Проверено на грамотность 
|
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
|
Мы живем в лучшем из миров.
Г. Лейбниц
Утро началось в 05:56 утра, как всегда, с Варвариков. У ставившего этот ужас создания (толерантное местное обозначение нетолерантных, по сути, существ) отсутствовали слух и совесть. Он точно не понимал, что насильное вливание «добра», «позитива» и «дружбы» с утра пораньше никак не способствует принятию и усвоению этих простейших истин.
Пунджик писклявые песни про друзей, умело переведенные кем-то на общий язык так, чтобы всем был понятен текст и посыл, ненавидела. Всем сердцем, как и все это место, которое слишком уж старалось пародировать детский лагерь, хотя, по факту, таковым не являлось.
И первая тому причина — разношерстные соседи.
Раннее солнце переливалось зелено-серым на чешуе Зары, которая потянулась к ножику, спрятанному в матрасе, и нанесла на стену маленькую точку. Пунджик тяжело вздохнула. Она появилась здесь на сто тридцать пятую точку, сейчас шла двести тридцать четвертая… вроде как. Матрас над Пунджик тяжело прогнулся, когда йети, прозванная всеми Мохнатиком, села и спрыгнула вниз, шлепнув по полу босыми пятками. Лишь после этого Пунджик села сама, потягиваясь.
Сборы на утреннюю зарядку были быстрыми. Желтая большая майка, зеленые узкие легинсы, безвкусные старые кроссовки. Если бы Пунджик ментально было столько же, сколько сейчас телу, она бы очень стыдилась своего внешнего вида. Но, как говорится, с возрастом приходит мудрость: всем глубоко плевать на то, во что ты одет. А если нет, то они забудут об этом спустя пару минут.
Да и смысл обращать внимание на одежду, если на созданий разных габаритов и телосложений натягивают практически одно и то же? Мохнатая сгорбленная йети, между прочим, в тесной голубой майке и белых лосинах, которые разошлись нитками на сгибах, выглядела до смешного несуразно.
Мышцы привыкли к каждодневным упражнениям и пробежкам, и Пунджик уже не тормозила общий строй. С этим теперь справлялись новички и те, у кого по природе был очень слабый организм. Им бы сделать поблажки, да только о таком слове местные воспитатели даже не слышали.
Все вокруг зеленело весной.
Утром было свежо и тихо. Да, спереди и сзади создания пыхтели от долгого бега, вожатый громко отсчитывал ритм, где-то в поле щебетали птицы. Но никто не говорил «Доброе утро!», не чмокал звонко в ухо, не болтал, не раздавал указания, не… проще говоря, Пунджик знала, с чем сравнить, а потому это утро, как и каждое из девяноста девяти предыдущих, было тихим.
Зара бежала далеко впереди, в начале строя, нерасторопная Мохнатик же плелась в конце. Только во время пробежки Пунджик могла отдохнуть от созерцания их морд.
Отряд «Девчата» ей был не интересен: все эти крылья, рога и прочие природные образования на нелюдях стали в какой-то степени привычны. За все время она успела вдоволь насмотреться на пестрые спины, а потому, как ни парадоксально, необычней всех было одно человекоподобное создание, которое бежало в отряде «Мальчишки».
К его рыжей макушке Пунджик давно приглядывалась. Он выглядел в точности как человеческий мальчик тринадцати лет: и глаза нормальные, и кожа, и никаких нечеловеческих отростков не имел. Пунджик даже могла бы подумать, что он такой же, как она, но головой понимала: именно она здесь была последним представителем человечества. Двух таких быть не могло.
Его имя Пунджик узнала однажды во время ужина. Он раззадорено крикнул тогда: «Я не что-то там, а Джо!» — и тут же получил линейкой по спине за нарушение порядка. Но с тех пор Пунджик старалась прислушиваться к шепоткам в столовой, может, удалось бы узнать, какого Джо вида. Зару спрашивать она не решалась: предпочитала с ней вообще лишний раз не разговаривать, а Мохнатик была не то чтобы дельным помощником.
Отряд «Мальчишки» бежал на противоположный холм, и среди существ разных видов показался относительно невысокий долговязый паренек в розовой майке, черных шортах и очень чистых и целых кедах — вся одежда у него была новая и в хорошем состоянии. Немного длинновата, конечно, но все же. Неужели поменялся с кем-то? Создания держались от него на расстоянии, как бы не сбавлялся или ускорялся темп, словно он у них «гроза района». Но тогда почему бежит в середине строя?
И когда успел всех запугать? Еще вчера же был как все. А сейчас такой важный, чистенький, словно павлин. Хотелось бы сказать «красивенький», но язык не поворачивался: слишком уж худой и бледный. Пунджик любила более приземистых. А на этого-то… ветерок подует — и улетит. Так как вообще такой дрыщ умудрился выбить себе чистенькую, неношеную одежду?
«Неужели почти-человек нашел способ запугать монстров?»
«Мальчишки» скрылись за деревьями, и, по-хорошему, скоро должны были свернуть обратно к корпусу. Пробежка «Девчат» тоже подходила к концу.
Пунджик вместе с остальными вернулась в лагерь, чтобы умыться и переодеться. Миновав борьбу за душ (лишь благодаря авторитету Зары получилось добиться места) и натянув колючее голубое платье, как у Красавицы в ее «лучшие» годы в роли простой горожанки, Пунджик пошла в общем потоке в столовую, где уже сидели парни. Как всегда, в вопросе еды они были быстрее всех.
Никто не стоял в очереди с подносами. Надзиратели, как обычно, сидели на возвышении, и значительнее их всех была прямоугольная фигура директора. Вид ее был напыщенно счастливым: видать, у кого-то сегодня был «праздник». В такие дни кому-то доставалось особое внимание свыше, подавалось блюдо из его (или ее) мира и директор произносила очень приятную речь, которая интонацией и набором шаблонных фраз перекликалась со всеми предыдущими. Пунджик понимала: весь этот фарс был лишь поводом поиздеваться над теми, кто навеки потерял свой дом и вынужден жить в возрасте одиннадцати-тринадцати лет (вожатые объясняли это тем, что с половым созреванием будет слишком уж много мороки) до тех пор… да черт его знает, до каких пор!
Отсюда невозможно сбежать! Бывало, кто-то убегал в лес или улетал в небо, но их спустя час, не больше, возвращали обратно, а после устраивали публичную порку у столба. И палач, которым обычно выступал Толстый Рафик, еще приговаривал: ты должен быть благодарен, за что имеешь, хвали Господа за то, что спас, и прочее, и прочее…
— Дорогие наши дети, сегодня — великолепный день. — Резкий голос директора был как всегда повизгивающим. — Ровно сто дней прошло с тех пор, как к нам присоединилось такое замечательное создание…
Да, сегодня точно «праздник».
— …Эта девочка показала терпеливость, стойкость по отношению к ситуации, в которой оказалась, как и все вы. Всегда молчаливая и покладистая, она никогда не отказывается протянуть руку помощи…
Пунджик насторожилась. Она же не могла обсчитаться, верно же?
— …Поэтому в честь этого замечательного события мы приготовили на завтрак знакомое ей блюдо. Вносите!
Поварята вошли с тарелками, расставляя их перед каждым. Двойная порция пирога с ягодами досталась, слава богу, Мохнатику, виновнице торжества. Пунджик выдохнула с невероятным облегчением.
Не ошиблась, у нее еще есть целые сутки до этого издевательства. Она успеет подготовиться и не покажется всем слабой и чувствительной.
Все принялись за еду. Не совсем кислый, но и не сладкий пирог был сносным. Хотя, возможно, он и должен таким быть, но это знала только Мохнатик, которая так и не прикоснулась к вилке.
— Дорогая, чего ты не кушаешь? — раздался укоризненный голос директора.
Пунджик сидела напротив бедной соседки и не сводила с нее глаз. Мохнатик молча дернула глазами-пуговками в сторону вожатой и взяла маленький прибор в большую лапу. Воткнула в пирог, поднесла ко рту. Губы ее болезненно скривились.
Пунджик представляла, как завтра пройдет через то же. Как ей нарочно, издевательски напомнят о родной Земле. Она и так старалась не думать о доме. Даже о хорошем, ведь всегда за теплыми беззаботными днями, которые начинали казаться далекой мечтой, приходили взрывы, тряска стен бомбоубежища, моргание ламп, духота крепких объятий, запах маминой груди, треск, темнота, грохот, крики… и слезы.
