Тот, кто рядом (гет)

В обед усыпляю Сашу. Штифты уже торчат из костей, едва не пропарывая мышцы и кожу. Удаляю те, которые легко выкрутить.

Андрей удивленно наблюдает за моими манипуляциями.

— У него все равно не будет заражения, — поясняю слуге. — Мне не нужна стерильная чистота. Если что-то лишнее попадет в тело, то само уберется. Восстанавливающаяся плоть просто вытолкнет ненужное наружу через кожу или через другой ближайший орган выделения.

— А вы точно знаете, что делаете? — спрашивает с беспокойством.

Киваю.

— У меня память нескольких хирургов.

Понимающе вздыхает.

 

Саша просыпается ближе к вечеру. С интересом разглядывает повязку на ноге.

— Там больше нет «железа»?

— Есть, — огорчаю. — Но оно скоро выйдет.

— Опять будет болеть, — разочарованно вздыхает.

Пожимаю плечами.

— Я мог бы сломать тебе кость, вытащить штифт и заковать ногу в гипс, — пожимаю плечами. — Но это гораздо больнее.

— Больнее не надо, пусть так будет, — щелкает пультом.

* * *

Через три дня навещаю полковника Феоктистова.

Прежде, чем войти в дом, тщательно принюхиваюсь.

Никаких посторонних запахов.

 

Полковник просыпается сразу, едва я только влетаю в комнату.

— Как Саша? — спрашивает вместо приветствия.

Встаю на пол.

— Нормально. Что с моим поручением?

Жует губами.

— Фраза означает просьбу о помощи. Мне это сказал один из наших сотрудников.

— А ему откуда это известно?

Пожимает плечами.

— Этого вы мне не поручали.

— Тогда поручу, — говорю.

— Вы на эту фразу отреагировали, да? — задает вопрос в лоб.

Киваю.

— Да.

— Я так и понял. Но я не слышал о ком-то другом... как вы.

— О моем собрате, — помогаю.

— О вашем собрате, — соглашается. — Если бы он был… Полагаю, мне было бы известно.

Пожимаю плечами.

— Возможно. Но мне нужно выяснить, так ли это. Действительно ли мой собрат томится в ваших застенках, или же это попытка меня выманить. А ваш внук будет залогом того, что вы будете представлять мои интересы, а не вашей службы.

— Хорошо, — говорит через некоторое время. — Но где гарантии, что мой внук вернется ко мне живым?

Смотрю полковнику в глаза.

— Мое слово.

Хмыкает презрительно-недоверчиво.

— Полковник. То, что я вам сейчас скажу, покажется вам циничным, — холодно произношу. — Но, если вы поймете мои слова, значит, вы не безнадежны. Мне не сто и даже не двести лет. Я — дитя того времени, когда обещания чего-то стоили. Я родом оттуда, где за нарушенные клятвы расплачивались смертью, причем длительной и очень мучительной. Моя психика сформировалась задолго до того, как ваша цивилизация изобрела огнестрельное оружие. И я — не человек. Вы понимаете меня?

В глазах полковника — странное выражение.

— Так вот. Мне плевать на ваш двадцать первый век и на ваши моральные ценности. Мне плевать на вашу культуру потребления и на культ денег. Мне плевать на то, что в ближайшие сто лет деньги будут решать все; что клятвы нарушаются, обещания ничего не стоят. Мне, если честно, глубоко фиолетово на всю вашу цивилизацию, начиная от пирамид и заканчивая вот этим телевизором. Но мне не плевать на себя. На свои ценности и на свои моральные принципы. Если я обещаю — я выполняю. И неважно, кому я обещаю. Это — мое слово.

Молчит.

— Так вот, еще раз. Если вы выполните мои требования, ваш внук вернется к вам целым и невредимым. Если нет — то, увы, в разобранном состоянии.

— А если я не смогу… по независящим от меня причинам?

— Александр Евгеньевич. Вы умный человек. А этот вопрос, простите, мог бы задать идиот. Вы меня понимаете?

Обреченно кивает.

— Я сделаю все, что вы хотите.

* * *

Титан полностью выходит из кости Саши через пять дней. При этом он некрасиво оттягивает кожу на ноге, вздуваясь уродливой шишкой.

Делаю разрез и достаю остатки металлической конструкции.

Теперь нога быстро восстановится.

 

Обращаю внимание на правую ногу.

С ней все гораздо проще. Внизу культи кость начала удлиняться. Добавилось пару сантиметров. Коленный сустав приобретает свою природную форму.

Это хорошо.

* * *

— Можно я позвоню Лене? — спрашивает слуга.

— Заодно спроси, как там кошка, — разрешаю.

Кивает, набирая номер на телефоне.

 

Выкладываю на поднос целую горсть таблеток — витаминные комплексы, препараты железа, кальция.

У Саши молодой организм. Все происходит даже быстрее, чем я ожидал.

 

На столе — простенький «Сименс». Подарю его полковнику.

* * *

Полковник не спит. В комнате горит ночник.

Табачный дым. Не сигаретный, трубочный.

Принюхиваюсь.

Табаком меня не сбить — я не собака. Чую не носом, а чем-то другим.

Посторонних запахов нет.

Влетаю в дом.

— Погасите свет, — приказываю, войдя в двери спальни.

Протягивает руку, нажимает кнопку.

Ночник гаснет.

— Извините. Пока вас не было, я включил…

— На будущее, — перебиваю. — В следующий раз, если у вас здесь будет хоть фонарик, я не войду. А утром у дверей найдете «подарок».

