Весь не видимый нами свет (гет)

Гидеон не помнил времен, когда он был единственным сыном у родителей.

Детские воспоминания его начинались там, где они с Фабианом, одетые в одинаковые синие костюмчики, подрались из-за плюшевого дракона. Игрушку, способную изрыгать настоящее пламя, тетка Мюриэль подарила Гидеону на четвертый день рождения, а брат протянул к ней ручонки, обнял и никак не хотел отпускать. Гидеон, уверенный в своем физическом превосходстве, пошел в наступление, но был схвачен гувернером и вызван в детскую на экзекуцию.

Там он выслушал лекцию, большая часть которой в голове не задержалась, зато в душу запали слова о том, что ему выпала великая честь родиться раньше брата, и посему он должен стать для него учителем, покровителем и другом. А безобразие, учиненное в гостиной, стоит признать ошибкой и немедленно извиниться. Иначе весть о происшествии дойдет до Благодетеля Пруэтта.

После мсье Лавелль понизил голос до шепота и по секрету сообщил, что взрослые мужчины, коим несомненно является Гидеон, не расстраиваются из-за игрушек.

«Но тетя Мюриэль сказала, это мой подарок», — осторожно напомнил он.

«Женщины, — поморщился Лавелль, — пустоголовые существа. Будь у Мюриэль муж, он вразумил бы ее…»

Не успел Лавелль закончить мысль, из-за двери раздался визг; Фабиан заставил дракона дыхнуть огнем и тут же стал его жертвой.

Гидеон отчетливо помнил, какой ужас испытал, примчавшись в гостиную и обнаружив там рыдающего брата. К счастью, прибежавшая на крик мадам Страут в два счета смазала руку Фабиана мазью, от которой ожог прошел уже через пару дней.

И сегодня, услышав вопрос, как можно выбраться из замка незамеченным, Гидеон испытал одновременно гордость и страх. Гордость, потому что брат действовал и мыслил один-в-один, как он сам, а страх — из-за того, что Гидеон как никто другой понимал, чем могут быть чреваты подобные порывы.

— Ты опять за свое? — буркнул он, первым спускаясь в подземелья. Настроение было скверным. За полтора года ему изрядно надоело смотреть, как на коже очередного парня выжигают Печать Верности, а нынче, к тому же, он беспокоился за Алисию, которая с утра выглядела очень бледной, хоть и не жаловалась на самочувствие вслух. — Я же предупреждал тебя, Фабиан, чтобы нарушить одно правило, ты должен беспрекословно соблюдать другие…

— Я встретил девушку, — перебил тот шепотом. — На дне Благословения. Хочу увидеться с ней. Разве ты сам не поступал так?

— Поступал, — терпеливо кивнул Гидеон. — Но прежде я послушно трахал полукровок и просился в рейды на континент, в отличие от тебя.

— Я не хочу, чтобы от моего семени рождались никому не нужные дети.

— Они нужны, чтобы крепла мощь магии, — отозвался Гидеон. Сторонний слушатель мог подумать, что он верит в свои слова. — Мы даем им жизнь не для того, чтобы стать родителями, а ради общего блага. Ну что ты как маленький, — прошипел он, выйдя из себя, когда Фабиан скорчил упрямую физиономию. Иногда ему казалось, что разница между ними не год, а десять лет. — Вынимай перед тем, как кончить, и все. Тоже мне проблема. Девчонка может петь своим целителям что угодно, но ты-то будешь знать, что не имеешь к ее выросшему пузу никакого отношения.

— Откуда же оно в таком случае возьмется?..

— Не будь наивным, братишка. Думаешь, все они от нас беременеют? Готов поспорить, что половина младенцев, которые считаются детьми Благодетелей, на самом деле — отпрыски магглов из соседнего с Заповедником городишки. Иначе среди них не было бы столько бракованных.

Все воспитанники Заповедника делились на десять категорий. Первые девять — в зависимости от соотношения чистокровных предков и магглов в роду, а в десятую определялись полукровки, у которых к одиннадцати годам не случилось ни одного магического выброса. Их признавали бракованными и без колебаний возвращали обратно в мир простаков.

