Доска треснула, фигуры разлетелись на куски... (гет)

Доска треснула, фигуры разлетелись...

Бывший преподаватель зельеварения и защиты от темных искусств, бывший пожиратель смерти, бывший директор Хогвартса и, возможно, даже посмертно самый непопулярный представитель магического сообщества Британии лежал на грязном полу заброшенной Визжащей хижины.

В то время как Пожиратели во главе с Темным Лордом крушили Хогвартс, бывший профессор Северус Снейп, истекая кровью, безучастно разглядывал давно сгнившие доски потолка. Он слегка удивился, что все еще не умер, но не стал цепляться за эту мысль. Он знал: осталось недолго, — и ожидал смерть как старого друга. Друга, которого у него никогда не было.

Хотя... Перед глазами мелькнули воспоминания детства.

Лили...

Если бы Снейп мог сейчас управлять мышцами своего лица, то болезненно сморщился бы, но яд Нагайны полностью парализовал его истерзанное тело. Вместо этого профессор лежал с самым безмятежным видом в своей жизни.

Смерть умеет напоследок подшутить над своей жертвой.

Одинокая слеза блеснула в уголке глаза. Он не смог сохранить Ее дружбу. Не смог удержать самое дорогое в своей жизни. Стоило ли вообще появляться на свет такой никчемности, как он?

Снейп чувствовал, что находится у последней черты — яд Нагайны добирался до мозга, искажая восприятие действительности: доски перед глазами начинали плыть.

Северус приготовился, но конец все не наступал. Только доски, изгибаясь, плыли все быстрей.

Бесконечный деревянный хоровод.

Лили...

Разве это единственное хорошее, что было в твоей жизни?

Что?

Снейп чувствовал, как яд устремляется все глубже в мозг, сжигая какие-то прочные барьеры. Он обреченно следовал по пути, проложенному невыносимой болью. Дело было лишь во времени, яд неустранимо пробивался вперед, будто сам по себе являлся живым существом. В ушах громко шипело, словно подгорающую сковородку засунули прямо в мозг.

Доски на потолке бешено вибрировали, пока потолок не лопнул, а вместе с ним и последний заслон в памяти мужчины, лежащего на полу.

Мгновение Снейп созерцал сумеречное предрассветное небо, а затем воспоминания ужасающей волной хлынули в сознание.

Год, когда Поттер-младший поступил в Хогвартс, последний год его, Северуса, нормальной жизни. Он знал, конечно, что, будучи жив, никогда не обретет покоя, но Дамблдор требовал от него слишком многого. Даже Волдеморт никогда не имел такой цепкой хватки. Темный Лорд был слишком резок, прямолинеен, слишком грубо действовал по сравнению со старым хитрецом Альбусом.

Грандиозный план директора Дамблдора был продуман еще много лет назад. И стоило только юному Поттеру вступить на порог Хогвартса, как механизм заскрипел, и этот самый хитроумный план за всю историю магических войн начал разворачиваться прямо перед изумленным взором Северуса Снейпа. Он и сам тогда не видел очевидного, пропускал ходы. Не всегда мог уловить причины и следствия, но был буквально околдован завораживающей масштабностью происходящих событий.

Ему и не оставалось ничего другого, кроме как быть безмолвным исполнителем, шестеренкой, крутящей глобальный механизм. Он с самого начала знал, что с неуклонной устремленностью приближает свой конец. Но что поделать? В партии Дамблдора фигуры не могли совершать своевольных ходов.

Только одна фигура постоянно путала карты, стремясь ускользнуть с игрового поля.

Гермиона...

Для игроков уровня Дамблдора всего лишь досадная помеха, не более. Но для Северуса она стала всем. Он, неожиданно для себя, вспомнил, что есть жизнь и за пределами шахматной доски, выстроенной директором.

* * *

— Тролль в подземелье! — заорал Квиррел, влетев в Большой Зал.

И тут же рухнул как подкошенный.

Северус бежал по коридорам, проклиная Дамблдора, притащившего в школу философский камень. Бессмысленно дальше ждать стабильной жизни. А все бремя ответственности за учеников легло на плечи преподавателей. Как будто и без того недостаточно проблем. Ясно же, что тот, кто уже пробрался в Гринготс, рано или поздно найдет способ проникнуть и в школу. И, скорее всего, сделает это не без помощи нового преподавателя, Квиринуса Квиррела.

Ах да, ведь все это просто часть некоего глобального плана.

Оставалось поражаться слепоте остальных преподавателей. Или, точнее, их ослепленности кристально чистым блеском Дамблдора.

Снейп поморщился. Он просто ненавидел тех, кто не видит дальше своего носа. Мышки, восторженно смотрящие в рот коту.

Внезапно раздавшийся крик отвлек Северуса от размышлений. Перепрыгивая через две ступеньки, он понесся к источнику звука.

Дверь женского туалета была открыта нараспашку, оттуда доносился жуткий шум: грохот разбивающейся плитки, глухой стук ударов и быстро оборвавшийся мальчишеский крик. Снейп подскочил и, мгновенно оценив ситуацию, одним взмахом палочки вырубил монстра. Уизли с вывернутой ногой без сознания лежал на полу, Поттер, держась за ребра, старался восстановить дыхание.

Подоспевшая профессор МакГонагалл поспешила оказать мальчикам первую помощь. Уизли громко застонал, открывая глаза.

— Что, позвольте спросить, вы двое делали в женском туалете? — сквозь зубы прошипел Снейп. От Поттера у него уже начиналась головная боль.

— Сэр, мы думали, тут Гермиона...

— ...а мы заперли тут тролля!

— А потом поняли, тут же Гермиона!

— И бросились ей...

— ...на помощь! — наперебой заголосили мальчишки.

— Итак, правильно ли я вас понимаю? Вы подумали, что мисс Грейнджер здесь, и поэтому решили запереть ее с троллем? Веселье как раз в духе вашего отца, Поттер.

— Нет-нет, все было как раз наоборот...

— ...мы хотели найти Гермиону и помочь...

— Что ж, это благородный поступок, — раздался голос Дамблдора.

Снейп скривился. Ладно, если директор здесь, пусть сам разбирается с этими благородными идиотами.

— Минус двадцать баллов Гриффиндору. С каждого. — Вот только противиться удовольствию снять баллы с ненавистного факультета он не мог.

Спустя полчаса все вновь собрались в Большом Зале. Директор решил не отменять праздничный ужин. Северус почувствовал, что уже сыт по горло праздником, и поспешил убраться подальше от счастливых довольных лиц. Конечно, стол Гриффиндора восхвалял храбрость Поттера и Уизли. Как же! Ведь двое этих отважных глупцов рискнули сразиться с горным троллем.

Снейп так устал, что чуть было не пропустил сигнал защитных чар своего кабинета. Уже у самой двери он притормозил, поняв, что внутри кто-то есть. Осторожно, с приготовленной палочкой он шагнул внутрь.

В его кресле, свернувшись калачиком, спала Гермиона Грейнджер.

Северус опустил палочку и громко захлопнул дверь. Гермиона испуганно вздрогнула и открыла глаза.

— Сэр, профессор Снейп... я не... это не то, что вы подумали! — затараторила она.

Северус жестом прервал ее быструю речь.

— Я еще ничего не подумал, мисс Грейнджер, и даю вам шанс объяснить свое поведение, — ледяным тоном сказал он. — Медленно и спокойно расскажите мне, что вы делаете в моем кабинете.

Гермиона сглотнула и начала:

— Понимаете, сэр, я шла по подземельям, а там... А там... там тролль!

Она внезапно замолчала.

— Тролль разгуливает по Хогвартсу! Нам нужно всех предупредить, сэр!

Она вскочила и метнулась к двери, которая захлопнулась прямо перед ее носом.

— Спокойно, мисс Грейнджер, Тролль уже обезврежен. Вернемся к вашему чрезвычайно увлекательному рассказу о том, как вы проникли в моей кабинет.

— Что вы, профессор Снейп! — покраснев, воскликнула Гермиона. — Просто негде было спрятаться, и тут я увидела вашу дверь. Она была заперта, и я попробовала заклинание Алохомора.

Северус кивнул. Алохомора? Весьма неплохо для первокурсницы, всего несколько месяцев знающей о магическом мире.

— Я подождала, пока тролль пройдет мимо, — продолжала меж тем Гермиона. — И хотела пойти предупредить остальных, но дверь больше не открывалась, даже заклинание не помогло. И я... я, видимо, задремала.

— Понятно, — Снейп прищурился. — Но все же остаются неизвестными мотивы, заставившие вас бродить по подземельям в столь позднее время. Вы в курсе, что это прямое нарушение школьных правил? Очень подозрительно, что первокурсница вроде вас бродит по школе практически ночью, в то время, как ваши друзья веселятся на хэллоуинском ужине.

Услышав о друзьях Гермиона вспыхнула, но промолчала, что не укрылось от насмешливого взгляда Снейпа.

— И, позвольте узнать, почему ваши дружки, Поттер и Уизли, рассчитывали найти вас в женском туалете?

— Они мне не дружки, профессор! — возмущенно воскликнула Гермиона. — И я понятия не имею, о чем вы говорите.

— Но по какой-то причине они ожидали найти вас в туалете. И то ли хотели спасти от тролля, то ли запереть вместе с ним.

Гермиона нахмурилась.

— Скорее уж второе, — подумала она про себя, но получилось вслух.

Снейп удивленно поднял брови.

Гермиона неожиданно для себя расплакалась. Ничего особенного, у нее и так весь день глаза на мокром месте. Но она никогда не думала, что будет плакать в присутствии профессора Снейпа, он ведь того и глядишь, снимет баллы за «излишнее проявление чувств в неположенном месте». Но стоило только ей подумать об этом, как слезы полились еще сильнее.

— Вот только истерик не надо, мисс Грейнджер, меня этим не разжалобишь, — зло сказал профессор.

— С-со мной н-никто не хочет д-дружить, — заливаясь слезами, сказала Гермиона. — Меня считают за-з-зазнайкой.

— Неудивительно, — пробормотал Снейп.

— Я весь день ходила по подземельям, лишь бы избавить их от своего п-п-присутствия.

Гермиона закрыла лицо руками.

Снейп молча ждал, пока у девочки закончится истерика. Ему было абсолютно плевать на эмоциональное состояние учеников и на их межличностные отношения. Он вообще не любил детей.

Не любил еще со школы. Тогда он целыми днями просиживал над книгами и котлами, с изобретенными им зельями. Он прятался в библиотеке, лишь бы не попасться на глаза Поттеру и компании, бродил по самым дальним уголкам замка и старался не привлекать к себе внимания.

Северус поморщился. Он ненавидел эти воспоминания. Гермиона, все еще всхлипывая, стояла перед ним. Сочувствие? Он не мог такого ощутить. Нет. Но все же похоже было, что каким-то мистическим образом маленькая первокурсница затронула в его душе чувствительные струны. Она действительно была чем-то на него похожа. Умная, способная и одинокая.

— Профессор Снейп? — Гермиона наконец успокоилась и вопросительно уставилась на него, закусив губу.

— Да, мисс Грейнджер? — Северус прогнал непрошеные воспоминания и своим привычным колючим взглядом посмотрел на ученицу.

— Я... я не уверена, но... я внезапно вспомнила. Даже и не знаю, как могла это забыть, — она удивленно мотнула головой, слезы на ее лице окончательно высохли. — Но... Но мне кажется, что троллем управлял профессор Квиррел.

Снейп напрягся. Ага! Именно чего-то подобного он и ждал.

— Опишите подробнее то, что вы видели, — попросил он.

* * *

Он долго думал, идти ли с этим к Дамблдору. Даже проводив мисс Грейнджер до гриффиндорской башни, взяв при этом с нее обещание никому ни о чем не говорить и намотав несколько кругов по темным коридорам замка, он все еще не знал, что конкретно предпринять. Ведь директор не идиот, философский камень — приманка, которую он разместил в замке, а Квиррел с самого начала вызывал подозрения. Возможно, Квиринус — просто жадный глупец, а возможно, за ним стоит рыбка покрупнее. Но в любом случае опасно подвергать учеников слишком большому риску. Нельзя же просто позволить этому кретину таскать в школу троллей? То, что Грейнджер действительно видела то, что описала, Снейп не сомневался. Об особой связи Квиррела с троллями догадывались все преподаватели, ведь именно его вклад в защиту философского камня — управляемый тролль.

Не думая больше, Северус поспешил в директорский кабинет. Кто-то же должен это прекратить!

В кабинете Дамблдора время словно остановилось. Еле слышно гудели сложнейшие магические приборы, весело трещал огонь в камине, искрясь и переливаясь оттенками радуги. Тихо перешептывались портреты бывших директоров. Казалось, эта комната и есть единственное настоящее место в мире, а там, за дверью, не реальность, нет, просто бесконечная навязчивая фантазия. Ожившая шахматная партия титанов.

Сам хозяин кабинета, удобно развалившись в кресле, с доброй улыбкой смотрел на Северуса. Северус, в свою очередь, даже не пытался изобразить улыбку, тем более добрую.

— Вы позволите этому типу и дальше вытворять подобные вещи? — раздраженно воскликнул Снейп. — Между прочим, ваш драгоценный Поттер вчера тоже мог серьезно пострадать.

— Ну-ну, Северус, — успокаивающе произнес Дамблдор. — Не горячитесь. Я уже пообещал вам, что лично займусь профессором Квиррелом. Совершенно очевидно, что кто-то наложил на него заклятие Империус. Бедный юноша, он и без того был таким нервным... — директор тяжело вздохнул. — Но сейчас меня намного больше беспокоят другие вопросы, — он многозначительно посмотрел на своего собеседника. — Гермиона Грейнджер.

— В чем вы видите проблему, Альбус? Думаете, девочка всем растреплет то, что видела? Насколько я успел заметить, мисс Грейнджер вовсе не дура.

— Дело вовсе не в этом, — Дамблдор тяжело вздохнул и поднялся с кресла. — Посмотрите на этих детей, Северус, — сказал он глядя в окно.

Снейпу пришлось подойти и встать рядом. На квиддичном поле, несмотря на холод и накрапывающий дождь, разминались игроки.

— Посмотрите на этих детей, — повторил Дамблдор. — Они думают, что у них есть выбор. Они думают, что их будущая жизнь зависит от решений, которые им предстоит принять.

— А это не так?

Директор оторвался от созерцания игровой площадки, чтобы пронзить Северуса холодным взглядом ясно-голубых глаз:

— Нет.

Снейп промолчал. Он не совсем понимал к чему клонит директор, но, в любом случае, все это ему откровенно не нравилось.

— На самом деле, по отдельности их жизни — ничто, — после долгой паузы заговорил Дамблдор, вновь усаживаясь в кресло. — Лишь вместе, соединяясь и переплетаясь, они образуют грандиозный узор, вытканный на полотне жизни, картину существования, которую дано увидеть далеко не каждому, и уж совсем редким избранным дана власть самим встать за ткацкий станок и управлять процессом создания этого судьбоносного полотна.

Он говорил вдохновенно и долго, глаза его мерцали и переливались отблесками каминного пламени. Снейп почти не слушал, он, как загипнотизированный, наблюдал за фанатически горящим взором старика и ощущал, что больше всего на свете желает сейчас выскочить из этого кабинета, из этой школы. Из этой жизни. Бежать, не останавливаясь, как можно дальше, туда, где нет ни одного знакомого лица, ни одной знакомой травинки, где нет ничего, что напомнило бы все это жуткое сумасшествие.

Свобода.

Но он был привязан. Привязан незримыми прочными нитями. Его жизнь так же, как и жизни всех остальных, была вплетена причудливым узором в рисунок судьбы на личном полотне Дамблдора.

— К чему эта пламенная речь, Альбус? — тусклым голосом спросил Северус.

На самом деле его совсем не интересовал ответ. Ему хотелось уснуть и больше не просыпаться. Или проснуться в каком-нибудь другом мире, где все проблемы волшебным образом решены, вопросы улажены, и жизнь начинается с чистого листа. Но, вместо этого, он уже который год вынужден просыпаться в привычный кошмар повседневности, безнадежный, бессмысленный и бесконечный.

— Я не вершитель судеб, друг мой, — с наигранной усталостью произнес Дамблдор, — отнюдь! Я лишь смиренный слуга незримых сил, управляющих нашими жизнями.

«Проклятый лицемер», — злобно подумал Снейп.

— Я, если угодно, чистильщик. Мне приходится выполнять всю грязную работу: подправлять ход событий то тут, то там, устранять недочеты, подгонять ситуации...

— Знаешь ли ты, Северус, для чего была предназначена Гермиона Грейнджер? Как сложно было направить ее таланты и возможности в нужное русло? Думаешь, ее ум — ее заслуга? Десятилетие кропотливой работы, чтобы создать из нее идеально подходящего помощника для избранного. Мягко подталкивать в правильном направлении... И вот она, наконец, в Хогвартсе, осталось только свести ее с Гарри. Вот тут-то и начинаются главные сложности. Этих двоих словно что-то отталкивает друг от друга. Возможно, я прогадал с мистером Уизли, но теперь поздно совершать рокировку...

«Он сумасшедший, — думал Снейп, — абсолютно и окончательно спятивший волшебник». А Дамблдор продолжал высказывать свои безумные мысли вслух. Северус был единственным собеседником, кому он мог открыть часть своего плана, ведь жизнь профессора висела на тонком волоске, еще одной ниточке судьбы в цепких руках великого директора Хогвартса.

— Вчера что-то пошло не так. Мы упустили грандиозный шанс свести их вместе... Один Гарри точно не справится... — речь старого чародея превратилась в сбивчивое бормотание.

Снейп смотрел в его глаза и видел ярко-голубую, словно безоблачное небо, бездну ужасающего безумия. Если бы не его способности в окклюменции и легименции, то он бы серьезно рисковал там утонуть.

Наконец, наваждение прошло и бездна в глазах Дамблдора исчезла. Резко, будто кто-то захлопнул дверь, отгораживающую повседневность от безумия.

