Эшли (джен)

Эшли Коллинз проснулась от невыносимой головной боли, мерзкого нытья в мышцах и ломоты в костях. Во всем теле было тяжелое ощущение всех органов, о существовании которых обычно даже не задумываешься. Первые пару минут это непривычное физическое состояние неплохо отвлекало от всего прочего. Еще немного отвлекало окружение, но тут разум удовлетворился одним только заключением, что оно — окружение — сейчас не враждебно. А потом хлынул поток воспоминаний вчерашнего вечера, и чувства физические, как и попытки осознать себя в пространстве, были посланы к траханным импам. Еще не пришедшее до конца в норму сознание выплевывало только отрывочные фрагменты и строило шаткие выводы на их основе.

Первая четкая мысль — маму убили. Головушка, что адски болела, тут же подкинула картинок из темного трейлера и ощущение прикосновения к холодной руке. Потом последовал ряд воспоминаний с обрывочными фразами, вывод из которых был следующий: маму убили Амикус и Алекто, кем бы эти суки ни были. И тут мозг подсобрался и выдал фамилию Кэрроу. Точно, Грэх же что-то рассказывал о них, но теперь не припомнить, что именно. На том сознание чуть удовлетворилось и сделало следующее заключение: Кортни Коллинз убили за то, что она родила бастарда Эдриана Эйвери. Эйвери. Вспомнились все те же рассказы Грэхэма. Словно на записи в башке прозвучало: «…боевики, против которых и спец отряд авроров не вывозил…». Какой же пиздец!

Эш оглядела место, в котором очнулась, и попыталась осмыслить хотя бы его. Первой ассоциацией стал бибисишный фильм о Букингемском дворце — там тоже были гигантские спальни в стиле континентального цыганства. Какие-то узорчатые обои, балдахин над кроватью, камин у одной из стен, пошлый канделябр на потолке и пара картин на стене. Словом, все то, что богатеи, повернутые на роскоши, принимаются устраивать в своих резиденциях. Кровать, на которой Эшли очнулась, была до абсурда широкой и до боли в ребрах жесткой. Цвет стен вызывал ассоциацию с блевотиной после шпинатного пирога и, разумеется, провоцировал тошноту.

Что именно в действительности спровоцировало рвоту, Эш понять не успела. Девушка просто почувствовала в определенный момент, что ее тело прямо сейчас исторгнет все, что сможет. Потому она просто свесилась с кровати и выблевала какие-то жалкие сгустки желудочного сока на ковер, что, вероятно, стоил дороже, чем весь их с мамашей трейлер. Холодный и темный трейлер с холодным и одеревенелым телом мамы… Нет! Эти мысли были посланы куда подальше, как и желание просто откинуться на подушки и разрыдаться. Эш хотела жить. Эшли Коллинз сейчас ебать как хотела жить, а потому надо было пошевелить своими раскисшими мозгами.

Кое-как выбравшись из-под оделяла, девчонка подметила, что из одежды на ней остались только футболка да колготки. Шатаясь, она подошла к высокому окну. То было, ожидаемо, заперто. Замок был странным, древним, как в Хогвартсе. Сквозь стекло, однако, можно было оценить перспективу: этаж третий или очень высокий второй, внизу сугроб и кусты, так что можно попытать удачу и прыгнуть, а дальше... Дальше необозримых размеров парк, занесенный снегом, и высоченный забор справа вдалеке. Парк пробежать быстро шанс был, а ситуацию с забором отсюда оценить было трудно, но не то чтобы был другой вариант. Эшли глянула на дверь и, все так же шатаясь, подошла и подергала ручку. Ну да, как и сказано, других вариантов нет — замок заперт да и красться по поместью темных магов идея сразу обреченная, это ясно.

Кстати, про магов. Эш заозиралась в поисках палочки, что было с ее стороны наивно, но к пятому курсу она уже привыкла, что та всегда рядом. Палочка не нашлась, но нашлись другие вещи: куртка, джинсы и рюкзак были аккуратно уложены на одном из кресел, и даже чистые ботинки стояли рядом. Девушка тут же кинулась к куртке, ощупала внутренний карман и, с облегчением выдохнув, достала раскладной нож. Посылая старику Вилли благодарения, Эшли достала лезвие и поспешила к окну. Защелка на ковыряния не поддавалась совершенно, и ничем, кроме как магией, объяснить это было невозможно.

Тогда, туго посоображав болящей головой, Коллинз решила действовать грубо. Так как действия эти должны были вызвать шум, она предусмотрительно заранее оделась, обулась, накинула рюкзак и взялась за стул, что стоял у стены. Замахнувшись, она с силой запустила его в окно, но то, сука, не разбилось. Повторив эту попытку еще пару раз, Эшли смирилась с тем, что на окне были чары нерушимости. Окно отпадало. Тут на глаза попалась вторая дверь, выкрашенная в цвет стен, а потому ранее не примеченная. Это оказалась уборная, окна в ней не было, да еще и пахло тошнотворными лилиями, из-за чего Эш снова стошнило, в этот раз в унитаз. Голова разболелась сильнее, из-за теплой куртки бросило в жар, тело просило о покое, но девушка вскочила и пошла к основной двери комнаты.

