После Арсолира (гет)

Йо опять болтался в седле и вновь был невесел. Прежде всего, он не выспался, потому что всю ночь утешал Флору. Утешал — в самом невинном смысле. У бедняжки после того, как она побывала в комнате некроманта, приключилась истерика, и всю ночь она рыдала менестрелю в плечо. Что конкретно произошло, Йо выяснить так и не сумел. Что-то в том духе, что Ханубис "нехорошо смотрел", а потом "снял цепь и выгнал". И если первую причину для слез он вполне мог оценить, то вторая повергла его в какое-то нехорошее недоумение.

Впрочем, утром настроение Флоры удалось несколько приподнять. Растолканный менестрелем Марвин сбегал в деревню и притащил целый кувшин свежей крови. Коровьей, кажется. Потом Флора долго питалась. С непривычки от крови животных ее тошнило. Йо сидел рядом для моральной поддержки, и его тошнило тоже. Марвин играл с хомячком и, судя по лицу, испытывал сходные ощущения.

Теперь Флора, порозовевшая и похорошевшая, ехала вслед за Ханубисом, а менестрель смотрел ей в спину и завидовал: сам он за всей суматохой так и не позавтракал.

Кроме того, Йо очень угнетала обстановка в этой компании. Если бы не Флора, да еще в какой-то степени Марвин, он предпочел бы ехать сам. Чуть больше риск попасться разбойникам — хотя какой им спрос с бедного менестреля? — зато не приходится вникать в богатый душевный мир и сложный характер каждого из господ магиков по отдельности и всех их скопом. То есть, в общем, Йо любил общаться с интересными людьми, но в данном случае ему начинало казаться, что тут есть какой-то перебор. Например, мэтр Ханубис был существенно интересней, чем менестрелю хотелось бы.

— Ну и какого хрена ему нужна песня? — пробормотал менестрель вслух.

У конюшни они с Ханубисом столкнулись нос к носу, и некромант не замедлил нехорошо посмотреть и мягко напомнить, что ждет песню. Одну из двух, по выбору. Теперь менестрель вместе со всеми ехал в густом тумане, обволакивающем дорогу серым войлоком, и думал. "Алые дни" или "Плач по белым башням". "Плач по белым башням" или "Алые дни". Йо одинаково хорошо знал обе, и хотя редко включал их в программу, но часто пел на заказ. "Плач" у эльфов, в Вирне, и в кварталах полукровок, хоть там и следовало быть осмотрительным в выборе слушателей. "Дни" — по всему Геронту, от Арсо до Граарги. Особенно часто — в замках мелких оров и при казармах. Длинная, кровавая сага о наемнике, ставшем королем, и о горах трупов, что он оставлял за собой. Должно быть, она вдохновляет слушателей на веру в лучшую долю, думал Йо. Да восславятся алые дни, слава стали и пламени, — доблесть сильных хранит, алый всполох пылает на знамени! Пожалуй, Йо вовсе не хотел это петь.

И "Плач", само собой. Там все было плохо. То есть ежу понятно, что ничего особо оптимистичного от песни с таким названием ждать не приходится, но не настолько же. Менестрель поморщился, припоминая собственный перевод, но не на Старшей же Речи петь этому... Я больше не вернусь туда, к подножьям белоснежных башен. Росы прозрачная вода смывает пепел дней вчерашних. И золото листвы рябит огнем в глазах моих и сердце, — но возвращение сулит — дорога смерти. Нет уж, спасибо! Только дороги смерти нам сейчас и не хватало для полного счастья.

Йо и сам не знал, почему для него так важно выбрать как следует, а не кинуть, например, монетку. Если уж этот выбор ему навязали, — так какая разница? Но разница почему-то была.

— Йо?..

— Аюшки? — менестрель обернулся к Марвину. Тот подъехал ближе. Из-под копыт его кобылы летели брызги.

— Ты случайно не знаешь, к чему бывает рыжий песок на подушке?

— Ума не приложу, — признался менестрель. — Может быть, к бане? А что?

— Да ничего, — теперь они ехали бок о бок. Дорога шла через лес, и взъерошенные сосновые ветви тянулись к ним из тумана. — Насыпался откуда-то. Я когда вещи собирал, заметил.

— Да ну? — заинтересовался Йо. — А не снились ли тебе чудесные сны?

— Я снов не помню, — сказал Марвин грустно. — Вообще. А что?

— Ну, если бы тебе приснился сон, его можно было бы притянуть к сюжету. В смысле, к объяснению про песок.

— А-а, — кивнул Марвин.

Некоторое время они молчали. Потом менестрель понял, что думать про две песни он больше не может.

— А расскажу-ка я сказку, — изрек он. — Рассказать?

— Расскажи, — улыбнулся Марвин. — Какую-нибудь... о любви и смерти.

— О любви и смерти... — протянул менестрель. — Так других и не знаем. Ну вот, значит... это не сказка, — поправился он, — это мне в Граарге один хрюс рассказывал. Знаешь хрюсов?

— Рогатые такие? Сам не видел.

— Рогатые, точно! Моряки отличные еще, — Йо поерзал в седле, пытаясь усесться поудобнее. — Ну вот, пили мы с этим хрюсом, он и рассказал... было это давным-давно, в незапамятные времена, у закатного края мира, в сказочной стране Дарлиене... Сладко жили в Дарлиене, крепко спали и сытно ели, цветы на окнах сажали, а между тем мир корчился во тьме, невежестве и скрежете зубовном, — он удержался от любимой своей остроты про цирюльников, зная, что Марвин едва ли ее оценит. — Но глухи и равнодушны были дарлиенцы к чужим страданиям, и тогда решили боги покарать их...