А плакать здесь было нельзя не только «слабой человечке», но даже такой крупной йети, как Мохнатик.
— Не плачь, — строго прошептала Пунджик, тут же почувствовав пинок со стороны Зары. Но скрепя сердце продолжала: — Не позорься. Только не перед ними.
Зара зашипела на Пунджик, неморгающе наблюдая за мохнатой соседкой. Среди них троих ящерица была главной, и она тщательно выбирала себе ближайшую подругу. И если Мохнатик сейчас проявит слабость, то может лишиться своего положения и дружбы.
Директор продолжала что-то говорить о «заслугах» и «ошибках» воспитанницы. Губы Мохнатик дрожали, щеки набивались пирогом. Ей здесь никто не поможет: Мохнатик общалась только с соседками. Рептилоиды, к коим принадлежала Зара, были слишком жестоки к слабым. Пунджик же после двух предупреждений не смела больше открыть рта.
«Как же я хочу домой», — думала она. От нажима вилки ягодная начинка вытекала на тарелку, и без того не слишком приятное утро портилось такой мелочью. Только дикари едят настолько нежное блюдо столовыми приборами и только садист заставляет всех ими пользоваться. Что за дикие правила?
Вот если бы ее мир не сгинул под бомбами Третьей Мировой, если бы человечество не уничтожило себя в дурацких распрях, Пунджик бы не пришлось терпеть это место. Она никогда лагеря не любила, а этот — тем более. И все эти странные существа, чокнутые вожатые, уравнивающие всех правила…
Нет, Пунджик никому ни на что не жаловалась. Как и никто здесь, ведь все оказались в одинаковой ситуации. Без дома, без родных, навеки застрявшие в этом подобии детского лагеря.
В жизни каждого из них случился Конец света.
К счастью, часы пробили восемь. Все вокруг подскочили, пытаясь как можно скорее попасть в туалет: единственное место, где была хоть какая-то свобода. На пять минут, к сожалению, но что есть, ведь дальше будут уроки, а после обеда изнуряющее поле…
Пунджик услышала за спиной низкий стон. Мохнатик все же расплакалась. Пунджик огляделась: Зара ушла далеко вперед и уже потерялась за поворотом.
— Тише, — попыталась успокоить соседку Пунджик и, встав на носочки, похлопала ее по плечу.
— Все будет хорошо.
За такую банальность стало неловко (и кто только что обвинял директора в неоригинальности?), но лучше Пунджик не смогла придумать. Да и не в таких уж они хороших отношениях, чтобы ради нее еще мозги напрягать!
— Нет, — громко ответила Мохнатик. — Нет. Баба… дом… нет.
Ей плохо давался всеобщий язык, которому обучают с самого появления здесь. Родной язык Мохнатика сильно отличался от него. Пунджик частенько его слышала по ночам, когда просыпалась от кошмаров: рычащий, плавный, а слова в предложениях сливаются в единую мелодию. Под такую речь приятно засыпать, и беспокойные сны больше не мешают. Всеобщий же сильно отличался. Он казался каким-то искусственным, ненастоящим.
Но он был единственным способом общения здесь.
— Не думай об этом, — поджала губы Пунджик. — Просто порадуйся тому, что в послед…
— Хей! — прервал ее чей-то оклик над самым ухом.
Все произошло так быстро: кто-то сзади вдруг крепкой хваткой схватил Пунджик за плечи и напористо потолкал вперед, петляя меж существ, потом свернул вправо, снова вправо и в подсобку. Свет сменился мраком, и в нос ударил запах чистящих средств. В уменьшающейся полоске света Пунджик успела увидеть лишь веселую улыбочку и лукавый прищур рыжего лохматого парня, который в два щелчка запер дверь и подпер ее шваброй.
Впервые за все время наблюдений со стороны Пунджик оказалась так близко к Джо. И даже слишком. Она услышала, как он шаркнул в ее сторону, и отступила, тут же столкнувшись с полкой.
— Знаешь, вот давно хотел тебе сказать: ты такая тощая. Для человека даже слишком.
Его негромкий смеющийся комментарий был совсем не к месту, и одной этой фразочкой Джо умудрился потерять сразу сто баллов пунджиковских симпатий. Правильно говорят, что некоторым рта лучше вообще никогда не открывать: симпатичнее будут.
«Нет, даже соседские ребята меня так не оскорбляли!»
— Ветер дунет — улетишь первым, — ответила Пунджик, сложив руки на груди. Глаза еще не привыкли к темноте, отчего она старательно вглядывалась в черноту.
— Ш-ш-ш… — По шороху Пунджик умудрилась понять, что «специалист по людям» полез себе в пиджак. — Не делай так, чтобы моя попытка помочь сбежать от надзора так быстро провалилась.
— Зачем ты вообще затащил меня сюда? — спросила Пунджик уже тише, со стыдом заметив, что голос слегка дрогнул.
Ответа не последовало, но спустя несколько молчаливых секунд она услышала тихий шорох одежды. Пальцы щелкнули пару раз — и маленький огонек осветил двух детей, маленькую смуглую девочку и долговязого рыжего паренька.
Джо странно дернулся, как это бывает от табуна резких мурашек. Тени от огонька заиграли на его худощавом лице, острые глаза показались еще более лукавыми, улыбка какой-то злодейской, а скулы сильно выделились. Отчего-то Пунджик подумала, что в теле этого мальчика застрял кто-то намного старше нее. Причем этот кто-то умел зажигать огонек. Удивительно!
— Удивительно, — вторил Джо. — Не испугалась!
— Глупо было бы надеяться, что здесь оказались два человека, — с легкой обидой сказала Пунджик.
— Ты не такая трусливая, как они…
«Ошибаешься».
— Кто они?
— Ай, ну, остальные.
Очень информативно, недовольно подумала Пунджик, пусть и без его объяснений поняла, что он говорил об остальных воспитанниках. Зачем он вообще ее сюда затащил?
В свободной руке Джо держал зубочистку (видимо, достал из кармана своего пиджака), поводил ее над огнем и зажал подпаленный кончик в зубах. Пунджик смотрела на него, как на эстета-извращенца. И какой фокус этот чудик еще выкинет?
Джо в ответ на ее молчаливое осуждение лишь улыбнулся, показав нечеловечески острый клык, но никак не оправдался. Он заправил челку за маленькое острое ухо, которое словно было недоросшим, и прямо довольствовался тем, что произвел на Пунджик нужный эффект.
— Конечно же, я не спроста это все провернул, — как можно загадочней проговорил сквозь зубы Джо. — Есть у меня одно деловое предложение…
Джо сунул руку за пазуху, достал зубочистку, подпалил ее кончик, забавно дернувшись, и закусил зубами. Его движения были естественней заядлого курильщика. Очень завораживающе, но спустя столько времени Пунджик все еще не понимала эту его дурацкую привычку.
Над их головами желтыми кронами зашелестел ветер. Светлые туфли увядали в грязной листве, и Пунджик пожалела о том, что перед побегом не было времени переодеться во что-то более удобное. В прохладный солнечный день пахло недавним дождем, лучи света косыми столбами пробивались сквозь ветви. Этот лес напоминал ей родную и навсегда утерянную Землю, отчего в глазах невольно защипало. Конечно, великолепную Армению даже сады Рая не переплюнут, но, ох, как же здесь было легко дышать! Так свободно, почти спокойно.
Но от наслаждения осенью отвлекла бесформенная тень над головой, которой оказался до боли знакомый голубой пиджак.
— Подержи-ка, — кинул Джо, закатывая рукава и попутно приглядываясь к ветвям молодой березы.
Пунджик терпеливо поинтересовалась:
— Что ты делаешь?
— Это была последняя зубочистка. — Джо схватился за ветку и с громким хрустом отломил ее. — Дойдем до какой-нибудь деревни и попросим сделать мне новые.
— Я за тебя просить не буду…
Пунджик хотела съязвить что-то еще, но замолчала. Сиреной нарастал чей-то визгливый плач откуда-то из-за спины Джо, и Пунджик тут же стало стыдно за друга.
Он тоже осознал свою оплошность. С кислой миной Джо посмотрел то на Пунджик, то на березку. Золотые листочки деревца тряслись, как на танцующей цыганке монетки.
Березка была живой и, как всякое живое существо, чувствовала боль.
Почти сразу же земля под ногами задрожала, и деревья начали окружать нарушителей покоя плотной стеной. Их взяли в кольцо.