Вскрывать замки ее О’Конноры поучали, так как им регулярно требовался мелкий подельник. Вместе с их детишками Эшли на летних каникулах не раз обносила хранилища на доках, всякие торговые склады в окрестностях города и как-то даже дом мелкого эдинбургского барыги. В тот раз они с Иде, Дугаллом и Риан впервые взяли в руки оружие и знатно впечатлились. Да уж, сейчас даже какой-нибудь доисторический вальтер очень бы пригодился, но был один только нож, подаренный стариной Вилли. Ножом, конечно, ковырять замок было бы глупо. А вот заколкой, которые Эш носила по большей части именно для всяких замочков — даже некоторых Хогватрских, что Алохоморе не поддавались, а тупому взлому на удивление легко — милости просим. Она поспешно стянула с волос пару, согнула первую и принялась отпирать дверь.

Механизм щелкнул в тот момент, когда Эшли этого вообще не ожидала, а в следующее мгновение дверь открылась и в проеме показалась женщина в старомодном синем платье. Коллинз тут же отскочила в сторону и выхватила нож, наставив его на тетку. Она — тетка — так и замерла с каменным выражением на красивом точеном лице. Волосы у нее были светлые и собраны были в странного вида прическу, какие пользовались популярностью у чистокровных девочек на Слизерине. Чуть поработав мозгами, Эш сообразила, что это мамаша Малфоя. Вспомнился конец прошлого учебного года, когда эта тетка носилась по всему Хогвартс-экспрессу в поисках своего сынули — поговаривали, что придурок и его ручные големы нарвались на близнецов Уизли и послужили им подопытными зверьками — и расспрашивала всех подряд. Вспомнился вчерашний вечер, когда эта тетка сидела рядом с сученышем Драко и старалась не смотреть на Коллинз.

— Как ты себя чувствуешь? — спросила женщина, косясь на нож в руках девчонки и заводя руку в складки платья, хватаясь, надо думать, за палочку. — Я имею в виду физически, — пояснила миссис Малфой, так как Эш ей не ответила, а только посмотрела с непонимающим выражением.

— Голова болит, — необдуманно отозвалась Эшли, и сразу укорила себя за то, что выдает слабости противнику.

Женщина выудила из складок платья палочку, взмахнула ей, невербально наводя какие-то чары, и головная боль тут же прошла, как и тошнота, и боль в мышцах. Эш словно родилась заново, вот только мысли не обновились, так что общего паршивого состояния магия не поправила. Тетка между тем вздохнула и сказала:

— Твой отец… — ее голос заметно дрогнул в этот момент. — Мистер Эйвери хотел бы с тобой поговорить. Ты на это согласна?

— А у меня есть выбор? — девчонка нервно усмехнулась, но прозвучало скорее так, будто она собирается разрыдаться.

— Касательно этого — есть, — миссис Малфой отвела взгляд и уставилась на опрокинутый стул у окна. — Если ты не желаешь, принуждать к разговору тебя никто не станет. Однако я полагаю, тебе и самой хотелось бы что-то прояснить в сложившейся ситуации.

В сложившейся ситуации… Эш про себя это мысленно повторила несколько раз, а потом признала, что нихуя не понимает, что вообще за ситуация сложилась. Для начала, она ни разу не понимала, почему все еще была жива. После Круциатуса от Того-Самого Эшли мало что помнила о вчерашнем вечере. Тяжело было что-то осознавать и запоминать после тех непередаваемых ощущений. Как бы там старина Моуди ни распинался, все его описания мучений, что выпадают на долю того, к кому применили Круцио, и в тысячной доле не дотягивали до реальности. Даже вспоминать это было нестерпимо больно, не то что что-то там еще соображать в сам момент и сразу после.

Так вот, ситуация. Эшли Коллинз каким-то мерлиновым чудом была жива и, в общем-то, невредима. Видимо, она находилась в доме Малфоев, раз приперлась мамаша Драко. Что еще? Ее отец. Блять! Ее отец — Пожиратель смерти! Какой-то там Эдриан Эйвери. Вроде ей вчера прилетело именно за то, что ублюдок с чем-то там не справлялся? Вроде, но Эшли этого сейчас не могла вспомнить точно. Так и что же, этот мудила хотел с ней о чем-то поговорить? И у Коллинз даже спрашивали, желает ли она того? Какой же бред! Она под сушеной мандрагорой мир лучше осознавала, чем в этот момент.

— Так я могу передать, что ты готова его принять? — уточнила миссис Малфой.

— Да, — хрипло ответила Эшли, хотя совершенно точно не была готова к разговору.

— Вчера я позволила себе снять часть твоей одежды, чтобы тебе комфортнее спалось, — пояснила женщина, оглядывая наспех натянутую куртку и толком не зашнурованные ботинки. — Сейчас, вероятно, ты желаешь сменить облачение? Я подобрала приличную одежду, которая могла бы тебе подойти, — после чего она взмахнула палочкой и на кресле появилась стопка каких-то тряпок, а рядом на полу пара туфель на невысоком каблуке. — Будет лучше, если ты будешь при разговоре с мистером Эйвери одета пристойно, — Коллинз глянула на это дерьмо, именуемое приличной одеждой, и в мыслях послала тетку куда подальше. — Уборная там, — кивнула миссис Малфой на болотного цвета дверь. — Я сообщу мистеру Эйвери, что ты готова поговорить с ним через полчаса, — сказав это, она вышла за дверь и затворила ее с характерным щелчком магического замка.

Вот теперь Эшли начинала злиться. Она скинула рюкзак с курткой на пол и постаралась сосредоточиться на том, что помнила о вчерашнем. Старалась припомнить и слова, и лица, но местами выходила невнятная мешанина, а отдельные фрагменты вовсе пропадали, как после приличной попойки. Из этого мозгового штурма ее выдернул громкий хлопок, вслед за которым в комнате возник седой худющий домовик с огромным подносом.