— А что это вы там рассказываете? — раздался спереди голосок Флоры. — Я тоже хочу послушать!

Догнав вампиршу, Йо откашлялся и снова погрузился в историю. Ему казалось, что она здорово подходит к погоде. Помнил он ее не полностью, но такие мелочи никогда не беспокоили менестреля.

— ... решили боги покарать Дарлиен, и послали против него могучих врагов, великого некроманта и его богиню.

— Богиню?..

— Шшш. Никто не знает, откуда пришли они, но скоро услышал мир о зловещем горном Черном Царстве, где возносили хвалу богине Ночи, чьи соски подобны лунам. Страшны были обычаи и ритуалы его, стократ страшнее — войско, но тысячекратно страшнее был Пес — верховный маг и жрец своей богини. Богиня же была рядом с ним — во плоти, но Сила ее была столь велика, что никогда не наступал день в ее владениях.

И задрожал мир под поступью войска мертвецов... — совсем некстати вспомнился Арсолир, ну да Дух с ним, — и обагрилась земля кровью, и алыми стали реки. Человеческих жизней требовала богиня, и целые селения приносил Пес ей в жертву. Днем и ночью лилась кровь в черном храме, и великой удачей человеку было умереть быстро. Дарлиен же до поры спал, глухой и равнодушный к бедствиям мира.

Но вот дошло дела и до Дарлиена... — Йо зажмурился на миг, наслаждаясь мощью и выразительностью своего голоса. Марвин и Флора завороженно слушали. — В один из прекрасных летних дней, когда солнце сияло в небе и пели птицы, сам Пес, в одиночку, никем не узнанный, пробрался в сердце Дарлиена и похитил величайшую святыню и ценность, магический гвоздь Основания. А после того скрылся некромант за завесой Тьмы и бесследно исчез. Долго искали его дарлиенские маги, пока, наконец, не посмотрели на восток, и не увидели там сонмы кострищ, и легионы мертвецов, и костяных драконов, парящих в небе...

— Куда ж они перед этим смотрели?.. — раздался из тумана скептический голос Деяниры, но менестрель не обратил внимания на неуместный вопрос. Он был занят; он токовал.

— Ужаснулись дарлиенцы, и собрались на совет, и решили — возвысил голос Йо, — решили они возвести магическую завесу, что навсегда укроет Дарлиен от врагов, ибо прежние их защиты пришли в негодность, когда был похищен Гвоздь. И решили послать доблестнейших из магов, дабы вырвали они артефакт из лап врага и вернули на место, хотя бы и ценой своих жизней...

— Погоди, Йо, — сказал Марвин. — там что, все жители — маги?

— Ну, как-то так... — не стал спорить менестрель. — И многие из величайших магов Дарлиена сложили свои головы у горных врат Черного Царства, ибо велика была Сила богини и ее Пса. Меж тем войско мертвых медленно, но неуклонно катилось на запад, сметая на пути своем все, не оставляя и камня на камне. И всюду обагрялись алтари, и всюду пели мрачные гимны, прославляющие богиню Ночи.

— Что-то я никогда о такой не слышала, — пробормотала Деянира.

— Это была лже-богиня, — сказал Ханубис.

— А, так ты хочешь сказать, что это настоящая история?..

— Основанная на реальных событиях, скажем так.

— Йо, — прошептала Флора, — рассказывай дальше!

— Так о чем это я? — вопросил сам себя менестрель. — Да, гимны... А нужно еще сказать, что та богиня была весьма хороша собой, хотя немногим доводилось пережить встречу с ней. Темны как смоль были ее волосы, глаза же подобны звездам, а губы — разверзнутой ране. И некромант любил ее всем сердцем, если, конечно, у него было сердце. А война с Дарлиеном между тем разгоралась — медленной была поступь мертвого войска, но и возведение защит занимало время и отнимало у дарлиенцев все силы. Пес уничтожил все поселения к востоку от великой реки Ард, не оставив в живых ни женщины, ни младенца, а затем встал у реки, своими глазами созерцая Дарлиен, но не будучи в силах взять его, ибо опаловый щит великой Силы встал между ним и краем, что он ненавидел. И тогда решил Пес совершить величайшую гекатомбу из всех, дабы открыть врата Бездны и уничтожить врага...

А между тем Гвоздь оставался сокрытым, и тщетно пытались дарлиенцы найти его. Но был среди них один, простой менестрель... — Йо с ужасом понял, что не помнит его имени, но, с другой стороны, вполне можно было обойтись и без имен, — ... менестрель, не побоявшийся в одиночку, с одной лютней, прийти в Черное Царство, и зловещая стража пропустила его. И так шел он, никем не удерживаемый, пока не пришел к чертогам богини. Склонился он перед нею и испросил дозволения спеть. И пока он пел, слезы орошали лица каждого, кто был там, сама же богиня плакала навзрыд. А после отослала она всех приближенных, воинов своих, советников и рабов, и обняла менестреля, и, нежно прижавшись, взошла с ним на ложе. И никто не знает, о чем беседовали они в сердце ночи. Одни говорят, что песней своей сумел пробудить менестрель в богине добро и свет, так что раскаялась она в злодеяниях, совершенных ею. Другие же говорят, что под покровом ночи смутила богиня разум дарлиенца, так что забыл он, зачем пришел, и возжелал царствовать в этом гиблом краю. Так или иначе, но сговорились они уничтожить Пса.

А тем временем Пес, покуда шли приготовления к главному его злодеянию, решил навестить свою возлюбленную и тропами Бездны вернулся в Черное Царство. И черное сердце его содрогнулось, ибо нашел он ее обнаженной в объятиях менестреля, — Йо выдержал эффектную паузу. Деянира, невидимая в тумане, громко засмеялась, зато Флора отчаянно терла глаза носовым платком, а Марвин, слушавший распахнув рот, едва не слетел с лошади.

