Ничто не вечно (гет)

— Гарри! — Джинни поймала Поттера, когда тот спускался по лестнице в гостиную Гриффиндора. — Надо срочно поговорить!

— Что, так уж срочно? А подождать это не может? — парню не хотелось портить себе настроение, но увидев гневный взгляд подруги, он покорно поплёлся за ней в темный угол.

— Похоже, её ситуация ещё больше ухудшилась, — шепотом сказала рыжеволосая после того, как тщательно осмотрела место разговора на предмет лишних ушей.

— Чья?

— Вот, скажи мне, ты же вроде с утра соображал, а уже 2 часа дня. Чего тормозишь? — нервы девушки опасно натянулись. После очередного ночного кошмара Гермиона ещё три часа не могла заснуть, а оставлять человека в таком состоянии одного гриффиндорка попросту не могла — факультет не позволял.

— А разве могло быть хуже? По-моему, самое плохое с ней уже было…

— Как оказалось — нет. Всё началось где-то…

Двадцать минут безостановочного монолога пролетели незаметно. Джинни рассказала парню все подробности минувшей ночи, вплоть до цвета ночной рубашки Грейнджер. И, по правде сказать, реакция Поттера её немного взволновала. Вернее отсутствие реакции: парень всё время стоял неподвижно, не проронил ни одного слова, а когда рассказ, наконец, закончился, вообще ушёл в себя и о чём-то очень долго думал.

— Поттер, блин! — девушка потеряла остатки терпения. — Ты будешь что-нибудь предпринимать или нет? Она же твоя подруга!

— Как я ей могу помочь, если даже не знаю, что с ней, — в один миг лицо Гарри будто превратилось в каменное лицо статуи, которую, казалось, не волновало ничего на свете, даже плачевное состояние лучшей подруги. — К тому же, Гермиона сама прекратила с нами любые виды контактов и пресекала любые наши попытки с ней поговорить. Так о какой помощи ты можешь говорить?

— Но, Гарри… это же Гермиона, — ещё недавно в душе рыжеволосой шестикурсницы бушевали и злость, и тревога, и опасение, и даже немного страха, но от услышанного всё испарилось, освободив место для разочарования.

— Она — самая талантливая и способная студентка в Хогвартсе. Что бы с ней ни случилось, я уверен — она справится.

Посчитав, что вопрос можно считать исчерпанным, Поттер развернулся и, прихватив с собой Невилла, направился на обед. Оставшись в полном недоумении, Джинни уже хотела вернуться в комнату, но вдруг передумала. Не то, чтобы слова Гарри её убедили, просто она резко почувствовала полное спокойствие за дальнейшее состояние своей подруги. А зря… Три ночи кошмаров, три ночи непрекращающихся пыток, три ночи унижений и оскорблений… О каком нормальном состоянии человека здесь вообще могла идти речь? Терпеть всё это и так мучительно больно, а осознавать, что ещё через три дня ты умрёшь — просто невыносимо. Понимаешь — менять что-либо уже поздно, осознаёшь — итог неизбежен, и вот ты уже становишься похожа на бесформенное желе, только в отличие от этого разноцветного продукта, ты — серая и никому не нужная. Гермиона всё это прекрасно понимала, только каждый раз боялась ложиться спать — вдруг ещё одну порцию пыток она не переживёт? Как бы там ни было, ещё трижды лечь в постель, а на четвертый уже с неё не встать. Но смерть в собственной постели уже не пугала девушку, ей было важно, чтобы соседки ничего не услышали. А кто может услышать: в воскресенье уже Рождество, все разъедутся домой, а когда приедут — даже не заметят, что одна постель пуста.