— Завтрак, — установив поднос на кофейный столик и поклонившись, скрипуче оповестил старый эльф. — Положено уточнить, не желает ли мисс что-то дополнительно?

— Нет, — мотнув головой, ответила девушка.

Домовик с хлопком удалился. Коллинз только глянула на уставленный едой поднос, как ее снова затошнило. Казалось, ее и от глотка воды сейчас вывернет, так что рисковать она не стала. Эшли отупело уставилась на поднимающийся над чашкой чая пар, теребя в руках сложенный нож и пытаясь вернуться к мыслям, что сбил домовик, но теперь в голове была какая-то звенящая пустота. Она выругалась и пошла в уборную, где попыталась умыться и прополоскать рот, особо не вдыхая удушающего аромата лилий.

Из зеркала над раковиной смотрела какая-то незнакомка. Волосы отросли. Давно она про них не вспоминала. Светлые, непокорные завитушки уже чуть ли не до плеч спускались. Эшли мама всегда стригла на каникулах. Кортни при этом всегда приговаривала, что природу не отстрижешь, так что со своей вермишелью Эш уже и не старалась бороться, только что маму просила стричь покороче. А та всегда уговаривала отрастить подлиннее, говорила, что такие локоны надо беречь. Говорила, что такие волосы — удача. У самой Кортни волосы были прямые, густые, теплого медно-каштанового оттенка. Очень красиво сочетались с ее карими глазами, совсем не такими, как у дочери. Эшли никогда об этом особо не задумывалась, но во внешности от матери у нее почти ничего не было. Ей вспомнился мужик, что сидел вчера напротив нее, после чего появилось желание вырвать себе эти сраные волосы и выколоть нахуй глаза.

Когда Коллинз вернулась в комнату, у кровати суетился другой эльф, крупнее, моложе и мохнатее. Он на девушку внимания не обратил, а только с усердием сосредоточился на пятне желудочного сока на ковре, пока постель сама застилалась. Эта тварь отчего-то разозлила Эшли. Вообще к домовикам девчонка ровно относилась. На хогвартской кухне у нее даже парочка любимчиков была: мелкая писклявая Дудди, которая через раз даже шутки студентов понимала, и старый дряхлый Лот, который порой принимался браниться на вторгающихся на кухню ребят, но делал это всегда просто уморительно. Смешные беззлобные тварюшки, в общем-то. Но вот сейчас, наблюдая за прибирающимся домовиком, Эш натурально хотела оторвать ему голову. Злость была звериной и иррациональной.

Так прошло несколько минут, потом эльф, покончив с уборкой, исчез, а Эшли так и осталась стоять посреди комнаты и смотреть на то место, где до этого возился домовик. Ей почему-то захотелось, чтобы он вернулся. Чтобы был хоть кто-то, на кого можно смотреть и злиться. Сколько она так простояла, сказать трудно, но, когда в дверь тихо постучали, пар над чаем уже не вился. От неожиданного звука Эш вздрогнула, резко обернулась к двери и инстинктивно сжала рукоять ножа, со щелчком выпустив лезвие.

— Могу я войти? — раздался из-за двери мужской голос.

— Да, — неуверенно ответила Коллинз, поражаясь, что тут еще кто-то задает ей такие вопросы.

Дверь открылась и в комнату вошел светловолосый мужик в сдержанной серой мантии, которая и у маглов бы почти не вызвала интереса. Эдриан Эйвери был высоким, стройным мужчиной с прямой осанкой, широкими плечами и лицом, чем-то похожим на дурмстранговского ухажера Трейси. То, как он стоял, как он держался почему-то напоминало батюшку Грэхэма, когда тот надевал аврорскую форму. Только вот у мистера Монтегю было добротное пузо и елейная, раскрасневшаяся за годы пьянства физиономия, а мужчина, вошедший в комнату, выглядел усталым и болезненно-бледным. Взгляд его серо-голубых глаз был внимательным, пристальным, от чего становилось неприятно и тревожно. Удивительно, но миссис Малфой не напугала Эшли даже с палочкой в руках, а этот мужик пугал. В нем было что-то — увидеть это было невозможно, но оно очень хорошо ощущалось — угрожающее и давящее.

— Здравствуй, — голос у него был тихий и немного хриплый.

— Здравствуйте, — отозвалась Эшли, подумав при этом, что вот здоровья этому ублюдку она точно не желает.

— Первое, что хочу сказать, мне очень жаль, — заговорил Эйвери, глядя прямо в глаза Эш, отчего ей становилось еще страшнее, но отводить взгляд она не стала из принципа. — Все случившееся — моя вина. Я сожалею, что все вышло так. Не надеюсь, что ты когда-нибудь простишь меня за это… — он вздохнул, прикрыл глаза на мгновение, а затем продолжил. — Мне нельзя было рассказывать о тебе. Я должен был…

— Убить мать и бастарда на месте, — не выдержала Эшли и перебила говорящего, зло процедив слова, что с ножом в руке выглядело бы даже угрожающе, не будь она сопливой девчонкой перед Пожирателем смерти.

— Нет! — резко ответил мужчина. — Нет, — твердо повторил он. — Я должен был держаться от тебя подальше. Я не должен был привязываться.

— Привязываться? — скривившись, переспросила Коллинз. — Да я вас вчера первый раз в жизни видела.

