Гарри Поттер и Вечерний дом (джен)

«Вчера был очень трудный и печальный день. Утром мы попрощались с Брумли. О, Мерлин, они прожили с нами больше двадцати лет! Наши незаменимы помощники, наши дорогие друзья. В домике управляющего больше не горит свет. Окна теперь всегда темные… Что-то будто умерло вчера. Ивнинг-Холл уже не будет прежним.

Наше расставание было ужасным. Флимонт и Оливер и то едва сдерживались, что уж говорить обо мне? Мы с Абигейл обнимались и плакали, не переставая. У меня больше никогда не будет такой подруги, как она. Чудовищные, нелепые теории о чистоте крови. Еще более нелепые списки особенных… «Священных». Бог мой! Какое самомнение! Сначала это казалось смешным, потом неожиданно выяснилось, что у этой дикости невероятное количество почитателей. Вот к чему это привело: теперь Оливер и Абигейл вынуждены бежать в Америку, чтобы спасти свою жизнь и защитить сына… Оставаться в Англии для них теперь опасно. Абигейл — не волшебница, у Оливера родители тоже маглы. Для многих они — люди второго сорта, недостойные жизни... О, Мерлин, это настоящее безумие! Оливер — прекрасный волшебник и один из самых замечательных людей, которых я встречала! А что говорить про мою дорогую Аби… Двадцать с лишним лет они провели с нами в Холле. Были частью нашей семьи. Оливер — правая рука Флимонта. Аби — моя незаменимая помощница… На них держалось все наше хозяйство. Мы делили все радости и горести, отмечали праздники. Работали, мечтали… Флимонт стал крестным отцом для их сына Кристиана. Даже подумывал сделать малыша своим наследником, но меньше, чем через год, появился наш Джеймс…

Мое солнышко. Наше невероятное чудо.

Ох, мой бедный. Он проводил своего друга, мужественно не проронив ни слезинки. А потом поднялся к себе в комнату и до самого вечера оттуда не было слышно ни единого звука. Бедняга, он даже не вышел к обеду. Тогда я решила заглянуть к нему — Джейми лежал на кровати, обняв подушку. Увидев меня, он пытался скрыть свои покрасневшие и опухшие глаза, — ему всего девять лет, но уже чувствуется сильный характер…

Я села рядом, и мы долго говорили с ним о случившемся. О его дедушке Генри, который еще в начале века отважно громил безумные теории о господстве над маглами с трибун в министерстве. И конфликтовал даже с самим министром. Генри впадал в ярость, едва услышав, что какие-то люди считают других вторым сортом, мусором…

Да, о Генри Поттере многие злословили, что весь его пыл не из-за благородства, а из-за жены — ведь Кэтрин, великолепная матушка моего Флимонта, родилась в семье маглов. Брак чистокровного волшебника из древнего семейства с маглорожденной девчонкой по фамилии Смит был воспринят всем этим высокородным сообществом, как плевок в лицо. Это был настоящий скандал… Ему было наплевать — Генри обожал свою Кэтрин… Буквально носил ее на руках. Но он был непримирим не только из-за любви к жене — такова была его натура. Генри в принципе ненавидел всякие предрассудки и жлобство. Добрейшей души человек, такой веселый, такой отзывчивый. Но любое высокомерие вызывало у него гнев…

Я рассказывала сыну обо всем, а Джейми слушал. Глаза его горели… Он у меня умный мальчик и все прекрасно понял. Отъезд Кристиана стал для него тяжелым ударом — они ведь с самого рождения росли, как братья. Два неугомонных вихря. Летать на метле до изнеможения или собирать яблоки, искать чудовищ в подвале или сидеть наказанными — они всегда и во всем были вместе. А сейчас наш дом опустел. Словно солнце ушло за тучи. Да, Кристиан и правда был похож на маленькое солнышко — жизнерадостный золотоволосый мальчик. Такой отзывчивый. Такой добрый… Мой бедный Джейми! Ему будет нелегко свыкнуться с этим. Не знаю, как его утешить и чем помочь. Но такова жизнь: он согласился со мной, что лучше пусть Кристиан будет далеко за океаном, но в безопасности. Ведь Брумли уже получали угрозы в свой адрес. Оливер даже как-то подрался с кем-то в Косом переулке…

Аби обещала писать мне и держать в курсе, как у них дела. Флимонт, разумеется, был очень щедр — он ни за что не отпустил бы просто так, хотя Оливер протестовал и пытался отказываться… Я от всей души желаю им удачи на новом месте. Хотя, пока пишу эти строки, по щекам у меня текут слезы. Брумли навсегда останутся для меня самыми дорогими друзьями. А моему мальчику было суждено уже в девять лет узнать горечь разлуки. И он запомнит эту боль навсегда, я уверена. Что случается, когда мерзкие, жестокие идеи разрушают жизнь невинных людей…»

Гарри дочитал пожелтевшую страницу до конца. Провел пальцем по аккуратным, изящным, будто вышитым строчкам, написанным рукой бабушки Юфимии. Потом закрыл толстую кожаную тетрадку и спрятал в ящик стола.

