Принц (гет)

Время текло медленно. Мучительно медленно.

Пьетро успел дважды перебрать весь шкаф, навернуть по комнате с три десятка кругов и прослушать едва ли не всю свою коллекцию кассет. И ничего. Дверь так ни разу и не открылась, и к нему никто не пришёл. Даже когда Пётр сам стучал со своей стороны и просил ему принести что-нибудь поесть, в ответ он получал одну лишь тишину. Будто бы его решили просто замуровать в этой комнате и забыть, как страшный сон. Неприятное ощущение. Очень.

И всё же Пьетро продолжал ждать. Он ругался так, чтобы в коридоре его точно было слышно, но попыток вырваться и сбежать не предпринимал. Лишь пнул пару раз на эмоциях в стену, отчего на той образовались заметные вмятины.

Солнце уже час как скрылось за горизонтом, и не находящий себе места Пётр последние двадцать минут просто лежал на кровати и смотрел в потолок. Голова всё ещё полнилась всевозможными мыслями о том, кто он такой, где находился и как в такую ситуацию попал, однако ничего путного из них не выходило. Искомых ответов Пьетро не получал, а бесконечные размышления об одном и том же только ещё больше ухудшали его настроение. Даже лёгкая мигрень начала себя в какой-то момент проявлять.

А не думать не получалось.

Пётр искренне пытался и даже пробовал заснуть, закрыв глаза, но всё было без толку. Мыслительный процесс просто не желал останавливаться. Он даже особо не замедлялся. И хоть Пьетро и побаивался того, что в комнату войдёт его отец или кто-то из его подчинённых и объявит о решении его казнить, он всё равно хотел, чтобы что-то уже поменялось. Ожидание убивало не хуже любого яда.

Пётр поёрзал на кровати и шумно выдохнул.

И ровно в этот самый момент дверь его в комнату распахнулась.

Пётр резко вскочил с кровати и в мгновение ока приготовился как драться, так и бежать. Ноги его были чуть присогнуты, а руки подняты в стандартном для тайского бокса положении. Лишь короткая мысленная команда отделяла Пьетро от того, чтобы незамедлительно начать действовать.

Но он её не давал.

Напротив, Пьетро заметно расслабился, едва понял, что среди вошедшего к нему десятка лиц была и Ванда. Она ловко выскочила из-за спины отца и прежде, чем кто-либо успел ей возразить, оказалась рядом с Пьетро.

— Ванда, — недовольно окликнул её отец, но в очередную ссору превращать это не стал. Он даже не потребовал от Пьетро отойти, ограничившись лишь крайней неодобрительным взглядом. — В этом нет необходимости, — сдержанно сказал он, сцепив за спиной руки. — Мы же обо всём договорились. Пьетро никто и ничто не угрожает.

Пётр аж слегка рот приоткрыл от неожиданности.

Отец назвал его по имени. Там, в комнате допроса, он и тени сомнения не показывал, что не видел в нём своего сына, а теперь вдруг такое. Это малость обескураживало и вместе с тем давало новый повод для беспокойства. Его отец никогда не славился тем, что легко мог поменять своё мнение о чём-либо. Что же такого произошло, пока Пьетро был заперт в своей комнате?

— Значит, ты мне веришь? — прямо спросил Пётр, стараясь говорить на чистом английском.

Проведённое в одиночестве время дало ему возможность попрактиковаться, хотя отделять в голове один язык от другого всё ещё было довольно нелегко. Всё же русский и румынский были для него родными, а на английском Пьетро был банально вынужден постоянно разговаривать в последние несколько лет.

— Есть неопровержимые доказательства, — ответил отец, одарив его пристальным взглядом своих тёмно-карих глаз. — Мы провели целый ряд тестов и все они подтверждают, что ты мой сын. Доктор Фоли клятвенно заверил меня, что ты не клон и не перевёртыш.

На этих словах вперёд выступил парень с отливающей золотом кожей и выглядевший заметно младше Пьетро. На вид ему было лет пятнадцать или около того. И если Пьетро и знал его раньше, то сейчас совершенно точно не помнил.