Стискивает зубы.

— Понял.

— Что узнали? — спрашиваю.

Молчит недолго, потом аккуратно произносит.

— Граф… У нас секретный отдел. Мои расспросы игнорируются. Я… опасался вызвать подозрения.

— Значит, ничего?

— Не совсем… Я выяснил, кто может знать о вашем собрате. Тот сотрудник, о котором я говорил, нашел фразу и перевод в одном документе. Документ старый, но его составитель еще жив.

Называет имя.

— Где его можно найти?

Называет адрес.

— Еще я смог выяснить, что никто из сотрудников не отсылал вам сообщение. Они сами удивлены. Вначале даже сочли за сбой сайта, но потом, поняв, что фраза имеет смысл, забеспокоились.

— Спасибо, Александр Евгеньевич. Кстати, это вам, — кидаю на кровать телефон. — Если что — я вам позвоню. Откуда и на кого зарегистрирован — выяснять бесполезно… и вредно.

Кивает.

— Понял.

* * *

Саше приходится вливать еще порцию «восстановителя». «Память тела», конечно, штука хорошая, но тело лениво. Иногда ему проще закрыть все рубцом и костной мозолью. И успокоиться на этом.

С любопытством рассматривает свою удлинившуюся культю.

— А когда я ходить смогу?

— Полноценно — не раньше, чем через пару месяцев. Кость должна не только отрасти, но и укрепиться.

— Главное, что смогу, — делает мудрое замечание.

Серьезно киваю в ответ.

 

Андрей нервно курит на балконе.

— Что-то беспокоит?

Бросает окурок вниз. Тот улетает маленькой исчезающей точкой.

— Саша иногда рассказывает о своей семье. Не понимаю, как можно быть таким равнодушным к собственному ребенку. По сути, они винят его в инвалидности. Будто он специально с горы прыгнул.

— Ты спрашиваешь у меня? — хмыкаю. — Его родители люди. Это я у тебя должен спрашивать. Как-никак, ты одного с ними вида.

Вздыхает и достает еще одну сигарету.

* * *

Информация полковника запоздала. Составитель документа мертв уже три месяца.

Придется идти другим путем.

 

Проверяю результаты работы «Франкенштейна».

Результаты положительные. Теперь я знаю кое-что о сотрудниках из «моего» отдела.

 

Навещаю одного из них.

В отличие от полковника, с ним я в разговоры не вступаю.

Но узнаю много чего нового.

Хотя бы то, чью память мне надо еще заполучить.

* * *

Собрат — существует.

Это показала мне память третьего, кого я выпил.

Я даже знаю, где он содержится.

 

Возвращаюсь в квартиру.

Андрей видит меня и меняется в лице.

Знаю, выгляжу жутко.

В голове тягуче ворочаются чужие личности.

Закрываюсь в комнате ожидания.

 

В себя прихожу только через трое суток. Выползаю в квартиру «по стеночке».

 

— Что с вами? — Андрей боится подойти ближе.

— Переел, — коротко объясняю. И добавляю: — Через пару-тройку часов буду в норме.

Смотрю искоса на слугу.

— Я себя контролирую.

Облегченно вздыхает.

* * *

Нетерпение часто приводит к проблемам.

Следующего в цепочке информации выпиваю только через неделю.

* * *

Сашина левая нога в полном порядке. Он резво скачет по квартире, помогает Андрею с обедом.

К удивлению, мальчик умеет вполне прилично готовить.

— Дядя Андрей, — терпеливо поясняет он моему слуге. — Вот вы закинули макароны. Вот они кипят. Их мешать надо, чтобы не прилипли ко дну и друг к другу.

— Ложкой?

— Можно ложкой, можно вилкой. Но — постоянно помешивать.

Андрей вздыхает.

— Давайте я картошку почищу, — говорит ему Саша.

Садится на стул, поставив между колен мусорное ведро.

На правой ноге — очертания ступни.

* * *

Желающих умереть за деньги — хоть отбавляй. Самых разных: с опытом и без опыта, со своими экипировкой и вооружением и готовых пользоваться тем, что дадут. Говорящих на всевозможных языках — английском, китайском, русском, украинском, латышском, французском... Одиночки и группы.

Широкий выбор.

Останавливаю свой выбор на пятерых кандидатах. Один латыш, двое русских (живущих за границей), украинец и афганец.

У каждого своя история, но объединяет их одно. Они — хорошие специалисты.

И все пятеро знают русский язык.

 

За двести тысяч «зеленых» на каждого они готовы даже в Антарктиде динозавров отстреливать, не говоря уже о том, чтобы разгромить какую-то секретную лабораторию.

По поддельным документам въезжают в Россию, добираются до небольшой деревушки рядом с Сергиевым Посадом. Вокруг поля от колхоза, почившего еще в девяностых.

Деревня уже заброшенная, хотя не так давно в ней еще жили. По выходным до сих пор приезжает десяток дачников.

Относительно целые дома тоже присутствуют.

Вот в одном из них я и собираю всех пятерых.

Пятый добирается до дома через сутки после первого.

Даю еще сутки на отдых и знакомство.

* * *

Снаружи похоже на простую отдыхающую компанию — шашлыки, пиво.

До сборов завез немного продуктов, поставил небольшой холодильник. Электричество, как ни странно, сохранилось.

— Пушкин, ты зря не ешь шашлык. Голодным до вечера сидеть будешь! — голос за забором.