Странно ещё и то, что преподаватели абсолютно не обращали внимания на отсутствие Грейнджер у себя на уроках: им, видимо, доставляло удовольствие ощущать себя настоящим учителем, когда под носом нет гриффиндорской всезнайки и её постоянно поднятой руки. Ни Макгонагалл, ни преподаватель по Древним рунам, ни даже… девушка сама испугалась мысли о Снейпе. Казалось, в последние несколько ночей он постоянно мелькал в её снах, но даже всякие предположения относительно этого мужчины девушка отметала: он не мог подходить под критерии проклятья, в противном случае Малфой бы это знал. Только он и Маглаффен — два чокнутых слизеринца, которым захотелось поиграть в неудержимых кобелей. Однако сейчас самые тяжелые воспоминания принесли свою, хоть и небольшую, пользу: они напомнили о том, что у гриффиндорки предпоследняя отработка в кабинете Зельеварения. И на неё точно нужно явиться, иначе смерть и вправду будет преждевременной.

Шагая по вечернему Хогвартсу, семикурсница стала как-то внимательнее всматриваться в проходящих мимо студентов, привидений, даже некоторые преподаватели стали вызывать у девушки внутреннее восхищение.

«Может, это ещё одна стадия проклятья? — подумала Грейнджер. — Ведь я раньше их всех не замечала. Может, я действительно была так занята чтением книг, что не видела мира вокруг? Эммм… нет! Это, скорее всего, предсмертный синдром.»

И, так как времени на то, чтобы осматривать все ранее не знаковые вещи и людей, уже не оставалось, девушка поспешила в подземелье. Но, опять засмотревшись на предметы раньше для неё не существовавшие, врезалась в человека. Хорошо ещё, что не упала.

— Гермиона, ты в порядке?

— Гарри? — удивительная встреча: шесть часов вечера, подземелье и рядом с кабинетом Снейпа. — Что ты здесь делаешь?

— Я могу задать тебе тот же вопрос, — спокойно ответил парень.

— Ну, я вообще-то иду отрабатывать наказание. Уже вторую неделю как.

— А ты уверена, что сегодня ты в состоянии для этой пытки? Судя по тому, что мне рассказывала Джинни, ты не в той форме, чтобы оставаться наедине со Снейпом.

— Ты же прекрасно знаешь, как он реагирует на отсутствие на отработках! И ты мне так и не ответил.

— Ах, это. Я у него тоже наказание отрабатывал.

— Что-то я не помню, чтобы профессор в последнее время на тебе сильно отрывался, — девушка подозрительно смотрела на своего однокурсника — слишком уж он был спокоен.

— Если быть честным, то я тебя и на некоторых уроках не видел, это во-первых. А во-вторых, Филч, зараза, заметил нас с Роном, когда мы хотели втихаря полакомиться на кухне. Рона он забрал себе, а меня к Снейпу отправил, для остроты ощущений. Я надеюсь, ты теперь-то перестанешь на меня пялиться, как на врага народа?

Только сейчас девушка поняла, что стоит практически лицом к лицу с Гарри и отчаянно пытается высмотреть в его выражении лица какую-нибудь фальшь. Поняв всю абсурдность ситуации, она отошла в сторону, и Поттер, как ни в чем не бывало, поплёлся в сторону Башни Гриффиндора.

Постучав несколько раз в двери кабинета Зельеварения, Гермиона с удивлением поняла, что дверь была заперта. Довольно странно, учитывая тот факт, что из неё только что выходили. Но, тем не менее, отработку никто не отменял, поэтому девушка ещё раз уверенно постучала. И в этот раз никто не ответил.

«Хммм… Не мог же Снейп забыть про наказание. На него это не похоже».

И как по волшебству дверь резко открылась, а на девушку уставились черные глаза профессора Зельеварения.

— Мисс Грейнджер, только одни вопрос: что вы здесь делаете? — сухой голос, язвительные замечания и холодный взгляд — никогда не меняющиеся черты Снейпа.

— Ну, я на отработку пришла, — переступая с ноги на ногу, ответила девушка.

— Я знаю. Так скажите мне, вы что, не могли за десять минут войти? Или вы специально ждали, пока я для вас открою дверь?

— Десять?

— Да, Мисс Грейнджер, десять минут.

