злости слабеет, я задумываюсь, если поступил тогда адекватно, то есть, соответствующе ситуации. В тот раз я был абсолютно справедлив:

— Нет, Влад! Мы не пойдём по шлюхам, у нас нет денег на это!

— *Буль-буль-буль*

— А нету их, потому что кто-то выбухал все наши эликсиры и пришлось покупать спирт для новых. Знаешь, сколько стоит спирт, Влад?! Дохрена и ещё чуть-чуть!

— *Буль-буль*

— Да плевать, что ты спутал их с наливкой на травах. Хватит спаивать моих учеников, падла!

— *Бу-у-у-уль*

— Клянусь, если я когда-нибудь найду твой драный Грааль, то засуну его тебе в задницу так глубоко, что его блеск у тебя изо рта будет виден...

--

— ...не очень по-дружески.

— Это как? — поинтересовалась Летиция, стоящая позади меня.

— Я пытался утопить его в гавани. Всплыл.

Она завалилась на спину и залилась сладким и слегка гаркающим смехом. Шутить почаще что ли? У неё такой милый смешок...

— И с тех пор я также известен как Влад Хрен-Утопишь!

— А сможешь перечислить остальные имена, Влад? Держу пари, что не сможешь.

— Смотри и учись, — он задрал нос вверх и уставил копыто в грудь в благородной позе. — Влад из Вериштайна, Влад Лучезарный, Влад Хрен-Выгонишь, Влад Хрен-Посадишь-на-кол, Влад Хрен-Заколешь...

— Это займёт какое-то время, которое мы можем потратить на нормальный разговор.

— А ловко вы это... Давно знакомы с Владом?

— Больше, чем хотелось бы. Куда ты путь держишь?

— На восток. Там строится университет, самой большой из существующих, как я слышал.

— Верно, для решения проблемы с солнцем собираются лучшие учёные и волшебники под теми сводами. Думаешь поучаствовать?

— На самом деле не то чтобы... я же ещё даже не студент. Надо выбирать задачи себе по силам, а я свои знаю.

— Довольно мудрая мысль для юного копытного. Хм, тогда, я думаю, ты хочешь прибиться к одному из именитых кудесников в качестве подмастерья.

— Читаете меня как книгу, — он в смущении потёр затылок. — Считаете, у меня есть шанс?

— Всегда есть шанс. И всегда есть возможность этот шанс увеличить. У меня небольшая известность в тех кругах, а у тебя, как минимум, одно качество хорошего учёного — рациональность. Если совсем отчаешься, невзначай упомяни, что имел возможность поговорить с Нереем на диких землях и он счёл тебя толковым.

— И последнее, Влад Хрен-Утопишь! Фух, — Влад вытер пот от его «интенсивной работы,» — ну и наследил я в мире. Так о чём это мы?

Я обернулся на него и увидел как хренов гедонист поправляет гриву, а Летиция заканчивает ряд чёрточек на земле перед ним. Она вела счёт? Нет, не так. Она умеет считать? На «палочках-чёрточках», но умеет считать, и научилась при этом сама, инстинктивно сведя множественные части в реальном мире с метафорическими единицами... Всё, с того момента точно и необратимо решено — я не верну её родителям. Плевать, что для этого придётся делать, хоть по закону гор красть, как невесту. Благо, мне-то происхождение позволяет так делать, а община бэт-пони должна была готовится жить по-нашему, когда селилась на шестьсот метров выше уровня моря!

* * *

Надо заканчивать, слишком много моей памяти уходит на вспоминание дней былых, и это негативно сказывается на настоящем. Ещё пара мгновений и я бы влетел в круп младшей из сестёр-аликорнов носом. Никогда я ещё не был так близок к разоблачению. Пусть шаги мои абсолютно бесшумны из-за ковра, но из-за него же и резкой остановки между мной и Луной собралась волна, и принцесса это почувствовала — она остановилась тоже. Через секунду она любопытно хмыкнет, сморгнёт сонливость и обернётся. Выжидаю, если через правый бок, я свешусь через парапет балкона, если через левый — полезу по стенным краббам для подвесной сирени на стропилу. Ну конечно же сложный путь! Свитки в зубы, задние ноги толкают вверх, передние хватают и подтягивают выше. В надежде, что не оставил царапины на стене от копыт, повисаю над уставшим аликорном.