— Нье буду, — отвечает афганец. — Я тваю порция тушонки съем.

Дружный смех.

Открываю калитку, вхожу.

Мгновенно собрались и очень грамотно распределились по территории двора.

У затылка — холод металла.

— Кто такой?

Медленно поднимаю руки.

— Работодатель ваш. Ствол уберите. Пароль: «Китайский император».

Слегка расслабляются.

Подхожу к колченогому столу, откупориваю запотевшую бутылку пива, присаживаюсь тут же на полусгнившую колоду.

— Отдохнули, орлы?

Кивают.

— Вот и отлично. Общий смысл операции вам ясен, но нужно уточнить детали.

Снова кивают.

Приятно работать с профессионалами — никаких лишних вопросов.

* * *

— Шеф, мы не вывезем, — говорит мне Алик, один из русских.

Остальные угрюмо косятся на план «объекта».

«Объект» в пятидесяти метрах под землей. Четыре уровня. Системы защиты.

— Мы туда сунемся, нас тут же нашинкуют в лапшу, — добавляет украинец.

Пожимаю плечами.

— Ракета туда пустить, — советует афганец. — Патом экскаватыр копать.

— Не вариант, — говорю. — Тот, кто в самом низу, мне нужен живым и по возможности целым. И кто сказал, что вы туда пойдете одни?

Смотрят внимательно.

— С вами пойдет взвод. Только взвод этот состоит из срочников. И выполнять они будут функцию пушечного мяса, ни на что другое они не годны. Потому что воевать умеют только в «Героях меча и магии», а стреляли последний раз в «Counter Strike».

— Они же там все и останутся, — говорит Макс, второй русский в моем отряде.

— Останутся, — подтверждаю. — Но они обеспечат вам прикрытие и хоть немного отвлекут тамошнюю охрану. А вы уже не подкачайте.

— О'кей, шеф, — говорит Алик. — Тогда вполне может получиться.

* * *

Навещаю одну из воинских частей рядом с деревней.

Подполковник с глуповато-влюбленным выражением лица ловит каждое мое слово. Взвод? Пожалуйста, конечно! С оружием? Без проблем! Грузовик, сухпаек… Все в лучшем виде.

На рукаве два темных пятна.

 

Старенький грузовичок увозит два десятка молодых парней.

* * *

Мой отряд со смешанными чувствами оглядывает шеренгу.

— Шеф, не мое это дело, конечно, но они уж совсем дохлятина, — констатирует Алик.

Солдатики переминаются с ноги на ногу.

— Какие есть, — говорю. — Я же говорил — срочники. В принципе, у нас пара недель в запасе. Пока морозы не стукнут.

И пока у подполковника совсем мозги не расплавятся от моего яда.

Исключительную преданность и верность за пару секунд можно внушить только на короткое время — три-пять недель. С помощью укуса. Побочный эффект — полное и необратимое поражение головного мозга, к тому же почти мгновенное снижение интеллекта.

Если бы я воздействовал силой, то начальник части опомнился бы через пару часов. И моих срочников сейчас искали.

Латыш по имени Ричард чешет затылок.

— Может, поднатаскаем их хоть немного, а? — спрашивает он непонятно у кого — то ли у меня, то ли у Алика.

— Мой осел и то лучший боец, — бормочет афганец на дари.

Украинец сплевывает на землю, второй русский молчит.

Солдатики пытаются стоять по стойке «смирно».

— Вольно, — бросает Алик. — Мулы хромоногие…

* * *

Звоню полковнику Феоктистову.

— Как Саша? — первый его вопрос.

— Нормально, — говорю. — Но все зависит от вас. Что нового?

— Пятеро сотрудников исчезли, — сообщает после небольшой паузы. И добавляет: — Это ваших… рук дело?

— А как вы думаете? — отвечаю вопросом на вопрос.

Вздыхает.

— Что от меня сейчас требуется? В отделе суета, я мало что могу, — в голосе звучит оправдание.

— Пусть думают, что я собираюсь ваш московский офис проведать.

— Отвлекаете внимание? — догадывается.

— Именно. И… они в это должны поверить, несмотря ни на что.

На этот раз молчит дольше.

— Это сложно.

— Знаю. Но у вас есть хороший стимул.

Нажимаю «отбой».

* * *

…— Бегом, бего-о-ом! Куры беременные!!!

По пустым улицам деревни, выбиваясь из сил, бегут двадцать парней.

Рядом неспешно бегут четверо наемников.

Пятый, Алик, стоит рядом со мной.

— Они там все останутся, — повторяет фразу Макса.

— Останутся, — киваю. — Но других вариантов нет.

— Шеф… не мое это дело… но что же там такое?

— Мой сын, — привожу ему понятную аналогию.

— Сын? — во взгляде изумление.

Киваю.

— Он… необычный. Вот его и заперли в той лаборатории. Исследуют… — добавляю в голос злость и горечь.

Алик молчит, потом достает из кармана пачку сигарет.

— Вы не против… Я закурю?

Пожимаю плечами.

— Мне без разницы.

* * *

— Зачем в системе распыление порошка серебра? — спрашивает Алик, просматривая план «объекта».

— Катализатор, — поясняю. — В сочетании с кое-чем другим действует на живую плоть как серная кислота. Концентрированная.

Представляет, ежится.

Почти не вру. Но и не упоминаю еще кое-чего.

Эта система — против такого, как я.

* * *

Срочники лазают по близлежащим избам.

Осваивают альпинистское снаряжение.

