Лучший мир (джен)

Кто-то включил свет. Пунджик поворочалась, отвернулась к стене — и под веками снова стало темно, но лишь на мгновенье: чертов свет вернулся. Он был совершенно не к месту и сильно раздражал. Неужели очередная придумка вожатых? Еще и посреди ночи!

Пунджик резко села в кровати и недовольно огляделась. Зара не спала, смотрела в окно — именно оно было источником света. Матрас над Пунджик заскрипел и прогнулся посередине: Мохнатик тоже проснулась.

Некогда спящая во тьме комната теперь озарялась чем-то ярким. Соседки молча переглядывались и ждали, что скоро все прекратиться, в спальне снова настанет ночь и можно будет уснуть.

Но на улице ну никак не хотели униматься.

Решетки и оконные рамы совсем утонули в ярком свете, и увидеть что-либо было совершенно невозможно. Девочки сползли с матрасов и, щурясь, с настороженным любопытством уставились в окно. Такого они не видели со времен гибели миров: тогда глаза ослепила яркая вспышка — такая же звеняще-белая! — и сразу же после они увидали здания лагеря, поле, лес вдалеке и безопасное голубое небо, которое сулило надежду на лучшую жизнь.

Но история в этот раз не повторилась. Никто их не забирал в новый мир и не спасал от разрушающегося старого.

Вибрация прошлась по стеклам и стенам — и свет вдруг улетел. Девочки подбежали к узкому окну и повозились, чтобы каждая смогла увидеть летающие далеко над полем белые огни. Эти огромные светлячки кружили, приближались и отлетали от чего-то, что с такого расстояния трудно было разглядеть.

Что вообще происходит? Когда это началось? Когда закончится?

Зара пихнула Мохнатик, чтобы та открыла форточку, и все трое замерли, даже дышать перестали — они слушали каждый звук, каждый свист ветра с улицы. От скорости летающих огней воздух и правда свистел. Доносились вскрики, какие-то непонятные звуки, а потом вдруг — отчаянный крик. Гневный и душераздирающий, какой слышишь только у скорбящих матерей. Голос точно принадлежал женщине.

Вслед за этим огни начали сгущаться в одной точке и медленно опустились на землю, пока совсем скоро не потухли окончательно. Глазам пришлось вновь привыкать к темноте.

— Это вожатые, — уверенно сказала Зара. — Не вижу, кто с ними.

— Новенький? — прогнусавила Мохнатик.

— Видимо, — вздохнула Пунджик. — Точно ничего больше не видишь?

— Нет, они окружили новенького со всех сторон.

— Или новенькую… узнаем завтра, может, кто из соседей сумел разглядеть.

Той ночью выспались лишь самые равнодушные, коих было немного, и, очевидно, одна и та же мысль посетила почти каждую головушку. Стоило на утро заиграть веселой мелодии, как двери спален распахнулись и готовые к пробежке создания соединились в нестройном потоке, перемешались, чтобы в паре стоял кто-то из другой комнаты.

— Вы видели?

— Ночью? Кто ж не видел?

— Да ты не совсем поняла. Я…

На пробежке «Девчата» кидали знаки «Мальчишкам» и убеждались, что все всё видели. В столовке гул не утихал, в очереди головы неваляшками качались от одного создания к другому. Неполному составу вожатых даже пришлось угрожающе крикнуть, чтобы все приступили к еде. Но такую новость невозможно было замолчать!

В туалетной пятиминутке участвовали все и каждый. Стоило только открыть дверь, как тебя затягивали в комнату и ты становился участником бурного разговора.

— Это были вожатые!

— С ними была женщина! Человекоподобная! Вампир так сказал!

— О да, зрение у него…

— Я тоже слышать! Прямо от него слышать! Клыками ручаться!

— Но это же явно не человеческая женщина… ведь вот же она!

Все уставились на Пунджик, и она ответила в зеркало, намывая руки:

— О да, человеческая женщина прямо перед вами, единственная и неповторимая!

— Какие у нас остались человекоподобные расы?

— Ну да, человеки не такие сильные…

— И человека не будут усмирять все вожатые вместе взятые…

— Это явно кто-то сильная!

