Мародёры: Три Тишины (гет)

8 сентября 1976 года

Полнолуние миновало без единой царапины. Трансформация прошла точно по плану; друзья были рядом. Странно, как быстро опасное становится привычным — и именно это тревожит.

Сириус проснулся раньше всех. Обычно он был последним — вылезал из-под одеяла лишь тогда, когда Джеймс громко зевал над тостами, а Римус закрывал утреннюю книгу. Сегодня же он поднялся сразу и, опершись плечом об оконную раму, смотрел, как туман медленно ползёт с крыши замка. Даже так, в его позе было что-то сдержанное, внутренне напряжённое.

Он застыл, наблюдая. Мысли ходили по кругу. Всё утро в голове звучали слова матери — чёткие, выверенные строки на чёрном пергаменте.

Он даже не сразу понял, когда конверт вновь оказался в его ладони. Тот самый, с фамильной печатью. Он читал его накануне. Теперь — снова. Как будто слова прожглись в подушку, в ладони, в кости.

«Не заставляй меня напоминать тебе о твоём долге вновь. Регулус получит аналогичные инструкции.

Вальбурга Блэк»

Пальцы дрожали — едва заметно. Не от страха — от ярости. От бессилия. От того, что её голос звучал внутри, даже когда он был за сотни миль от Гриммо.

За спиной кто-то зашевелился — Джеймс, пробурчал что-то и натянул одеяло на уши. Пусть спит. Говорить не хотелось. Ни с кем. Особенно сейчас.

Сириус бросил последний взгляд в окно, скомкал письмо и сунул в карман.

Утро в Большом зале текло своим чередом. Студенты завтракали, переговаривались, листали расписание. Одни ворчали на двойную Трансфигурацию, другие — на сырой комплект формы для квиддича. Всё казалось обыденным, шумным, живым.

Сириус сидел между Джеймсом и Римусом, вертел ложку и почти не слышал, о чём они говорят. Алиса напротив что-то шептала Лили, но, краем глаза, всё равно наблюдала за ним.

— …снова не спал… — голос Алисы тонул в гуле зала.

— …пока сам не захочет, — ответила Лили, и удар посуды о стол звякнул Сириусу по нервам.

Он не поднял головы. Чай в кружке Лили тихо взбулькнул — она отпила и поставила чашку на блюдце; Сириус почувствовал, как тёплый взгляд Алисы скользнул по щеке, будто спрашивая разрешения заговорить. Он сильнее сжал ложку: не сейчас.

В тот же миг в его тарелку опустилась сова.

Не газетная, не дружеская — домашняя: крупная, угольно-чёрная, с серебристыми глазами. Он узнал её сразу. Дыхание сбилось.

На лапке — второй конверт. Чёрный. С печатью.

Он взял его молча.

— Всё в порядке? — поинтересовалась Лили, но Алиса лишь тревожно посмотрела на Сириуса.

Ответа не последовало. Он кивнул, поднялся и ушёл к выходу. Джеймс было потянулся за ним, но Римус удержал приятеля за рукав:

— Пусть. Если что — сам скажет.

В холле Сириус остановился. Письмо будто горело в ладони, даже не развернутое. Он развернул его, перечитал. Слова будто въелись в кожу — невозможно забыть.

«24 декабря. Обручение.»

Он не кричал. Никого не звал. Просто вытащил палочку, зажал конверт двумя пальцами — словно змею за хвост.

— Incendio.

Пламя вспыхнуло. Бумага скрутилась в спираль и исчезла. Пепел рассыпался по мрамору. Взгляд Сириуса оставался спокойным, ледяным. Лишь внутри бушевала буря.

— Ну что, — раздался знакомый суховатый голос сбоку. — Утро начинается с фейерверков? Или просто решил добавить драмы в серый хогвартский день?

Сириус вздрогнул и резко обернулся, сразу узнав голос. Марлин Маккиннон стояла, прислонившись к стене, скрестив руки. Светлые кудри были слегка растрепаны после бега по замку, а в голубых глазах, прищурившихся с привычной усмешкой, читалось скорее раздраженное недоумение.