— Джо, да за что ты мне такой достался… — простонала Пунджик, но слова ее затерялись в шуме.
— Да еб твою мать, — не сдержался Джо. — Этот мир!
Хор множества голосов заглушил его слова. Словно тысяча несогласованных оргáнов, они призывали к тишине.
Джо догрыз свою зубочистку и протараторил:
— Смотри и повторяй, — и тут же вскинул голову с лучезарной улыбкой: — Приветствую тебя, древняя семья! Не ожидал, что великодушная судьба подкинет мне возможность вновь повидать творение Иггдрасиля!
«Ты думаешь, они не заметят твоего сарказма?»
— Душегуб! — простонал один из голосов.
— За что ты так с ребенком?! — протянул второй, более низкий и утробный… подкорный… что бы там у деревьев ни было, но голос был глубоким.
Удивительно, но Пунджик понимала их речи. Это был не армянский и не общий язык — просто понятный. Причем и они понимали Джо, который говорил на общем. Какая-то невероятно удобная магия?
В воздухе стоял звук трущейся друг о друга коры и злой шепот. Высокая береза обнимала маленькую, словно мать или старшая сестра. Корни вылезали из земли, чтобы окружить Джо плотным коконом. Пунджик они не трогали — она стояла достаточно далеко и будто бы была не причем, — и Джо попытался пробраться к ней, но деревья не дали.
Да и его попытка была слишком уж вялой: он очень переживал за чистоту своей рубашки.
— Послушайте! — Джо криво улыбнулся, грудь его потихоньку исчезала за корнями. — У меня на то была важная причина! — и запнулся.
Как он мог сказать им правду? Его тогда сразу же проткнут корнями, а лгать, к его глубочайшему сожалению, Джо не умел. Точнее, чисто физически не мог.
Пунджик поймала его взгляд: так обычно смотрят те, кому срочно нужна помощь в придумывании правдоподобной лжи. Помнится, дядя тоже так смотрел, когда однажды подвыпил, вернулся домой под утро и…
«Ой, не надо отвлекаться», — опомнилась Пунджик. Первое правило лгуна: не слишком затягивай с ответом, иначе не поверят.
— Амианкитез! — прокричала Пунджик в духе истинного оратора. От ее нарочито возвышенного тона кое-кто неблагодарный еле сдержал смех. — Уважаемая семья, мы — лекари лесов. По многим мирам сейчас ходит страшная болезнь: она появляется на одном дереве и постепенно распространяется на остальные растения. И вместе с нашими товарищами я, Пунджик, и он, Джованни, путешествуем по мирам, чтобы предотвратить эпидемию. — Пунджик выдержала драматическую паузу, довольно вслушиваясь в удивленные вздохи и испуганный шелест ветвей. Боже, да в такое ни один идиот не поверит. — К сожалению, зубочистки, о которых упомянул мой товарищ, у нас кончились, из-за чего не было возможности безболезненно убрать заразу с ветки березки…
— …И я ее оторвал, — закончил Джо пламенную речь подруги, махнув веткой, как трофеем. Показалось или нет, но деревья отшатнулись. — Не бойтесь, в вашем мире этой заразы не будет!
Как изменчиво мнение деревьев: вот ты недавно отрывал им ветки, но, умело оправдавшись, они легко все простят. Растения шумно обсуждали услышанное, даже и не подозревая, что девочка перед ними уже и забыла название придуманной ею болезни.
Вскоре корни ушли в разрыхленную землю, деревья вернулись на прежние места. Проблема разрешилась на удивление быстро. Пунджик и не надеялась, что они так глупо поверят в ее глупость: по одной роже Джо можно было понять, что никакой он, мягко говоря, не инспектор. Хулиган с района, гнусный пиротехник, бессовестный сутенер-малолетка — вполне.
Закинув ветку на плечо и довольный изобретательностью подруги, Джо повернулся на одних каблуках и как ни в чем не бывало пошел куда-то в лес. Пунджик попрощалась с деревьями и посеменила следом, напоследок обернувшись: почудилось или нет, а березка больше не стояла так близко к своей высокой матери.
Словно изгой.
Какое-то время инспекторы брели молча. Пунджик то и дело оглядывалась, боясь увидеть чье-то шевеление, а Джо был спокойней старого барана, которому, в общем-то, и плевать было на появление в лесу «волков». Он радостно зачесал назад волосы, которые постриг аккурат перед побегом, и задумчиво посмотрел на ветку, внимательно разглядывая ее золотистые листочки.
— Отчеканила — и без запинки! — почти восхищенно сказал он.
— Что?
— Будь я деревом, тоже поверил бы.
Пунджик удивилась — так он, оказывается, благодарить умеет! — и горделиво вздернула нос:
— Конечно же! Если не хочешь получить ремнем от матери, то и не такие сказки сочинять научишься! К слову, Джо?
— М?
— Ты только зубочистки поджигать умеешь?
— Что? Нет, конечно! Как оскорбительно. — Он отвлекся от ветки и взглянул на Пунджик сверху вниз, хотя, скорее всего, это было вызвано сильной разницей в росте. — Глазки вниз.
Пунджик, пусть и с недоверием, но послушалась. И не сразу, но увидела то, отчего из груди непроизвольно вырвался смешок. Джо парил в нескольких сантиметрах над землей, и его лакированные туфли и бежевые брюки остались идеально чистыми.
— Боялся запачкаться?
— Туфли очень хорошие, не думаешь?
Пунджик посмотрела на свои туфельки, потерявшие прежний блеск под слоем грязи.
— Аннасун,(1) а меня ты не мог так же над землей приподнять?
— У меня и на себя-то все силы уходят!
— Знакомо ли тебе слово «джентльмен»?
— Нет, что это? — искренне не понял ее Джо.
Пунджик смерила его взглядом.
— Ясно, — и на эмоциях пихнула «джентльмена». От такой неожиданности Джо чуть не врезался в дерево, и довольная хотя бы этим Пунджик ускорила шаг.
— Можешь не торопиться! — крикнул вслед Джо. — Мы все равно в этом мире не задержимся.
— Что? Почему? — Пунджик остановилась, обернувшись, отчего грязь под ногами противно чвакнула. Нет, в первой же деревне она переобуется во что-нибудь чистое!
— Деревья все равно выдадут всю информацию о нас нашим преследователям. Здесь, — Джо раскинул руки в стороны и медленно покружился на месте, — от них не спрячешься. Нам нужно найти мир с менее болтливым населением.
— А если отыскать какой-нибудь островок в середине океана? Или, скажем, пустыню?
— Это мир, созданный разумным деревом для разумных деревьев… как верят местные обитатели, но мы-то с тобой знаем правду… Так вот, здесь ты встретишь реки и озера, но никак не моря и — страшное слово для зеленых! — пустыни. На кой черт им это? Ну что, часы остыли?
— Лишь бы не объяснять, — пробубнила Пунджик, засовывая руку во внутренний карман голубого пиджака, которым все это время грела подмерзшие плечи, и достала часы на цепочке. Позолоченные, с синим узором. Место стрелок на их циферблате заняли ножки циркуля, которые все время шли то в обратную сторону, то снова нормально.
— Вроде, остыли.
Пунджик передала Джо часы, он в обмен впихнул ей в руки свою ветку. Потом взял Пунджик под локоть, раскачивая цепочку перед собой маятником, и пространство начало двигаться, как тесто под руками пекаря: мягко и послушно.
— Всегда завидовал человеческой способности ко лжи, — раздосадовано вздохнул Джо. — Такая болезнь правда существует?
— Нет, на ходу придумала. Тебе же нужна была помощь, Мистер-я-не-умею-врать.
— Невероятно! Как жаль, что Бог обделил мой род таким даром. «Амианкитез»… Хах, надо же было додуматься…
Резким движением руки Джо очертил часами круг, наращивая темп. Мир перед ними исказился, закрутился воронкой, пока не загустел, словно молоко. Лишь тогда Джо и Пунджик вошли в открывшийся портал между мирами.
1) бессовестный (здесь и далее — арм.)
— Побег — это такое тонкое дело…
Пунджик отскочила от испуга, когда за дверью ее встретил тот, кого сегодня видеть совсем не хотелось. Он улыбнулся ей янтарными глазами и пошел рядом, смахнув с носа надоедливую челку.
— …На одной правде далеко не убежишь, — закончил Джо неуместную философскую мысль.
