Ошибка на 17 оборотов в минуту (гет)

Тень раскидистой ивы была прохладным, укромным убежищем, одним из мест в Хогвартсе, где его, по крайней мере, не видели. Сидя на земле, Северус Снейп наблюдал, как солнце, уже почти закатное, золотило гладь озера. Он бы предпочёл, чтобы оно побыстрее спряталось за горизонтом и унесло с собой весь этот дурацкий, слишком яркий день.

На душе было паршиво. Скверно. Отвратительно. Всё из-за идиотской сцены, свидетелем которой он стал по пути с истории магии. Лили. И её дурацкий поцелуй с Поттером, прямо в губы, будто они не целовались, а ставили галочку в списке дурацких подростковых достижений.

Из головы напрочь вылетели все остатки утренней надежды, подаренной приглашением в научный проект и мыслью, что Лили будет там же. Даже загадочная профессор Грейнджер, которая в книжной лавке определенно (он помнил!) была Джейн, а теперь вдруг оказалась профессором Гермионой Грейнджер, не вызывала теперь ничего, кроме горькой усмешки. Мир, как и всегда, подбрасывал что-то интересное, лишь для того, чтобы тут же отнять всё по-настоящему важное.

Он был зол. На Поттера, на Лили, на весь этот проклятый замок, полный самодовольных идиотов. Но больше всего — на себя. Да, он совершил ошибку, назвав её… тем словом. Но разве это стоило того, чтобы полностью перечеркнуть годы дружбы? Видимо, для неё — стоило. А увиденное сегодня в коридоре окончательно добило все его жалкие попытки придумать, как стать тем, кого она могла бы предпочесть этому кричащему ублюдку Поттеру.

На коленях лежали испещрённые убористым почерком листы — те самые пять тем для проекта, которые он набросал сразу после утренней встречи с Грейнджер, пока энтузиазм ещё не был отравлен ядом ревности. Сейчас они вызывали лишь раздражение. Он нервно вертел в пальцах уже измятую записку-приглашение. Этот клочок пергамента со вчерашнего дня стал каким-то дурацким символом — символом чего-то хорошего, что могло случиться.

Но конечно и это непременно будет испорчено. Как и всё остальное. Улыбка профессора, такая странно открытая, будто она не знала, кто он такой здесь, в этой школе, сейчас казалась насмешкой.

Справа раздался громкий, натужный хохот. Снейп поморщился, не поворачивая головы. Мародёры. Блэк, разумеется, корчил из себя шута.

— …и тогда я говорю этому портрету: «Нет, мадам, это не новая причёска, это гнездо гиппогрифа! Лучше отойдите, а то он голодный!» — несся на всю поляну голос Сириуса.

В ответ раздался визгливый смех стайки девочек из Пуффендуя. Поттер что-то добавлял, размахивая руками, изображая перепуганную мадам Дворкопп.

Он отвернулся, желая, чтобы их всех поразило какое нибудь немедленное и мучительное заклятие, и его взгляд упал на фигуру, входящую в ворота замка. Профессор Грейнджер.

Она выглядела немного иначе. Её мантия была другой, плащ глубокого изумрудного цвета — слегка переливался в лучах заката. Это выглядело даже немного… мило, что было совершенно несправедливо по отношению к его текущему настрою.

Она шла в компании двух рыжих волшебников, Прюэттов, и о чём-то оживлённо с ними беседовала. Снейп снова перекинул в пальцах скрученное в трубочку приглашение. Он не верил в подарки судьбы — они всегда оказывались с подвохом. Но очень уж хотелось, чтобы этот проект оказался тем самым редким исключением.

Профессор Грейнджер и правда отличалась. Она не смотрела на него свысока, не повторяла заученные фразы. Похоже что она реально что то знала. И в этом была её главная загадка и притягательность. Она как будто говорила на языке фактов, а не предрассудков. Редчайший диалект в этих стенах и в этом мире.

План на его будущую жизнь до вчерашнего дня был такой: пережить экзамены, попытаться наладить хоть какую-то переписку с Лили, найти подработку и навсегда сбежать из отцовского дома. Так же Люциус в своих письмах всё настойчивее приглашал его в свой круг. И он намеревался согласится. От предложений таких людей не отказываются. Это билет в другой мир, мир силы и порядка.

А сейчас, он готов был отказаться от всего… ещё целый год в Хогвартсе.. С Лили.. Но и с этим оборотнем..

Острый, болезненный толчок в грудь оборвал его размышления. Мир перевернулся, в рот ударил вкус влажной земли и прошлогодней хвои. Откатившись от дерева, он инстинктивно обернулся, уже выхватывая палочку. Над ним стояли Блэк и, конечно же, подобострастно хихикающий Петтигрю.

— Ой, прости, Нюниус! — Сириус раскинул руки с притворным недоумением. — Я не заметил, что тут кто-то сидит. Ты же обычно прячешься в подземельях. Решил на солнышке погреться?

Он не успел произнести заклинание в ответ. В следующий микс секунд: Сириус, Петтигрю и подскочивший Джеймс Поттер с грохотом шлёпнулись на землю, будто их сбил невидимый великан.

Сзади, сложив руки на груди, стояли те самые Прюэты. Тот, что постарше, Фабиан, кажется, смотрел на мародёров с чем то прохожим на ледяное разочарование.