— И после этого менестрели еще удивляются, что их не любят, — усмехнулся Ханубис. В голосе некроманта послышалась некая неприятная нотка, и Йо запоздало понял, что стоило говорить немножко тише. Он вовсе не планировал устраивать представление еще и для господ магиков. Ну, что уж теперь...

— Пришел Пес, и увидел свою возлюбленную в объятиях менестреля, — повторил Йо с высоким пафосом. — И сердце его раскололось на тысячу осколков, богиня же восстала с ложа и простерла руку, дабы нанести ему смертельный удар. Но некромант отразил ее заклятие, а после пленил ее своей Силой. С голыми руками кинулся к нему менестрель, но Пес ударил его в лицо и пригвоздил к месту, после же рассмеялся зловещим хохотом и острым трехгранным ножом вырезал несчастному сердце, пока богиня смотрела на это, не в силах отвести глаз. А после того призвал Пес рабов и велел обработать тело убитого. Когда же были закончены приготовления, — Йо и сам уже чуть не плакал, так ему вдруг стало жалко коллегу, — и дарлиенца возложили на смертное ложе, таким же молодым и красивым, как был он и при жизни, — тогда сказал Пес пять слов Силы, и сел менестрель на ложе, но тусклы были глаза его. Нежитью стал он, безмозглым зомби, и богиня заливалась слезами, когда он мертвым своим горлом выталкивал нежные слова, обращенные к ней, не разумея их смысла. А вслед за тем собрал Пес всех жителей и обручил богиню Ночи и мертвого менестреля, а после сам возложил на голову мертвеца корону и, прокляв неверную свою возлюбленную, исчез неведомо куда.

Известно, что следующим же утром гвоздь Основания нашли в Дарлиене, в главном зале магической Академии. Известно, что армия Тьмы осталась без предводителя, после чего живые в скором времени возвратились в Черное Царство и разбрелись по домам, мертвецы же еще много лет бродили по берегу Ард, пока дарлиенцы не уничтожили их. Известно, что врата Черного Царства закрылись и не отворялись боле, богиня же Ночи пала грудью на свой кинжал, не в силах вынести близости супруга-мертвеца. Однако никто не знает, куда ушел Пес и какова была его судьба.

Йо смолк, ожидая оваций.

— Бедные... — пробормотала Флора и высморкалась. — Бедные.

— Хмм, — сказала Деянира. — Вот, должно быть, дарлиенцы удивились. И что, этого Пса действительно так и не нашли?

— Действительно, — сказал Ханубис. — Кстати, если тебя это утешит, Флора, то богиня вовсе не погибла. Она осталась править в Черном Царстве и скончалась от старости. А вот зомби до сих пор правит. Уникальный прецедент в человеческой истории, надо сказать.

— Да... — в голосе вампирши Йо не заметил особой радости.

— Учитель... а это правда про... про жертвы?

— В общих чертах, — отозвался некромант.

— Но... зачем?

— Оригинальный вопрос, Марвин, — Конь Ханубиса чавкал копытами по грязи, и Йо видел впереди лишь расплывающийся силуэт в капюшоне, но перед внутренним его взором встала неприятная улыбка некроманта и его равнодушные непроницаемые глаза. — Кровь есть Сила. Чем больше Силы ты высвобождаешь, тем сильнее становишься. Или ты о том, зачем это нужно было Псу? Возможно, он наслаждался иллюзией всемогущества. Возможно, ставил эксперимент о переходе количества Силы в качество. Эта его лже-богиня черпала свое могущество из жертвоприношений, заключая сделку с Бездной. Могла ли она однажды стать истинной? Или же, может статься, эксперимент был главным образом социальным. А кроме того, весьма вероятно, что Пес был безумен. Кстати, Марвин, хорошо ли ты запомнил рассказ милсдаря менестреля?

— М-м-м... да, учитель.

— До вечера постарайся найти в нем хотя бы пять неувязок, как сюжетных, так и фактических, — распорядился Ханубис. — Обсудим за ужином.

В тот момент Йо совершенно точно уяснил для себя, что мэтр магик действительно не любит менестрелей.

* * *

Деревни Колокольчик они достигли под вечер. Свернули к югу на перекрестке с дубом, рассеченным молнией. Дорога была узкой и размытой, лошади фыркали брезгливо и беспокойно.

По мере приближения усиливался и страх Марвина, ледяное покалывание в ладонях и ступнях. Туман, так и не рассеявшийся за день, казался ему разумным, осознающим — опасной враждебной тварью. Голые ветки торчали из него, как пальцы мертвецов из мутной воды.

Кровь есть Сила, сказал учитель. Чем больше Марвин думал об этом, тем сильнее становилось его беспокойство, причин которому он не знал. Просто от страха, должно быть. И Арсолир. Там погибло очень много людей. Интересно, Пес убил столько же или меньше? Если на миг задуматься, попытаться понять, что все было на самом деле, что это не сказка, не вымысел менестреля... Кем надо быть, чтобы вершить такое?.. Наверно, будь учитель тогда в той местности, он убил бы Пса, думал Марвин, он ведь хранит этот мир от Бездны. Поэтому мы и едем на Арсолир.

Йо больше не разговаривал — смотрел вперед, и лицо у него было мрачное. Флора, насколько позволяла тропа, держалась поближе к Деянире и без умолку что-то лепетала: о погоде, столичных модах, верховой езде. Марвин попытался вслушаться, но не разобрал ни единой фразы, хотя все слова вроде бы были ему известны. Тем не менее, магичка не обрывала ее и иногда даже односложно отвечала.

