Дух бунтарства (гет)

Предупреждение: в этой главе рейтинг доходит до NC-17

Обед прошел лучше, чем Гермиона могла бы представить. Миссис Малфой расспрашивала ее о работе в Министерстве, новых законопроектах Гермионы, ее планах на будущее. Между ними обнаружилось много общего: оказалось, что Нарцисса тоже без ума от трагедий Шекспира, сонат Бетховена, магловских кинофильмов и ванильного мороженного. Они обсудили новую оперу в парижском оперном театре, ожидаемую в следующем сезоне, и договорились пойти на нее вместе.

Нарцисса сообщила, что на вечер позвала в гости сестру Андромеду Тонкс с супругом и нескольких французских тетушек и предложила Гермионе остаться на прием. Драко уговорил ее прогуляться в саду и покататься на лодке по озеру перед ужином.

Воссоединение сестер произошло только после смерти Люциуса, не допускающего общение жены с недостойной, по его мнению, сестрой. Андромеда пригласила Нарциссу в дом на площади Гриммо, подаренный Гарри Поттером ее внуку Теду Люпину, где сестры Блэк часто проводили дни своего счастливо-беззаботного детства. Вместе с Критчером они приводили фамильный особняк Блэков в порядок, то и дело натыкаясь на вещи, вызывающие ностальгические воспоминания, а потом долго плакали на чердаке перед обнаруженным портретом своей матери Друэллы. Вспоминали они и своих кузенов — озорника Сириуса и умницу Регулуса, бесшабашную, жестокую, но все же родную сестру Беллатрикс и дорогих родителей. Совместное горе сблизило сестер, проживших так много лет в разлуке. На Тэдди Люпина была возложена миссия по возрождению благородного рода Блэков, один из его сыновей должен был взять фамилию своей пробабки. Нарцисса жалела, что у ее сына был только один ребенок — Скорпиусу надлежало вернуть роду Малфоев всеобщее уважение и процветание.

После десерта Нарцисса сыграла для гостьи грустный мелодичный этюд на фортепьяно, и Гермиона, никогда не подозревавшая в себе склонность к сентиментальности, не могла сдержать слез.

Она отправила Молли записку об изменившихся планах и просьбе позаботиться о Хьюго до завтрашнего утра, на что получила от миссис Уизли заверения в том, что они с Артуром будут счастливы побыть с внуком подольше.

Малфой-менор своим расположением напомнил Гермионе ее собственный дом: с одной стороны замка располагалось озеро и лес, с другой — бескрайние сады до самых ворот. От этого открытия она получила глубокое моральное удовлетворение и пожалела только, что Малфой не сможет оценить проделанной ею работы, поскольку сам он не является желанным гостем для четы Уизли.

Стройные подстриженные деревья сада непостижимым образом гармонировали с неукротимым волшебным лесом, нагретый вечерним солнцем простор навевал мечтательное настроение. На территории поместья было столько интересных, с точки зрения Гермионы, мест: старая заброшенная мельница, садовый домик, где, как признался Малфой, он прятался от гнева своего отца, рыбацкая хижина с лодками, и множество живописных беседок, расположенных в саду. На территории поместья, рассказывал Драко, царит вечное лето, и в детстве он любил во время зимних каникул приходить к границе их владений и, стоя у резных чугунных ворот, наблюдать за резким переходом из летнего благоухающего сада с парящими над цветами бабочками и феями в зимнюю заснеженную равнину.

— Малфой, покажи мне волшебных существ, живущих в поместье, — попросила Гермиона. — Мне всегда казалось, что в таком большом имении их должно быть много.

— Так и есть, — просто ответил Драко.

И не удержавшись, произнес:

— Спорим, у Уизли водятся максимум садовые гномы?

— С чего ты так решил? — вскинулась Гермиона.

Но рассказывать об упыре, живущем на чердаке Норы и стенающем по ночам, не хотелось. Как же ее раздражал этот высокомерный, насмешливый, самонадеянный кретин!