— Нет, не первый, — мягче и тише возразил Эйвери. — В первый раз тебе было девять. Ты срезала дорогу в школу через лес и попала ногой в капкан…

Эш недоверчиво нахмурилась, вспоминая тот случай, а ее рука, сжимающая нож, напряглась сильнее. Жуткий у нее тогда выдался поход в школу. Мало того, что привычный маршрут через лес какой-то придурок решил превратить в охотничьи угодья, так еще и из кустов выскочил ошалелый дрочила, мол помочь хотел. Эшли тогда знатно ногу цапнуло, до крови, но она как того мужика увидела, сопли собрала и схватилась за нож. Ей взрослые всегда говорили, что людей надо больше всего бояться. Говорили-то до того, как Эшли узнала о существовании всяких дементоров и акромантулов, но нынешняя ситуация сказанное некогда маглами только подтверждала. Того дрочилу она отпугнула одной из забористых фразочек старины Вилли — дед всегда поучал мужикам грозиться член отрезать или вроде того — а потом уже сидела и ковыряла капкан трясущимися руками. Освободиться на удивление быстро удалось, поучения О’Конноров помогли, видимо. Да и по итогу не шибко больно было, хотя выглядело страшно. Она даже домой доковылять смогла, где ее уже всем трейлер-парком латали. Там же только и накатили страх от осознания случившейся жути и детская истерика по случаю больной ноги.

— Я до того дня всегда старался держаться подальше, — принялся рассказывать Эйвери. — Но как услышал, как ты закричала — вздернулся, даже не подумал, что можно было со стороны незаметно помочь магией, и кинулся к тебе, — Эш внешность того дрочилы и не запомнила даже. — Ты меня испугалась, выхватила нож и сказала, что яйца мне отрежешь, если я еще хоть шаг сделаю, — на этих словах мужик усмехнулся, что показалось совершенно неуместным. — Я тогда понял, что за себя ты, если что, постоишь даже с одной ногой. Ушел чуть подальше и уже с расстояния использовал обезболивающие чары и капкан приложил отпирающим.

— Вот как, — только и смогла сказать на все это Коллинз.

— После того раза я постарался держаться подальше, не попадаться на глаза, чтобы больше не напугать, — продолжил свой рассказ дядька. — Хотя как-то на Модранихт — маглы этот праздник называют Рождество — не сдержался, вырядился этим магловским бородатым дедом и притворился, что напился и по ошибке привез вам подарки, помнишь?

— Помню, — ошарашено проговорила девушка, вспоминая, как они с мамой радовались тогда: чужие подарки оказались прямо материализованными желаниями Эшли, но такое рождественское чудо ни десятилетнюю девчонку, ни мамашу ее не смутило.

— А потом, когда пришло время тебе в Хогвартс поступать, я просто не смог не поучаствовать, — говорил дальше Эйвери. — Сначала Северуса уговорил поехать сопровождающим с письмом…

— Снейпа? — ужаснулась Эшли, и только теперь ее и без того ошалелый мозг смог сообразить, что это за Северус, который рассказал Тому-Самому про то, «что, обнаружив своего выродка, ты не убил мать и бастарда на месте». — Так это он? — дрожащим голосом спросила девочка.

— Да, — коротко кивнул мужчина и нахмурился. — Он был единственным, кому я о тебе рассказал. Случайно рассказал, по дурости, но… — он кашлянул и снова прикрыл глаза ненадолго, — до вчерашнего дня, признаться, я радовался, что он знает.

— Пиздец, — прошептала Коллинз и покосилась на рюкзак, во внешнем кармане которого лежали сигареты.

— Может, тебе лучше присесть? — предложил Эйвери, чуть склонив голову набок.

— Я могу закурить? — курить сейчас хотелось даже сильнее, чем садануть этого мудилу ножом.

— Нарцисса такое в доме не одобряет, но, думаю, сейчас можно, — рассудил мужчина.

Эшли трясущимися руками достала пачку, привычно потянулась за палочкой, и, не обнаружив той, выругалась и полезла в рюкзак за зажигалкой. Прикурить вышло только с третьей попытки, так как уж очень девчонка к магии привыкла и такие простые вещи уже магловскими способами практически не делала, да и Инсендио наколдовать трясущимися пальцами заметно проще, чем попасть по мелкому колесику. Наконец-то затянувшись и не испытав того успокоения, на которое так надеялась, Эш села в кресло и склонилась вперед, опираясь локтями на колени и собирая в мозгах реальность. Вот так, дорогой заботливый декан оказывается все это время знал, кто ее папаша. Ебануться! А она-то всегда думала, что у Снейпа ни друзей, ни приятелей нет, что его кроме зелий и издевательств над Поттером ничего в жизни не интересует. И тут с истеричным смехом, подавить который едва получилось, пришло озарение: Снейп не просто знаком с Пожирателем смерти, он ведь сам рассказал Тому-Самому про Эшли, то есть лично говорил с ним. Значит сучий Северус вполне и сам может оказаться Пожирателем? Вот вам и мудрый всезнающий дедушка Альбус — проглядел крысу под боком. Ситуация обоссаться какая смешная выходила, не будь только Эш во всем этом так плотно замешана. Эш было совсем не смешно.

Эйвери тем временем тоже сел в кресло напротив и трансфигурировал перед девушкой пепельницу. Тишина повисла такая, что Коллинз пробурчала:

— Что дальше? — лишь бы только не оставаться в этой тишине со своими мыслями.