— Маккиннон, — выдохнул он, чуть расслабляя хватку на палочке. — Записываешь на донос Филчу?

— Иду на тренировку, Блэк. Запах гари привлек, — пожала она плечами, но ее взгляд скользнул по рассыпанному пеплу. — Хотя, судя по качеству пергамента и угрюмому виду адресата… семейное? Опять твоя восхитительная родня решила напомнить о своем существовании? — Ее тон был колким, но не злым. Скорее устало-саркастичным.

— Не твое дело, Марлин, — бросил Сириус, стараясь звучать ровно.

— О, прости великодушно, что потревожила твое благородное одиночество, — язвительно парировала она, делая шаг вперед. — Если ты устраиваешь поджоги, предупреди хотя бы Флитвика. Он бедняга — отмывает гобелены неделями. Или тебе плевать на проблемы профессоров, как и на волнение Алисы? — Она бросила взгляд в сторону Большого зала. — Видела бы ты ее лицо, когда эта черная туша совы к тебе приземлилась. Она чуть чай не пролила.

Сириус нахмурился. Упоминание Алисы задело.

— При чем тут Алиса? — спросил он резче, чем планировал.

— При том, что она не слепая, Блэк! — Марлин фыркнула, ее сарказм на секунду уступил место искреннему раздражению. — Она видит, что ты не спал, что ходишь как призрак, что вздрагиваешь от каждого шороха! И вместо того, чтобы поговорить с ней или хоть с Поттером, ты снова молчишь, сжигаешь письма и играешь в трагедию. А она из-за тебя с ума сходит. А ты… — Она резко взмахнула рукой, указывая на пепел и его напряженную позу. — ...ты только добавляешь ей поводов. Что там было на этот раз? Очередной ультиматум? Напоминание, что ты «позоришь род»? — Ее предположения были общими, но били близко к цели.

Сириус замер.

— Я разберусь, — пробормотал он, отводя взгляд. — Сам.

— Конечно разберешься, — ее голос снова стал сухим и колючим, но теперь в нем слышалась усталость. — Вечно ты все сам. Пока не взорвешься. Или не наделаешь глупостей. — Она развернулась к лестнице. — Ладно. Как знаешь. Хотя, честно? — Она оглянулась на него, и в ее взгляде мелькнуло что-то почти… сочувственное, быстро спрятанное под маской. — Подумай о ней, Сириус. Прекрати нести этот груз в одиночку. Это не делает тебя сильнее. Просто глупее. И больнее для тех, кому ты небезразличен. Особенно для тех, кого твоя «семья» может счесть… неподходящей компанией. — Последняя фраза была сказана тише, но четко.

И, не дожидаясь ответа, она зашагала по лестнице, ее кудри покачивались в такт шагам.

Сириус стоял, глядя ей вслед. Ярость улеглась, сменившись знакомой горечью и… стыдом. Ее слова, несмотря на колючую упаковку, попали точно в цель. Марлин была права. Он снова пытался спрятаться, отгородиться. И это причиняло боль Алисе. Колючий диалог будто остудил его ярость, как холодный компресс — резко, неприятно, но отрезвляюще. Сжав кулаки, он глубоко вдохнул и направился обратно в Зал — не только чтобы доесть завтрак, но и встретить этот самый теплый, тревожный взгляд, зная, что теперь ему придется говорить правду.

Алиса продолжала поглядывать на дверь. Когда Сириус сел рядом, она молча накрыла его руку своей. Он не отдёрнул.

Но взгляд скользнул дальше — к слизеринскому столу.

Регулус сидел ровно, лицо застыло в маске, а в руках был такой же конверт. Он разглядывал сургучную печать с тем же мраморным спокойствием, каким их мать произносила слово «долг». Ни одна черта его лица не выдала эмоций, однако Сириус уловил внезапное напряжение и встретил взгляд брата. Это был не отстранённый холод, а едва заметный внутренний вопрос, который Регулус тут же потушил, вернувшись к чтению.