— Сильная!

— Как могучая воительница!

— Да нет такой расы!.. Нет же?

— Ах! Богов же у нас не было?

— Не было… это правда богиня?

— Я видела, как далеко она откидывала вожатых!

— А я застала, как они гнались за ней по всему небу!

— Особенно если учесть, что наши вожатые — ангелы…

— Что? Откуда такие вести? Кто это сейчас сказала?

— Ох, они сиять вот почему! Все есть верно тогда! Это есть явно богиня!

— Богиня-воительница!

— Богиня!

— Хей, дайте пройти к раковине!

— Богиня!

— Сколько минут осталось?

— Богиня!

— Ой, кажется, тридцать секунд…

— Богин… тридцать?!

— Минут?

— Идиот-женщина! Секунд!

На уроках опасливо передавали друг другу записки, хотя один ветродух, известный всем любовью поболтать, не сдержался — и за шепотки во время занятий его показательно наказали. Впрочем, как и всегда. Но, к превеликому сожалению вожатых, этот урок он усвоил всего на пару часов.

Сегодня Пунджик впервые в жизни хотела оказаться в поле. Она представляла, как создания сбиваются в группки, обсуждают прошедшую ночь, узнают новые детали и строят новые догадки. Как вожатые кием разбивают эти бильярдные шары, а те покатаются, покатаются — и столкнутся с другими, обсуждение пойдет с новой силой.

«Почему мне всегда везет и не везет одновременно? — тосковала Пунджик. Она в очередной раз глянула в открытое окно. — Ребятам, наверное, весело сейчас».

— Извините, — обратилась она к Гаврику, и тот отвлекся от объяснения ей свойств всех имеющихся у него лекарств. Если честно, Пунджик даже и не надеялась запомнить все это за раз. — Можно поинтересоваться… что случилось ночью?

«Могу же я немного понаглеть?»

— Всего лишь вспылила новая подопечная, — любезно ответил медик. — Ничего интересного.

— Да ладно вам, весь лагерь не спал от этого вашего «ничего»!

Пунджик запоздало поняла, что повысила голос, поэтому смирно опустила голову. Гаврик не ответил и подошел к шкафу с медикаментами. Полторы недели прошло с тех пор, как Пунджик стала каждый день проводить в медпункте. Первые дни Гаврик только и делал, что показывал ей лекарства и учил читать названия, чтобы она по первой его просьбе находила то, что нужно. Потом он заметил, что Пунджик хитрит и запоминает не названия, а расположение лекарств, и начал все время их переставлять. Помнится, из-за этого однажды вместо микстуры от головы она дала что-то вроде… ну ладно, подробности не так уж и важны.

Сейчас же Гаврик вдруг решил объяснить ей все свойства лекарств. Хотя почему «вдруг»? Пунджик была уверена, что это как-то связано с ночной богиней!

— И пустяк не потребует присутствия всех вожатых вместе взятых, — как бы невзначай пробубнила Пунджик.

— Она оказалась слишком печальной, разгневанной, гордой, потерянной и отчаянной. Пришлось усмирять столь горячую натуру.

— Да кто не будет таким после потери родного мира?..

— О нет, поверь, мир ее не волнует. Боги, чаще всего, живут сами по себе…

— Тогда что с ней?

— Почему тебя так интересуют божественные сущности? Что она, что тот полубог… Я смотрю, вы с ним сдружились. Будь осторожна: гордость этого создания легко задеть, а вызвать в нем зависть — еще легче. — Гаврик обернулся. — Пунджик, скажи, что в этой банке?

— …Обезболивающее, — не особо уверено улыбнулась Пунджик, словно она не выучила домашнюю работу (а так, собственно, и было).

— Правильно!

Больше Гаврик не позволял ей что-либо спрашивать или говорить не по теме. Джо, который почти каждый день составлял ей компанию, так и не объявился, а потому на обед Пунджик шла в одиночестве.

И что толку ей в медпункте сидеть? Названия лекарств учить да подавать их, чтоб медик лишний раз рукой не шевелил? Обматывать мокрыми полотенцами словивших солнечный удар? Держать лед на неуклюжих ушибах?