— Значит, придется действовать грубыми методами, — деловито резюмировал он, — что с вашим зельем подмены?

Если происходящее до этого Северусу совсем не нравилось, то нынешний оборот дел заводил куда-то очень глубоко в дебри чертовски нежелательных вариантов развития событий.

Конечно, он помнил о зелье подмены, его собственном изобретении. Изобретении, несомненно, блестящем, но никому не известным, исключая чокнутого Дамблдора, по чьей, собственно, указке и было создано. Прознай о зелье какой-нибудь соглядатай из министерства магии, Снейпа тут же упрячут в Азкабан до конца его дней, а может, и сразу отправят в объятия к дементору. Зато вот он, еще один рычаг воздействия для директора. Северус и сам не замечал, как с каждым выполненным поручением все сильнее запутывался в паутине Дамблдора.

Принцип действия зелья был до гениального прост, но вместе с тем невероятно сложен: принявший его человек полностью открывался магу, управляющему процессом, и тот, по своему усмотрению, мог манипулировать памятью жертвы, блокируя, меняя и создавая новые воспоминания. Для подобных целей и раньше существовали самые разнообразные заклятия, но еще никто не доводил такие манипуляции до совершенного мастерства. Закладывая новые воспоминания и изменяя старые, стало возможным дотянуться до внутреннего стержня человека и исподволь влиять на принятие им решений и вынесение суждений. Действие зелья невозможно было обнаружить никакими методами и против него не существовало противоядий. Идеальное оружие Дамблдора.

— Старые запасы уже непригодны, а новое нужно варить не меньше двух месяцев, — ответил Снейп.

— Вот и хорошо, — улыбнулся Дамблдор, вновь возвращая на лицо маску приторной доброты. — Значит после Рождественских каникул угостим мисс Грейнджер, а заодно и мистера Поттера с мистером Уизли волшебным напитком.

Снейп поспешно встал, он просто не мог больше находиться в этом помещении.

— Я могу идти? Не хотелось бы опоздать на занятия.

— Да-да, конечно, Северус. Я вас не задерживаю. Начните варить его сегодня же.

Снейп коротко кивнул и стремительно вышел из кабинета.

* * *

Весь урок Зелий у первого курса, Снейп ловил себя на том, что все время норовит перевести взгляд на Гермиону. После разговора с Дамблдором на душе было паршиво и гадко. Профессор понимал, что, возможно, собственными руками собирается разрушить жизнь этой маленькой девочки, сделать ее еще одним бессловесным винтиком в механизме глобального плана. Но есть ли альтернатива? Будто он рискнет пойти против воли Дамблдора. Да даже если и рискнет, что с того? Как будто бы директор не найдет, чем заменить его.

У Северуса вдруг возникло стойкое ощущение, что его судьба, так же, как и судьба этой девочки, была с самого начала выстроена чьими-то умелыми руками. Раньше ему казалось, что он сам погубил свою жизнь несколькими фатальными ходами, но очевидно, что в плане директора было не так уж много уязвимых мест.

Что, если..?

Что, если не он виноват в никчемной бессмысленности своей жизни? Что, если он так нужен был Дамблдору для выполнения его Плана, что тот сам сплел узор его судьбы?

Что, если Лили..?

Что, если не по своей вине он потерял Лили?

Снейп ощутил горечь, комом вставшую в горле.

Подавить эмоции ему помогло лишь снятие нескольких десятков баллов с Гриффиндора. Тяжелый ком затаился. До поры, до времени.

После урока Грейнджер искала встречи с ним. Он видел это по ее просящему взгляду, но постарался ускользнуть. Кажется, она еще несколько раз пыталась выцепить его в коридорах, но он умело избегал нежеланной встречи.

Что ей от него надо?

Вечером, подходя к своему кабинету, он вновь уловил тревожный сигнал защитных чар. Два вечера подряд? Студенты в этом году окончательно распоясались.

Он осторожно вошел с палочкой наперевес и увидел сидящую в кресле Гермиону Грейнджер. Спасибо, хоть не спящую.

— Что вы здесь делаете опять, — он угрожающе выделил слово «опять», — мисс Грейнджер?

— Профессор Снейп, сэр, — испуганно забормотала Гермиона. — Я пришла... я хотела узнать насчет вчерашнего. Насчет профессора Квиррела, сэр, — она облегченно выдохнула, договорив.

— Это не вашего ума дело, мисс Грейнджер, — прошипел Снейп. — Пятьдесят баллов с Гриффиндора за взлом и проникновение. А теперь отправляйтесь-ка спать, пока я не снял с вашего факультета еще сотню-другую баллов.

Гермиона встала и понуро поплелась к двери, ее глаза блестели, а губы дрожали — она едва сдерживала слезы. На полпути она остановилась и повернулась к учителю:

— Простите, профессор Снейп. Честное слово, я не замышляла ничего плохого.

— Мисс Грейнджер, — он слегка повысил тон. — Вы не замышляли ничего плохого? То есть каждый вечер вламываться в кабинет преподавателя — это просто ваше невинное хобби?

— Я не кажд... не каждый ве...

Он прервал:

— Может, ваш поступок что-то оправдывает? Может быть, сегодня за вами снова гнался горный тролль?

Гермиона заплакала, больше не сдерживаясь. Но уходить она тоже явно не собиралась. Так и стояла, рыдая посреди кабинета. Северус оторопел от такой наглости. Настолько, что и сам просто застыл напротив плачущей ученицы, не в силах вымолвить ни слова, и даже не предпринимая попыток прогнать нахалку.

Кажется, его жизнь превращалась в какой-то сюрреалистический кошмар: с одной стороны обезумевший Дамблдор, погружающий школу в самый настоящий хаос, с другой подозрительный Квиррел в своем дурацком тюрбане, а теперь вот еще и эта наглая девчонка. Не стоит забывать также и о том, что где-то по школьным закоулкам рыскает Поттер, стремясь нарушить все возможные и невозможные правила, точно как его папаша.

Воспоминание о Поттере-старшем вывело Снейпа из ступора и вызвало достаточно ярости, чтобы вышвырнуть выскочку Грейнджер из кабинета. Он взглянул на ученицу. Она больше не плакала, только тихонько вздрагивала, вытирая лицо рукавами мантии.

От этого зрелища весь его гнев куда-то улетучился, оставив лишь зияющую пустоту где-то в районе груди. Снейп устало опустился в кресло и взмахом палочки разжег камин.

«Она ведь ничего не вспомнит, — подумал он. — Потом, когда примет зелье, она не вспомнит ничего из этого».

— Садитесь, мисс Грейнджер, — он указал ей на другое кресло.

Она удивленно на него посмотрела, но молча повиновалась.

Он и сам себе удивлялся. То ли тому виной были безумные откровения Дамблдора, то ли что-то еще, но сегодня ему не хотелось оставаться одному.

Раньше, когда-то очень давно, как ему казалось, в другой жизни, он тяжело переживал свое одиночество. Каждый его день был наполнен ноющей болью. Болью, не проходящей и не ослабевающей. Но тогда вместе с болью у него была и молодость, было будущее. Он лелеял в душе надежду, что однажды станет величайшим волшебником, истинным адептом темных искусств. Вознесется над всем миром. Ему не нужна была дружба, любовь...

Лили.

Он тряхнул головой, отгоняя непрошеное воспоминание. Ему не нужно было даже почитание жалких остолопов, по ошибке именующих себя магами. Ему нужна была власть. Власть над душами и умами, власть над жизнями и ходом истории.

Лили...

И, черт возьми, да! Ему нужна была Лили.

Все его мечты, чаяния, стремления прахом разлетелись на ее могиле.

Зато как, наверное, был рад Дамблдор. Еще бы, заполучить такого ценного агента. Снейп сжал зубы. Теперь все вернулось. Та горечь, которую он прятал глубоко внутри, та боль...

Только вот ни будущего, ни мечты у него больше не осталось.

Чтобы отвлечься, Северус сотворил две чашки горячего чая и наблюдал, как Гермиона осторожно берет свою, дует, чтобы остудить, осторожно отпивает...

Почему она все еще здесь?

Нет, ему не хотелось, чтобы она уходила. Всего пара месяцев, и сумасшедший директор промоет ей мозги, а пока можно разделить с этой девчонкой свое одиночество.

Она ведь все равно ничего не вспомнит.

Так они и просидели до самого отбоя. Молча.

Каждый из них нашел в этом молчании свое успокоение.

Гермиона несколько раз порывалась что-то сказать, но, натыкаясь на колючий взгляд Снейпа, замолкала на полуслове. Но ей было хорошо. Впервые за время, прошедшее с момента ее приезда в Хогвартс, ей было спокойно.

* * *

Следующим вечером, подходя к своему кабинету, Снейп почему-то совершенно не удивился, вновь застав там Гермиону. Он молча впустил ее в свой кабинет, и они опять устроились в креслах у камина.

Северус старался не думать о том, что с ним происходит, он просто напоминал себе, что скоро она все забудет.

Эта слабость позволительна, потому как преходяща, — оправдывал себя он.

Придет время, боль вновь утихнет и затаится внутри. Все будет как прежде. Главное, просто жить: шевелиться, переползая изо дня в день, выполнять поручения Дамблдора...

Зачем жить?

Они опять сидели молча.

«Ей тоже одиноко», — думал Снейп, изучая грустное лицо девочки, совсем бледное в отблесках каминного пламени.

Тоже?

И что?

— Я рад, мисс Грейнджер, что сегодня вы решили нарушить традицию и не стали вновь вламываться в мой кабинет, — светским тоном, неожиданным даже для себя, сказал он.

Гермиона слабо улыбнулась.

— Я тоже рада, сэр.

— Еще бы. Ведь, если бы вы вновь решили воспользоваться отпирающим заклинанием, вас ждал бы небольшой сюрприз, — Снейп неприятно улыбнулся. — Боюсь, в таком случае вам пришлось бы пару дней отлеживаться в больничном крыле.

Гермиона поежилась.

— До этого вам удалось войти лишь потому, что на входе стояло простейшее защитное заклятие-приманка. — Мерлин! И с чего он сегодня такой разговорчивый? Может, в чае что-то не то? Снейп сделал глоток. Чай как чай. — Можно войти, как вы уже заметили, но нельзя выйти.

— Как в Гринготсе? — робко спросила Гермиона.

— Принцип тот же, — кивнул он. — Мне уже давно было интересно, найдутся ли смельчаки, готовые проникнуть в кабинет преподавателя. И если таковые отыщутся, хорошо бы поймать их с поличным. Но ввиду того, что появились вы, ходячая катастрофа, хотя что еще взять с гриффиндорцев, я счел дальнейшее любопытство излишним. Не хватало еще, чтобы каждый вечер я находил вас в своем кабинете. Так что запомните на будущее, если хотите остаться целой и невредимой, даже не пытайтесь повторять свои подвиги.

Нет, все-таки точно что-то с чаем. Не подлил ли кто туда зелье разговорчивости? Снейп отставил чашку и задумчиво уставился на огонь.

Гермиона больше не решалась нарушить тишину.

Снова они сидели молча до самого отбоя.

* * *

На следующий день Снейп ощутил себя полностью излечившимся от жалкой слабости. Ему больше не нужно было общество глупой девчонки, чтобы скоротать вечер.

Он не чувствует одиночества.

Только что это кольнуло его сердце, когда он вечером никого не обнаружил у дверей своего кабинета?

И на следующий вечер тоже.

И через день.

Ну что ж, похоже жизнь приходила в норму. Паршивую, но такую стабильную норму.

Дни, наполненные бессмысленными попытками вбить этим остолопам хоть какие-то знания в их пустые головы. Одинокие вечера наедине с посредственными домашними работами. Ночные бдения над котлом с зельем подмены.

Ну и в придачу пара проблем, самостоятельно разгуливающих по замку, Поттер и Квиррел. Каждый из них потенциально опасен для общества.

Только где же эта чертова девчонка?

Почему она не приходит?

А почему тебя это так волнует?

Прошло еще несколько недель, прежде чем она пришла. И все эти недели он ощущал как лучик надежды, так слабо блеснувший перед ним, медленно затухает, оставляя его в привычной, но такой холодной, темноте. Снейп не находил себе места, хоть не мог признаться в этом даже себе. Он чувствовал себя теперь еще хуже, чем до этих вечерних посиделок с Грейнджер.

Первое декабря. День обретенной надежды.

Первое декабря. День, когда он может быть уверен, что хотя бы еще один вечер не будет таким безнадежно пустым.

Первое декабря. День, в который Гермиона Грейнджер неловко топчется у двери его кабинета.

Не самое плохое начало зимы, да?

Если бы Снейп помнил какого это — улыбаться, то он бы обязательно улыбнулся маленькой гриффиндорке. Но вместо этого он лишь поднял бровь и довольно прохладно спросил:

— Добрый вечер, мисс Грейнджер. Чему имею честь быть обязанным?

Гермиона, на удивление, совсем не выглядела смущенной.

— Здравствуйте, профессор Снейп, — бойко ответила она. — Простите, пожалуйста, что я давно не приходила. Вы, наверное, обиделись на меня.

Бровь Снейпа взлетела на лоб.

— Я заметила, что на уроках вы стали меня совершенно игнорировать.

Бровь Снейпа поползла еще выше, хотя казалось, выше уже некуда.

— Простите, пожалуйста, но, честное слово, столько домашних заданий, что просто некогда...

— Мисс Грейнджер, — строго начал было профессор, но тут же остановился.

Он ведь совсем не хотел ее прогонять.

Он открыл дверь кабинета и молча пропустил девочку внутрь.

Они опять расположились у камина. Снейп, как и раньше, сотворил пару чашек чая, предвкушая еще один странный тихий вечер в компании мисс Грейнджер. Но вот она и дальше молчать явно была не намерена.

— С вами очень приятно пить чай, профессор Снейп, — сказала она. — И вот так вот вечерами сидеть у камина. Но, знаете, иногда тишина меня угнетает, — она выжидающе посмотрела на профессора.

Он не нашелся, что ответить, и почувствовал, что начинает злиться. Абсолютно идиотская ситуация. Он недоумевал, почему вообще позволил ей здесь находиться, и задался вопросом, а не сходит ли он, часом, с ума, как Альбус? Что вполне логично в этом сумасшедшем доме под названием Хогвартс.

— Я имею в виду, — меж тем продолжала Гермиона, не дождавшись ответа. — Что мы могли бы...

Мерлин! Мы?

— ...хоть изредка о чем-нибудь говорить. Мы же... друзья?

Друзья?

Это слово, такое глупое и нелепое в этой неуютной комнате, тяжким грузом повисло над ними. Оно разрасталось, заполняя все вокруг, словно бы требуя ответа. Друзья? Северусу было тяжело дышать, он был раздавлен этим идиотским словом.

Друзья...

У Северуса Снейпа нет никаких друзей. Он даже гордится этим, потому что затвердил с самого детства, что лучший способ выжить — это превратить свои недостатки в достоинства, а поводы для сожалений — в поводы для гордости. Окружить себя защитной непробиваемой скорлупой.

Но сейчас... Он больше не гордился и даже не сожалел. Больше всего на свете он хотел стать бесчувственным. Впрочем, нельзя сказать, что у него это получалось.

Друзья?

— Да, пожалуй...

Он что, сказал это вслух?

Гермиона улыбнулась и удовлетворенно кивнула.

— Спасибо, профессор. Вы не представляете, как мне было одиноко здесь, в Хогвартсе, до того, как я встретила вас.

Он ни за что не согласился бы сказать это вслух, но тоже ощущал нечто подобное. И самое удивительное! За все его тридцать с небольшим лет ни один человек в мире не предлагал ему стать друзьями. А эта девчонка не просто предложила, она, вроде как, констатировала факт. В этом что-то было. Что-то, чего Северусу так отчаянно не хватало.

И он решил попробовать. Попробовать, пусть и всего на один месяц, стать другом Гермионе. В его осмыслении это была и не дружба даже, а, скорее, игра в друзей. Ведь что между ними может быть общего? Но один месяц такой игры поможет немного развеять надоевшее одиночество. А потом... Потом Рождество, а после она все забудет.

А ты не забудешь никогда.

— Мне тоже иногда бывает одиноко, мисс Грейнджер, — сказал он тихо. — Но с возрастом, знаете ли, чувства притупляются и ко всему привыкаешь.

— Но я не хочу привыкать, профессор. Это... это просто неправильно, нечестно! Люди не должны привыкать к одиночеству.

— Ну, мисс Грейнджер, вам уже пора узнать, что жизнь неправильная и нечестная по своей сути, — горько ответил Снейп.

— Жизнь такая, какой ее делают люди, — убежденно сказала Гермиона. — Это люди ведут себя нечестно и поступают неправильно. Я верю, что моя жизнь будет такой, какой я сама ее сделаю!

— Верить вы можете во все, что душе угодно, — зло сказал Северус, вспомнив разговор с Дамблдором. — Но реальность внесет свои коррективы в ваши утопические взгляды.

* * *

Снейп и сам этого не ожидал, но общение с мисс Грейнджер оказалось, на удивление, приятным. Она была необыкновенно умна для своих лет, но, конечно, достаточно наивна во взглядах на жизнь. Следует, однако, признать, что иногда она и его могла поразить своей невероятной проницательностью.

Северус часто ловил себя на мысли, что ежевечерние беседы с маленькой первокурсницей доставляли ему гораздо больше удовольствия, чем общение с доброй половиной преподавательского состава. Возможно, Гермиону действительно ждало блестящее будущее, если бы только не этот план Дамблдора, в котором ей отводилась роль, всего-навсего, лучшей подруги героя.

Ничто не может длиться вечно, и декабрь тоже подходил к концу. Почти все ученики разъехались на каникулы, и в замке настала пора долгожданного покоя. Зелье подмены было готово к сочельнику, и Снейп, по настоянию Дамблдора, уже угостил им Поттера и Уизли. Теперь мальчишки с нетерпением ожидали возвращения с каникул своей «лучшей подруги», Гермионы Грейнджер.

