Проклятие крови Малфой (гет)

Идея созревала в ней медленно, как яд. Мысль о том, чтобы просить помощи, казалась признанием поражения, но продолжать нести этот груз в одиночку было выше её сил. После той ночи, когда Люциус изучал её тело как объект, она поняла — время истекает.

За завтраком она подняла глаза через стол.

—Мне нужны ингредиенты, — сказала она, и голос её звучал хрипло от непривычки говорить что-то, что не было ответом на его вопросы. — Для восстановительных зелий. То, что есть в поместье, не подходит. Мне нужно посетить аптеку в Косом Переулке. И… заехать к матери. У неё есть доступ к редким компонентам.

Люциус отложил нож. Его взгляд был тяжёлым и оценивающим.

—К Снейпам? — произнёс он, и в его голосе не было удивления, лишь холодная аналитика. — Столь внезапная потребность в попечении матери?

— Столь же внезапная, как и необходимость в «восстановительных зельях», — парировала она, не опуская глаз. — После твоего… гостеприимства в Красной комнате.

Он изучал её несколько секунд, его пальцы медленно барабанили по столу. Он знал, что это вызов. И он знал, что отказ будет выглядеть слабостью.

—Конечно, — наконец произнёс он. — Ты не узница. Пока. Добби сопроводит тебя. И проследит, чтобы ты ни в чём не нуждалась.

Это не была забота. Это был надзор. Она это поняла, когда домовой эльф, дрожащий и несчастный, появился у её ног с щелчком. Люциус отпускал её, но не выпускал из поля зрения.

Дорога в поместье Снейпов была мучительной. Каждый поворот, каждое дерево за окном кареты казались ей потенциальными глазами Люциуса. Она чувствовала незримую нить, протянутую от него к ней, и знала, что любое её слово, любой жест будут немедленно доложены.

Лили встретила её в дверях. Её лицо, обычно озарённое светом любопытства исследователя, помрачнело при виде дочери. Она увидела не просто бледность — она увидела глубину опустошения в её глазах.

— Мама, — выдохнула Розалин, и её голос дрогнул.

Лили, не говоря ни слова, взяла её за руку и повела вглубь дома, в свою личную лабораторию — святилище, пахнущее полынью, порошком драконьего корня и безопасностью. Дверь закрылась с тихим щелчком.

И тогда Розалин сломалась. Слова хлынули из неё, бессвязные, полные боли и стыда. Она рассказывала всё: о подмене зелья, о ночах с Драко, которые были не предательством, а попыткой выжить. О Красной комнате. О намёках Люциуса. О том, как он пришёл к ней ночью не как муж, а как тюремный надзиратель, выискивающий признаки того, что её тело больше не принадлежит ей.

Лили слушала, не перебивая. Её лицо прошло через три стадии.

Ярость.Её зелёные глаза вспыхнули таким огнём, что, казалось, воздух вокруг затрещал от магии.

—Я убью его, — прошипела она, и это не было метафорой. В её голосе звучала сталь, отточенная годами войны. — Я превращу его внутренности в прах и развею по ветру.

Боль. Гнев схлынул, обнажив бездонное горе. Слёзы покатились по её щекам, и она схватила дочь в объятия, прижимая так сильно, будто пыталась вдавить обратно всё вытекшее из неё счастье.

—Моя девочка… Моя бедная, бедная девочка…

Решимость. Она отстранилась, вытерла слёзы тыльной стороной ладони. В её взгляде зажёгся знакомый огонёк — огонёк руководителя исследовательского отдела Св. Мунго, который видел самые тёмные стороны магии и находил способы с ними бороться.

—Хватит слёз, — сказала она твёрдо. — Теперь — диагноз. Сядь.

Лили быстрыми, отточенными движениями провела палочкой над её животом. Воздух немедленно отозвался ярким золотистым свечением, а её свободная рука выписывала в нём вспомогательные руны, ускоряя и усиливая диагностику. Розалин замерла, сердце её бешено колотилось.

Свет погас. Лили подняла на неё взгляд, её лицо было серьёзным.

—Пять недель, — тихо произнесла она.

Тишина, повисшая между ними, была густой и тяжёлой. Пять недель. Это был тот самый период, когда у неё были связи и с Люциусом, и с Драко. Проклятая неопределённость была запечатана в ней самой.

— Есть ритуал, — нарушила молчание Лили. — Древний. Он определяет не отца, а принадлежность к роду. Он покажет, является ли ребёнок продолжателем крови Малфоев.

— Но это ничего не даст! — воскликнула Розали. — Они оба Малфои!

— Именно, — кивнула Лили. — Их родовая магия идентична. Ритуал не различит отца и сына. Он лишь подтвердит, что ребёнок — Малфой. А что касается магловских методов… — она горько усмехнулась. — ДНК-тест? Он бесполезен. Магическая кровь не подчиняется законам магловской биологии. Родовая магия искажает любые попытки простого генетического анализа. Наши предки позаботились о том, чтобы чистоту крови нельзя было проверить с помощью пробирок. Только магия может читать магию. И эта магия даёт нам лишь половину правды.

В этот самый момент, в своём кабинете в Малфой-мэноре, Люциус вставал из-за стола. Он подошёл к окну, глядя на потемневшее небо.

«Она у Снейпов, — его мысли были острыми, как лезвие. — Что она им там лепечет? Рисует меня монстром? Плачет о своей судьбе? Или… они уже строят планы? Думают, как оспорить мои права на ребёнка, если он окажется… его?»

Ярость, старая и новая, подступала к горлу. Предательство. Двойное предательство. Его молодая жена и его собственный сын. Под самым его носом. Он сжал кулаки, костяшки пальцев побелели.

«Как она посмела? После того, что он с ней сделал… после того апрельского вечера. Разве она забыла? Или… — его разум, отточенный в интригах, нащупал новую, ещё более горькую мысль. — Или это прощение? Она простила его. Этого жалкого, слабого щенка, который был орудием в его унижении. И в этом прощении… она отдала ему то, что должно было принадлежать только мне. Она позволила ему коснуться её не как палачу, а как любовнику. И в этом — её величайшее предательство».

Он резко развернулся и швырнул в камин хрустальный бокал. Стекло разлетелось с удовлетворяющим звоном. Он не мог допустить, чтобы Снейпы что-либо замышляли. Он должен был вернуть контроль. Над ней. Над ситуацией. Над своим наследником.

А в лаборатории Снейпов Лили смотрела на дочь, и в её глазах горел огонь решимости.

—Ритуал ничего не даст, но он должен быть проведён. Чтобы мы знали наверняка, с чем имеем дело. А пока… — она взяла руки дочери в свои. — Ты останешься здесь. Сегодня ночью. Я не отпущу тебя обратно в этот ад.

Но Розалин медленно покачала головой, и в её глазах, впервые за долгое время, вспыхнула искра её собственной воли.

—Нет, мама. Если я не вернусь, он поймёт. И его месть будет страшной. Для всех нас. Я должна играть по его правилам. Пока у нас нет своего козыря.

Она поднялась, её ноги всё ещё дрожали, но спина была прямой. Она шла на возвращение в ад, но теперь не одна. И в этом был крошечный, хрупкий росток надежды.