— Не до тебя сейчас, — процедила Пунджик, ускорив шаг, но длинноногая шпала легко подстроилась под темп, словно бы для него это было обычной прогулкой.
«Пока маленькая собака бежит, большая идет», — хмуро подумала Пунджик.
— Кто-то не с той ноги встал? — усмехнулся Джо, заглянув ей в лицо.
— Кого-то только что позвали в кабинет директора. — Пунджик отодвинула его улыбчивую рожу подальше от своего личика.
Она честно держалась, чтоб не нагрубить. Джо, как ни прискорбно, все же кое-в-чем был прав: настроение у нее никудышное.
Причем с позавчерашнего дня, когда пропавший дуэт нашли в подсобке. Обоим устроили выговор, а потом вдруг явилась Мохнатик и сказала, что ее соседка ни в чем не виновата, что она здесь жертва и сама Мохнатик была тому свидетелем. Конечно же, вожатые поверили ей: Пунджик вон как на Джо шипела, заставляла заткнуться и вообще старалась не смотреть на него. Поэтому за провинность наказали исключительно Джо.
Но по какой же это причине соседка вдруг решила ей помочь?
— Мохнатик? — аккуратно спросила Пунджик уже вечером, когда за ужином их столик стал очень уж популярен. Мохнатик глянула на Зару, которую отвлек один пернатый, и наклонилась к Пунджик:
— За… ты. Сердце.
И все. Такая короткая, неловкая фраза, в которую Мохнатик постаралась вложить всю свою искренность. Пунджик была растрогана этим.
«Оказывается, и здесь добром могут ответить на добро…»
Жаль только, что потом настало утро.
— Ого! Такая маленькая, а хулиганка? — смеялся над ней Джо. — Не зря говорят, что мелкие создания — те еще злюки.
Пунджик повернула за угол, Джо, конечно же, беззаботно последовал за ней.
Оказавшись в лагере, Пунджик старалась быть незаметней клопа в матрасе. Она стерпела, когда в первый же день ее поставили на место и запретили занимать верхнюю полку. Сдержалась, когда ей указали, что слезы по любимым — это слабость, из-за чего приходилось во время уроков укладываться в туалетные пять минут, а потом ледяной водой смывать горе с лица. Пунджик смеялась, когда в ее сторону пускали «шутки про человеков», но тогда еще радовало одно: здесь каждый расистски смотрел на каждого. Возможно, они просто не могут принять судьбу и срываются на тех, кто на них не похож, или таким образом пытаются скрыть страх. Явных споров и конфликтов не возникало — очень уж все боялись вожатых, — но это было слышно в словах, тихих колкостях за спиной, мимолетных шутках.
О да, Пунджик проявляла лошадиное терпение почти с самого своего попадания в «лагерь спасения». Но этот рыжий — просто находка! Одна его рожа — ехидная, хулиганская такая, — умело подогревала казан терпения и спокойствия, который Пунджик и так старалась лишний раз не теребить.
Резким толчком щуплая девчонка пригвоздила рыжую шпалу к стене, удерживая его за грудки. Джо от такого внезапного поворота событий страдальчески айкнул, но Пунджик не обратила на это внимания.
— Эщукак…(1) Я ведь тогда сказала тебе. Повторить? — Пунджик с неприязнью заметила, что шипит на него сквозь зубы, а акцент стал заметен даже ей самой. — Читай по губам, если оглох. Я. Не. В деле!
— Нет, ты послушай…
— Меня наверняка из-за тебя вызвали, так что не смей ко мне и на шаг приближаться!
— Это не я сократил расстояние между нами, да и…
Пунджик толкнула его ладонями в грудь, не дав договорить, и отшатнулась. Джо неприязненно скривил лицо, но Пунджик не собиралась на него долго рявкать: да, коридоры во время уроков были пусты, но вожатые могли появится в любую секунду. В отличие от этого недоумка Пунджик старалась быть осторожна. Да и как его вообще из класса выпустили после того, что он учудил?
— Найди себе кого-то другого, — недовольно сказала Пунджик. — Я-то тебе зачем?
— Я же уже говорил, что… куда! Стой!
Пунджик ускользнула от его руки и быстро пошла прочь по коридору, кинув напоследок:
— Хаджох!(2) — и свернула за поворот.
— Да на каком ты, блин, языке говоришь?! — крикнул Джо ей вслед и сказал еще что-то, но его уже не слушали.
За спиной громко хлопнула дверь, когда Пунджик вышла в небольшой сад, ведущий в пристройку для вожатых. В некоем подобии башни, на последнем этаже, находился кабинет директора. Пунджик всем своим естеством ощущала пристальный, не моргающий взгляд оттуда. Она вся напряглась, сжав кулаки, и неестественной солдатской походкой пошагала мимо разросшихся кустов.
Ну почему она не растение, которое растет себе, никому ненужное, и на которое никто не смотрит свысока?
Тяжелая деревянная дверь поддалась с трудом: лишь с коротким, но сильным рывком приоткрылась достаточно, чтобы худощавая девочка вбежала внутрь. С глухим ударом солнечный свет пропал, а в нос ударил странный запах стерильности, хлорки и моющих средств. Если включить свет, здесь все будет от чистоты блестеть?
Пунджик недолго потопталась на месте, успокаивая постыдное кроличье сердечко, и, когда глаза привыкли к полумраку и начали различать контуры в тесном помещении, медленно пошла вперед в поисках лестницы. Но нашла лишь допотопный лифт, какой показывали в старых фильмах: с двумя рядами решеток, и закрывались они с таким же лязгающим скрипом.
Нажала на «4», дрожащий лифт потянулся вверх. Пунджик старалась думать о чем угодно, кроме свободного падения вниз: о запахе хлорки, о грядущем разговоре… даже о рыжем прилипале, в конце концов! Директор вызвала ее не просто так, возможно, они смогли разузнать что-то из разговора в подсобке. По слухам, за все время своего наказания Джо упорно держал рот на замке. И даже сегодня, когда… ох, так вот, что он в коридоре делал! Его отпустили, за двое суток добившись либо ничего, либо…
Пунджик оставалось лишь надеяться, что из нее не будут выбивать признание так же, как из Джо. Это же как больно будет! И как только Джо это пережил?
…Ему было больно, а Пунджик приперла его к стенке, толкнула еще, совсем не думая, что ему будет неприятно. Нет, конечно, у нее и своих забот хватало, чтобы помнить о его наказании. Да и он хорош: если ты в таком состоянии, то зачем выводишь кого-то на эмоции?
Подпрыгнув, лифт остановился, вырвав Пунджик из оцепенения. Дверь напротив зазывающе проскрипела, освещая гостью через решетки. Пугающе. Пунджик захотелось задвинуть нажать на кнопочку и тихо-молча уехать отсюда. И даже компания нарушителя порядка уже не кажется такой плохой…
Пунджик тихонько прошла к двери и приоткрыла ее пошире. Сначала она увидела окно от пола до потолка, потом тяжелый деревянный стол, кучу книг и книжных полок, ворсистый зеленоватый ковер, а в углу этой не особо просторной, вытянутой вверх комнаты сидела директор. Она смотрела на гостью с широкой белозубой улыбкой. Пунджик сразу вспомнила, как видела подобную у актеров, получавших «Оскар»: такая же идеальная и неискренняя.
— Здравствуй, милое создание, — порезал уши резкий голос. Пунджик не знала: то ли из-за воспитания, то ли от испуга, но она кротко опустила голову и сцепила руки в замок.
— Кротость, — довольно протянула директор. — Хорошее качество. Тебя воспитывали праведники?
— Нет, — тихо ответила Пунджик, стиснув пальцы сильнее.
— Неужели сама себя таковой воспитала? Удивительно… Хотя если силы Зла могут захватить душу праведника, то отчего же воинство Бога не может осветить дитя порока?
Директор говорила медленно и с паузами, как сама с собой. И ее вопрос явно был риторическим, поэтому Пунджик промолчала. Эти речи… нет, тон директора напомнил ей одну учительницу, которая как-то раз заставила ее одноклассницу целовать икону. Религиозных фанатиков можно легко распознать, стоит лишь тем открыть рот. Жаль только, с директором родители не поговорят тет-а-тет.
Красное кресло закряхтело, когда сухая надзирательница поднялась с него и, отбивая каблуками песню Страшного суда (если бы такая существовала), прошла к столу.
— Как тебе наш подарок? — спросила она, поправляя белую блузу. — Мы постарались в точности воссоздать вкус и вид.
