Луна и цветы (гет)

В маленьком домике на опушке леса жила маленькая девочка со своей мамой. Каждое утро они поливали очень красивый ярко-синий цветок. Мама подолгу стояла рядом с ним и омывала нежные лепестки своими слезами. Однажды любопытная дочь спросила:

— А что это за цветок, мама?

— Его посадил твой отец, когда ты родилась. Он поливал его дождевой водой, поэтому-то цветок и вырос таким красивым. Отец всегда говорил, что его цвет — это отражение грозовых небес. Перед смертью он сказал, что вся его душа заключена в этом цветочке. Без папы он увядал, но стоило мне напоить его своими слезами, как он тут же ожил. Пообещай мне, моя маленькая, — мама грустно улыбнулась, — что, если меня не станет, ты не забудешь об этом цветке.

— Я обещаю тебе, мама!

Так и продолжали они много лет ходить и поливать прекрасный цветок. Но в один день матери стало совсем плохо, и она больше не могла подняться с постели. Каждое утро ходила девочка и поливала ярко-синие лепестки своими слезами.

Предчувствуя, что конец ее близок, мама подарила дочери маленькое зеркальце.

— Если захочешь поговорить со мной в трудную минуту, поймай солнечный лучик в это зеркало. Я буду его отражением и никогда не оставлю тебя, моя крошка.

Вскоре мама ее умерла. Девочка все так же каждое утро подолгу стояла над прекрасным цветком и долго безутешно плакала. А потом ловила зеркальцем солнечный лучик и говорила с его отражением. Но однажды одной лунной ночью девочка вышла из их маленького дома. Небо было безоблачным, а звезды сияли так ярко, что девочка не могла на них наглядеться.

— Вам хорошо. Вы такие красивые, и вас так много, что вам не грустно. А мне тут так плохо одной.

Девочка положила зеркало на землю и легла рядом с ним. Трава была холодной и колючей, но она совершенно ничего не чувствовала, лишь смотрела, как в маленьком зеркальце отражается бесконечное небо. Голова ее кружилась, но глаз было не оторвать.

Так продолжалось несколько ночей. Девочка падала на траву и смотрела на яркую Луну, отражающуюся в зеркале. Но однажды вместо темного неба и россыпи белоснежных звезд она увидела лицо прекрасной женщины. Волосы ее были черны, а глаза бездонны.

— Девочка, виду я, как тебе одиноко. Хочешь стать одной из моих подруг? Мы будем каждую ночь говорить с тобой до самого рассвета. Тебе больше никогда не будет одиноко, — женщина улыбалась ей милой улыбкой.

— Кто же ты, прекрасная незнакомка? — спросила девочка, видя на лице в зеркале сострадание.

— Я богиня Мелан, и в моих силах превратить тебя в ослепительную звезду. Так ты согласна, милое дитя?

— Конечно, — обрадовалась девочка, — мне тут так плохо без мамы.

— Знаю я о твоих печалях, бедное дитя. Отдай мне то, что дорого твоему сердцу, и ты вмиг окажешься на небе среди моих подруг.

Девочка вскочила на ноги и уже было сорвалась на бег, но вдруг остановилась и вернулась к брошенному зеркалу.

— А ты не обманешь меня?

— Боги никогда не обманывают, дитя. Я жду твоего подношения и никуда не уйду, пока ты не вернешься.

Девочка подбежала к прекрасному ярко-синему цветку — единственной памяти об отце. Лепестки его были до сих пор мокры от пролитых слез. Она сорвала нежный бутон: он медленно увядал в ее руках, пока девочка несла его к богине.

— Я принесла. Этот цветок дорог моему сердцу, ведь его посадил отец, а мать поливала его своими слезами.

Милая улыбка в зеркале превратилась в ослепительно-нежный оскал.

— Глупая девчонка, разве можно отдавать родительскую любовь?

Зеркало треснуло. В нем отразилось несколько пугающих Лун. Девочка затряслась, но убежать она не могла. Взгляд черных глаз богини Мелан пригвоздил ее к земле.

— Какой чудесных цветок, — она забрала его из дрожащих рук девочки и с силой сжала. По руке стекало несколько темно-синих капель. — Синий цветок, слезы и безупречная гладь зеркала — они теперь твоя судьба.