Северус не ощущал ни угрызений совести, ни особых сожалений от того, что подправил детям память и сделал их более внушаемыми для указаний Дамблдора. Единственное, что его беспокоило, так это то, что вскоре он вынужден будет сделать то же самое с девчонкой, к которой за последнее время уже привык. Это было нечестно и неправильно, как сказала бы сама мисс Грейнджер, и в этот раз он бы с ней согласился. Но, кажется, за свою жизнь он вообще делал слишком мало правильного...

Снейп дошел до того, что даже стал серьезно обдумывать идею уничтожить к чертям котел с зельем подмены. Но он понимал, что это будет бессмысленным и совершенно по-гриффиндорски безрассудным поступком, который лишь отсрочит неизбежное. Или приведет к худшим последствиям: допустим, Дамблдор решит применить жесткий Обливиэйт к первокурснице или придумает что-нибудь более безумное. Ради общего блага, разумеется.

Не стоило впускать ее в свою жизнь. Жизнь, плотно запутанную в паутине Дамблдора.

Чему быть, того не миновать.

Рождественские каникулы закончились, и толпы гомонящих подростков вновь наполнили замок.

Был вечер четверга, когда Снейп сидел в своем кабинете и ждал. Он знал: она скоро придет. Он знал, чем закончится этот вечер для нее — забвением. Но он все еще не знал, чем кончится вечер для него. Угрызениями совести? Грустью? Одиночеством, еще более полным? Или, быть может, ему на самом деле все равно? Может, он играет в чувства, притворяясь даже перед собой, что дружба с двенадцатилетней девочкой способна как-то помочь, скрасить его унылое беспросветное существование? Конечно. Все ложь, и это тоже. Правда открывается только со временем. Время же исцеляет раны, нанесенные правдой. Вот и получается, что ему остается одно — ждать. Ждать, если не правды, для которой всегда слишком поздно, то избавления, которое принесет смерть.

Стук в дверь.

— Заходите, мисс Грейнджер.

Гермиона, смущенно улыбаясь, зашла в кабинет и удивленно уставилась на стол, заставленный разными сладостями, вместо двух обычных чашек чая. Она еще не знала, что это их прощальный ужин.

— Неужели, профессор, вы решили устроить рождественское пиршество? — спросила она, усаживаясь в свое кресло.

Снейп криво улыбнулся.

— Знаете, какой сегодня день, мисс Грейнджер?

— Девятое января тысяча девятьсот девяносто второго года, — с видом неисправимой отличницы произнесла Гермиона, только по искоркам, весело мерцающим в глубине ее глаз, можно было догадаться, что она шутит. — Или вы не это имели в виду, сэр?

— Сегодня мой день рождения, — с трудноопределимым выражением лица сообщил Снейп.

Он вздохнул.

— Я никогда не отмечаю дни рождения. Но... раз уж так получилось, что именно сегодня...

Он замолчал и цепким взглядом уставился на Грейнджер. Она подняла брови, ожидая продолжения.

— ...вы вернулись с каникул, то почему бы нам с вами и не отметить этот чудесный день? — слово «чудесный» он выговорил с плохо скрываемым отвращением. — Угощайтесь.

Гермиона послушно взяла чашку с горячим шоколадом и спросила:

— А сколько вам исполнилось, сэр?

— Тридцать два года.

Гермиона была бы не Гермиона, если бы тут же не начала рассыпаться в нескончаемом потоке поздравлений. Снейп не слушал, он смотрел на сияющее лицо девочки и мрачнел с каждой минутой.

— ...А самое главное, чтобы все ваши дни рождения были радостными праздниками, которые вы встречаете в компании друзей! Вот как сейчас, например.

Гермиона улыбнулась. Снейп ответил ей кривой ухмылкой, которая получилась тошнотворно жалкой.

— Жаль, я не знала о вашем дне рождения заранее... Но я приготовила вам рождественский подарок! Вот, — она покопалась в карманах и вытащила небольшую коробочку, украшенную скачущими оленями и веселыми Санта-Клаусами.

Снейп поморщился от мысли, что эта девчонка до отвращения мила, но подарок взял.

— Э-э, спасибо, мисс Грейнджер. — Благодарственные речи всегда давались ему тяжело.

— Вы не хотите открыть? — спросила Гермиона, наблюдая, как цветастая коробочка исчезает в складках мантии.

Профессор покачал головой.

— Я люблю наслаждаться подарками в одиночестве, — сказал он и почти не соврал. Это был первый, полученный им за долгие годы подарок, и открыть его он действительно хотел в одиночестве. Потом. Когда она забудет. Или лучше сразу выкинуть его, так и не узнав, что там.

Гермиона поперхнулась горячим шоколадом, вкус у которого был очень странный. Она отодвинула чашку подальше и осторожно взяла печенье.

— Вы сами готовили шоколад? — спросила она. — У него э-э... довольно необычный вкус.

— Можно сказать и так, — тихо ответил Снейп и внимательно посмотрел на девочку.

То ли дело было в пронзительном взгляде равнодушных черных глаз, то ли в отвратительном горячем шоколаде, но Гермиона вдруг обнаружила, что не может пошевелиться. Она открыла было рот, чтобы сообщить об этом, но с ее губ не сорвалось ни звука.

— Слушайте внимательно, Гермиона, — сказал Снейп. Он впервые назвал ее по имени, и только это одно пугало до дрожи и заставляло вслушиваться в каждое слово. — Вы никогда не вспомните то, что я вам скажу. — Глаза Гермионы от ужаса округлились и заблестели в отсветах каминного пламени. — Я добавил в ваш шоколад зелье. Особое зелье. Не думайте, что я этого хотел. Это все Дамблдор. План Дамблдора, понимаете... — Северус замолк, понимая, что уже готов сорваться на безумное бормотание, сродни директорскому. И станет в этом проклятом замке одним безумцем больше.

Гермиона смотрела на него глазами, полными слез и недоумения и обиды, и много чего еще там было, в этом ее красноречивом взгляде. Снейп закусил губу. Сейчас он уже жалел о том, что сделал. Хотя что он мог изменить? В любом случае поздно думать о том, что могло бы быть. Пути назад нет, и действие зелья подмены отменить нельзя. Он освободил разум от панических беспокойных мыслей и взял себя в руки. А потом рассказал своей жертве все: про план Дамблдора, про зелье, про ее будущую роль в судьбе Поттера. Как на исповеди, он раскрыл все карты до единой и излил всю душу до последней капли маленькой девочке, сидящей напротив. Ему это было нужно. Нужен был хоть кто-то, кто мог бы выслушать. Пусть она не поймет и никогда не вспомнит этого разговора, пусть. Это даже хорошо. Ему не придется мучительно сожалеть о том, что кто-то знает, что у него на сердце.

— Прости меня, Гермиона, я действительно сожалею, но я не мог поступить иначе. Я хочу сказать спасибо. Спасибо за эти вечера, спасибо за то, что захотела быть моим другом. Мне этого никогда не забыть. Спасибо.

Он отвел глаза, чтобы не видеть ее взгляд, исполненный печали.

Снейп взмахнул палочкой, и Гермиона закрыла глаза.

Ее поглотило забвение.

Он чувствовал себя худшим человеком на свете, когда через полчаса Грейнджер покинула его кабинет. Он только что совершил еще один фатальный проступок, за который никогда себя не простит.

Это конец.

Снейп сел в кресло и уставился на огонь. Теперь ему придется снова привыкать к одиночеству.

Ты это заслужил.

Пламя в камине ярко вспыхнуло, и через миг там показалась голова профессора Дамблдора. Выглядела она до неприличия довольной.

— Все идет как надо, а, Северус?

Если бы взглядом можно было убить, директор бы давно кормил червей.

— Кстати, чуть не забыл, с днем рождения, друг мой!

Снейп вскочил и швырнул чашку с остатками горячего шоколада прямо в улыбающуюся пасть Дамблдора. Чашка с грохотом и шипением исчезла в пляшущих языках огня, но директор успел увернуться и с безумным хохотом исчез.

Северус закрыл лицо руками и заплакал.

Не зря он ненавидел дни рождения.

Время не стояло на месте. Дни шли сплошным потоком, сливаясь в бессмысленную серую повседневность. Северусу казалось, что он живет окруженный каким-то плотным туманом, сквозь пелену которого не проходят сигналы окружающего мира. Ничто больше его не трогало и не волновало. Мир за туманной дымкой был далеким и чужим. Где-то там, снаружи, жили ненавистный Поттер, подозрительный Квиррел и окончательно сбрендивший Дамблдор. Все они казались ненастоящими. Всего лишь игры воображения, не более. Мир Северуса наполнила Пустота. Она была почти осязаемой, всеобъемлющей, истощающей. Она была живой силой, подавляющей боль. Снейп привык анализировать свои мысли и чувства, но эта отупляющая пустота мешала мыслить, мешала задать себе вопрос: что, Мерлин подери, происходит?

Внешне казалось, что ничего не изменилось. Снейп был все так же едок, саркастичен и не давал спуску ученикам. А что там на душе у этого мрачного преподавателя зельеварения, никого не интересовало. Разве что только профессор МакГонагалл проявила неожиданную чуткость и пригласила Северуса на чай. Минерва была уже немолода и одинока, как, впрочем, и почти все профессора Хогвартса. Вскоре их пятничное чаепитие стало еженедельной традицией. Туман рассеялся, и существование Снейпа вновь стало довольно сносным.

Вся эта история с Грейнджер теперь казалась бредом, нелепым вымыслом, абсолютной глупостью, не имеющей права на существование. Дружба с первокурсницей? Ха, ха и еще раз ха! Неужели в нем взыграли какие-то отеческие чувства, или он и впрямь настолько жалок и одинок, что готов общаться со всякими малолетками?

В общем, со временем Снейп сумел окончательно, как ему казалось, выбросить из головы эту позорную слабость. Единственным, что омрачало его совесть, была необходимость применения Зелья Подмены, его собственного изобретения, в ужасающих целях Дамблдора. Но и об этом он постарался думать как можно меньше.

Приближалось время экзаменов. А значит, и каникул, которые Северус ждал с томительным нетерпением. Ему хотелось оказаться настолько далеко от Хогвартса, насколько это вообще возможно. Последние недели были наполнены делами. К сожалению, одновременно с этим активизировался Квиррел, и теперь не оставалось никаких сомнений в том, что он жаждет заполучить философский камень, спрятанный в школе. Правда, Дамблдор, как и прежде, не желал ничего с этим делать, он только нагружал Северуса всякой бесполезной работой, чтобы отвлечь от слежки за Квиринусом. Да еще жутко мешал, как всегда, путающийся под ногами Поттер.

Но все бы ничего, если бы не мелькающая то и дело перед глазами Грейнджер. Каждый взгляд на нее отзывался каким-то непонятным чувством в сердце. Снейп считал это чувством вины и изо всех сил стремился запихнуть его в самый дальний угол сознания. На уроках он игнорировал ее, что было довольно сложно, учитывая ее патологический энтузиазм и стремление во что бы то ни стало продемонстрировать свои знания.

Так странно было смотреть на нее и понимать, что она совсем ничего не помнит. А значит, и ему нужно забыть. Раз и навсегда.

Ты должен помнить.

Нет, не должен.

Так или иначе, учебный год подходил к концу, а вот внутренние разногласия казались бесконечными.

Хватит. Ты еще можешь все изменить.

Нет.

В день последнего экзамена у Северуса было тревожно на душе. Обычно он доверял своей интуиции, но в последнее время такой сумбур творился у него внутри, что он пропустил этот тревожный звоночек. Днем Дамблдор отправил его в Лондон по одному очень деликатному поручению, и с этого задания Снейп должен был вернуться только утром следующего дня. Он был так рад возможности хоть ненадолго покинуть замок, что предпочел забыть об опасности, исходящей от Квиринуса Квиррела.

На следующее утро, едва появившись в школе, он сразу понял, что что-то произошло. Встревоженная МакГонагалл встретила его и срывающимся от волнения голосом рассказала о событиях ночи. Ясно как день, что Дамблдор неспроста отправил его вчера прочь из замка. Никто не должен был мешать грандиозной развязке этого дурацкого спектакля с философским камнем и мальчиком-который-выжил в главной роли.

Так вот для чего, значит, нужен был Квиррел. Для того, чтобы начать натаскивать «избранного» на главного врага. А сам Квиринус был так, учебным манекеном. Пугало одно — если это было всего лишь началом подготовки, то что же ждет школу дальше?

* * *

Пир в честь окончания учебного года проходил в Большом Зале, который был убран серебряным и зеленым. Снейп мог собой гордиться, ведь именно под его руководством Слизерин получал кубок школы вот уже семь лет подряд. Хотя по хитрому взгляду Дамблдора можно было догадаться, что сейчас произойдет нечто неожиданное. Так и случилось. Директор поднялся и наградил Гриффиндор парой сотен лишних баллов.

— Далее… мисс Гермиона Грейнджер, — произнёс Дамблдор. — За умение использовать холодную логику перед лицом пламени я присуждаю факультету Гриффиндор пятьдесят очков.

Удивительно, но Северус гордился ей. Гордился, потому что она, именно она, маленькая первокурсница, смогла разгадать его смертельную логическую загадку. Мало кому из взрослых волшебников это было под силу. И сам этот факт как-то сближал этих двоих. Может быть, в жизни они уже не были друзьями, не были близки, но их выдающийся интеллект делал их людьми родственными по духу. Снейп посмотрел на толпу ликующих гриффиндорцев. Покрасневшая Гермиона смущенно принимала поздравления друзей. И пусть она не чувствует этой связи между ними, но связь эта есть.

Директор хлопнул в ладоши, и убранство зала сменилось ало-золотым. Северус встал, чтобы вымученно пожать руку профессору МакГонагалл. Год был тяжелый, но хорошо, хоть на этот раз никто не умер...

* * *

Дамблдор, определенно, был не лучшим директором Хогвартса за всю его историю. Столько дерьма навалилось на школу за время его правления! Конечно, следует учесть, что до прихода Поттера все было более-менее спокойно. Но после... Хогвартс пережил пробуждение чудовища из тайной комнаты, беглого заключенного, разгуливающего по территории, кровавый Турнир Трех Волшебников и абсолютно безумную Амбридж. Слава Мерлину, все это сумасшествие уже близилось к своему логическому завершению. Темный Лорд возродился, и развязку не требовалось долго ждать. Самым неожиданным, пожалуй, было то, что Дамблдор, наконец, дал Северусу такую желанную должность преподавателя ЗОТИ. Это было, как минимум, подозрительно и лишь укрепило Снейпа в убеждении, что директор не намерен оставить его в живых. Снейпа это не огорчило, он давно знал, что траектория его жизни уже рассчитана, и смирился с таким исходом.

Правда, внезапно возникло одно «но»...

Новый учебный год начался без особых происшествий. Если, конечно, не считать серьезным происшествием то, что Снейп дал Нарциссе непреложный обет помочь Драко убить Дамблдора. Тем более, сам Дамблдор, по-видимому, был вовсе не против. Но ему надо было, чтобы убийство совершил лично Снейп. Старику якобы не хотелось осквернять душу ребенка убийством.

— А моя душа, Дамблдор?..

Но можно было сколько угодно задавать подобные вопросы в пустоту. Как будто бы кого-то волновала его душа. Как будто бы Дамблдора волновала хоть чья-либо душа. Во главе всего стоял великий План. План, во имя исполнения которого Альбус был готов принести в жертву даже свою жизнь. Что уж говорить о жизнях всех остальных?

Северус больше не видел в этом смысла. Сотни загубленных жизней, тысячи искалеченных судеб. Ради победы? Но что это за победа такая? Кого над кем?

Вот только бесполезно об этом думать, если от тебя ничего не зависит. Снейп уже много лет мучился вопросом, может ли он что-нибудь изменить. И приходил к неутешительным выводам. Иногда в горячке ночи надежда робким тусклым лучом зажигалась в нем, но быстро гасла, придавленная реальностью дней. Будь он гриффиндорцем, действовал бы безрассудно, поддавшись влиянию чувств, которые нашептывали ему в полудреме безумные вещи. Но он видел, видел, куда заводит это гриффиндорское безрассудство. А правда в том, что и холодный ум его не спасет. Все они катятся в одну и ту же пропасть.

Наконец, Альбус раскрыл ему карты. Очевидно, не все. Еще не одна колода пряталась в широких директорских рукавах. Но Снейп уже знал судьбу Поттера, знал, что мальчика готовили на убой. Наверное, в конце все они умрут. Все. Он ждал, он жаждал этой смерти!

Избавление.

Странно. Почему-то он подумал о ней. Понадеялся, что Гермиона сможет выжить. Та маленькая девочка, что приходила к нему на чай. Друг.

Друзья так не поступают.

А что он мог сделать?

Чувство вины — вот все, что у него осталось. Может быть, это единственная правда его жизни.

Профессор Слагхорн ничуть не изменился, разве что слегка подрастерял уверенность в себе. Ну, так это не редкость, когда имеешь дело с нынешним директором Хогвартса. Северусу Слагхорн своим появлением неприятно напомнил о Лили. Теперь он был уверен, что не просто готов к смерти, но заслужил ее.

И дни потекли своим чередом. Занятия, домашние работы, вызовы к Темному Лорду, акции пожирателей, напуганный и тщеславный, отказывающийся от помощи Драко, домашние работы, занятия...

Пока однажды, возвращаясь в свой кабинет, Северус вновь не увидел ее.

Она стояла у двери его кабинета, как тогда, пять лет назад. Повзрослевшая, изменившаяся, все забывшая. Забывшая?

Что она здесь делает?

Он вспомнил ее взгляды, на которые не обращал внимания, с головой погрузившись в депрессию и мучительное ожидание конца. Ее взгляды, которые с самого начала этого года, она время от времени бросала на него. Задумчивые, печальные, напряженные. Она что-то вспомнила? Но это невозможно!

