Тропой пегасов (гет)

Ремус очнулся. Сознание плыло. Где он, что с ним?

Вокруг было светло, но зрение не фокусировалось. Размытые области... Наверное, он в чьем-то доме.

Издалека доносился то усиливающийся, то утихающий шум. Мужской и женский голос.

На чем он лежит? Постель. Надо же, постель, нормальная постель. Весь последний месяц он провалялся на сеновале, а тут ему нашли...

Кто нашел? Что было ночью? Драка... Медведи. Четыре медведя-оборотня. Взрослые. Настасья, была ли она среди них? Похоже, что всё-таки не было — она бы выглядела моложе. Кто были эти медведи? Главный — логично, что наставник. Точно сказать нельзя....

Хотя сейчас уже можно. Ремус помнил, как под ударом его волка у медведя вытек глаз. Значит, тот, кто на него напал, стал одноглазым. Четыре медведя-оборотня — и именно четыре человека отправлялось с ними на охоту.

Настасьи не было среди нападающих. Это радовало: хоть он и не испытывал особых чувств к девушке, у него осталось ощущение какой-то ответственности и благодарности. Всё-таки тогда она была против идеи наставника женить его принудительно... Хотя здесь, похоже, был вопрос выбора средств, а не цели.

Вспышка? Взрыв? Что это было? Кто это был? Неужели Настасья? А кто еще? Кто-то хотел их спасти?

Похоже, что вспышка была магического происхождения. Но магов среди этой деревни не было зафиксировано. Или у какого-то маглорождённого внезапно за этот месяц проявились способности, или...

Их спас тот, кто убил пегаса.

Он закрыл глаза. Звук стал ровнее. С удивлением Ремус узнал голоса Людмилы и Руслана.

— Тебе не страшно с ним жить?

— Страшно. Но у меня всё-таки дети... Куда я пойду? Были бы живы родители, так да. А здесь все на его стороне. В незнакомую деревню — тоже страшно. Вдруг не примут? И где я там буду жить? Одна бы давно ушла. Даже в лес. А так — приходится терпеть, и делать вид, что всё хорошо.

— Долго у него заживают раны?

— Глаз-то не заживёт. Всё, нету, было бы чему регенерировать.... Неделя у вас есть, думаю. Сможете успеть уйти, пока он без сознания, вас никто не тронет. Скоро твой дружок очнется, день оклемаетесь и уйдете. Еды я вам дам, дорогу покажу...

— Мы никуда не уйдем.

— Почему?

— Я вызову милицию.

— Зачем?

— Он тебя бьет. Он — незарегистрированный оборотень. И еще четыре человека. И еще... скажи, от чего умерла твоя дочка?

Беседа прервалась. Послышались шаги. Резкость ответа удивила Ремуса: всегда речь Людмилы отличалось спокойствием и плавностью.

— Это тебя не касается.

— Почему? Почему ты покрываешь преступника? Люда! Да посмотри же ты на меня!

— Что я могу сказать? А ты подумал обо мне? Все решат, что это я сдала их, я ж «чужая». И куда мне? У тебя жена и ребёнок, а мне куда?

— Ты попадаешь под программу защиты свидетелей. Я договорюсь, — твёрдо произнёс Руслан. — Оборотень, который не встал на учет, подверг опасности других людей, и, следовательно, должен быть отправлен в резервацию. Люда, я не могу нарушить свой долг.

— Какой долг? Ты всего лишь лесник, который пытается пресечь браконьерство.

— Я не просто лесник. Как бы обычный человек смог справиться с оборотнем? Я волшебник.

— Что? Что за бред?

Её голос задрожал, но в нём было не недоверие, а страх. Люпин задумался, чего она может бояться. Может, она боится волшебства вообще? Или самих волшебников?

— Ты сам рассказал, что вас спас непонятный взрыв.

«Могла ли она его вызвать?» — думал Ремус. Но уже было понятно, что взрыв вызвал тот, кто покусал Голубя, его фамилиара. — «Тогда понятно, почему пегасы её не тронули: у неё двое маленьких детей. Но... тогда получается, что она сама — оборотень. И если придёт полиция, то достанется не только Авдею, но и Люде...»

Ремус вздохнул. Всё вроде сходилось, но что-то внутри него говорило, что где-то ошибка. Или это просто усталость?

Думать об оборотнях было проще, чем думать о себе. Кажется, его укусил оборотень-медведь во время превращения. Станет ли он тоже оборотнем-медведем? Или у него иммунитет?

Руслан подошел к нему.

