Не просто друг (гет)

Прошло две недели, за это время я успела похоронить мать, организовать поминки и начать ремонт в ее квартире. Не знаю, как бы я все пережила если бы не Костя с Саламом. Именно их поддержка позволила мне вынести это непростое испытание. За эти две недели я вдруг стала задумываться о том, что мне надо уйти из хирургии и из медицины вообще. Перед моими глазами до сих пор было мертвое лицо моей матери на операционном столе. Это отбивало у меня всякое желание продолжать свою хирургическую практику. Разумеется, Костя и Салам не поддержали это мое стремление. Но с моим упрямством бороться было бесполезно. Так уж получилось, что легче выпросить отгул у Павловой, чем переубедить меня. Поэтому сегодня, в первый мой рабочий день после смерти матери, я твердо решила написать заявление об уходе.

Но то, что произошло сегодня утром, окончательно выбило меня из колеи. Дело в том, что я проснулась, когда почувствовала, что мне что-то капнуло в лицо. Я открыла глаза и пришла в ужас, увидев протекший потолок и отклеившиеся обои.

— Твою мать, — со злостью произнесла я и, одевшись, отправилась выяснять отношения с соседями. Оказалось, что у них прорвало трубу, и им тоже придется тратиться на ремонт. К счастью, они согласились оплатить и мои расходы.

Через два часа, окончательно решив все вопросы по поводу ремонта квартиры и захватив с собой вещи первой необходимости, я отправилась на работу. Хорошо, что я успела заранее предупредить Павлову об опоздании. Несмотря на то, что было уже около десяти часов, автобус был забит. Да, сегодня меня ожидал веселенький денек. Я уже твердила про себя проклятия на весь окружающий мир, пока не услышала:

— Садитесь, Кира Кирилловна. Я могу постоять, — послышался рядом мальчишеский голос.

Я обернулась и увидела мальчика лет десяти. Его лицо показалось мне знакомым, и тут я вспомнила, что вместе с Брагиным пришивала ему стопу.

— Постой, ты тот самый мальчик из детского дома, которому я, Олег Михайлович и Сергей Анатольевич пришивали стопу?

— Да. Спасибо вам. Я уже могу ходить без палочки. Правда, пока еще немного хромаю.

— Ничего. Если заниматься, то через месяц уже будешь бегать. Не надо, сиди. Я постою.

— Нет, садитесь. Мне осталась одна остановка. Кстати, меня недавно усыновили.

— Ух ты. Поздравляю, — совершенно искренне обрадовалась я.

— Спасибо. Мои родители очень хорошие. Еще раз спасибо вам. До свидания, — сказал мальчик и вышел из автобуса.

— До свидания, — сказала я шепотом, а затем задумалась о том, как хорошо все сложилось у моего бывшего пациента.

Эти мысли занимали меня почти все время, пока я добиралась до работы.

— Привет, Нин. Павлова у себя?

— Привет, Кир. Нет, она вместе с Брагиным и Лазаревым на конференции. Вернется только вечером. Как ты? Понимаю, тебе сейчас тяжело, — тут Нина увидела у меня в руках большую спортивную сумку. — А что у тебя за баул?

— Потоп. Кстати, Нин, у тебя поблизости никто не сдает квартиру или комнату? Мне где-нибудь перекантоваться на время ремонта.

— К сожалению, нет.

— Ну, ладно. Будем искать, — сказала я и пошла в ординаторскую.

Там уже сидел Салам.

— Доброе утро, Кира.

— Привет, Салам. К сожалению, мое утро уже давно недоброе, — сказала я и показала свою сумку.

— Что случилось?

— Соседи затопили. Хорошо, что хоть согласились оплатить ремонт. Правда, теперь мне негде жить. В маминой квартире тоже ремонт. Ты не знаешь, где можно временно пожить?

— Нет, я сам у Кости живу.

— Ну ладно, подожду Лазарева. Вдруг у него какие-то идеи будут. Все равно мне еще Павлову надо будет ждать, чтобы заявление отдать.

— Ты все-таки решила уйти?

— Да, после того, что случилось с моей мамой, я уже никогда не смогу нормально оперировать. У меня до сих пор перед глазами ее лицо.

— Кир, сколько раз повторять? Ты не виновата в ее смерти. Да и куда ты пойдешь работать?

— Куда угодно, только не врачом. Какой же я хирург, если не смогла спасти свою мать, — в этот момент я была уже готова расплакаться, но к счастью в ординаторскую зашла Нина.

— Ребят, там у меня в приемной сидит пенсионерка и жалуется на боли в ноге. Кто возьмет?

— Я беру пенсионерку. Я пока не уверена, в том что смогу оперировать. Где она? — быстро вызвалась я.

Вскоре я уже осматривала женщину лет шестидесяти пяти. Больная жаловалась на боль в ноге, отдающую в пятке, а на задней части голени я обнаружила обширную язву.

— Скажите, а давно у вас здесь язва?

— Три месяца уже. Сначала здесь покраснело. Я к своему терапевту обратилась. Он сказал, что само пройдет. Но потом образовалась язва. Я что только не прикладывала, ничего не помогает. И еще это место все время отекает. Что со мной, доченька?

— Для постановки диагноза нужны результаты анализов. Сейчас я выпишут вам направления на общий анализ крови, мочи, биохимию и ЭКГ. И, пожалуй, вам стоит сделать флебографию, или говоря проще, рентген вен нижних конечностей.

Я позвала Полину, чтобы она отправила пациентку на анализы, а сама пошла в ординаторскую, где по-прежнему сидел Салам.

— Как твоя пациентка? Помощь не нужна?