Глубина расположения «объекта» — пятьдесят метров.

* * *

Афганец метает в стену ножи, нарисовав углем мишень.

Восемь раз попадает. Один раз немного промахивается, а один раз нож не втыкается.

— Пушкин, ты гонишь, — с улыбкой превосходства говорит Ричард.

— Сам папробуй, да! — пожимает плечами «Пушкин».

Афганец кудрявый и смуглый, с острыми чертами лица.

Латыш лениво подходит и кидает два ножа. Обеими руками. Одновременно

Ножи дрожат в мишени.

Между ними расстояние — сантиметра три.

 

Через минуту все пятеро наемников соревнуются в метании ножей.

У украинца получается хуже всех. Зато нож, если втыкается, то по самую рукоятку.

Кривые кольца мишени уже давно отлетели от стены вместе со щепками.

— Шеф, давайте вы тоже, — улыбается Алик.

Раскраснелся, лицо довольное.

Отставляю бутылку пива.

По пути беру со стола кем-то забытый шампур. Секунда — и шампур торчит точно в месте бывшего центра мишени, погрузившись в древесину наполовину.

— Ого, — выдыхает латыш.

В глазах у всех пятерых — глубочайшее уважение.

* * *

Экипировка у каждого — лучшая, что я смог достать.

Срочники тоже не обижены. Чем дольше проживет каждый из них, тем больше шансов, что выживут мои бойцы.

И тем больше шансов, что выживу я.

Я одеваюсь совершенно не так, как остальные.

Придется применить кое-какие способности. И их надо обосновать.

 

Лица вытянуты.

— Шеф, а что это за скафандр? — аккуратно спрашивает Алик.

— Экзоскелет, — выдает свою осведомленность Ричард.

— Шайтан, — делает вывод афганец.

— Экспериментальная разработка, — отвечаю.

Подпрыгиваю в воздух и медленно приземляюсь.

Лица вытягиваются еще сильнее.

— Ого, — шепчет Макс. — Быть такого не может.

— Может, — возражаю. И проламываю стену кулаком.

Дом трясется.

Наемники подскакивают.

— Шеф… А еще есть? — почему-то шепотом спрашивает Алик.

Качаю головой.

— Я этот-то с трудом упер. Меня за это спецслужбы трех стран жаждут четвертовать.

Простое объяснение, хорошо понятное гражданам бывшего СССР.

Смотрят с благоговением.

Украсть у государства — подвиг. Без разницы, у какого.

А украсть экспериментальную разработку…

* * *

Вишу на высоте ста метров над входом в лабораторию. Не совсем "над", немного в стороне. Открывается хороший обзор всей наружной территории "объекта".

Вижу, как неспешно прогуливаются охранники.

Входов всего три, но при работе одного из лифтов два других автоматически блокируются.

Мне это на руку.

На воротах прилеплен шмат взрывчатки.

Нажимаю кнопку.

Ворота вылетают очень красиво.

 

Охранники "просыпаются".

В ворота вбегает толпа.

Срочники.

Автоматные очереди скашивают часть нападающих, но те не остаются в долгу. Охранники ложатся почти все.

Тех, кого не укладывают "мои" срочники, укладываю я. Иглами.

Огнестрельное оружие не люблю. Вектор позволяет придать игле скорость пули, а "кучность" у меня намного лучше.

Да и места иголка занимает меньше.

 

Запах пороховых газов и крови.

Спускаюсь на землю.

На земле корчится один из солдат. Очередью перебило ноги.

Поднимаю с земли автомат, перевожу в положение одиночного огня.

 

Трое срочников, ближайших ко мне, дергаются от звука выстрела, оборачиваются.

Одного сгибает пополам в желудочных спазмах.

— Вперед, — командую.

Смотрят широко раскрытыми глазами.

Навожу на них автомат.

 

За прошедшие две недели бегать научились неплохо.

Главное, что бегут в правильном направлении — к спуску в шахту.

Лифт отключен.

 

В шахту они спускаются так же — толпой, едва успев закрепить веревки.

Наемники проявляют аккуратность.

 

На первом уровне нас встречают опять стрельбой.

Успевают застрелить двоих срочников, прежде чем ложатся сами.

 

Наемники добивают уцелевших врагов.

 

Присматриваюсь к одной из пуль.

Покрыта серебряной оболочкой.

Если бы она попала в мое тело, я бы очень нехорошо себя чувствовал.

 

Держу векторный щит.

 

Первый уровень проходим относительно быстро.

 

Двери на второй заблокированы.

Приказываю всем отойти и тупо выбиваю их.

Если они делали эти двери с расчетом на одного из нас, то явно не меня, а птенца.

Слабенького, максимум двухсотлетнего.

Двери покорежены, как после взрыва.

 

— Фигассе, — говорит Алик.

— Шайтан, — соглашается с ним афганец Махмуд.

— О, Господи, — отзывается откуда-то сзади один из срочников.

 

Надвигаю на лицо противогаз.

В воздухе — серебряная пыль.

Остальные чихают и кашляют.

— Шеф, — в голосе Алика паника, — это катализатор?

— Да, — говорю. — Но только он один, остального нет.

— Фух, — вздыхает с облегчением.

 

Второй уровень — техническо-складской. Охраны всего четыре человека, и то вооруженной пистолетами. Света почему-то нет.

Проходим, освещая дорогу фонариками.

Гудят какие-то машины, щелкают вычислениями.

Бочки с какими-то жидкостями, мешки с чем-то сыпучим.