— Мисс Грейнджер. Чем обязан? — спросил он, стараясь, чтобы вопрос звучал более ядовито, чем он того желал.

— Здравствуйте, профессор. Я здесь, чтобы обсудить поведение Малфоя. Он пренебрегает обязанностями старосты, и профессор МакГонагалл настояла, чтобы я обсудила это с вами.

Она совершенно спокойна. Конечно. Как он мог помыслить о том, что она могла вспомнить хоть что-то? Нелепость.

Разве?

— Заходите, — Снейп распахнул перед ней дверь кабинета. — Хотя не думаю, что тут есть что обсуждать. Год только начался, и я обязательно переговорю с мистером Малфоем, — сказал он, усаживаясь за свой стол и не предлагая присесть Гермионе. — Уверен, он исправит свое поведение. Так что, если у вас все...

Разочарован?

— Хорошо, профессор, положусь на вас, — сказала она тоном, говорящим, что и не ждала большего от слизеринского декана.

Снейп кивнул и сделал вид, что копается в бумагах на столе. Гермиона направилась к выходу, но остановилась на полпути. Снейп недовольно оторвался от бумаг, заметив ее заминку.

— А я помню, что когда-то вы были более вежливым человеком, — внезапно сказала она, проводя рукой по спинке одного из кресел у камина. — Мы сидели в этих креслах и пили чай, — ее голос сорвался. — Когда это начало всплывать у меня в голове, я долго думала, что все это какой-то жуткий бред, что я схожу с ума. Но теперь, теперь я все вспомнила! — она почти прокричала последние слова.

Снейп сорвался с места и в один прыжок оказался около нее.

Сказать, что он был растерян, значит не сказать ничего. Конечно, какой-то маленький кусочек его проклятой души по какой-то таинственной причине надеялся на подобный вариант развития событий, но считать, что такое действительно возможно было бы безумием. А сейчас они все в этом замке безумны, не так ли?

Снейп впервые в жизни не мог произнести ни слова.

— Невозможно, — наконец выдохнул он.

Они смотрели друг другу в глаза. Гермиона первая отвела взгляд.

— Может, предложите мне чай? — спросила она и опустилась на краешек кресла.

Северус сел напротив и молча наколдовал две чашки.

— Давно? — спросил он.

— С лета, — ответила Гермиона, угрюмо глядя в камин. — Воспоминания начали всплывать, когда я лежала в больничном крыле после бойни в министерстве. Вначале были сны. О том, чего в жизни не было. Не могло быть. О том, как я спряталась в вашем кабинете, когда увидела тролля, о том, как потом пришла снова. О том, как мы пили с вами чай каждый вечер. Я не придавала этому значения, во снах ведь случаются и более бредовые вещи. Но, когда я приехала домой, эти воспоминания стали донимать меня все чаще. А то, что я считала истинными воспоминаниями о том времени, напротив, начало тускнеть. Мне казалось, я схожу с ума. А потом... Потом я вспомнила все от начала до конца. Вспомнила все, что вы сказали мне в тот вечер...

Снейп не знал, что сказать. Чувство вины накрыло его с головой.

— Я... Мне очень жаль, Гермиона, — он назвал ее по имени, потому что подумал, что официальное «мисс Грейнджер» может сейчас показаться издевкой. — Мне действительно очень жаль.

Он говорил искренне, но сам понимал, что слова сейчас не значат ничего.

— Пять лет оказались ложью, — в глазах Гермионы заблестели слезы. — Это почти вся моя сознательная жизнь.

Снейп избегал ее взгляда.

— Вы сказали, что мы друзья, — это прозвучало так по-детски наивно, что Снейп возненавидел себя в сто раз сильнее.

— Простите, — прошептал он.

Гермиона безучастно вертела чашку в руках.

— Я вспомнила все, что вы мне рассказали перед тем, как я... отключилась. Это было ужасно. Тогда я не могла ничего понять. Не могу и сейчас. Все так запуталось, — она всхлипнула. — Наверное, вы не могли поступить иначе. Не знаю. Спасибо, что сказали тогда все как есть.

Она вновь замолчала. Снейп не поднимал глаз.

— Я не знаю, что мне делать. Не знаю, что думать. Я даже не уверена, что я это я. Здесь все не то, чем кажется. Вы можете мне помочь?

Снейп покачал головой.

— Я и себе-то помочь не могу, — с грустной усмешкой произнес он. — Я знаю, вы меня не простите. Я и сам себя простить не смогу. И я тоже не знаю, что делать. Знаю лишь одно — вам ни в коем случае никому нельзя об этом говорить. Ведите себя как ни в чем не бывало, а как только с вас снимут надзор, бегите. Бегите как можно дальше. Это же произойдет в конце года, да?

Гермиона мрачно кивнула.

— А почему не сбежали вы?

Будто бы он сам каждодневно не задавал себе этот вопрос.

От призраков прошлого нельзя спрятаться, а от кошмаров настоящего спасет только смерть. Вот почему.

— Для меня это бессмысленно. Моя жизнь — то наказание, которого я заслуживаю.

Он не знал, почему это сказал. Может быть, потому что она заслужила знать?

Как друг.

Нет-нет, никаких друзей!

Гермиона молча смотрела на него. И он решился. Впоследствии он думал, что, должно быть, спятил, но в тот вечер решил рассказать ей все. О том, как присоединился к Темному Лорду, о том, как сдал ему пророчество, а позже, в раскаянии, переметнулся к Дамблдору, о том, как на службе у директора выполнял задания не лучше тех, что давал Лорд. О том, как любил Лили. Он даже не думал, о чем говорит, слова лились сплошным потоком, прорывая плотину отчуждения, которой он себя отгородил. Не в силах усидеть на месте, он мерил шагами комнату, пока не закончил говорить. Наконец, слова кончились. Он чувствовал себя опустошенным и нагим. Впервые за тридцать шесть лет он изливал кому-то душу. Это было больно. Но было и что-то еще. Он вздохнул. Стало чуть легче дышать.

Северус повернулся к Гермионе, желая увидеть ее реакцию и одновременно страшась того, что он увидит. До него внезапно дошло, что он сотворил: открыл свои самые сокровенные тайны какой-то жалкой девчонке.

Она не жалкая.

Плевать! Он разрывался между желанием наорать на нее и выгнать из кабинета и желанием влить ей в глотку еще зелья подмены.

Ну да, за твои ошибки всегда должны нести ответственность другие.

Внезапно, пресекая его внутренний конфликт, Гермиона встала и порывисто его обняла. Он стоял не шелохнувшись, изумленно ощущая крепко прижавшееся к нему тело. Неловко дернул руками, но не рискнул обнять ее в ответ.

Спустя бесконечность Гермиона разжала руки и отступила назад.

— Мне так жаль, профессор, — в глазах ее отражалась печаль. — Мне так жаль.

Он сглотнул, стараясь сохранить бесстрастность на своем лице, и подумал, что недавно говорил ей примерно то же самое.

— До чего отвратительно, если мы будем и дальше жалеть друг друга, как два потерявшихся щенка.

Гермиона согласно кивнула.

Он что, сказал это вслух?

— Как вы думаете, профессор, почему зелье перестало на меня действовать? Я понимаю, что полученные мной травмы могли послужить толчком для пробуждения истинной памяти, но это явно не основная причина. Ведь в министерстве Рон пострадал гораздо больше, но никаких признаков возвращения воспоминаний у него не наблюдается.

Милая попытка отвлечь его от болезненных откровений.

— Не знаю, мисс Грейнджер. Вся суть этого зелья заключалась в том, что против него нет противоядия и его действие нельзя отменить. У меня нет сейчас времени экспериментировать и проводить исследования, но единственное, что я знаю — второй раз у вас будет мало шансов повернуть вспять действие зелья, так что не давайте Дамблдору поводов напоить вас им снова.

— Постараюсь. Но он, наверняка, сильный леггимент, а окклюменцией я начала заниматься только этим летом.

— Уверен, вы способней Поттера в этом предмете. Но главное, просто постарайтесь не попадаться директору на глаза, а в остальном продолжайте вести себя как обычно. Не дайте повода в чем-то вас заподозрить.

Они помолчали. Снейп предложил еще чаю, Гермиона согласилась.

— Значит, мы все еще друзья? — с надеждой спросила она.

Несомненно.

Заткнись!

— Несомненно, мисс Грейнджер, — пафосно сказал он.

Это прозвучало отвратительно и лживо, и он внутренне содрогнулся от отвращения к себе.

— Я хочу сказать, что мне очень стыдно за то, что я вас подвел в прошлом. И я буду рад считать себя вашим другом, — тихо сказал он, надеясь, что Грейнджер ни слова не разберет из того бреда, что он несет.

Но она услышала и слабо улыбнулась, будто тоже рада считать его своим другом.

— Вы были первым, с кем я подружилась в Хогвартсе.

Что с ним происходит? Это же абсурд!

Снова за свое? Смирись.

— Знаете, какой сегодня день? — перебив его мысли, спросила Гермиона.

Где-то он уже это слышал...

— Девятнадцатое сентября, — ответил он, не подумав.

Она кивнула.

— Сегодня мой день рожденья. И я рада, что провожу его в вашем обществе.

— Я тоже, — сказал он после паузы.

Это сумасшествие, но он действительно был рад. Он же думал о ней все эти годы. Переживал, что предал наивную дружбу маленькой первокурсницы. И никогда не помышлял о том, что ему тоже очень нужен друг. Человек, которому можно рассказать то, о чем не расскажешь больше никому. Человек, с которым можно просто пить чай и наслаждаться тишиной. Грейнджер. Самый неподходящий человек на роль его...

Друга.

Она ушла вскоре после отбоя. Значок старосты позволял ей бродить по ночному замку, не особо беспокоясь о последствиях. Кажется, они опять сидели и молчали. Ей приятно его общество? Ему приятно ее общество?

Северус уже отправлялся спать, когда вспыхнул камин. Дамблдор пытался выйти на связь. Снейп опустил каминную решетку.

— Почему отключен камин, Северус? — Голова Дамблдора возникла в языках пламени.

— Я отдыхал, — холодно ответил Снейп.

Дамблдор мигнул, очевидно, не улавливая мысли о том, что не каждый в замке страстно жаждет его общества.

— Зайди ко мне, нужно еще раз обсудить проблему юного Малфоя. Он ведет себя слишком подозрительно.

Снейп чертыхнулся и отправился к директору. Главное, чтобы он не узнал о Гермионе. Нужно быть очень осторожным.

Позже, уже лежа в кровати, Северус вернулся к событиям дня. Он был в ужасе от того, что сделал — открылся лучшей подружке Поттера.

Она не его подружка, она твой друг, кретин!

Он никогда никому не поверял свои сокровенные переживания, а тут...

Она его обняла.

Он закрыл глаза и вновь почувствовал тепло ее тела, прижимающегося к нему. В груди потеплело. Совсем чуть-чуть. И он уснул, убаюканный необычайным покоем.

Гермиона...

Северус никогда не задавался вопросом справедлива жизнь или нет. Он знал: жизнь несправедлива. Понимал с раннего детства. Это было в числе первых знаний, полученных им об окружающем мире. Он никогда не считал это чем-то неправильным. Просто что есть, то есть, хочет он того или нет. И нет никого, способного повлиять на ход вещей. Мир, в котором существуют люди, это система. Система угнетения. Наверху те, кто способны угнетать, внизу те, кто не способны. Даже магглы понимают такие простые вещи. Волдеморт, Дамблдор превосходно справлялись с задачами, поставленными системой. Они, несомненно, игроки высшего порядка. Фигуры послабее, типа Амбридж, тоже могли порой сделать удачный ход. Но все это глобальные масштабы. А ведь система в каждой своей части повторяет целое. В любой объединенной чем-то группе людей находятся свои угнетатели. Амбридж не штучный товар, а деталь массового выпуска. Только кто-то вроде Гермионы Грейнджер мог бы считать, что положение вещей, установленное самой природой, можно изменить.

Сам же Снейп желал когда-то оказаться на вершине, во главе игры. Быть тем, кто эту жизненную несправедливость творит. Воплощает мировой закон. Как иронично, что это, как ему казалось, как раз было бы справедливо. Ему, выросшему в боли и угнетении, казалось справедливым, что вместо того, чтобы терпеть несправедливость, как он терпел ее в детстве и юности, он сможет ее творить.

Сейчас все изменилось. Снейп больше не хочет быть фигурой, не хочет быть игроком. Все, что ему нужно, это выбраться с игрового поля. Смерть теперь отчего-то не кажется желанной. Обычная спокойная жизнь — вот, что он заслужил и вот, что было бы справедливо.

Он не спрашивал себя почему. Почему внезапно все в его голове перевернулось вверх ногами. Почему он теперь так хочет выжить. Может, все дело в инстинктах. Как у зверей. Чем ближе смерть, тем острее восприятие. Тем быстрее течет в жилах кровь. Тем больше манит запах свободы.

А может, просто он чувствовал, что он теперь не один. Что среди загипнотизированных хищником-Дамблдором зверюшек, смирно шагающих на убой, в этом замке есть теперь еще кто-то, свободный от дурманящей власти безумного старика.

Гермиона.

Прошло несколько недель с тех пор, как она призналась Северусу, что все вспомнила. И все это время Снейп внимательно за ней наблюдал. Как он сам себе объяснял, чтобы убедиться, что она не выдаст свое знание Дамблдору чересчур напряженным поведением или еще чем-то. Но он зря волновался. Она держала себя безупречно. Ни один сторонний наблюдатель не догадался бы, что она уже вовсе не та мисс Грейнджер, какой была последние несколько лет. Снейп иногда ловил ее взгляд на уроках или в Большом Зале, и каждый раз на душе у него теплело. Он не отдавал себе отчета в том, что чувства, зреющие глубоко внутри, уже выходят за пределы просто дружеских.

Поэтому он был рад, когда Гермиона наконец явилась вечером в его кабинет, как в старые добрые времена.

— Можем ли мы что-нибудь изменить? — прямо с порога спросила она.

Снейп проверил заблокирован ли камин и только после этого переспросил:

— Вы о чем?

— Обо всем, что вы мне рассказали, о плане Дамблдора. Можем ли мы что-нибудь изменить? Неужели все, что нам остается — просто сидеть и ждать?

Снейп глубоко вздохнул. Оглядел Гермиону, такую энергичную с раскрасневшимся лицом и взлохмаченными волосами. Ее глаза горели желанием переделать мир. Опасная штука — молодость и ее частый спутник — слепой и губительный энтузиазм.

— Именно так, — ответил он голосом, исполненным спокойствия, — Сидеть и ждать. А когда закончится учебный год и пройдет панихида по Дамблдору, вам нужно бежать как можно дальше и не возвращаться. Вы должны понять, что пытаться сейчас как-то повлиять на события — значит, подписать себе смертный приговор. Нет вариантов. Нет шансов.

Как часто все это крутилось у него в голове. Он с усилием выплевывал уже тысячу раз обдуманные и пережеванные слова.

— А вы? — Гермиона закусила губу. — Вы-то остаетесь. Почему бы вам не бежать тоже? Почему вы даже не рассматриваете этот вариант?

Северус тряхнул головой и сел в свое кресло. Возможно, стоило обдумать подобное развитие событий. Теперь побег для него имел больше смысла. Почему-то.

Гермиона? Это из-за нее?

Да нет, конечно.

— Знаете, тут не о чем говорить, — наконец ответил он. — Давайте лучше выпьем чай. Мне этого так не хватало. Этих вечеров с вами.

Он готов был убить себя. Он что, сказал это вслух? Опять? Почему в присутствии Гермионы вечно так получается? Он говорит совсем не то, что надо, а то, что крутится в голове. С таким самоконтролем ему недолго осталось жить на этом свете.

А разве не этого ты недавно хотел? Умереть?

Гермиона нахмурилась.

— Должно быть, вы очень одинокий человек раз скучали по вечерам, проведенным с первокурсницей, — со злым отчаянием в голосе сказала она. Вряд ли можно было ожидать, что она может легко простить и забыть то, что именно он отравил ее зельем подмены.

Снейп сжал челюсти так крепко, что зубы заскрежетали. Она права, он очень-очень одинокий человек. Но разве это важно? Как будто бы кому-то есть до этого дело.

— Правда, мне это даже льстит, — сказала Гермиона, усаживаясь в кресло напротив. — С учетом того, что я недавно узнала, я не уверена есть ли у меня вообще друзья. — Она постаралась улыбнуться, но улыбка вышла горькой. — Но я знаю, что есть вы, и это хорошо.

Северус кивнул, не найдя что сказать в ответ. Сам-то он в себе был вовсе не уверен. Чтобы замаскировать смущение, он взмахнул палочкой, подавая чай. Гермиона взяла чашку, согревая об нее руки.

— Вы правда убьете Дамблдора, как он вас попросил? — спросила она после долгих мгновений тишины.

Это прозвучало до странности обыденно. Но ни Снейп, ни Гермиона не обратили на это внимания. Их жизни уже давно свернули с нормального пути, а что до Снейпа, он вообще никогда не знал чем именно эта самая "нормальность" является.

— Я бы сказал, приказал, не попросил. Но, пожалуйста, давайте оставим пока Дамблдора и все темы с этим связанные. Не думаю, что могу сейчас об этом говорить.

— А я не думаю, что могу говорить о чем-нибудь другом.

Северус кивнул:

— Понимаю. Но если не хотите сойти с ума, то лучше не забывайте, что другая жизнь тоже существует.

— Там, где все всегда хорошо и понятно? — У Гермионы в глазах заблестели слезы. Снейп заметил как она моргнула и глубоко вздохнула, прогоняя их, а потом сделала большой глоток из своей чашки.

Он отвел взгляд.

— Не обязательно хорошо, но понятно, да.

Он постарался ободряюще улыбнуться, но не знал насколько хорошо получилось. Однако лицо Гермионы посветлело.

