Верховный Канцлер (гет)

Падме с детства восхищалась чандрилианкой Мон Мотмой — та была ее кумиром, ведь именно она — самый молодой сенатор за всю историю Галактического сената. Сочетая в себе, казалось бы, немыслимые противоположности — доброту и твердость, принципиальность и гибкость, она умело руководила системой долгие годы, не потеряв ни капли народной любви. Иногда Падме задумывалась: возможно, Мон Мотма — как раз и есть тот человек, который был достоин кресла Верховного канцлера? Мудрая и справедливая, мать всей Галактики…

Поэтому звездолет сейчас и нес ее на Гесперидиум — где находилась сейчас сенатор Мотма с деловым визитом.

Чандрилианка ценила комфорт, поэтому принимала Падме в одном из роскошных центров отдыха, которыми славился этот спутник Корусанта. Воздушные подушки, на которых можно было удобно улечься, вытянув ноги — и при этом не потерять свой солидный и элегантный вид. Напитки и угощения на любой самый взыскательный вкус. И особенно ценно — обеспечение абсолютной приватности общения: богатые обитатели Галактики приезжали сюда отдыхать. Во всех смыслах.

Узнав о предложении Палпатина, Мотма серьезно задумалась. Долго молчала. Падме с надеждой ждала ее ответа.

Наконец Мотма медленно произнесла:

— Канцлер желает видеть в твоем лице ручную оппозицию.

— Что это значит? — почти вскочила Падме. — Он знает, что я борюсь против его действий в Сенате — и вы говорите о «ручной оппозиции»?

Мон Мотма кивнула.

— Я почти уверена, что ему известно о нашей деятельности — пусть не все, и на основании догадок, но известно, и многое. Пока он не может противостоять нам открыто, но лишь — пока. Дабы не накалять ситуацию и не вызвать недовольства, он должен признать наличие инакомыслия в Сенате — но будет стремиться к тому, чтобы держать это инакомыслие в удобных для себя рамках.

От обиды у Падме задрожали губы.

— Он считает меня подходящей на роль марионетки?

Мотма мягко улыбнулась.

— Не думаю. Скорее, он берет тебя в заложники: ты будешь связана по рукам и ногам благодаря своим обязательствам. Ты не сможешь так же открыто выражать свои взгляды — теперь ты говоришь от имени всего Сената. Шив Палпатин — старый бюрократ, ему хорошо известна вся эта кухня.

— Мне следует отказаться? — холодно уточнила Падме.

— Ни в коем случае. Нужно принять это предложение, — Мон Мотма сложила вместе ладони.

— Но это выведет меня из игры. Я не смогу активно участвовать в делах Восстания, — Падме закусила губу.

— Этого не требуется, — успокоила ее Мотма, — У нас есть новости. Вот это, — она протянула датапад, — список тех представителей систем, которые готовы оказать нам помощь или хотя бы поддержать публично.

— Впечатляет, — признала Падме.

— Кроме этого, — Мотма понизила голос, — Сенатору Органе удалось выйти на диалог с некоторыми представителями сепаратистов.

Что? Он… сошел с ума? Это военное преступление… Если оно вскроется, то Бейлу грозит тюрьма. Он ужасно, ужасно рискует!

Эмоции, похоже отразились на лице Падме, и Мон Мотма поспешила успокоить ее:

— Они настроены мирно и готовы прекратить свои боевые действия в обмен на некоторые уступки с нашей стороны. Невысокая цена за мир и свободу в Галактике, как мы считаем.

Звучит не слишком обнадеживающе.

— Где он сейчас? — бесцветно произнесла Падме. Мотма нахмурилась:

— Был на одном из спутников Альдераана — сказал, дело секретное, и ты поймешь, о чем речь. После этого отправится на Корусант, принять участие в комиссии по вопросам адаптации беженцев.

Все под контролем. Все под контролем. Все под контролем.

(кроме меня)

Падме вымученно улыбнулась.

— Спасибо за аудиенцию, госпожа сенатор. Я тоже склонялась к тому, чтобы принять это предложение — и быть ближе к нашему… противнику.

Мон Мотма кивнула.

— Рада, что мы поняли друг друга.

— Кое-что еще… — Падме подалась вперед. — Мне известно о создании специальной службы для поимки врагов Республики.

Мотма улыбнулась с горечью.

— Похоже, наши понятия о врагах Республики сильно различаются… Благодарю за информацию.

— Необходимо распространить ее, — Падме склонила голову. — Вы передадите сенатору Органе? Я слишком рискую, если свяжусь с ним напрямую.

— Непременно, — Падме как будто услышала иронию в ее голосе. — Мы все очень рискуем.

* * *

Привычка размышлять, стоя у окна, появилась у Падме давно — наверное, еще до избрания на пост королевы Набу. Стоять, подолгу глядя на город — Тид, Корусант, или другой, на суетящихся горожан, на свет огней. Думать, взвешивать за и против того или иного решения: что будет лучше для них? Как следует поступить? Как должно?

Корусант зыбко плыл внизу, танцуя в густой сети транспортных трасс. Переливались ядовитыми огнями рекламные проспекты. Он всегда казался ей каким-то уставшим, болезненным: ей здесь не нравилось. Пост вице-канцлера привяжет ее к тому месту, и никуда от него не деться.

(растить здесь своего ребенка)

под воспаленным заплаканным небом. Ойкуменополис никогда не спит, он всегда одинаково суетлив и шумен, сколько бы ни показывали часы. Стекло отрезало ее от этого шума и суеты, и ей вновь стало пронзительно одиноко.