Дорога неожиданно расширилась. Повинуясь внезапному импульсу, Марвин пустил лошадь вперед, догнал учителя, едущего теперь во главе процессии, пристроился рядом. Ханубис удостоил его взгляда: некромант казался отрешенным и сосредоточенным, глаза его, казалось, воспринимали сейчас не туманные заросли, но нечто значительно большее. Марвин сосредоточился, пытаясь воспринять мир с позиций Силы, как учил его Ханубис.

... деревня была как гнойник на воспаленном теле, как рак, невыразимо омерзительное нечто, затаившееся впереди, и мир был ужасен, под стать липкому туману. Жизнь была невыносима, а смерть не становилась избавлением, и Марвин знал, что...

Он распахнул глаза, едва не задохнувшись от отвращения. Серое низкое небо чуть потемнело. Начинались сумерки.

— Не уставай без цели, — не оборачиваясь посоветовал Ханубис. — У нас еще много работы.

— Работы?..

— Мы едем упокаивать кладбище, забыл? Отличное времяпровождение, достойное любого некроманта, — от сарказма в голосе учителя у Марвина мурашки побежали по позвоночнику. — Благородная и утомительная служба. Вознаграждается сдельно, от пяти "куриц" за единичный очаг и до сотен золотых в более тяжких случаях. За меньшие деньги не соглашайся никогда, обычно же начальную цену удается поднять вдвое-втрое.

— А если у них нет денег, чтобы заплатить? — спросил Марвин, чтобы молчание не затягивалось.

— Обращайся к тем, у кого они есть, — сказал Ханубис.— К удельному ору, жрецам или хотя бы старейшинам деревни.

— А к кому вы обратились на этот раз, учитель?

— На этот раз я действую для своего удовольствия, — усмехнулся тот. — Из альтруистических соображений.

Когда впереди показались соломенные крыши Колокольчика, Ханубис остановил коня, замер, будто принюхиваясь.

— Кажется, нам туда, — бросил он, свернув на межу, пересекающую голое поле.

Они обогнули Колокольчик с юга. Деревня была безлюдной — ни голоса, ни собачьего лая; контуры домов и заборов чернели во мгле. Марвин никогда не признался бы себе, как ему страшно.

Учитель приказал найти неувязки в истории... Аравет Милостивая, кому еще могло бы прийти в голову такое? Как можно расчленять легенду на детали, препарировать, будто труп?.. Пес вырезал сердце менестреля острым трехгранным ножом... как ни странно, но в этой части истории симпатии Марвина были на стороне Пса. Он правильно поступил, менестрель был виновен. Как странно — столь великий и грозный маг, но стал жертвой супружеской измены, будто простой лавочник... Ножом с тремя гранями трудно вырезать сердце, разве что пронзить — это одна из неувязок?.. Марвину вдруг вспомнилась ночь драконьего налета, трехгранный клинок в руках. "Просто воткнешь его, и все. Когда я скажу "давай". Он ведь убил тогда человека. Учитель сказал, что тот умирает, но, возможно... Тяжесть ножа в дрожащих пальцах, бледное лицо, зрачки на всю радужку. Нож входит в плоть неожиданно легко, еще один вдох — и тьма... Сила.

Он не вспоминал об убитом с того самого дня, не вспоминал ни разу, а сейчас память провернулась, как лезвие в ране. Марвин ведь даже не знал, кем был убитый — драконьим всадником, просто горожанином... не вспомнил тогда, а теперь уже не узнает.

Тропа вывела их к роще. Марвин успел подумать о том, что армия мертвых должна передвигаться быстрее живой, что едва ли костяные драконы именно парят, и о том, что странно, как дарлиенцы не узнали про Пса раньше. И к тому же... едва ли он так ненавидел Дарлиен, если бросил все накануне решающей битвы, да еще и вернул артефакт. Преодолев для того непроницаемую завесу.

Хижина почти скрывалась в кустах ежевики. Ханубис спешился, бросив поводья Марвину, шагнул внутрь. Через несколько мгновений он вернулся, махнул рукой.

— Заводите лошадей, — велела Деянира. Голос у нее был резким. — И пошевеливайтесь.

Неужели и она нервничает, поразился Марвин.

Бирюза послушно протиснулась сквозь колючки. На той стороне кустов оказался захламленный двор с потемневшей от времени избушкой. Марвин вернулся за ханубисовым жеребцом. Тот заартачился было, начал упираться, но Марвин сумел тихой речью убедить его. Не прошло и трех минут, как все оказались во дворе.

Ханубис поднялся на покосившееся крыльцо, постучал в дверь.

— Есть кто дома?.. — крикнул он. — Открывайте!

Было тихо, только ветки поскрипывали на ветру. Бирюза захрустела пучком соломы, торчащем из стены.

— Эта дверь открывается на раз,— сказала Деянира.

— Не торопись, Дея, — сказал Ханубис. С улыбкой оглянулся на притихших спутников.— Хозяин уже идет.

Вскоре за дверью послышались шаркающие шаги.

— Кто?.. — голос был старческим, неуверенным.

— Живые, — ответил некромант. — Откройте нам, милсдарыня. Мы из столицы, приехали вам помочь.

Какое-то время внутри было тихо, потом загремел засов. Еще один.

На порог высунулась маленькая простоволосая старушка. Нахмурившись, оглядела компанию, всплеснула руками.

— Аравет Милостивая! Ночь на дворе, заходите скорей. Лошадок жалко, да все одно они в дом не влезут. Вы уж их не привязывайте, чай, отбиться смогут, а то и сбегут.