* * *

Снейп плохо спал по ночам. Тайны, обязательства, интриги разрывали его на куски. Он привык жить с грузом постоянной боли на сердце, но иногда все, что он так старательно прятал подальше выплывало на поверхность, и тогда он с трудом дышал, парализованный страданием. Ему хотелось кричать, кричать так горестно и громко, чтобы этот крик перетряхнул всех вокруг, чтобы он уничтожил сковывающие душу путы и освободил сердце от боли. Но он молчал, стараясь сохранить на лице привычное холодное выражение. Если бы не многолетняя привычка притворяться, вряд ли он смог бы вести себя нормально, не вызывая подозрений. Но он мог, он притворялся, прятал свои чувства даже от себя самого.

Именно поэтому он уже давно забыл, кто он на самом деле. Он даже забыл, есть ли там вообще кто-то под этими повседневными масками холодности, под слоями незаживающих ран — страданий. Может, там давно никого нет, только, выжженная болью, душа, которую никогда не вылечить, которая от одного прикосновения рассыпется на куски.

С Гермионой было легче, чем с другими. В ее присутствии он чувствовал, что боль отступает, что маска, под которой он прячется трещит по швам. Он жаждал этого освобождения, но и боялся его. Он не спрашивал себя, почему так происходит. Он думал, что Гермиона — чистое существо, открытая, искренняя душа — как раз то, что он так редко встречал в жизни, поэтому когда он с ней, ему легче дышать и хочется жить. Она его друг, единственный и последний. Именно поэтому она должна выбраться и выжить.

Северус гораздо легче стал переносить свой напряженный график жизни, когда Гермиона вновь начала заходить к нему по вечерам. Они встречались всего раз или два в неделю, тщательно шифруясь, чтобы никто ничего не заподозрил. Это были обычные беседы за чаем. Они больше говорили о жизни в целом, о мире, магии, старательно обходя запретные темы, так или иначе связанные с Дамблдором или Темным Лордом. Точнее, это Снейп старательно их обходил, а вот Гермиона так просто успокоиться не могла, но и ссориться с Северусом не хотела.

Понятно было, что так и дальше продолжаться все это не может. Тучи сгущались вокруг Хогвартса, да и вокруг всей магической Британии. И прятаться от нависшей угрозы в уютных чайных вечерах Снейповского подземелья скоро станет абсолютно невозможно.

Все в мире заканчивается, и хорошее и плохое.

Но значит ли это, что ни в чем нет смысла?

— Хочешь что-то добавить, Северус? — Волдеморт жадно вглядывался в его лицо, отыскивая хотя бы намек на слабость. Одновременно Снейп чувствовал как тот грубо и бесцеремонно рыщет по его разуму.

— Нет, мой Лорд, — спокойно ответил он, и Волдеморт наконец оставил его и перевел взгляд на остальных.

Пожиратели вновь собрались в поместье Малфоев. Снейп, как уже повелось, снова сидел по правую руку от Волдеморта. Возможно, кого-то другого из собравшихся здесь такая близость к хозяину обрадовала бы, но Северус был уже на пределе. С каждым разом ему все тяжелее становилось выдерживать ментальные атаки Темного Лорда. Как будто бы какая-то часть его «я», бывшая до этого омертвевшим обрубком, внезапно ожила и начала расти. Буйная, дикая часть, которую так просто не спрячешь за привычными ментальными барьерами. Она рушит все преграды и рвется наружу.

Гермиона.

Не сейчас!

— Северус, — вкрадчиво прошипел Волдеморт, снова поворачиваясь к нему, — а как там дела у Драко?

Снейп краем глаза заметил, как вздрогнула Нарцисса и подалась вперед Белла.

— Скоро ли он выполнит задание?

— Он делает все, что от него зависит, мой Лорд. — Опять эта жуткая необходимость выдержать взгляд, проникающий под черепную коробку.

— Я жду, что он будет делать больше.

— Я передам ему, мой Лорд.

— Хорошо, потому что задание Драко очень важно для всех нас. Ну же, Люциус, будь бодрее. Твой сын может сделать то, на что ты никогда не был способен. Он должен гордиться, что я выбрал его на эту роль.

— Он очень гордится, мой Лорд! — влезла Белла. — Мы все гордимся!

Волдеморт только кивнул, не желая развивать тему дальше.

* * *

— Ну как там Том? — добродушно спросил Дамблдор, когда усталый Снейп явился в его кабинет. — Все еще ничего не подозревает?

— Нет, — процедил Северус сквозь зубы. — Все как обычно.

— Хорошо, — Дамблдор удовлетворенно кивнул и сложил руки на животе, приобретя вид безмятежный и довольный жизнью.

Он некоторое время молчал, не обращая внимание на недоумевающего Снейпа, который не понимал к чему эти молчаливые посиделки в директорском кабинете.

— Как ты думаешь, Северус, может ли зелье подмены давать осечки? — внезапно спросил он, заставив Снейпа похолодеть.

— Конечно, нет, — холодно ответил Северус, совладав с собой. — Оно совершенно. Вы сами в этом убедились, неоднократно применяя его на волшебниках.

— Рад, что ты так уверен. — Дамблдор поднял глаза и уставился на Снейпа из-за своих очков-половинок.

Северус и забыл каким пронзительным бывает этот взгляд. Голубая сталь глаз Альбуса, прикрывающая бездну безумия, была ничем не лучше красных щелок Темного Лорда. Противники стоили друг друга. Только почему из-за двух злобных безумцев должен страдать весь мир?

— Я не подвергаю сомнению твое мастерство, просто хотел убедиться.

Снейп молчал.

— Да это и не важно, — почти прошептал Дамблдор. — Скоро все решится. Все, представляешь, Северус, все! Точно по плану. Так много лет прошло, а все идет так, как должно. Вот, что совершенно, Северус, мой план.

Если бы это не было на самом деле так страшно, то Снейп бы просто рассмеялся. Старика опять понесло. Но ужасающая правда заключалась в том, что он прав. Все вокруг действительно происходило в полном соответствии с планом одного безумца.

— Но лучше не радоваться раньше времени, правда?

Снейп слегка приподнял брови, что можно было истолковать, как знак согласия.

— Сосредоточимся пока на повседневных делах. У нас их много, — продолжал Дамблдор. — Что делать с мистером Малфоем, ты уже знаешь.

Снейп не ответил. Сколько можно говорить об одном и том же? На этот раз Дамблдор, очевидно, заметил его недовольство.

— И правда, Северус, ты ведь уже все знаешь. Не буду повторяться. Сейчас только одна вещь вызывает у меня легкое беспокойство. — Он сделал паузу, видимо, чтобы Снейп спросил «какая?», но тот вновь промолчал, и Дамблдор вынужден был продолжить, не дождавшись отклика, чтобы пауза болезненно не затянулась. — Мистер Уизли.

— Принести зелье подмены? — с нескрываемой иронией спросил Снейп.

Возможно, ирония тут была неуместна, но когда годами выполняешь приказы душевнобольного чародея, ирония — единственное, что сохраняет разум.

— Нет, не в этом смысле, — махнул рукой Альбус, кажется, ничего не заметив. — Боюсь, зелье на данном этапе не поможет. Уизли стал слишком ненадежен. Он оказался слишком слаб, и, боюсь, с трудом сможет выдержать тяжелые испытания будущей войны. Скорее всего, он предаст или бросит Гарри при первой же возможности. Однако же воздействовать грубыми методами на него нельзя. Передо мной встал вопрос: как сохранить его личность, но при этом ограничить или вовсе свести на нет попытки дезертирства? И ответ оказался прост: необходимо укрепить эмоциональную привязанность к команде.

Снейп уже не в первый раз приходил к мысли, что, должно быть, Дамблдору частенько бывает одиноко строить все эти «гениальные планы» и не видеть восторженных взоров и зрителей, ошеломленных его прозорливостью. Поэтому он бывает рад даже малейшей возможности выговориться. А возможность эта ему выпадает только наедине со Снейпом. «Может, это именно та причина, по которой я еще жив», — с сарказмом подумал Северус. А Альбус тем временем продолжал:

— Дружеских чувств, как я убедился, в данном случае недостаточно. Так что, копнем глубже. Мисс Грейнджер и мистер Уизли должны стать парой.

В контексте данной ситуации звучало довольно рационально. Если не учитывать, конечно, что все вместе это — часть безумного плана. А так да, рационально. Вот только это же Гермиона...

— Альбус, вам не кажется, что это несколько чересчур? — осторожно спросил он.

— Мерлин, Северус, при мне тебе нет нужды делать вид, что у тебя существуют какие-то моральные принципы.

— Проблема не в принципах, просто не испортит ли такое вмешательство все дело?

— О нет, мой мальчик, дело будет испорченно, если не вмешаться. От тебя мне потребуется всего лишь капля любовного зелья. Уизли надо чуть-чуть подтолкнуть и все. В конце года они будут вместе, и вместе будут сопровождать Гарри в его великом путешествии. А когда вернутся, партия будет закончена. Это будет моя победа. Жаль, Том никогда не поймет мой план. Не увидит прекрасные узоры, украшающие ткань реальности. Узоры, которые выткал я! — последнюю фразу он прокричал так внезапно, что Снейп вздрогнул. — Впрочем, Том никогда не был способен видеть дальше своего носа, — успокоившись продолжил Дамблдор. — Он был таким талантливым мальчиком, но таким слепцом...

* * *

Гермиона вошла, когда Снейп мерил шагами кабинет. Десять шагов в одну сторону, десять шагов в другую, десять ша...

— Что-то случилось?

Он резко остановился.

— Дамблдор случился. Ничего нового. Положение дел все хуже и хуже, а наш директор все довольнее и довольнее. Для кого-то жизнь удалась, для кого-то нет. Ничего нового.

Он поймал себя на немного неуместной мысли о том, что приятно, когда есть человек, которому можно пожаловаться.

— Ничего нового, — повторил он.

Гермиона покачала головой.

— Когда же это закончится? — только и вопросила она, не ожидая ответа.

— Относительно скоро, надеюсь. Но вопрос в том, кто выживет?

Теперь Гермиона мерила шагами кабинет, взволнованное состояние Снейпа передалось и ей.

— Профессор, вы не должны доигрывать эту игру до конца. — Гермиона остановилась напротив Северуса. — С чего вы вообще взяли, что должны? Почему не убежали давным давно? Тогда, когда поняли, что знамя света в руках Дамблдора — ложь. Почему? Не верю, что вы не смогли бы скрыться. — Чем больше она говорила, тем сильнее распалялась. Она уже почти кричала. — Почему? Да все потому что вы наказывали себя! И наказываете до сих пор. Как будто бы родились кругом виноватым. Так не бывает! Вы не вините никого, хотя все зло, происходящее вокруг, не ваших рук дело. Знаете, что? Дамблдору очень удобно иметь такого слугу. Слугу, который разъедает себя чувством вины и из-за этого не способен сбежать! Вы до сих пор вините себя в смерти Лили, хотя очевидно, что ее подстроил Дамблдор! Он даже взял мантию невидимку Поттеров, чтобы быть уверенным, что у них не будет и шанса спрятаться и спастись. Он подстроил так, что вы подслушали пророчество в «Кабаньей голове». Ну кто вообще назначает собеседования в таких местах? Он знал о вашей любви к Лили, он знал, что сможет заполучить вас, как ценного агента, только если вы будете обременены тяжелым чувством вины. Он просчитал вас с самого детства, так же, как и всех остальных в этой партии! Неужели вы не видите? И вы все еще продолжаете на него работать. Профессор, я вас знаю, может, плохо, но что я успела понять, так это то, что слизеринец из вас никакой. Вы когда-нибудь действовали ради собственной выгоды? Хоть раз в жизни? Честолюбие побеждало в вас сердце? Многие ли слизеринцы страдают от чувства вины? Вы думаете шляпа распределила вас верно? А что забыл Петигрю в гриффиндоре? Вы не видите, что Дамблдор и тут произвел грандиозную перестановку? Подумайте, если бы вы оказались на гриффиндоре, то вся история бы изменилась. Вся!

Снейп стоял, оглушенный пламенной речью Гермионы. Ее слова звоном отдавались в ушах.

«Вся история бы изменилась. Вся!»

«Неужели вы не видите?»

Это же правда. Почему он видел все, кроме этого? Почему он не сбежал? Почему сам не спрятал Лили и ее семью? Почему хотя бы не попытался? Почему, почему все эти годы продолжал работать на Дамблдора?

— Вы видите? — продолжила Гермиона, приблизившись. — И вы продолжаете делать то, что делать не хотите. Почему? Из-за чувства вины. Из-за совести, которая мучает вас каждый день. Вы говорили, что запутались в паутине Дамблдора. Но можно же разом оборвать все нити. Можно сбежать.

— Если бы все было так просто... — прохрипел Снейп. Отчего-то его собственный голос не поддавался контролю.

Гермиона стояла теперь совсем близко.

— А все всегда просто, — сказала она. — Вам же нечего терять. Вы можете уйти и больше никогда не возвращаться.

Северус не знал, что сказать. Она была права. Права во всем. Он мог сколько угодно обдумывать свою жизнь и партию Дамблдора. Мог страдать, жалеть себя, но он никогда не сделал ни одной реальной попытки освободиться и сбежать. Он не считал себя достойным свободы. Неужели на это и был расчет Дамблдора? Разумеется. Конечно, да. Дамблдор, как никто другой, умеет разбираться в людях. И в Северусе он разобрался давным давно. Вот только в Гермионе, видимо, ошибся.

— Я мог бы... мог бы сбежать, — откашлявшись прошептал Северус. Его пробрала дрожь от того, что он сказал это вслух. — Но теперь ведь уже нет смысла...

— Смысл есть! — Гермиона возмущенно смотрела на Снейпа. — Конечно, есть. Вы же хотите свободы. Вы же не собираетесь до конца жизни служить Дамблдору, а потом умереть! Вы даже не знаете, что такое жизнь. Вы никогда и не жили. И я тоже еще не жила. — Она подошла совсем близко, и Северус волевым усилием подавил желание отступить. — Давайте сбежим вместе, — совсем тихо сказала Гермиона. — Мы сумеем скрыться. Нам незачем тут оставаться. Правда, Северус? — прошептала она и положила руки ему на грудь.

Снейп нервно сглотнул и накрыл ее ладони своими. Он чувствовал, как в груди разгорается пламя, а сердце бьется все быстрей.

Гермиона чуть приподнялась и коснулась его губ своими. Снейп приоткрыл рот и ощутил, как ее язык проникает внутрь. Он закрыл глаза и ответил на поцелуй, плохо осознавая, что делает. Он чувствовал, как ее руки обвивают его шею, а сам он обнимает ее за талию. Сердце билось будто сумасшедшее, бешено стучало в висках.

Это было то самое. То самое, чего он так давно желал, сам не отдавая себе отчета. Было ли дело в Гермионе или в том, что ему просто хотелось любви? Хоть раз в жизни.

— Нет, — выдохнул Снейп, отстраняя Гермиону. — Нет, мы не можем... Я не могу.

Гермиона откинула назад растрепавшиеся волосы и взглянула ему в глаза:

— Почему?

Снейп снял ее руки с себя и отступил.

— Не стоило. Просто вы еще ребенок. Вы ученица, а я учитель, понимаете. Это все не то...

Он чувствовал себя ужасно неловко. И гадко. Чувствовал, что виноват, потому что ему действительно нравилась Гермиона. Но ведь она еще ребенок.

— Но я же вам нравлюсь, и вы мне нравитесь. Тут нет проблемы. — Гермиона запустила руки себе в волосы и с маниакальным упорством пыталась их пригладить. — Да и какая разница правильно это или нет? Вы ведь сами заметили, что мир летит к чертям! Мы можем умереть или быть отравлены этим вашим зельем. Мы в западне психопата. И то, что я ребенок, вам надо было думать пять лет назад, когда вы напоили меня тем гребанным зельем! — закричала она. — Я вам доверяла. А вы до сих пор с удовольствием играете роль марионетки Дамблдора.

— Прости, — прошептал Северус, пряча глаза за завесой волос.

— Вот, все, что ты можешь — делать глупости, а потом извиняться. И корить себя всю жизнь. Чудесно так существовать, правда?

Северус отвернулся, чувствуя странную и необъяснимую резь в глазах.

— Ты же хотел меня поцеловать, да? — упавшим голосом спросила Гермиона.

— Да. Но ты же понимаешь, мы не можем...

— Я только не понимаю почему.

Снейп хотел ответить, сказать что-то успокаивающее, но услышал, как громко хлопнула дверь.

Северус стоял посреди своего кабинета, а эхо захлопнувшейся двери все еще раздавалось у него в ушах. Он чувствовал горячее прикосновение Гермионы на своей груди, на шее. Он чувствовал вкус ее губ. Мерлин, что это было?

Похоже на сон. На очень странный сон. Нужно сделать усилие и проснуться. Но что, если он не хочет просыпаться?

Гермиона.

Снейп тяжело опустился в кресло. Это все правда. Гермиона его поцеловала. И ему понравилось. Ему этого хотелось. Но она же школьница. Маленькая первокурсница, с которой он пил чай по вечерам. Вряд ли он ей даже нравится. Просто им есть о чем поговорить. Но это же не то же самое, что...

Что?

Снейп не дал себе додумать мысль. Все это ошибка. Завтра все будет как раньше, и они даже не вспомнят это нелепое происшествие.

Да, вот именно.

Северус встряхнул головой, отгоняя воспоминание, и занялся насущными делами. Он умел забываться за проверкой домашних работ, подготовкой новых ингредиентов и тому подобными привычными занятиями. Хуже будет, когда наступит время ложиться спать, но и тогда он что-нибудь придумает. Да.