И ладно бы: работка-то не пыльная! Но как же скучно сидеть с ангелом в одной комнате. Не по себе от него. Смотрит так пристально, неприятно. Можно обратно в поле, спрятаться за широкими чужими спинами?

Не считая Тощего Урика, в столовой было пусто, впрочем, и неудивительно: в ду́ше же спокойно поговорить можно, особенно сегодня, а то вожатые очень вдруг возлюбили тишину. И как не поймут, что бесполезно затыкать любопытствующих? Лучше б тогда просто рассказали, мол, новенькая-богиня оказалась очень буйной и сильной, пришлось усмирять… вот, Гаврик же смог! Чем остальные хуже?

«Боже, даже черта понять проще…»

Вежливо кивнув Урику и прошептав «здравствуйте», Пунджик поставила поднос с куриной лапшой и компотом на столик, где обычно сидит со своими соседками, а в последнее время — и тремя ребятами. Урик сидел за столом вожатых и практически не смотрел на нее. Спасибо и на этом.

Но жаль, что поговорить было не с кем и послушать некого. И даже поглазеть… для этого дела остается только сама столовая с ее угловатыми подпирающими колоннами, персиковыми стенами, высокими окнами, деревянными столами с лавками и самым обычным столовым буфетом. Пунджик почти с самого попадания сюда все размышляла, почему это место так похоже на лагерь с Земли. Разное придумывала, додумывала и надумывала, но ответ оказался до смешного прост: Гавриил очень любит людскую культуру. По словам медика, когда Бог приказал обустроить временный приют для последних из умерших видов, предложение Гавриила оказалось наилучшим.

«А ведь он просто описал устройство детского лагеря… Можно ли сказать, что частичка земной культуры еще жива? Место, где встречаются самые разные дети…»

Потихоньку начали подтягиваться существа, чистенькие и оживленные. Смотря на их перья, хвосты, рога, когти Пунджик поняла, что «Лагерь спасения» — лишь пародия на Землю. Своеобразная такая карикатура, написанная изящным баснописцем-сатириком.

За пустым столиком становилось оживленней. Преп аж подлетел к Пунджик и, поозиравшись хитрожопым попугайчиком, уселся рядом.

— Фьюх, Пунджик, ты что-нибудь узнала?

— Ничего, — шепнула Пунджик, — кроме того, что они усмиряли богиню.

— Богиню? — удивился Преп. — Это не может быть богиня!

— Как нет? Мне же сам Гаврик об этом сказал, — возмутилась Пунджик.

— Это не может быть богиня! — четко и членораздельно повторил Преп. — Рыболюд видел, что это дракониха!

— Что? Ты какому-то рыболюду веришь больше, чем мне?

— Да точно я тебе говорю, что это — дракониха. Все об этом уже знают!

Поднос хлопнул по столу, привлекая к себе внимание и заставляя спорящих сбавить обороты. Зара негромко спросила:

— О чем все знают?

— Вот, Зара, будешь судьей, — стал тише Преп. — Пунджик уверяет меня, что это была богиня. Я же говорю, это дракониха.

— С утра еще говорили, что богиня, — буркнула Пунджик, обиженно подперев голову рукой. И почему этот пернатый ей не верит?

— Да, с утра говорили, — подтвердила Зара и тут же согласилась с Препом: — Но потом мы поняли, что вариант с богиней не слишком логичен, да и вампиру верить не стоит…

— Вампиры видят во снах женщин человеков, — хохотнула Мохнатик, усевшись рядом. — Все знают.

— Слушайте, да мне же сам Гаврик сказал, что это бо-ги-ня, — негодовала Пунджик, сама себе дивясь: и с каких это пор она стала такой смелой рядом с Зарой?

— Что? Сам медик? — удивилась Зара и вспомнила, что нужно быть потише.

— Ой, да что верить какому-то там Гаврику! Вот Бурль сказал… — гнул свою линию Преп, но в этот раз Зара встала на сторону соседки:

— Ну ты сравнил, конечно.