— Спасибо, мне очень понравилось. — Как же легко с ее языка слетела ложь.
Яичница с беконом, еда американцев, к которой у Пунджик не было особого пристрастия, оказалась сносной. Только пресной, впрочем, как и вся здешняя еда. Да и чувств это блюдо особых не вызвало: неприятней были унизительные речи директора.
Она такая слабая, улыбалась женщина, пожалейте и поддержите несчастное человеческое создание, люди же так легко поддаются чужому давлению…
И весь этот фарс длился тридцать минут. Директор уделила ее маленькой человеческой персоне не десять, не пятнадцать, а целых полчаса своего времени. Ну точно зуб после подсобки точит! Видимо, раз уж из-за свидетельства Мохнатика не нашлось повода на горох поставить, то шанахчик(3) решила наказать свою подопечную иначе.
— Хм, — прищурилась директор, поджав тонкие губы, — но вчера ты не выглядела особенно… растроганной.
— Ха-ха, мне часто так говорят. — Не так уж и часто. — Я стараюсь сдерживать проявление эмоциональных вспышек.
— Похвально. Что вы проходите по новой этике?
«Ты же директор, что за глупый вопрос», — подумала Пунджик, но терпеливо ответила:
— Основы правды и искренности.
— Мне доложили, что создание из человеческого мира очень хорошо проявляет себя: все схватывает на лету, отвечает на любой вопрос, лишнего не спрашивает и соблюдает дисциплину… ты точно человек?
— …Насколько я помню, да.
— Невероятно! На то была воля Божья, что мы спасли именно тебя. Такое послушное, юное, еще не созревшее создание… Сколько тебе было, напомни?
— Семнадцать.
«А маме моей тридцать шесть, отцу сорок, сестре двенадцать, другой… нет, не думай, Пунджик, не вспоминай».
— Люди созревают как личность (какое странное слово, не считаешь?) к восемнадцати или двадцати годам — и после их невозможно изменить. Как тяжек будет труд садовника, решившего выкорчевать созревшее грешное сердце… да… Я верю… верю, что Он сохранил лучшего из людей. Остальные же покаются за свои грехи в… ох! Как глупо. Ад же тоже сгинул… Жаль, некому будет судить грешников. Люцифер прекрасно справлялся с долгом, возложенным на него Им.
Пунджик не особо понимала, куда эта женщина вела. Разговор начинал надоедать, и упоминание о чем-то интересном заставило заскучавшую подопечную прислушаться.
— Ад исчез? — выпалила Пунджик.
— Уничтожен, как и мир людской, собственными силами. Черти, падшие, грешники… несчастные создания…
Тон директора подсказал Пунджик, что хорошим девочкам негоже интересоваться злом.
Резким прыжком директор вдруг встала и быстро промаршировала к вздрогнувшей воспитаннице. Она положила длинные пальцы ей на плечи и долго, как пастырь, смотрела своими нечеловеческими блестками (такие были у всех вожатых в глазницах) в человеческие темные глаза.
— Бедное создание… так испугалась, что где-то здесь может бродить последний из демонов? Ах! — быстрым движением она прижала Пунджик к груди. Той сразу же в нос ударил непонятный приторный запах. — Не волнуйся: зло мы держим под замком. Божественным замком. О, и силой плетей. Но тебе это не нужно знать, дорогая моя. Как слабейшему из созданий, тебе это не светит. Даже Сын Божий перенес эту боль только с помощью своей божественной половины… хм… нет… возможно, ты узреешь это. Что у тебя сейчас?
Пунджик старалась дышать редко и неглубоко, поэтому ответила с небольшой заминкой:
— Работа в полях.
— О! Важный урок. Не буду задерживать тебя. Ступай. — Директор развернула Пунджик и подтолкнула к двери, но плечи не отпустила: она еще не все сказала. — Ах, кстати, то рыжее создание мы наказали. Как же он некультурно поступил: применил силу, затащил в уединенное место, наверняка, угрожал… что он хотел от тебя?
Наконец-то! Вот этого-то вопроса Пунджик и ждала. И ответ, конечно же, был готов еще два дня назад:
— Признавался в любви.
Как бы ее не раздражал Джо, Пунджик не могла подставить его. Все создания здесь в одной лодке. И выслуживаться перед директором, становиться крысой, которой потом и слова лишнего не скажут… эта мысль была ей противна. Не по-человечески это.
— Что? Неужели зря наказали? — Хватка на плечах стала сильнее, и Пунджик решила подыграть:
— Что вы! — как могла, повернулась она к директору и улыбнулась: — Бог не может послать наказание ни за что. Тот мальчик сказал, что я красивее всех. А как говорится в новой этике, нельзя возвышать одно создание засчет других.
— Как красиво сказано! — Сразу же хватка ослабла, и, как бы извиняясь, директор погладила плечи подопечной. — Думаю, за свою искренность и правильность ты заслужила манны небесной. Зайди сейчас в столовую и скажи, что я попросила отсыпать тебе несколько печений.
— Что вы, так поступило бы каждое создание. Но большое спасибо за оказанную щедрость!
Пунджик коротко поклонилась и вышла из кабинета, прикрыв за собой дверь. Милая улыбка не сползала у нее с лица, но стоило проехать один этаж, стоило двери кабинета скрыться из поля зрения, как Пунджик с тяжелым стоном согнулась пополам, схватившись за голову.
«Что это сейчас было?!»
Так значит, вот к чему был тот бессмысленный разговор! Шанахчик пыталась войти в доверие, словно ей просто захотелось поболтать. И вопрос нарочно задала как бы невзначай! Неужели ей уже третий день не дает покоя, что что-то ускользнуло из-под ее надзора?
Значит, Джо и правда держал рот на замке. Он не сказал ничего про тот разговор и даже Пунджик не подставил, из-за чего директору пришлось прибегнуть к «Плану Б». Но поверила ли она маленькой лжи маленькой девочки? А если нет? Вот же ж, надо было не бояться поднять взгляд выше ее плоской груди!
Но Пунджик боялась… боялась, что директор увидит в ее глазах все сдерживаемые чувства, за которые могла быть наказана. Скуку, неприязнь, раздражение, ущемленную гордость… Миллиарды людей сгинуло навеки, а это существо еще смело вешать на них ярлыки, обвинять в грешности родителей Пунджик… Эта женщина не жила с ними, не знала их, а потому не имела ни малейшего права обвинять в чем-либо.
«Нельзя плохо говорить о мертвых», — вспомнила Пунджик наставления бабушки.
О нет, зря она так. Нельзя думать о них, нельзя, нельзя, только не здесь…
Но лифт запел маминым тихим голосом. Скрип механизма напомнил извечный шум и гам. Пунджик вспомнила последний вечер с семьей. Это было летом, праздновали день рождения дедушки. Тогда еще кто-то хлеб ненакрытым оставил, из-за чего он высох и бабушка долго ругалась, ища виновника. Кошка опрокинула вино на двоюродного семилетнего брата Пунджик, и мальчика пришлось отмывать (но от него все равно пахло кислым). Мама и папа вместе зачитывали тост, а сестры негодовали, что папа украл заготовленные ими реплики.
Лифт остановился. В наступившей тишине был слышен лишь тихий, как в тайной молитве, голос:
— Майрик-джян, хайрик-джян…(4)
1) Ослиное говно...
2) Счастливо!
3) собачья дочка
4) Мама-джан, папа-джан...
Новый мир встретил их мраком, сыростью и каменными кривыми стенами. Здесь было настолько узко, что друзья-путешественники вынуждены были прижаться друг к другу вплотную. Раскачивающиеся часы звонко ударились о стены, и Пунджик поспешила их перехватить, пока они не разбились. Раскаленный металл больно обжег руку, отчего она громко зашипела и дернула плечом, случайно толкнув Джо.
— Осторожней! — прикрикнул он и огляделся. Интересно, видит ли он в темноте? Об этом она ни разу даже не задумывалась.
Не успела Пунджик спросить, как Джо цокнул:
— Темно, как в заднице у мамонта.
— Что? — прыснула Пунджик со смеху. — Проверял, что ли?
— Конечно! Кто ж не прове… а, ну да.
— Серьезно! Я же пошутила, — рассмеялась она.
— Не знаю, как у тебя, но в пору моей юности всех брали на слабо этим… как же выйти отсюда?!
— Ты явно не хочешь продолжать.
— Да ты и сама понимаешь, что будет дальше.