Все покрыто слоем серебряной пыли.

Серебряная пыль вьется в воздухе.

 

Успеваю порадоваться, что в моем облачении нет ни единого отверстия.

Между вторым и третьим уровнем — еще одна дверь.

Обита осиной.

Электронный замок.

Капля силы — и замок отпирается.

 

Третий уровень встречает нас душем из холодной воды.

Все вначале пугаются, но потом успокаиваются.

— Противопожарная, что ли? — спрашивает шепотом один из срочников.

— Типа того, — говорю.

 

Охраны почти нет, только сотрудники в белых халатах. При виде нас, как тараканы, прячутся в самые дальние углы.

С удивлением обнаруживаю два знакомых лица под одним из столов.

«Шпионы».

— Привет, — здороваюсь.

Не узнают.

Я в противогазе.

— Как здоровье после канадских гор?

— Это ты! — шепчет один из «шпионов».

— Я, я, — соглашаюсь. — На четвертый уровень проводите или так умрете?

Резко бледнеют.

— Проводим, — говорит второй.

Выбираются из-под стола.

Открывают дверь карточкой.

 

Четвертый уровень.

 

В граните вырублена квадратная ниша, загорожена серебряной решеткой. Решетка закрыта толстым пуленепробиваемым стеклом.

 

Пол перед нишей — из осины.

Все металлическое — покрыто серебром.

 

…решетка, покрытая серебром…

…насмешливый голос…

…голод…

…презрительный смех…

…— Святой водой его, упыря..!

…уколы осиновыми кольями…

…боль…

…ненависть…

 

Подхожу ближе.

Птенец полностью обнажен, голова выбрита.

— Ты долго, — говорит с усмешкой.

Звуков не слышно, читаю по губам.

Разбиваю стекло, ломаю решетку.

Потягивается. Нехотя манит к себе одного из моих проводников.

Тот приближается на подкашивающихся ногах.

— Бу! — клацает зубами у самого лица, не изменяясь.

Человек закатывает глаза и падает в обморок.

Птенец театрально пожимает плечами и стаскивает с него туфли.

 

Снимаю халат со второго проводника и накидываю на плечи собрату.

— На улице ночь? — спрашивает.

— Да, — киваю.

— Это хорошо.

 

Наемники недоверчиво косятся на моего спутника.

Через облако серебряной пыли приходится проводить его в своем объеме разнонаправленных гравитационных векторов.

Прижимается ко мне всем телом.

Уже почти добираемся до выхода, как внезапно бункер сотрясается от взрыва.

— Шахту накрыло, — поясняет Алик.

Это я уже понял.

Смотрю на бойцов.

Их пятеро. Всего — шесть.

Объем на шестерых я создам. Но вот чем удержать…

— Прижались ко мне как можно плотнее, — приказываю.

Подчиняются без промедления.

— Теперь закрываем глаза и держимся за любую часть моего тела. Это ваша путевка с того света, — говорю. — За шею тоже можно держаться, задушить не бойтесь.

Хватаются, кто за что может.

Ускоряюсь.

Пролетаю закоулки первого уровня за секунды.

Сопротивление воздуха давит на мой груз.

Птенца держу обеими руками.

Из второй шахты вылетаю за доли мгновения до того, как в нее влетает очередной снаряд.

Сразу все залпом выпустить, видимо, было нельзя.

Ну и слава Ночи.

Поднимаюсь до высоты восьмисот метров.

У Махмуда из носа идет кровь.

Резкий перепад давления.

Снижаюсь, долетаю до нашей «базы», приземляюсь, отцепляю сведенные судорогой руки наемников.

— Теперь я знаю, что такое падение в Ад, — говорит латыш и валится на землю.

Афганец молча утирает нос, глядит на ладонь.

— Главное, мы живы, — замечает Алик.

 

Достаю из сумки сверток, протягиваю птенцу.

— Надень.

Разворачивает.

Такой же костюм, как мой «походный» — из плотной кожи.

 

Немного приходят в себя через три часа.

Достаю из сумки бутылку водки.

— За тех, кто там остался, — говорит афганец и выпивает первым, не чокаясь.

Остальные следуют его примеру.

— За успех, — провозглашает Алик второй тост.

Выкладываю на стол пять ровных долларовых горок.

— Ваше. Честно заработали.

Молча сгребают их каждый в свою сумку.

— Я не знаю, что ты за черт, — вдруг говорит украинец, — но ты нас вытащил… Я уже отходную прочел, когда шахту завалило. И пусть мы через Ад выбрались, как сказал Рич... но мы выбрались. Шеф, мы тебе должны.

Пожимаю плечами.

— Вы делаете свою работу, я свою. Пока вы были моими воинами, я отвечал за ваши задницы.

Улыбаются.

 

Наемников доставляю в Москву стандартным способом — предварительно усыпив. Перед укусом приходится касаться каждого силой — после окончания работы недоверие друг к другу резко повысилось. Связываю веревкой между собой, как сноп соломы.

В бессознательном состоянии перемещать их легче.

Оставляю их на крышах разных домов.

Выходы нигде не заперты, я проверял.

Едва могу сдержать голод.

Птенец висит на спине, с интересом наблюдая за моими действиями.

Приземляюсь на балконе.

* * *

Андрей с любопытством смотрит на птенца.

Птенец с любопытством смотрит на Андрея.

 

— Почему ты его не доел? — интересуется.

— Он слуга, — поясняю.