— Девочки, вы не понимаете, — крайне трагично вздохнул Преп, прижав крылья к груди. Будто бы он был Гамлетом, которого весь этот мир не понимал. — Мы с ним друг другу перышки вычищали… ну, точнее, он мне перышки, я чешуйки… не суть! Кхм, вы поймите: он создание глубоководное, видит в темноте намного лучше, чем какой-то там медбрат…

Какой-то столик получил линейкой по спинам, и вся столовая ненадолго притихла, в том числе и Преп.

— …Кстати, что-то Джо и Яка не видно. — Пунджик отвернулась от пернатого и тихонько посмеялась Мохнатику: — Тоже перышки начищают?

— Скорее выщипывают, — улыбнулась Зара, ковыряя лапшу.

— Не сдружились?

— Ой, это еще мягко сказано! — включилась радиостанция «Препово вещание». — Я, конечно, ничего не имею против Джо, но он так и норовит устроить какую-то пакость Яку.

— Из-за чего? — заинтересовалась Пунджик. Как много, оказывается, она пропустила с этим медпунктом!

— Дележ территории, — в один голос ответили создания, будто это было само собой разумеющимся.

Преп еще приглушенно добавил:

— А еще Як все вокруг тебя вьется, вот Джо и бесится. Понимает же, что у мага против полубога никаких шансов. Ты ведь подумай: безухий против четырехрукого. Четыре-ноль в пользу Яка!

«Безухий?» — подумала Пунджик. Она же пару раз видела, что у Джо были уши… или ей показалось?

Горе-товарищи примчали на последних минутах, когда в буфете еда почти кончилась, а столовую скоро должны были закрывать. Оба были запыхавшиеся, но на лицах каких-либо синяков или подтеков не было, так что либо они не дрались, либо старались бить по закрытым местам, чтоб не получить нагоняя. Поговорить с ними не удалось, и Пунджик вернулась в медпункт.

* * *

Гавриил слишком уж задумчиво сверлил взглядом Пунджик, и она, не выдержав, спросила:

— Я что-то сделала не так?

— Вы все.

— Что?

— Почему вы все так интересуетесь прошедшей ночью? Что в этом такого удивительного?

В глубине души Пунджик выдохнула. Слава богу, что его волнует именно это. Что ж, попробуем немного разболтать ангела.

— Ну, знаете, это было красиво, непонятно и… освежающе. Мы ни разу чего-то такого не видели за все месяцы жизни здесь! Да и вы нам ничего не объясняете…

— Нечего объяснять, — улыбнулся медик и вздохнул: — Мир слухами полнится… и что толку с этого пустословия? Вам ведь преподают разумную речь. Неужели никто не усвоил предмета?

Пунджик неоднозначно пожала плечами. И как ему объяснить, что такова натура всех? Он же просто спишет все на грешность мыслей и сердец. Потом же еще уроки могут ужесточить или проведут внеплановую контрольную, но слухи это все равно не прервет. И тема себя исчерпает, когда появится новая…

— Что ж, слухи исчезнут лишь под слоем новых… — издалека начала Пунджик.

— Засыпая оранжевый песок белым, мы все равно получим песок — и не важно, какого он цвета.

— А ты все черпаешь мысли из людей, — устало вздохнул третий голос, и двое в белых халатах обернулись на дверь.

Урик продолжал:

— Нам нужны лечебные мази, бинты и сильное снотворное.

— Прошлое не подействовало? — осведомился медик, поднявшись из-за стола.

Урик коротко взглянул на Пунджик (точнее, так ей показалось по шевелению блесток в его глазах), потом куда-то в сторону — и снова на лучезарного Гаврика.

— Мы так и не смогли вколоть его.

Гаврик коротко рассмеялся и подошел к шкафу с лекарствами. Вскоре подозвал к себе помощницу. Передав ей все нужное и сунув себе что-то в карманы, он направился к двери, где его весьма красноречиво притормозил Урик.

— Ах, точно! — сказал медик. — Пунджик, за мной.

Урик непроизвольно состряпал такое лицо, будто Гавриил в чем-то измарался.

— Не стоит человека отправлять к богине.

— Почему же? Люди испокон веков очень верно служили таким, как она.

— Но это создание не застало времена служения лжебогам.

— Нет, но на примере полубога она показала, что род людской не позабыл старые привычки.