Он уже подготовил все необходимое для уроков, и пришло время приступить к другим занятиям. Любовный напиток — вот, о чем просил его Дамблдор. Любовный напиток для Гермионы и Уизли. А он ей даже не сказал. Он уселся перед котлом, гипнотизируя взглядом его, оттертый до блеска, бок. Северус понял, что просто не может приступить к работе. Не может сделать то, чего хочет от него директор. Хватит. Если бы раньше он отказался выполнять его требования, проворачивать все эти грязные темные делишки, кто знает, как повернулась бы жизнь. Гермиона права, абсолютно права. Все это время, мучаясь от чувства вины, он и не замечал, что был активным и практически добровольным пособником Дамблдора.

Он еще жив, а это значит, пока не поздно все изменить. Но как? Как?

Интересно, что бы сказала Гермиона?

«Давайте сбежим вместе. Мы сумеем скрыться. Нам незачем тут оставаться. Правда, Северус?»

Он вспомнил, как она подошла совсем близко, вспомнил прикосновения ее рук. Бессмысленно делать вид, что этого не было. Бессмысленно делать вид, что он не думал о ней каждый вечер, что не искал ее глазами в коридорах, в Большом Зале, на занятиях. Бессмысленно делать вид, что она ему безразлична.

Снейп закрыл глаза. Он не хотел всего этого чувствовать. Это всегда слишком больно. Уснуть бы и не просыпаться — единственное стойкое желание, которое он пронес через всю жизнь.

Он решительно встал. Нужно найти Гермиону. Нужно понять...

Понять что? Ты и так все понимаешь.

Снейп вышел в коридор и остановился. Он не знал куда идти и что делать. Но вернуться назад в кабинет он не смог бы ни за что на свете. Стены душили его, потолок нависал, грозя раздавить. Спасение только в движении. И Снейп двигался. Он черной тенью носился по коридорам замка, останавливаясь только, чтобы оштрафовать нарушителей. Было уже поздно, и вокруг царила тишина. Когда до отбоя оставалось всего несколько минут, он понял, что все-таки должен, обязательно должен, найти Гермиону.

Ноги сами принесли его к комнате отдыха старост на пятом этаже. Он был уверен, что она здесь. Он хотел, чтобы она была здесь. Иначе ему пришлось бы бродить по коридорам до самого утра, ожидая завтрака. А ждать столько он бы просто не смог.

Дверь открылась, Северус затаился в нише напротив. И что на него нашло?

— Пока, Эрни.

Снейп затаил дыхание и вжался в стену. Она здесь.

— Пока, Гермиона. Думаю, подробнее обсудить информационные брошюры для первокурсников мы сможем завтра после травологии.

— Конечно. Набросай план.

— Ладно, давай.

Двое старост разошлись в разные стороны коридора. Северус, выждав, выскочил из укрытия и наткнулся на укоризненный взгляд Гермионы, облокотившейся на стену, скрестив руки, чуть дальше того места, где располагалась ниша.

— Вы теперь прячетесь в стенах и подслушиваете разговоры учеников? Неудивительно, что вам удается поймать больше всего нарушителей.

Он вглядывался в ее лицо в поисках хотя бы следа того чувства, что она проявила в его кабинете раньше. Но ее лицо было непроницаемо, даже глаза смотрели теперь без всякого выражения.

— Простите, — тихо сказал он.

Гермиона все так же стояла напротив. Она ничего не отвечала, но и не делала попыток уйти.

— Простите, — повторил он. — За то, что произошло раньше. Я вел себя глупо. Я думаю, ты права во всем, что сказала. И я не должен был отталкивать тебя, — тут он понизил голос до шепота, — потому что на самом деле я...

Он замолчал, не зная, что сказать. Точнее, не зная, как сказать. Как выразить то, что он чувствовал? Он боялся даже подумать об этом, не то что облечь в слова.

— Я... Ты мне небезразлична, — еле слышно выдохнул он.

Гермиона молча смотрела на него. А Снейп старательно избегал ее взгляда. Он робко коснулся руки Гермионы. Гермиона взяла его руки в свои.

— Ты тоже мне небезразличен, — ответила она шепотом и крепко сжала его руки. — Давай попьем чаю, да? — улыбаясь сквозь проступившие слезы, спросила она.

Снейп кивнул и, отпустив ее руки, направился к своему кабинету. Гермиона не отставала. Краем глаза посматривая на нее, шагающую рядом, Северус чувствовал, как внутри него рушатся все те стены, что он годами выстраивал, защищая себя от мира. Он чувствовал себя бунтарем, нарушившим какие-то незыблемые правила мироздания. Он ощущал, что с этого момента больше ничто не будет прежним. Он был свободен впервые в жизни и знал, что никто не сможет отнять у него эту свободу. Он оглянулся на Гермиону, уже не таясь, и взял ее за руку. Гермиона посмотрела на него удивленно, но руку не отняла. Она тоже чувствовала тот дух свободы, витавшей над ними. Если кто и увидит их, плевать!

Но коридоры были пусты, и до кабинета в подземелье они добрались без происшествий. Снейп закрыл дверь и порывисто обнял Гермиону.

— Я должен кое-что тебе рассказать.

Что-то толкало его изнутри, словно он должен был сразу выложить карты на стол, а потом куда-то спешить, бежать, скрываться. Хотя он точно знал, что несмотря на то, что они с Гермионой сегодня навсегда изменили свои отношения, в окружающем мире совершенно ничего не изменится. И просто сбежать он не сможет все равно. Это чувство внутри, ощущение окрыленности и возможности всего на свете обманывало его. И он это знал.

Знания отравляют, а чувства сводят с ума.

— Подожди, — Гермиона приникла к его губам. На минуту Северус забыл обо всем на свете, и ничто его больше не волновало, кроме Гермионы в его руках.

Гермиона первой прервала поцелуй:

— Вот теперь рассказывай.

Снейп прошелся по кабинету, обдумывая как сформулировать, а потом рассказал о коррективах в плане Дамблдора и о любовном напитке.

— Но я не могу его сделать, просто не могу. Я больше не могу творить все эти вещи. И встречаться с Темным Лордом... Он вот-вот меня раскроет. Это ловушка.

— Так давай сбежим, как я предлагала, — Гермиона подошла к нему и заглянула в глаза. — Разве можем мы тут остаться и продолжать жить по-прежнему? Ведь это не просто случайность, то, что между нами. Я думаю, это нечто большее.

— Я тоже, — Снейп взял ее за руку, — я тоже думаю, что это нечто большее.

Его лицо на мгновение прояснилось, но потом он вновь нахмурился и отошел, скрестив руки за спиной.

— Не могу.

— Ну вот опять! — всплеснула руками Гермиона. — Как ты не понимаешь? Я хочу быть с тобой. И быть как можно дальше отсюда.

Она подошла к Снейпу и осторожно провела рукой по его щеке, а потом по лбу, будто пытаясь разгладить хмурые складки. Северус застыл на месте, смотря на нее широко открытыми глазами.

— Я тоже, — он хрипло откашлялся. — Я тоже, Гермиона, — он произнес ее имя медленно, словно пробуя на вкус. — Я думаю, это вообще мне просто снится. Такого не бывает в реальности. Только не со мной.

И правда, весь этот день прошел будто в лихорадке. Снейп не верил, что это реальность. Скорее, диковинная фантазия воспаленного ума. Но чувства, чувства говорили о другом. Он хотел, но боялся верить, что все это происходит с ним в действительности. Что Гермиона серьезно предлагает ему сбежать вдвоем.

Он перехватил ее руку и поцеловал. Осторожно, будто боясь, что она существует только в его воображении, и стоит ему сделать резкое движение, Гермиона растворится в воздухе, оставив его наедине с безумием и болью.

— Я хочу, очень хочу убраться отсюда, но сейчас меня держит нечто большее, чем чувство вины или страх. Летом я дал Нарциссе непреложный обет, что помогу Драко выполнить его задание.

Гермиона посмотрела на него с ужасом. Всем известно, что непреложный обет отменить нельзя.

— Но что же нам делать?

— Нам — ничего, — сказал Снейп, чувствуя, как решение вырисовывается в его голове. — А вот тебе нужно бежать как можно скорее. Не дожидаясь рождества. Даже не знаю, что еще может придумать Дамблдор. Я останусь, пока не выполню то, что должен.

— Но...

— Нет, ты сама понимаешь, что другого выхода нет. Ты не можешь остаться, а я не могу уйти.

Гермиона не возразила, потому что знала, что он прав.

— Я это ненавижу! Неправильно, нечестно, несправедливо. Снова. Неужели мы не можем совсем ничего изменить?

Снейп горько улыбнулся:

— Ну уж если кто и может что-то в мире изменить, так только ты.

* * *

Все было решено. Теперь Снейп с чистой совестью взялся за приготовление любовного напитка и за подготовку побега Гермионы.

Время для него теперь будто застыло. Существовали только вечера проведенные с ней. Но теперь все было не так. Над каждой их встречей витал призрак опасности и скорой разлуки. И только сблизившись, они уже друг от друга отдалялись. Прошло всего несколько недель, но дальше ждать было нельзя — Гермиона должна была покинуть Хогвартс как можно скорее. Они встретились в его кабинете в последний раз.

Уже десятки раз были обговорены детали побега, но они вновь и вновь выбирали эту тему для разговора. Потому что о другом говорить было страшно. После того дня, когда они открыли свои чувства друг другу, их отношения изменились не так существенно, как они оба думали. Появилась какая-то неловкость, неудобство. Быть может, их сдерживала невозможность быть вместе. Но так или иначе, с тех пор все их общение носило роль скорее дружеского, чем какого-то еще.

— Я провожу тебя до Хогсмида, — в который раз повторял Снейп, прохаживаясь по кабинету. — Выйдем часов в десять. Более чем уверен, до утра тебя не хватятся. А ты успеешь к тому времени замести все следы...

— Да-да, — перебила Гермиона. — Сколько можно повторять? Северус, давай поговорим? Мы еще долго не увидимся.

— Да, долго... — Снейп сел в кресло.

Он точно знал, что, скорее всего, они не увидятся никогда, но не мог заставить себя заговорить с Гермионой искренне, так же, как тогда. Как в тот день. Если они привяжутся друг к другу, то расставаться будет тем более тяжело. Проще думать, что все это ошибка. Что нет никаких чувств, есть только два человека, объединенных общим знанием. Общим одиночеством. Как он и полагал, не сохранилось ничего от того чувства свободы и перемен, которые их озарили, когда они шагали по ночным коридорам Хогвартса взявшись за руки.

— Ты думаешь, все это ненастоящее? — спросила Гермиона. — Я имею в виду, нас с тобой.

Он вздрогнул от того, что она произнесла это вслух. До этого был шанс сохранить какую-то иллюзию, но теперь...

— Да, — ответил он. — Думаю, просто нам обоим нужен был кто-то понимающий. Вот и все.

— Но я думаю о тебе постоянно. И знаю, ты думаешь обо мне тоже. Это не просто так. Наверное... Странно, чем дальше, тем запутанней.

Снейп оглянулся на стол. Чайник и две чашки. Он разлил чай, чтобы хоть чем-то себя занять и протянул одну Гермионе.

— Я думала, я что-то поняла. Думала, все изменится. Но все только хуже становится. Как так? — Гермиона бессильно уставилась на чашку в руках.

— Добро пожаловать в мою жизнь, — с горькой иронией сказал Снейп.

— Может, когда все закончится, то тогда мы сможем понять и начать сначала?

— Может, — Снейп отпил чай. Даже чай был отвратителен. Что уж говорить о жизни?

Некоторое время они пили молча.

— Странный чай, — наконец сказала Гермиона.

Почему-то после этих слов Северус почувствовал тревогу.

— Ты же не вздумал меня снова отравить? — невесело пошутила она. А потом чашка выпала из ее рук.

Снейп хотел спросить, что случилось, но язык его не слушался.

— Он — нет, мисс Грейнджер, а вот я — да.

Из тени выступил Альбус Дамблдор, сбросив мантию невидимку.

Снейп запаниковал, но было поздно: он был парализован, как и Гермиона в кресле напротив. В ее глазах отражалась та же паника, что ощущал он сам.

— Очень любопытно обнаружить заговорщиков под самым своим носом, — сказал Дамблдор, с интересом разглядывая своих парализованных жертв. — Очень любопытно. И приятно сознавать, что такого больше не повторится. Что? Думали, я ничего не узнаю? — он по очереди вгляделся в их лица. — Жаль, вы не способны отвечать, — он в притворном сожалении покачал головой. — У нас могла бы получиться интересная беседа. Но, не судьба! К счастью, у вас больше нет ни времени, ни возможности испортить мои планы. Ах, Северус, я очень-очень разочарован. Такая неблагодарность! Но ты еще получишь по заслугам, поверь, — он с презрением отвернулся. — Мисс Грейнджер, у меня нет слов. Я думал, вы умны, но это... Мне очень жаль, что вы оказались обычной глупой девчонкой. Да и ты, Северус, совсем не вырос. Дети...

Снейп больше не слышал, что говорит Дамблдор, он чувствовал, как отключается его сознание. Гермиона уже закрыла глаза. До чего все было нелепо! Надо было сказать ей, пока была возможность. Сказать, что он ее любит. Что все не просто так. Зачем он тянул, зачем останавливал себя?

Сознание меркло, перед глазами плыло.

Неужели так оно все и закончится?

Снейп резко очнулся. Громкий истошный вопль вывел его из забытья. Этот звук эхом отдавался в ушах, пока Северус не понял, что кричит он сам.

Крик тут же оборвался.

А потом начал проявляться окружающий мир: грязный потолок Визжащей хижины, неудобный холодный пол, отдаленный шум... и боль. Но не такая, какую нельзя пережить.

Сообразив, что может двигаться, Снейп медленно поднял руку и потянулся к горлу. Засохшая кровь коркой покрывала шею. Это было невероятно. Он жив!

Он помнил, как Нагайна впилась ему в горло, как пришел Гарри Поттер, чтобы забрать воспоминания. Помнил, как лежал парализованный, глядя на неровные доски потолка.

Они двигались. Доски плыли перед глазами.

Бесконечный деревянный хоровод.

Змеиный яд прожигал его мозг.

Ему показалось, что потолок лопнул и рухнул на него. И тогда... Тогда...

Гермиона...

Он все вспомнил!

Понадобилась целая вечность, чтобы подняться.

Палочки не было, ее забрал Темный Лорд. Теперь последние полтора года казались Северусу странным сном. Он жил как в тумане, да даже и не жил вовсе. И так же мог умереть. Без памяти. Он содрогнулся от ужаса. Зелье подмены — самое худшее его изобретение. Но, очевидно, именно оно спасло ему жизнь, приняв на себя весь удар змеиного яда.

Снейп закашлялся и снова рухнул на четвереньки.

Он подумал о Гермионе. Жива ли она? Она приходила с Поттером. Когда это было? Час, два назад? Что, если ее уже нет?

Нет.

Он собрался с силами и сумел, наконец, добраться до лаза из Визжащей хижины.

Что, если она жива, но ничего не вспомнит. Никогда. Что тогда?

Длинный узкий тоннель все не кончался.

Главное, чтобы она была жива.

Свет. Было уже совсем светло. Снейп вылез из-под Гремучей Ивы и какое-то время просто лежал, не в силах пошевелиться.

Никого не было. Только трупы. Трупы повсюду.

Поднявшись он добрел до ближайшего из них. Палочка валялась рядом.

Где все?

Вспышки в окнах Большого Зала.

Он применил дезиллюминационное заклинание и направился в сторону замка.

Он видел в окно, как Темный Лорд с Поттером кружили посреди зала, остальные сгрудились вокруг. Снейп не слышал, о чем говорят дуэлянты, но Поттер выглядел на удивление уверенно, а Волдеморт, напротив, казался слегка напуганным.

Что, черт возьми, происходит?

Наконец, он заметил Гермиону. Она стояла среди зрителей и не сводила напряженного взгляда с соперников. Волосы растрепаны, лицо в крови, но...

Она жива!

Мелькнула вспышка, и Темный Лорд рухнул замертво. Зал наполнился ликующими криками. Северус потерял Гермиону из виду.

Неужели это все? Конец войны? Окончательная победа Дамблдора?

Но что же делать ему?

Снейп рассудил, что в Хогвартсе ему оставаться опасно. Нечего было и думать, чтобы сейчас искать Гермиону. Она жива, она на стороне победителей, и это главное.

Но что, если она и правда ничего не вспомнит?

Северус постарался выкинуть непрошеные мысли из головы. Он еле держался на ногах, а нужно было убираться подобру-поздорову. В такие моменты не до горьких размышлений.

Он доковылял до Гремучей Ивы, успев до того, как из замка начали выходить люди. По тоннелю добрался до Визжащей хижины, по пути несколько раз потеряв сознание.

Он ходячий труп. На что он надеется?

Гермиона...

Воспоминания о ней — вот, что сохраняет ему жизнь. Все еще может... может быть хорошо. Может быть иначе. Дамблдор мертв, Темный Лорд мертв. Это конец его рабства и новое начало. Начало чего-то прекрасного.

Он должен выжить ради нее.

Заклятием проломив стену хижины, Северус выбрался наружу. А потом спалил здание дотла. Поттер видел его тут, так пусть считает, что его останки сгорели. Это его билет на свободу.

Он смотрел на пламя, пока оно не начало затухать, а затем собрал остатки воли в кулак и аппарировал.

Снейп не знал, сколько провалялся без сознания на полу собственного дома. Кажется, вечность. Но очнувшись, он вскоре вновь провалился в беспамятство.

Еще одна вечность прошла, прежде чем он пришел в себя настолько, что смог начать исцеление.

Но он смог, он выжил, в конце концов!

* * *

Его не искали, значит поверили, что он мертв. Когда Снейп окреп достаточно, чтобы выбраться из дома, он узнал, что прошло уже три недели с Битвы за Хогвартс, как окрестили это газетчики. Три недели со дня гибели Темного Лорда. Три недели, проведенных между жизнью и смертью. Как и следовало ожидать, в газетах не особо писали о том, что произошло. Единственным более-менее достоверным источником оказался журнал «Придира», где было опубликовано большое интервью с Гарри Поттером.