Не было бы счастья, да несчастье помогло: навстречу Луне как раз шла Целестия, но на момент не состоявшегося столкновения она была слишком далеко, чтобы наверняка отвлечь сестру. Пока же Луна с непониманием озирается по сторонам — на уровне её собственного лица, к счастью — она, давя внутрь себя смех, ускоренным шагом подошла к сестре:

— Здравствуй, Луна. Как прошла твоя ночь?

— Однако утомительно, сестра моя., — младшая из сестёр перестала осматривать неосвещённый коридор и обернулась. — В прочем — ничего чудного. Скажи, не видела ль ты тени?

— Тени? О чём ты?

Я слишком расслабился, вот, о чём. Её так давно не было, что я успел забыть: она в темноте видит не хуже фестрала или среднего умбрала, и, гипотетически, могла заметить меня в окне даже неосвещённого помещения и даже с большого расстояния. А так как у бэт-пони из рядов гвардии ночи глаза всё же светятся, а у меня — нет, повод для волнений у неё весомый.

— Не могу сказать наверняка, но, мне кажется, в замке посторонние.

— Ты сможешь описать их, Луна? Какого они вида?

— Боюсь, что нет. Я была в полёте в первый раз, и на высокой башне — во второй. Окромя движения не видно ничего.

— Луна, я ни в коем случае не ставлю под сомнение твои суждения и даже напротив, хотела бы, чтобы ты была внимательна как никогда, но... может же быть, что тени — игра сознания? Ты так давно была одна, сестра.

Целестия ободряюще улыбнулась и коснулась плеча Луны.

— Определённо, это — лучшее из объяснений. Однако же, последую твоему совету, и при случае прижму нарушителя, коли замечу.

— Прими ещё один, будь любезна. Хорошо поешь и сладко поспи, ты заслужила. Слуги приведут дворец к дневному виду.

Луна устало потянулась, выгнув спину вниз, размяла шею и покивала Целестии в знак согласия. Пока младшая из сестёр удалялась в свои покои, старшая стреляла глазами вверх, в мою сторону, и поджимала губы, чтобы не засмеяться.

— Ты стал чрезвычайно непродуманным, Лиф, — сказала она, когда я наконец спустился. — Обычно, ты таких ситуаций не допускаешь. Что тревожит тебя? И, кстати, как прошла поездка с Твайлайт?

— Курва... Я и без тебя уже это заметил. Просто вспомнилась одна история. Что до Спракл... Она сама расскажет как всё прошло.

— Я даже знаю, из каких времён эта история, — игриво улыбнулась она. — Так... судя по обращению «Спаркл», миссия не шибко удачно завершилась, но она хотя бы жива и не превращена тобой в зомби, раз ты позволишь ей всё рассказать. Как я?

— Браво. А ты хоть знаешь, что значит это слово?

— Нет, знаю только что Стар Свирл мыл мне рот мылом каждый раз, когда я произносила его.

— И правильно делал. Не пристало благородной девице и студентке, к тому же, ругаться, как... как...

Я не смог выдавить из себя это одно-единственное слово. Вот вроде бы она не были первой семьёй, которую я пережил и похоронил. Старая рана, не болит и не зудит, но она никуда не делась. Возможно, это потому, что именно она была лучшей из всех семей, что я смог создать.

— Как непросыхающие пропойцы, как Стар Свирл вас иногда называл. Мне тоже не хватает Бо́чека и остальных. Жаль, что они не согласились остаться.

— Так уж они были устроены, такое уж предназначение — всегда возвращаться на дорогу. В конце концов, независимо от избранного пути, все мы когда-нибудь встретимся на Той стороне и хорошенько выпьем... Мне пора, да и тебе тоже.

* * *

У нас был последний перевал перед спуском в штольню. Передо мной разложена наспех начертанная углём карта, прижатая за углы камнями, позади — спит Летиция, трепетно положив голову мне на спину. Почти треть времени с ней, она спит, но каким-то образом она сумела меня завоевать. Не знаю, какое будущее ей уготовано, но я собирался сделать его как можно лучше и безоблачней. Почистить копыта и подковать — в первую очередь, научить летать — во вторую. У неё просто психологический зажим, это исправляется парой-тройкой упражнений под надзором терпеливого наставника. Я даже знал, как буду это делать: подниму её над головой одной ногой, она вытянется, как при плаваньи, и начнёт расправлять крылья. Там начну её осторожно подбрасывать, а она попытается махать крыльями, и тут в один прекрасный момент под ней не окажется опоры... Благо она из учеников, способных учиться прилежно без пинков под зад. И я не только о вербальных ругательствах.