— Если я пообещаю, что возьму какую-нибудь девчонку на церемонии Петтигрю, ты ответишь на мой вопрос? — Фабиан схватил его за плечо, заставив остановиться, и развернул к себе.

— Тебе повезло, что никто не видел, — прорычал Гидеон. — Не имеет значения, братья мы или чужие друг другу, ты должен соблюдать дистанцию. Пока не научишься держать себя в руках, даже не заикайся о вылазках, понял?

— И что ты сделаешь? Донесешь на меня Мальсиберу? — прошипел Фабиан.

Что-то подсказывало Гидеону, что он врет, и нет никакой девицы, а из замка брат хочет выбраться совсем по другой причине. Неужели его уже завербовали? Кто? Фабиан еще не готов, ему не хватает осторожности, умения играть свою роль и мотивации, в конце концов. Благодетель, вступая в Альянс Альбуса, должен понимать, зачем ему это, иначе он быстро сломается, сдастся и потащит за собой еще как минимум нескольких человек. Кто-то приходит в Сопротивление, столкнувшись с реальностью после пятнадцати проведенных в блаженном неведении детских лет. Кто-то, чаще всего старики, борется за возвращение прежних порядков, потому что так и не нашел своего места в мире Гриндевальда. Многие сражаются за любимых, с которыми при нынешних законах никогда не смогут быть вместе.

Проще — в каком-то смысле — таким, как Боунс. Отцы, сторонники старого мира, с малых лет воспитывают их лицедеями, не оставляя особого выбора. Поступая в Хогвартс, они уже знают, что от каждого из них зависит успех общего дела. Дослужится такой мальчишка до начальника Миротворческого отряда, например, — и с будущем сможет спасти десятки участников Сопротивления.

Гидеон, пока не узнал, что Эдгар на стороне Альянса, ненавидел его всей душой — настолько правдоподобно тот изображал оголтелого слугу Гриндевальда.

— Я тебе не враг, — сказал Гидеон, глядя младшему брату в глаза. Глаза эти его синие-синие, откуда только взялись? Ни у кого из ближайшей родни таких нет. — Я не хочу, чтобы с тобой случилось дурное. А ты все время норовишь нажить неприятности. Фабиан, везение не бесконечно. Если кто-нибудь из наставников или моих однокурсников обратит внимание на странности в твоем поведении, если они узнают, какие вопросы ты мне задаешь, нам обоим грозит ссылка в Пристанище.

Он упростил, конечно. Странное поведение и вопросы, которые не должны возникать в голове Благодетеля, станут поводом для детального допроса Фабиана. Выяснится — а оно обязательно выяснится благодаря легилименции, Сыворотке Правды и пыткам, — что Гидеон знал и не доложил об этом наставникам, а там уже рукой подать до Отдела Благомыслия. Он куда выносливее брата, он усердно тренировал разум, но в лапах экзекуторов немногие способны сохранять самообладание.

Могут всплыть и тайные свидания Гидеона с Алисией, и его причастность к Альянсу. Из-за неосторожности Фабиана он может никогда не увидеть своего ребенка. Не узнать даже, кто родился, сын или дочь.

За спиной послышались голоса; к ним очень скоро присоединились Розье с дружками. Для Эвана этот Обряд Повиновения должен был стать последним. На будущей неделе ему стукнет восемнадцать, и они с женой покинут Хогвартс.

— Благой день! — бодро воскликнул Паркинсон, обгоняя остальных. — Сегодня сразу двое, а? Очень удобно, не правда ли? Можно делать ставки, кто будет громче орать.

— Ты-то сам как громко орал? — поддел Гидеон. — Так, что в Хогсмиде слышали, а?

Эббот понимающе хмыкнул.

Каждый из них с содроганием вспоминал день, когда принял Печать Верности.

Боль была такой, словно режут по живому. Чуть слабее Круциатуса, потому что сосредоточена она в одном месте, но столь же мучительная. Усугублялось все тем, что действо происходило на глазах у однокурсников — бывших и будущих. Громкий крик считался постыдной слабостью.