— Нет, пока у нее подозрение на посттромботическую болезнь. Но пока, слава Богу, еще ранняя стадия, так что можно обойтись без операции.

— Рад за тебя и за нее. Ты еще не передумала по поводу увольнения?

— Нет. И не надо меня об этом спрашивать через каждые пять минут. Как я решила, так и будет.

В это время Салам подошел к окну.

— Кир, посмотри. Кажется, твои бывшие пациенты тоже против твоего увольнения.

Я в полном непонимании подошла к окну. Увиденное поразило меня. На асфальте, прямо под окнами ординаторской было написано: «Кира Кирилловна, не увольняйтесь. Вы очень нужны пациентам».

— Офигеть. Только вот интересно, как они узнали о моем намерении уволиться, если об этом знали всего три человека? — спросила я, и тут я обо всем догадалась. — Это ваша с Лазаревым работа? И не стыдно вам было волновать моих бывших пациентов?

— Кстати, они с радостью на все согласились.

— Все. Я с тобой и с Лазаревым больше не разговариваю, — со злостью сказала я и демонстративно отвернулась.

В этот момент совершенно вовремя в двери появилась Полина.

— Кир, готовы результаты анализов и флебография для Парамоновой с язвой голени.

— Хорошо.

Изучив результаты обследования, я окончательно убедилась в диагнозе. У Парамоновой была посттромботическая болезнь, осложненная трофической язвой правой голени. К счастью, болезнь была на ранней стадии, и оперативное вмешательство не требовалось. Поэтому я назначила ей ежедневные перевязки язвы мазью «Левомеколь», уколы, таблетки и капельницу.

Через час, когда я уже назначила Парамоновой курс лечения, в ординаторской, где помимо меня были Салам и Хромов, прибежала Нина. К нам привезли пенсионера с огнестрельным ранением, а получил он это ранение в автобусе, в котором Костя, Брагин и Павлова ехали на конференцию. Оказалось, что пассажиров взял в заложники вооруженный ружьем мужчина. Тут мне стало стыдно. Пока я переживала из-за разных пустяков, дорогие мне люди подвергались смертельной опасности. В этот момент я испугалась даже за Павлову. Но то, что преступник отпустил раненого, давало надежду на спасение моих друзей.

— Кира, ты не поможешь мне на операции?

Вопрос Хромова вернул меня в реальность. Нам еще предстояло отстоять жизнь пожилого человека.

— Иван Николаевич, вы думаете, мне стоит в таком состоянии ассистировать?

— Кира, в твоем состоянии — это самый лучший выход. Поверь мне, скоро ты перестанешь во всем себя винить. Салам, надеюсь, ты тоже мне поможешь?

— Конечно, Иван Николаевич, — ответил безотказный Салам.

И мы втроем отправились на операцию, которая на удивление прошла легко.

— Кира, ты — молодец. Не представляю, чтобы мы с Саламом делали без тебя, — сказал Хромов, когда мы вернулись в ординаторскую.

— Вот видишь, Кир. А ты еще собралась увольняться.

— Кира, это правда? Может, ты еще передумаешь? Ты — отличный врач. И это неправильно — запирать талант в землю.

— После этой операции, я уже не так в этом уверена. Может быть, я еще подумаю.

— Надеюсь, ты примешь правильное решение, — сказал Иван Николаевич и вышел.

— Зачем ты сказал Ивану Николаевичу про мое увольнение? — спросила я у Салама с упреком.

— Ты же со мной не разговариваешь?

— Вот получу ответ на свой вопрос и уже совершенно точно не буду с тобой разговаривать.

— Потому что, я не хочу, чтобы ты увольнялась. И я тебя… люблю.

— Обманывать нехорошо.

— Кир, я говорю правду. Я вернулся в Москву только из-за тебя.

— Докажи.

Салам подошел ко мне и поцеловал. В этот момент я забыла обо всем на свете: про маму, про затопленную квартиру, про все на свете. Я не знаю сколько по времени длился поцелуй, но остановил его голос Кости:

— Ого, неужели вы наконец-то поцеловались.

Я оторвалась и подошла к Косте.

— О, еще один заговорщик. Знаешь, Лазарев, что тебя спасает от моей расплаты? То, что ты поможешь найти мне жилье на ближайшее время. Меня сегодня затопили соседи, и мне негде жить.

— Кир, я бы с радостью, но никто из моих знакомых пока не сдает ни комнату, ни квартиру.

— Вот я всегда знала, что ты — эгоист. Сам живешь в трехкомнатной квартире, а на лучшую подругу, оставшуюся на время без жилья... О, кстати, может, пустишь меня пожить в третью комнату? Если ты хочешь, чтобы я простила ваш с Саламом заговор за моей спиной.

— Ладно, только будешь мне готовить.

— Я буду готовить только для себя и для человека, которого очень люблю, и этот человек не ты, Лазарев. А тебе пусть готовит твоя училка.

— Тогда никакой квартиры.

— Вот прибежишь ты ко мне в следующий раз: «Кир, помоги мне. Там тяжелый случай».

— Ладно, уговорила.

Так благополучно закончился сегодняшний день, который начался не слишком удачно. Я узнала, что мои бывшие пациенты до сих пор вспоминают меня с благодарностью. Это позволило мне изменить свое решение насчет увольнения. Я же не смогу прожить без своих коллег и дня. Еще я узнала, что мои чувства к Саламу взаимны, а потоп в моей квартире позволит проводить с ним больше времени. Все-таки права пословица, что нет худа без добра. Да и боль от смерти матери стала легче. Конечно, эту потерю никогда не восполнить, но я сделаю все, чтобы исправить ее ошибки.