— Правда, Уизли хватило мозгов жениться на такой одаренной ведьме, как ты, — неожиданно добавил Малфой, с удовольствием отметив, что Гермиона улыбнулась и густо покраснела.

Худой мир снова был восстановлен, и их беседа возобновилась.

Они шли по кромке волшебного леса, мягкий сухой мох шуршал у них под ногами. То и дело из-под ближайшей кочки выползали миролюбивые, застенчивые лешие, похожие на кусочки коры с веточками и двумя карими глазами, вылетали отдыхающие озорные пикси, а временами из появляющихся норок выныривали пушистые, длинноносые нюхлеры. Над цветами, поражавшими многообразием красок, кружили стайки очаровательных маленьких фей с прозрачными крылышками, переливающимися на солнце.

На поляне, залитой солнечными лучами, Малфой вдруг наклонился и сорвал маленький фиолетовый цветок.

— Это Myosotis, сердце леса, — произнес он, протянув цветок девушке. — Считается, что найти его — к большой удаче, он дарует своему обладателю шанс воспользоваться некоторыми упущенными возможностями, а его аромат снимает усталость.

— Малфой, это обыкновенная незабудка! Она обитает повсюду: в Европе, Азии, Южной Америке, Австралии и Новой Зеландии, в лесах и болотах, на лугах и равнинах, и даже в гористой местности, — веселилась Гермиона. — А ты такую тут историю сочинил. Кстати, myosotis по-латыни — мышиные ушки. Видишь, лепестки цветка напоминают их.

— Грейнджер, ты не возможна! — Драко выглядел уязвленным. — Хоть бы вид сделала, что поверила красивой истории.

Гермиона взяла его за руку:

— Не злись, он прекрасен, спасибо тебе. И, кстати, у маглов существуют красивые старинные сказания об этом цветке: цветок незабудки символизирует возвращение в родной край, к родным и любимым людям, в родные семьи.

Она запнулась. Ох, не к месту сейчас были напоминания о семьях. Чтобы перевести разговор на нейтральную тему, Гермиона напомнила Малфою, что тот обещал покатать ее на лодке.

На берегу озера Драко показал девушке перевернутую лодку и рассказал, как любил в детстве пробираться сюда из поместья, прятаться в лодке и наблюдать за тем, что происходит здесь ночью.

— Все преображается при свете луны, — тихим таинственным голосом рассказывал он. — Вон на том большом камне, выглядывающем из воды, появляются русалки и сирены. Они любуются замысловатыми танцами лунных тельцов, появляющихся на пустынном берегу при свете полной луны.

— Я слышала о лунных тельцах! — воскликнула Гермиона. — Если серебряный помёт, оставшийся после танца, собрать до восхода солнца и удобрить им магические травы и цветочные клумбы, то растения вырастут быстро и будут очень сильными.

— Грейнджер, ты опять?! — Малфой было возмутился, но потом вспомнил, кто перед ним и лишь закатил глаза.

Гермиона заливисто рассмеялась, зачерпнула пригоршню воды и окатила Малфоя, чтобы тот перестал важничать. Он в долгу перед ней не остался, и между ними завязалась шуточная война с брызгами и смехом. Через полчаса осмотрев друг друга, они пришли к выводу, что времени на катание уже нет, да и мокрую одежду хочется поскорее сменить, Гермиона попросила Малфоя отвести ее к воротам замка, чтобы она могла аппарировать домой и переодеться. Малфой заверил Гермиону, что о ее наряде к вечеру, позаботились домовые эльфы и проводил ее до гостевой комнаты и зашел вместе с ней, убедиться, что все его указания исполнены.

Увидев на наколдованных плечиках небесно-синее платье с серебряной вышивкой, Гермиона восторженно захлопала в ладоши. Драко залюбовался ее искренне-детским проявлением радости. К платью прилагалось два старинных серебряных гребня для волос и голубой топаз в оправе, окаймленный россыпью мелких бриллиантов на тонкой цепочке.