— Ой, извините, пожалуйста. Наверное, сил не хватило, — в какой-то мере так оно и было: ночные приключения настолько ослабили организм юной гриффиндорки, что открывание двери теперь для неё было чем-то вроде подвига.

Спрашивать о предмете полировки не требовалось: котлы на том же месте, в том же количестве. Только одно изменилось — время наказания уменьшилось.

* * *

Ранним утром Гермиона проснулась и поняла, что сегодня уже суббота. Как говорится, перед смертью всегда становится легче, поэтому девушке впервые за эту неделю удалось уснуть. Даже пыточные сны были не такими мучительными, как в первые дни. Да и по сравнению с тем, что она делала каждый день, ночные приключения можно было назвать тихим часом. Сдача контрольных тестов, объяснения первокурсникам дороги к поезду, чтобы уехать на Рождество, ежедневное патрулирование — любовные парочки находили всё более изощренные места для свиданий — и ещё целая куча абсолютно никому не нужных дел. Но, раз она — гриффиндорская староста, выбора нет — если сказано, нужно сделать. И по мере того, как пустели столы всех четырёх факультетов в Большом Зале, ухудшалось и настроение Гермионы.

«Всё-таки не хочется умирать в одиночестве, — вздохнула девушка, проходя мимо покрытых снегом скамеек. — Я даже согласна на гневные взгляды Рона и Гарри и вздохи Джинни, лишь бы скрасить хоть как-то свою кончину».

В голове девушки вертелись случайные картины встреч, давно забытые лица, вспоминались разговоры с друзьями и решения, которые они принимали, чтобы выбраться из передряг. Прокручивая всё это раз за разом, гриффиндорка вдруг поняла, что всё это ей было не нужно, что это абсолютно не её. Все прожитые годы стали каким-то потерянным временем, ушедшим в никуда за какой-то миг, и вряд ли можно было воспользоваться маховиком времени, чтобы всё вернуть. Изменить те нечаянно сказанные слова, когда она вошла в купе к двум практикующим волшебство мальчикам, которые явно просто друг перед другом красовались. Если бы не жаба Невилла, Гермиона Грейнджер могла бы сражаться за совсем другую сторону или не сражаться вообще. Нет, она не винила Поттера в том, что он — Мальчик-который-выжил, просто было жалко неиспользованной силы и интеллекта, который мог бы пригодиться в другом деле. В каком именно, уже не было столь важно, но осознание такой возможности сводит на нет прожитые мгновения.

Часы над главным входом в Хогвартс пробили шесть вечера. Сегодня должна была состояться последняя отработка в кабинете Зельеварения. Но разве она настолько важна, чтобы променять последние минуты жизни на неё? Поэтому девушка только спокойно посмотрела в сторону подземелий, развернулась и пошла в сторону гостиной своего факультета: последний этап проклятья должен был начаться с минуты на минуту, и не очень хотелось привлекать к себе лишнее внимание.

Проходя мимо Большого зала, Грейнджер заметила двух парней, которые очень эмоционально выясняли между собой отношения. Догадаться было не сложно — это были Малфой и Маглаффен. Наверное, каждый из них думал, что Гермиона выберет его, но они и представить не могли, что она выберет смерть. Поэтому, демонстративно пройдя мимо слизеринцев, девушка отправилась к себе. Стоя перед лестничной развилкой, гриффиндорка уже предвкушала последний подъем, даже возникло желание заблудиться, как вдруг от боли в затылке резко помутнело в глазах, в ушах заиграл симфонический оркестр, а тело сразу же оказалось на каменном полу.

Как только сознание вернулось в девичье тело, сразу захотелось, чтобы оно опять ушло — кроме ужасной головной боли Гермиона больше ничего не чувствовала. Создалось впечатление, будто вместо черепа — две музыкальные тарелки, которые раз ударили и забыли остановить. Но любая вибрация проходит, и в голове девушки тоже постепенно стало проясняться. Однако с тем, чтобы открыть глаза, возникли проблемы.