Все же привязав лошадей, путники зашли в дом, только Флора остановилась в дверном проеме.

— Можно мне войти, милсдарыня? — спросила она несмело. Старушка близоруко прищурилась к ней, поджала губы.

— А пожалуй, что и нет, милочка, — заключила она. — Останься-ка ты с лошадками, так оно и им, и мне много спокойней будет.

Вампирша отшатнулась. Почему-то никто не возразил. Потом Марвин пытался понять это, но не мог.

Внутри было душно, воняло травами, болезнью и навозом. По комнате бродило несколько куриц, выковыривая из пола крошки. Старушку звали Мотей, Матильдой, и она была ведьмой. Когда мертвецы поднялись, она осталась доживать здесь, потому что идти ей было некуда и не с кем.

— ... ночами в погребе хоронилась, — рассказывала она, голодными глазами глядя, как Деянира и Йо раскладывают на наспех протертом столе припасы. — А днем когда и в деревню ходила. Мертвяки — они днем смирные, знай по погосту топчутся, коли и выйдет кто, так встанет и стоит, как колода. Один раз на меня такой пошел, а я в него сапогом запустила, а он развернулся и тикать, — она захихикала, прикрывшись ладонью. — А вот курей съели всех, только у меня и остались из всей деревни, и собак деревенских разорвали. Днем-то они тихие, а вот ночью приходят. У меня Тузик был, так как он их не любил! Они придут, а он давай рычать и все к двери рвется! Так дорвался, дурилка, руки у меня слабые уже, не сдержала. В куски его изорвали, того Тузика.

— Матушка, кушайте, — Йо сунул ей в руки ломоть хлеба с медом. Мотя улыбнулась ему — светло, солнечно.

— Хранят тебя боги, сынок, — она поднесла хлеб к лицу, вдохнула запах. — Хранят вас боги, милсдари.

— А что девочку я вашу прогнала, так не серчайте на меня, — сказала она после, медленно и торжественно съев половину ломтя. — Не люблю я нежить, да и кто уж любит.

— Что вы, — возразил Ханубис, разрезая мясо. — Мы прекрасно вас понимаем, милсдарыня. Уверен, с девочкой все будет в порядке. Вообще, я убежден, что сегодня мертвецы не выйдут с погоста. Марвин?

— Да, учитель?

— Тебе предстоит упокоить кладбище. Мы можем пойти туда сейчас или утром. Утром они будут слабее, но тогда мы потратим лишнее время. Выбирай.

— Да уж до утра погодите, милсдари, — вмешалась бабка. — Как-нибудь разложимся, а солнышко как встанет, так и пойдете, помолившись.

— Благодарю вас, — мягко кивнул Ханубис. — Наши товарищи не преминут воспользоваться вашим гостеприимством, как и мы сами, но для начала нам нужно составить план действий.

Подавив рвавшийся крик ужаса и протеста, Марвин попытался подумать. Верно, днем нежить не так опасна, но он не мог представить, как проведет эту ночь без сна, в ожидании неведомого ужаса. В этом затхлом домишке, зная, что Флора сидит снаружи и плачет. Так они, по крайней мере, возьмут ее с собой на кладбище, ей не придется сидеть одной всю ночь напролет...

— Давайте пойдем сейчас, учитель.

— Сейчас? — переспросил Ханубис. — Хорошо, после ужина. Не ешь слишком плотно, эта работа пищеварению не способствует.

— Ханубис, я тебе нужна?

— Нет, Дея, спасибо. Кстати, — добавил некромант, взглянув на Йо. — Я бы не рекомендовал выходить за порог до восхода. Крайне не рекомендовал бы.

* * *

Флоры во дворе не было. Ханубис пожал плечами в ответ на безмолвный вопрос Марвина.

— Вероятно, она гуляет, — сказал некромант. — Или охотится. Не все же ей плакать.

Фонаря они с собой не взяли. Остановив ученика, Ханубис коснулся его век, коротко что-то сказал. Марвин открыл глаза и вздрогнул, увидев, что окружающий мир осветился алым. После этого Ханубис взял ученика за руки.

— Сила, — мягко пояснил он. — Сегодня у тебя в ней не будет недостатка.

Марвин пошатнулся, когда учитель отпустил его руки. Голова кружилась, и по позвоночнику вверх будто текла ледяная струя, вливалась в кровь, растекалась по плоти, наполняя всего его новой, незнакомой ему ранее энергией... Силой.

Пес чувствовал то же, когда убивал? Марвин удивился, услышав свой голос, задающий этот неуместный и идиотский вопрос вслух.

Ханубис улыбнулся. Лицо его в этом освещении... в темноте — было страшноватым.

— Примерно то же, — согласился он. — Возможно, даже большее.

Он вывел своего коня обратно на просеку, и Марвин поспешил за ним. Головокружение прошло, сменившись сверхъестественной ясностью ума и восприятия. В частности, он очень быстро, еще в роще, понял, что следовало подождать до утра. Но, так или иначе — было поздно.

Пока что вокруг не было ничего опасного. Кроме тумана, но тот был здесь слишком слаб и лишь наблюдал, не вмешиваясь. Марвин знал это. Стволы деревьев переливались слабым розовато-перламутровым светом, светом пробуждающейся жизни. Зима отступала.

Ветер разорвал тучи, и деревня предстала перед ними, освещенная обеими лунами. Родхрин была почти полной, чуть на изломе. Как после Арсолира, подумал Марвин. Анеррин была растущим серпом, но серебряный ее свет мерк в алом сиянии сестры.

— В такие ночи нежить бывает наиболее активна, — обронил Ханубис, когда они остановились, разглядывая пустую улицу и темные срубы домов.— Ну что ж, Марвин, веди нас к кладбищу.