— Платье — подарок от Нарциссы, а фамильные украшения она дает тебе на вечер, утром вернешь их ей, — неловко сообщил Малфой.

— Это замечательный подарок, платье мне очень нравится! — ответила Гермиона. — Это все похоже на сказку, я чувствую себя Золушкой, собирающейся на бал. Не хватает только пары хрустальных туфелек!

Она приложила платье к своей груди и закружилась с ним по комнате.

— Я не знаю, Грейнджер, кто такая Золушка и какие у нее были туфли, но…

И он трансфигурировал из двух бокалов, стоящих на прикроватной столешнице, пару очаровательных хрустальных туфелек.

— Я не силен в женской обуви и мог ошибиться с размером… — скромно начал он.

— Малфой, это чудо! Я скорректирую их по ноге, — Гермиона была тронута его желанием сделать ей приятное. — Я обязательно их надену, правда, платье такое длинное, что они вряд ли будут видны.

— Зато мы с тобой будем знать, что ты в обуви, наколдованной мной, — тихо произнес он, глядя ей прямо в глаза.

Гермиона оказалась во власти его магнетического взгляда, не будучи способной отвести от него глаз. Она почувствовала его желание поцеловать ее и, поддавшись внезапной панике, быстро проговорила, что будет переодеваться и что он должен уйти.

— Ты умеешь танцевать? — в дверях спросил вдруг он.

— Только вальс, — послышался неуверенный ответ.

— Вальс вполне подойдет…

Вопрос «подойдет для чего?» Гермиона так и не успела задать, Малфой уже ушел.

Она приняла ванну, которая оказалась еще более впечатляющей, чем ванная старост в Хогвартсе, и начала собираться. Перед Гермионой появилась домовой эльф Элли, чтобы помочь одеть и причесать госпожу.

Стоя перед зеркалом в полный рост, уже одетая в синий шелк, с уложенными волосами, Гермиона вглядывалась в свое отражение и не могла узнать себя. И хотя ничего необычного в ее облике не было, на министерские приемы она одевалась не менее презентабельно, что-то в выражении ее лица полностью преображало привычный образ. Гермиона смогла идентифицировать предвкушение сказочного вечера в приятной, хоть и неожиданной компании, желание чего-то таинственного и запретного, новых впечатлений и приключений.

Надев туфельки, Гермиона поморщилась: оказалось, твердый хрусталь не придавал обуви удобства, ходить в таких туфлях было тяжеловато. Это уже не Золушка, это какая-то русалочка получается, подумала девушка и наколдовала мягкие гелевые подушечки, усмехнувшись тому, что Шарль Перро, должно быть, как и Малфой, ничего не понимал в женской обуви. У нее мелькнула мысль поменять туфли на удобные кожаные лодочки, но она вспомнила, что обещала Малфою, что будет в них. Ей очень захотелось сделать что-то романтичное и не нарваться на очередной упрек серых насмешливых глаз.

Когда она спустилась в розовую гостиную, провожаемая Дарси, гости уже появились и по очереди целовали Нарциссу. Среди «пары французских тетушек» Гермиона встретила тетю Флер, мадам Жоффруа, ужасно противную старую деву по имени Оливия Гарден, которая взяла себе фамилию своего погибшего возлюбленного и уважительное обращение «мадам» и утверждала, что это была любовь одна и на всю жизнь. Она по сто раз пересказывала одни и те же истории, среди которых превалировали история ее любви сорокалетней давности и описание жизни ее шести охотничьих борзых. Гермиона не любила мадам Жоффруа за расспросы об их личной жизни с Роном, причем та всегда жаждала интимных подробностей, чем ставила девушку в тупик и заставляла краснеть.

Как Гермиона и предполагала, старая сплетница тут же набросилась на нее с поцелуями и расспросами. Но худшее началось, когда она поняла, что ответов сегодня от Гермионы она не дождется.

Улыбнувшись самой приторной из арсенала своих улыбочек, она громко произнесла:

— А ты знаешь, милочка, сегодня я встретила Рональда с какой-то вульгарной девицей в ресторане.