«Наверное, я ещё не совсем отошла, — подумала про себя Гермиона. — И, скорее всего, на затылке будет шишка».

Повернув голову в сторону правой руки, девушка вдруг осознала, что не может дотянуться до ушибленного места. Всё помутнение как рукой сняло, и сразу же стало понятно, что глаза не могут открыться из-за того, что они были чем-то завязаны, скорее всего, тем же материалом, что и руки. Паника возникла моментально: мало того, что нужно было умирать через несколько часов, так она ещё и находилась непонятно где, в привязанном к кровати состоянии. То, что Грейнджер действительно находилась на кровати, определить было несложно — слишком уж мягко лежалось. К сожалению, определить того, кто её сюда принёс, оказалось намного труднее.

— Эй, здесь есть кто-нибудь? — спросила гриффиндорка у воображаемого человека. Но ответа она не услышала. Вместо этого ощутила легкое прикосновение к левому запястью. — Кто ты? Зачем ты меня сюда притащил? Отпусти меня немедленно!

Сделав попытку освободиться, девушка поняла, что будет легче сломать себе самой руку, поэтому только продолжала задавать вопросы, постепенно повышая тональность. Но чем больше слов было сказано, тем меньше оставалось надежды на то, чтобы услышать хоть несколько слов в ответ от мистера Икс.

— Ты мне скажешь, кто ты? — прошептала Гермиона.

Вместо ответа, она почувствовала два уверенных прикосновения к правому запястью.

— Это значит «нет», да?

Одно прикосновение.

— Хоть теперь я понимаю, что ты — не плод моего воображения, а живой человек. Хотя было бы лучше, если бы ты был привидением, — обдумывая ещё один список вопросов, на которые можно было дать однозначный ответ, с губ девушки невольно сорвались еле слышные слова:

— Неужели мне было нужно оказаться здесь именно сейчас?

Она была готова уже задать другой вопрос, как почувствовала не такое уверенное, но нежное прикосновение.

— Ты хоть представляешь, что со мной скоро должно случиться? — ни за что в жизни Грейнджер не позволила бы себе расплакаться, но почему-то именно сейчас все её чувства выплёскивались наружу с очередной прозрачной слезинкой. — Неужели тебе так необходимо моё присутствие?

Одно прикосновение.

— Зачем? Для меня уже всё кончено! Чем ты мне уже сможешь помочь?

Тут она ощутила, как рукав её блузки аккуратно отодвинулся, и кожу на правой руке обожгло тепло ладони незнакомца. Он медленно провел рукой вдоль всей татуировки от наложенного проклятья, давая тем самым понять, что ему обо всём известно.

— Отпусти меня, — судя по внутреннему состоянию, девушка была на грани истерики. — Пожалуйста. Для меня уже всё решено. Я выбрала смерть… Позволь мне уйти.

Два резких прикосновения.

— Пожалуйста. Я и так никому не нужна! Мою смерть даже никто не заметит… Так будет лучше для…

Но договорить гриффиндорка не успела: мужская рука легла на её губы, препятствуя произнесению даже звука. Так продолжалось несколько секунд, пока неизвестный точно не убедился в том, что подобных слов сегодня больше сказано не будет. Но, к сожалению, это не могло прекратить слёзы семикурсницы.

— Господи, скорее бы всё это уже закончилось. Я уже не…

Мощный Круциатус вонзился тысячами иголок в каждую клеточку девичьего тела. Проклятье рвало на части внутренности, заставляло кости трескаться, а мышцы лопались от усилившегося давления. Грейнджер орала, только вот от боли или от горя? В общем, тогда это было уже не столь важно. Минуты длилась словно год, а тело ещё несколько минут дергалось от полученных увечий. Жадно хватая воздух губами, девушка внезапно ощутила прикосновение чего-то холодного. Это оказалась чаша, наполненная каким-то зельем. Знания в области зельеварения помогли — это оказалось Заживляющее Зелье, которое вмиг исчезло на губах девушки. Сразу полегчало.