Марвин помедлил, зажмурился, потянулся к Силе. Открыв глаза снова, он долго в молчании разглядывал изменившийся мир.

— Так выглядит Бездна, учитель? — голос прозвучал жалобно.

— Так выглядит деревня, в которой пробудилось кладбище, — мягко ответил Ханубис. — Хотя — похоже.

Самое странное, что здесь еще оставались живые. Марвин чувствовал их — испуганных, льнущих друг к другу здесь и там, в домах, таких же холодных и темных, как и остальные. Еще здесь были мертвецы: умершие давно и совсем недавно, голодные, разъяренные в своей ловушке — впереди, за деревней. Но если глядеть глазами, здесь не было ни живых, ни мертвых. Только ветер, свистящий между домами, да дорога, так же размытая дождем, как и все другие.

Они остановились на широкой полосе между последними домами и сорванными с петель воротами кладбища. Спешившись, привязали лошадей к дереву. Марвин знал, что внутри, за высоким частоколом, их ждут, но пока что здесь было тихо. Очень тихо.

— Мне кажется, что они скоро начнут выходить из этих ворот, — нарушил молчание Ханубис. — Обычно кладбища делают с одним выходом именно для того, чтобы легче было запереть зомби внутри. И на запах жизни они выйдут все до единого. Это хорошо, не придется искать их после.

Некромант вытащил из седельной сумки моток серебристой веревки, вручил Марвину. Тот поглядел на нее с недоумением, потом понял:

— Где мне сделать круг, учитель?

— Шагах в пятнадцати-двадцати от ворот — будет неплохо. На этом кладбище есть только обычные зомби, примитивная нежить, а потому будет достаточно обычного круга Эрте, — Ханубис неторопливо зашагал вперед. — Постарайся найти относительно сухое место.

Марвин пошел вслед за ним. Свободную руку он держал на эфесе шпаги, так было как-то спокойней.

Наконец, выбрав место, Марвин начал выкладывать круг. Некромант молча наблюдал за ним.

— Убить зомби — несложно, — сказал Ханубис потом. — Достаточно резкого перепада коэффициентов, грубой Силы. Как ты сделал с хомяком, только наоборот. Резко, Марвин. Щелчком.

Марвин встал в центр круга. Ему было холодно, а еще ему казалось, что он — один на многие лиги вокруг. Никто не придет на помощь. Потом он ощутил движение сзади, в черте домов, и на миг испугался, но сразу расслабился, неведомым чутьем узнав ее. Флора.

Ханубис остался вне круга, у Марвина за плечом.

— Готов?.. — голос его был почти ласковым. — Вот и славно.

В воротах появился черный силуэт с размытыми очертаниями. С удар сердца он стоял, потом медленно двинулся к людям.

Марвину показалось, что он сейчас заорет, забьется в конвульсиях, умрет на месте. Эта тварь... она была омерзительнее всего, что он когда-либо видел или мог вообразить. Она не могла... не имела права существовать. Но, думая так, Марвин уже потянулся к зловонному, густому полю не-жизни, облепившему эту мерзость.

Щелчок.

— Отлично, — прокомментировал Ханубис. — Со следующим попробуй жестче, так остается слишком много грязи.

Второго пришлось ждать. Между двумя ударами сердца время тянулось очень медленно. Наконец зомби показался в проеме ворот. Щелчок.

— Человеческими глазами это заклинание воспринимается как вспышка тьмы, — сказал Ханубис. — Оно универсально, действует и на живых. Дело в резком перепаде потенциалов на малой площади. Мертвое аннигилирует, живое просто распадается.

Марвин чувствовал, как течет в его венах Сила, как изливается с каждым новым заклятием, и по сравнению с этим ощущением все, что он переживал доселе, казалось мелким и бессмысленным. Следующего зомби он подпустил ближе, постарался сделать свой удар точным и изящным. Щелчок. Тьма вспыхнула как ослепительно прекрасный цветок, медленно погасла, оседая на землю.

— Хорошо, — сказал Ханубис. — Очень хорошо.

Уничтожив следующего, Марвин засмеялся.

— Горят... — пробормотал он. — Хорошо горят.

— Разумеется, — отозвался учитель. — Если у тебя достаточно Силы, убивать зомби несложно. В отличие от тех же вампиров, они полностью лишены иммунитета к заклинаниям нашей отрасли, да и передвигаются медленно. Думаю, даже Флора сумела бы уклониться, а второго шанса ты бы уже не получил.

Щелчок.

— Ты не дождался его, Марвин. Внимательнее.

Не достигшее цели заклятье отозвалось резью в кишках, но очередной зомби шел навстречу. Марвин прибил его уже на пустыре.

Он по-прежнему чувствовал присутствие Флоры за спиной. Кажется, она подошла ближе.

— На самом деле, мир нежити столь же удивителен, как и мир живых, — сказал Ханубис задумчиво. — Например, возьмем вампиров. Идеальный паразит с уникальными способностями к мимикрии...

Из ворот вышел следующий зомби, и почти сразу за ним — второй. Марвин уложил обоих.

— ... развиваются они медленно, — говорил учитель, и Марвин удивился — неужели тот не чувствует, что Флора рядом? — Новорожденный, если можно так выразиться, вампир — трогательное создание, вроде олененка на разъезжающихся ножках. Он плохо приспособлен к самостоятельной жизни, а потому первые недели после трансформации в его сознании действует механизм запечатления. Младший обречен испытывать любовь и преклонение перед тем, кто совершил над ним это насилие. В некоторых случаях, если родительская фигура слишком быстро исчезает из поля зрения, возможно и повторное запечатление...