— Да, он уехал по делам в Париж с секретаршей, — произнесла Гермиона, еле сдерживая ярость.

Голос Оливии стал еще более слащавым.

— Ну не знаю, дорогая, когда мужчина так страстно обнимает женщину, о работе речь точно не идет.

Гермиона растерялась. Ей было больно слышать подобные слова, и хотя она сказала себе, что Оливия Жоффруа просто могла неправильно оценить обстановку, но интуиция подсказывала ей, что одеколон и новый галстук появились вчера утром неспроста.

Неожиданно, на помощь пришел Малфой: он подхватил Оливию под локоть и повел к софе на противоположном конце зала, попутно выбалтывая какие-то свежие светские сплетни.

К Гермионе подошла Андромеда и, пожав девушке руку, тихо сказала:

— Детка, не обращай внимания на старую сплетницу. У нее своей жизни нет, приходится восполнять пробелы чужой жизнью. А создавать скандалы из ничего — ее самое любимое занятие.

— Спасибо, миссис Тонкс, — сердечно поблагодарила ее Гермиона. — Я не стану верить ее словам. Рон вернется и расскажет мне сам, что сегодня произошло. А вы были знакомы с ней и раньше?

Андромеда усмехнулась, глаза ее странно заблестели, сейчас она очень напоминала свою сестру Беллатрикс.

— Оливия пыталась увести у нашей матери отца. Но ей не повезло, Друэлла забеременела прежде, чем была объявлена помолвка Августуса Блэка с Оливией Гарден. Сразу после этого она вернулась во Францию и вскоре объявила о своей помолвке с трагически погибшем Полем Жоффруа. Понятно, мертвый уже не мог ни подтвердить, ни опровергнуть это утверждение, так появилась мадам Жоффруа. Семья Поля, кажется, даже выплатила ей небольшое наследство.

Гермиона была потрясена светскими сплетнями (а именно этим они с Андромедой занимались последние пятнадцать минут). Но ей не удалось узнать больше подробностей, так как Нарцисса пригласила всех к столу.

Девушка никогда в своей жизни не была так рада Малфою, он оказался ее соседом за столом по правую руку. Соседом слева была Андромеда, а Оливия каким-то чудом оказалась в дальнем от нее конце стола. На протяжении ужина, Драко постоянно подливал девушке в бокал шампанское и развлекал ее разными скабрезными историями, заставляя смеяться до слез.

Гости переместились в танцевальный зал, уже знакомый Гермионе своим великолепием со множеством зеркал и позолоты. Музыка лилась откуда-то сверху, и Гермионе показалось, что играет живой оркестр. Она совсем не удивилась, когда Малфой пригласил ее на танец.

— Извини, Малфой, — с сожалением произнесла она. — В этих туфлях я с трудом могу перемещаться, о танце не может быть и речи.

Он не стал, против обыкновения, подтрунивать над ней и предложил выйти на веранду подышать свежим воздухом.

На сад стремительно опустились сумерки. Вокруг не было слышно ни звука, кроме стрекота цикад и сверчков. Сумеречный свет создавал иллюзию нереальности, а теплый ласковый ветерок нежно трепал локоны Гермионы, выбившиеся из ее прически. Драко не смог удержаться и заправил один из локонов девушке за ухо. Она почувствовала тепло его тела, стоящего так близко, что она могла слышать каждый удар его сердца.

В трепетной тьме было что-то таинственное, неведомое, безмолвие вдруг наполнилось каким-то глубоким смыслом. Расстояние между ними сокращалось, словно их тянуло друг к другу против собственной воли. Сердце Гермионы сделало огромный кульбит.

Его губы оказались мягкими и пленительными, они ласкали ее, вызывая прерывистые стоны и приятную дрожь. Он принялся целовать ее шею, а руки ласкали грудь сквозь тонкий шелк платья, лишая ее последних остатков разума.

— Нет, Драко! — она все же нашла в себе силы оттолкнуть его и, не зная, как объяснить свой отказ, решила спастись бегством.