— Нет, не понимаю.
— Ой! Не понимает она! Ладно, расскажу, но не в этой… — Джо со вздохом махнул рукой, пытаясь подобрать приличное слово, — …расщелине. Есть идеи, гений?
Он наклонился к ней, и Пунджик была готова поклясться, что Джо смотрит на нее с пренебрежительной насмешкой. Наверняка, еще и бровь выгнул.
«Ой, звездун».
Под шорох пиджака на плечах Пунджик подняла правую руку к лицу, лизнула указательный палец и, оттопырив его, вытянула вверх. Спустя молчаливых полминуты она сказала:
— Туда, — и тыкнула Джо в правое плечо.
Он лишь хмыкнул и, поерзав между ней и стеной, выбрался из этого капкана, звонко щелкнул пальцами и боком пошел вперед под слабый свет огонька. При этом он успел одной рукой погладить Пунджик по плечу и ловко стянуть пиджак, забирая его себе.
— А ветку что?
— Извини, руки заняты!
— Смотри: зубочистки не мне были нужны, — вздохнула Пунджик и пошла следом.
Внезапно порядком заскучавший девичий мозг вспомнил шутку одного старика, который много лет назад проводил ее семье «экскурсию» по горам (выделывался перед одной из теть Пунджик). В тот день было душно и жарко, но этот дедушка ростом в метр с кепкой умел развлекать. Он шутил так, как никто на ее памяти не шутил, пусть часто и пошлил.
«А вот это, — он указал на пещеру, явно кое-что напоминающую, — называется «Мама, роди меня обратно»! Вы можете залезть туда по этим камушкам, сфоткаться и послать своим матерям с подписью «Я родился»!»
И потом еще так многозначительно глянул на тетушку! Помнится, в тот день из-за присутствия старших Пунджик сдерживала проступивший смех. Нынче же никто не мог ее остановить — и звонкое «а-ха-ха» эхом прокатился по пещере. Джо недоуменно оглянулся на нее, случайно споткнувшись, отчего взволнованный огонек заиграл тенями на стенах пещеры.
— Что смешного?
Но Пунджик и слова не могла выговорить, задыхаясь со смеху. Джо продолжал допытываться до нее, но она его даже не слушала. И никто не заметил, как огонек потух: Джо совсем про него забыл.
Несколько раз глубоко и судорожно вздохнув, Пунджик посмотрела на него, чтобы рассказать вспомнившуюся историю, как в глаз ей ударил блик, отразившийся от золотой серьги друга.
«Снова!»
— Выход! — Пунджик радостно распахнула глаза и толкнула Джо вперед.
Джо резко повернул голову и забыл все свои претензии. Они поспешили на свет. Там, вдалеке, стал различим мерный стук по металлу. И гул, который обычно царит под палатками большого базара. Пунджик старалась принюхаться — есть ли поблизости еда? — но пока в носу стояла лишь сырость стен и пепельно-пыльный запах Джо.
Еще миг, и Джо выскользнул из пещеры, как пробка из бутылки. Пунджик вышла за ним. Яркий свет множества желтых ламп резал глаза, размывал все на яркие краски, но она старалась разглядеть оживленный мир.
И она угадала: это был базар. Все здесь теплых цветов и оттенков. Пунджик сразу вспомнился какой-то американский фильм с шестеренками — уж очень здесь все напоминало его. Местные жители были примерно ее роста, кто-то даже ниже. Почти у всех здесь были большие носы, густая борода и широкие плечи. По одежде они напоминали лесников и шахтеров.
«Похожи на кавказцев: такие же волосатые, носатые и невысокие».
Внезапное шипение воды прямо под ухом отвлекло Пунджик от разглядывания толпы. Кузнец опустил раскаленный меч в котел и с подозрением смотрел на детей в закутке между лавками. Не отрывая от него взгляда, Пунджик пошарила в воздухе и, найдя плечо Джо, легонько потянула его на себя.
Но не успела она что-либо сказать, как он задумчиво произнес:
— Свартальфхейм.
— Что?
— Гномий мир.
Сразу же местные жители перестали напоминать ей кавказцев. Как жаль… хотя, может, ей удастся здесь найти кого-то из людей? Какой-нибудь невысокий волосатый мужчина отлично сошел бы за своего.
Джо коротко улыбнулся кузнецу и, взяв подругу за запястье, вклинился в поток гномов. Толпа сразу же облепила их, и если бы не необычайно сильная хватка друга, то Пунджик бы сразу потеряла Джо из виду. Вокруг мелькали суровые и напряженные лица, рыжие бороды, черные брови, медные очки, металлические каски, ржаво-оранжевые куртки с заплатами… Ветка билась между талией Джо и плечами гномов, и листиков на ней становилось все меньше.
Внезапно Пунджик почувствовала что-то мокро-потное, коснувшееся ее плеча, — всего на миг, но этого хватило, чтобы неприятные мурашки прокатились до самых кончиков волос, а лицо скривилось от брезгливости.
— Джо, долго еще идти?! — крикнула Пунджик как можно громче, чтобы Джо услышал ее сквозь царящий гомон.
— Нет… Да!!! Обратно!
Он резко развернулся на сто восемьдесят градусов, повернул Пунджик и за плечи повел ее куда-то влево. Толпа сопротивлялась их диагональному направлению, но Джо шел тараном, расталкивая подругой недовольных.
Поток гномов выплюнул их к одинокой кривой лестнице. Друзья облегченно выдохнули, а Джо сразу же принялся приводить себя в порядок. И по привычке полез уже во внутренний карман, как вдруг опомнился, взглянул на несчастную веточку в руке Пунджик и чуть ли не приказал:
— Береги мои зубочистки.
Пунджик махнула веткой перед ним и уперла руку в бок.
— Только продезинфицируй перед тем, как в рот совать, а то в том столпотворении каждый успел твою веточку потеребить…
Джо шикнул на нее и забрал ветку себе.
— Спускайся осторожней: они никогда не чинят и не чистят лестницы от мха. Ухватиться не за что, только если ты не приклеиваешься к стенам, — несколько злорадно улыбнулся он, уже спустившись на несколько ступенек вниз.
— Куда мы идем? — Пунджик опустила ногу на ступеньку, и стопа опасно проскользила по влажному мху.
— В центральную пещеру. А оттуда уже выберем направление и поищем гостиницу.
— Мгм… Джо, дай мне руку. Что-то я переживаю за безопасность спуска…
Джо посмотрел на нелепую позу, в которой она замерла: напряженные плечи, приподнятые, готовые схватиться за что-то руки и ноги, застывшие в страхе на разных ступеньках. И, хоть с задержкой, но с демонстративным вздохом подал руку. Пунджик сразу же схватилась за него и продолжила спускаться.
— Сколько силищи в этом маленьком тельце, — театрально восхитился Джо. — Смотри, запястье мне не раскроши.
— Терпи, как я терплю твою бессовестность, — ответила Пунджик ему в той же манере.
Они замолчали, медленно спускаясь к светлому пятну внизу. Они позабыли о мамонтах и расщелинах, зато Пунджик вспомнила одну историю из прошлого и попробовала поделиться ею с Джо:
— Ой, забавно… Помню, однажды с мамой и сестрой спускалась — вот почти так же! — по мрачной деревянной лестнице. Ночь, в доме темно, а вся семья собралась во дворе. Пили чай и общались с соседями. Сначала мама шла впереди, но почти сразу же испугалась и встала, как вкопанная. Сказала, что-то ей почудилось. Я предложила: «Хочешь, могу вперед пойти?» Ну, и она воспользовалась предложением, быстренько юркнув за меня. — Пунджик рассмеялась, но вышло как-то грустно. — С ее-то фигурой… Так и вела я их вниз по этой лестнице. Вдруг краем глаза мне что-то померещилось. Ну, что-то лишнее и слишком белое. Я посмотрела вбок — и увидела призрака с черным бесформенным лицом. И, ха-ха, из меня непроизвольно вырвалось: «О, привет!». Конечно, на моем-родном только, но не суть. Самое главное, что мама с сестрой медленно обернулись и как закричали! У меня аж в ушах зазвенело! А потом они помчались вниз, чуть не столкнув меня с лестницы!.. Ой!
От смеха она не заметила мох и поскользнулась, но Джо ловко ее придержал и поставил ровно.
— …Да, а оказалось, что это папа решил пошутить над нами. — Пунджик замолчала, и грустно-счастливая улыбка замерла у нее на лице. Она смотрела словно сквозь Джо, не замечая его. — Хорошие были времена.