— Совсем не то, о чём мы с вами беседовали буквально пару часов назад, мистер Поттер, мистер Блэк, — произнёс он, и его голос, абсолютно без бравады, звучал строго. — Трое на одного? Да ещё и со спины? Это не смелость. Это подлость. И для будущих… — он запнулся, — …для учеников Хогвартса непозволительно.

Джеймс и Сириус, поднимаясь с земли, выглядели не злыми. На их лицах читалось скорее смущение, чем ярость. Блэк даже отряхивал штаны, избегая взгляда Прюэттов.

Снейп, не говоря ни слова, схватил свою сумку и портфель. Последнее, чего он хотел сейчас, — это видеть эту сцену и тем более — жалость в глазах профессора Грейнджер, которая приближалась. Он резко развернулся, чтобы уйти.

Как назло, её голос окликнул его:

— Мистер Снейп! Подождите!

Он ускорил шаг, надеясь сделать вид, что не расслышал.

— Ваш блокно… , — и затем удивлённо-возмущённое -Ох! -, за которым последовал звук, напоминающий падение.

Северус против воли обернулся. И убедился, что вселенская несправедливость сегодня распространяется не только на него.

Профессор Грейнджер, всего минуту назад такая собранная в своём новом изумрудном плаще, споткнувшись о торчащий корень, теперь лежала в грациозно-нелепой позе, будто решив внезапно проверить качество хогвартского грунта: прикрыв глаза и уперев одну руку в землю.

Внутри всё сжалось. Не думая, он сделал несколько шагов назад и протянул руку, чтобы помочь ей подняться. — жест помощи, неуклюжий и непривычный. — Позвольте...

Она приняла помощь с достоинством, хоть и с лёгким румянцем на щеках, тут же принявшись озабоченно придерживать рукав своей мантии, где ткань расползлась безобразным разрывом, обнажая бледную кожу и отвратительные царапины.

— Катастрофа, — пробормотала она с комичным отчаянием, рассматривая повреждение мантии. — Абсолютная катастрофа. Она была такой…зелёной.

Она вздохнула.

— Ваш блокнот , — она протянула ему выпавшие листы, слегка помятые, но целые.

Он поспешно отпустил ее руку и взял их, пряча лицо за занавесой волос.

— Это я… Моя вина, — пробормотал он каменным голосом, в котором сам с трудом узнавал себя. — Я могу… — он замялся, избегая ее взгляда— …заживить руку. Я достаточно хорошо владею заживляющими заклинаниями.

В стороне Прюэтты всё ещё выговаривали что-то мародёрам. Лица у всех пятерых были хмурыми.

Профессор, смахивающая сухие прошлогодние листья с другого пострадавшего бока, кивнула, и с невозмутимым видом посмотрела на него. Кажется снова улыбнулась, но он сосредоточился на заклинании. Быстрым и точным движением палочки провёл над рукой, и рана бесследно исчезла. Она перестала морщиться и удивлённо посмотрела на рукав, а потом на него.

—Исключительная аккуратность и мастерство, — произнесла она, поворачивая руку и рассматривая безупречно затянутую рану. В её голосе звучало неподдельное, профессиональное одобрение, словно она оценивала не бытовое заклинание, а сложный научный опыт.

Он почувствовал, как по его щекам разливается предательское тепло, и поспешил отвести взгляд.

— Восстановление тканей, ничего особенного, — пробормотал он, делая вид, что с огромным интересом смотрит в другую сторону, и заметил, что один из Прюэттов направляется сюда. — Просто требуется понимание молекулярной структуры ткани, а не грубое базовое заклинание. Большинство предпочитает базовое.

Уголок её рта дрогнул в лёгкой улыбке.

— Что и является отличительной чертой компетентного волшебника от просто сильного, не так ли? — парировала она, и в её глазах мелькнул тот самый огонёк, который он видел во время их дискуссии о зельях. — Умение видеть нюансы.

Он нервно кивнул, сжав свою тетрадь так, что корешки пальцев побелели. Каждая секунда этой беседы на виду у всей этой толпы — Прюэттов, мародеров, любопытных первокурсников — становилась пыткой.

— Если всё в порядке… — он сделал шаг назад, готовясь к отступлению.

— Конечно, — она кивнула, и её взгляд стал мягче. — Благодарю, мистер Снейп.

Это было сказано тише, так что услышал только он. И это было настолько непохоже на стандартную речь обычного профессора, что он на мгновение застыл. Но быстро сориентировавшись, развернулся и зашагал прочь.

Он не оборачивался, но в его душе, помимо привычной горечи, шевельнулось какое то новое — крошечное, колючее, странное и в то же время тёплое чувство, где-то под рёбрами, от этой благодарности и, что важнее, от доверия.

Позже вечером, сидя на своей кровати и отгородившись от всех балдахином, он размышлял. С Мародерами всё понятно. Придурки останутся придурками. Но эти рыжие идиоты… Зачем они вмешались? О чём они могли говорить с Поттером и Блэком? И почему… почему профессор Грейнджер с такой лёгкостью доверилась его магии, будто не видела в нём того, кого видят все остальные?

Вопросы звенели в голове, не находя ответов, но странным образом приглушая жгучую боль от воспоминания о Лили.