Казалось, ступеням не будет конца. Наконец, миновав несколько пролетов парадной лестницы, она увидела слева коридор, ведущий к ее покоям. К несчастью, на последнем пролете девушка поскользнулась в своих неудобных туфлях и неловко упала на мраморные ступени. Правая туфелька стукнувшись о камень, разбилась, поранив ступню.

— Да, у Шарля Перро сказка заканчивалась совсем не так, — расстроилась Гермиона, сев на ступеньку и признавая свое поражение.

— А что было в сказке? — раздался его тихий голос.

Гермиона посмотрела на Малфоя. Она была благодарна ему за то, что он не смеялся над ней и не бросил ее в беде.

— Золушка, убегая от принца, — заговорила она, — потеряла одну из своих хрустальных туфелек, а потом по этой туфельке принц нашел свою избранницу и забрал ее от злой мачехи к себе в замок. Они поженились и жили долго и счастливо. А я разбила туфлю. Наверное, это к несчастью.

— Красивая сказка. А ты, Грейнджер, хоть и умнейшая ведьма современности, иногда бываешь такой дурочкой. Ты же волшебница! — назидательно произнес он и напомнил этим, как она и Гарри в трудных ситуациях перебрасывали друг другу фразу «Ты волшебник или как».

— Репаро! — туфля воссоздалась из осколков, не оставив на ступеньках и следа от маленькой трагедии.

Драко присел перед ней, взял теплыми пальцами ее ногу и произнес лечащее заклинание. Порез затянулся. В месте, где его рука сжимала ее лодыжку, Гермиона почувствовала разряд электрического тока.

Она сняла вторую туфлю и протянула Малфою.

— Извини, это не наша с тобой сказка, Малфой… Все было замечательно, и ты сегодня вел себя безукоризненно, но… Я не могу так! — в ее голосе зазвучали слезы. — Я замужем и люблю своего мужа. И ты женат. Возможно, кто-то и может наплевать на все моральные запреты и отдаться своим страстям, но я не могу! Ты понимаешь меня?

Она ушла, не дожидаясь ответа, а он остался стоять на лестнице, сжимая в руках оба хрустальных башмачка.

* * *

Ворвавшись к себе в комнату, она сняла топаз и вытащила из прически гребни, позволив густым прядям волной заструиться по ее чувственной шее. Вспомнилось нежное прикосновение Малфоя, и Гермиону затрясло от охватившего ее возбуждения. Что же она делает! Всю жизни она стремилась брать от жизни все, мечтала о возобновлении приключений и жизни, полной опасности, а сейчас поджала хвост, как трусливая собака. Рон где-то там развлекается со своей секретаршей, а она строит из себя оскорбленную невинность в неполные тридцать семь лет. Еще немного в том же духе, и она станет напоминать несчастную Оливию, хранящую свою добродетель до конца своей никчемной жизни.

Она страстно желала Малфоя, наконец, призналась самой себе Гермиона и мрачно уставилась в окно. Осталось разобраться, что же ей со своими чувствами теперь делать.

* * *

Через десять минут борьба с совестью была ею проиграна, и она постучалась в дверь его спальни.

— Ты всегда добиваешься своей цели, не так ли? — ее рука, поднятая к полуспущенной бретельке платья, остановилась.

— Когда я вижу что-то, чего хочу, я пытаюсь это получить, — как ни странно, наглость слизеринца не разозлила ее, а, напротив, заставила ее кровь вскипеть от желания. — Иди ко мне.

Медленно Гермиона приблизилась к нему вплотную. Подбодренный ее покорностью, Малфой наклонился к уху девушки так близко, что ее аромат вскружил ему голову, и прошептал:

— Я бы весь вечер мечтал обнять тебя, теплую и обнаженную, попробовать твою шею на вкус, прижать тебя к себе, медленно погружаясь глубоко в твое тело, пока ты будет извиваться под моими прикосновениями.