— Слуга? А, да… слышал что-то. М-м-м… Я бы доел. Вкусно пахнет, — театрально втягивает воздух.

 

Андрей пятится.

— Не пугай его, — говорю строго.

Птенец поднимает на меня растерянные глаза. Артист.

— Почему?

— Потому что он мой, — вкладываю в голос немного силы.

Пожимает плечами.

— Как хочешь.

 

Андрей прячется где-то в комнате.

 

Птенец смотрит на спящего Сашу.

— А этого можно съесть?

— Нет.

— Почему?

— Потому что он — плата за твою свободу.

— И что? Я же уже на свободе.

— Все равно. Не трогай его и не пугай.

Вздыхает.

Он долго общался с людьми.

* * *

— Как тебя зовут? — спрашиваю птенца.

— Апрель, — пожимает плечами.

— Кто твой Старший?

— Аугусто.

 

…Смеется. На дворе — теплый август.

— Думаешь, я боюсь смерти? Нет, Маркус, я боюсь жить.

— Почему?

— Потому что чем старше я становлюсь, тем большей развалиной делаюсь. Когда мне будет шестьдесят, я едва смогу передвигаться. Как мой дед.

— Скажи… ты бы поверил, что я старше Христа?

Смеется…

 

— Что с ним стало?

Сплетает пальцы.

— Мы расстались в тысяча девятьсот сорок первом. Как раз через два месяца после начала войны. Мы были на территории Белоруссии. Наш поезд подорвало. Я попал в руки НКВД, и с тех пор больше не видел Аугусто.

— Я его не видел уже три сотни лет.

— Я меньше.

— Почему ты Апрель?

Улыбается.

— Я родился в апреле, обращен в апреле и восстал тоже в апреле. Как, по-твоему, меня должен был назвать Наставник, которого самого зовут Аугусто?

Машинально улыбаюсь в ответ.

— Апрель.

— Ну вот. А как зовут тебя?

— Шеш.

— Шеш?

— Да.

— Ты же… легенда!

— Почему?

— Аугусто говорил, ты — самый Старший.

Пожимаю плечами.

— Возможно. Я не видел своего Наставника очень и очень давно.

В глазах — почтение.

— Ты хорошо летаешь… И днем, наверное, можешь..?

Киваю.

— Могу. Мне опасны восход и закат. Остальное время — в мое удовольствие.

— Научи.

Опять киваю.

— У тебя нет выбора, Младший.

Улыбается.

* * *

Андрей заперся в комнате на хлипкий замок.

Стучу.

— Кто там? — в голосе страх.

— Открой, это я, — успокаиваю слугу.

Щелкает запором.

— Вы… один?

— Один, один, — киваю. — Ты чего боишься?

— Ну… он так…

— Он тебя не тронет. На тебе — моя метка. Даже если он будет голодным, инстинкт не позволит ему взять чужое.

— А если… очень голодным?

— Все равно. Наши инстинкты сильнее, чем у людей.

Облегченно вздыхает.

* * *

Перед восходом запираюсь с птенцом в комнате ожидания.

— Укройся плащом. Я после восхода выйду.

Послушно закутывается в кокон.

* * *

— Почему он не выходит? — подозрительно косится мой слуга.

— Потому что он не выносит солнечный свет.

— А вы..?

— Я старше него. Я — выношу.

— А…

— Как Саша? — перевожу тему.

— Отлично, — кивает. — Правая нога полностью восстановилась. Ждали только вас.

— Вот и хорошо. После захода вернем его домой.

* * *

Александр Евгеньевич напряжен.

Толпа обтекает его на расстоянии, словно ощущая настроение, противоположное веселью.

Подхожу, здороваюсь.

Бурчит что-то в ответ.

Подаю билеты билетеру.

В нашем распоряжении — целая кабинка, хоть и открытая.

Колесо обозрения медленно поднимает нас над вечерней Москвой.

— Красивый город, — говорю, вглядываясь в панораму.

— Зачем вы меня сюда притащили? — полковник не скрывает раздражения. — Когда вы вернете Сашу? Вы же уже вызволили своего собрата!

— Уже доложили?

— Доложили?!! Какое, к черту, «доложили»!!! У нас на ушах стоят ВСЕ, понимаете? Вы разнесли по камешку лабораторию, где держали этого… вашего собрата! Секретную!

— Я? — добавляю в интонации удивления. — Это ваши товарищи обстреляли бункер. Я еле выбрался.

Полковник лишь хватает воздух ртом.

— Вы же понимаете… это был ценный материал, так просто отпустить… — наконец выдавливает из себя.

— Материал?! — говорю холодно. — Это мой собрат. Если уж говорить о «материале», — добавляю в голос яда, — то «материал» — это вы. Пищевая биомасса.

Александр Евгеньевич несогласно молчит, прикусив губу.

— Теперь о деле. Саша ждет вас внизу.

Дергается, впивается взглядом в разноцветную толпу, смазанную плотными сумерками.

Обрываю ремень, поднимаюсь в воздух.

Мало кто смотрит на чужие кабинки. Особенно, если они в самой верхней точке колеса.

С высоты ста двадцати метров наблюдаю встречу деда с внуком.

 

Полковник Феоктистов суетливо ощупывает Сашу, заглядывает тому в лицо.

То, что Саша пришел на двух ногах, понимает через минуты через две. Когда мальчик обращает его внимание на свою новую конечность.

Нажимаю кнопку «вызова».

Мой абонент хватается за один карман, за второй. Вытаскивает подаренный мною «Сименс», тычет «ответить».