Пунджик стушевалась и покрепче обняла бинты и баночки. Неужели ее помощь Яку вот так и выглядит со стороны? Она же не устраивала вокруг него танцев с бубном и не кланялась в ножки. Тем более, сам Гаврик попросил ее присмотреть за Яком, вот она и присматривала, проверяла бинты, в процессе, можно сказать, сдружилась…

— Пунджик, не смотри на меня так обиженно, — ахнул Гаврик. — Бессмысленно спорить со своей натурой. Ну же, идем.

Признаться, Пунджик после таких разговорчиков никуда не хотела идти, тем более с ним. И что это за тон такой? Уже и с полубогом дружить нельзя? Знали бы они, что она заобщалась с кое-кем похуже богов!

Раз они не хватились пропажи черта, значит, до сих пор удерживают уже пустующее тело в самой глубокой камере. Или не пустующее? Куда делась душа того мага, в которого Джо залез? И где сам Джо, кстати? Пунджик думала, что ему-то точно захочется обсудить такое важное событие, как явление богини… неужели что-то задумал?

Тихо следуя за высокими и быстрыми вожатыми, Пунджик смотрела им под ноги и послушно брела по пустым коридорам. И как ангелы могут пропагандировать толерантность ко всем видам, когда сами недолюбливают конкретные расы? Неужели слуги Бога настолько лицемерные?

«Или они просто такие же, как и все мы?»

У лестницы, ведущей к кабинетам на втором этаже, все трое притормозили, чтобы Урик осветил ладонью темный угол и проявил высокий проход, ведущий вниз.

В подземелье Пунджик никогда не бывала и слышала о нем лишь по рассказам. И она быстро поняла, что это место очень им соответствует. Мрачное, холодное, неприятное. Из некоторых камер доносились непонятные речи, а где-то вдалеке виднелись подсвечиваемые силуэты директора и Толстого Рафика. Пунджик тут же испуганно опустила взгляд на туфли, черные носы которых слегка отражали белый свет.

Гаврик отошел в сторону так, чтобы его коллеги заметили незваную Пунджик. Толстяк нетерпеливо переминулся с ноги на ногу.

— Будем честны, нам нужна помощь, — пояснил медик.

«О да, ведь сами забинтовать кого-то вы не в состоянии».

За открытой настежь дверью звякнула цепь. Совсем тихо, будто кто-то не хотел привлекать к себе лишнего внимания и затаился. Страшно-то как...

— В тебе неиссякаемый запас умной мысли, — блаженно вздохнула директор, процокав в сторону.

Тут же Гаврик начал подталкивать Пунджик в сторону двери. Она упиралась пятками, как могла, и никак не хотела идти в глотку камеры к непонятно кому.

«Вы хоть объясните, что делать! И почему меня первой туда запускаете? Да черта с два я вам так помогу!»

Но у нее не было выбора, ведь Гавриил схватил ее за плечи и совершенно спокойно толкал ее туда, куда он хотел.

Стоя перед распахнутой дверью камеры, Пунджик бегала взглядом по тяжелой двери, полу, косяку, баночкам, бинтам, белым рукавам халата, подолу собственной юбки — лишь бы не смотреть туда, где в густой и страшной темноте затаилось нечто. Пока не установлен зрительный контакт, Пунджик не видно, верно же?

«Еще голову в песок закопай, глупая!» — корила себя Пунджик за детский сад.

В тишине мрака зазвенели цепи, как если бы их волочили по камню. Пунджик толкнули в спину, но она устояла на ногах, рефлекторно прижав баночки к груди.

Внезапно, словно одним рывком, в который была вложена вся оставшаяся у существа сила, Пунджик больно схватили за плечи и лицо ее опалило горячее неприятное дыхание, смешанное с хрипом. Пунджик на собственной шкуре почувствовала, каково это, когда сердце уходит в пятки.

— Человек.

Незнакомый злой голос ворвался в голову, казалось, через руки. Он звучал эхом, пропадал и появлялся вновь, и Пунджик испугалась того, что еще может эта женщина сотворить.

— Предатель, — плевался голос в голове. — Предательский род! Пришла поглумиться?! Поглумиться, да?!