Он нашел дневник недавно, когда обнаружил потайную дверь в подвале. Там, рядом с чуланом, где хранилась изумительная коллекция летающих мётел, были спрятаны несколько тяжелых сундучков. В одном из них были старинные бумаги, письма, дневники. Там же он обнаружил большую папку с записями дедушки Флимонта — тот, как видно, постоянно экспериментировал, искал какие-то новые рецепты зелий и описывал свойства найденных ингредиентов. Чтобы разобрать все это, требовались годы, поэтому Гарри счел разумным снова запереть этот сундучок и оставить его на прежнем месте. А вот несколько толстых тетрадей прихватил с собой.

Бабушка Юфимия вела записи много лет. В какие-то дни в ее ежедневнике было всего несколько слов. А в какие-то — несколько плотно исписанных страниц… Она была очень аккуратной, писала всегда практически без исправлений. Рассказывала о разных мелочах — вчера наконец закончили сбор яблок и поставили сидр, Джеймс и Кристиан гоняли на метле, Джеймс врезался в окно отцовского кабинета, разбил витражное стекло, поэтому остаток дня в качестве наказания помогал миссис Брумли чистить серебро и готовить ужин. И Кристиан благородно последовал за другом…

Юфимия была истинной пуффендуйкой. Она любила все красивое, все живое. Увлеченно описывала свои хлопоты в теплицах, свои заботы о розах и цветниках. «Вчера нашла еще один выводок нарлов…» «Наши жмыры потеряли всякие приличия и целыми толпами носятся по саду на радость Джейми и Крису…» В каждом написанном ею предложении всегда была скрытая целая история.

Прошлое семьи всегда было для Гарри загадкой. Теперь эта пустота наполнялась, кусочек за кусочком. Каждая деталь ложилась на сердце, как драгоценный пазл, и из темноты возникали имена, голоса, лица.

Теперь по вечерам, когда неугомонные маленькие Поттеры затихали в своих кроватках, Гарри ненадолго уединялся в углу своей гостиной, включал лампу, доставал дневник бабушки и читал. Несколько страниц, наполненных обычными житейскими заботами и наблюдениями. Огромной любовью к сыну и мужу…

Он не торопился — он смаковал каждое слово, каждое предложение. Ему хотелось запомнить наизусть эти простые слова, пропитаться ими, присвоить… Любовь, радость, тепло продолжали жить в этих строчках, написанных давным-давно ушедшими людьми. Дневники были скрыты несколько десятков лет, а сейчас снова заговорили. И эти пожелтевшие страницы и чуть выцветшие от времени чернила будто дышали теплом, капля за каплей отдавали свои скрытые сокровища.

Любовь не заканчивается. Не исчезает. Гарри понимал это так ясно, как никогда раньше. Любовь живет всегда...

Когда он поднялся в спальню, Джинни еще не спала. Едва Гарри скользнул под одеяло, она вздохнула и прижалась к нему.

— Не могу уснуть, если тебя нет, — прошептала она.

— Я тоже, — улыбнулся он, целуя ее в висок. — Знаешь, я узнал кое-что очень важное.

— Что именно? — откликнулась Джинни.

— Это так странно. Каждый раз — будто знакомишься… Хотя это мой папа. Я читал сегодня о нем. Когда ему было девять, в Америку навсегда уехал его лучший друг. Брумли помогали в Холле по хозяйству, были практически членами семьи. И вынуждены были уехать. Потому что Волдеморт начал вербовать сторонников и эти его мерзкие идейки о чистокровках и о власти волшебников над маглами стали вдруг очень популярны…

— Я уже просила тебя не произносить его имя, — проворчала Джинни, еще крепче прижимаясь к мужу. — Ты же знаешь…

— Прости, — вздохнул Гарри. — Хотя это глупо. Его ведь давным-давно нет. И оттуда, где он сейчас, невозможно вернуться.

— Вот и отлично, — откликнулась Джинни. — Углей ему пожарче. Желаю от всей души...

— Не говори так. Если бы ты видела… Такого никому не пожелаешь. Вечная беспомощность. Вечное одиночество. Любое прикосновение, чья-то даже малейшая попытка помочь причиняет лишь ужасную боль… Чудовищно.

— Но ведь он сам это выбрал, не так ли? — неожиданно жестко парировала Джинни. — Знаешь, Гарри, я уверена в том, что жизнь дает шанс каждому человеку. Независимо от того, богатый ты или бедный. Волшебник или магл. Весь вопрос в том, как ты им воспользуешься. У Реддла было все — внешность, талант, ум… И каков итог? Нет, я не испытываю к нему никакого сочувствия. Только — к его жертвам. К тебе. К моей маме, которая потеряла множество друзей, двух братьев и сына. К нашему Джорджу, который до сих пор ищет Фредди глазами и мучается… И к остальным. Слишком много смерти и крови. Слишком много зла.

Гарри снова вздохнул и поцеловал жену.

Конечно, она была права.

Но все же время от времени он вспоминал то ободранное, беспомощное существо, трепыхавшееся под стулом, которое он видел тогда, на сияющей платформе. Оно шевелилось и издавало отвратительные звуки…

Свет, ослепительный и пронизывающий, который изредка накатывал на Гарри волной совершенно невыразимого счастья, переполняя сердце теплом и силой, был для того ужасного обглодыша обжигающим и непереносимым… Он был, словно живая плоть в огне.

«Он никогда не узнает этого счастья. Никогда. Какое огромное слово», — вдруг подумал Гарри.

От этой мысли ему стало не по себе.