Солнце ещё не встало, а вот солнышко уже зевает. Пока Летиция с натугой жуёт сушёные яблоки, не вставая с меня, я постарался объяснить ей, что нам предстоит:

— Послушай, мы приближаемся к развязке. Отсюда уже виден разлом, через который мы попадём в пещеры. Внутри, я более чем уверен, будут двое, хозяин и слуга.

Я сделал паузу. Летиция, как оказалось, всё же умеет быть внимательной, когда того требует случай. Она моментально теряет легкомысленность, когда на горизонте угроза. Так было с Дискордом, так есть и сейчас.

— Тебе нельзя вступать в бой, — продолжил я. — Твоё дело — смотреть во все стороны и подмечать необычное. Всё: стены, потолок, грязь, если покажется странной. Если на тебя нападут — бежишь наружу и шумишь, чтобы я точно знал, где ты. И, желательно, криком выдать, кто именно тебя преследует. Хорошо, медовка?

— Хорошо, па.

— Так, ожидаются, как я уже сказал, двое. Один будет умбралом и сильным магом, второй — химерой. Но не как в сказках, что бабульки рассказывают на ночь, с телом льва, хвостом-змеёй и прочим. Эта искусственная, сшитая из кусков разных существ. Ожидать можно чего угодно: паучьих ног, четырёх голов, восемь пар крыльев, ограничение одно — фантазия урода, который её сделал и оживил. Благо, они тупые, что топор неточеный, главное — не позволяй себя кусать. Если не получится, постарайся, чтобы укус пришёлся на ногу. Так ещё получится тебя спасти.

Я поднялся, вернул ей карту и проверил своё «исподнее». Пара масел, кошкодёр, цепь, эфирные бомбы... Это идея. Я передал одну из бомбочек Летиции, та зажала её в перепонках правого крыла и пару раз отрепетировала бросок — она уже поняла, как этим пользоваться. Хрупкий прозрачный сосуд, в котором клубится бурый дым — ясное дело, само просится разбиться об чью-нибудь стрёмную морду. Мы условились сохранять молчание, пока не обнаружим цель. Я запомнил карты сразу, она — старалась запомнить их, читая при каждом удобном случае. Остаётся надеяться, что этого будет достаточно и что она наткнётся на противника ей по клыкам.

Мы начали спускаться в чрево одинокой горы. Факела бесполезны для нас, мы оба хорошо видим каждый изгиб и выбоинку слегка важных стенок пещеры. Через пятнадцать минут осторожной ходьбы, «кишка» перешла в «желудок» — перед нами оказался грот с пиками натёчных пород от одного края до другого. В лабиринте, как в этом, скрыться легче лёгкого, они не живые и нет у них сердцебиения или дыхания, а мшистые камни меньше шумят от шагов... знают, где от меня прятаться, падлы.

Жестом показал Летиции: «идём по краю и встречаемся с другой стороны». В надежде, что она догадается завалить лишние выходы, я пошёл по левому краю громадной пещеры. В пестрящих перед глазами желтоватых столбов не просматривалось ничего особого и это было ужасно подозрительно. Обычно Рунгиры целые подземные лаборатории возводят, но здесь не видно даже простых столов, не говоря уже о магических печатях, сангвинарных чанах или хотя бы чёртовых растяжек с колокольчиком.

Вывод напрашивался сам собой: конкретный умбрал не-такой даже среди себе подобных. А значит он мог предпринять другую тактику: вместо того, чтобы выставлять химеру на часах и кинуться в бегство по заготовленному пути при первых звуках боя... они вместе поджидают одного из нас. Если меня, тогда, по их мнению, у них больше шансов убить меня, не поднимая шума, затем заняться вторым нарушителем. А если не меня?

Резко срываюсь с окраины через центр лабиринта. Петля влево, петля вправо, прыжок на толстый шип, прыжок через поле каменных пик. Треск магии, меня подкинуло и перевернуло, но я всё равно приземлился на все четыре. Передо мной единорог обманчиво жалкого вида: болезненный облезлый мех, признаки мышечной дистрофии и малокровия... и пульсирующие зловещим пурпуром кости. Он с отвращением посмотрел на меня, мой распоротый живот, обернулся и издал два щёлкающих звука языком, змеевидная химера оставила нас одних, он видит раненного и ослабшего врага, думает, справится сам, считает, что победил. Он ошибается.