— Александр Евгеньевич, — не даю полковнику сказать что-либо. — Я обещал, что Саша вернется к вам целым и невредимым. И я сдержал свое слово. И то, что он попал ко мне далеко не целым, значения не имеет.

— Граф… — собеседник чуть не плачет от радости. — Я…

— Знаю, да, — перебиваю его. — Теперь слушайте. Это — плата за то, чтобы вы и ваш внук забыли обо мне. Навсегда. И постарайтесь сделать так, чтобы ваши спецслужбы были от меня максимально далеко.

— Послушайте…

Растираю телефон в руках в мелкие кусочки.

* * *

Андрей и Апрель сидят в кухне, о чем-то беседуют.

-…а потом я оборачиваюсь, а между могил — силуэт черный такой и в плаще. Чуть в штаны не наложил… — голос Андрея.

Похоже на рассказ о нашей встрече.

Захожу в кухню.

Апрель улыбается. Словно кот, объевшийся сметаны.

Мой слуга тоже улыбается. Но странно.

Приглядываюсь.

Следы чужой силы.

— Апрель, — говорю птенцу. — Я говорил тебе не пугать моего слугу?

— Говорил, — соглашается. — Я его и не пугал. Так, коснулся пару раз. Мне было интересно, как вы познакомились. И почему он согласился на служение. Старший, я не сделал ему ничего плохого.

— Не касайся его больше.

— Почему?

— Потому что он — мой!

Пожимает плечами. В жесте — наигранная обида.

— Как хочешь. Вообще к нему не подойду!

Поднимается со стула.

— Стоять, — приказываю.

Останавливается. Поворачивается.

— Апрель. Не смей трогать моего слугу, — вдавливаю взглядом силу ему в глаза.

 

Взгляд Андрея проясняется и наполняется паникой.

Перед ним два соперничающих вампира.

Которые излучают волны ужаса.

 

Апрель выдерживает мой взгляд пару секунд, но силы ему не хватает.

Отводит глаза.

Он - птенец.

 

Волны ужаса стихают.

Сжимаю руку слуги.

— Все в порядке.

— Ч-ч-что это было?

— Апрель решил тебя немного разговорить, — поясняю.

— Не… потом?

— Потом… Мы померялись силой.

— И… кто кого?

Хмыкаю.

— Как ты думаешь?

Переводит взгляд на Апреля, сиротливо сидящего на стуле.

— Было страшно…

Киваю.

— В такие моменты от нас во все стороны идут эманации страха. Мы хищники. У нас есть чувство соперничества. Мы должны подтверждать свою силу друг перед другом. Это на уровне рефлексов.

— В следующий раз, когда мне будет страшно, я буду знать, что это вы… меряетесь.

Апрель нервно хихикает.

Улыбаюсь.

 

— Зачем ты ему все объясняешь? — спрашивает птенец, когда Андрей уходит в спальню.

— Он — слуга.

— Это ему так нужно?

— Почему нет?

— Аугусто говорил, что слуге совершенно не нужно знать о нас все.

— Я не Аугусто.

Потягивается.

Похож на кота.

— Аугусто был более человечен.

— Я не Аугусто, — повторяю.

— Сколько тебе лет? — внезапно спрашивает.

— Шесть тысяч.

— Честно?

Поднимаю бровь.

— Извини, — выставляет перед собой руки. — Мне едва сто пятьдесят исполнилось. Твой возраст для меня — нечто эпическое. Сложно осознать.

— Ничего, — говорю. — У тебя все впереди.

Улыбается.

— Если Тень будет милостива.

— Если Тень будет милостива, — отзываюсь.

* * *

— Это все, — признается птенец, медленно поднимаясь над диваном на высоту двух ладоней и так же медленно опускаясь обратно.

— Еще раз?

— Больше не могу, — вздыхает. — Я, когда был в плену, не тренировался. Не хотел, чтобы эти знали.

Киваю.

— Это правильно.

— Я еще делал вид, что нам святая вода опасна.

Улыбаюсь, вспомнив «душ» на третьем уровне.

— Потому нас водой облили?

Смущается.

— Ага… у них там бочка со святой водой была на случай моего побега.

Смеемся.

 

На следующий день вылетаем в Хабаровск.

Андрей на самолете, Апрель со мной.

Висит на спине грузом.

Лететь приходится через Америку, по ходу вращения Земли, чтобы не столкнуться с восходом.

* * *

— Ты здесь живешь? — осматривает мой коттедж.

Киваю.

— Один?

— Со слугой и кошкой.

— Кошкой? — изумлен.

— Да.

— Покажи?

В голосе — детский восторг и предвкушение.

— Она сейчас не здесь, — огорчаю птенца. — Андрей ее отнес знакомой.

Вздыхает.

— Я кошек не видел лет двадцать.

* * *

— Когда ты прилетел? — спрашиваю Андрея.

— Часов десять назад.

— Спал?

Качает головой.

— Не могу. Привыкнуть надо к смене пояса.

Птенец исследует все уголки дома.

— А что там за детская комната? — спрашивает, свесившись с лестницы.

— Машина, — отвечаю.

— А… той самой?

Киваю, но Апрель уже опять где-то наверху.

 

— Он… не похож на вас, — говорит мой слуга.

— Не похож, — соглашаюсь.

— Сколько он пробыл..? — замолкает, не договорив.

— В плену? С тысяча девятьсот сорок первого года. С начала войны.

— Семьдесят лет? Ого.

