Доска треснула, фигуры разлетелись на куски... (гет)

Северус никогда не задавался вопросом справедлива жизнь или нет. Он знал: жизнь несправедлива. Понимал с раннего детства. Это было в числе первых знаний, полученных им об окружающем мире. Он никогда не считал это чем-то неправильным. Просто что есть, то есть, хочет он того или нет. И нет никого, способного повлиять на ход вещей. Мир, в котором существуют люди, это система. Система угнетения. Наверху те, кто способны угнетать, внизу те, кто не способны. Даже магглы понимают такие простые вещи. Волдеморт, Дамблдор превосходно справлялись с задачами, поставленными системой. Они, несомненно, игроки высшего порядка. Фигуры послабее, типа Амбридж, тоже могли порой сделать удачный ход. Но все это глобальные масштабы. А ведь система в каждой своей части повторяет целое. В любой объединенной чем-то группе людей находятся свои угнетатели. Амбридж не штучный товар, а деталь массового выпуска. Только кто-то вроде Гермионы Грейнджер мог бы считать, что положение вещей, установленное самой природой, можно изменить.

Сам же Снейп желал когда-то оказаться на вершине, во главе игры. Быть тем, кто эту жизненную несправедливость творит. Воплощает мировой закон. Как иронично, что это, как ему казалось, как раз было бы справедливо. Ему, выросшему в боли и угнетении, казалось справедливым, что вместо того, чтобы терпеть несправедливость, как он терпел ее в детстве и юности, он сможет ее творить.

Сейчас все изменилось. Снейп больше не хочет быть фигурой, не хочет быть игроком. Все, что ему нужно, это выбраться с игрового поля. Смерть теперь отчего-то не кажется желанной. Обычная спокойная жизнь — вот, что он заслужил и вот, что было бы справедливо.

Он не спрашивал себя почему. Почему внезапно все в его голове перевернулось вверх ногами. Почему он теперь так хочет выжить. Может, все дело в инстинктах. Как у зверей. Чем ближе смерть, тем острее восприятие. Тем быстрее течет в жилах кровь. Тем больше манит запах свободы.

А может, просто он чувствовал, что он теперь не один. Что среди загипнотизированных хищником-Дамблдором зверюшек, смирно шагающих на убой, в этом замке есть теперь еще кто-то, свободный от дурманящей власти безумного старика.

Гермиона.

Прошло несколько недель с тех пор, как она призналась Северусу, что все вспомнила. И все это время Снейп внимательно за ней наблюдал. Как он сам себе объяснял, чтобы убедиться, что она не выдаст свое знание Дамблдору чересчур напряженным поведением или еще чем-то. Но он зря волновался. Она держала себя безупречно. Ни один сторонний наблюдатель не догадался бы, что она уже вовсе не та мисс Грейнджер, какой была последние несколько лет. Снейп иногда ловил ее взгляд на уроках или в Большом Зале, и каждый раз на душе у него теплело. Он не отдавал себе отчета в том, что чувства, зреющие глубоко внутри, уже выходят за пределы просто дружеских.

Поэтому он был рад, когда Гермиона наконец явилась вечером в его кабинет, как в старые добрые времена.

— Можем ли мы что-нибудь изменить? — прямо с порога спросила она.

Снейп проверил заблокирован ли камин и только после этого переспросил:

— Вы о чем?

— Обо всем, что вы мне рассказали, о плане Дамблдора. Можем ли мы что-нибудь изменить? Неужели все, что нам остается — просто сидеть и ждать?

Снейп глубоко вздохнул. Оглядел Гермиону, такую энергичную с раскрасневшимся лицом и взлохмаченными волосами. Ее глаза горели желанием переделать мир. Опасная штука — молодость и ее частый спутник — слепой и губительный энтузиазм.

— Именно так, — ответил он голосом, исполненным спокойствия, — Сидеть и ждать. А когда закончится учебный год и пройдет панихида по Дамблдору, вам нужно бежать как можно дальше и не возвращаться. Вы должны понять, что пытаться сейчас как-то повлиять на события — значит, подписать себе смертный приговор. Нет вариантов. Нет шансов.

Как часто все это крутилось у него в голове. Он с усилием выплевывал уже тысячу раз обдуманные и пережеванные слова.

— А вы? — Гермиона закусила губу. — Вы-то остаетесь. Почему бы вам не бежать тоже? Почему вы даже не рассматриваете этот вариант?

Северус тряхнул головой и сел в свое кресло. Возможно, стоило обдумать подобное развитие событий. Теперь побег для него имел больше смысла. Почему-то.

Гермиона? Это из-за нее?

Да нет, конечно.

— Знаете, тут не о чем говорить, — наконец ответил он. — Давайте лучше выпьем чай. Мне этого так не хватало. Этих вечеров с вами.

