сборник (джен)

Мир был молод. Гобелен из изумрудно-зеленых лесов, сшитых сапфировыми реками, нетронутый, первозданный. Солнце палило с невероятной интенсивностью, обжигая землю и ее обитателей. Среди них были и они — Первые. Примитивный, движимый инстинктом, которым управляет голод.

Каэль, чье тело было худым и жилистым благодаря жизни, проведенной на охоте, пробирался сквозь густую листву. Его глаза, темные и бездонные, как ночное небо, осматривали подлесок в поисках каких-либо признаков движения. Голод терзал его изнутри, он был постоянным спутником, который неустанно гнал его вперед. Он не ел уже несколько дней.

Он уловил запах — мускусный, первобытный, с оттенком страха. Запах добычи. Его сердце забилось быстрее, адреналин пронесся по венам, как лесной пожар.

Он проследил за запахом до его источника: небольшой поляны, где молодая женщина, Элара, стояла на коленях у ручья, повернувшись к нему спиной. Ее длинные темные волосы струились по спине шелковистым водопадом, а стройная фигура слегка дрожала, когда она сложила ладони чашечкой, чтобы напиться.

Разум Кэла бурлил от первобытных побуждений. Им двигали не злоба и не чувство жестокости. Просто так оно и было. Сильный уничтожал слабого, обеспечивая выживание. И Элара, уязвимая и одинокая, представляла собой легкую добычу.

Он подкрался ближе, бесшумно ступая босыми ногами по мягкой земле. Из глубины его груди вырвалось низкое рычание, звук, порожденный первобытным инстинктом.

Элара обернулась на звук, ее глаза расширились от ужаса, когда она увидела стоящего перед ней Кэла, лицо которого было искажено голодным оскалом. Она отшатнулась, пытаясь отползти, но Кэл был слишком быстр.

Он бросился на нее, оскалив зубы в злобной ухмылке. Его руки, мозолистые и сильные за годы охоты, сомкнулись на ее горле, оборвав крик прежде, чем он успел вырваться.

Элара сопротивлялась, впиваясь пальцами в его руки, но хватка Кэла была железной. Он сжал ее, жизнь покидала ее, ее глаза расширились от ужаса, который отражал его собственный ненасытный голод.

Казалось, мир затаил дыхание, и единственными звуками были хруст костей и бульканье крови, когда Каэль терзал ее плоть, разрывая ее на части с первобытной яростью. Он проглотил ее сырой, вонзив зубы в ее теплую, податливую плоть. Металлический привкус крови наполнил его рот, вкус был одновременно отвратительным и пьянящим.

Когда он, наконец, закончил, насытившийся и измученный, он лежал рядом с искалеченным телом Элары, и тишину нарушало только тихое журчание ручья. Он не чувствовал ни угрызений совести, ни вины. Только первобытное удовлетворение, чувство завершенности, которое эхом отдавалось в его существе.

Этот акт, это жестокое потребление, было первым нарушением естественного порядка вещей. Это было началом насилия, семенем, из которого произрастут ненависть и страх, навсегда запятнав гобелен жизни тьмой. С того дня мир уже никогда не будет прежним. Невинность, утраченная на поляне, навсегда останется в сердцах тех, кто придет после, леденящим душу напоминанием о звере, который таится внутри каждого из нас.