Я хотел дать шанс уйти на Ту сторону достойно и сразиться как равный, но раз Рунгиры уже даже не брезгуют нападать из засады и натравливать чудовище кровавой тауматургии на жеребёнка, говорить о чести не приходится. Поднявшись на задние ноги, вытянул правую переднюю в сторону, чем удивил оппонента. Пощады не будет. Над глазами, за бровными дугами появилось лёгкое голубое свечение, я почти забыл какого цвета моя магия, и в последнюю фалангу моей вытянутой ноги лёг длинный эфирный меч цвета льда из родниковой воды. Я сделал шаг, он попятился, исполнил то заклинание ещё раз. Пока сонм кошмарных призраков летит, чтобы порвать мою плоть, снова делаю шаг и выставляю меч перед собой под углом. Контакт оружия и магии заканчивается потоком едва прохладного воздуха. Иду дальше, не обращая внимание на кровь и волочащиеся органы.

В глазах умбрала небесное свечение и страх. Он мог этого ожидать от одного из своих, но не от, по его мнению, неуча-Ульфара. Слух, что я начал истреблять их, уже давно стал известен последней блохе и сейчас этот учёный мира тьмы получил самое весомое доказательство гипотезы — я стою перед ним. Он самолично ничего не может мне противопоставить и, более того, отпустил единственное существо, способное физически меня остановить и выиграть ему время для бегства.

— Всё же не стоило строить из себя умника и последовать примеру остальных, да? — сухо спросил я, приближаясь.

Он не ответил, пятясь, завалился на кусок песчаника, озираясь по сторонам в поисках пути к побегу. Хотел закричать, а я — сорваться к Летиции, сдерживало одно — весь расклад был как натянутая струна, резкое движение или крик и она порвётся. Он потеряет голову, она замешкается и не сможет заметить нападения, химера начнёт буйствовать, руша своды на наши головы... Меж тем, мой клинок, уже под его подбородком, дёрнулся от фестральского высокого крика:

— И-И-И-И-И!

Голова с жидкой вьющейся бородкой покатилась по склону вниз, к кучке моих отпавших кишок, а я побежал на крик. Благо... я стал легче на какое-то время. Стены и своды пещеры начали содрогаться от ударов зверя. Значит, от первого броска Летиция увернулась, и от последующих тоже, умница. В такой надежде, что толчки не прекратятся до моего прибытия, я скакал по колоннам и сталлагнатам.

Застал их обоих и сразу понял, почему Летиция не бежала, как условились. Её загнали в пещерную залу без выхода. Химера большими лягушачьими лапами, раскинутыми в стороны, перекрывала ей пути к отступлению и, собравшись с силами и скрутив змеиный хвост вместо задних ног пружиной, снова и снова предпринимала попытки достать её волчьей пастью.

В прыжке с очередной известковой глыбы, отсёк ей кисть левой лапы. Боль в химеру не закладывается, она даже не обратила внимание, но потеряла опору и следующим рывком влетела в скалу пастью, а Летиция взмахом крыльев забралась на её голову и начала бежать по шипастому хребту.

— К выходу, быстро! — скомандовал я.

— Но, па...

Она смотрела под изорванный плащ, а не в глаза.

— Делай ноги, я сказал! Главная проблема решена, мне осталось убрать за ней.

Отпущенный клинок послушно перевернулся в воздухе и готовился лечь обратно в хватку, когда кости захрустели от неестественно сильной хватки чешуйчатого хвоста. Ка́шель и знакомый вкус крови пришли без знаменитого потемнения перед глазами. Мерзкую слюнявую рожу я видел так же чётко. Извини, зверюшка, поздно проявлять силу, твой создатель уже на Той стороне и скоро ты его встретишь…

Малявка не послушалась и попыталась отвлечь химеру, ослепив её. Будь у меня воздух в лёгких, а не кровь, я бы крикнул. Мохнатое ухо дёрнулось до того, как она замахнулась, а зубы впились ей в спину, бомба разбилась о грудь и не нанесла вреда. Запах живой крови заставил ожесточится, я упёр одну переднюю ногу перед собой, вторую позади и вытянул их. Сквозь толстую чешую почувствовал, как разрывается позвоночник, расплёскивая пульпозную жидкость. Летиция выпала из пасти ошарашенного монстра, а я продолжил. Меч сверкнул и вспорол хвост от середины до пояса, копьё легло в правую крайнюю фалангу, и с размаху я пригвоздил им тело химеры к скале. Она схватилась за прозрачное древко последней лапой, но не смогло вытащить. Я стал между торчащим копьём и щёлкающей зубами пастью, на плечи легла тяжёлая секира, которой с разворота была срублена голова.