— Зачем ты это сделал?

Снова аккуратные поглаживания отметины на правой руке.

— Значит, время скоро придёт, — будто ставя точку на всей своей жизни, произнесла Гермиона.

Одно прикосновение.

— Уйди, мне так будет легче!

Два более настойчивых прикосновения.

— Ты ничем не можешь мне помочь.

Снова приступ Круциатуса, только в этот раз более сильный. И тут девушка почувствовала мягкость губ незнакомца на татуированной коже. Боль прекратилась.

— Ты подходишь под критерии проклятья? — вопрос прозвучал сам собой.

Одно прикосновение.

— Ты мне сам не скажешь, кто ты?

Два прикосновения.

— Тогда сделай для меня услугу… убей меня.

Снова два прикосновения.

— Сделай так, чтобы я больше не чувствовала этой боли, пожалуйста.

Кровать с правой стороны девушки прогнулась — незнакомец сел возле неё и стал вырисовывать вопросительный знак на всё том же левом запястье.

— Да, я хочу, чтобы ты избавил меня от боли… Убе…, — и в этот раз Грейнджер не смогла закончить, только на сей раз ей помешала не рука незнакомца, а его губы. Сначала легкий, потом настойчивый, а затем страстный поцелуй заставил девушку нервно заёрзать на кровати. Когда ей всё-таки удалось прервать поцелуй, то в воздухе снова прозвучал вопрос:

— Зачем ты это делаешь?

Легкое поглаживание татуировки.

— Отпусти меня.

Два прикосновения к запястью.

— Ты сделаешь мне больно? — вся выдержка, бойкость и надежда гриффиндорки рухнули, как только слова сорвались с губ девушки. Это означало одно: она сдалась, и намного быстрее, чем планировала. И вновь два нежных прикосновения кончиками пальцев к нежной коже на запястье, после чего эта же рука ласково стерла с щек слёзы молодой девушки. Губы девушки снова ощутили мягкость губ таинственного незнакомца. Поцелуй был очень нежным, будто он не хотел спугнуть это нервно дрожащее тело. Хотя даже при большом желании она не могла убежать: наложенное заклинание Связывания не позволили бы ей даже на 15 сантиметров привстать с кровати. Гермиона не видела своего оппонента, и даже его губы не могли рассказать о нём хотя бы малость. В принципе, если учесть тот факт, что Грейнджер сама, будучи полностью сломленной, согласилась на избавление от проклятья, выяснять, кто он, уже не было смысла. Поэтому осталось только попытаться расслабиться.

Но попытки не увенчивались успехом. С каждым новым прикосновением, с каждым новым поцелуем, девушка всё больше вздрагивала и пыталась отстраниться от незнакомца. Видимо, у него было большое терпение, так как он каждый раз начинал с места прерывания контакта. Особенно тяжело пришлось ему, когда попытка коснуться груди девушки чуть не обернулась переломом руки, так сильно она дернулась. Но это ничуть не остановило избавителя: заполучив в свои владения губы юной девственницы, он заставил её застонать от удовольствия, в то время как остроту ощущений прибавляли умело обустроившиеся на нетронутых холмиках руки. В доказательство первой маленькой победы, к рукам присоединились губы, и вот шустрый язычок уже вырисовывал незамысловатые узоры то на правой груди, то на левой. Постепенно Гермиона привыкла к новым действиям со стороны неизвестного, ей даже удалось расслабиться, но полная сосредоточенность вернулась, как только теплая рука легла на самое интимное место на теле молодой девушки. Несколько сильных толчков не помешали представителю сильной половины человечества продолжить легкие ухаживания за столь деликатной зоной. Умелые пальчики то заползали под ткань трусиков, то совсем легонько гладили поверх тонкой ткани.