Гермиона тотчас почувствовала, как кровь приливает к низу ее живота, становится жарко и влажно, колени дрожат, и какая-то непреодолимая сила тянет ее к Малфою. Сил терпеть эту пытку у нее не осталось, и она сама прильнула к нему в жарком поцелуе.

Драко глухо застонал от ощущения ее близости, стиснув руки за ее спиной. Он прижимал ее так, как будто каждая клеточка его тела болела от необходимости владеть ею. Его язык скользнул по ее шее, дразня и терзая. Сердце Гермионы замирало от ощущения его рук, сжимающих ее. Он прижимал ее так крепко, что могла почувствовать его сердце, бешено колотящееся под ее грудью. Его мощь захватила ее, переполнила, заставила сгорать от неистового желания.

Он оценивающе заглянул в ее глаза, проверяя стойкость ее намерений, и увидел в расширившихся от страсти зрачках столько безмолвного призыва, что мигом отбросил неуместное благородство, поднял ее на руки и понес к кровати.

Гермиона задрожала от болезненного желания ощутить, как он будет заполнять ее. Она настолько хотела почувствовать его внутри, что боялась сгореть в сжигающем ее огне. Его взгляд завораживал ее, гипнотизировал, подчиняя своей воле, а руки, казалось, жили собственной жизнью — она не заметила, как осталась в одном белье. Драко губами прочертил дорожку по ее шее, ключице и ниже, к груди. Под тонкой тканью лифа выделялись возбужденные от холода и страсти соски, при прикосновении горячего языка они затвердели еще сильнее от разницы температур. Гермионе достаточно было этого ощущения, чтобы сойти с ума от желания. Она судорожно расстегивала его рубашку, покрывая поцелуями открывающиеся участки подтянутого мускулистого тела. Несколько последних пуговиц не выдержав ее напора, оторвались и покатились по полу. Покончив с рубашкой, Гермиона потянулась к брюкам, ее затвердевшие соски дразнящее касались его груди, а руки блуждали по спине.

Драко отстранился и коварно прошептал:

— Нет, Грейнджер, так быстро ты от меня не отделаешься, — он вжал бедра между ее ног, чтобы она могла почувствовать его большую выпуклость, пока его дорогие шерстяные брюки слегка терлись о внутреннюю поверхность ее бедер.

Словно опасный, темный зверь, медленно скользящий в лунном свете, Малфой откинул девушку на лопатки и начал покрывать горячими влажными поцелуями ее изнывающее тело.

Гермиона стонала и извивалась под ним, заставляя его тело гореть еще сильнее. Сил терпеть эту пытку у нее уже не осталось, в голове билась одна всепоглощающая мысль:

— Я хочу, чтобы ты был внутри меня. Пожалуйста…

Драко, наконец, подчинился ее страстному желанию, и, сорвав с себя брюки, притянул ее к себе, медленно проникая глубоко в ее гладкую влажность.

Совершенно обезумев от экстаза, Гермиона отвечала на его бурные движения. Она была непередаваемо хороша. Такая теплая и отзывчивая. Такая безупречная. С колотящимся сердцем, он прижал ее крепче, ощущая, как его плоть набухает еще сильнее. Ощущение Гермионы в его руках, ее вкуса пронеслось сквозь него острой дрожью, заставив убыстрить темп толчков, погружаясь еще глубже в ее тело.

Наконец, она впилась ногтями в его плечи и, кончив, закричала так громко, что он был вынужден наскоро усилить заклинание оглушения вокруг них, чтобы никто не услышал. Малфой глубоко погрузился в ее тело и задрожал от силы оргазма.

Гермиона застонала, ощутив его разрядку. Драко прижал ее ближе. Она слышала его прерывистое дыхание и чувствовала, как колотится его сердце у ее плеча. Мужской запах наполнял голову и сердце, вызывая желание оставаться в коконе его тела вечно.

Ощущение пульсирующего удовольствия начало постепенно отступать, оставляя ее слабой и выжатой, как лимон, их страстными любовными играми.