Кожа в местах, где ее коснулась палочка директора, горела огнем еще несколько суток. Когда Гидеон явился в пансион за Алисией, он едва держался на ногах из-за горячки. Лишь желание поскорее убедиться, что ее еще не выдали замуж, помогло ему оставаться в сознании.

— Посмотрим, как будет орать твой братишка, — скользко ухмыльнулся Паркинсон, окинул Фабиана снисходительным взглядом и первым вошел в подземелье.

— Устный счет — не самая сильная его сторона, — прошептал Фрэнк, который бесшумно подкрался сзади и обнаружил свое присутствие, лишь когда они остались втроем. Гидеон весело фыркнул; день рождения Август Паркинсон отпразднует в июле, стало быть, уберется отсюда задолго до совершеннолетия Фабиана.

Продолжать поучать брата в присутствии Фрэнка Гидеон не решился, несмотря на то, что из всех однокурсников доверял ему больше всего. Он не исключал даже, что Лонгботтом сочувствует идеям Альянса. Во всяком случае, когда речь заходила о казнях бунтарей или об охоте на аномалию, тот не выглядел воодушевленным.

Жениться на девице, которую мать выбрала для него из числа своих воспитанниц, Фрэнк не пожелал, взял на свой вкус, и Гидеон записал на его счет еще один плюсик.

Фабиан воспользовался заминкой, чтобы свинтить и присоединиться к своим. Он пожал руку Мэйсону Шеклболту, одному из сегодняшних именинников, а после встал между Голдстейном и Боунсом. Гидеон проводил его взглядом, так и не убедившись до конца, что брат воспринял предостережения всерьез.

Велика ли вероятность, что он послушно оставит мысли о побеге? Да почти нулевая. Особенно если дело правда в девчонке. Гидеон хорошо помнил это непреодолимое желание повидаться с Алисией, которое толкало его на риск. Он знал, что физического удовлетворения не получит, и все равно ставил на кон свою свободу, свою судьбу ради получаса наедине с ней.

— Как твой Бремен? — шепнул Гидеон, про себя пересчитывая присутствующих. Не хватало лишь пары человек.

— Да ничего интересного, — так же тихо ответил Фрэнк. — Забрали полукровку у родителей. Обычная история, — он хмыкнул. — Мать поет, что путалась когда-то с парнем из тамошнего Заповедника, имени, разумеется, не знает, муж ее шлюхой называет, а глаза у обоих бегают. Остальные дети, и старшие, и младшие, никаких способностей к магии не обнаруживают. Роули предлагал дать Сыворотку, — он кивнул в сторону двери, где показался второй виновник сегодняшнего торжества, Стефан Роули, — но там и так все прозрачно. И Заповедник всего в пяти милях, и за комиссаром тамошним тянется слава героя-любовника.

Да, звучало правдоподобно.

Простаки не могли свободно перемещаться даже в рамках одной земли, для этого нужно было получить специальное разрешение у местного комиссара. В Лондон, например, пускали лишь тех, кто заплатил солидный налог. Чтобы переехать в крупные города из мелких поселений, требовалось выложить тридцать сиклей. Денег таких у магглов чаще всего не водилось, поэтому девицы придумали клянчить их у самих комиссаров, взамен предлагая себя.

— Идут, — пробормотал Фрэнк. В строю они стояли поодаль друг от друга; Гидеон вымахал до шести с половиной футов, и место его было прямо за каланчой Гадженом, а Фрэнк едва дотянул до шести, так что терпел соседство Паркинсона и Эббота.

Мальсибер, сопровождавший директора Реддла, замедлил шаг и направился прямиком к началу шеренги.

— Пруэтт, — вкрадчиво сказал он, — задержитесь после обряда.

— Да, наставник, — машинально отозвался Гидеон, гадая, куда его пошлют на этот раз. Выпускников все чаще включали в состав Миротворческих отрядов, которые занимались куда более важными вещами, чем поимка незарегистрированных полукровок или охота за аномалиями. Количество участников рейда могло доходить до трех дюжин.