— Всё так, — сказал он почти по-детски высоким голосом. — Я тщательно изучил все переданные мне образцы и могу подтвердить, что вы именно тот, кем выглядите, сэр. И я понятия не имею, как это возможно, — добавил он с неуверенной улыбкой. — Я был тем, кто констатировал вашу смерть. Ваши клетки были мертвы и…

— Но сейчас-то он жив, — перебила Ванда. — И это самое важное, — добавила она, обхватывая ладонь Пьетро своей.

— Да, — кивнув, подтвердил доктор Фоли. — Но всё же нам нужно провести дополнительные исследования. Сделать полное сканирование тела, взять образцы костного мозга, а также хотелось бы…

Заметив, как на него начали смотреть остальные, доктор сам себя остановил, смущённо попросил прощения и отступил на полшага назад, вновь встав рядом с самой крупной фигурой в комнате. И уж её-то обладателя Пьетро помнил очень хорошо.

Виктор Крид.

Личный телохранитель отца, представлявший собой более чем двухметровую волосатую гору мышц с ярко выраженными звериными чертами во внешности. Он ехидно хмыкнул, обнажив на мгновение металлические зубы, и сложил на груди громадные руки, когти на которых так же имели хромированный блеск. Виктор смотрел на Петра так, будто хотел разорвать его прямо здесь и сейчас, но это, в целом, был его обычный взгляд. Он на всех глядел, как на потенциальную добычу. Пьетро это всегда нервировало и даже пугало, но вот Пётр видел в этом, скорее, провокацию. Ему не нравилось, когда на него так смотрели. Совсем.

— Доктор прав, нам ещё многое предстоит узнать, — снова взял слово отец. — Состояние твоего разума тоже оставляет ряд пока нерешённых вопросов, — заявил он, быстро скосив взгляд на Элизабет. — Поэтому, Пьетро, я запрещаю тебе покидать дворец, пока мы не выясним, как и почему ты вернулся из мёртвых. Также за тобой будет вестись круглосуточное наблюдение.

Дальше отец озвучил ещё несколько новых правил и обязательных ежедневных процедур, которые Пётр обязан был соблюдать в дальнейшем, но слушал их Пьетро лишь краем уха. Куда больше его внимания было обращено к лицу отца, его взгляду и мельчайшим проявлениям мимики. Пьетро силился понять, что же именно за всеми этими словами крылось. О чём его отец думал, узнав, что его сын восстал из мёртвых и что он сам его чуть не убил во второй раз. Сожалел ли он, радовался ли, или, быть может…

— А сейчас позволь доктору и его помощникам взять у тебя ещё крови для анализов, — закончил отец и Пьетро рефлекторно кивнул.

Он сел на кровать и, практически не шевелясь, дал доктору Фоли и трём женщинам в медицинских халатах и масках над ним посуетиться. И одной лишь кровью дело не ограничилось. У Пьетро также взяли образцы слюны, залезли ватными палочками в нос и уши, и даже срезали небольшую прядь волос. И всё это на глазах у Ванды, отца, Элизабет, Виктора, Джулиана и Сессили.

Было довольно неуютно.

Впрочем, долго дело не продлилось. Даже забор крови прошёл на удивление гладко, хотя Пьетро и до последнего не верил, что обычная игла сможет достать вену на его руке. Он ожидал, что она, скорее, погнётся, не сумев даже слегка оцарапать кожу, но доктор Фоли заверил его в обратном. Он коснулся пальцем нужного места с внутренней стороны локтя, и Пётр ощутил лёгкие мурашки. А затем игла, не причинив никакой боли, вошла внутрь, и колбочка за считанные секунды наполнилась тёмной кровью. Ровно как и две, пришедшие ей на смену.

Когда же доктор Фоли закончил, у Петра даже алой точки на руке не осталось, не говоря уже о кровотечении. Жгут был снят, игла вынута, а прокол мгновенно затянулся. И хоть раны на Пьетро и всегда заживали куда быстрее, нежели у обычных людей, это было неестественно даже для него. Вероятно, доктор Фоли с его собственной мутацией постарались. По крайней мере, никого из присутствовавших увиденное однозначно не удивило.

Завершив всё необходимое, доктор Фоли поблагодарил Пьетро за содействие и, получив разрешение от его отца, покинул комнату вместе со всеми своими помощницами.

— И что дальше? — спросил Пётр, поднимаясь на ноги. — Вы все собираетесь тут стоять и вести за мной «круглосуточное наблюдение»? — спародировал он отцовский тон на последней фразе.