Она займет пост вице-канцлера, в этом нет сомнений. Времени у нее будет немного, пока не придет срок рожать — а что потом? События развивались так стремительно…

— Энакин Скайуокер, — произнесла она имя мужа, будто пробуя его на вкус. Оно отдавало металлическим холодом.

Падме прикрыла глаза. Вспомнила его большие прозрачно-голубые глаза и сеть вен под бледной кожей. Ярко вспыхивающие розовым щеки, в те моменты, когда Энакин злился или смущался. Выгоревшие на солнце золотистые волосы.

И — другой образ… Высокие бронзовые скулы альдераанца Органы, немного хищный разрез непроницаемо темных глаз. Падме вспомнила, как резко ее светлые ладони выделялись на его обнаженной груди. Если она ждет его ребенка…

Это сулит ей огромные неприятности. Им всем.

Сердце забилось быстрее… Падме отогнала призрак тяжелых мыслей. Это… это необязательно. Возможно, она носит маленького Скайуокера, и его появление, пусть и затормозит ее карьеру, вдохнет в их брак новый смысл. Она невольно улыбнулась, представив Энакина, прижимающего к груди дитя. Крохотные пальцы, серьезно нахмуренный маленький лоб… В этом было что-то такое щемяще-милое, что перехватывало дух.

Но все может сложиться иначе.

Если Энакин узнает об измене…

Падме будто вживую услышала жесткий свист джедайского меча. Вздрогнула. Энакин не простит — только не он.

— Здравствуй, — прозвучало позади нее. Она обернулась:

— Энакин! — улыбнулась, невольно, даже несмотря на овладевшие ею мрачные мысли. Сделала шаг навстречу — но он сам быстро пересек пространство и обнял ее.

— Я будто целую вечность тебя не видел, — шепнул он ей на ухо, она сильнее сжала его плечи.

— Да… Это верно, — столько всего пришлось пережить, — Ты вернулся, ты цел, это настоящее счастье.

Она правда верит в свои слова? Да… Наверное. Наверное. Энакин нашел ее губы, поцеловал жадно, порывисто.

— Ты такая красивая…

Падме невольно улыбнулась.

— Ты всегда мне это говоришь.

— Потому что это истинная правда, — вновь легкий поцелуй. — Я так скучал…

— Эни… — отстранилась Падме. — Я давно хотела задать тебе один вопрос…

Он посерьезнел. Лоб перерезала морщинка — новая, ее раньше не было.

— Я слушаю.

— Эни… Что, если нам… открыться?

— Что ты имеешь в виду?

— Я боюсь предлагать тебе это, правда, — она опустила глаза. — Но я теперь должна решить это. Многое изменилось с тех пор… Со дня нашей свадьбы. Я хочу знать, готов ли ты стать моим мужем официально?

Скайуокер молчал. Кровь билась в висках Падме, от волнения даже немного замутило — только бы он не заметил. Наконец он медленно произнес:

— Да. Это разумно. Я согласен. Это будет стоить мне места в Совете джедаев, но… Падме, — он вздохнул, — Я так устал прятаться. Я так устал бояться за тебя… Теперь, когда я смогу открыто говорить, что ты — моя жена, мне будет спокойнее, — он обнял ее.

Падме прикрыла глаза. Да. Спокойнее.

— Но что побудило тебя принять это решение? — он посмотрел ей в глаза. — Ты ведь была против?

Падме лукаво улыбнулась.

— Энакин Скайуокер… Ты сейчас говоришь с будущим вице-канцлером Галактического Сената.

Энакин нахмурился.

— Ты… Хочешь только из-за этого раскрыть наш брак? — его взгляд стал тяжелым. Страшным. Некстати вспомнилось

(я убил их всех)

но Падме не отвела глаз.

— Я люблю тебя, — сказала она спокойно. — И я — твоя жена. Но теперь я в ответе не только за свою жизнь, но за многие жизни. Тем более сейчас.

(когда я жду ребенка)

Тень замешательства легла на лицо Энакина.

— Извини, я… Я слишком требователен к тебе, — он постарался смягчить голос. — Конечно, я понимаю. И позволь поздравить тебя… Вас, — он улыбнулся. — С новым назначением. Я уверен, что ты сделаешь много хорошего на этом посту.

— Спасибо… — вздох облегчения. — Эни… Я знаю, как много для тебя значит Орден. И если ты решишь передумать, то я пойму. Правда.

Он поймал ее за подбородок, посмотрел в лицо.

— Ты значишь для меня гораздо больше, — он тепло улыбнулся. — Ты — мой самый близкий человек. И если так нужно — значит я останусь с тобой.

Комок в горле. Энакин…

Падме приникла к его губам, позволила обнять себя, взъерошила волосы.

(как же я запуталась)

« Я не могу сейчас потерять тебя. Я не знаю… Я не знаю, что будет с тобой, если откроется правда обо мне».

Все просто. Нужно обо всем забыть. Вычеркнуть из памяти Альдераан и объятия альдераанского принца. Вычеркнуть…

И ребенка тоже. Если ему не посчастливилось быть зачатым после покушения на нее.

От этой мысли снова замутило. Но ей нельзя сейчас становиться матерью — как ужасно бы это ни звучало.

— разорванные тела альдераанцев. Свист пуль над головой.

— «Я убил женщин. И даже детей».

— холодные глаза канцлера Палпатина. «Наказание будет суровым».

(я боюсь)

— Падме, — шепнул Энакин. — С тобой все хорошо?

Он джедай. Он многое чувствует. Больше… Больше, чем ей хотелось бы.

Падме отогнала тяжелые мысли, сосредоточилась, улыбнулась.

— Да. Да, все хорошо. Я люблю тебя.

Я люблю тебя…