— Я наблюдал, за тем, как он тебе все объяснял, а потом… — мужчина кашлянул, — потом, когда я понял, что тебе со всем самой придется справляться, меня понесло, — он покачал головой и достал из кармана мантии трубку. — У меня было оборотное, я срезал у какого-то пьяницы волос, трансфигурировал мантию поярче и…

— Публий Вайт? — у Эшли было такое чувство, будто по частичкам светлые моменты ее жизни вырывали и топтали в грязи.

— Публий Вайт, да, — кивнул Эйвери, раскуривая трубку, дым от которой был с какими-то золотистыми искорками и пах очень знакомо, но не понять, чем. — Я тогда, кажется, с десяток законов нарушил, но это того стоило. Ты… ты была так счастлива, — проговорил он, а Коллинз от его слов замутило так, что пришлось поспешно отгонять тошноту очередной затяжкой. — Все твои расспросы о волшебниках, то, как ты всему удивлялась, как радовалась и смеялась. Я поверить не мог, что все это в реальности со мной происходит. Это был один из лучших дней в моей жизни.

Эш ничего не отвечала, даже не смотрела уже на этого папашу недоделанного, а только отупело курила, изредка вспоминая о том, что надо сбрасывать пепел. Мамаша Малфоя нормально так приложила обезболивающим и успокаивающим, щедро. Девчонка сейчас хорошо понимала, что без тех чар уже бы вздернулась от того потока информации, что на нее изливался.

— И вот ты поступила в Хогвартс. На Слизерин, разумеется, ведь все Эйвери поступают на Слизерин, — от этого «все Эйвери» Коллинз передернуло, и вспомнился гаденыш Драко, гордо заливающий, что он потомственный слизеринец. — Я так радовался. Первый год Северус меня уже откровенно проклинал — я писал ему постоянно, расспрашивал обо всем, — мужика уже несло, словно он болтушку опрокинул, а у Эшли сил не было его затыкать, хотя выслушивать все это было жутко и омерзительно. — А как вас в Хогсмид стали пускать, я совсем голову потерял. Ошивался там, как какой-то маньяк, каждый ваш официальный выходной, хотя я знал, от Северуса, что ты в деревню с друзьями значительно чаще наведывалась, как и мы когда-то, — чуть улыбнувшись, добавил он. — И друзья у тебя замечательные. Как сейчас помню, как благодарен был той девочке, Трейси, за то, что она в том году тебя на бал уговаривала пойти…

— Блять, — беспомощно простонала Эш, уже догадываясь, что сейчас услышит, ведь, как она теперь окончательно убедилась, не бывает в мире просто светлого волшебства или даже везения.

— Продавщица в Тифлинг и Тангл меня чуть не убила, пока я то платье вы…

— Семнадцать, — хрипло пробормотала Эшли, ужаснувшись вдруг мысли, что возникла в ее сбитом со всяких ориентиров сознании. — В семьдесят девятом моей маме было семнадцать. Я читала о войне. Читала о том, что такие как вы делали в то время, — она посмотрела на мужчину перед собой, и тот опустил взгляд, прямо как вчера за столом. — Вы ведь маглов и за людей не считаете, верно? Так как же это вышло? — злоба придавала голосу силы и громкости. — Что вы с ней сделали? Что вы сделали тогда с моей матерью?!

— Я не помню, — прошептал Эйвери.

— Что? — возмущенно переспросила девушка.

— Я не помню, — повторил мужик. — Я пытался вспомнить, клянусь, — сказал он, подняв глаза к Эшли. — Я все перепробовал. Ментальный транс, легилименцию, всякие специализированные зелья — да все вообще. Но в то время … — он вновь затянулся и выдохнул золотистый дымок. — Ты права. Тогда была война. Она длилась уже не первый год и много чего творилось. А я… я не жил тогда, я существовал. Я выполнял приказы и забывался всеми доступными способами. Я не помню, как мы встретились с твоей матерью и что тогда произошло.

Эш представила съехавшего с катушек Пожирателя смерти, садиста, убийцу, да еще и не контролирующего себя в каком-нибудь пьяном угаре, и маму в ее семнадцать. Какой же кошмар… И ведь мама не помнила. Кортни, как дочка стала постарше, не гнушалась ей рассказывать о том, какими бывают мужики, и в рассказах не мягчила, выкладывала все, как есть, и хорошее, и плохое, и совсем дерьмовое. Уж про такое она бы рассказала, если бы помнила. Выходит, он ей еще и память подправил. И Эшли даже не бралась решать, что было лучше: чтобы мама помнила тот ужас или не подозревала о нем вовсе. Эш предпочла бы не знать. Она и сейчас была бы рада милосердному Обливиэйту.

— Меня убьют? — тихо спросила девочка.

— Нет, — замотал головой Эйвери. — Нет, Темному Лорду это не нужно. Я обещаю, я сделаю все, чтобы тебе не причинили вреда, — Эш подумала обо всем вреде, что ей уже причинили. — Тебя не убьют. Ты только… — мужик глубоко затянулся, прикрыл глаза и заговорил на выдохе намного спокойнее, наполняя комнату странным горько-солоноватым запахом своего табака. — Темный Лорд вернется сегодня, поговорит с тобой. Делай все, что он прикажет. Беспрекословно, по первому требованию, именно так, как он сказал.