И судя по тому, как прищурились у него глаза, отцу данный ход не очень-то понравился.

— Нет, — произнёс он демонстративно спокойным тоном. — Охрана будет стоять у входа. Если куда-то идёшь, они тебя сопровождают. И это не обсуждается, — добавил отец с лёгким нажимом. — Мы выясним, что с тобой произошло. А до тех пор, будь добр, соблюдать установленные правила.

Виктор издал приглушённый рычащий смешок, от которого Пётр инстинктивно напрягся всем телом.

— Хорошо, — ответил Пьетро после короткой заминки. — Как пожелаешь, отец.

— Ценю твоё понимание, — заявил отец и явно засобирался покинуть комнату. — Пойдём, Ванда. Твоему брату нужен отдых. Не будем ему мешать.

— Вы идите, отец, — твёрдо сказала Ванда, делая короткий шаг вперёд. — Я бы ещё хотела поговорить с Пьетро наедине.

Отец чуть нахмурился.

— Пойдём, Ванда, — повторил он несколько более строгим и раздражённым голосом. — У вас ещё будет время. Но сейчас Пьетро лучше побыть одному.

— Нет, — вмешался Пётр. — Если Ванда хочет остаться, то я не против. На самом деле, буду только рад.

Он мельком глянул на Ванду, на что она ему едва заметно кивнула.

— Магнус, я не думаю… — взяла слово Элизабет, но отец оборвал её, подняв левую руку.

— Будь по-вашему, — сказал он. — Мы оставим вас. Брэддок, позаботься, чтобы моим детям никто не мешал, — разворачиваясь, отдал он распоряжение. — Надеюсь, хоть с этой задачей ты справиться в состоянии.

И, не дожидаясь ответа, отец быстрым шагом покинул комнату. Виктор ушёл вместе с ним, а Элизабет, Джулиан и Сессили немного подзадержались. Последним двум Элизабет приказала всё так же стоять у дверей в покои Пьетро, пообещав заодно прислать им смену в полночь. Оба приказ покорно приняли и вышли в коридор.

— Простите за всё, что сегодня было, — попросила Элизабет прощения, когда остались только она, Ванда и Пьетро. — Мне, правда, очень жаль. Я не хотела проявить к вам неуважения.

— Не стоит, Элизабет, — мягко сказала Ванда, подойдя к ней ближе. — Вы лишь делали свою работу. Мы всё понимаем. Правда, Пьетро? — спросила она, обернувшись.

— Да, — малость неуверенно подтвердил Пётр. — Конечно. Никаких обид.

Он даже слегка улыбнулся, но умом понимал, что Элизабет, как телепат, могла безо всякого труда разгадать его ложь. На Пьетро напали, едва он проснулся, вырубили, буквально заковали в цепи и устроили ему ментальный допрос. И всё это с подачи и при непосредственном участии самой Элизабет. Такое сложно просто взять и простить. Особенно Петру, который в принципе крайне редко спускал кому-либо с рук агрессию в свою сторону.

Но Ванда стремилась всех примирить, и Пьетро искренне хотел её в этом поддержать. Тем более что именно её дипломатичность сегодня его от повторной смерти и уберегла.

— Благодарю, — ответила Элизабет. — Если вам что-нибудь понадобится, сразу говорите Джулиану и Сессили. Они позаботятся, чтобы всё исполнили.

— Тогда могу я попросить, чтобы нам с братом доставили сюда ужин? — поинтересовалась с улыбкой Ванда. — Мы оба уже давно ничего не ели. А зная Пьетро, уверена, что он и слона сейчас вмиг проглотит.

— Двух — и ни слоном меньше, — добавил в шутку Пьетро, отчего Ванда весело рассмеялась.

Элизабет заверила, что всё будет сделано в кротчайшие сроки, и, попрощавшись, их покинула. Ванда и Пьетро остались одни.

— Наконец-то, спокойствие, — с облегчением выдохнула Ванда.

— И не говори, — согласился Пьетро. — Сумбурный выдался денёк, ничего не скажешь. Даже страшно подумать, что будет дальше.

— Как ты? — спросила Ванда ровно то же самое, с чего начала их разговор и в допросной. Она действительно за него волновалось. — Ничего не болит?