Заклятие не сработало. Зомби медленно брел вперед, пока Марвин пытался отрешиться от всего, кроме Силы. Вот... щелчок.

— ... на страхе. Пока трансформация не завершится, личность вампира проходит ряд последовательных изменений. В некоторых случаях вампир поначалу полностью отождествляется с личностью, которой он был при жизни...

— Учитель!..

-... атавизмы былых реакций, как у твоего хомячка, — неторопливо договорил Ханубис. — Не отвлекайся, Марвин.

— Но...но... — у него не было ни слов, ни времени искать их. Кажется, нежить стала двигаться быстрее. Марвин даже догадывался о причинах — воздух над кладбищем так и гудел от колебания полей, но надо продолжать... Но Флора... Еще один мертвяк стал слизью.

— ... со временем это, конечно, меняется, — судя по голосу учителя, он улыбался. — Трансформация завершается полностью. Вампир становится куда хитрее, сильнее и обаятельней, чем был. И значительно опаснее, конечно. Прежняя личность если и сохраняется, то лишь в качестве привычной маски, память перестает влиять на эмоции, внутренние же изменения типичны для нежити. Сужение восприятия, утрата былых привычек и привязанностей, возрастающая жестокость. Существо превращается в хищника, способного испытывать лишь одно чувство — неутолимую жажду человеческой крови.

— Я не верю... — с трудом выдохнул Марвин между двумя заклятьями.

— Не доверяешь моему профессиональному опыту? Забавно.

— Я не... но... — он опять сбился, промазал, запутался. Зомби медленно приближался, и перед ним текла волна густого смрада, от которого у Марвина заслезились глаза. Ну же, как же это... Вот. — Но Флора...

— А что такого исключительного в Флоре? Согласен, иногда она кажется трогательной, но уже через несколько лет она перегрызет горло и тебе, и любому, кто будет достаточно наивен, чтобы поверить ей. Впустить ее в дом. Принять ее за человека.

-Перестаньте!.. — не выдержав, Марвин обернулся к учителю. — Хватит издеваться над ней...

Ханубис засмеялся.

— А что я ей сделал? Дважды оставил в живых? Даровал свободу? Или я должен утирать ей слезки лишь потому, что она слабачка, не способная принять свою судьбу?

— Вы убили ее... родичей.

— Тебе известно, от чего погибает до двух третей молодняка? От клыков их старших. Так что ей стоило бы быть благодарной... Сзади, Марвин, — добавил он мягко.

Обернувшись, Марвин увидел бегущего зомби. Тот хромал, но двигался быстро, много быстрее, чем...

Он выхватил шпагу, одновременно пытаясь направить Силу, а мертвец приближался скачками, и клубки извивающихся червей падали с него на бурую землю.

Зомби ворвался в веревочный круг, грудью нанизался на шпагу, протянул руки... щелчок.

— Вот Бездна... — сказал Марвин. С острия шпаги, с рук и одежды капала густая темная слизь.

— Кажется, ты немножко ошибся со схемой круга, — заметил Ханубис. — Хорошо еще, что вовремя обернулся.

Бездна, подумал Марвин. Аравет Милостивая. Какой же я идиот...

— Ничего страшного, — сказал некромант. — Бывает. С некоторыми — даже больше одного раза. Зомби там еще штук десять, не больше. Заканчивай, а потом пройдем внутрь, и я покажу, как накладывается великая печать.

Интересно, потом можно будет лечь? Марвин вдруг понял, что держится на ногах лишь благодаря Силе — собственные силы куда-то делись. Краем сознания он отметил, что не чувствует больше Флоры, а затем полностью сосредоточился на оставшихся зомби — сколько бы их там не оставалось.

* * *

Йо привык доверять своей интуиции. Она вела его по жизни, и она одна хранила его в дороге. А потому и этой ночью, ощутив внезапный порыв подышать свежим воздухом, он недолго колебался. Свесив ноги с сундука, на котором он пытался заснуть, менестрель принялся искать сапоги.

С пола с отчаянным кудахтаньем сорвалась курица, и менестрель замер. Но все было тихо, только с печи раздавались тихие посапывания старушки да ровное дыхание Деяниры. Выждав несколько минут, Йо возобновил поиски. На сей раз они увенчались успехом.

— Далеко собрался? — вдруг спросила Деянира, когда менестрель, крадучись, пробирался к двери. Тот обернулся.

— Отлить хочу, — пояснил он невинно.

— Горшок возьми.

— При вас, мэтресса Винсент? Да как можно!..

— Ох ты ж, какие мы нежные...

— Ладно, я тогда пошел.

— Ханубис выходить не советовал.

— Ну, он же сам сказал, что зомби сегодня гулять не будут. Да я быстро...

— Если сожрут — сам виноват, — бросила магичка. — Успеешь — кричи.

— Вам уже говорили, что вы просто прелесть, мэтресса? — Йо сковырнул второй засов и вылез в щель. Вслед ему полетела орочья идиома, чей дословный смысл неизменно приводил менестреля в уважительное изумление.

Снаружи ему совсем не понравилось. В свете Родхрин туман выглядел, пожалуй, еще отвратительней, чем раньше. Облегчившись, Йо совсем уже было решил возвращаться, когда услышал в кустах сдавленный всхлип. Проклятье, он же забыл про Флору! Менестрелю стало стыдно. Конечно, ей бояться нечего... наверно, но каково же сидеть одной, бедняжке...

— Флора, — позвал он шепотом.

Вампирша нашлась в лопухах. Она сидела на перевернутом корыте и ожесточенно терла глаза.

— Привет, — сказал Йо. — Хочешь, я за гитарой сбегаю? Ты ведь меня спасешь от зловещих мертвецов, если что?