Пунджик посмотрела в залитые кровью обезумевшие гневом глаза, которые были совсем близко к ее собственным, и поджала губы.

— Вы помирали за нас, почитали нас, боялись нас! И что теперь? Рада видеть меня таковой?! Отвечай!!!

Пунджик еле-еле покачала головой, но громкий голос стал протяжно-глумливым:

— Боишься меня, жалеешь меня…

Краем глаза Пунджик заметила какое-то шевеление, а голос все продолжал:

— Они презирают меня. Ненавидят за то, что вместе с другими отняла у Бога его место в ваших сердцах. Они рады, что я на цепи, как какая-то шавка! Но я не тварь! Не тварь я!

Отпустив плечо Пунджик, богиня повисла на другой ее руке. От тяжести Пунджик упала на колени, и какое-то время женщина нависала над ней.

— Я узнаю язык, которым говорю. Первые предатели. Мы вас помним…

Богиня упала перед Пунджик, но хватка ее стала только сильнее. Свободной рукой она коснулась щеки «первой предательницы», и голос стал звучать еще громче, что заболела голова:

— Ты хоть знаешь, каково это, когда тебя выгоняют из собственного дома?! Мои дети! Они так и не познали, каково это — черпать силу из веры! У тебя ведь была мать, да? Вспомни, как она тебя любила! Пойми теперь, как я люблю своих детей! Мои дети… ах, бедное дитя… сколько грусти и боли в твоих глазах… дитя… мои дети…

Когда слова переросли в несвязный набор слов, рука соскользнула с щеки Пунджик, хватка на плече ослабла, оставив после себя ноющую боль в кости. Богиня окончательно рухнула на пол, а совсем скоро послышались мерные аплодисменты.

— Хвалю тебя, Гавриил, за ловкость ума. Использовать человеческое дитя для отвлечения божества было хорошей твоей идеей, — хвалила директор. — Думаю, цепи, тьма и отчаяние справятся с ее силой. Сколько она проспит?

Пунджик подняла взгляд на Гавриила, который нависал над ней и богиней. В руках его поблескивал большой шприц.

— Если ее не беспокоить, то несколько дней проспит мертвым сном.

— Нам не нужно, чтобы она почила, — укорил Урик медика, но тот лишь улыбнулся, рукой приказав Пунджик встать.

— Неудачная метафора. Прошу прощения. Пунджик, перебинтуй раны этого существа.

Но Пунджик лишь еле-еле покачала головой, которая тут же отдала пульсирующей болью. Уши вновь прорезал резкий голос директора:

— Ах, бедное, слабое человеческое дитя! Это существо есть грубое, порочное создание. Тяжко тебе было слушать ее речи, да? Ничего, все это — пустая болтовня.

Директор процокала к Пунджик и помогла ей подняться. Приобняв бедное человеческое дитя за плечи, она повела ее прочь из подземелья.

Весь путь наверх Пунджик пришлось выслушать бесконечный монолог о слабости людей и порочности богов, а в это время сильная пульсирующая боль медленно уходила, словно бы все плохое оставалось в этом тоскливом и мрачном месте, где в одних глазах читается отчаянное стремление жить, а в других — откровенное безразличие.

* * *

Натерпевшегося человечка отпустили отдохнуть до ужина, выдав ей утешительный пакетик с печеньем. Пунджик угрюмо шаркала к своей комнате, в голове эхом звучал все тот же отчаянный голос, и от одних мыслей о прошедшем боль в висках вновь напоминала о себе. Но не думать о богине Пунджик не могла. Особенно в душе отзывались последние ее слова — «дети», «мои дети». Что бы чувствовала мама самой Пунджик, если бы оказалась спасена ценой жизни собственных детей?

— Пс, Пунджик?

Проходя мимо душевой, дверь в которую зазывающе приоткрылась, Пунджик решила не смотреть на показавшийся из темноты противный прищур янтарных глаз. Не до него сейчас. Пунджик чувствовала, что вот-вот — и случится что-то крайне неприятное.

Но черт не сдавался:

— Женщина, не игнорируй меня!

— Джо, я устала, — пожаловалась Пунджик, тоскливо обернувшись на Джо.