— Я в порядке, — ответил Пьетро. — Правда. Не то чтобы в полном, но жить буду. Наверно.

— Не шути так, — нахмурилась Ванда.

— Прости, я не специально, — заверил Пьетро. — В голове всё ещё жуткий бардак и… Слушай, а тот парнишка — точно врач? — поинтересовался он, пытаясь перевести тему. — Что он со мной вообще сделал, когда брал кровь? Это было довольно странно.

Ванда очень пристально на него посмотрела, и в глазах её заплескалось новое, немного отличное от прежнего беспокойство.

— Так ты и правда не помнишь? — тихо спросила она. — Элизабет говорила мне, но… Как много ты забыл?

Пётр не ответил.

Не сразу, по крайней мере. Вопрос был простой, но вместе с тем и невероятно сложный. Требовалось немного времени, чтобы обдумать и сформулировать толковый ответ.

— Не знаю, я же не помню, — начал Пьетро с очередной шутки. Очевидно, настолько же неудачной, как и предыдущая. Ванде она уж точно не понравилась. — А если серьёзно, то я не столько забыл, сколько помню что-то другое, — продолжил Пётр. — Целую другую жизнь, если угодно. Хотя не целую, а, скорее, половину. Или… не знаю, это сложно, — признался он. — Я весь день пытаюсь разобраться, но пока выходит не очень.

Он отвернулся и в который уже раз за сегодня направился к окну.

— Я помню тебя, помню отца, помню Дженошу, — указал Пьетро на светящиеся внизу дома и улицы. — Но помню и другие вещи, — невольно перешёл Пётр на русский. — Помню, как рос без сестры, как никогда не знал своего отца, как…

Он отвернулся от окна и негромко выдохнул.

— Я смотрел наш альбом, — кивнул он на лежащую на кровати книгу. — Всматривался в каждую фотографию, пытаясь вспомнить, когда и где они были сделаны. С каким-то получилось, с другими не очень. Я понимаю, что не помню огромный пласт своей жизни, но… Не знаю… Это даже не кажется мне таким уж неправильным. Ведь нет дыр, есть куски… Разные и зачастую неподходящие друг другу, но они есть. Память есть. Просто… она будто бы моя и не моя одновременно.

Ванда села на кровать, взяла в руки альбом и начала медленно его листать.

— А что ты помнишь? — спросила она. — О себе и о… нас? — подняла она исполненный надежды и муки взгляд.

Пьетро снова не стал спешить с ответом. Он прокручивал в голове их общие воспоминания и делал это с такой скоростью, на какую способен был лишь только он.

— Помню наш дом в Румынии, — сказал он, медленно подходя к кровати. — Самый первый. Старый и покосившийся. Помню, как ругалась мама, когда мы с тобой залазили по дереву на его крышу. Постоянно твердила, насколько это опасно.

Пьетро сел рядом и взял в свои руки ладонь сестры.

— Помню переезды. Помню, как начали пробуждаться наши силы, — продолжил рассказывать он. — Ты подожгла яблоню просто потому, что не могла допрыгнуть до ветки.

— В неё ударила молния, — поправила Ванда.

— Но она же загорелась? — настоял на своём Пьетро, чем вызвал у неё поистине очаровательную улыбку.

— Я хотя бы не заставляла маму раз в две недели покупать очередную пару кроссовок, — сделала Ванда ответный ход.

— Это продолжалось всего пару месяцев, — сказал в своё оправдание Пьетро. — Я довольно быстро всему научился, в отличие от тебя.

— Действительно, у тебя же такая сложная в освоении мутация, — прокомментировала Ванда с неприкрытым, но крайне весёлым сарказмом.

— Сложнее, чем кажется, — не стушевался Пьетро.

Он продолжил рассказывать Ванде о том, что помнил из общей для них жизни и подытожил всё словами: «Я помню, что мы всегда были вместе». Это, казалось, её обрадовало, но вместе с тем Пьетро заметил и какую-то печаль. А ещё неуверенность и, возможно, страх?..

Сложно было сказать.

Но то, что произошло дальше, повергло его в куда большее недоумение.

Ванда глубоко вдохнула, будто собираясь с силами, а затем посмотрела Пьетро прямо в глаза.

— А это?.. — спросила она и, не закончив, резко подалась вперёд, чтобы поцеловать его в губы. — Это ты помнишь?