— Ой, ты тут, — сказала она.

— Ага. Они уснули, а я тут. Так принести?

Флора шмыгнула носом. Очень аккуратно оправила шарфик на горле, и Йо внезапно понял, что с ней что-то случилось. Менестрель присел на корточки и попытался заглянуть ей в лицо. При этом освещении вампирша выглядела как воплощенный ужас с гравюры.

— Флора, — позвал он снова. — Ты чего? Если ты одна боишься, так поскреблась бы, я бы раньше вышел... Ну, не плачь, сестренка...

— Я не плачу, — ответила она со злостью. — Я не слабачка, чтобы плакать. Я — высшая нежить. Идеальный паразит. С уникумными способностями.

— Это тебе Ханубис сказал? — помимо воли спросил менестрель.

Флора завыла в голос.

— Да ладно... не реви, а то придет мэтресса Винсент и все здесь посжигает к духовым псам... — Йо обнял ее, похлопал по тощим лопаткам. — Ладно тебе... А то ты его не знаешь, он еще и не такое сказать может... это еще ничего, на комплимент смахивает...

В глубине души менестрель готовился к еще одной ночи, посвященной благому, но утомительному делу утешения убогих, и поэтому удивился, когда Флора отстранилась от него, и полой плаща вытерла нос.

— Я уезжаю, — сказала она.

— Да ну? — удивился Йо. — Сейчас? Может, утра дождешься?

— Сейчас, — вампирша встала

— А... ну ладно, я тогда за вещами схожу, — он тоже встал, сдавленно зевнул. — Ночные прогулки — это ужасно романтично. Пожалуй, ты права, сестренка, зачем нам тот Арсолир? Поедем в Грааргу, будем выступать...

— А ты разве едешь со мной? — переспросила Флора, глядя в землю. — А ты не боишься, что я... что я вцеплюсь тебе в горло?..

Менестрель немножко подумал.

— А ты хочешь? — уточнил он. — Вцепиться мне в горло?

— Нет!

— Ну так о чем речь? — бодро заявил он и пошел обратно в избу, так как гордая нежить в очередной раз зарыдала.

Мэтресса Винсент проснулась, конечно. Опершись на локоть, она скептически наблюдала, как Йо, прикрывая ладонью огонек свечи, свободной рукой запихивает в котомку вещи. По крайней мере, баба Мотя спала крепко — притомилась, должно быть, за эти декады, — а то Йо очень не хотелось бы держать отчет еще и перед ней.

— Флора? — спросила магичка, когда, кое-как запихнув все, менестрель занялся ремнем на гитарном чехле.

— Она.

— Поцапалась с Ханубисом?

— Вроде как.

— А... и куда вы?

— На запад.

— Надеюсь, ты знаешь, что делаешь, — сказала Деянира. — А вообще — не худшее направление.

— И я надеюсь, — признался менестрель. Непонятно почему помедлил, хотя уже был готов к выходу. — Надо же ее хотя бы к людям вывести.

— А, ну да. К людям, — повторила Дея, и в комнате повисло молчание. — Удачи, — сказала она потом. — Флоре привет.

— Ага, — менестрель зашевелился, вскинул гитару на плечо. — И вам удачи, мэтресса, и доброй Силы. И милсдарям некромантам поклоны передавайте.

— Всенепременнейше.

* * *

Они скакали обратно до самого рассвета. Флора молчала, только всхлипывала иногда, и Йо не лез к ней с расспросами. Ночь выдалась точно такая же, как и предыдущие ночи на дороге — сырая, холодная и неприветливая. Только здесь был еще туман, и менестрелю мнилось, что он предпочел бы ливень.

В предрассветных сумерках Флора спешилась и, присев на придорожный камень, тщательно размазала по лицу и рукам волшебный крем. Йо воспользовался возможностью размять ноги.

— Это хорошо, что у тебя теперь крем есть, — сообщил он, ходя вокруг вампирши кругами. — А то днем ехать намного лучше, чем по ночам.

— Я устаю днем не спать, — жалобно призналась Флора. — Но я хочу подальше уехать... подальше от него.

— Да я понимаю, сам еле на ногах стою. Жалко, я лопату где-то позабыл... О! Придумал. Надо вернуться в "Плату за пиво" и выменять обратно твой сундук!

— На что?

— На что? Хороший вопрос... О, я — гений. Там же мэтресса Винсент кошелек забыла? Ну вот мы и вернулись за кошельком. А потом выкупим сундук!

— Ну...

Обсуждая моральные аспекты этого варианта действий, они скоротали еще часок пути, а потом решили отыскать место, где можно передохнуть. Однако их надеждам не суждено было осуществиться.

Дорога тонула в сером киселе, и уже на расстоянии в несколько шагов ничего не было видно. Флора вдруг напряглась и привстала на стременах.

— Чего там?.. — всполошился менестрель.

Ответить она не успела. Лошади заржали, и Флора охнула. Из тумана навстречу им вдруг выехал рыцарь, закованный в латы, а на белом его плаще горела золотом эмблема, которую с младых лет знал каждый человек и нелюдь Геронта. "Меч-солнце". Глядя на это бело-золотое великолепие, Йо почувствовал вдруг, как прекрасна и хороша была доселе его жизнь. Конечно, оставался еще шанс, что все обойдется...

Венит уставился на них сквозь щель забрала, вытягивая голову. Потом он крякнул и схватился за копье.

— Братья!.. — голос был неожиданно высокий, пронзительный. — Держи нежить, братья! Во славу человечества, держи их!

Прежде чем вампирша и полуэльф успели опомниться, их уже взяли в кольцо.