Мальчишка умудрился упомянуть и его, «верного шпиона Дамблдора, внесшего огромный вклад в победу над врагом». Звучало отвратительно. Знал бы Поттер, кем на самом деле является Дамблдор и что он со всеми ними сделал.

Несмотря на все сказанное Поттером, Северус был уверен, что ему нельзя себя раскрывать. Никто не должен узнать, что он жив. Его либо посадят в Азкабан, либо убьют. Это было очевидно. Война закончилась, но это ничего не изменило в мире. Как всегда.

Осталось последнее и самое главное.

Гермиона.

Ее колдография была в «Придире». Гермиона стояла рядом с Поттером и Уизли и хмуро смотрела в объектив. Выглядела она еще лучше, чем он помнил.

И вот тут-то сомнения одолели его с новой силой. До этого он действовал по инерции, ему просто нужно было выжить. Но вот он выжил, вот он свободен, и старые страхи вновь пробуждаются внутри.

Во-первых, с чего он взял, что между ними вообще что-то было? Что, даже если она все помнит, это не значит, что она... что-то чувствует.

Даже думать на эту тему было больно, поэтому Снейп быстро перешел к вопросу номер два: что делать, если Гермиона ничего не помнит? Ведь нельзя же оставить ее без памяти, нельзя позволить ей жить ложной жизнью. Такого она ему точно никогда не простит.

Надо было найти способ поговорить с ней.

И случай скоро представился.

* * *

Он почти неделю дежурил у ее дома. Дом выглядел совершенно необитаемым. Но мебель и вещи были на месте. Наверняка, Гермиона жила на Гриммо или в «Норе», или остановилась еще где-нибудь, но показываться в магическом мире для него было бы самоубийственно. Особенно сейчас, когда повылезавшие из своих крысиных углов авроры создавали иллюзию бурной деятельности. Всю войну они тихо отсиживались, пока дети сражались и гибли за них, а теперь вышли на охоту и набивали камеры Азкабана всеми, кто попадется под горячую руку.

Проклятые лицемеры.

Так что он просто ждал. Ждал, что она вернется домой.

Так и случилось.

Желтая маггловская машина остановилась у крыльца. Первой из нее выбралась Гермиона.

Наконец-то!

Сердце Снейпа пропустило удар.

Она так близко.

Гермиона оглянулась, будто почувствовав его взгляд, но заметить ничего, конечно, не могла. Следом за ней из машины показалось еще несколько человек. Водитель суетился, вытаскивая чемоданы, а потом, разгрузившись, уехал. Гермиона и, как понял Снейп, ее родители вошли в дом.

Он прождал несколько часов. Заметил, как вокруг дома выросла магическая защита, как в окнах зажегся свет... Он мог бы просидеть здесь и до утра, — никакое ожидание не было бы слишком долгим, — но тут Гермиона вышла на улицу.

Медленно, не оглядываясь, брела она по пустой дороге. Видимо, прогуливаясь. Снейп держался поодаль. Так они и добрались до парка. Здесь было уже совсем темно, поэтому Северус чуть было не потерял Гермиону из виду, но в последний момент заметил, как та скрылась в одной из полуразрушенных беседок.

Лучшее место, чтобы переговорить без свидетелей.

Снейп шагнул в беседку вслед за ней и тут же проклял себя за неосмотрительность. Он еле успел отбить брошенное в него заклинание «Левикорпус».

— Спокойно, мисс Грейнджер, — сквозь зубы произнес он.

Гермиона замерла, прикрывшись щитовыми чарами.

— Кто вы? И почему весь день следили за мной? — ее голос звучал раздраженно.

Снейп сбросил дезиллюминирующее заклинание и зажег свет на кончике волшебной палочки.

— Добрый вечер, мисс Грейнджер.

В ее глазах мелькнуло сомнение.

— Это не может быть правдой, — неуверенно произнесла она. — Профессор Снейп погиб в ночь битвы за Хогвартс.

— Не погиб, — ответил Северус, — как видите.

— Неужели? Тогда что последнее он сказал Гарри Поттеру в Визжащей Хижине?

— «Посмотри на меня» — прошипел Снейп. — А до этого попросил собрать воспоминания.

Гермиона выглядела обескураженной.

— А какими были ваши первые слова, обращенные ко мне, на первом уроке зелий?

— «Сядьте», — ответил он, мгновение подумав.

— Правда, — удивленно сказала Гермиона, но палочку не опустила. — Это было очень обидно, знаете ли.

Они молча стояли и смотрели друг на друга. Снейп ругал себя последними словами. Глупейшая ситуация.

— Итак, вы выжили, — первой прервала молчание Гермиона. — Выжили, скрылись ото всех, а потом следили за мной. Есть ли в этом какой-то смысл, профессор?

А есть ли?

Может, он сошел с ума?

Может, умер уже, и это посмертные блуждания его неупокоенной души?

Может, сказать ей прямо сейчас: «Я люблю вас, мисс Грейнджер»?

Гермиона долго лежала без сна, уставившись в потолок своей старой детской комнаты. Это первая ночь дома после года войны. Но не пережитые лишения и не планы на будущее занимали ее мысли сейчас.

— Конечно, в этом есть смысл, — ответил ей Снейп. — Я хотел поговорить с тем человеком, которому могу доверять.

Гермиона опешила. Они со Снейпом лишним словом не перекинулись за все семь лет знакомства. По правде говоря, нельзя было сказать, что они вообще знакомы.

«Да, — подумала Гермиона и крепче сжала палочку. — Совсем не похоже на настоящего Снейпа».

Оставалось прождать меньше часа, и тогда оборотное зелье, если оно было, потеряет действие.

— Вы считаете меня человеком, которому можно доверять? — уточнила она. — Или имеете в виду кого-то еще? — «Это может быть Гарри».

— Вас, именно вас. Возможно, это покажется странным, но вам я доверяю. Единственной в мире, — сказав это, он еле-уловимо сжал губы и нахмурился, будто сам понял, что перегнул палку.

Тогда она этого не заметила, но сейчас, в спокойствии ночи, могла припомнить детали, на которые до этого не обратила внимания. Детали, которые может подметить только очень наблюдательный человек.

Гермиона не знала, как реагировать на его слова. И внезапно ее осенило: «Может... может, он сошел с ума?». Не мудрено ведь после всего, что он пережил. После того, как он вообще выжил. Это бы все объяснило! «Значит, сумасшедший, — обреченно подумала она». А с сумасшедшими как стоит обращаться? Как можно осторожнее.

А сейчас ей пришло в голову, что возможно Снейп не сошел с ума недавно, возможно, он всегда был безумным. Она видела его воспоминания в омуте памяти, посещала его уроки, знала, что он был шпионом, был пожирателем смерти. Столько разных личностей умещалось в одном человеке, что было даже интересно, есть ли там что-то настоящее в этом калейдоскопе лжи и вранья? Дамблдор доверял Снейпу, а Гермиона считала, что к мнению Дамблдора стоит прислушиваться, но в конце шестого курса она вместе с другими поняла, насколько тот ошибался. А потом, спустя год оказалось, что Дамблдор все же был прав. Что его убийство подстроено, что Снейп всегда был на правильной стороне.

Все это здорово сбивало с толку.

Действительно ли Снейп любил мать Гарри? А если и так, то не это ли было единственным, что удерживало его на светлой стороне? И если это верно, то Снейп все равно ненадежен. А сейчас, когда война окончена, и оба, Дамблдор и Волдеморт, мертвы, даже опасен.

— Как вы сумели выжить? — спросила она. — Нам казалось, вы умерли.

Не казалось. Она была уверена. Из него крови вытекло больше, чем может быть в человеке, горло было разорвано в клочья, а сердце совершенно точно перестало биться.

— Меня парализовало, — ответил Снейп. — Я смотрел на потолок и не мог пошевелиться. Долго. Это продолжалось очень долго.

Она лежала в кровати и смотрела на потолок.

Он был парализован?

Они оставили там живого, но парализованного человека?

«Мы не знали».

А если бы и знали, что с того? Тогда Снейп считался самым верным слугой Волдеморта. Человеком, убившим Дамблдора.

Но как все-таки он смог выжить?

Волшебники крепче обычных людей, а волшебники, специализирующиеся на темных искусствах, тем более. Кто знает, на что вообще способны такие, как Снейп.

— Когда мы вернулись за вашим телом, от Хижины осталась лишь горстка пепла. Вы сожгли ее, чтобы скрыть, что живы. — Она не спрашивала, теперь это было очевидно. — Вы знаете, что Гарри рассказал всем о том, что вы до последнего были верны Дамблдору?

— Я читал интервью в «Придире», — скривился он. — Только, как вы думаете, многие ли ему поверили?

Она сама ни капли не верила. Встретив Снейпа этим вечером, Гермиона впервые осознала, насколько темной и скользкой личностью он был. Вспоминался Муди с его вечной присказкой «Постоянная бдительность!».

— Постоянная бдительность, Гермиона, — прошептала она сама себе.

Тени на потолке причудливо изгибались, превращаясь в фантасмагорические картины. Давящего ощущения слежки, преследующего ее весь день больше не ощущалось. Именно оно заставило ее выйти вечером на улицу и медленно направиться в парк. Она знала, что там легко сможет подловить преследователя. Так и случилось, вот только она и предположить не могла, что этим преследователем окажется ее бывший преподаватель, который, к тому же, официально считается мертвым.

Он просил не выдавать его. Не рассказывать об их встрече никому, даже Гарри и Рону. Она и не выдаст, наверное. Просто потому что не хочет отвечать на тысячи вопросов, на которые сама бы хотела получить ответ. Она ведь так и не узнала, почему именно к ней он пришел. Хотел, чтобы хоть кто-то знал, что он жив? Но почему она?

«Возможно, это покажется странным, но вам я доверяю. Единственной в мире.»

Он так и не объяснил, что имел в виду, а она и не спросила.

Их диалог продлился дольше часа (никакого оборотного зелья — проверено), но обсуждались все какие-то ничего не значащие пустяки, не раскрывающие сути дела. Гермиона тогда была слишком напряжена, чтобы суметь задать правильные вопросы. Снейп рассказал, что долго лечился и еще до конца не восстановился, что скрывается ото всех, и хочет уехать из страны. Не то, чтобы он мило с ней болтал, как раз наоборот: говорил скупо, с большими паузами, иногда подолгу молчал и вглядывался в ее лицо. А потом попрощался и аппарировал.

— Прощайте, — тихо сказал Снейп. Лицо его было бледным, как полотно. Голос дрожал, или ей только так показалось.

Сейчас Гермиона была уверена, что в его голосе слышались какие-то горестные интонации. Как будто бы он чувствовал сильную боль. Возможно, все дело в укусе Нагайны. Мистер Уизли лечился очень долго, а ведь его змея укусила в ногу.

За окном светлело. Продумав всю ночь, Гермиона все так же ничего не понимала. Вчерашняя встреча была слишком странной.

Вернувшись домой из парка, она предприняла все возможные меры, чтобы удостовериться, что она не под Империо и не проклята, и не зачарована чем-нибудь еще.

А она так надеялась, что все тревоги остались позади...

* * *

Они и остались. Проходили дни, недели складывались в месяцы — время неслось вперед. Все было хорошо. Только иногда в памяти Гермионы всплывал тот вечер, когда Снейп разговаривал с ней в беседке. Было в этом что-то такое, что не давало ей покоя...

Он ненавидел это чертово зелье. Ненавидел Дамблдора. Ненавидел себя.

Итак, она ничего не помнила. Конечно же. Второй раз в одну и ту же реку не войти. Надежда, всколыхнувшаяся было в нем, полностью погасла. Весь этот глупый оптимизм...

Он собирался уехать, как и говорил. Какой смысл оставаться? Что он мог поделать? Он выжил. Гермиона выжила. Весь этот треклятый мир пережил столкновение титанов... и выстоял. Все нормально. Никогда не будет хорошо, но нормально. Так можно существовать. Так можно даже вполне пристойно существовать. Гермиона молода, она найдет себе дело, и ее жизнь может сложиться вполне благополучно.

Но она никогда не узнает правды.

Не вспомнит.

И что? Может, так даже лучше.

Так никогда не лучше.

Он вообще-то уже полностью собрался, упаковал вещи и теперь мерил шагами пустую темную гостиную. Противоречия разъедали его.

— Да что я могу сделать? — крикнул он сломанным настенным часам.

Ничего, потому что ты настоящее ничтожество.

— Пусть так! Это еще одна вещь, которую я изменить не могу!

Гермиона бы тебя не бросила.

Гермиона...

Снейп осел на пол и закрыл лицо руками. Дамблдор мертв, но этот кошмар все никак не кончается.

Ничтожество.

— Ладно. Ладно! Я остаюсь.

В конце концов, какой смысл уезжать одному? Он страстно желал смерти, пока не встретил ту, что подарила ему желание жить. Без нее его жалкое существование ничего не значило. От кого он хотел бежать? Куда?

* * *

Тщательно маскируясь, Снейп наведывался в Лютный переулок и другие злачные места. Он покупал редкие и нелегальные ингредиенты, выискивал запрещенные книги, что теперь, после войны, было гораздо сложнее и опаснее. И все же это почти что пенсия мечты. За тем лишь исключением, что исследованиями он занимался не ради собственного удовольствия. Он пытался найти способ обратить зелье подмены вспять. Способ был. Зелье вовсе не являлось совершенным, как он наивно полагал. Гермиона однажды сумела одолеть его силу. Он сам не так давно проделал то же самое. Вот только почему у них это получилось, а у других, принявших зелье, нет? И Уизли, и Поттер, и многие другие волшебники, опоенные его самым жутким творением, не раз оказывались на краю гибели, но только для двух человек эти опасные ситуации стали освобождением от ложной памяти.

Возможно, в случае Снейпа не было чего-то особенного. Яд Нагайны уничтожил зелье в его крови. Это его спасло и вернуло истинные воспоминания. Но Гермиона пострадала в Отделе Тайн гораздо меньше Уизли, а тот так ничего и не вспомнил!

У Северуса даже мелькнула как-то безумная мысль дать Гермионе змеиный яд. Но Нагайна была особой змеей и, в любом случае, риск был бы слишком велик.

На самом деле, он не мог ничего понять, не мог разобраться. Нужно было больше времени. Нужны были люди, на которых можно было бы проверять разные теории. Нужно было оборудование, особые магические инструменты...

Что ж, из всего необходимого, время — единственное, что у него было. Оставалось только ждать и надеяться на чудо. На то, что внезапно придет ответ или найдется что-то в составе зелья, на что раньше он внимания не обращал.

Стоит ли говорить, что дело было безнадежно?

* * *

Гермиона никак не могла выкинуть Снейпа из головы. Сколько уже прошло с той странной встречи? Полгода? Она так никому об этом и не рассказала. Почему, почему из всех людей он выбрал разговор именно с ней? Почему сказал, что доверяет? Это было связано с Дамблдором? Или с Гарри? Снейп хотел сообщить ей что-то важное, но не мог говорить напрямую? Она не знала ответа ни на один вопрос. Может, он, и правда, спятил. Может, спятила она, и все это ей только почудилось. Столько вероятностей, но где прячется истина?

Она завела себе привычку бродить без дела по Косому переулку. Заглядывать иногда в магазинчик Уизли, долго слоняться по «Флориш и Блоттс», сидеть в уличных кафе и разглядывать прохожих. Она съехала от родителей и теперь жила прямо тут, снимала квартирку на пару этажей выше магазина метел. Гарри звал их с Роном на Гриммо, но и Рон, и она хотели немного пожить в одиночестве.

Ей нужно было остаться одной, чтобы все как следует обдумать. Прошлое, будущее, настоящее. Все было каким-то неясным.

Казалось бы, о чем тут думать? Они победили. Они изменили мир. Очистили его от великого зла. Позади учеба, позади все главные беды и горести. Заживают раны в сердцах, начинается новая жизнь. Выбирай дорогу и следуй по ней.

Гермиона получила множество предложений о работе, о стажировке, об учебе. Ее хотели видеть сразу в куче отделов Министерства Магии, ей писали мастера-артефакторы, охотники на нечисть, защитники притесняемых народов и издатели автобиографий. Все они хотели видеть героев войны в своих рядах. Ее приглашали даже в Хогвартс. Но Гермиона впервые в жизни не знала, чего хочет. Что-то не давало ей покоя, но она не могла понять что. Дело было даже не во встрече со Снейпом, а в чем-то еще. Но в чем, она и сама не знала.

Чувствовалось иногда, будто в самой основе ее жизни лежит какое-то грандиозное искажение. Будто все неправильно, все не так, как должно быть. Но разве нельзя то же самое сказать обо всех детях войны?

В один из декабрьских дней она, по обычаю, вышла побродить по Косому переулку. Народу было много, ощущалось приближение зимних праздников. Она брела без цели, размышляя, зайти ли вначале во «Флориш и Блоттс» или лучше поприветствовать Джорджа, когда услышала знакомый голос.

— Эрни!

Они обнялись при встрече, хотя никогда раньше не обнимались. У Гермионы было ощущение, что Эрни Макмиллан явился из какой-то другой жизни. Все теперь делилось на до и после.

Они пошли в «Дырявый Котел», посидеть в тепле и поговорить. Там они вспоминали о том, как старостами засиживались допоздна за школьными делами, обсуждали бывших однокурсников и старательно обходили тему войны. Будто были нормальными людьми, выросшими в нормальное время.

— А знаешь, — начал Эрни, когда огневиски, видимо, уже знатно ударило ему в голову, — я давно хотел спросить, но все как-то не решался... Да и время уже было не то, как раз тогда все как-то закрутилось... В общем, — он откашлялся, — я понимаю, что, может быть, перехожу границы, но все же...

Он внезапно смутился и замолчал.

Гермиона нетерпеливо подбодрила его кивком:

— Ну, говори же.

— Что там у тебя было со Снейпом?

Первой мыслью Гермионы было, что он каким-то образом узнал о той странной встрече, произошедшей минувшим летом.