Он — тоже в ловушке.

На мгновение Сириус почувствовал жалость. Но вторая волна гнева смыла её.

Регулус сделал свой выбор — добровольно.

Когда-то было иначе.

Он помнил лето — одно из тех, что слились в одно большое «до»: до школы, до разделения, до выбора. Тогда мир казался проще, а магия — почти домашней.

Регулусу было восемь, может, девять. Сириусу — десять. Они соорудили тайную базу в чулане под лестницей, где пыль ложилась на плечи, как мантия. Притащили подушки и плед с гербом дома, стащенный из гостиной. Запах старой древесины смешивался с ноткой зелий, что мать хранила этажом выше.

Регулус относился к игре серьёзно: подкрадывался на носочках, шептал пароли, морщил лоб и записывал задания в украденный у матери список для домовых эльфов. Чернильницу они прятали в банке из-под варенья, а вместо палочек использовали зачарованные Сириусом веточки с заднего двора.

— Командир Базилик докладывает: коридор чист, — шептал Регулус. — Миссия продолжается.

Сириус смеялся легко, по-настоящему. Брат был рядом, на той же стороне.

Порой их прерывал Кикимер, домовой эльф. Прищурившись, он фыркал:

— Миссис Блэк велела не ползать в пыли, мистер Сириус! Мистер Регулус! Кикимер не убирает в таких местах!

— Потому что это секретное убежище, — серьёзно отвечал Регулус. — Мы в осаде.

Иногда Кикимер приносил им по тайному приказу Сириуса яблоки или леденцы, однажды — старую карту Лондона, на которой Сириус нарисовал «вражеские базы». Они часами шептались и чертили планы.

Тогда мать ещё не смотрела на Сириуса с подозрением, а иногда даже улыбалась, если он играл с братом «как подобает». Позже началось другое: Регулус — «настоящий Блэк», Сириус — «сбивается с пути».

В чулане они были не её сыновьями, а просто мальчишками.

Теперь между ними лежало море. В нём — не только письмо матери, но годы молчания, гордости, обид. Больше нет ни карт, ни убежищ, ни кодовых фраз.

Сириус отвернулся.

Он почти физически чувствовал перемены. Регулус идёт туда, куда велят. Делает вид, что решает сам, но выбор уже сделан. Или будет сделан скоро.

Пожиратели.

Слово горчило на языке. Слышалось в каждом письме, каждом змеином шипении матери, каждом вежливом, отстранённом взгляде брата. Хотелось верить, что он ещё сомневается, что можно вытащить его, напомнить о чулане и командире Базилике… но магия детства трескается, как старая краска.

Что было игрой, стало реальностью. Теперь Регулус — на ином берегу. Этот берег — уже не спасение, а мишень.

Сириус ненавидел страх. Всегда. Теперь же ощущал его — тихий, цепкий: боязнь потерять не брата, а последние обрывки их прошлого.

Он перевёл дыхание, откинулся на спинку скамьи, поднял голову:

— Знаете что? — произнёс громко. Джеймс, Римус и Алиса разом повернулись. — Меня всё это достало. Политика, письма, осенний мрак. После матча устроим вечеринку.

Он глянул на Поттера; в голосе звучал вызов:

— Мы ведь выиграем, Поттер?

Джеймс расплылся в фирменной ухмылке:

— Даже не сомневайся.

Сириус впервые за день улыбнулся по-настоящему.

Позже, когда шум в зале стих, он подошёл к Алисе. Без слов: лишь взгляд — и она поняла. Они вышли в боковой коридор, где было тихо.

— Алис, — выдохнул он. — Я… чёрт. Не знаю, с чего начать.

Она не дала договорить: тёплыми ладонями сжала его руки.

— Знаю, — прошептала она. — Сириус, да пошли они…

Он притянул её к себе. Тепло и запах знакомых духов растопили ледяной ком в груди, но мысли не умолкли: письмо матери, взгляд Регулуса, родовой герб, клеймо внутри сердца.