— Повезло, — шепнул Уильямсон. — Может, крупное восстание? Или заговор? — он с опаской поглядывал на наставников, но болтовню не прекратил. — Мы в прошлый раз ловили итальянца, который оказывал содействие поклонникам темных лет.

— И какое наказание он понес?

— А ты как думаешь? Рожей он не вышел, выдающихся способностей не имел. Пристанище ему не светило. Повезло, можно сказать. Казнили в Колизее.

Здание, построенное магглами около десяти веков назад — но, конечно, не ранее, чем маги возвели Хогвартс и Дурмстранг, — было наполовину разрушено и лишь с началом эры Гриндевальда вернулось к изначальному облику. Волшебникам понадобилось не больше недели на его восстановление. Теперь в Колизее проводились публичные судебные слушания и приводились в исполнение приговоры, вынесенные на них.

— Сильно же он провинился, — сухо заметил Гидеон.

— Сильнее некуда.

Директор тем временем закончил речь, которую выпускники знали наизусть, и вынул палочку.

Гидеон нашел глазами брата в шеренге напротив. Тот выглядел отрешенно, словно мысли его были где-то очень далеко от стылого подземелья. Возможно с той самой девушкой из пансиона, а может быть, в месте, о котором Гидеон даже не догадывался.

Как же так получается, что брат боится довериться брату? Что с ними не так? Что не так с миром всеобщего блага? Может, это оно и есть — ни от кого не зависеть, рассчитывать только на себя?

Первым на крик сорвался Роули. Скорее даже не крик, а вой. Гидеон услышал, как кровожадно хмыкнул Паркинсон.

Шеклболт зарычал сквозь крепко сжатые зубы, когда директор вычерчивал на его коже вертикальную черту. Последний штрих к Печати Верности.

Стон облегчения, сорвавшийся с губ Мэйсона, потонул в шуме аплодисментов. Фабиана эти звуки как будто разбудили, он вздрогнул и тоже пару раз сложил ладони вместе.

Обряды Повиновения мало походили на церемонии Посвящения. Именинникам предстояло провести ночь здесь, в этом зале; считалось, что холод способствует укреплению тела и характера. Никаких тебе девушек, ни еды, ни виски, только полумрак и боль, сводящая с ума.

Зато можно помечтать. О будущих свершениях, о скорой свадьбе и подвигах, которые каждый из них непременно совершал в своих фантазиях, пока был мальчишкой, и которые вот-вот станут явью.

Целая ночь, отданная на откуп грезам. Когда еще выпадет такой шанс?

Шестикурсники начали покидать подземелье. Гидеон, полный решимости завершить-таки разговор с братом, шагнул вперед, стараясь не упустить Фабиана из виду, но путь ему преградил Мальсибер.

Надо же, все это время он думал о предстоящем рейде, но сама просьба наставника задержаться вылетела из головы.

— Вы отправляетесь в Заповедник, Пруэтт, — тот сразу перешел к делу. Старосты школы, вступая в должность, давали Непреложный Обет молчать о местоположении учреждений для полукровок, и потому только они из числа школьников имели туда доступ. Это правило было негласным, и младшие думали, что в Заповедниках никогда ничего не случается. На самом деле, Гидеон бывал там не реже раза в месяц, а наблюдательному Фабиану приходилось врать, что он отбывал наказание. — Вас уважают собратья… — задумчиво протянул Мальсибер, будто слегка сомневался в собственных словах. — Думаю, ваш рассказ о прошедшей миссии, без упоминания места действия, разумеется, станет для них ценным наставлением. Все ясно?

— Да, сэр, — отрапортовал Гидеон, глядя наставнику в глаза. Намек был прозрачным. Такие «поучительные» рейды случались время от времени. Студенты Хогвартса отправлялись туда не с целью оказать помощь Миротворцам, а чтобы стать источником устрашающих и нравоучительных баек. — Что там произошло?

Мальсибер смерил его высокомерным взглядом и оставил вопрос без ответа.