По негласному приказу оружие исчезло, а я бросился к Летиции. Паскудно дело: укус в спину, похоже, задет позвоночник, инфекция фривольно чувствует себя в её нервном центре — все ноги непроизвольно дёргаются, живот то напрягается, то расслабляется. Из целых флаконов в подсумке остался один, но его должно было хватить. Зеленоватая жижа с мятным запахом растеклась по ране и судороги отступила, Летиция перестала всхлипывать и прерывисто вдыхать, но взгляд не прояснился, она почти не видит.

Я пригладил её гриву в попытке успокоить:

— Ты меня слышишь? — лёгкие, наконец, восстановили функциональность.

Она рвано покивала.

— Тебе ещё можно помочь, медовка. Надо только доставить тебя в деревню, к родственникам. Пешком вряд ли получится, но вот если лететь...

— Ты ранен?

— Едва ли. Завтра будет шрам, послезавтра не будет и его. Давай я тебя стреножу, чтобы не упала и...

— Не надо. В деревне не... нету у меня там родных. Никогда, думаю, не было. Я ведь умру, да?

Я прижал её голову к груди и тяжко выдохнул. Звук получился ещё слегка булькающим из-за остатков крови.

— Или просто умру, или стану... чем-то другим. Давно пора было, наверное... — она закрыла незрячие глаза и заплакала. — Спасибо.

— Ты не станешь каким-то монстром, медовка... Обещаю.

Уже скоро я вернулся в деревню бэт-пони. Один. Я намеренно не стал приводить себя в порядок, смывать кровь, чинить плащ, прятать трофей, хотел, чтобы все зрячие знали: за мной идут новости. Для меня самого, в первую очередь, плохие. До сих пор вены жжёт огнём, как вспомню те пару часов. Во второй раз на моём пути никто не решился встать и стучать в дом старосты я не стал, много чести. Как показался головой на втором этаже, староста сразу завелась:

— Что, голубчик, получил под хвост?

Вместо ответа, я дёрнул цепь и перед старостой плюхнулась волчья голова с неё размером, от почти чёрной сочащейся через доски крови которой начал расходиться лужа. От испуга, старуха отпрыгнула и вжалась в оконную раму. С тянущимися секундами, она осознала, что голова уже не кусается, и её кривая улыбка начала блестеть на солнце.

— Ну вот, удружил ты нам! Никогда бы не поверила, если б глазами не видела, — она осторожно ткнула в нос волка. — Слава Матроне ночной, одной напастью меньше, можно будет спать спокойно.

— «Спать спокойно,» — сухо повторил я. — Интересный подбор слов для кого-то, кто отправил бедную сиротку на верную смерть.

— Не суди! — гаркнула она, а её шерсть встала дыбом. — Ты не знаешь, что мы пережили, не знаешь наши страдания! К нам относятся, как к зверям, и мы вынуждены выживать по-звериному!

Красиво. Только я знаю. Знаю и при любой встречи с бэт-пони стараюсь им помочь, даже в ущерб моей основной миссии. Но ещё ни одно из встреченных мною племён или общин настолько не оскотинивалось. Я видел, как в голодную зиму родители, чтобы накормить детей, отрезали от себя... но чтобы травить всю жизнь и в итоге отправить на съедение монстру одного из своих? Даже простое изгнание — это редчайшее наказание, а приём под крыло сирот старостой — обыденность. Не знаю, как учение Матроны ночной исказилось в этой общине, но исправлять его уже поздно. Высказывать своё мнение вслух я, разумеется, не стал.

— Я хочу навестить её жилище, — заявил я и развернулся на лестнице, начал спускаться.

— Попроси внучку мою, у камина, она по...

— Сам найду, — отмахнулся от лживых любезностей.