— Хочешь, пожалею тогда?

— И без тебя тошно.

— Готов предоставить свою лысую грудь для твоих слез.

— Джо, — нахмурилась Пунджик.

— А! Ты дуешься, что я тебя сегодня не навестил? Искренне прошу прощения за свою оплошность…

— Джо, — сказала Пунджик уже недовольней, словно бы предупреждая болтуна.

— Только не говори, что ты больше по Яку соскучилась? Неужели этот болтун пернатый был прав и ты в многорукого влюбилась? Не думал я, что Преп может и правду болтать…

Вольно или невольно, но Джо своими насмешками испытывал ее терпение. Пунджик честно старалась держать себя в руках, но за этот день произошло слишком много всего, а Джо так и норовил нарваться на неприятности. Если б он только замолчал, прислушался к словам Пунджик или вообще скрылся в этой своей душевой! Тогда бы скопившиеся за день усталость, недовольство и тоска не воспользовались ни в чем неповинным чертом.

Но дамба дала трещину, и эмоции пробили все заслоны. Голова и сердце поменялись местами: теперь последнее руководили парадом. Пунджик втолкнула Джо в душевую, что он удивленно попятился, и толкала, толкала его в грудь, обвиняла во всех смертных грехах и тяготах своей жизни, лишь где-то в глубине души понимая, что он ни в чем не виноват, что она сейчас слишком жестока и эгоистична. Но тело двигалось само. Какое к черту здравомыслие, когда чувства наконец обрели свободу самовыражения?

Пунджик очнулась лишь тогда, когда пакетик с печеньем плюхнулся на кафель, Джо оказался прижат к стенке, а комок больно встрял в горле и лопнул громкими всхлипами.

— Это я тут должен плакать! — возмутился Джо, отряхивая свою ни в чем не повинную футболку. — Да что с тобой вообще такое?

— Как же я все ненавижу! — громко плакала Пунджик, тщетно вытирая проступившие слезы.

Она понимала, что распускать нюни, тем более перед кем-то, — самое постыдное, что могло с ней случиться. Понимала, что проявляет свою слабость, но от этого слезы лились еще сильнее.

— И по чьей же вине?.. — аккуратно поинтересовался Джо.

— Отстань! Ненавижу это место!

— Странно, женские дни у девочек притормозили же…

— Джуримокун!⁽¹⁾

Джо мученически простонал, словно только этого ему сегодня не хватало, и под локоть повел Пунджик к душевой лейке, открыл холодную воду и подставил плачущее лицо под нее.

— Спасибо за заботу, Джо, — пискляво причитал он, грубовато вытирая промокшим фартучком Пунджик ее же лицо. — Извини, что избила, Джо. А как прошел твой день, Джо? Хорошо спал этой ночью, Джо? Есть что мне рассказать, Дж…

— Пусти! Шашангюль!⁽²⁾

Джо успешно предубеждал всякие ее попытки к сопротивлению, все так же удерживая под лейкой. И продолжал:

— О, неужели ты этой ночью вглядывался в безумно ярких ангелов, жертвуя своими глазками в надежде выглядеть хоть что-нибудь для нас полезное? Ого, Джо, ты даже смог заметить в руках Урика то, что поможет нам сбежать? Восхитительно, Джо! Какой ты у меня молодец! Даже план побега в твоей рыжей головушке созрел? Ну я в тебе не сомневалась!

— Джо, хватит! Стой! Да успокоилась я уже, прекрати тереть!

Но он отпустил ее только тогда, когда она окончательно утихла, замолчала и перестала пытаться истоптать его ноги. В большой и мрачной душевой шумела лишь бьющаяся о кафель вода. Пунджик промокла до нитки и вся поникла.

— Даже погрустить нормально не даешь… — обиженно буркнула Пунджик, понимая, как же она по-детски себя ведет.

Джо брезгливо сощурился (опять!) на это ее заявление и потянулся к вентилю, скептично бросив:

— Истеричка не стала бы меня слушать.

Пунджик угрюмо проследила за тем, как Джо отвернулся и прошлепал мокрыми кроссовками мимо ее жалкого мешочка. Такого же жалкого, как и она.