— Ага, — подтверждаю. — Поэтому я и не люблю всякие спецслужбы.

— А вы..?

— Тень милостива, — отвечаю. — Я в своей жизни в плену только год проторчал, и то лет семьсот назад.

Вздыхает облегченно.

* * *

В кухне — идиллия. Андрей размешивает тесто, Апрель жарит блины.

— Смотри, — говорит птенец. — Набираешь в половник вот столько теста и выливаешь на сковородку. Выливаешь быстрым движением, затем сразу размазываешь…

— Угу, — наблюдает за его действиями слуга.

Вхожу в кухню.

— Твой слуга не умеет готовить, — изрекает очевидное Апрель.

Киваю.

— Я знаю.

— Он и уборку делать не умеет, — добавляет.

— Я знаю.

— Зачем тебе такое бесполезное существо?

Слуга едва не опрокидывает тесто.

— Мне так хочется, — пожимаю плечами.

Ожесточенно возит ложкой. Запах обиды.

— Он еще и обижается… Старший, ты его разбаловал, — птенец выливает с шипением очередную порцию теста.

Смотрю в тьму за окном.

— И что?

— Ничего, — пожимает плечами. — Потом придется исправлять кнутом.

Андрей отставляет кастрюлю и стремительно выходит из кухни.

— Чего это он?

— Он человек, Апрель. Он эмоционален. И… он еще не до конца свыкся со своей ролью.

— Ты его наказываешь хоть? — прищуривает один глаз.

— Было пару раз…

— Пару раз?! Мать моя Тьма, Шеш… Я бы шкуру с него спустил за такое поведение!

— Он — не твой слуга.

Вздыхает, изображая облегчение.

— И слава Тени…

 

Оставляю Апреля хозяйничать в кухне. Поднимаюсь к Андрею.

Сидит на кровати, стиснув кулаки.

— Не нервничай, — говорю.

— Он меня ненавидит.

Качаю головой.

— Нет.

— Как нет, я что — не вижу?

— Андрей… Он — не человек. Ты для него - слуга его Старшего, не более.

— Низшее существо…

Соглашаюсь.

— Да, низшее. Но не забывай о том, что мы — вампиры. И для нас низшими существами являются все люди, как для вас — коровы какие-нибудь или собаки.

Закусывает губы.

— Но твой статус несоизмеримо выше, чем у любого другого человека. Ты носишь мою метку. Ты — мой слуга. Тебя не тронет ни один мой собрат. Апрель относится к тебе с гораздо большей симпатией, чем к любому другому человеку.

— Что-то не видно…

— Не видно? Он сейчас на кухне жарит блины. Угадай с трех раз, кому?

— Да нужны мне его блины!!! Он с вами разговаривал, будто меня рядом нет! Говорил, что я бесполезное существо!

— Андрей. Понимаешь… Апрелю предстоит еще привыкнуть к нашим отношениям. Он воспринимает тебя так, как его учил прежний Наставник, Аугусто. А тот со слугами не церемонился. К тому же Апрель почти полжизни провел в застенках. Сам понимаешь, как он относится к людям после этого. Это все проявляется в грубости и бесцеремонности. Не бери в голову.

— Я попробую, — вздыхает.

 

Спускаюсь вниз.

— Утешил ляльку? — спрашивает птенец.

Киваю.

— Апрель… Я тебя прошу, постарайся быть тактичным с моим слугой, хорошо?

Смазывает блин куском сливочного масла.

— Добрый ты… Но только ради тебя. Зови его уже, блины стынут.

* * *

Утром приезжают рабочие, меняют дверь на второй кладовке.

Еще одна комната ожидания.

Андрей уезжает за кошкой.

* * *

— Я голоден, — говорит Апрель, едва выйдя после заката.

— Тогда будем охотиться, — отвечаю.

В глазах — хищные огоньки.

 

В коридор выходит кошка, недоуменно останавливается.

— Киса! — умиляется птенец.

— Мр-р! — подтверждает кошка.

Хватает кошку в охапку.

— Мать моя Тьма, как же я скучал по тебе, родная!

Кошка терпеливо жмурится.

 

Через пару часов взмываем в ночное небо. Птенец висит на спине.

— Я охочусь по ночам, — поясняю. — Днем — опасно.

— Это и козе понятно, — хмыкает. — А как ты охотишься?

— Увидишь.

 

Делаем круг над пустырем, смотрим вниз.

По утоптанному снегу торопится одинокий прохожий.

Опускаюсь за его спиной.

Апрель меня понимает.

 

Через пять минут поднимает затуманенный взгляд.

— Еще хочется…

— Нельзя, — одергиваю.

— Я знаю, — грустно соглашается.

Поднимаю тело на руки.

— Зачем тебе это?

— Надо убрать. Пусть будет без вести пропавший, чем непонятно как умерший.

— Понятно…

Тело переношу в лесополосу на окраине города.

Теперь и мне надо поесть.

 

— Аугусто охотился по-другому, — говорит, когда мы входим в дом.

— Я не Аугусто.

— Я знаю, — вздыхает. — Но у тебя получается быстрее и качественнее. Ты летаешь лучше, чем Аугусто.

Киваю.

— У меня опыта больше.

— Аугусто иногда падал.

 

…поднимаю голову на треск веток.

Вершина дерева сломана.

Под деревом — Аугусто.

— Жареные куропатки летают изящнее, — ухмыляюсь.

— Отстань, Шеш. Это была осина!

— Не повезло, — соглашаюсь…