— Хватит, прекрати! — взмолилась Грейнджер: страх предстоящего полового акта взял верх. Но девушку напугало полное отсутствие скрывающей ткани на своей промежности. Мужская рука спокойно дотронулась до вздрагивающей девичьей плоти, и в том, что перед ним лежит самая настоящая девственница, у неизвестного не осталось никаких сомнений. Своими прикосновениями, абсолютно нежными и аккуратными, он пытался успокоить семикурсницу, дать ей понять, что всё будет в порядке, но она отчаянно не хотела расслабляться. Его губы вновь захватили в плен дрожащие от страха губы гриффиндорки, а руки стали гладить щеки, шею, волосы, призывая к доверию. От продолжительных нежных ласк Гермиона стала понемногу успокаиваться, но всё ещё периодически вздрагивала, когда поцелуи спускались всё ниже и ниже. Если бы не державшая ноги девушки ткань, то как минимум нос у незнакомца был бы сломан в ту же секунду, как его язык коснулся нетронутого плода юной девушки. Теперь его руки гладили внутренние стороны бёдер, ягодицы, так как дотянуться до волос и шеи было физически невозможно: язык был занят исследованием каждой потаенной складочки вздрагивающей девственницы. Только в этот раз она вздрагивала от нарастающей волны возбуждения, скапливающейся в нижней части живота и готовое в любую секунду вырваться наружу. Гермиона была уже готова снова попросить остановиться, но всё те же губы прервали её речи. Поцелуй был глубоким, страстным и таким горячим, что весь рот горел огненным пламенем. Казалось, этому не будет конца, как вдруг резкое движение неизвестного вырвало девушку из оков возбуждения. Всё тело опять сжалось, а изо рта вырвался крик, когда девушка стала, наконец, женщиной. Его губы опять попытались вернуть гриффиндорку в омут забвения, но это не помогало. Он дал ей немного времени, чтобы привыкнуть к новым ощущениям, а потом сделал следующее движение. Очень плавно и осторожно он входил в неё снова и снова, пока не увидел на её лице возбуждения. В теле Грейнджер снова запылал огонь страсти, и на месте страха возникло непреодолимое желание, чтобы эти ощущения не кончались, и неважно, кто их ей дарит. Неизвестно, сколько времени прошло, прежде чем очередной оргазм накрыл двух людей одновременно. Было очевидно одно: новизна ощущений настолько сильно охватила Гермиону, что та моментально потеряла сознание.

* * *

Громкий скрип двери разбудил девушку, лежащую в Больничном крыле в Рождественское утро. От яркого света разболелись глаза, когда Гермиона попыталась осознать, где находится. Увидев над собой добрые глаза Мадам Помфри, Грейнджер облегченно вздохнула.

— Очнулась, наконец, девочка, — голос этой доброй женщины всегда успокаивал, и было уже совсем не важно, по какой причине ты вообще лежишь на больничной койке. — Ты хорошо себя чувствуешь?

— Да, вполне. А что я здесь делаю?

— Ты, видимо, очень сильно ударилась головой, когда поскользнулась на лестнице и упала.

— А, ясно… А как я здесь оказалась?

— Профессор Снейп принёс тебя сюда.

— Профессор Снейп? — пятикопеечные глаза девушки уставились на Мадам Помфри.

— Да, Мисс Грейнджер, — резкий, холодный голос заставил семикурсницу вздрогнуть. — Мне стало интересно, почему самый хвалёный ум нашей школы не явилась на отработку. И представьте моё удивление, когда я нашел её, лежащую на каменном полу перед лестницей, ведущей в Гриффиндорскую башню.

— Северус, перестань. Девушке и так плохо, — вступилась за свою пациентку Помфри, но была остановлена относительно вежливой просьбой со стороны Зельевара:

— Не могли бы вы нас ненадолго оставить?

Дождавшись, пока женщина уйдёт, и наложив изолирующие чары на двери, мужчина повернулся к своей студентке.

— А теперь, Мисс Грейнджер, — девушка снова испугалась подозрительно требующего тона, — вы мне расскажете о вашей причине столь изощренного знакомства с Четвёртым Непростительны Проклятьем.