— Я просила не трогать меня. Просила! Мне было и без того тяжело, но нет же, ты все никак не хотел отлипать от меня! Ты хоть знаешь, как я устала от… всего! Выслушиваю расистские обвинения в свой адрес! Делаю то, что совсем не хочу делать! Не имею своего мнения! Не имею права голоса! Ты когда-нибудь выслушивал страшный крик боли и гнева, направленный на весь твой род, просто потому что ты — его последний представитель?! Ведь это даже не я отказалась от веры в этих старых богов! В чем же я тогда виновата?!

— О, а как, скажи на милость, я должен был все это понять, если ты ни слова мне не сказала?! — Джо с силой протер лицо ладонями и зачесал мокрую челку назад. — Не думала, что у меня и своих забот по самые гланды? Не поверишь, но я каждый день живу, как на пороховой бочке, которая стала только больше с появлением так полюбившегося тебе недобога! Но я же не впадаю в истерики, а, в отличие от некоторых, стараюсь хоть что-то сделать, а не просто рыдать и обвинять всех и вся, как дите малое!

— Да что вы пристали ко мне с этим Яком! — взмахнула руками Пунджик.

— А что он пристал ко мне? Знаешь, как тяжело пытаться вызнать хоть что-то полезное для нашего побега, когда за тобой неустанно следит крайне завистливое создание? Видите ли, я его главный конкурент за сердце симпатичной для него дамы, да еще и держу в подчинении и страхе добрую половину лагеря. Мы что, по его мнению, животные?! Только твари живут борьбой за территорию и самок! И этот пернатый все не затыкается, мол, безухий против многорукого! Ущербный Джо проиграет в битве за сердце и верхнюю койку! Скоро не будем бояться недоразвитого! Вот только я избавился от обвинений в нечистости, грязности натуры, как — на тебе! — стал в глазах всех просто дорвавшимся до власти инвалидом! И мне абсолютно плевать, что в нашем культурном обществе так нельзя выражаться! Сами виноваты, что это слово вообще придумали!..

Джо случайно наступил на несчастный пакетик с печеньями и на эмоциях пнул его. Пунджик хотела уже высказать свою порцию возмущения, что она не добыча, за которую нужно драться, и вообще Джо опять перевел все стрелки на себя, как вдруг заметила, что ее оппонент все не перестает щурится, часто моргает и трет глаза.

«Да, он ведь говорил, что слишком долго смотрел на яркий свет. Ради нашего побега… А из-за чего, в сущности, мы спорим?» Из-за того, у кого жизнь тяжелее? Что из-за собственных проблем они не замечают проблемы друг друга?

— Глаза сильно болят? — отчего-то виновато спросила Пунджик, и от ее тона злость Джо словно бы дрогнула. Он негромко ответил:

— Просто резь…

— Капли?

— Не до медпункта было. Да и медик будет тогда головы касаться, уши заметит…

— Я запуталась: так они у тебя есть или нет?

Пока он отвечал, Пунджик сняла с себя фартук и подошла поближе.

— Маги, как и наши ангелочки, по своей природе не имеют ушей, — недовольно ответил Джо. — Ты меня как-то спрашивала, почему отращиваю волосы: чтобы проросшие уши скрыть. Видите ли, душа у меня ушастая, а тело не соответствует ей, вот и… только я избавился от этих насмешек — и вот опять… эти дурни совсем осмелели, как кто-то сильный на горизонте объявился.

Пунджик толкнула его в подбородок, чтобы Джо запрокинул голову, и положила ему на глаза мокрый фартучек. Джо как-то неуклюже замер, и Пунджик пояснила:

— Пытаюсь помочь тебе.

— Лучше бы в других вещах помогала…

— И в этом помогу.

Джо вслепую нашарил плечо Пунджик, как бы проверяя, на месте ли она, и неверяще сказал:

— Так значит?..

— Знаешь, Джо, мне, слабой человеческой девочке, стало легче от разговора с ущербно-нечистым тобой. Говори, что ты там увидел и придумал. Будем вместе разбираться с нашими проблемами, а не только ты один.

1) Водяная крыса!

Вернуться к тексту

2) Чокнутый!

Вернуться к тексту