* * *

До вечера Эшли просидела в комнате одна, если не считать регулярно появляющихся эльфов с ланчем, обедом, полдником и ужином. Сколько же жрут эти высокородные? Коллинз не притронулась к пище — не до того было, да и есть откровенно не хотелось. Хотелось курить, но явившийся вскоре после ухода Эйвери старый домовик твердо заявил, что госпожа Малфой не позволяет курить в доме, после чего, сука, щелчком своих паучьих пальцев растворил всю пачку и зажигалку в воздухе. Эш едва не прирезала выродка, да тот сам исчез секундой позднее.

Думать было страшно, потому время занимали жалкие попытки отвлечься на бытовые потребности. Тряпки, что принесла мамаша Малфоя, Эшли честно осмотрела, но как это вообще надевать понятия не имела, а потому воспользовалась тем, что было у нее с собой в рюкзаке. Умылась она, наверное, раз двадцать — успела даже к запаху тошнотворных лилий привыкнуть. Примерно столько же раз подходила к окну и принималась разглядывать улицу, наивно придумывая маршруты побега, хотя очевидно было, что сбежать ей не позволят. Она даже зачем-то спрятала нож в нижнем белье, словно он мог хоть как-то помочь против волшебника с палочкой. Словом, час за часом проходили в бесполезной возне, но только на этой возне и старалась концентрироваться девушка. Главное было не думать о том, что случилось. Главное было не думать о том, что будет вечером.

Когда стемнело, свечи на канделябре и в подсвечниках в комнате вспыхнули сами. Явился седой домовик, притащил очередной поднос с едой, соответствующий ужину. В этот раз эльф чуть задержался, внимательно оглядел девчонку, нахмурился, покачал головой и только после этого исчез. Минуту спустя без стука в комнату вошла миссис Малфой. Руку она держала в складках платья, где, как уже утром поняла Эшли, был карман с палочкой.

— Мистер Эйвери сообщил тебе, что вечером Темный Лорд желает поговорить с тобой? — осведомилась тетка.

— Да, — хмуро отозвалась Эш.

— Ты полагаешь, что будет приемлемо предстать пред ним в подобном магловском облачении? — с интонацией МакГонагалл спросила миссис Малфой.

У гриффиндорской деканши регулярно случался приступ бешенства, когда она подмечала, в чем Эшли ходила в неурочное время. Проблемы, по мнению МакГонагалл — этой фанатичной блюстительницы порядка — были вовсе не в том, что одежда магловская, а в том, что даже маглы не позволяли себе носить драные джинсы в приличных заведениях. Там лекции начинались на час с чем-то про благопристойность, благовоспитанность и прочие «благо…», которые Коллинз благополучно слала к импам драным. Там, в школе, эти придирки к одежде казались смехотворными, но сейчас, при одном упоминании Волдеморта, Эш точно поняла, что магловская одежда ей действительно нихуя не на пользу.

— Я не знаю, как это надевать, — скованно призналась Коллинз и кивнула уже не на стопку, а на горстку вещей, что перебрала и скинула на кровать.

— Кинни, — позвала женщина, и в комнате возникла мелкая домовиха, которую до того Эшли не видела. — Помоги мисс Эйв… — она осеклась, отвела взгляд и поджала губы, а Эш стиснула зубы, чтобы не взорваться потоком ругани, который уже подступил к горлу, подобно рвоте. — Помоги нашей гостье правильно надеть котту и сюрко, а также собери ее волосы и убедись, что туфли ей в пору.

— Да, госпожа, — до самого пола склонилась эльфийка.

— Она должна быть готова через двадцать минут, — велела миссис Малфой, после чего резко развернулась и быстро вышла из комнаты.

Наверное, в любой другой ситуации Эшли бы покатилась со смеху, увидев себя в зеркале в этом традиционном облачении, да еще и с прической на высокородный манер. Выглядело нелепо, неуместно и просто глупо: поверх белого платья бледно-сиреневое, словно халат, какие-то юбки в пол, шнуровка на талии, широченные свисающие рукава, собранные волосы и из-за этого совершенно открытое перепуганное лицо. Да Коллинз так смехотворно даже на Святочном балу не выглядела, когда Трейси дали полную волю в принаряжении подружки, а ведь Грэх несколько минут хохотал, когда ее увидел тогда. Да, позаливаться сейчас было от чего, но повод всего этого снаряжения совершенно не смешной был.

Было страшно, и такого страха в школе не проходили. Ужасно страшно стало примерно с того момента, как мужик этот — папаша новоявленный — сказал, что Тот-Самый вечером с Эш пожелал поговорить. Весь день было до трясучки страшно, а под занавес тетка эта со своим «…приемлемо предстать пред ним в подобном магловском облачении…». По мнению Эшли, приемлемо было предстать, рыдая и гадя под себя — примерно так она вспоминала прошлый вечер и первую встречу с Его Темнейшеством. Коллинз с трудом представляла, что ее ждет, а от картинок, что воображение подкидывало, дурно становилось, и никаких разговоров в тех сценах не было, разве что произнесенные заклинания. Вот уж что точно воображение при всем желании нарисовать не могло, так это разговор кого-то вроде Эшли Коллинз с самим Трахать-его-стадом-гиппогрифов-Волдемортом.