Недолго я петлял среди припорошённых лёгким снежком домиков прежде, чем вышел к с виду обычной саманной хате, но без окон — амбар. Меня интересовал крохотный проём между ним и соседним домом, где жил фермер со своей большой и дружной семьёй. Там были вставлены две доски на уровне моей груди, на них навалено немного соломы. И всё. Собакам лучше будки делают.

Когда я достал ту самую линзу, что подарил ей, все, каждая жила в моём теле в унисон взмолилась о кровавом возмездии. Внешне, уверен, я казался невозмутимым, но внутри шла битва с темнейшим соблазном.

Нет, в этом не будет никакого смысла. И легче мне не станет, я уже пробовал. «Пусть решит судьба». Я оставил хрусталик в оправе там — Летиции больше никогда не понадобится разводить огонь — снаружи, внутрь бы не пролез, да и символизм исчезнет, в грязи линза просто испортится, угаснет ни кем не замеченная. Развернувшись, мои ноги медленно потащили меня дальше. Я оставил этих фестралов на милость судьбы или их этой Матроне ночной и не обернулся, когда услышал треск разгорающегося пламени.

Представление началось аккурат, когда я занял удобную лежачую позу на скале сразу за условной границей деревни. В разгар дня многие ещё спали, ветер крепчал, а снег идти как раз перестал. Огонь жадно пожирал сухую траву и сны. Первыми гореть начали амбар с запасом еды и дом фермера. Ополчение пыталось тушить, кидая снег, но его пока выпало слишком мало, а потоки воздуха от их крыльев разбрасывали искры и лучины, которые мстительный ветер щедро сыпал на остальные крыши.

Вот, убитый горем молодой жеребец выносит отца-фермера и сестёр, отравленных дымом. Их число увеличивается, многие из спящих успели проснутся от пожара, но не все, не было семьи, в которой не будет траура. Если будет кому оплакивать уже к вечеру. А-а-а, вот староста с внучкой. Той самой, что когда-то открывала нам с Вешкой дверь. Она пытается делать ей массаж сердца, но безуспешно. Она поднимает заплаканные глаза и наши взгляды пересекаются. Не думаю, что староста могла рассмотреть, но я точно помню, она указала на меня, после того как я улыбнулся.

Начальница ополчения не заставила себя ждать. Но её буйный настрой разбился её же собственным инстинктом. Я был не в лучшем расположении духа, и это явственно считывалось всем живым: напади она на меня сразу, лишилась бы хребта. Медленно, позвонок за позвонком.

— Чем могу помочь? — буднично спросил я, не поднимаясь с земли. Был бы головной убор, для иронии я бы и его снял.

-...зачем? Ради чего?! Из-за этой беспризорницы блаженной?!

— Эта, как ты выразилась, «беспризорница блаженная» могла принести миру больше пользы, чем вы все вместе взятые до десятого колена. Скажи, ты, когда жеребёнка в третий раз выгоняла, хорошо себя чувствовала?

Не знаю, что у неё было в голове, но она откровенно попыталась на меня напасть, презрев очевидную опасность. Остановилась, когда почувствовала порез на шее. Пять эфирных клинков окружили её. Первый у горла, второй грозится пронзить глаз, третий готов вспороть брюхо поперёк, последние — лишить крыльев.

— Да кто ты... что ты?

Я горько улыбнулся и поднялся во весь рост.

— По имени я Нерей, но всё чаще меня зовут Странником. А чутка раньше — убийцей драконов, кто-то звал меня отцом, кто-то гибелью королей. Но вам сейчас важно не это.

Мечи вокруг Вешки исчезли, а у меня появилась коса с черепом в навершии. Я поднял её на плечо и заговорил громче, чтобы голос мой унёсся дальше:

— Слышал я, вы предпочли выживать по-звериному. Ну так и живите, как звери! В лесах, в пещерах, под открытым небом. Гадьте, где придётся, ешьте, что вздумается. Ни в чём себе не отказывайте! — я встал на задние ноги и вытянул косу вперёд себя. — А кто не согласен с приговором, бросьте мне вызов и умрите сейчас, или смиритесь и получите шанс прожить ещё один день. Можете также помолится своей богине, но, будем честны, раз вас такое горе постигло, значит, она со мной согласна.

— Ты оставляешь нас на зиму, без припасов, без крыши над головой...

— Думаешь, это всё? Подожди, пока дым от пожара заметят... — как по написанному сценарию эхо донесло звук. Боевой рог. — Ты всё ещё тратишь время на меня? Не такая уж ты толковая как говорила староста…