— Как ты? — грубовато спросил он. Ремус пожал плечами.

— Я в милицию. Вернусь через неделю, когда Авдей очнется, я буду здесь с подкреплением. Без него тебя не тронут. Если будет кто спрашивать, официальная версия: вы охотились все вместе, и на вас напал медведь. На нас. На всех четверых. Девушек не трогай, они слушались брата, они не при чем. Я официально при смерти, и никого ко мне пускать нельзя. Всё понял?

Ремус снова пожал плечами.

— Я вызову их из дома, здесь фон нестабилен, да и на выходные попадаю, так что Ленку увижу. Что-то надо передать Сириусу или Гарри?

— Дай мне бумагу и ручку, — попросил Ремус.

Если кто и мог его поддержать, то его семья — Гарри и Сириус.

* * *

Руслан прошел через пастбище пегасов: тропку леший не сворачивал, да и хотелось попрощаться с любимыми крылатыми лошадьми. Но, вопреки ожиданию, к нему не стали слетаться его друзья, как в прошлый раз. Они терпели его ласку, его прикосновения, но отказывались от угощения и не выражали радости от встречи.

С тяжелым сердцем он нашел Голубя. Тот не обращал на него внимания. Пегас лежал на животе, положив голову на передние копыта и печально смотрел в облака. Его прекрасные крылья были сложены, но левое под чуть-чуть неправильным углом.

— Голубь, хороший мой, что случилось? — прошептал Руслан, бережно гладя его по морде.

— Ты переживаешь из-за того, как я повёл себя с Ремусом? Но ему нужна же и стая, и семья!

Пегас мотнул головой.

— Ну да, вы свободолюбивые животные.... Ну да, я признаю, что был неправ! Доволен?

Руслан горько вздохнул и вдруг затаил дыхание. Слёзы? Голубь плакал?

Его озарила страшная догадка.

Неправильно сложенное крыло. Так вообще не бывает!

Если только....

Руслан расправил левое крыло. Оно висело мертвым грузом. Под крылом была рваная рана, чуть более аккуратная, чем в прошлый раз, с ногой, но намного более страшная: в чьем-то злом порыве была порвана главная мышца, маховая, и выворочен сустав.

Дрожащими руками мужчина достал палочку. Он пытался залечить, но у него ничего не получалось: рана была нанесена оборотнем, и мышцы отказывались срастаться. Ему удалось поставить сустав на место, и обезболить крыло, но...

Голубь больше никогда не сможет летать.

— Может, Ариэль удастся тебе помочь... Или брат наговоры знает? Ты сможешь идти?

Голубь на него равнодушно посмотрел и отвернулся.

Огромный, грузный мужчина разрыдался на земле, как ребёнок. Кажется, он потерял доверие самых волшебных, самых прекрасных и самых ценных для него существ во всём мире.

* * *

Зазвенела защитная линия: кто-то её пересёк. Ариэль сидела на веранде с вышивкой в руках, и не особо удивилось, увидев, кто это.

— Сириус.

— Я пришел извиниться.

— За то, что удержал?

Сириус недоумённо на неё посмотрел.

— За то, что поцеловал тебя. Что позволил своим чувствам взять верх.

Он опустился на колени перед ней, отложил вышивку и взял её руки в свои.

— Я сказал тогда правду: я люблю тебя, и не хочу, чтобы ты уходила. Но я не имел права так себя вести. Этого больше не повторится. И я клянусь тебе, клянусь всей своей магией — слышишь? — что я буду рядом, пока я нужен тебе, буду рядом столько, сколько ты позволишь, буду рядом, пока не вернётся твой муж.

Лёгкое ощущение проскользнувших нитей дало понять им, что клятва принята.

— А если я хочу, чтобы это повторилось? — тихо прошептала Ариэль.

Сириус аккуратно поцеловал ей тыльную сторону ладони и встал.

— Не делай глупостей. Пожалуйста. Вернётся твой муж, и всё это покажется лишь дурным сном. Через четыре месяца твое снадобье будет готово, и ты навсегда останешься с мужем, любимой дочкой и со всеми нами — глупыми двуногими, — он шутливо понизил голос на последних словах, так что они оба улыбнулись.

— Если будет кому дать мне это снадобье, — промелькнула у женщины печальная мысль. И тут же развеялась вместе со звоном, сигнализирующем о том, что кто-то пришел. И спали нити, свидетельствовавшие магическую клятву.

— Твоя клятва исполнена, — сказала Ариэль Сириусу. — Руслан вернулся.