Примерно через полчаса ссыкливого ожидания в дверь постучали. Эш вздернулась, как когда-то давно от Щелкуна, который из шкафа Люпина выполз на уроке защиты. После ее отклика дверь отворилась, но никто не вошел. В коридоре ожидающе стоял Люциус Малфой, а у него за спиной женушка и сыночек. Малфой-старший окинул девушку безразличным взором и коротко сказал «идем». Ничего, кроме как послушно последовать с этим конвоем, не оставалось, хотя очень хотелось кинуться в уборную, запереться и разрыдаться там. Пока шли, Эшли нервно оглядывала коридоры, лестницу, холл и думала, что обнести это жилище было делом всей жизни для каких-нибудь О’Конноров. Прикинув, Коллинз уверенно решила, что и ее компашке в этой обители богатства нашлось бы, чем поживиться. Почему-то мысли о воровстве сейчас хоть немного, но успокаивали.

Когда же ее ввели в громадную комнату с камином и диванами, отвлекаться и успокаиваться воровскими мыслишками уже не вышло. У окна стояли все трое Лестрейнджей, но на них Коллинз едва обратила внимание, так как у камина стояло живое воплощение ее нового страха. Он был в той же темной мантии, такой же бледный и змееподобный, но страх вызывал куда больший, чем вчера. Теперь страх был подкреплен воспоминаниями о нестерпимой боли, так что тело Эш прошибла дрожь, ледяной пот и вообще все прелести неконтролируемого ужаса. Глаза словно инстинктивно вперились в пол, дыхание предательски сбилось, руки задрожали.

— Подойди сюда, — велела магическая тварь, именуемая Волдемортом.

Эшли в этот миг начала молиться всем богам всех религий, чтобы это обращение не было адресовано ей, но рука Люциуса Малфоя, что мягко толкнула ее плечо, разрушила все благие надежды. Шаг, другой, до тех пор, пока опущенные в пол глаза не наткнулись на полог черной мантии. Эш не понимала: до одури ли холодно в комнате или, напротив, невыносимо жарко. Было просто дурно. Все мысли сосредоточились в одной только мольбе — хоть бы не снова, как вчера. Хоть бы не снова та чудовищная боль.

— Посмотри мне в глаза, — сказал темный маг, и этому приказу было невозможно воспротивиться, хотя и тело, и разум, в панике молили именно об этом.

Дергано и боязливо Эшли подняла взор к алым нечеловеческим глазам, а потом раздалось холодное «Легилименс», и все вокруг расплылось. Расплылось, чтобы тут же восстановиться картинкой из прошлого:

Грэхэм подвешивает Маклаггена за его непомерные труселя в школьном коридоре, а Трейси и Теренс рядом заливаются от хохота.

Резко картинка сменилась, и уже они с Трейси визжат от проклятий, что посылает в них Кормак с дружками — больно и унизительно.

Тут же другая сцена, с первого курса, когда Эшли вышла из факультетской гостиной и над головой взорвалась навозная бомба.

Второй курс и Трейси, рыдающая после пытки в уборной.

Затем мама плачет, потому что какой-то ублюдок поколотил ее до вздувшихся гематом на лице, а Эшли всего лишь шесть, и она никак не может помочь маме, никак не может ее защитить.

Третий курс и Теренс с Грэхэмом, которых избили до полусмерти гриффы вперемешку с хаффлпаффцами, уже и не вспомнить за что. Как же они с Трейси тогда тряслись, ведя парней к Помфри.

А следом тот же третий и проклятье Паркинсон, которое та в гневе спустила на Эшли — черви, заживо пожирающие ноги…

Боль! Эшли почувствовала, что задыхается, захлебывается чем-то, но пытка продолжалась. Боль была не сильнее, чем от Круциатуса, но резкая, леденящая и при том забирающаяся в саму подкорку сознания, словно кто-то ей лоботомию делал, не иначе. И следом за болью новая сцена из прошлого:

Темнота и мама на диване холодная, неподвижная, мертвая.

Рори О’Коннор дергается в героиновой ломке, а все остальные в трейлере не понимают, как ему помочь.

Теодор Нотт неподвижно смотрит на Эшли, корчащуюся на столе и истошно вопящую от Круциатуса.

Старуху Бирни за волосы выволакивает на улицу ее внук, а та кричит собравшейся толпе, чтобы не смели трогать ее любимого малыша Тобби.

Трибуны в ужасе смотрят на труп Седрика Диггори, кто-то пронзительно кричит, кто-то надрывно рыдает.

Поттер с гриффиндорской горячностью говорит: «Я тебе верю».

Эш нашла себя на полу, исторгающей сгустки крови изо рта, носа и, кажется, из глаз на безукоризненно чистый светло-салатовый ковер. Ее трясло, как в самом страшном бэд трипе, а расползающаяся по ковру кровь это только усугубляла. Еще сильнее в припадок вгонял хохот, что разносился откуда-то сверху, словно с ебаных небес. Эшли натурально думала, что подохла. По крайней мере, вся жизнь точно только что пронеслась перед глазами, хотя запомнились только отрывочные фрагменты. Худшие фрагменты. А затем холодный отстраненный голос прервал свой инфернальный смех и заговорил:

— Кто бы мог подумать, у нас тут отменная слизеринская гадюка! Поднимись, Эшли.

У нее не было сил даже шевельнуться, но она попыталась. Ей сказали, что чтобы жить, нужно исполнять приказы. Голос, что звучал сверху, был приказом, а значит надо слушаться, чтобы жить. Она пыталась, но выходило жалкое зрелище: руки не могли оторвать тело от пола, ноги вообще потерялись где-то в далеком необозримом пространстве и не двигались. Она не могла понять, что с ее телом, но понимала, что, если не встанет — сдохнет. И тут что-то резкой волной прокатилось по одеревенелым конечностям, придало силу рукам, вернуло ногам способность двигаться, буквально заставило ее подскочить на месте. Так она, каким-то мерлиновым чудом, встала, заливая все еще капающей из носа кровью светлое платье.