Он готов был убить себя. Он что, сказал это вслух? Опять? Почему в присутствии Гермионы вечно так получается? Он говорит совсем не то, что надо, а то, что крутится в голове. С таким самоконтролем ему недолго осталось жить на этом свете.

А разве не этого ты недавно хотел? Умереть?

Гермиона нахмурилась.

— Должно быть, вы очень одинокий человек раз скучали по вечерам, проведенным с первокурсницей, — со злым отчаянием в голосе сказала она. Вряд ли можно было ожидать, что она может легко простить и забыть то, что именно он отравил ее зельем подмены.

Снейп сжал челюсти так крепко, что зубы заскрежетали. Она права, он очень-очень одинокий человек. Но разве это важно? Как будто бы кому-то есть до этого дело.

— Правда, мне это даже льстит, — сказала Гермиона, усаживаясь в кресло напротив. — С учетом того, что я недавно узнала, я не уверена есть ли у меня вообще друзья. — Она постаралась улыбнуться, но улыбка вышла горькой. — Но я знаю, что есть вы, и это хорошо.

Северус кивнул, не найдя что сказать в ответ. Сам-то он в себе был вовсе не уверен. Чтобы замаскировать смущение, он взмахнул палочкой, подавая чай. Гермиона взяла чашку, согревая об нее руки.

— Вы правда убьете Дамблдора, как он вас попросил? — спросила она после долгих мгновений тишины.

Это прозвучало до странности обыденно. Но ни Снейп, ни Гермиона не обратили на это внимания. Их жизни уже давно свернули с нормального пути, а что до Снейпа, он вообще никогда не знал чем именно эта самая "нормальность" является.

— Я бы сказал, приказал, не попросил. Но, пожалуйста, давайте оставим пока Дамблдора и все темы с этим связанные. Не думаю, что могу сейчас об этом говорить.

— А я не думаю, что могу говорить о чем-нибудь другом.

Северус кивнул:

— Понимаю. Но если не хотите сойти с ума, то лучше не забывайте, что другая жизнь тоже существует.

— Там, где все всегда хорошо и понятно? — У Гермионы в глазах заблестели слезы. Снейп заметил как она моргнула и глубоко вздохнула, прогоняя их, а потом сделала большой глоток из своей чашки.

Он отвел взгляд.

— Не обязательно хорошо, но понятно, да.

Он постарался ободряюще улыбнуться, но не знал насколько хорошо получилось. Однако лицо Гермионы посветлело.

* * *

Снейп плохо спал по ночам. Тайны, обязательства, интриги разрывали его на куски. Он привык жить с грузом постоянной боли на сердце, но иногда все, что он так старательно прятал подальше выплывало на поверхность, и тогда он с трудом дышал, парализованный страданием. Ему хотелось кричать, кричать так горестно и громко, чтобы этот крик перетряхнул всех вокруг, чтобы он уничтожил сковывающие душу путы и освободил сердце от боли. Но он молчал, стараясь сохранить на лице привычное холодное выражение. Если бы не многолетняя привычка притворяться, вряд ли он смог бы вести себя нормально, не вызывая подозрений. Но он мог, он притворялся, прятал свои чувства даже от себя самого.

Именно поэтому он уже давно забыл, кто он на самом деле. Он даже забыл, есть ли там вообще кто-то под этими повседневными масками холодности, под слоями незаживающих ран — страданий. Может, там давно никого нет, только, выжженная болью, душа, которую никогда не вылечить, которая от одного прикосновения рассыпется на куски.

С Гермионой было легче, чем с другими. В ее присутствии он чувствовал, что боль отступает, что маска, под которой он прячется трещит по швам. Он жаждал этого освобождения, но и боялся его. Он не спрашивал себя, почему так происходит. Он думал, что Гермиона — чистое существо, открытая, искренняя душа — как раз то, что он так редко встречал в жизни, поэтому когда он с ней, ему легче дышать и хочется жить. Она его друг, единственный и последний. Именно поэтому она должна выбраться и выжить.

Северус гораздо легче стал переносить свой напряженный график жизни, когда Гермиона вновь начала заходить к нему по вечерам. Они встречались всего раз или два в неделю, тщательно шифруясь, чтобы никто ничего не заподозрил. Это были обычные беседы за чаем. Они больше говорили о жизни в целом, о мире, магии, старательно обходя запретные темы, так или иначе связанные с Дамблдором или Темным Лордом. Точнее, это Снейп старательно их обходил, а вот Гермиона так просто успокоиться не могла, но и ссориться с Северусом не хотела.

Понятно было, что так и дальше продолжаться все это не может. Тучи сгущались вокруг Хогвартса, да и вокруг всей магической Британии. И прятаться от нависшей угрозы в уютных чайных вечерах Снейповского подземелья скоро станет абсолютно невозможно.

Все в мире заканчивается, и хорошее и плохое.

Но значит ли это, что ни в чем нет смысла?