— И как вы ему ответили?
— Кому?
— Отцу! Как вы его в ответ напугали?
— …Никак? С чего бы? Это же шутка. — Пунджик недоуменно уставилась на Джо, качнув головой вбок. Он же смотрел на нее так, будто бы она что-то неправильно сделала.
— Если ударят тебя по одной щеке, сокруши обидчика своего в другую его щеку! — По голосу было слышно, что он кого-то или что-то цитировал.
— Глаз за глаз, зуб за зуб, что ли?
«Какое детское мышление», — подумала Пунджик, а потом вспомнила, что, сколько бы Джо не говорил о их схожести, они все же были существами разных видов, которые выросли в разных мирах и воспитывались разными философиями.
Поэтому она решила не спорить с ним. Не хочется ей сейчас ссориться, а то, чует она, это может надолго затянуться.
— У нас в семье такое не практиковалось. Хотя мама, конечно, не удержалась от того, чтобы не отчитать папу за его специфичный юмор.
— И всего-то? — фыркнул Джо. — Будь я на ее месте, стал бы его ночным кошмаром! — загоготал он.
Пунджик улыбнулась его энтузиазму и не заметила, как за разговором время пролетело незаметно и они оказались на последних ступенях. Мягкий желто-оранжевый свет освещал их ноги, и стоило им выйти из-под каменной арки…
— Вау!
Пунджик не смогла сдержать своего восхищения. Она отпустила руку Джо (и не заметила, как он встряхнул уставшую ладонь) и подбежала к резным перилам серо-зеленого цвета. Ладони коснулись холодного металла, а взгляд блуждал по огромной пещере, потолок которой поддерживали массивные каменные колонны. Все пространство наполняла сотня лестниц: они связывали вырезанные в стенах проходы, туннели и площадки. Везде стояли или висели горшки с зелеными растениями. На длинных площадках они создавали некое подобие цветущего скверика. Желто-оранжевые фонари освещали каждый уголок. Пунджик глубоко вдохнула прохладный и свежий воздух.
Здесь было намного лучше, чем на базаре.
— Как думаешь, как скоро нас найдут в этих пещерах? — заговорщицки спросил Джо прямо над самым ухом, почти нависнув над Пунджик. — Эти туннели тянутся на многие, многие километры.
Пунджик посмотрела на мерно бредущих гномов, куда-то спешащих гномов, о чем-то рассуждающих гномов… а потом перевела взгляд на рыжего и долговязого Джо в ярко-голубом пиджаке, на которого проходящие мимо гномы бросали любопытные взгляды.
— Ну… — протянула она. — Без обид, но мне одной будет проще затеряться в местном населении. Такого, как ты, трудно встретить дважды.
— Сочту за комплимент, — качнул головой Джо и, похлопав ее по плечу, направился в сторону металлической лестницы. — Но намек понял. Давай сейчас сходим кое-куда. Заберу оставленный когда-то клад.
— Клад? Ты богат? — недоверчиво усмехнулась Пунджик.
— Не то чтобы… просто есть кое-какие сбережения. И мне не понравился твой тон. Неужели я не выгляжу как тот, у кого есть деньги?
— Ты выглядишь как тот, кто эти деньги сразу же тратит.
— …Обидно. Я, знаешь ли, в Аду накопил достаточно чужих долгов, чтобы подняться до уровня легата.
— Знакомое слово…
— Командующий легионами. Тебе должны были это на антивоенном уроке рассказывать.
— А, точно! Ну, я особо не слушала… А что значит «накопил чужих долгов»? Зачем это?
— Не знаю, как это в последние тысячу лет в твоем мире происходило, но у нас в Аду до последнего сохранялся бартерный обмен. И возвращать долг можно было в любом виде, в каком только захочет тот, кому ты должен. И если должник не выполнял условие, то обрекал себя на страшные муки…
«Прямо-таки дьявольский контракт, — подумала Пунджик и молча кивнула. Из-за почти человеческой внешности Джо она все время забывала, кто он по своей изначальной сути. — Но, по сути, весь его «капитал» сгинул вместе с Адом».
Разговор прервался, когда они быстро спустились на платформу, взбежали на следующую, повторили то же самое вновь… Пунджик сильно отстала от Джо и уже задыхалась от этой беготни.
— Джо, помедленней! — простонала она вслед товарищу, который ловко перескакивал через ступени. — Маймун,(1) имей совесть!
— Как ты меня назвала? — Джо остановился наверху, обернувшись.
— Грациозная лань, — мягко улыбнулась Пунджик и, поднявшись на платформу, тут же тяжело выдохнула, схватилась за левый бок и упала на жесткую лавочку без спинки.
А в это время Джо прошел к большому кусту у стены и, оглядевшись, просунул за него руку. Между густых бровей залегла напряженная складка, которая спустя минуту исчезла, а на остром лице отразилось облегчение. Джо вытащил небольшой пыльный и грязный сверток и сел рядом с Пунджик. Она с любопытством уставилась на то, как он разворачивал серо-буро-казявчатую ткань, в которой лежал бордовый мешочек, золотые кольцо и зуб и позеленевший от времени кулон.
«Покрылся коррозией, как Статуя Свободы».
— Пятьсот лет прошло, — вздохнул Джо, гордо и любовно оглядывая вещи, которые так никто и не нашел. — Надеюсь, владельцы этих безделушек живы и мы сможем сэкономить на одежде и ночлеге.
— Ты это украл?
— Выиграл в честном споре. — Он подмигнул. — Пойдем, наведаемся к хозяйке этого кулона.
Стоило ему встать, как Пунджик сразу же подскочила и повисла на его плече. От такого внезапного порыва нежности Джо отшатнулся.
— Ты что творишь? — спросил он, недовольно выгнув бровь. — Помни, что мы должны не сильно выделяться.
— Я устала. Не спала почти сутки, а еще ты скачешь тут по лестницам, аки маймун. В отличие от некоторых, у меня не настолько длинные и выносливые ноги… да и организм в целом! Поэтому, пожалуйста, давай ты сбавишь темп, чтобы бедный и несчастный человеческий ребенок не умер от переутомления…
Она недовольно смотрела на него снизу вверх.
— И да, мы всю дорогу привлекаем внимание, и это продолжится до тех пор, пока мы хотя бы не переоденемся в местную одежду, — закончила она свою речь.
Джо очень протяжно и драматично вздохнул, словно вместе с Пунджик на нем повисли все тяжести мира, и, зыркнув на любопытных, пошел к лестнице нарочито медленно. Пунджик поудобнее перехватила его, взяв под руку и повернувшись к нему боком.
В этот раз они только спускались. Все ниже и ниже…
Количество любопытных глаз редело. Свет круглых ламп постепенно приобретал красноватый оттенок. Казалось, будто чем глубже — тем слабее свет ламп.
«Они, получается, электрические?» — задумалась Пунджик, осматривая матовые шары на перилах, стенах и столбах.
— Скоро ночь, — цокнул Джо. — Нужно поторопиться, а то, боюсь, снова придется в темноте бродить. И тогда мы точно потеряемся.
— Ты… — хотела что-то сказать Пунджик, но Джо ее перебил:
— Предупреждая твой вопрос: свет ламп служит ориентиром времени суток…
— …Чем темнее, тем ближе к ночи. Да, я сама поняла.
— Тогда что хотела спросить?
— А вот не надо было меня перебивать. — Пунджик глубоко задумалась. — Забыла. Черт, ты меня отвлек!
Джо загоготал.
Где-то снизу нарастал шум от большого потока воды, а спустя двадцать минут непрерывного спуска они увидели и сам водопад.
— Интересно, как далеко идти до дна пещеры?
— Если падать, то минут тридцать.
— …Проверял?
— Мне было любопытно. Вот скажи: обладай ты бессмертным, быстро регенерирующим телом, то…
— Конечно же, без раздумий прыгнула. Интересно же! — лучезарно улыбнулась Пунджик, на что получила молчаливое одобрение друга.
— Здесь слишком влажно, — скривилась она потом. — И слишком сыро.
— Да, в глубинах со свежим воздухом — совсем беда. Когда я раньше бывал здесь, то заклинал воздух вокруг себя, создавая что-то вроде воздушного пузыря…
Пока говорил, Джо повел ее вдоль стены, и они спустились в пещеру за водопадом. Прямая мощенная улица разделяла поселение на две части. Деревянные дома с медными листами на крыше росли друг из друга, словно импровизированные пристройки. Фонарные столбы здесь совсем покраснели, но разношерстного народу, казалось, собралось со всего мира. Неужели это место создано для ночных развлечений?