— Вероятно, такие коммуникативные навыки у тебя от матери-шлюхи, — рассудил Волдеморт. — Но нам это только на пользу, — улыбнулся маг. — Ты вернешься в Хогвартс вместе с Драко. Люциус, позаботься, чтобы никто не узнал, что что-то случилось и что ее мать мертва, — кивнул он Малфою. — Ты, Эшли, сблизишься с Поттером — хоть станешь ему лучшим другом, хоть ляжешь под него, мне все равно, как — и будешь доносить обо всем. Я хочу знать о нем все: с кем говорит, что ест, куда ходит, кто ему дорог, кого он ненавидит и чего боится. Будешь писать Люциусу подробный отчет каждую неделю, отправлять через Драко, чтобы не вызывать лишних подозрений. Ты поняла?

— Да, — едва слышно ответила Эшли.

— Так как представлений о верноподданнических отношениях у тебя нет, — проговорил Волдеморт, поднимая лицо девушки за подбородок, из-за чего не смотреть ему в глаза становилось очень трудно, — обращаясь ко мне, говори «Хозяин». Это должно быть понятно даже такой магловоспитанной полукровке.

— Да, хозяин, — Эш было понятно и при этом до тошноты омерзительно, словно, произнеся это, она в чан с дерьмом окунулась, но жить, конечно, хотелось больше, чем не замараться.

— К слову, ты сильно ошибаешься, Эшли, полагая, что от выполнения тобой приказов зависит только твоя жизнь, — будто продолжая читать ее мысли, усмехнулся маг. — Вздумаешь ослушаться, вздумаешь побежать к Дамблдору или еще кому-нибудь, и смертей будет много. Начнем, пожалуй, с маглолюбивой Алиноры Дэвис, которая торгует травами в Косой Аллее.

Эш вспомнила милое лицо матушки Дэвисов, ее звонкий смех, как у Роджера, добрый наивный взгляд, как у Трейси, и сердце пропустило удар. Ведь он видел все… Он только что видел всю ее жизнь. Он видел лавочку миссис Дэвис и ее мужа-магла, видел, где живут Монтегю, видел родителей Хиггса. Блять, только не они! Они же тут вообще ни при чем! Внезапно за леденящим ужасом в девушке раскаленной волной начал расползаться гнев. Звериный, безумный гнев, какого она никогда раньше не испытывала ни к ублюдку Маклаггену, ни к особенно отбитым клиентам матери. Этот гнев требовал кинуться на тварь перед ней и задушить ее голыми руками. Он требовал выхватить нож и всадить его прямо в один из краснющих глаз этой темной мерзости. Гнев стальным голосом в сознании требовал убить Волдеморта сейчас же, любым способом. Сдержать этот порыв удалось каким-то нечеловеческим усилием.

— С этим придется что-то сделать, — Темный Лорд брезгливо отпустил ее подбородок и взмахом палочки очистил испачкавшиеся в крови пальцы. — Люциус, Белла, девчонка думает громче, чем говорит. Обучить окклюменции вы ее не успеете, так что поставьте ментальный барьер. От прямого чтения это не спасет, но хоть от случайного взгляда Дамблдора прикроет. Сами решите, кто из вас этим займется.

— Да, милорд, — разом отозвались Малфой-старший и Беллатрикс Лестрейндж.

— И вот еще что, — Волдеморт подошел к Малфоям, что стояли чуть поодаль от Коллинз, а Эшли так и осталась неподвижно стоять в центре комнаты, стараясь сосредоточиться на том, что вокруг говорят, что происходит, только бы не сорваться с места и не совершить очевидное самоубийство. — Ты учил сына легилименции, Люциус?

— Нет, милорд, пока только защите, — ответил Малфой-старший.

— Мне, в общем-то, не нужно, чтобы он полноценно вторгался в сознание, — протянул Темный Лорд. — Обучите его паре простых атакующих, чтобы подтачивать защиту, если таковая имеется, или держать разум в напряжении и раздражать. Ты, Драко, будешь использовать то, чему тебя научат отец и тетя на Поттере при любой удобной возможности, как можно чаще, но не в присутствии профессоров. Это ясно?

— Да, милорд, — едва слышно отозвался младший Малфой.

— Это во-первых, — продолжил раздавать приказания Волдеморт. — Во-вторых, приглядывай за Эшли. Если она станет забывать, что ей приказано — сообщишь.

— Да, милорд, — как заведенная игрушка повторил Драко.

— Что ж, это все, — заключил Темный Лорд. — Родольфус, Рабастан, у меня для вас еще поручения.

Послышались удаляющиеся шаги, и только в этот момент Эшли посмела двинуться и обернулась, желая убедиться, что эта ужасающая темномагическая тварь ушла. Волдеморт и правда вышел, но один из Лестрейнджей, тот, что был повыше и шире в плечах, обернулся в дверях и сказал:

— Люциус, я держал ее под Энервейтом, — указал он на Коллинз. — Сейчас упадет.

Малфой-старший кивнул Лестрейнджу, повернулся и двинулся к Эшли. Она, не уловив, о чем речь, так как мозги были в состоянии водянистой каши, инстинктивно и затравленно отстранилась. В следующий миг Лестрейндж вышел из комнаты, а Эш, видимо, грохнулась в обморок.