Богиня Мелан махнула рукавом серебряных одеяний.

Девочка обратилась спокойной рекой, по берегам которой росли темно-синие цветы.

* * *

— Бабушка в конце всегда приговаривала: «Запомни, Линн, боги любят тех, кто может сказать им «нет». Они тоже могут обманывать», — девушка выдохнула, переводя дух. Она успела заметить, как молодой человек спрятал глаза за мольбертом.

— Красивая история, — сказал он, рассматривая особенно удачное облако.

Работать рядом с Линн было решительно невозможно. Он то и дело забывал и об истории, и о картине. Просто смотрел на ее лицо, особенное выражение, которое появлялось только тогда, когда она полностью погружалась в вымышленный мир. Эрик чувствовал себя той самой девочкой из легенды. Наблюдать вдохновленную Линн, словно смотреть на небо через зеркало — кружится голова, но глаз не оторвать. Он обязательно запишет эту историю, пусть даже листы превратятся в чернильное месиво. Эрик будет наслаждаться этим головокружением.

— И все? Больше ничего не скажешь? — Линн нетерпеливо заерзала. Его губы вновь тронула улыбка: эта девчонка такая смешная.

— Ну, — задумчиво протянул молодой человек, почесывая затылок кисточкой, — эта история довольно жестокая. Девочке и так пришлось не сладко, а богиня ее так обманула.

— Это ты еще про ворона не слышал, — пробубнила девушка.

— А что с вороном?

— Давай в другой раз, — Линн поежилась, чувствуя, как когти сжимают плечо. До сих пор не по себе от бабушкиной сказки на ночь.

— Как хочешь, — Эрик обмакнул кисточку в краску и продолжил вырисовывать мрачные облака.

Линн не могла насыться этой идиллией. Два дня кошмара, слившиеся в один, полностью опустошили ее. Хоть бы это умиротворение не заканчивалось никогда.

Рушить мягко опустившуюся тишину не хотелось, но девушка очень хотела вновь услышать приятный голос без ноток агрессии и раздражения.

— Эрик, — позвала она. Молодой человек приподнял черную бровь, — а можешь показать то, что ты написал?

— А тебе зачем? — на его лице проступило удивление. Он отложил кисть и палитру.

— Просто интересно, — мило улыбнулась Линн.

— Хорошо.

Девушка пискнула от восторга и тут же подлетела к столу. Эрик, тихо посмеиваясь, достал исписанные листы из сундука. Он дернулся от скрипа петель, но Линн этого даже не заметила, полностью поглощенная предвкушением.

В ее руки опустилась похрустывающая желтая бумага. Почерк Эрика был настолько хаотичен, что Линн залюбовалась им. Его записи были лабиринтом, в котором невозможно найти выход. Казалось бы, для нее это просто чернильные завитушки, но они — Линн это чувствовала — таили в себе бурю эмоций.

— Тут ничего невозможно прочесть, — усмехнулся Эрик.

— Я и не умею читать, просто вижу тут твои чувства.

— И какие же? — он нагнулся к ней, нависнув, словно родитель, который хочет получить от ребенка объяснение шалости.

Линн смотрела на витиеватые, переплетающиеся друг с другом строчки из незнакомых ей символов. Боль, отчаяние, полная потеря себя, буйство безумного разума.

Девушка тряхнула головой, пальца сковало холодом от обледеневших листов.

— Твой восторг от моего таланта рассказывать истории! — как можно жизнерадостнее выдавила Линн.

— Ну-ну, — его глаза давали понять, что он не поверил ни единому ее слову.

Эрик вытащил листы из ослабевших рук.

— Тебя надо научить читать, — фыркнул он, — твой дар ясновидения так себе.

Линн обдало жаром и холодом одновременно. Он это серьезно? Или ей все же стоит обратиться к лекарю? Если бы у нее был календарь, то она всенепременно бы обвела этот день красным цветом.

— Обещаешь? — она приблизилась к его лицу и, чуть шатнувшись, случайно коснулась его носа своим.

Эрик рассмеялся, откинув голову. Так весело ему никогда не было. Эти ее черные глаза, растянувшиеся на все удивленное лицо, только ради этого стоило предложить ей свои уроки.

Фыркнув последний раз, он наконец смог набрать воздух в грудь.

— Обещаю.