Но как? Там ведь никого не было! Она проверяла.

— Что ты имеешь в виду?

— А, — Эрни махнул рукой, — зря я завел эту тему. Просто я видел как-то, что вы держались за руки.

«МЫ ЧТО?»

Он неловко хихикнул, будто сам себе не верил, что все это говорит, но его уже несло:

— Мы с тобой тогда засиделись, когда все старосты уже разошлись, помнишь? Перемывали кости Малфою, он вообще ни на одном собрании не появился. Кто же тогда знал, что он... А потом мы хотели поработать над брошюрой для первокурсников, но было уже поздно. Мы разошлись, и тут я вспомнил, что забыл свои записи, ну и вернулся. А там вы, вдвоем с профессором, стоите у стены и держитесь за руки. Как на свидании. Я... я не знаю почему, просто развернулся и убежал, как первокурсник. Смешно, да? — он икнул и замолчал, крутя в руках стакан. — А ладно, не хочешь говорить, не говори. Это я зря, наверное... Просто уже пьян... Из головы все это долго не шло. Нет, забудь. Прости. Просто забудь.

Гермиона сидела как громом пораженная. Подумать только! Эрни всегда казался ей нормальным парнем, а тут такое.

— Ты ошибаешься, — строго произнесла она, неосознанно подражая интонациям профессора МакГонагалл. — И если это Рон тебя надоумил, то передай, что ему не поздоровится!

Но потом она подумала, что Эрни никогда не был таким уж хорошим актером и пьян он настолько, что вряд ли способен лгать.

Так в чем же тут дело?

Самое главное, она действительно помнила тот вечер, когда они допоздна сидели в комнате отдыха старост. Она помнила разговоры о Малфое, брошюры для первокурсников — все так четко, словно было вчера. Вот только после она прямиком направилась в башню Гриффиндора.

«Что за дурацкая история?»

Она думала о словах Эрни весь вечер. Ночью ворочалась, не в силах уснуть.

«Ну зачем он приплел эту чушь?»

А потом сложила два и два. Рассказы Эрни и Снейпа, искавшего с ней встречи летом. Теперь все становилось одновременно и яснее, и гораздо запутаннее. Снейп пришел, потому что, как бы странно или даже противоестественно это ни звучало, когда-то они были в близких отношениях.

«Возможно, это покажется странным, но вам я доверяю. Единственной в мире.»

Но она этого по каким-то (каким?) причинам не помнила.

Но боже, она и Снейп?

Он что, соблазнил ее и стер ей память? Невозможно. Хотя бы потому, что после войны она проверялась у лучших целителей, а они не обнаружили никаких следов Обливиэйта.

И опять же...

«Возможно, это покажется странным, но вам я доверяю. Единственной в мире.»

Так говорят с теми, кого соблазняют, а потом стирают память?

Гермиона напрягала память, пыталась вытащить оттуда все, что связано со Снейпом, но не могла припомнить никаких неформальных отношений. Они виделись только на уроках и изредка в штаб-квартире Ордена Феникса. Все!

— Что случилось с моей памятью? — громко спросила она и стукнула рукой по одеялу так, что кемарящий рядом Живоглот подскочил и обиженно покинул кровать.

Прошло больше полугода, а дело так и не сдвинулось с мертвой точки. Снейп не ведал, как вернуть Гермионе память и что делать со своей. В его воспоминаниях, и только там, жила Гермиона, которая предлагала ему сбежать, которая указала точно тот самый крючок, на который Дамблдор так легко его поймал, и это же была та самая Гермиона, что его поцеловала. Глупо, но он бы никогда не решился на это сам. Как не решился с Лили, а потом сокрушался почти всю свою зрелую жизнь. Чувства... Что за отвратительная вещь. Они делают его слабым, ни на что неспособным, жалким.

Он снова вернулся к тому же, к чему привык. К боли. Он снова потерял ту, что любил. Это адское колесо, жуткий круговорот вещей, что как бы поворачивалось, показывается ему самой худшей своей стороной. Он застрял. И не видел способа выбраться. Может, это прощальный подарок Дамблдора? Это проклятие.

Если бы можно было принять зелье подмены и заколдовать себя самостоятельно...

Хотя о чем это он? Самоубийство можно совершить и более гуманными способами.

Нет.

Он должен найти ответ, должен разгадать свое зелье не ради себя, а ради Гермионы. Все эти годы, все эти долгие годы он только и думал, что о себе. Как мне плохо, как я страдаю, как несправедлива ко мне жизнь.

Вот почему ты ничтожество.

— Вот почему я ничтожество, — безразлично вторил Снейп своим мыслям, сидя в домашней лаборатории и помешивая один из многих курившихся тут котлов.

Он давно уже ни с кем не общался, даже с торговцами ингредиентами. Все, что ему теперь нужно можно было получить совиной почтой. Северус никогда не думал, что будет скучать по Хогвартсу, но теперь скучал.

Там ему хотя бы надо было притворяться, надо было натягивать привычную маску по утрам, общаться через силу, выполнять кучу бессмысленных дел. Теперь оказалось, что все это и было тем, что держало его на плаву.

Он бы умер — сколько раз он хотел умереть! — но продолжал жить ради Гермионы, даже если ей суждено было никогда об этом не узнать.

Прилетела сова, отвлекая его от мрачных мыслей. Очередной заказ. Снейп распахнул окно, но вместо пухлого свертка с редкими травами получил всего лишь конверт. На конверте стояло его настоящее имя, что не могло не встревожить. Ни одна живая душа даже не подозревала, что он все еще жив.

Ни одна?

«Самому худшему зельевару на свете», — гласил заголовок, вложенной в конверт записки.

Снейп нахмурился.

* * *

Вспоминать было тяжело. Было больно. Физически больно, не только ментально. Если сначала Гермиона сколько ни копалась у себя в голове, не могла выцепить ни одного запретного воспоминания, то потом, когда она, — как всегда усердная и старательная, — переворошила внутри себя буквально все, болезненные вспышки воспоминаний о событиях, которые казалось бы никогда не происходили в действительности, захватили ее естество. Она почти перестала спать, падала в обмороки в самые неудачные моменты, сталкивалась с последствиями собственных неуправляемых магических выбросов, а иногда просто не могла пошевелиться от наваливающейся с невиданной силой головной боли.

Гермиона думала, это ее убьет. Но раз запущенный процесс остановить было невозможно. Да она и не хотела возвращаться назад, к незнанию, к существованию в урезанной, перекроенной, части себя. Кто придумал, что счастье в неведении? Она не была счастлива, живя иллюзорной, сотворенной чужими руками жизнью. Не была счастлива, когда все было просто и понятно, кто друг, а кто враг. Теперь все менялось, перестраивалось в голове, и Гермиона знала, что уже это проходила.

Это было освобождением. Она наконец поняла, почему ей все время казалось, что что-то не так, но что именно раньше она даже для себя не могла сформулировать. Теперь она знала точно, все действительно было не так — ведь всю свою жизнь она была марионеткой в умелых руках Дамблдора. Пусть несколько раз ей удавалось сорваться с крючка, ее роль в этой партии все же была доведена до конца.

Отвратительно.

Она проиграла. Она так рано себя потеряла, что не была уверена, что вообще существует. Кто такая «Гермиона»? Набор выбранных и культивируемых Дамблдором характеристик? Не человек, а функция, фигура на доске? Пешка? Или нет, конечно, нет, — ладья. Но разве это важно? Нельзя вернуться назад и все переиграть. Самое худшее уже случилось.

И самое лучшее тоже — ведь она все вспомнила! Снова. Так может, это и есть настоящая она? Что-то внутри, вечно запертое, но рвущееся на свободу, живая искра, не гаснущая, сколько бы слоев лжи ее не скрывало. Это как раз она, настоящая Гермиона, что словно феникс, возрождается каждый раз, сметая все барьеры на своем пути. Может, она ничего не проиграла. Может, все сложилось как раз самым наилучшим образом из всех возможных.

Может, никто, в том числе и она сама, никогда не догадается, что это и есть победа.

* * *

«Чтобы вы знали, ваше зелье совершенно не работает.

Помнится, кто-то говорил, что это «венец его профессиональной карьеры», «гениальное открытие», способное доселе невозможным способом влиять на умы людей. Ну и апломб!

«Ничто не способно обратить его действие вспять.» Цитирую ваши слова! Какой грандиозный провал. Я тому доказательство. Вы тому доказательство. Сдавайтесь, Северус, признайте, что изобретатель из вас никакой. Кажется, именно тут Дамблдор изрядно просчитался.

С наилучшими (честно!) пожеланиями, Гермиона.»

Дочитав, Снейп принялся беспокойно мерить шагами лабораторию.

— Невозможно!

Ты повторяешься.

— Но как?

Снейп до боли сжал руку с запиской. У него возникло какое-то странное, но все же чрезвычайно приятное ощущение дежавю.

Это было, уже было! Но ведь не может быть, чтобы все так удачно сложилось. Чтобы Гермиона второй раз выпуталась из плена зелья подмены.

«Сдавайтесь, Северус, признайте, что изобретатель из вас никакой.»

Нет, это было просто невероятно.

На смену радости скоро пришли сомнения. Снейп не был уверен, что Гермиона все еще чувствует что-то к нему. Если вообще когда-то чувствовала, а не заблуждалась. Их сблизили обстоятельства, но теперь, когда этих обстоятельств нет, они в свободном полете. И если Снейп застрял в своей привязанности, своей любви, чувства Гермионы могли быть не столь однозначны.

Он боялся, что не нужен ей. Что все это было зря.

Нужно было найти ее, поговорить с ней, выяснить все раз и навсегда.

Северус схватил пергамент и попытался придумать ответ, но ничего не выходило. В конце концов, он бросил это дело и принялся собираться — лучше всего встретиться лично. На конверте не было обратного адреса, но он знал, что Гермиона обосновалась где-то в районе Косого переулка. Этого было достаточно.

На поиски он потратил весь день и всю ночь, а на утро узнал у хозяина квиддичной лавки, что «мисс Грейнджер еще неделю назад собрала вещи и выехала». Снейп отправился к дому ее родителей, потом на Гриммо. Он даже проверил «Нору» и коттедж «Ракушку». Вскоре стало ясно (большей частью из подслушенных разговоров ее знакомых), что Гермиона уехала за границу.

Снейп снова засел за письмо, полагая, что уж сова найдет путь к неуловимой Гермионе. Хотя он серьезно задумался, а стоит ли писать вообще и терялся в догадках, почему она вдруг решила уехать. Может быть, бежала от него? От ужасов прошлого, от отвратительных воспоминаний?

На его письмо, робкое и суховатое, она не ответила. Северус даже не знал, дошло ли оно.

По сути, ему не о чем было больше волноваться: Дамблдор мертв, Темный Лорд мертв, Поттер жив, Гермиона вернула свои воспоминания, а он сполна отдал свой долг.

Он свободен.

Гермиона точно могла бы так ему сказать. «Вы наконец-то вольны жить так, как захотите», — прозвучал в его голове ее воображаемый голос.

Почему он чувствовал себя так, будто она его бросила? Она ему ничего не должна, это он перед ней провинился.

Где ты, Гермиона?

* * *

Ему следовало поступить так же. Уехать куда-нибудь подальше, как она. Но он продолжал жить в своем старом унылом доме. Доме, который он ненавидел. Дни проходили бесцельно, Снейп даже забросил исследование своего зелья. Какой теперь в этом смысл?

Прошел, наверное, целый год с тех пор, как он получил то письмо от Гермионы. Но Снейпу это было безразлично. Что год, что день — время не имело смысла.

Дамблдор сумел его приручить, Снейп уже совсем забыл, — а может, и не знал никогда, — что значит жить для самого себя. Или дело было в ней? Он был сломлен, когда встретил Гермиону, но она так и не успела его излечить.

Когда его безнадежное существование нарушил стук во входную дверь, ему было все равно, кто прознал о том, что он выжил в Визжащей хижине. Были ли то авроры, или в очередной раз воскресший Темный Лорд, или же плетущий свои мелкие интриги Люциус — не важно. Не думая ни о чем, Снейп ровно прошагал к двери и открыл.

На пороге стояла Гермиона.

Серый ноябрьский день заиграл яркими красками. Остро ощущались запахи мокрой земли, влажной древесины, самой осени, такой теплой, несмотря на то, что уже надвигалась зима. Снейп слишком давно всего этого не видел, не чувствовал. Он опьянел от напавшего на него резко, без предупреждения, мира.

Гермиона...

Они стояли молча целую вечность.

— Северус, — наконец мягко произнесла она.

Снейп будто бы очнулся:

— Проходите.

Он посторонился и закрыл за Гермионой дверь.

— Я получила ваше письмо, — сказала она, оглядывая маленькую и темную гостиную. — Я хотела ответить, правда хотела, но так и не смогла...

Почему, хотел спросить Снейп, но не спросил. Он был уверен, что знает ответ. Все, что их связывало, теперь исчезло. Прошлое больше не имело значения.

Спроси ее.

Снейп отмахнулся от дурацкой мысли.

— Хотите чаю?

Гермиона нервно вздрогнула, а потом натянуто улыбнулась.

Дурацкая идея.

— С чаем у меня связаны худшие воспоминания...

Снейп сжал руки так, что ногти впились в кулаки. Он не знал, как себя вести, что говорить, что делать.

— ...и лучшие тоже, — добавила она после паузы. — Так что да, давайте выпьем чаю, как в старые добрые времена.

Кажется, Гермиону немного сбивала с толку его неразговорчивость. Пока Снейп освобождал заваленный книгами стол и левитировал чайный сервиз из кухни, она молча наблюдала за ним. Снейп знал, что надо как-то поддерживать беседу, но в голову лезли только самые дурацкие мысли.

«Я больше не нравлюсь вам, мисс Грейнджер? Мы больше не «друзья»? Зачем тянуть, выкладывайте, что хотели и возвращайтесь к себе во Францию, или откуда вы там приехали.»

Идиот.

Ничтожество.

В неловком молчании они расселись по креслам. Атмосфера в комнате становилась напряженной.

— Вы были во Франции? — наконец выдавил из себя хоть что-то Снейп.

— Да, — с облегчением кивнула Гермиона. — Но не только. Я объездила всю Евро...

— Почему вы прислали мне письмо, а потом уехали? — неожиданно для себя прервал ее Снейп.

Он не хотел ничего спрашивать. Он хотел, чтобы она ушла. Просто ушла и никогда не возвращалась.

Гермиона отставила чашку и глубоко вздохнула.

— Ну... — протянула она. — Я просто испугалась.

Снейп молчал.

— И мне, знаете ли, требовалась переосмыслить всю мою жизнь. Снова.

— Почему же вы вернулись? Почему пришли сюда?

Что-то поднялось в нем и начало теплом расползаться изнутри. Надежда.

— Северус, — сказала Гермиона после долгой паузы. — Помните, как вы говорили, что то, что между нами, это несерьезно? Что это пройдет?

Он устало кивнул, не глядя на нее.

— Как вы думаете, может, вы ошиблись в этом, так же, как в своем зелье? — голос ее взволнованно звенел.

Снейп поднял голову от своей чашки чая и увидел, что она робко улыбается.

Он долго молчал и улыбка ее погасла.

Снейп отставил свою чашку и медленно встал.

— Недавно я понял, что не так с зельем. Догадался. Оно плохо действует на маггловскую кровь. Точнее, только у тех, в ком течет кровь магглов, есть шанс повернуть действие зелье вспять. Если бы я решил снова заняться зельем подмены, не сомневайтесь, я бы учел эту деталь. Не так уж я бездарен, как вы думаете. Что же касается другого...

Скажи ей.

— Что же касается другого...

Просто скажи!

— Мне кажется... Нет, не кажется...

Ну!

— Я люблю тебя, Гермиона. Так было тогда и сейчас ничего не изменилось, — он выдохнул и отвернулся, опасаясь, что вот уж сейчас она точно уйдет и никогда больше не вернется.

Гермиона уже стояла напротив. Он чувствовал тепло ее тела, мягкость ее рук, приятный запах волос.

— Северус, — прошептала она. — Я боялась, что я буду той, кто скажет это первой, а ты не ответишь.

Он посмотрел ей в глаза и не смог отвести взгляд. Зачем ему остальной мир, если он уже нашел все, что нужно?

По пляжу шли двое. Высокий черноволосый мужчина и девушка чуть ниже с копной густых каштановых волос. Холодные волны неистово накатывали на берег, разлетались соленые брызги, кричали чайки в сером небе, а ветер раздувал мантии двух идущих людей. Они держались за руки и улыбались, будто их не заботил ни ветер, ни холод, ни надвигающийся дождь. Если бы кто-то еще гулял в это время по пляжу, он мог бы остановиться и долго смотреть им вслед. От этой пары каким-то неуловимым образом веяло свободой и уверенностью. Казалось, будто не существует в мире ничего такого, что было бы им не по плечу. Но на пляже никого не было. В этом затерянном уголке, где-то в богом забытой части Шотландии, людей особо не водилось. На много миль здесь раскинулось обширное, но крайне разреженное поселение волшебников, предпочитающих вести жизнь уединенную и спокойную.

Девушка что-то сказала и мужчина засмеялся. Он вообще так и сиял. Он редко улыбался, но лицо его светилось каким-то внутренним светом. Этот человек точно знал, что значит счастье.

Они шли и шли, медленно, как люди, у которых есть все время мира, пока лучи заходящего солнца не пробились сквозь серые тучи. Тогда девушка достала палочку из широкого кармана мантии — один взмах, и они исчезли, а холодный прилив смыл их следы. Пляж снова был пуст, словно эти двое были всего лишь миражом, привидевшимся сонному океану.

Доска треснула, фигуры разлетелись на куски...

Нет больше черно-белых клеток. Мы вышли из игры.

Нет больше правил, нет законов... диктующих ходы.

Конец! Фигуры разлетелись, исчезли игроки.