— Вот она — улица Красных фонарей! — рассмеялся Джо. — Лучше места, чтобы спрятаться от любопытных глаз, и не найти.
Он пошел вперед, Пунджик за ним. Самые разные создания вокруг смеялись и шутили, кто-то вскрикивал от радости, кто-то гоготал. Где-то распевали песни, судя по звучанию, очень похабные. Шум и гам стояли в ушах, но, если честно, местный гомон был намного приятнее рыночного. И толкучки такой не было: все же, многие разбредались по заведениям разного рода и не задерживались в центре улицы.
Пунджик шла наравне с Джо и периодически бросала на него взгляд. В прищуре его глаз читалось неподдельное блаженство. Иногда он вбирал воздух полной грудью, наслаждаясь витающими в воздухе ароматами духов. На веселые окрики ярких девушек разных рас он весело окликался на непонятных Пунджик языках. Джо явно наслаждался этим местом.
Вдруг его взгляд зацепился за что-то впереди. Джо кому-то широко улыбнулся, обнажив весь ряд клыков, и помахал. Пунджик вытянула шею и разглядела быстро удаляющуюся ярко-желтую макушку.
— Не отставай! — азартно бросил Джо и побежал вперед.
— Стой, аннасун!(2) — Пунджик поспешила за ним, расталкивая толпу локтями и на ходу извиняясь.
Благо хоть, Джо не был темноволосым маленьким гномом, как она, а то бы давно уже потерялся из виду. Пунджик свернула за ним в тесный переулок, вскочила по высоким и узким ступеням, вильнула влево, чуть не столкнулась с мусорным баком, подскользнулась на чем-то и тронула ладонью каменную стену. Она скривилась, почувствовав что-то склизкое и липкое, и сразу же побежала дальше, стараясь испачканной рукой касаться себя как можно реже.
«И почему мне везет на всякую мерзость?»
Но дальше был тупик, образованный тремя домами. Она вертелась на месте, пытаясь понять, куда шмыгнули эти двое, как вдруг кто-то дернул ее за шкирку и затащил в незамеченный ею проход. Дверь перед глазами захлопнулась, а неизвестный быстрым движением развернул Пунджик и сказал что-то непонятное. В этой небольшой речи она различила «Пунджик» и «Хельга», а также громкий, чуть-чуть порыкивающий и четкий голос Джо.
Когда вестибулярный аппарат после неожиданного верчения пришел в норму и мир перестал расплываться в красно-коричневых красках, Пунджик разглядела желтоволосую девушку перед собой. Крашенную, потому что отросшие корни в этом ярком гнезде выдавали натуральный темно-каштановый цвет. Нездорово бледное, очень исхудавшее лицо, поджатые тонкие губы и нахмуренные острые брови выдавали крайнюю степень неудовольствия. Пунджик сразу поняла, что знакомству «Хельга» не рада.
Почти сразу же в глаза бросился ее нос. Бабушка такой бы назвала «помесью всех самых носатых народов». Необычно, но не сказать, чтобы Пунджик считала это чем-то уродливым.
Комната казалась очень тесной из-за большого стола по центру, шкафов и полок по всему периметру, захламленных тканями всех образцов и видов. Даже с круглой лампы под потолком свисало несколько оранжевых и бордовых лоскутов.
Творческий беспорядок творческого человека.
Хельга нервно притоптывала ногой и что-то громко бормотала под нос. Но она тут же замолкла, стоило Джо вытащить из кармана пиджака окисленный кулон. Большие серые глаза девушки, казалось, стали еще больше, а челюсть отвисла в удивлении. Она что-то тихо спросила, на что Джо самодовольно ответил: «Йа».
«Это он «да» сейчас сказал? Похоже на немецкий», — подумала Пунджик, когда на короткий ответ Джо лицо Хельги переполнилось радостью.
Покачивая кулоном, Джо что-то медленно проговорил, коротко мотнув головой в сторону Пунджик. Хельга сладко выдохнула «Йа-йа!», пожала с ним руки и выхватила кулон. Осмотрев старинную драгоценность со всех сторон, она убежала в другую комнату и спустя минуту вернулась, но уже с тазиком и тряпкой в руках.
Перепрыгнув через кучу тряпок, она прошла к шкафу, открыла дверцу и подозвала Пунджик к себе.
— Иди, тебе сейчас новый костюмчик поштопают, — похлопал Джо подругу по плечу. — Хельге можно довериться, не укусит.
Пунджик коротко кивнула, поджав губы. Ей было неловко от того, что она ничерта не понимала из их разговоров.
Аккуратно перешагивая через тканевые препятствия, она обогнула Хельгу и зашла за импровизированную ширму. В пространстве между дверцей и стеной было тесно, и ей казалось, что это местечко не особо скроет от чужих глаз.
Пунджик глянула Хельге через плечо, чтобы проверить, точно ли Джо не смотрит. Ведь что угодно можно было ожидать от того, кто даже руку на лестнице сопротивлялся подать.
Хельга что-то сказала, и Пунджик вопросительно уставилась на нее.
— Если он попробует увидеть хоть локоток, я незамедлительно лишу его органа плодородия! — пискляво крикнул Джо откуда-то из комнаты, переводя слова Хельги.
Пунджик на это рассмеялась и сложила руки у груди в благодарственном жесте. Хельга добродушно ей улыбнулась, и Пунджик поняла: подружатся. Даже без знания языка — на одном Джо сойдутся.
Она стянула испачканное бежевое платье, туфли и чулки, оставшись в одном белье. Хельга протянула ей тазик с тряпкой, а потом сняла мерки. Она кое-что в уме прикинула и окликнула Джо, тыкнув указательным пальцем в пару мест.
Он зашуршал тканями, что-то уронил и спросил на общем языке:
— Платье в пол или рубашка с шароварами?
Пунджик, ни разу не раздумывая, радостно крикнула:
— Шаровары! — Она обожала их с самого детства.
Джо бросил одежду Хельге. Она скептично осмотрела ее, приложила к Пунджик. Вновь оглядела и жестом попросила примерить.
Пунджик была довольна, хоть и клетчатая коричневая рубашка оказалась длинновата, а шнурок от шаровар пришлось обернуть вокруг талии трижды…
— Эта одежда явно создавалась для полных гномов, — протянула Пунджик, Джо перевел.
— Конечно! Этот умник вытянул мужской комплект. Но, если немного укоротить и подшить, надеть высокие сапоги, то пойдет. У нас только шлюхи да эльфы хвастаются своей фигурой. У гномов же красота не в почете.
— По Центральной пещере и не скажешь…
— Скажешь: за дизайн отвечали эльфы.
Не спрашивая, Хельга принялась прямо на Пунджик утягивать шаровары, чтобы ноги в них не путались, и рубашку, которая предназначалась для кого-то мускулистого. Потом подобрала сапоги по размеру: ножка у Пунджик была маленькая, поэтому пришлось обмотать ступни тканью, как это делали солдаты.
Когда все было готово, Пунджик вышла из-за ширмы и показалась Джо. Он сидел у дальней стены, удерживая на коленях гору пестрых тканей, и по одному его виду было ясно, как сильно он заскучал. Но стоило ему увидеть Пунджик, как гримаса его резко переменилась: брови взлетели вверх, глаза широко раскрылись, а рот растянулся в клыкастой улыбке.
Он заржал.
— П-подойди… — Джо махнул ей рукой, и Пунджик (догадываясь, что его рассмешило, но недоумевая, почему так сильно) подошла к нему.
Джо привстал, стараясь при этом не уронить ткани, и обнял ее так, что одежда на худенькой девочке «сдулась», отчего он вновь прыснул со смеху, уткнувшись ей в грудь. Пунджик смущенно отодвинулась от него и даже не заметила, как Хельга подошла к ней сзади и, схватив содрогающегося Джо, потащила его к шкафу, успев второй рукой по-сестрински взъерошить черные волосы его напарницы. Пунджик бросила на нее удивленный взгляд и смущенно улыбнулась. В ее глазах заиграли детские радостные искорки.
Давно она не чувствовала себя ребенком.
1) обезьяна
2) бессовестный
|
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
|
Популярное
VKontakte
WhatsApp
Telegram
Отключить рекламу