— Они хотят обручить меня, — прошептал он в её волосы. — На Рождество. С Алектой. Будто я — товар, кусок фамилии. — Пальцы непроизвольно сжались. — Их «чистота крови» — тонкий слой эмали, скрывающий гниль. Если бы речь шла только обо мне — плевать. Но я уже чувствую, как их проклятья выстраиваются за моей спиной и метят в тебя. И это пугает сильнее всего.

Он отстранился, глядя ей в глаза. Там была тревога, но без тени отвращения.

Алиса крепко сжала его ладонь:

— Они зашли слишком далеко, Сириус. Это опасно. Ты не их заложник.

— Но ведь это… семья, — едва слышно. — Как можно отвернуться? От отца, от Регулуса… даже если они давно уже не со мной?

Она коснулась его щеки:

— Семья — не только те, кто дал тебе имя. Это те, кто ловит тебя, когда падаешь. Кто выбирает тебя, а не твою родословную. Свой выбор ты уже сделал. Джеймс, Римус, Питер… я. Мы — твоя семья. Мы здесь.

Сириус почувствовал, как внутри что-то медленно сдвигается. Без громких клятв — но мысль разорвать старые узы впервые перестала быть пугающей фантазией и стала возможностью.

Он обнял её крепко, лбом утыкаясь в плечо:

— Спасибо, — прошептал он. — За то, что здесь. За то, что помогаешь дышать.

Они стояли в тишине коридора. Письмо матери всё ещё тлело где-то на дне сознания, но поверх него пульсировало другое пламя — тёплое, живое. Пламя выбора.

За несколько часов до отбоя, когда камины в Гриффиндорской гостиной дотлевали, набрасывая рыжие отблески на диваны и ковры, в зале оставались лишь четверо у огня.

Сириус стоял, облокотившись о резной поручень, и вертел в пальцах тёмно-красный камешек с подоконника — единственное, что удерживало руки от дрожи. Он вздохнул, звук получился резким в тишине, и опустился на ближайшее кресло, лицом к друзьям. Тени от огня прыгали на его напряженных чертах.

— Парни, — начал он, голос был непривычно тихим, лишенным обычной бравады. Он избегал их взглядов, сосредоточившись на камне в руках. — Мне нужна минутка. Сегодня утром… пришло письмо. От матери.

Он вытащил из кармана не целый конверт, а лишь обугленный, смятый уголок пергамента — все, что осталось после Incendio. Он бросил его на низкий столик между ними, словно это была гадюка.

— Рождество, — произнёс Сириус отрывисто. — Официальное. Обручение. С Кэрроу. Печати, подписи… весь этот их проклятый цирк.

Джеймс замер на мгновение, его лицо сначала отразило непонимание, а затем исказилось чистой яростью.

— Они что, с ума сошли?! — Джеймс резко вскочил. — Сириус, ты — не имущество! Алекто?!

Сириус усмехнулся, но в звуке не было ни капли веселья.

— По их меркам, Джеймс, я вещь. Фамильная реликвия. Сохранность и чистота которой — превыше всего.

Римус не вскочил, но его спина выпрямилась, а взгляд стал острым, аналитическим. Он медленно сложил ладони «домиком», взвешивая каждое слово.

— Ситуация тяжелая, Сириус, но не безвыходная. У нас фактически две задачи, — начал он методично. — Первая: сорвать саму церемонию обручения. Это относительно очевидно. Вторая, и куда более сложная: лишить Вальбургу Блэк возможности играть по ее правилам и навязывать тебе этот брак в будущем. Ее давление не прекратится после одного отказа.

Питер, сидевший съежившись в кресле, поднял на Сириуса испуганный взгляд. Он нервно перебирал край мантии.

— Э-э-э… — он начал запинаясь, — А е-если… объявить фиктивную помолвку? С кем-нибудь… ну… — он покраснел и говорил все тише, — «достаточно чистокровным»? Чтобы мать… ну… не смогла просто так оспорить? Хотя бы на время?

