Эй, Знахарь, скажи хоть что-нибудь (гет)

Воздух в «Золотом Кольце» был густым, как бульон, и состоял из табачного дыма, дешёвого парфюма и запаха человеческого пота. Соник стоял у стола для покера, и каждая фибра его существа кричала о том, что он здесь чужой. Его потрёпанная куртка, его стоптанные сапоги, его усталое, напряжённое лицо — всё было бельмом на глазу среди наряженной и сытой толпы.

Он проигрывал. Снова и снова. Его последние монеты, добытые с таким трудом, уплывали к крупье — безэмоциональному человеку в нарукавниках, который ловко совал их в щель стола, прямиком в сейф Эггмана.

Рядом, растянувшись на стуле и попuffя дорогую сигару, сидел один из поставщиков Эггмана — толстый, зазнавшийся тип по имени Гринч. Он уже был изрядно пьян и выигрывал почти всё, что было на кону. Каждый его выигрыш сопровождался громким хохотом и язвительными комментариями в адрес Соника.

— Эй, синий, — сипло произнёс Гринч, собирая в свою сторону очередную кучу фишек. — Может, хватит? Иди уже подзаработай на свои жалкие ставки. Мне даже неинтересно тебя обирать.

Соник стиснул зубы, глядя на свои последние две фишки. Он чувствовал на себе взгляды. Любопытные. Сочувствующие. Насмехающиеся. Он видел, как Стонтон наблюдает за ним из-за стойки бара с едва заметной ухмылкой. Всё это было ошибкой.

— Всё ставлю, — хрипло сказал Соник, двигая фишки вперёд.

Раздача карт. У Соника — пара девяток. Не бог весть что, но шанс есть. Гринч, не глядя, поставил больше, его жирные пальцы унизаны перстнями.

— Ну что, ковбой, — он ухмыльнулся, открывая свои карты. — Покажи свою удачу.

У него была пара королей. Соник проиграл. Снова.

Гринч раскатисто захохотал и потянулся за фишками.

— Я же говорил! Тебе тут не место! — Он с презрением посмотрел на Соника с ног до головы. — Ты даже проигрывать не умеешь красиво. Ты и твоя вся банда — грязь под сапогами у Шерифа. Так что сделайте одолжение — с лица земли стеритесь, пожалуйста.

Что-то в Сонике щёлкнуло. Это была не просто насмешка. Это было то, что он слышал в ту ночь, когда его вышвырнули в грязь. Это было то, что Эггман хотел сделать с Грин Хиллз. Стереть. Уничтожить. Превратить в пыль.

Он не помнил, как его рука оказалась на рукояти кольта. Он не слышал предостерегающего крика Тейлза, который наблюдал из-за колонны. Он не видел, как замерли все вокруг.

Он видел только самодовольную рожу Гринча и слышал этот фальшивый смех.

Раздался оглушительный выстрел.

Он прозвучал громче, чем всё остальное в этом зале. Громче музыки, громче смеха, громче звона фишек.

Гринч захлебнулся на полуслове, его глаза округлились от непонимания. Алая роза расцвела на его белой накрахмаленной рубашке. Он грузно рухнул на стол, рассыпая фишки и карты.

Наступила мёртвая тишина. Музыка умолкла. Кто-то ахнул. Кто-то отпрянул.

Соник стоял, закусив губу до крови. Дымок медленно поднимался от ствола его револьвера. Он смотрел на то, что натворил. На кровь, растекающуюся по зелёному сукну. На неподвижное тело. Он смотрел на свою руку, всё ещё сжимающую рукоять.

Он не хотел этого. Он не планировал. Это был порыв. Чистейший, неконтролируемый гнев.

И тут до него дошло. Он только что застрелил человека. Хоть и подлого, но человека. Холодный ужас затопил его, сдавив горло.

Его глаза встретились со взглядом Стонтона. Управляющий не выглядел испуганным. На его лице застыло ледяное, торжествующее удовлетворение. Теперь у него был повод.

Соник отшатнулся, судорожно сунув кольт в кобуру. Он метнулся к выходу, расталкивая онемевших от ужаса посетителей. На него смотрели не просто со страхом. С отвращением. С ужасом.

«Убийца».

Он выбежал на крыльцо, глотая ртом холодный ночной воздух. Вся его куртка была заляпана алыми брызгами. Руки тряслись.

Он сделал несколько шагов вперёд, в темноту, пытаясь убежать от того, что увидел. От того, кем он стал.

Но ноги подкосились. Он не дотянул до конца крыльца. Его вырвало прямо на ступеньки, и он рухнул в грязь, в беспамятстве, с лицом, залитым не только грязью, но и слезами стыда. Последнее, что он почувствовал, прежде чем сознание оставило его — это холод земли и липкую, тёплую кровь на своей груди.