Джеймс фыркнул, но без настоящей злости, скорее с долей усталого понимания.

— Хвост, это же не школьный спектакль, где роли раздают. Хотя… — он бросил быстрый взгляд на Сириуса, — если бы это сработало… Но нет. Моя семья, конечно, юристов наймет, документы подготовит, но твоя мать, Сириус, она же как бульдог! Она будет грызть эту кость до конца. Это даст лишь отсрочку, и то — сомнительную.

Римус кивнул в знак согласия с Джеймсом.

— Именно. Фиктивная помолвка — шаг рискованный и, скорее всего, временный. Нам нужно что-то более… окончательное. Что-то, что подорвет ее позиции по их же правилам. — Он сделал паузу, его взгляд задержался на Сириусе. Сириус наконец поднял голову, в его глазах читалась усталая безнадега, смешанная с вопросом.

— Андромеда, — Римус произнёс имя, словно вытаскивая карту из старой колоды. — Она — ключ.

Сириус нахмурился.

— Меда? Почему?

— Она тоже Блэк, — продолжал Римус спокойно, но настойчиво. — И она порвала с семьей. Нарушила их планы. Вышла за Теда Тонкса. Она знает, — Римус подчеркнул слово, — знает изнутри все их уловки, все их «древние клятвы» и фамильное давление. Лучше нее никто не подскажет, как найти лазейку в их собственной системе, как обойти эти правила на их же языке. Она уже прошла этот путь.

Молчание повисло в воздухе. Идея, как свежий ветер, проникла в удушливую атмосферу. Сириус откинулся на спинку кресла, выражение безнадеги сменилось сосредоточенной задумчивостью. В его глазах мелькнула искра — еще не надежды, но интереса, возможности.

— Я… — он начал медленно, — не видел Меду с тех пор, как мать сожгла ее лицо с гобелена. Давно. — Он сделал глубокий вдох. — Но… Да. Андромеда… она знает, как освободиться. Знает цену. Может… может, она и правда знает, как им заткнуть глотку их же правилами.

Джеймс резко встал, его предыдущая ярость сменилась решимостью. Он подошел к Сириусу и хлопнул его по плечу — жест был твердым, ободряющим.

— Вот и план начинает вырисовываться! После матча — первым делом ко мне. Отец поможет! Разберется с бумагами, прикроет юридически — у него связи. А потом — ищем Андромеду. У Тонксов дом под Кендалом, говоришь? Найдем.

Смех, нервный, но искренний, сорвался у Сириуса. Он встал, ощущая, как тяжесть на плечах чуть-чуть ослабла.

Римус поднялся следом. Он поднял свою забытую кружку с остывшим какао, глядя прямо на Сириуса. В его глазах читалась непоколебимая поддержка.

— Главное, Сириус — ты не один. Ты делаешь шаг сам. А мы будем рядом. На каждом этапе. Договор?

Джеймс тут же протянул руку, ладонью вниз. Римус положил свою поверх. Питер, после секундного колебания, осторожно добавил свою. Все взгляды устремились на Сириуса. Он смотрел на их руки, на лица друзей, освещенные огнем камина. Горечь и ярость уступали место другому чувству — хрупкому, но сильному. Он резко выдохнул, усмехнулся уже почти по-старому и шлепнул свою ладонь поверх всех.

— Договор.

Четыре ладони крепко сжались в едином кулаке на мгновение. Тени на стенах замерли, будто став свидетелями клятвы.

— Ну что, — Джеймс кашлянул в кулак, — но вечеринка после матча всё ещё в силе, так ведь?

Сириус хмыкнул:

— Теперь она обязательна. С огненным виски и пирожками.

Питер хихикнул, а Римус только покачал головой:

— Только без пожара в этот раз.

Туман окутывал озеро, ночь медленно уходила. У камина догорали угли. А в груди Сириуса — впервые за весь день — становилось тихо.